Текст книги "Потерянные половинки"

Франтишек

Свидание назначили на пять вечера, сразу после окончания рабочего дня, как определила Варя. Франтишек предложил пойти в тот самый ресторан, где вчера Наташа наблюдала за парой влюбленных. Видимо, популярный тут у них ресторан. В итоге договорились встретиться на Карловом мосту, немного прогуляться, а там спонтанно решить, куда заглянуть на ужин.

Быстрота и натиск – эти свойства гостьи захватывали Варю, заставляли думать о том, что ее совсем не касалось. «Неужели еще несколько дней назад я с трудом могла себе представить, кто она вообще такая, эта «подруга» из «книги лиц»?» – спрашивала себя Варя, оставшись в одиночестве. Ей так хотелось подумать о своем, о грядущих переменах в ее собственной жизни, но Наташа, сама того не подозревая, просто по свойству своей неугомонной натуры, наполняла собой все. Она вернулась со своего первого свидания не поздно, около девяти вечера. Притащила с собой бутылку лучшего шампанского:

– Вот, сама купила. Тебе. Франта предлагал заплатить, но я отказалась. Дружба дружбой, но табачок врозь.

Девушки опять уселись на балконе, Наташа принялась рассказывать о новом знакомом.

– Как он тебе? Неужели понравился? – с интересом спросила Варя.

– Очень! Сошлись характерами, представь. Я его сразу узнала там, на мосту. Издалека. И он меня. Рукой стал мне махать. У него улыбка замечательная. И по-русски говорит прекрасно. Хотя я попросила его учить меня чешскому. Чешский – легкий язык. Я уже много чего понимаю.

– Ну, ты с твоими темпами выучишь в два счета, не сомневаюсь, – согласилась Варя. – А откуда он так хорошо русский знает? Его поколение в школах русский учило, но из-под палки. Не хотели. Сейчас многие жалеют, представь. Нужный язык тут теперь. И туристов полно, и бизнес совместный…

– Он учился в Москве, ты только представь, как совпало! В МАИ! У него диплом московского вуза!

– Это что-то меняет, кроме того, что он язык знает?

– Это все меняет. Он о нас не стереотипами мыслит, он изнутри понимает. И плюсы, и минусы. Знаешь, что он мне рассказал? Он, когда учился, был в нашу девушку влюблен, даже жениться на ней собирался.

– Скажи еще, что ее Наташа звали, – засмеялась Варя.

– Нет, не Наташа! Надя ее звали. А что? – встрепенулась рассказчица.

– Ничего, ничего, рассказывай дальше. Просто совпадения, как в сказке, я бы не удивилась, если бы и Наташа.

– Да какая разница? Наташа, Надя, Катя… Короче, она училась на два курса младше. Он окончил институт, уехал к себе работать. А ей хотелось доучиться, диплом получить. Ее родители настаивали. Он приезжал. Она даже к нему один раз приезжала. Но случилось так, что они оба друг друга не дождались. Два года все-таки! Долго. Обычное дело. За ней начал парень ухаживать. И Франтишек тут девушку встретил. Думал, ничего серьезного, а девушка забеременела. И та его Надя, представь, забеременела тоже! Жизнь их так друг от друга и оттащила. Они чуть ли не в один день написали прощальные письма с признаниями. И больше не встречались. Видишь как! Любили, любили, а потом – раз. И все. Попались, как лисички в капкан! Он женился на этой своей, которая забеременела, и честно оттрубил срок. Сына вырастил. При ней был, когда она заболела. А сейчас вот вдовец.

– Давно вдовец?

– Уже четвертый год. Он мне сказал, что я ему напомнила ту его Надю. Чисто внешне, на фото.

– Может, он каждой, кого на сайте найдет, такое говорит? Откуда нам знать? – предположила Варя.

– Все может быть. Но он другое впечатление производит. Он открытый. Сказал, что на сайте только-только зарегистрировался, это же можно проверить, правда? Ему друг какой-то похвастался, что подругу нашел там. И он решил попробовать. И сразу увидел меня.

Наташа остановилась, задумалась и продолжила:

– В чужую душу не заглянешь. Куда мне! Но первое впечатление хорошее.

– А что с эрекцией? Может, он специально так тонко подманивает разочарованных барышень, а?

– Не думаю. Хотя этот вопрос мы обсудили. Я ему сказала, что у меня тоже «с эрекцией» хуже некуда. Никого не хочу и думать об этом не могу. Рассказала ему все про свою ситуацию.

– А он? Не испугался?

– Смеялся. Сказал, что я решительная. И что он меня понимает. Если, мол, один раз обманут, то потом еще и еще раз обман повторится. Я тоже так считаю.

За время их почти четырехчасовой встречи они друг другу о многом успели поведать. Франтишек рассказал, как внезапно и неожиданно стал обладателем бизнеса и солидной недвижимости. Оказывается, до конца сороковых годов его предки владели в Праге доходными домами, получали немалые деньги за ренту квартир. И еще имелась у семьи большая типография, в которой печатались книги и даже известные газеты. Когда к власти пришли коммунисты, с собственностью пришлось навеки распрощаться. Франта родился уже после этого и никогда не знал, что такое богатство, солидные доходы. Предки его порой сокрушались, горестно качая головами: так ли, мол, мы бы жили, если бы… Все это произносилось очень редко, тихим шепотом, в отсутствие чужих. И кто бы мог подумать, что все отнятое вернется когда-то в семью! Нет, о таком даже не помышляли. А судьба вот как решила: произошла «бархатная революция», сменился общественный строй, и в стране произвели реституцию, то есть вернули владельцам или их наследникам то, что незаконно когда-то забрали. Так отец Франтишка стал владельцем нескольких красивейших домов в центре Праги. И типография вернулась, с усовершенствованным оборудованием, кстати говоря. Отец к тому времени начал уже болеть, передал все сыну. Тот оставил свою работу инженера и целиком посвятил себя семейному бизнесу.

Наташа сокрушалась, что у них в стране никакую реституцию не провели и вряд ли проведут. Мало кто остался с тех давних пор. И документы мало у кого сохранились. Да и желания возвращать награбленное не наблюдается. А то, может, и у них в семье нашлись бы свои сокровища. Что-то такое старшие когда-то говорили про прадеда – купца и дома в Замоскворечье.

Так они гуляли, гуляли и забрели в очень уютный ресторанчик. Пили пиво, ели копченые ребра.

– Сто лет ребра не ел и еще сто лет не буду, – смеялся Франта. – Вредно для здоровья, говорят. Но по такому случаю…

– Вкусно же! Ужасно вкусно! Но часто нельзя, – соглашалась Наташа.

Договорились назавтра встретиться снова.

Наташа считала, что ей невероятно повезло. Хотя, конечно, кто ищет, тот всегда найдет, но она-то искала совсем мало и нашла очень быстро. Впрочем, подобное с ней случалось нередко. Она даже нашла объяснение своему везению. Ну, просто она всегда четко знала, чего хочет. Мечтать – это хорошо и приятно. Но что это даст? Надо уметь ставить перед собой конкретные цели. И устремляться к ним по прямой. Самым коротким путем. К тому же – должна ведь быть награда за все ее страдания? Конечно, должна. И пусть потом будет что будет. А раз в данный момент хорошо, то вот уже и счастье! Хотя бы на несколько дней, но счастье и приятные воспоминания о прогулках по прекрасному городу в компании с заинтересованным в тебе человеком.

Встречи «жениха и невесты» продолжались. Через пару дней Франта повез Наташу в свой загородный дом. Они гуляли по лесу и вдоль речки и все говорили, говорили. Обо всем на свете. Наташа, конечно, рассказала о своей первой любви. О крушении своих надежд. О том, как она дала себе слово никогда не мечтать и просто радоваться каждому дню жизни. Франта рассказал о встрече со своей первой любовью.

Он давно хотел ее найти, но женщину, которая вышла замуж и сменила фамилию, найти бывает нелегко. Тем более в чужой стране. В итоге нашла его она. Приехала по турпутевке в Прагу и попросила гида помочь. Она-то знала имя, фамилию, даже дату рождения не забыла. Оказывается, таких просьб работники турфирм получают немало. То друзей по переписке отыскивают, то даже бывших женихов и невест, а бывает, и отцов взрослых уже детей.

Франтишку позвонили на домашний телефон, которым он уже давно практически не пользовался: мобильник заменил его полностью. Он чудом оказался дома, подошел, услышал знакомый голос… Радости было! Побежал на свидание, как мальчишка, сломя голову. Договорились встретиться в холле ее отеля. Влетел в отель, оглядывается: нет ее пока. Решил, что опаздывает. Ну, женщины, как обычно. Сел в кресло, приготовился ждать. А с соседнего кресла пожилая дама ему улыбается:

– Франта, милый, я тебя сразу узнала. А ты меня нет?

Он чуть не заплакал. Забыл, что столько времени прошло. Еле-еле разглядел какие-то былые черты. Что-то прежнее проскальзывало в улыбке. Остальное – совершенно чужое. Тоненькая была, девочка ведь совсем. Но годы взяли свое. Сорок лет пролетело как сон! Для своих лет она прекрасно выглядела, кстати. Элегантная, подтянутая. Но – не та. Не она, не та девушка, о которой он все прошедшие годы вспоминал как о мечте по ушедшей юности.

Что ж, прогулялись, поговорили. Он уже овдовел тогда, ее муж – был жив и в полном здравии. Двое детей, мальчик и девочка, внуки уже. Ни к чему не обязывающая встреча. Но лучше б ее не было. Какой-то визит вежливости. К чему, ради чего? Лучше лелеять воспоминания о прошлом, чем, встречаясь, осознавать быстротечность жизни и неумолимость времени.

Наташа так хорошо все это понимала! Она часто думала, что в безвозвратной потере Зигфрида есть для нее какой-то источник силы, что ли. Допустим, жили бы они, старели, ссорились, менялись. Или вдруг, мало ли что бывает, он бы изменил, они разошлись. И что хранилось бы в ее памяти? Только боль и отвращение к собственному прошлому. Как вот сейчас с мужем. У нее не получалось теперь вспомнить ничего хорошего из их прошлой жизни, все перекрывало последнее ощущение подлого предательства. Воспоминания же о Зигфриде воодушевляли ее. Было, было в ее жизни что-то настоящее, неизменно прекрасное! Было! И осталось в сердце навсегда. Теперь даже боль от потери ушла, а чудо той любви грело душу, стоило только назвать заветное имя.

За день до Наташиного возвращения в Москву между ней и Франтой состоялся решающий разговор о будущем. Франта ничего не хотел откладывать в долгий ящик. Жизнь не бесконечна. И хотя семейные гены, особенно по мужской линии, у них были сильны (отец его, к примеру, жив и вполне дееспособен, а дед прожил более ста лет), тянуть было нечего. Ему не хотелось потерять странным образом обретенную женщину своей мечты, как уже когда-то случилось с ним в юности. Согласится ли Наташа переехать к нему в Прагу, стать его женой, спросил он. Все заботы ее он возьмет на себя. Еще он, будучи человеком дела, предупредил, что в случае его смерти типография и доходные дома отойдут его сыну, что вполне естественно, не правда ли? Это семейное достояние, чудом возвращенное в семью, оно и должно в семье остаться. Но квартира в Праге и загородный дом, а также его денежные накопления, конечно же, перейдут к его вдове. То есть достанутся ей, Наташе.

И тут Наташа испугалась так, как тогда, когда услышала весть о гибели своего жениха. Она разрыдалась, повторяя, что ничего ей не нужно. Она не пропадет. Ей нужен человек, а не то, что от него останется. Она не хочет больше потерь!

– Я в тебе не ошибся? Ведь правда? – улыбался ее словам Франта. – А то ведь я старый дурак. Меня легко обвести вокруг пальца. Особенно такой, как ты – молодой, прекрасной, полной сил. Скажи, что ты решила? Согласна ли?

– Я вернусь и сразу подам на развод, – пообещала Наташа. – После развода прилечу к тебе. И тогда мы снова об этом поговорим. А то вдруг ты за это время повстречаешь еще кого-нибудь на своем сайте? И я окажусь третьей лишней?

– А ты не обратила внимание, что я удалил свой профиль с сайта? Посмотри, не найдешь меня там. Зачем? Я искал подругу, пару себе. И нашел. Мне никто не нужен.

Они боялись верить друг другу. И верили, и надеялись.

В последний вечер перед отлетом они с Варей опять сидели на балкончике и говорили, говорили… Конечно же, о Наташе, о ее планах и целях. Забавно, что за все время своего гостевания она ни разу не поинтересовалась Вариными делами, планами, обстоятельствами. Наташу настолько переполняла энергия любви и интереса к собственной жизни, что все окружающие только и могли, что вовлечься в круговорот ее бурлящей силы. Или успеть отскочить, если повезет. Однако бесспорное Наташино обаяние завораживало. Варя, зная, что это их прощальный вечер, расслабилась и даже вполне получала удовольствие от Наташиных планов и задумок.

– Так ты что? Точно, стопроцентно решила разводиться? Уверена, что не передумаешь?

– Разводиться буду точно! И совсем не из-за Франты, как ты понимаешь. Я же тебе уже говорила: предателей прощать нельзя. И обсуждать с ними ничего нельзя. А мне придется. У нас ребенок общий. И муж мой, уверена, раз оказался лжецом, еще себя и тут проявит. Может начать судиться, с кем ребенок останется. И все такое прочее. Хорошо, что я сюда слетала, задокументировала, так сказать. Будет хоть что показать на суде, если что. У всех моих подруг мужья гуляют. «Ходоки» это называется. И эти дуры терпят. Типа – он же родной! Он же мой! А этот «онжеродной» в любой момент ее кинет, если другая баба посильней окажется и перетянет его к себе. Пошло такое родство знаешь куда?.. Вот смотри, сейчас проведем следственный эксперимент. Хочешь?

– Какой эксперимент? – заинтересовалась Варя.

– Сейчас эсэмэску ему пошлю. Пусть подергается. Не все ж ему тут мне послания отщелкивать: «Люблю, скучаю, жди». Сейчас он получит ход конем, смотри!

Наташа быстро отстукала сообщение и показала текст Варе:

«Родной мой! Я без тебя не могу. Взяла билет в Стерлитамак. Завтра прилечу. Встречай. Лялька у мамы».

Варя засмеялась.

– Ну чё? Отправляю? Устрою ему паническую атаку? Так, чтобы не до эрекции стало, а?

– Давай, – поддержала Варя. – Посмотрим, что будет.

Ответ не заставил себя долго ждать. Изменник в панике позвонил. Видимо, пальцы тряслись, не одолел эсэмэску написать.

– Зачем лететь? – полушепотом заговорил он, не называя жену по имени. – Зачем? Я же послезавтра возвращаюсь! У тебя билет на руках?

– Взяла билет, – со всхлипом проговорила обманутая жена.

– Сдай, – лаконично велел муж.

– Ты не хочешь меня видеть? А сам пишешь все время «соскучился», – закапризничала Наташа.

– Сдай, – послышался приказ.

Видимо, любимая женщина находилась неподалеку и он не мог себе позволить пространных рассуждений.

– А я прилечу! – радостно сообщила женушка.

– У меня роуминг. Деньги слетают. Сдай билет! – возопил муж, все еще стараясь обходиться безличными оборотами, чтобы не волновать свою спутницу сексуальной жизни.

– Тогда скажи: «Натусик, пупсик, я тебя обожаю, женушка моя!» – потребовала Наташа дурашливо-капризным голоском.

– Что за ерунда!

– Ты не скучал, – всхлипнула воительница. – Ты даже не можешь такую ерунду сказать! Натусик-пупсик-я-тебя-обожаю-женушка-моя. Тебе труд– но, да?

– Сейчас, – ответил муж. – Я тут на переговорах, но… Сейчас.

Он явно отбегал на солидное расстояние, чтобы женщина-вамп ничего не смогла услышать.

– Натусик! Пупсик! Я тебя обожаю, женушка моя! – произнес он наконец в полный голос. – Довольна? Сдай билет. Не дури. Я скоро буду. Я тоже скучаю. Но работаю я не ради себя, а ради нас всех.

– Спасибо тебе, милый! Только не уставай слишком сильно. Ты нам нужен живой-здоровый.

– Сдай билет, Наташ, – устало попросил муж.

– Договорились. Сдам. Только ты помни: твои девочки по тебе соскучились.

– Я помню. До скорого. Целую.

– И я тебя целую, дорогой, у-му, у-му, у-му!!!

– Слышала? – обратилась Наташа к Варе, закончив разговор с предателем.

– Ага, – кивнула та.

– И чего мне жалеть?

Похоже, жалеть действительно было нечего. Оставалось только позавидовать Наташиной решительности.

– С таким оставаться, это как на вулкане жить, который вот-вот извергаться начнет. Мне уже задницу припекать станет, а я жалеть возмусь: куда ж мне от него! С ним так тепленько! Я ж без него замерзну! – продолжила Наташа свои рассуждения.

Варя мысленно пообещала себе брать со своей гостьи пример. То есть вспоминать о ней, когда надо будет принимать жизненно важные решения.

В аэропорт Наташу конечно же собрался провожать Франтишек. Варя сослалась на то, что у нее с утра полно всяких неотложных дел, поэтому дома ее не будет. Дверь, уходя, можно просто захлопнуть.

– Ты уж не обижайся, но дела не ждут, – извинилась она перед гостьей.

– О чем ты говоришь! Я тебе и так незнамо как благодарна. Я добра не забываю. Глядишь, и я когда-нибудь пригожусь, – отвечала Наташа.

Они так хорошо попрощались перед сном, но когда Варя, уже облаченная в пижаму, собиралась забраться под одеяло, к ней постучалась Наташа вся в слезах:

– Я тут подумала… А вдруг у меня такая карма… Ну, программа такая: всех терять?

Она казалась не на шутку испуганной.

– Но все же живы. Чего ты? И все ты сама решаешь. Успокойся! – пыталась утешить ее Варя. – К тому же мужа ты пока не потеряла. Он же ни о чем не догадывается. И карма здесь при чем?

– Я не о муже. Мужа нет. Я решение приняла. Тут все. Дверь закрылась.

– И чего тогда?

– Я о Франтишке. Мне его жалко. За него боюсь!

– Влюбилась? – поняла Варя.

– Не знаю. Не знаю! Может быть. Просто не хочу, чтобы с ним что-то плохое случилось.

– Ничего и не случится. Завтра увидишь его. Все сделаешь по-своему. Главное, не представляй себе всякие ужасы.

Наташа утерла слезы.

– Толку от этого чуть, ты права, Варь. Просто страшно стало чего-то. А какой смысл бояться? Только хуже делается.

Она быстро успокоилась. И слезы ее были, как грибной дождик, капельки сквозь солнышко. Чмокнула подругу в щеку и ушла спать. А у Вари сон пропал. Она стала думать о судьбе, о карме, будь она неладна. У нее тоже были причины спрашивать свою карму: «За что ты со мной так? Что я не так сделала? Или правда душа имеет множество воплощений и в прежней жизни чего-то не то сотворила, обидела кого?»

Мама Робинзон

Нет, в самом деле – что-то не то происходило последние годы в их семье. Отдельную неприятность как-то переживаешь, приходишь в себя, стараешься забыть. И даже с течением времени память услужливо стирает особо тяжкие эпизоды.

Вот сейчас Варя совсем без боли вспоминала свою несостоявшуюся свадьбу. И не только без боли, наоборот: радовалась, что не связала свою жизнь на какое-то время с тем, о ком тогда мечтала. Ведь, так или иначе, на чем-то он бы прокололся. И было бы еще хуже. Больнее. Мама так ее и утешала тогда: «Подумай, как хорошо, что все произошло на этой стадии. А был бы ребенок! Осталась бы ты одна. Ребенок бы рос без отца. Вот ведь горе!» Варя с ней соглашалась. А потом, через сколько-то лет, стала думать иначе. Ну, был бы ребенок. И что? В чем беда? Наоборот, хорошо. Был бы самый дорогой человек, род бы продолжился. У матери и отца появились бы новые перспективы в жизни. Чем же плохо?

Странно, что и потом не получилось у нее родить детей. Хотя – что тут странного? Тут ее характер виноват. Нет в ней этой Наташиной решимости. Не умеет она действовать так, чтобы как в омут с головой. С влюбчивым ее Васенькой не сложилось. Она старалась быть осторожной, предохранялась, все по тем же причинам: какой из него отец, какая у них может быть семья? А ребеночек останется без родителя. Непорядок. Между тем многие ее подруги прекрасно нарожали детей от одного, другого, третьего. И сами создали себе семьи, жили, не скучали и не бедствовали, как ни странно. Одна из них как-то сказала Варе:

– Маленьким деткам сама Богородица помогает. Все как-то устраивается, словно само собой.

И правда ведь! Устраивалось. У всех, кроме нее, Вари. Тот, кого она стала считать любовью всей своей жизни, предупредил, что к детям категорически не готов. Он назвал десяток причин, вполне логичных, мудрых даже. И она не осмелилась спорить и действовать наперекор. Могла бы! Родила бы от любимого – и плевать. Но боялась потерять самого дорогого человека. До нервной тряски боялась.

Годы шли. Страх только усиливался, пока не скопилось его столько, что случилось некое подобие снежной лавины: Варя ощутила, что не в силах больше бояться возможной потери и жить в вечном ожидании непонятно чего. В какой-то момент она словно очнулась от обморока, посмотрела на себя со стороны и решила: хватит. Хватить тешить себя иллюзиями, что она не одна, что рядом с ней любимый человек, что, если потерпеть, их отношения приведут ее к светлому будущему. О каком, собственно, светлом будущем ей мечталось? Об очень простом и естественном: выйти замуж за того, кого любишь, родить ребенка, пока не поздно. Женский организм так устроен, что очень даже скоро может стать поздно. И надо успеть. Так вот: когда смогла она смотреть на свою ситуацию ясным взором, стало понятно, что не будет никакого замужества, не будет никакого ребенка и тихого счастья с тем, кто много лет, находясь с ней в отношениях, стоял на страже собственных интересов, и только.

Так чего же не хватало ей, чтобы все устроить по-своему? На всякий вопрос находится ответ. Сейчас она четко его знала: недоставало ей решимости жить, самой за себя отвечать и устраивать свою жизнь по собственному разумению, не рассуждая, за кем останется правда. Просто – жить! Убирать с пути то, что мешает, и строить новое.

Наверное, в знакомстве с Наташей заключался огромный смысл именно для нее, Вари. Она получила пример, образец того, как не сломаться, не согнуться, преодолевая жизненные испытания.

Она слишком долго жила не в ладу с собой, стараясь не смотреть правде в глаза, лишала себя сил. А тут еще пару лет назад грянули семейные громы. Распалась ее семья. Мама подала на развод с отцом. Родители прожили вместе всю Варину жизнь плюс еще один год. И кто бы мог подумать! Ведь казались одним целым. Но случилась малость, настоящая ерунда. Мама собирала папины вещи в химчистку и в кармане пиджака нашла затрепанную бумажку. И естественно, глянула, что это такое – выбрасывать или нет. А на бумажке карандашом были написаны стихи о любви, причем папиным почерком. И стихи эти адресованы были не ей! Как она догадалась? А легко было сообразить. Там речь шла о юности любимой и его седых волосах, но мальчишеском благоговении перед ее красотой и свежестью. То есть кургузые эти стихи всячески подчеркивали возрастную разницу между любящим и объектом любви.

Несколько дней мама думала, как быть. Страдала в одиночку. Никому не говорила про свою леденящую душу находку. Мир ее рухнул. Но она, почти погребенная под руинами прошлого, старалась найти какое-то логическое объяснение происходящему и утешение. А ничего не находилось. Она уже наизусть помнила эти бездарные строчки, которые жгли ее сердце не хуже напалма. С одной стороны, конечно, папа – красивый мужчина, моложавый, не утративший интереса к жизни. Дома тихо, ничего не происходит, дочь давно выросла, внуков нет. Заскучал. Ну и оглянулся по сторонам. Забыл, что самому-то к шестидесяти. А найти объект любви легче легкого. С разницей в возрасте сейчас никто не считается среди молодых. Налетают, как голодные коршуны, на любую добычу: хватай, а разбираться будем потом, съедобно это или нет.

В общем, ходила она, ходила, дулась на всех. Варя думала, не заболела ли мама чем-то серьезным, откуда такая резкая перемена в настроении, такое уныние? Может, нашли у нее что-то опасное, она не хочет об этом говорить и в одиночку переживает? У Вариной знакомой маме поставили диагноз «рак молочной железы», так та ничего дома никому не сказала, пошла делать операцию втихаря, чтобы муж, с которым тридцать лет вместе прожили, ни в коем случае не узнал о ее болезни. Потом, конечно, все открылось, и жутко было осознавать, какой же страх и недоверие к мужу жили в сердце несчастной женщины! Прожить столько лет вместе и не верить, что в беде человек останется рядом с тобой! Что-то со всеми происходит просто запредельное. Так думала Варя, боясь тогда расспрашивать маму, чтобы не причинить той лишнюю боль.

В итоге, как это обычно бывает, копилось-копилось горе в мамином сердце, а потом произошел взрыв. Причем в самое нелепое время: в папин день рождения. Они как раз втроем собрались, чтобы отметить праздник в кругу семьи. День был будний, гостей позвали на выходные, а тут просто решили посидеть, шампанского выпить. Вот после бокала шампанского маму и прорвало. Она начала издалека, заговорила о чести и достоинстве, которых пожелала своему мужу в день рождения. Заявила, что, конечно, в семье их сейчас скучно, полный застой, у других людей внуки уже подростками стали, а они со взрослой дочерью все никак не разберутся, куда ей плыть, фигурально выражаясь. И что некоторые искатели приключений в такой период семейной жизни начинают искать себе приключения на стороне. А приключения эти потом расхлебывает вся семья.

Ничего еще не понимающая Варя восприняла мамины слова исключительно как упрек по поводу того, что она живет, не подарив родителям внука или внучку. Как будто она сама не мечтает о ребенке! Как будто это не ее личная боль и жизненный облом!

– Мам! О чем ты сейчас? Ты зачем вот именно сейчас взялась за эти обличения? Именно в папин день рождения надо, да? – бурно отреагировала она. – Ты что, думаешь, мне все это так легко? Да, мои подруги с детьми, а я – нет. Что мне теперь делать? Уж, наверное, мне больнее, чем тебе! Просто постарайся понять!

Мама даже опешила. Она-то имела в виду совсем другого виноватого, а именно виновника их скромного торжества. Она понимала, что обидела дочь своим заявлением, но не могла себе позволить отвлечься на оправдания и утешения. Для нее настал момент истины. Как народная пушкинская героиня Наташа, воскликнувшая жениху-разбойнику: «А это с чьей руки кольцо», мама вытащила из кармана своих домашних джинсов обтрепанную по краям бумажку и патетически воскликнула:

– Вот я о чем!

При этом смотрела она не на Варю, а на мужа.

И тот вдруг густо покраснел, хотя даже не дотронулся до бумажки, даже не развернул ее. Все равно – узнал.

– Удобно, да? – спросила между тем мама. – Удобно! Стихи писать любовные юным красавицам, а домой приходить, есть борщ, пузо чесать перед теликом и храпеть так, что стены трясутся. Удобно! Я стихов не заслужила. А стихи заслужили пустые, наглые, хищные стервы.

– Зачем же ты прочитала? – беспомощно спросил папа.

– Знала бы, что там, ни в жизни бы не посмотрела даже! Прочитала на автомате. Думала, нужная бумажка или нет. Потому что в химчистку все эти годы костюмы твои отношу я! Я же и проверяю все эти годы твои карманы, чтобы чего нужного не пропало. Об этом ты не подумал? Хоть от этого меня можно было уберечь? Просто чисто как домработницу, не более того! Чтоб исправно работала!

Они что-то такое объясняли друг другу. Варя открыла листок, прочитала стишок:

 
Ты такая юная и стройная!
Я кажусь себе глубоким стариком.
Бьется мое сердце неспокойное,
Хоть с врачами я и незнаком.
Объяснить любовь тебе пытаюсь я,
Слышишь ли, любимая, меня?
Волосы твои лица касаются,
Словно призывая и маня.
А куда мне деть седые волосы,
Тяжесть лет, прожитых без тебя?
Милая, любимая, расстанемся!
Нет, вернись, нет, обними меня!
 

Родной папин почерк! Сколько писем она получила от папочки, сколько сказок, написанных его рукой, с его рисунками, хранится у нее с детских лет. И вот эти беспомощные, подростковые просто строчки.

Жалость к маме пронзила ее. Да, тяжело той было это читать! И жутко. И обидно. Но Варя видела, что любовь папина к маме никуда не делась. Да, вошло в его жизнь какое-то новое чувство. Жизнь большая, много чего случается. И с ним случилось. Причем видно же, даже по этому сочинению, что он с собой борется, что он в смятении. Лучше бы мама промолчала! Да видно, не смогла. Бедная мамочка!

Так и металась мысленно Варя между жалостью к матери и сочувствием к отцу, пока между ними разгоралось нешуточное выяснение отношений. Отец отказывался признавать, что между ним и юной красавицей что-то было, кроме его признаний, стихов и одного-единственного поцелуя на корпоративной новогодней вечеринке. Мама не верила, приводя в качестве доказательств строчки из текста, надежно впечатавшиеся в ее память. После месяца страданий, слез, упреков и обличений мама подала на развод. Вот чего уж Варя никак не могла предположить, считая свою семью крепким и надежным собственным тылом.

– Зачем тебе это надо, мамочка? – пыталась понять она мотивы маминой неумолимости.

– Я в тупике, понимаешь? Мне нужен выход из тупика! – восклицала мама.

– Но что это тебе даст? Чего ты добиваешься? – недоумевала Варя.

– Это мне даст дышать! Я освобожусь от предателя. И успокоюсь тогда.

– Ты уверена, что хуже не будет? Уверена, что добьешься покоя?

– В чем я могу быть уверена? Я надеюсь. Но так, как сейчас, просто не может продолжаться.

Папа разводиться не хотел. Хотя мама и сулила ему безоблачное счастье в объятиях пышноволосой возлюбленной, с которой он теперь сможет без зазрения совести воссоединиться, папа собирался и надеялся остаться с ней и спокойно жить, как раньше. В первый раз он на развод и не пошел. Но мама настаивала. И пришлось пойти. И их развели, как он ни сопротивлялся.

И что изменилось? Уходить-то папе было некуда. Он остался жить в их общем с мамой доме. Она, как-то успокоившись, по-прежнему вела их общее хозяйство. Они вечерами мирно беседовали. Через какое-то время папа предложил маме расписаться заново. Она ответила, что тот час еще не пришел. Так они и жили. Папа с мамой, но не муж и жена. Или? Кто их там знает!

Вскоре после родительского развода мамина тетя, то есть Варина двоюродная бабушка, оформила на мамино имя дарственную на шесть соток земли и маленький домик, правда, в дачном поселке с очень известным нынче именем. Старушка не могла ухаживать за садиком и домом, переживала, что там все зарастет, домик рухнет. Своих детей у нее не было, вот она и решила, пока не поздно, подарить свою заботу племяннице.

Мама поехала осматривать тети Тасин подарок, вернулась веселая, помолодевшая, счастливая.

– Участок прекрасный, домик крепенький, фундамент надежный. Надо сменить крышу, провести воду в дом из колодца, забор укрепить. С рабочими уже договорилась. За две недели обещали управиться. И все. Я перееду и заживу. Всю жизнь мечтала жить за городом, думала, не сбудется мечта. А вот как сложилось!

– Но я же работаю! – возразил папа. – Я не смогу туда-сюда ездить каждый день.

– А я тебя и не зову. Ты тут будешь жить, я там. А гостям всегда рада, – тут же ответила мама.

Видимо, она на обратном пути все уже себе намечтала и спланировала.

Получилось именно так, как мама и решила. Домик ей быстро привели в порядок. Он получился как пряничный домик из сказки: красная черепичная крыша, бревенчатые стены, выкрашенные в бледно-желтый цвет, ярко-белые оконные рамы с резными наличниками, зеленый забор из штакетника. Жить там можно было и летом, и зимой. Провели воду, установили в подполе котел. Пристроили теплую терраску, где оборудовали туалет, душ и кухню. В домике на первом этаже находилось три комнаты. Одна большая, метров двадцать пять, с тремя окнами, настоящей русской печью, полами из широких дубовых досок. Эту комнату мама обставила по-своему. Две маленькие – семь и десять метров – предназначались Варе и ее отцу. Мама так и сказала: