Текст книги "Потерянные половинки"

Славянские истории

– А скажи, Зигфрид тебе снился потом? – с интересом спросила Варя.

– Много раз.

– И как? Хорошо или плохо? Просто я как-то слышала, что, если хорошо снится покойник, значит, нет у него обиды на того, кому он снится. А если что-то плохое во сне, значит, сердится он на что-то.

– Не на что ему на меня сердиться, – покачала головой Наташа. – Приходил в снах, да… Знаешь, первый сон был очень яркий. Это еще там, у них в доме. Недели через две после его гибели. Мне приснилось, что я стою перед огромным, не обхватить, дубом. Я в старинной одежде, волосы по плечам. И вижу его, Зигфрида. Он в кольчуге, с мечом. Ну, примерно как наш Илья Муромец из «Трех богатырей» в Третьяковке. То есть лицом Зигфрид, а одет как русский богатырь. И у него с меча кровь стекает. Прямо ручьем. И я ему говорю:

– Так ты жив! Какое счастье!

А он мне широко так улыбается.

Я ему:

– А что это за кровь? Ты ранен?

– Нет, – отвечает. – Это кровь дракона. Я только что победил дракона. Пойдем, выкупаемся в его крови. Никто нас не сможет победить тогда.

А я, представь, ему отвечаю:

– Да, обязательно выкупайся в этой драконьей крови. А я послежу, чтобы тебе на спину не упал листок липы.

Потом смотрю: а мы же не под липой вовсе, а под дубом. И думаю: ну правильно! Это же тот, древний, Зигфрид под липой дракона убил. А мой – тут, под дубом.

– И как? – поторопила ее Варя. – Выкупался он?

– Да. Только я не видела сам процесс. Хотя и следила за листочками, чтоб на него не упали. Сам он как-то наклонился к земле. Там, видно, лежал этот дракон. А я смотрела наверх, на крону дуба. Зигфрид потом встал передо мной, светлый, красивый, как в жизни, и говорит, что теперь моя очередь, мне теперь надо вымазываться этой кровью. Я ему говорю:

– А по тебе не видно, что ты это сделал.

Он отвечает:

– Так это и не должно быть заметно. Свою силу чувствую только я.

И представь, Варь, я хоть и во сне, но думаю: ну его, этого дракона. Мало ли во что я внутри себя превращусь, если свяжусь с его кровью. Мне еще детей рожать. Так прямо и подумала. И Зигфрид говорит:

– Я вижу, тебе не хочется это делать, верно?

Я кивнула.

– Ну и правильно. Из двоих кто-то должен быть сильным, а кто-то слабым. Сильный защитит слабого. Ты – под моей защитой всегда. Запомни.

Это он мне так сказал. По-немецки. Хотя в обычной жизни мы чаще всего на русском общались.

Я его еще спросила:

– Ты не уйдешь больше?

А он ответил:

– Даже если ты меня не сможешь видеть, я буду рядом. Ничего не бойся. Будь счастливой.

Я хотела ему сказать, что смогу быть счастливой только рядом с ним, но он куда-то делся. Ну и потом я проснулась. И очень расстроилась, что это был сон. Так мне с ним хорошо было. И всегда он мне по-доброму снится. По-доброму и к добру. Правда, последние полгода ни разу не приходил. Вот интересно, эти сны – только игра моего воображения или правда он откуда-то приходит?

– Наверное, все же приходит откуда-то. Случаются же вещие сны. Их кто-то нам посылает, – отозвалась Варя.

– Но чаще всякая чепуха в голове мельтешит, это уже родной мозг обрывки дневных впечатлений прокручивает, – задумчиво заговорила Наташа. – Хотя я вот вспомнила, что пару месяцев назад мне приснилось, как я иду по Староконюшенному мимо школы. Там школа такая старинная стоит, дореволюционная еще, я все время этим зданием любуюсь. И вот иду я там, а навстречу мне мой муж с девушкой. Идет, обнимает ее. На улице – никого. Только я и они. И он уже почти ко мне подошел, а меня все равно не видит, смотрит сквозь меня. Я его окликнула, а он идет себе, целует ту. Словно я человек-невидимка. Такой гадостный сон. Я даже вскрикнула. И проснулась. И муж проснулся. Я только тогда и поняла, что это всего лишь сон. Рассказала ему. Он меня еще по головке гладил. Утешал. «Успокойся, малышка», – говорил. А ведь это мне предупреждение было!

– А вот зачем эти предупреждения, интересно? Мы же все равно им не верим. «Это сон, это во сне». Утешаемся. И стараемся забыть поскорее, – недоумевала Варя.

– Может, чтоб удар смягчить. Сама не понимаю. Но одно чувствую: вот сейчас бы я в крови того дракона искупалась. С ног до головы. Чтобы ничегошеньки не чувствовать, стать непробиваемой на веки вечные. Понимаешь?

– Да. Очень хорошо понимаю.

– А почему ты меня про сны спросила? – встрепенулась вдруг Наташа.

– Я сейчас одну балладу с чешского перевожу. Просто для себя, из любви к искусству. Сердце радуется. До того красивая! И тоже, как ты говорила: у каждого народа свое. Вроде мы и похожи, и языки родственные, а все равно – есть такие различия, в которых душа народа раскрывается, и любишь эту душу, и видишь, какая она прекрасная, иная, чем наша, и при этом родная. Хочешь, расскажу? На твою историю похоже.

– Расскажи, – попросила Наташа.

– «Свадебные рубашки» – так называется баллада, – начала Варя. – Девушка плачет и молится перед иконой Богоматери: «Господи! Где мой батюшка? Уже на могилке его травка растет! Господи! Где моя матушка? Там лежит, возле батюшки, сестры тоже нет, брат убит на войне. Был у меня, несчастной, милый, жизнь бы отдала за него, но он отправился в чужие края и до сих пор не вернулся. Собирался в дальние края, утешал меня, слезы утирал, говорил, чтобы я лен посеяла, а пока лен растет, вспоминала бы его каждый день, через год сделала бы изо льна нити, через два – из нитей соткала бы полотно, а на третий год рубашки бы ему и себе сшила-вышила. И когда рубашки будут готовы, можно будет сплести мне свадебный веночек. И вот – рубашки уже готовы, вышиты, сложены, уже скоро цветочки завянут на моем свадебном веночке, а о милом моем – ни слуху ни духу, три года – ни одной весточки, жив ли, здоров ли, только Боженька о том знает! Дева Мария, Ты одна можешь помочь мне! Верни мне милого из чужих краев, единственного моего, ненаглядного, верни мне милого! А если нет, то лучше забери мою жизнь: она мне и так без него не мила! Пресвятая Дева Мария! Пожалей меня, помоги!» И только она так помолилась, как образ на стене ожил, словно кивнул. Девушка вскрикнула испуганно. А тут и лампадка, что едва горела, вспыхнула и погасла. Может быть, от сквозняка? Или это – злое знамение? Вдруг послышались звуки шагов и в окошко постучали: тук-тук-тук! «Спишь, мое сердечко, или бдишь? Это я, твой милый, здесь! Помнишь ли еще меня или другой в твоем сердце?» – «Ах, мой милый! Я только о тебе и думаю! И сейчас о тебе молилась». – «Ну, оставь теперь молитвы, выходи, пойдем, пойдем, проводишь меня: месяц как раз освещает дорогу, по которой я пришел за своей невестой».

– О господи! – вздохнула Наташа, подливая в свой бокал вина. – Испокон веков у всех одно и то же. Ждем их, ждем, а потом они возвращаются.

«Они» Наташа произнесла с особой, загадочно-жуткой интонацией.

– Тебе дальше рассказывать или скучно стало? – взглянула на нее Варя.

– Не скучно. Грустно мне стало. Себя узнала. Рассказывай дальше, пожалуйста, Варь.

– Слушай и не перебивай, раз не скучно.

Девушка говорит жениху: «Ах, боже правый! Что ты такое говоришь! Куда бы мы шли сейчас ночью! Ветер воет, пусто вокруг, подожди, когда утро настанет!» «День – ночь, ночь – день? Какая разница? – отвечает жених. – Пойдем сейчас. Днем мне сон веки смыкает. Пойдем, пока петухи не проснулись, я должен с тобой навек соединиться. Не медли, выходи, уже на рассвете ты будешь моей супругой!»

 
Ах, как была ночь глубока!
Светил лишь месяц с высока,
И тихо, пусто все вокруг,
Лишь ветра вой и рядом друг…
 

Отправились они в путь: жених впереди, она за ним. И вдруг по всей деревне собаки завыли, как по покойнику. «Какая дивная ночь, – говорит жених, – в это время мертвые встают из гроба, ты ничего не боишься, милая моя?» «Чего же мне бояться? Ты со мной. А око Божье надо мной. Скажи мне, милый, живы ли твои отец и мать и рады ли будут нашей свадьбе?» – «Не спрашивай, не спрашивай, милая, иди скорее за мной, все сама увидишь. А что это у тебя в правой руке?» – «Это мой молитвенник». – «Выбрось его прочь! Эти молитвы тяжелее, чем могильная плита. Выбрось! Легче будет поспевать за мной!» Взял жених из рук ее книжку, выбросил, и разом миновали они десять миль. А дорога-то шла по скалам, по чаще лесной, где дикие звери выли, словно предупреждали о скором несчастье. А жениху хоть бы что! Он вперед, она за ним, по камням, скалам, белые ножки ее разбиваются о камни, кровь на них остается. «Дивная ночь, ясная, – снова говорит жених. – В это время мертвые с живыми встречаются, ты ничего не боишься, милая моя?» «Чего же мне бояться? Ты со мной, а рука Господа надо мной, скажи мне, мой милый, а готов ли твой домик, чиста ли светличка, весела ли? И близко ли от дома костел?» – «Не спрашивай, не спрашивай, милая, скоро все сама увидишь, иди скорее, время бежит, а дорога еще дальняя. А что у тебя за поясом?» – «Это мои чётки». – «Ха, эти чётки, как кольцо змеи вокруг тебя! Они дышать тебе не дают, выбрось их прочь, мы спешим!» Схватил он чётки, выбросил, и одолели они сразу двадцать миль. А дорога шла низиной, через воды, луга, и жабы кричали в болоте, как по покойнику. А жених все бежит вперед и вперед, а она уже еле поспевает за ним, осока режет ее бедные ножки, и трава на всем пути окрашена ее кровью. «Дивная ночь, ясная, – произносит жених, – в это время живые спешат к гробу, ты ничего не боишься, милая моя?» – «Ах, не боюсь, ведь ты со мной, а воля Божья надо мной. Дай только отдохнуть чуть-чуть, дыхание ослабло, ноги дрожат, в сердце словно ножи вонзились!» – «Поспеши, девочка моя, ведь скоро мы уже там будем. Гости ждут, ждет угощение, а время летит, как стрела. А что у тебя там на шее за веревочка? И что на той веревочке?» – «Это крестик от моей матушки». – «Ха-ха! Это проклятое золото, углы у креста острые, колют тебя, выбрось его, полетишь, словно птица». Сорвал он крестик с ее шеи и выбросил, и одолели они одним махом тридцать миль! И вот перед ними на широкой равнине высится строение с высокими окнами и башня с колоколом над крышей. «Вот мы и пришли, милая моя! Ничего не видишь?» – «Ах, боже! Это же костел!» – «Нет, не костел, это мое владение!» – «Твое владение? Это кладбище и ряд крестов?» – «Это не кресты, это мой сад! А ну-ка, милая моя, давай-ка, прыгай через ту стену». – «О нет! Оставь меня! Жуток и ужасен твой взгляд, дыхание твое как яд, а сердце словно твердый лед!» – «Не бойся ничего, милая моя, у меня весело, всего много. И мяса достаточно, хоть и без крови. Но сегодня впервые будет иначе. А что у тебя в узелке, милая моя?» – «Рубашки, которые я сшила». – «Нам больше двух и не нужно: одна тебе, другая мне». Он взял у нее узелок и с хохотом бросил его на могилу за оградой. «Ничего не бойся, смотри на меня и прыгай за узлом через забор», – велел он невесте. «Но ты же всю эту тяжкую дорогу бежал передо мной, прыгни и сейчас первым», – отвечала ему она. Жених перескочил через ограду, не думая о предательстве с ее стороны. Перескочил, а девушки снаружи не видать, только белая ее одежда мелькнула неподалеку. Бежит она, надеется укрыться в убежище. Увидела маленький домик с низенькой дверкой, скользнула туда, закрыла дверь на запор, огляделась: комнатка, как клеть, без окон, лунный свет сквозь щели пробивается. И видит она, в центре, на дощатом помосте – мертвец. А снаружи звуки раздаются: целый полк могильных тварей собрался, шумят, стучат, песни страшные воют. Тут в дверь раздался страшный стук, друг ее кричит снаружи: «Поднимайся, умерший, открой мне затвор!» И мертвый открыл глаза, поднял голову, огляделся… «Боже Святый, помоги! Не отдай меня дьявольской силе! А ты, мертвый, ляг и не вставай! Пошли тебе Господь Бог вечный покой!» – взмолилась девушка. Тогда мертвый положил голову и закрыл глаза, как раньше. Но снова раздался страшный стук в дверь, еще громче кричит ее друг: «Поднимайся, мертвец, отодвинь засов!» И от этого стука, от этого голоса мертвый снова поднимается и разворачивает свое тело к двери. «Господи Иисусе Христе, Спаситель душ! Смилуйся надо мной! – молится девушка. А мертвому велит: – А ты, мертвец, не вставай, лежи, да поможет тебе Господь Бог, и мне тоже!» И мертвец снова лег и вытянулся, как прежде. Но снова снаружи: бух-бух-бух! У девушки в глазах потемнело и в ушах зазвенело. «Вставай, мертвец, и отдай мне ту, живую!» Ах, беда, беда ей, несчастной! Покойник встает в третий раз, и огромные свои мутные глаза поворачивает в сторону полумертвой от страха девушки. «Дева Мария! Не покидай меня! И Сына своего моли обо мне! Негодно я Тебе молилась, прости мне мои прегрешения! Мария, Матерь Божия, освободи меня от злой силы!» И вдруг совсем рядом раздался крик петуха, а за ним словно целая дружина петухов закукарекала. Тут мертвый как стоял, так и повалился наземь, а снаружи воцарилась тишина: ни криков, ни топота. И злого ее друга не слыхать. Утром люди пришли на литургию и остолбенели в ужасе: наверху пустой гроб, в покойницкой дрожащая девушка, а на каждой могиле лоскут от новых свадебных рубашек! Хорошо ты, девушка, сделала, что о Боге думала, а злого друга отвергла. Иначе с телом твоим белым, прекрасным сталось бы то же, что с теми рубашками[2]2
  Варя пересказала Наташе балладу Карела Яромира Эрбена «Свадебные рубашки». Карел Яромир Эрбен (7.11.1811–29.11.1870) – выдающийся чешский поэт-мистик, собиратель фольклора, историк, много переводил с русского на чешский, в частности «Слово о полку Игореве».


[Закрыть].

– Такая вот баллада! – заключила Варя. – Мне после твоей истории жутко захотелось ее рассказать.

– Прямо Гоголь, – заметила Наташа. – Похоже чем-то на «Вия», да?

– А я все про Жуковского думаю. Хотя, конечно, есть какое-то сходство и с «Вием». Но помнишь «Светлану»?

– Еще как помню! Мы еще с Зигфридом о ней говорили. Он мне показывал на немецком стихи, их поэта. Жуковский его перевел, русский колорит добавил. Получилась «Светлана». Бюргер фамилия поэта, вроде так. Мы вместе сидели, сравнивали. Точно! Похожая история с твоей. Только у Светланы все это был сон. Просто такой страшный сон. И все. Проснулась – и ура! А в этой чешской истории – все как в жизни. – Наташа вздохнула.

– Ну прямо как в жизни! – засмеялась Варя. – Ага! Шестьдесят миль в целом пробежали за несколько часов. И мертвец прямо за ней пришел! И тот труп, у которого она пряталась, прямо так и вставал! Реальность зашкаливает, нечего сказать.

– Ну да. Не все реальность, – согласилась печально Наташа. – Но знаешь, иногда я думала, что вот ожил бы Зигфрид, позвал, пошла бы за ним, куда скажет. И это моя реальность. А кстати, интересно: как девушка из баллады назад добиралась? Там же про сон ничего не говорится. Все реально: люди пришли на службу утром, увидели, удивились. Что с девушкой-то потом стало?

– Ну, это мистика такая. Чешские истории сплошь и рядом из мистики состоят. Такой народ. Уютный-уютный. А когда очень уютно живется, почему-то сочиняются всякие жути. Но я тебе в прозе пересказала, а в стихах это непередаваемо красиво.

– Да, – подтвердила Наташа, – у каждого народа свое. У немцев – своя жуть, у нас своя, у чехов – вон как, оказывается. Но Прага вообще – город, я смотрю, такой… С жутковатинкой. За каждым углом свои покойники с косами.

– Один Кафка чего стоит, – подтвердила Варя. – Тут, кстати, его музей неподалеку.

– Надо сходить. Для полного счастья, – меланхолически заметила Наташа.

– А представь, я вдруг чего-то вспомнила, – встрепенулась Варя. – Про Жуковского заговорили – и вспомнила: имя Светлана-то придуманное. Чисто русское и придуманное Востоковым, филолог такой был и литератор двести лет тому назад. А потом Жуковский как балладу «Светлана» назвал, так и постепенно стали к имени привыкать.

– Интересная вещь, однако, филология, – зевнула Наташа.

– Идем спать. Отоспимся, завтра будет новый день, пусть плохое старое останется в прошлом, – утешительно проговорила Варя.

– Оно и останется. Завтра женихов буду выбирать, – решительно поднялась Наташа.

Город давно спал. Небо зыбко колыхалось, сияя звездами, как кисейный полог над люлькой младенца.

Варя долго еще не могла уснуть. Думала о Наташе, о странной ее судьбе и характере. Варя давно уже поняла, что народные сказания могут поведать все о характере народа и отдельных людей, принадлежащих к определенному народу. Все истории складывались веками, ходили от дома к дому, от деревни к деревне. Им верили, их передавали друг другу, узнавая себя и своих близких в их героях. Поэтому, чтобы понять народ, надо знать его сказки.

«Так просто? – спросила себя Варя. – Наверное, просто. Только не надо никому. Не осталось у людей желания понять чужую душу. Хоть человека, который рядом, хоть народа, у которого язык так близок к твоему…»

Наш героический характер

Она вздохнула и стала думать о русском характере. Вот взять Наташу. Характер у нее героический. Сильная и полная жизни. Не может быть, чтобы не было о такой силе и красоте наших сказаний.

И вдруг ее осенило: что тут думать! Это же Наташа! Купеческая дочь из «Жениха» Пушкина! И имена даже совпали! Вот он, характер! И вот он, русский экшен: «Три дня купеческая дочь Наташа пропадала…» Все, конечно, встревожились, она вернулась, оказывается, в лесу заблудилась. Погрустила, потом отошла, зажила, как раньше.

Вот в наше время паника бы поднялась, если бы девушка исчезла! Хотя… Они там наверняка тоже паниковали, но дело ж не в том. Не стал бы Пушкин всю балладу рассказывать только о том, как было страшно Наташиным родным. Короче, вернулась девушка, погрустила, отошла, стала, как прежде, сидеть с подружками на завалинке. И вот однажды промчались мимо лошади, а в повозке такой красавец лихой. И как глянул на Наташу своим хищным глазом! Оценил, значит, ее красоту. А потом и сватов к ней заслал. Те хвалили жениха, обещали богатство и ласку. А Наташа и говорит, что согласна, устроим, мол, помолвку при всем честном народе. Собрались, значит. Там жених, тут Наташа. Гости, то да се. И вдруг невеста начинает рассказывать свой сон. Что вот заблудилась она во сне, увидела в лесу избушку, во сне опять же, зашла, спряталась за печкой, а тут входят добры молодцы и девицу-красавицу за собой ведут… Жениху явно не хочется слушать этот ее рассказ. Он все прерывает ее, прерывает. Типа – ну мало ли что во сне привидится… И все к добру… Наташа доходит до того места, когда злодей рубит девице руку. А жених говорит, мол, это вообще ерунда какая-то.

 
Она глядит ему в лицо.
«А это с чьей руки кольцо?»
 

Ну, после этого, естественно, злодея вяжут, судят и казнят. Так Наташа и победила разбойника. В одиночку.

«Женщина-разоблачительница, женщина-победительница – это про нас, – думала Варя, – самый что ни на есть типический образ. И почему же мы всегда со всем самым важным должны справляться одни? Где наши заступники? Хотя у той чешской девушки с женихом-мертвецом тоже никаких заступников не наблюдалось, кроме, конечно, небесных».

«Что ж это делается-то!» – поразилась Варя своему открытию.

И, уже совсем засыпая, вспомнила почему-то про Муху-Цокотуху. Нашелся же у той защитник, да еще какой! Отважный, боевой, с саблей! Спас и женился потом. Не все так страшно и безысходно. Не все, не все, не все…

Поиски вариантов

На следующий день проснулись они поздно. Первая после пробуждения Варина мысль была о Марусе. Мысль эта почему-то тревожила. Какой-то страх, связанный с самой близкой подругой, неотступно беспокоил.

«Что там у нее происходит? Надо позвонить, узнать», – сказала себе Варя.

И в ту же минуту поняла, откуда пришел к ней этот страх. Все ясно: дело не в Марусе. Это Наташин рассказ о Зигфриде навеял. Марусин муж, как и Зигфрид, с ранней юности увлекался альпинизмом. Не мог долго оставаться дома. Побудет-поживет обычной жизнью, а потом словно лихорадка им овладевает: в горы! Он еще перед свадьбой Марусю предупредил об этой своей особенности. Просил понять и принять его таким, какой он есть. Маруся и приняла. И только сейчас Варе стало понятно, как мучительно дается ее подруге ожидание. С горами не шутят. Вот как у Наташи случилось. Это ведь с каждым может? Или не с каждым? Почему так? И что делать? Может быть, все же позвонить скорее Марусе и предупредить? Сказать ей про Зигфрида. И чтобы мужа больше в горы не пускала.

Глупые девчонские мысли, – тут же определила Варя. В чем смысл звонка будет? «Марусь, а Марусь! Ты знаешь, тут у меня знакомая гостит. Так вот. У нее жених в горах разбился. Насмерть. Не пускай своего. А то вдруг тоже разобьется. В горах опасно, учти».

Хороший такой дружеский сигнал, поддержит на все сто. И главное, такое для Маруси открытие сделает: в горах опасно, люди гибнут. И так подруга после этого успокоится! Пойдет к мужу и скажет: «Все, дорогой, больше ни-ни. Мне Варя сейчас позвонила и сказала, как это оно бывает с альпинистами. В общем, больше не пойдешь. Ты семье нужен живым».

«Какую же силу духа надо иметь, чтобы терпеливо и безропотно ждать, когда муж снова и снова отправляется в горы? – думала Варя, открывая для себя новые грани Марусиного характера. – А если рассудить, что она может сделать? Не пустить? Но как не отпустишь взрослого человека, который давным-давно выбрал именно такой путь и способ жизни? Он, зная себя, предупредил заранее. Однако как за него не тревожиться? Марусе многие завидуют: семья, дети, налаженная жизнь, сама красавица. А если хоть на секунду представить, что она думает, когда остается одна, что чувствует, какая тревога ее съедает!»

Варя удивилась себе: казалось бы, ближе нет у нее человека, чем Маруся, но только сейчас она по-настоящему, через свой страх, ощутила глубину переживаний подруги. И ведь ничем не поможешь! Ни слова нельзя сказать, иначе только хуже можно сделать. Как же поступить?

«А никак, – ответила себе Варя, – просто быть с ней рядом. Чтоб она знала, что не одна. А она и так не одна. И я и так рядом. Значит – что? Все в порядке? С добрым утром? Жизнь продолжается. А пока это так, лучше, чтоб текла она без страха, во всей своей яркой и ясной красе».

Завтракать не хотелось, вчера на ночь съели столько ветчин и колбас, что даже думать о еде не могли. Только кофе, ничего больше.

– Ну что, – нетерпеливо спросила Натали, – заглянем на сайтики? Посмотрим, кто к нам в сети попался?

– Ты думаешь, все так быстро произойдет? – усомнилась Варя.

– А почему нет? Я такую фотку разместила! И ты все так классно описала. Обязательно кто-то да отзовется. Главное, отсечь лишнее. Времени-то у меня в обрез.

Варя, уже не удивляясь победительной уверенности своей гостьи, полезла в Интернет смотреть их совместный улов. Надо же! Желающих познакомиться с Наташей оказалось немало. Они вместе рассматривали фотки, Варя переводила тексты. Наталья вглядывалась, давая четкие и однозначные определения:

– Ну-ка, ну-ка. Что пишет? Мечтает о любви, найти свою половинку, тын-тын-дын, работы временно нет, пишет роман. Прощай, писатель.

– А может, встретиться? Смотри, хорошенький какой. Улыбка, глазки, – сомневалась Варя.

– Нет. Барахло. Всю жизнь будет свой роман писать. И не допишет ни при каких условиях. Их много, а я одна, да и времени совсем нет на рассусоливания. В корзину его! – решительно отвергала Наташа.

– А этот, смотри: разведен, двое детей с женой остались, небольшой бизнес… – начинала Варя переводить данные следующего кандидата.

– Ну, погулял, значит, не по-детски. Двое детей с женой. Зачем мне такое счастье? Мне и своего хватит, да только поделиться не с кем. В корзине ему самое место, – делала заключение гостья.

– Подожди, смотри, у него домик с садиком. Симпатичный домик, глянь только. И садик ухоженный. Значит, работящий человек, – жалела отца двоих детей Варя.

– Человек, может, и работящий, но на фиг надо. И садик его, и домик мне зачем? Будет сидеть в своем садике, как курица на насесте. И время от времени еще на романтические встречи отлетать.

– Смотри, ты так всех сейчас забракуешь, – предупреждала Варя.

– Все может быть. Не исключено. Я знаю, кого ищу. Мне нужен рыцарь. Без страха и упрека, – подтверждала Наташа. – А не просто так время зря терять. У меня сейчас не тот период в жизни.

– Ну, знаешь, с рыцарями сейчас повсюду туго. А здесь… Не уверена. Они все практичные. И небогатые, учти. К тому же вряд ли рыцарь будет размещать объявления на сайте знакомств.

– Да это я понимаю. И уверена даже, что на русскую из Москвы клюют специфические люди. Или искатели приключений, или искатели денег. Мы ж теперь богатенькие в глазах всего мира. Но вдруг? Что-то же делать надо? Я себя знаю. Мне нужно какое-то утешение. И я его ищу. Иначе можно с ума сойти. Очень хочется вернуться в тот отель, где муж с этой развлекаются, и хорошенько их удивить. Но я же не могу себе этого позволить.

– А почему? – удивилась Варя. – Раз уж ты решила расстаться, так пойди и сломай им кайф.

– Почему? – на секунду задумалась Наташа. – Почему? Ну, во-первых, это ниже моего достоинства. А во-вторых, интересно, насколько подлым может быть человек, которому я доверяла. Вот он мне с утра пораньше эсэмэску прислал: «Как вы там, мои любимые? Целую. Скучаю». Видишь? «Яжеотец». Все как у людей.

– А ты что? Ответила?

– Конечно. Спросила: «Как погода в твоем Стерлитамаке? Не мерзнешь?» Он ответил, что погода хорошая, но уже хочется домой.

– Может, и правда по семье заскучал? – хмыкнула Варя.

– Не исключено. Но – поздно.

Наташа рассказывала про переписку с мужем, разглядывая при этом фото откликнувшихся на ее призыв кавалеров.

– О! Смотри! Как тебе этот? – вдруг оживилась она.

Варя глянула и удивилась выбору Наташи, решила, что та шутит. Высокий подтянутый седой человек приветливо улыбался избраннице.

– Наташ, но он же… Но ему… Сколько лет?

– Шестьдесят три! – с гордостью произнесла девушка. – Шестьдесят три! И прочитай, пожалуйста, что он о себе пишет.

Варя быстро пробежала глазами короткий текст и рассмеялась:

– Не думаю, что он тебе подойдет. Слушай: зовут его Франтишек (сокращенно – Франта), он вдовец. Взрослый сын живет в Мюнхене с собственной семьей. Франтишек честный. Смотри, что пишет: «У меня проблемы с эрекцией. Возможно, от долгого одиночества». Тебя устроит жених с такими проблемами, Наташ? Да, он, кстати, имеет какой-то бизнес, у него квартира в Праге и загородный дом. Любит путешествовать. Считает, что нужно увидеться и лично все обсудить. И кстати, говорит по-русски!

– Меня все устраивает! – решительно определила Наташа.

– И проблемы с эрекцией?

– Особенно они! Мне, знаешь, сейчас не до того. Ему нужна нежность, мне тоже нужна нежность. Выглядит, кстати, классно. На наши сорок пять. У меня отец моложе, а поставить рядом – Франтишек лет на десять младше покажется.

– Вот он еще пишет, что детей больше не хочет. Ему нужна спокойная жизнь для себя и своей спутницы, – продолжила Варя.

– И что? Я тоже детей больше не хочу. Хотела когда-то. Но пропало желание. Во всех смыслах – пропало желание: и делать их не хочу, и растить, зная, как тошно им придется в этом поганом мире. В общем, надо назначать встречу, а там разберемся.

– Уверена?

– Более чем!