Текст книги "Смех Циклопа"

51

964 г. до н. э.

Иудейское царство. Иерусалим.

До сих пор страной управляло собрание мудрецов 12 колен Израилевых. Профессиональная армия отсутствовала. Страну защищали пастухи и крестьяне, бравшиеся за оружие при нападении на ее рубежи. Но попытки вторжения учащались и становились все опаснее: с севера напирали филистимляне, с юга египтяне. В конце концов древние евреи решились на создание постоянной профессиональной армии. Но чтобы платить жалованье солдатам, приходится собирать налоги, а для их сбора требуется администрация. Для управления администрацией нужна центральная исполнительная власть. Так жители Иудеи перешли от системы правления мудрецов 12 колен к системе египетского типа, с царем во главе правительства и администрации.

Первым назначенным царем был Саул. Выбор пал на него в силу его способностей стратега и природного обаяния.

Вторым царем стал Давид, тоже тонкий стратег, победитель филистимлян и великана Голиафа.

Третьим царем был сын его, Соломон.

Соломон укрепил армию, подписал мирные договоры с соседями и решил построить огромный храм, воплощение величайших архитектурных и художественных достижений той эпохи.

Он собрал мудрецов 12 колен и попросил о небольшом повышении налогов в связи с этим монументальным замыслом, пообещав облегчить налоговое бремя, когда будет установлен полный мир и вырастет храм.

Когда Соломонов храм был построен, а на границах воцарился мир, 12 колен потребовали немедленного собрания мудрецов, чтобы Соломон объявил там, что теперь он сдержит свое обещание.

Но царь попал в тяжелое положение. Его администрация разрослась, слуг стало множество, и как ни легко было поначалу нанимать префектов, субпрефектов, полицию и военных, уволить их теперь было трудно, даже опасно. Оказалось, что налоговая система легко работает в сторону увеличения, но буксует, когда наступает время сокращения.

Поэтому когда мудрецы 12 колен потребовали на своем экстренном собрании изменения налоговой политики, Соломон почувствовал, что теряет власть. И тогда один из его дипломатических советников, некий Ниссим Бен Иегуда, решил вмешаться и рассказал для смягчения обстановки анекдот.

12 мудрецов изумились, сначала они не знали, как реагировать, но потом их разобрал смех. Дебаты о снижении налогов пришлось отложить.

Соломон испытал удивление пополам с облегчением. Подозвав Ниссима Бен Иегуду, он поблагодарил его за нежданное избавление.

– Если бы не твой анекдот, мне бы пришлось пересмотреть всю мою экономическую политику.

– Юмор – путь духа, – сказал на это Ниссим. – Разве Всевышний не любит шутку? Не Он ли повелел Аврааму принести в жертву сына, а в последний момент, когда тот уже привязал к жертвенному камню своего единственного сына, сказал, что пошутил? Не это ли юмор? И не носил ли спасенный имя «Исаак», что значит «тот, кто смеется»?

– А ведь верно, мне это как-то не пришло в голову.

– Юмор – решение всех проблем, о великий царь!

– По крайней мере так мудрецы 12 колен легче согласятся с налогами.

После этого царь Соломон решил назначить Ниссима Бен Иегуду своим советником по связям с общественностью в дополнение к его дипломатическим обязанностям.

Убедившись, что фразы, подсказываемые Ниссимом, делают покладистыми не только представителей колен Израилевых, но и всех подданных, Соломон снова призвал его к себе.

– Хочу, чтобы ты научил меня шутить даже в твое отсутствие.

– Дело в том, о великий царь, что юмор – целая наука.

– Брось, это просто интуиция, главное – уловить, а дальше пойдет как по маслу.

– Вовсе нет. Смотрите. Каждый анекдот действует по принципу третичной ритмики.

– Ты это о чем?

– Приведу пример. Праздник. Появляется некто в зеленой тунике с красными полосами. Все удивлены. Появление второго человека в такой же тунике удивляет еще больше. Третий в зеленой тунике с красными полосами вызывает хохот. Это магия цифры 3.

– Ты прав! Научи меня юмору, Ниссим.

– Первое правило: никогда не предупреждать «я вас насмешу» или «а вот еще хороший анекдот». Смех должен быть спонтанным.

Царь заинтригован.

– Второе правило: не смеяться раньше времени. Иначе вы задерете планку слишком высоко, и потом до нее будет не допрыгнуть. Говорите: «Я знаю одну историю» и рассказывайте ее нормальным тоном. Комический эффект производится неожиданным финалом. Попробуйте, о великий царь.

– Что попробовать?

– Пошутите. Например, расскажите загадку.

– Не знаю ни одной.

– Как заиметь красивую, умную, добрую женщину?

– Не знаю.

– Взять сразу трех.

– Недурно! Снова твоя цифра 3?

– …и учет аудитории. У вас гарем из 900 женщин, и для вас эта шутка приобретает особый смысл, о великий царь.

Соломон, сначала не уловивший этого момента, засмеялся снова.

– Теперь расскажите что-нибудь мне.

Царь набрал воздуху.

– Нет, вы уже улыбаетесь. Не надо, сохраняйте серьезность.

Царь Соломон попробовал снова.

– Нет, в конце шутки вы не можете сдержать улыбку. Хотите рассмешить других – сами не смейтесь.

Царь повторил свой анекдот.

– Всегда старайтесь подловить слушателя. Давайте для практики обратимся к вашей повседневной работе. Чем займется ваше величество нынче днем?

– Днем у меня суд.

– Вот и заготовьте сюрприз, не важно, какой будет ситуация. Это будет первая ваша юмористическая тренировка.

Царь Соломон согласился принять вызов.

И привели к нему двух женщин, не поделивших ребенка.

Ниссим Бен Иегуда, стоя в сторонке, подбадривал властелина.

Тот как прилежный ученик поразмыслил и произнес фразу, показавшуюся в той драматической ситуации верхом нелепости:

– Раз обе хотят одного и того же, пусть младенца разрубят надвое, тогда каждой достанется половина.

Никто не засмеялся. Но поразительной была реакция истиц.

Одна промолвила:

– Покоряюсь решению моего царя.

А другая вскричала:

– Нет, только не это! Лучше пусть мой сын останется жив и достанется плохой матери, чем умрет вместе со мной.

И тогда царь Соломон, быстро опомнившись и не показывая досады, изрек:

– Отдайте его этой женщине, ибо та, кому всего дороже жизнь ребенка, и есть настоящая мать.

Аплодисменты. Все восславили мудрость царя.

– Между прочим, я не добился желаемого эффекта, – пожаловался Соломон Ниссиму.

– Это так, никто не смеялся, слишком велико было удивление. Эффект надо дозировать. Мы над этим поработаем, о великий царь.

Тем не менее история о младенце, чуть было не разрубленном надвое, прогремела. Все ее повторяли, и не смеха ради, а чтобы поразмыслить. Теперь цари всех стран мечтали встретиться с этим правителем, умеющим так мудро разрешать тяжбы.

Свет его мудрости привлек и царицу Савскую.

Ниссим Бен Иегуда подготовил Соломона к ее визиту.

– Чтобы рассмешить, сделайте противоположное тому, что от вас ждут. «Разлом», «сюрприз», «шоковый эффект», «нарушение логики» – вот что должно быть у вас на уме.

В тот же вечер в зале приемов собрался весь двор: министры, жрецы, дипломаты. Всем не терпелось встретиться с делегацией африканской царицы. Тут же были несколько сотен женщин из царского гарема. Царица Савская велела возложить ее дары к ногам Соломона и произнесла длинную хвалебную речь под последовательный перевод на древнееврейский.

После этого воцарилось молчание. Все ждали ответа Соломона. Царь покосился на Ниссима Бен Иегуду, тот поощрительно подмигнул.

– Бесценная царица великой земли Савской, твои слова покорили меня, как и твоя несравненная красота. Поэтому вместо длинных речей я предлагаю тебе… почтить этим вечером мое ложе.

Царь заулыбался, предвкушая взрыв смеха. Но ответом ему была тишина. Все застыли, не поверив своим ушам.

Неудобно стало обеим сторонам. Оскорбленные женщины гарема поспешно покинули зал.

Никто не осмеливался нарушить молчание.

Царь Соломон нашел взглядом Ниссима, тот сокрушенно качал головой.

Правитель хотел было исправить положение, объясниться, загладить свой промах смехом. Но тут он вспомнил совет Ниссима: «Никогда не смейтесь над собственными шутками».

Решив идти до конца, он взял царицу Савскую за руку и повел ее мимо потрясенных присутствующих в царские покои.

Соломон не признал свое поражение и с упорством, какое проявлял в любом деле, продолжил работать с Ниссимом, развивая в себе чутье на «фразы, вызывающие смех».

– Юмор – тот же экзорцизм, – внушал ему Ниссим. – Он изгоняет то, что вызывает у нас страх. Вот чего больше всего страшится ваше величество? Попробуем подействовать на это смехом. Таково будет наше следующее упражнение.

– Что меня больше всего страшит? Моя мать, Версавия. Нервничая, она превращает меня в дитя.

– Прекрасно. Не станем называть ее имени, будем говорить об «идише мамэ».

Царь Соломон попытался вспомнить о своей матери что-нибудь смешное, но нет, тема была слишком табуированной.

– Помоги мне, Ниссим.

– Давайте разберемся. Что вас сильнее всего в ней раздражает?

– Она во всем меня контролирует. Обо всем высказывает свое мнение. Что бы я ни сделал, такое впечатление, что этого мало.

Ниссим улыбнулся.

– Как проще всего опознать идише мамэ?

– Не знаю.

– Вы встаете ночью в туалет, возвращаетесь – а ваша постель застелена.

Соломон прыснул.

– Теперь ваша очередь, о царь.

– Даже не знаю… Подскажи мне что-нибудь на ту же тему.

Ниссим Бен Иегуда порылся в памяти и вспомнил:

– Три идише мамэ судачат на лавочке. Одна вздыхает: «Ой-ой-ой», вторая: «Ай-ай-ай». Третья: «Мы же договорились: о наших детях ни слова!»

Новый взрыв монаршего хохота.

– Ты так легко их вспоминаешь, Ниссим! Как у тебя это выходит?

– Я наблюдаю за людьми на улице и подмечаю все их причуды. А потом придумываю, как это применить.

Так, в обществе царя Соломона, Ниссим сочинил первые анекдоты про еврейских мам.

Назавтра он обратился к царю со странной просьбой:

– Мне хочется создать группу для разработки юмора как новой науки, повелитель.

– Не понимаю. Юмор – не наука, а развлечение.

– Пока что не наука, но может ею стать. Я бы собрал здесь таланты и создал юмористический цех. Для начала мне хватило бы трех помощников, которых я бы сам отобрал, и скромного зала, где нас не беспокоили бы. Возможно ли это, о царь?

Соломон согласился, не понимая, правда, что толку в таком «юмористическом цехе».

Позднее царь Израиля написал сборник анекдотов с шуточным названием «Песня песней» (труднопереводимая игра слов). Второе свое сочинение он назвал просто «Шутки», в переводе оно для пущей серьезности известно как «Притчи».

В этом состояла драма царя. Любую его шутку воспринимали либо как мудрость, либо как высокую поэзию. Скрытый смысл оставался недоступен. Царю не полагалось шутить, уделом царя оставались серьезность и важность. Это очень его удручало. Одна из его шуток из века в век имеет огромный успех: «Прах ты и в прах возвратишься». Эти слова должны были веселить, но, неверно истолкованные, превратились в мистическое изречение и звучат из уст служителей практически всех культов над телом почившего.

Тем временем в недрах дворца, в потайном подземелье, Ниссим Бен Иегуда и трое его учеников изобретали новую науку – науку смеха. День за днем они все больше восторгались невероятными возможностями этой науки.

Большая история смеха. Источник: GLH.

52

Комиссар Малансон медленно сплетает и расплетает пальцы. У него короткая седоватая бородка и разочарованный вид.

Над его столом соседствуют два портрета: президента республики и его личного кумира, Генри Фонды в фильме «Меня зовут Никто».

Из камеры-вытрезвителя доносятся громкие вопли, там колотят в дверь.

– Должен признаться… Все, что вы рассказываете, звучит как-то надуманно, все это как-то, я бы сказал, притянуто за уши, а то и за волосы, – говорит комиссар, довольный своим красноречием.

Лукреция Немрод старается сохранять спокойствие.

– Я журналистка. Я рассказываю о том, что видела собственными глазами в ходе профессионального расследования.

Полицейский устало морщится и смотрит на настенные часы: 2.02 ночи. У него слипаются глаза, парочка, вторгшаяся в его кабинет, помешала ему дремать на раскладушке. Он бы охотно вытолкал их взашей, но изгнанию помешала надпись «Геттёр Модерн» на визитной карточке с триколором.

– Допустим… Но журналисты, в отличие от нас, не присягают говорить только правду и никогда не лгать. Насколько мне известно, не существует никаких контролирующих инстанций, которые следили бы за тем, что вы публикуете.

Исидор не может не одобрить его слова кивком.

– Над полицией стоит другая полиция. А какая, хотелось бы мне знать, полиция ловит вас на ошибках, сознательных и невольных? Вы можете позволить себе любые преувеличения, ничем не рискуя. А как учит меня мое ремесло, бесконтрольность побуждает человека злоупотреблять имеющейся у него властью.

– Он прав, – говорит Исидор.

Еще один взялся пудрить мне мозги! Не мое дело защищать журналистскую профессию. А тут еще Исидор со своим поддакиванием, только этого не хватало!

Входит женщина в костюме цвета морской волны и отдает начальнику бумаги на подпись.

Исидор, вывернув голову, видит в дежурном помещении играющих в карты и позевывающих полицейских в форме. Кто-то печатает одним пальцем рапорт, перед ним сидит бродяга с разбитым в кровь лицом.

– В вашей профессии совесть и этика – весьма относительные понятия. Поэтому, поймите, ваш рассказ представляется мне крайне сомнительным.

Соотношение сил не в мою пользу. Остается прибегнуть к сильному средству.

– Придется напечатать в журнале чистую правду о вашем нежелании сотрудничать. Как вам такой заголовок: «Комиссар, которого нельзя беспокоить»? Дальше я поведаю о том, как гражданку, избирательницу и налогоплательщицу преследовали трое вооруженных злоумышленников. Как они ломились ночью в частное жилище. И как она, сумев от них оторваться, обратилась за помощью в полицию, где услышала от комиссара, что ее журналистский статус лишает ее показания достоверности.

– Она права, – произносит Исидор.

– Без сомнения, мне придется также написать о не интересующих полицию преступлениях, совершаемых по понедельникам на глазах у четырехсот сообщников. А на вас мне придется подать жалобу по факту неоказания помощи человеку, которому угрожает опасность.

Они меряют друг друга взглядами.

Исидор помалкивает, улыбка, с которой он смотрит на слугу закона, говорит: «Сами с ней разбирайтесь. Знаю, с ней нелегко. Лично я умываю руки».

Комиссар со вздохом берет трубку телефона.

– Алло, говорит Малансон. У нас есть патрульные экипажи в районе метро «Ледрю-Ролен»? Пусть едут к Театру Дариуса. Цель – обычная проверка. Что? Знаю, что два часа ночи. Да, знаю, что в понедельник закрыто. Все равно… Пусть перезвонят мне.

Он кладет трубку.

– Теперь остается ждать.

Он нервно барабанит пальцами по столу. Телефон звонит, он хватает трубку, слушает, кивает, бормочет: «Да, хорошо». Разговор окончен.

– Они доложили, что театр закрыт. Нигде никого нет, пусто и тихо. Ах да, перед дверями лежат на картонках трое замотанных в одеяла бродяг. Полагаю, это и есть ваши «убийцы».

Лукреции Немрод изменяет терпение.

– Не станут же они вас дожидаться! Должны были остаться следы. Пусть взломают замки и войдут!

Комиссар Малансон снова сплетает и расплетает свои длинные пальцы.

– Дело в том, что… В такой поздний час нельзя получить подпись судьи на ордере на обыск. Тем более в помещении, принадлежащем известному лицу. Если пресса об этом пронюхает, меня поднимут на смех. Я не могу так рисковать.

Лукреция Немрод вскакивает и хлопает ладонью по столу.

– Пресса – это я!

Но комиссара Малансона нелегко смутить.

– Не только. Вы не единственная представительница профессии. Не хочу из-за какой-то мелочи закончить карьеру где-нибудь в захолустье.

– Клянусь, там убивают!

– Работа в захолустье имеет свои преимущества, – не удерживается от комментария Исидор.

Комиссар качает головой, смотрит на фотографию Генри Фонды и, воспроизводя позу актера, произносит, чеканя слова:

– Возвращайтесь домой и прислушайтесь к моему совету: не связывайтесь с семейкой Возняк… Они так могущественны, что с ними не сладить даже объединенным силам полиции и прессы. У нас с вами кишка тонка.

53

«Женщина потеряла работу, мужа, сбережения.

Она идет за советом к раввину. Тот говорит:

– Купите козу.

– Козу?..

– Именно. Все очень просто. Поселите у себя дома козу, и все сразу наладится.

Женщина недоумевает, но следует совету: покупает и приводит домой козу.

Коза всюду гадит, все грызет и жует, распространяет невыносимую вонь.

Женщина в ужасе бежит к раввину и говорит, что жизнь стала совсем невыносимой: дом превратился в хлев, она уже боится сунуть туда нос, потому что коза бодается.

– А теперь, – говорит ей раввин, – уберите козу.

Женщина опять повинуется и в радости бежит к раввину.

– Вы были правы, рабби, без козы жизнь так хороша! Теперь я дорожу каждым мгновением. Спасибо за могучее средство!»

Из скетча Дариуса Возняка «По логике вещей».

54

Три часа утра. Лукреция Немрод и Исидор Каценберг медленно едут по пустым парижским улицам. Из динамика «Гуцци» льются звуки «Мьюз».

– Что ж, – заключает Лукреция, – придется нагрянуть в следующий понедельник с фотоаппаратами и видеокамерами. Надо убедить их, что за фасадом Тетра Дариуса, «открывающего молодые таланты», прячется преступная организация.

Исидор отвечает, перекрикивая музыку:

– Действуйте исподтишка. Комиссар Малансон прав, они слишком сильны. Тадеуш Возняк – брат любимейшего француза французов, обладатель не только огромного состояния, но и бескрайней народной симпатии. Пресса воспевала Дариуса, теперь по принципу наименьшего сопротивления вся она займет сторону Тадеуша, «Геттёр Модерн» тоже завоет вместе с остальными волками. Вы – пушинка против такой тяжести.

– Убивать людей забавы ради – тоже, по-вашему, пушинка?

– А вы уверены? По-моему, ценность человеческой жизни на этой планете неуклонно снижается. Десять заповедей уже не в моде. Здесь задействовано слишком много интересов: экономические, политические, религиозные, даже комические.

– Нельзя же, в самом деле…

Она умолкает на полуслове, останавливает мотоцикл и замирает.

Они подъехали к водокачке Исидора.

Тот срывает с головы шлем и тоже лишается дара речи.

В окнах верхнего этажа плещется вода.

Журналисты торопятся наверх по винтовой лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и выскакивают на остров посреди цистерны.

Гостиная, кухня, спальня, все служебные помещения затоплены. Дельфины и акула плавают где хотят, огибая кровать, диван, всплывшие подушки. Дельфины забавляются, открывая мордами ящики и вытаскивая рубашки и брюки, которые распластались в воде, как медузы.

Исидор Каценберг в трансе, он полностью уничтожен.

– Мне страшно жаль, Исидор, – обращается к нему Лукреция. – Так жаль, что и…

Он в прострации.

– Это все костоломы Дариуса в розовых костюмах, – бормочет она. – Это их месть.

Он ныряет, подплывает к трем открытым кранам бассейна и закручивает их. Вода перестает прибывать.

Он вылезает на островок.

Чувствую, сейчас он скажет, что виновата я.

Пока что она видит, как он сжимает кулаки.

– Все так, вы не желали иметь со мной дела. Все так, всего этого не произошло бы, если бы я не притащила к вам моих преследователей. Я признаю свою вину. Признанная ошибка уже наполовину прощена, разве нет?

Лукреция получает кулаком в скулу и падает в воду. Он прыгает следом за ней, и начинается возня в воде. Жорж, Ринго, Пол и Джон подплывают и смотрят на двух людей, как будто решивших поиграть.

Исидор хочет наносить сокрушительные удары кулаком, но их смягчает вода. Лукреция не обороняется, она только увертывается от толстых фаланг, твердых, как бетон.

Обессилев, они выползают на остров в тяжелой, как кандалы, мокрой одежде.

– Ненавижу вас, Лукреция. Больше не желаю вас видеть.

Сколько раз я это слышала? Еще я «приношу несчастье», «все, кто мне доверяет, потом жалеют», я «не улучшаю, а порчу людям жизнь». Знаю, знаю.

– Сказано вам, я сожалею. Вы что, хотите меня убить? – спрашивает она, задыхаясь.

– Наконец-то разумное предложение!

– Нет, Исидор, вы ошиблись с предметом гнева. Я вам не враг. Враг – Тадеуш Возняк.

Но он по-прежнему смотрит на нее, как разъяренный бык на красную тряпку.

– Я поселился здесь, сбежав от людской агрессивности и глупости. Я выбрал водокачку в уверенности, что здесь меня не потревожат. А теперь из-за вас…

– Да уж, я добавила соли в вашу пресную жизнь. Вы должны меня благодарить.

Глядя на свое затопленное жилище, он пытается до нее дотянуться, но она успевает отскочить.

– Не хочу больше драться, Исидор. Лучше вытащим вашу мебель наружу, пусть сохнет на солнышке. Да, кое-что придется заменить, но это не конец света, вас не первого малость затопило. Смотрите на вещи позитивно, у ваших водоплавающих друзей никогда не было такого простора для игр. Взгляните, как они счастливы!

Его кулаки сжимаются сами собой.

– Не забудьте ваш собственный девиз, Исидор: «Насилие – последний аргумент идиотов».

Он кидается на нее, и борьба продолжается на острове. Исидор сильнее, зато Лукреция проворнее, только не смеет причинять ему боль, а ограничивается тем, что увертывается от ударов.

Наконец он застывает, совсем обессилев.

– Ну что, разрядились? Теперь мы можем говорить как взрослые люди?

Он испепеляет ее взглядом, мертвенно-бледный от ярости.

– Мне больше нечего вам сказать. Убирайтесь отсюда, убирайтесь из моей жизни и больше никогда не возвращайтесь. НИКОГДА!

Она неподвижно стоит перед ним, готовая отразить новое нападение.

– Полюбуйтесь на себя, вы мокрый как мышь, и вам негде ночевать. Будьте благоразумны, Исидор. Проще всего расслабиться и принять помощь. Идем ко мне, там по крайней мере суше.

Он опять бросается на нее, в этот раз с намерением задушить.