Текст книги "Война волка"

– Хорошая жизнь, – пробормотал Финан и был прав.

Я видел верши в путанице каналов, берега и поверхность воды усеивали птицы, морские и сухопутные: лебеди и цапли, кулики и ржанки, гуси и песчанки.

– Боже правый! – продолжил Финан. – Ты только посмотри на здешнюю дичь! Тут с голоду не умрешь!

– Тут и лосось хороший, – вторил я.

Дудда-корабельщик, переправлявший нас как-то через Ирландское море, рассказывал мне, как замечателен Риббель для лосося. Дудда был пьяница, но отлично знал побережье. Он не раз рассказывал о своей мечте поселиться где-нибудь близ устья Риббеля, и теперь я понимал почему.

Жили здесь норманны. Едва ли они заметили нас. Мы медленно приближались к реке, держа в поводу лошадей и двигаясь только по сигналу разведчиков. Большинство моих людей и лошадей находилось в болотистой низине, покрытой затянутыми льдом лужицами и ломким камышом, и было скрыто от обитателей реки пологим холмиком с деревьями и кустарником на вершине. Медленно и осторожно поднявшись по склону, чтобы не спугнуть с гнездовий птиц, я присоединился к своим воинам. Передо мной открылся вид на весь эстуарий. Я видел богатые усадьбы. Слишком много усадеб. Едва мы выберемся из льдистой низины, нас заметят, новость о появлении вооруженных чужаков распространится по приречным землям, и Арнборг, где бы он ни находился, будет предупрежден о нашем приближении.

Я внимательно рассмотрел ближайшую из усадеб. Изрядных размеров дом и амбар окружал недавно отремонтированный палисад. Солома на одном из низких зданий была новой, а из дыры в крыше поднимался дым. Мальчишка с собакой гнали овец к открытым воротам, возле которых стоял, согнувшись, мужчина. До него было далеко, но Финан, имевший самые зоркие глаза из всех мне известных, сообщил, что кольчуги на незнакомце нет и оружия он не держит.

– Отправимся туда ночью, – сказал я Финану. – Ты, я, Берг и Кеттил.

Не было нужды объяснять, что я замыслил. Финан кивнул.

– А второй отряд? – спросил он.

– Эдрик может выбрать с дюжину парней.

Финан поднял взгляд к затянутому облаками небу.

– Луны не будет, – предупредил он, намекая, что в полной темноте нам не составит труда сбиться с пути и беспомощно проблуждать всю ночь.

– Значит, пойдем медленно и осторожно, – отрезал я.

Я понаблюдал за тем, как последняя овца входит в усадьбу и ворота закрываются. Неотесанные бревна там, где частокол был подправлен, говорили о том, что владелец имения не поскупился на затраты, чтобы сделать свой дом безопасным, но караульный на воротах совсем не выглядел бдительным. Мой отец говаривал, что неприступной делают крепость не стены – охраняющие их люди берегут твоих женщин от надругательства, детей от рабства, а скот от забоя. По моему предположению, находящиеся внутри усадьбы прежде всего думали о тепле. Стоял студеный зимний вечер, скотину благополучно загнали в овчарню, и любой здравомыслящий человек мечтал оказаться поближе к очагу, уверенный, что волки остались снаружи.

Мы ждали до глубокой ночи. Нас трясло от холода, но разводить костры мы не стали. Единственным светом оставался отблеск огней кучки домов. В ближайшем от нас света не было – только поначалу через дыру в крыше пробивалось слабое сияние, но потом и оно погасло. А мы все ждали, борясь с дремотой, которая наваливалась сильнее из-за холода.

– Скоро согреемся, – пообещал я.

Я постарался хорошо запомнить местность и знал, что предстоит пересечь пастбище, найти канаву и следовать по ней на северо-запад, пока не дойдем до неровной изгороди из кустов, что приведет нас на восток, к тропе, по которой гнали овец, а уж по ней мы доберемся до ближайшей усадьбы. Нам предстоит стать скедугенганами, Движущимися Тенями, созданиями ночи.

Неудивительно, что ворота закрывали на ночь, а двери главного дома запирали на засов, ибо скедугенганы рыщут в темноте. Это оборотни: они могут прикинуться зверем, например волком или быком. Эти существа являются в мир людей, чтобы сеять на земле страх. Они не живые и не мертвые. Это ужас, приходящий из тени. Наконец мы перебрались через пастбище, осторожно двигаясь в полной темноте. Мне вспомнилась старинная поэма, песнь о Беовульфе, которую часто исполняли в доме отца, и до сих пор поют в том же самом доме, теперь моем. «Com on wanre niht. Scriðan sceadugenga; sceotend scoldon», – восклицает арфист, и слушатели вздрагивают, представляя, как нечисть рыщет в темноте. «Затем из ночи появляется Движущаяся тень, крадущийся воин». И мы стали крадущимися воинами.

Раз за разом я повторял про себя этот стих, пока мы шли от зарослей к канаве. «Scriðan sceadugenga; sceotend scoldon, scriðan sceadugenga; sceotend scoldon». Снова и снова шептал я бездумно эту фразу, отпугивая демонов. Дорога до усадьбы показалась такой долгой, что я испугался уже, не сбились ли с пути. Наконец уловил запах дыма, а Финан разглядел, должно быть, слабое свечение слева от нас, потому что потянул меня за плащ.

– Сюда, – прошептал ирландец.

Мы двинулись по тропе. Теперь под ногами не было травы, только прихваченная морозом грязь, овечьи катышки и конский навоз. Но тонкая полоска света, пробивающаяся через ставни господского дома, указала нам на щель между бревнами частокола. Не залаяла ни одна собака, никто не окликнул нас, и наконец мы добрались до усадьбы. Ворота держались на двух высоких деревянных столбах, в которые вбиты были железные петли. До нас не доносилось никаких иных звуков, кроме наших собственных шагов, тихих вздохов ночного ветра; где-то далеко лаяла лисица, ухала сова.

– Готовы? – прошептал я, обращаясь к Бергу и Кеттилу.

– Готовы, – отозвался Берг.

Я прислонился спиной к воротам, сцепил руки, сделав из них ступеньку. Берг, молодой и сильный, оперся руками мне на плечи, поставил одну ногу мне на ладони и оттолкнулся. Я подсадил его. Когда он оседлал ворота, раздалось поскребывание, и я ожидал услышать собачий лай.

– На месте, – тихонько доложил Берг. Он спрыгнул с другой стороны ворот, и я подсадил Кеттила. Он последовал за Бергом, и, по-моему, произведенный ими шум мог разбудить мертвого, особенно когда они вынимали из скоб тяжелый запорный брус. По-прежнему никакого лая. Берг и Кеттил отворили ворота, петли скрипнули.

– Зови Эдрика, – распорядился я, и Финан издал короткий резкий свист.

Люди Эдрика вошли следом за нами и рассредоточились по всей усадьбе. Их задачей было не дать никому уйти через калитку, которую мы не видим, или перебраться верхом, как это сделали Берг и Кеттил. Сам Эдрик и два его человека подошли к нам, когда Берг и Кеттил распахнули большие ворота.

– Господин, все идет гладко, – доложил Кеттил.

– Пока.

И в этот миг проснулись собаки. Их было две. Они залаяли где-то слева от меня, но их, видимо, привязали, потому что ни одна не бросилась. Заблеяли овцы, отчего собаки залились еще пуще. Мы с Финаном подошли к двери в дом, и я услышал, как кто-то задвигался в дальнем его конце. Потом женский голос скомандовал псам замолчать. Я обнажил Вздох Змея, а Финан вытянул из длинных ножен Похитителя Душ. Я собирался ломать дверь, но, похоже, кто-то уже открывал ее изнутри: я услышал, как поднимают запорный брус и отодвигают деревянный засов. Дверь отворилась, на двор упало светлое пятно. Внутри дома слуга подкинул дров в огонь, пламя разгорелось, и в более ярком свете я различил двух мужчин. Оба были с непокрытой головой и без кольчуг, но с длинными копьями в руках. Они располагались в паре шагов за дверью. Между ними стояла закутанная в одеяло женщина.

А что предстало их глазам?

Кошмар. Они видели воинов в плащах, с обнаженными мечами, в доспехах, в украшенных гребнем шлемах и с закрытыми нащечниками. Движущихся Теней с клинками наголо. Один из мужчин неуверенно занес копье, но я отбросил его в сторону Вздохом Змея. Он был слишком напуган, чтобы сколько-нибудь решительно атаковать меня, возможно, даже вскинул оружие непроизвольно. Мужчина охнул, когда я резким ударом выбил копье у него из рук. Оно со стуком упало на пол, а мы с Финаном ворвались в дом. Эдрик и его люди вошли сразу за нами.

– Брось копье! – рявкнул я второму, и, когда тот не подчинился, Финан попросту вырвал оружие у него из рук.

– Вы кто такие? – спросила высокая, крепкого сложения женщина с властным лицом и сердитым взглядом. Она выказала больше духа, чем ее защитники, попятившиеся от нас. Седые ее волосы были собраны на затылке в пучок, торчавший из-под белой вязаной шапочки. Сжимая обернутое вокруг плеч одеяло, женщина с вызовом смотрела на меня.

– Кто вы? – потребовала она снова.

– Ваши гости, – ответил я и прошел мимо нее к очагу, где притаился недавно разводивший огонь слуга. – Эдрик!

– Господин? – Эдрик подбежал ко мне, радуясь возможности оказаться поближе к очагу.

– Саксы! – презрительно бросила женщина.

Я даже бровью не повел.

– Обыскать усадьбу! – приказал я Эдрику. – Потом зажгите костер во дворе и постарайтесь не спалить частокол.

Свет должен был послужить сигналом нашим людям, до сих пор коченеющим в болотистой низине среди покрытых толстым льдом луж. Эдрик, человек немолодой и в высшей степени надежный, был, наверное, лучшим из моих разведчиков. Он обернул палку взятой с пола соломой, нагнулся и запалил ее в очаге, потом вышел с этим самодельным факелом во тьму в сопровождении двух парней.

– Кеттил, Берг, обыщите дом! – велел я. В зале имелся высокий помост, а за ним – отдельная комната. – Посмотрите там, – сказал я Бергу, указывая на дверь в комнату.

Потом я убрал в ножны Вздох Змея и снова подошел к женщине.

– Как тебя зовут? – спросил я на датском – языке, понятном большинству норманнов.

– Мое имя не для ушей саксонского отребья, – отрезала она.

Я посмотрел на двух разоруженных мужчин:

– Твои слуги?

Она не ответила, но этого и не требовалось. Эта женщина явно была хозяйкой усадьбы, и двое мужчин поглядывали на нее с неменьшим страхом, чем на меня.

– Я ослеплю их обоих, – пообещал я. – Буду вытаскивать по глазу, пока ты не назовешь мне свое имя.

Она хотела дать резкий ответ, но передумала, когда я вытащил из-за пояса нож, а один из слуг взвизгнул.

– Фрита, – процедила женщина.

– Жена? Вдова? Кто именно?

– Я замужем за Халлбьорном, – гордо заявила она. – И он скоро будет здесь вместе со всеми своими людьми.

– Мне уже страшно, – буркнул я.

Парни Эдрика перетаскивали дрова из дома во двор. Разведенный нами большой костер во дворе мог встревожить обитателей соседних усадеб, но на этот риск я готов был пойти. Если кто-то заметит пламя, то едва ли пойдет на разведку этой темной морозной ночью, мне же настоятельно требовалось перевести моих людей и лошадей из холода в тепло и уют.

Берг, с ухмылкой до ушей, втолкнул в зал двух служанок.

– Господин, больше никого, – доложил он. – Там, в задней стене, только одна дверь.

– Заперта?

– Да, господин.

– Ну и пусть остается закрытой, – сказал я, потом обратился к девушкам: – Эй, вы двое! Найдите еду и питье и тащите сюда. Несите все!

Одна из девиц посмотрела на Фриту, спрашивая ее согласия, но я только рыкнул и сделал шаг к ней, и она убежала.

Фрита заметила амулет в виде молота поверх моей кольчуги. Тот же талисман она увидела и на груди у Берга, затем посмотрела на Финана, носившего крест. Сбитая с толку, она хотела уже заговорить, как с улицы донесся вдруг крик, потом визг. На миг наступила тишина, затем раздался мужской гогот. Фрита сцепила руки.

Эдрик вернулся со двора, на котором уже пылал огонь.

– Господин, женщины и дети – в малом доме, – сообщил он. – В амбаре – двое слуг, пара собак, отара паршивых овец и всего одна лошадь.

– Приведи всех людей сюда, – приказал я ему. – И что это за шум мы только что слышали?

Эдрик пожал плечами:

– Господин, это было снаружи.

Ответом на мой вопрос оказался мальчишка, лет не более одиннадцати-двенадцати, которого втащил в зал ухмыляющийся Фолькбальд, верзила-фриз.

– Мелкий мерзавец сиганул через палисад, – пояснил Фолькбальд. – И хотел удрать.

– Не причиняйте ему вреда! – вскричала Фрита. – Господин, пожалуйста!

Я подошел к ней и посмотрел в глаза:

– Так я больше не отребье?

– Господин, прошу, – промолвила женщина.

– Сын? – высказал я догадку, и она кивнула. – Единственный сын? – Еще один кивок. – Как его зовут.

– Йогримр, – прошептала Фрита. В глазах ее стояли слезы.

– Йогримр, куда же ты собрался? – спросил я у мальчика, хотя по-прежнему смотрел в глаза его матери.

– За помощью, – ответил паренек, и в несломавшемся еще голосе послышался вызов. Я повернулся и перехватил его полный ярости взгляд. Усмехающийся Фолькбальд глыбой нависал над ним.

Я снова перевел взгляд на мать, но продолжал разговаривать с мальчиком.

– Скажи мне, Йогримр, где твой отец.

– Идет, чтобы убить тебя.

– Парень, многие пытались это сделать. Скамьи в Валгалле полны тех, кто считал, что меня следует прикончить. А теперь скажи мне то, что я хочу знать.

Малец упрямо молчал, и ответить пришлось его матери.

– Он отбыл к своему лорду.

– К Арнборгу? – предположил я.

– К Арнборгу, – подтвердила Фрита.

– Арнборг – великий лорд! – заявил мальчишка у меня за спиной.

– Арнборг – кусок лягушачьего дерьма, – проговорил я. – И где он?

Я смотрел в глаза Фрите и заметил в них проблеск страха.

– Я тебе не скажу! – отважно заявил Йогримр.

– Фолькбальд, – проговорил я, не отрывая взгляда от Фриты. – Как у нас ныне принято умерщвлять маленьких мальчиков?

Фолькбальд, видно, растерялся, потому как ничего не ответил, но Кеттил, обыскивавший помост в зале, оказался более сообразительным.

– Господин, последнему мы голову прибили гвоздями к стене.

– Точно, – сказал я и улыбнулся Фрите. – Так где Арнборг?

– Господин, мужчины уехали на восток! – выпалила женщина.

– Кеттил, помнится, в тот раз гвоздь вошел слишком быстро, да?

– Господин, слишком быстро, – отозвался воин. – Малец помер, не успев ничего сообщить! Ты еще велел, чтобы впредь мы вколачивали гвоздь медленнее.

– А как мы убили мальчишку перед тем?

– Господин, это того, что верещал? – весело уточнил Кеттил. – Это не его мы сожгли заживо?

– Нет. – (До Фолькбальда дошло наконец, что мы затеяли.) – Мы с него живьем шкуру содрали. Сожгли мы мальца, который был перед ним. Помните? Жирный такой и шипел на огне. Запах – как от сала на раскаленной плите.

– Арнборг ушел на восток! – с отчаянием крикнула Фрита. – Куда точно, мне неизвестно.

Я ей поверил.

– Когда?

– Недели две назад.

Я услышал, как стучат по освещенному костром двору копыта, и понял, что остальная часть моего отряда успешно привела коней в усадьбу. В доме стало тесновато, когда в него ввалились мои воины, чтобы погреться, и сюда же согнали всех местных.

– Сколько воинов уехали с твоим мужем? – спросил я у Фриты.

– Шестеро, господин.

– А как много их у Арнборга?

– Много, наверное. – Она пожала плечами, явно не имея представления о количестве.

– Сотня? Две? – не сдавался я.

– Много, господин!

– Они пошли к Скёллю? – спросил я.

Фрита кивнула:

– Да, господин. На соединение со Скёллем.

– Скёлль – великий король! – провозгласил ее сын гордо. – Это воин-волк! У него есть колдун, который умеет превращать человека в лед!

Я не обратил на него внимания, сочтя его слова за детские сказки.

– А Скёлль куда пошел? – продолжал выпытывать я у Фриты.

– На восток, господин. – Она беспомощно развела руками.

– Как далеко отсюда находится усадьба Арнборга? – осведомился я.

– Близко.

– Сколько людей он оставил здесь?

Фрита замялась, потом поймала мой взгляд, обращенный на ее сына.

– Человек двадцать, господин.

Мы заперли ворота, расположили лошадей в малом доме и в амбарах, накидали дров в очаг, подкрепились припасами Халлбьорна. Кое-кто из наших уснул, но прежде мы допросили каждого пленника и убедились, что усадьба Арнборга действительно близко. Выстроена она там, где русло Риббеля расширяется, переходя в эстуарий. Фрита, перепугавшись за жизнь сына, говорила охотно. По ее словам, до усадьбы было около часа пути пешком.

– Ее можно увидеть с нашей крыши, – заявила она.

– Он должен был оставить там людей, – сказал мне Финан на рассвете.

– Но куда он ушел? Куда отправился Скёлль?

– На восток, – задумчиво пробормотал Финан. – Быть может, просто набег за скотом? Большой?

– Зимой? Скотом сейчас не разживешься.

К исходу осени, перед тем как страна замерзнет в ледяной хватке зимы, мы устраивали забой стад, оставляя животных ровно столько, чтобы восстановить поголовье на будущий год, и большую часть драгоценной скотины содержали за палисадами. Во мне шевелилось неприятное чувство, что я принял ошибочное решение и мне не за подлым монахом нужно гоняться, а спешить в Беббанбург. Но Фрита обмолвилась, что ее мужчины уехали две недели назад, а значит, если они что-то замышляли, то уже это сделали. И раз уж мы забрались так далеко, то почему бы не найти монаха со шрамом на тонзуре. Если, конечно, он вернулся сюда.

Чтобы выяснить это, нам придется захватить усадьбу Арнборга.

На войне ничто не дается просто, но в ту ночь судьба была милостива к нам. Мы потеряли коня, сломавшего ногу при падении в ров, а в остальном худшее, от чего мы пострадали, – это холод.

Завладеть усадьбой Арнборга наверняка будет не так легко. Но в результате захвата усадьбы Халлбьорна мы хотя бы оказались рядом с нужным местом, и, что самое важное, нас не обнаружили. Мы находились на земле Арнборга, а никто из его людей об этом даже не догадывался. Однако, покинув усадьбу, мы лишимся укрытия, и нам предстоит скачка по зимней местности с целью успеть добраться до палисада прежде, чем весть о нашем прибытии достигнет охраняющих усадьбу воинов. Расспросив Фриту и ее домашних, мы выяснили, что господский дом стоит на берегу Риббеля, окружен амбарами и лачугами, а также крепким частоколом, а для защиты Арнборг оставил гарнизон. Один из слуг, который за день до нашего нападения носил туда яйца, согласился с Фритой, что там человек двадцать.

– А может, и тридцать, господин, – добавил он.

– А может, сорок или все пятьдесят, – пробурчал Финан, пока мы гнали коней по прихваченной морозом земле.

– По крайней мере, он не в римском форте, – отрезал я.

Я опасался, что Арнборг займет древнюю крепость, расположенную значительно дальше, но, судя по добытым нами сведениям, Арнборгу нравилось жить близ эстуария Риббеля, чтобы его корабли могли проскальзывать в море и возвращаться назад с богатой добычей.

Два десятка воинов не выглядели грозной силой, но их преимущество состояло в наличии палисада, и пусть бревенчатый частокол не такое внушительное укрепление, как мощные стены Беббанбурга, он все равно был серьезным препятствием. Поэтому мы и гнали коней во весь опор. Если защитники узнают о нашем приближении, то успеют подготовиться. Зато, если мы появимся внезапно, застанем половину в доме, греющимися у очага. Мы следовали по хорошо наезженной дороге, вьющейся между многочисленными каналами Риббеля. Пересекали солончаки, заросли камыша, и повсюду вокруг были скопища птиц, взмывавших в небо большими стаями. Оставить без внимания зрелище тысяч наполняющих воздух белых крыльев было невозможно, поэтому люди Арнборга наверняка поняли, что кто-то едет по берегу реки. Но с какой стати они заподозрят, что это враг?

Копыта наших коней разбили тонкий лед в том месте, где дорога вброд пересекала маленькую речку. Вздох Змея подпрыгивал у меня на бедре, тогда как щит ритмично стучал по спине. Мы одолели пологий подъем, увенчанный густыми зарослями ивы и ольхи, пробрались под нависающими ветками и снова вынырнули на свет солнца. И перед нами открылась усадьба Арнборга, в точности такая, какой ее нам описывали Фрита и ее домочадцы.

Удобное место для строительства. Здесь текла, петляя, одна из впадающих в Риббель речушек, и две стороны высокого частокола оказывались защищенными водой. В речушке стояли три корабля, пришвартованные к деревянному причалу на северном краю имения Арнборга, протянувшегося дальше на юг по меньшей мере на шестьдесят шагов. В кольце стен виднелись крыши господского дома и скопления прочих зданий: амбаров, конюшен и кладовых. Единственные видимые нам ворота находились с южной стороны и были закрыты. Над воротами висел флаг, но по вине утреннего затишья разобрать изображенный на полотнище знак не получалось. Должно быть, рядом размещалась боевая площадка, там стояли два копейщика. Какое-то время они просто таращились на нас. Я помахал им в надежде убедить, что мы друзья, но заметил, как один повернулся к зданиям и закричал.

Есть два способа захватить обнесенную частоколом усадьбу. Первый, и самый легкий, – это показать защитникам, насколько они уступают вам числом, и пообещать им жизнь в случае сдачи. Обычно это срабатывает, но я знал, что, скорее всего, мне придется драться за эту усадьбу. Арнборг был воином и предводителем воинов, и, раз он оставил гарнизон для защиты своего дома, его дружинники предпочтут погибнуть, но не обмануть доверие своего господина. Сражаться так сражаться, но раз боя не избежать, пусть уж он будет скоротечным.

– Берг! – выкрикнул я. – Ты знаешь, что делать. Так давай!

Я свернул с дороги, удаляясь от частокола и гоня Тинтрега по вспаханному полю, где бег его замедлился. Финан и большинство воинов последовали моему примеру, но Берг во главе одиннадцати самых молодых и проворных дружинников поскакал прямо к ближайшему углу крепости. Как и остальная часть обращенной к суше стены, его защищал наполненный водой ров. Ров зарос камышом, а значит, не очень глубок. Я даже подозревал, что ров быстро пересыхает во время отлива. Один из слуг на ферме Халлбьорна сказал, что воды во рву всего по колено. Оставалось надеяться, что он прав. Дозорный на боевой площадке, поднявший тревогу, закричал снова, указывая на угол палисада, где лошадь Берга перебралась через ров. Я видел, как Берг коснулся частокола одной рукой, затем, встав на седло, ухватился за верх стены. В течение удара сердца балансировал на фоне зимнего неба, потом перебрался на ту сторону. Я понял, что в углу идет парапет, поскольку Берг встал и нагнулся, помогая влезть следующему. Лошади создали толчею в канаве и продвижение замедлилось, но в итоге все двенадцать сумели перебраться с конских спин через высокую стену и попрыгали с боевой площадки на землю с другой стороны.

– Помнишь времена, когда и мы так могли? – спросил Финан, натянувший поводья рядом со мной.

Я рассмеялся:

– Дружище, если придется, я и сейчас смогу.

– Ставлю два шиллинга, что ты свалишься с лошади, – возразил он. И вероятно, был прав.

Боевая площадка явно шла не по всей длине южной стены, иначе оба копейщика у ворот побежали бы по ней навстречу атакующим, а не спрыгнули на землю. До меня донесся крик, звон мечей, и я повел Тинтрега к воротам. Шум в усадьбе становился громче, слышны были удары и скрежет клинков друг о друга, яростный рев.

– Мне следует вести их, – проворчал я.

– Тебе еще полпути до стены, – возразил Финан. – Это работа для юных глупцов, а не для стариков вроде нас.

И мои юные глупцы, эти гордые воины, сделали то, что мы требовали от них. Я увидел, как Годрик возник на боевой площадке у ворот и замахал нам руками. Затем створки распахнулись, и я дал Тинтрегу шпор, вытаскивая из ножен Вздох Змея. Мы захватили гарнизон врасплох, и настала пора наказать его за допущенную ошибку. Я вывел скакуна с поля обратно на тропу, копыта застучали по утоптанной земле недлинной дамбы, пересекающей мелкий ров. Нырнул под перекладину над воротами и заметил, как слева наступает отряд воинов с намерением напасть на парней Берга, которые, прижавшись спиной к палисаду, дрались с равными им числом меченосцами-норманнами. Однако у большинства северян не было кольчуг и шлемов. Справа раздался боевой клич, я развернул Тинтрега и заметил летящее в меня копье. Мне удалось заставить Тинтрега принять влево, и копье прошло мимо, но так близко, что острие вспороло мне правый сапог. Я поскакал на воина, бросившего его. Тот снова вскрикнул, и я понял, что это женщина. Одета она была в грубое шерстяное платье, поверх которого накинула плащ из темного меха, а из-под окованного серебром шлема выбивались черные волосы. Она просила кого-то подать ей другое копье, но было слишком поздно. Мои всадники хлынули в ворота и, опустив копья, устремились на обидчиков Берга. Я видел, как острие вошло в спину одного из них, как бедолага выгнулся дугой, словно натянутый лук. Потом норманны побросали мечи и опустились на колени, прося пощады. По меньшей мере два тела лежали в крови, а один раненый полз к хижинам, таща за собой по грязи кишки. Взвыла собака. Женщина все еще требовала новое копье, так что я подскакал к ней и ударил Вздохом Змея плашмя по шлему, а она схватила меня за ногу и попыталась стащить с седла. Я врезал ей еще раз, посильнее, но тоже плашмя. На этот раз она отшатнулась, шлем ее сполз набок, и черные волосы копной упали на злое лицо.

– Заприте ворота! – скомандовал я Бергу.

– Потери есть? – спросил Финан.

– Нет! – ответил Берг, налегая на створку.

– Ты молодец! – крикнул я.

Проделали и впрямь все как надо. Юнцы пересекли палисад и вступили в бой с защитниками, которые, хоть и были захвачены врасплох, оказались более многочисленными и расторопными, чем мы предполагали. Я коснулся молота на груди и вознес про себя хвалу богам за наш успех, и в этот миг меня окатил ужас. Боги благоволят тебе в одну минуту, но могут наказать в следующую. Под расчищающимся небом наступила вдруг тьма. Внезапная мысль была черной, как Гунгнир, ужасное копье Одина, и заключалась она в том, что я проклят. Я сам не мог понять, откуда это знаю, но знал. Знал, что боги смеются надо мной, а три норны, эти бессердечные пряхи у корней Иггдрасиля, играют с нитью моей жизни. Светило солнце, но для меня грозовые тучи окутали весь мир, и я просто сидел на коне, не шевелясь и глядя невидящим взором на хижины, где столпившиеся люди Арнборга с опаской смотрели на меня.

– Господин? – Финан подвел коня ближе к моему. – Господин! – повторил он, уже громче.

Я поднял глаза к небу, ища знак, что не проклят. Птица в полете способна открыть волю богов, подумалось мне, но никаких птиц не было. Здесь, в этом птичьем краю, рядом с эстуарием, полным пернатых, на голубом небе горело зимнее солнце да плыли перистые облака.

– На мне проклятие, – выдавил я.

– Нет, господин, – отозвался Финан, коснувшись креста на груди.

– Это проклятие, – настаивал я. – Нам следовало идти в Беббанбург, а не сюда.

– Нет, – повторил Финан.

– Просто найди монаха, – буркнул я.

– Если он здесь.

– Найди его!

Хотя какой мне прок разыскать брата Бедвульфа, если я проклят? Я могу воевать против Арнборга, против Скёлля, против Этельхельма, но не могу воевать против богов. Меня прокляли.

Wyrd bið ful āræd.