Текст книги "Все радости – завтра"

– Это отвратительно, – искренне ответила она.

Он ослабил хватку.

– Так оно и есть, ибо Господь запретил этот порок. Не опасайтесь, что я подвергну вас этому. Однако вы должны доверять и подчиниться мне, мадам, когда я приказываю вам лечь на постель лицом вниз, ибо я ваш господин перед Богом и людьми.

Скай была в недоумении. Он не предавался любимому пороку Дома О’Флахерти и все же приказывал ей лечь лицом вниз. Воцарилось тяжелое молчание. Стоя тут, она ничего не узнает, и он вроде бы не должен причинить ей зло. Со вздохом она легла на кровать, как он сказал.

– Передвиньтесь в центр, мадам, – последовал приказ. Она подчинилась.

Он взял ее левую руку, и она почувствовала, как он что-то надел на нее, мягкое, но крепкое. Когда она повернула голову, чтобы посмотреть, он схватил ее правую руку и привязал таким же образом к резной стойке кровати шелковой веревкой.

Скай открыла рот от изумления, но на этот раз она была в шоке.

– Монсеньор! – воскликнула она. – Что вы делаете? – Ей снова стало страшно. Она стремилась не поддаваться страху, успокоиться. Однако его действия не давали оснований для успокоения.

Теперь он раздвинул ее ноги и привязал их к другим столбикам стойки.

– Я привязываю вас к кровати, мадам. Я думал, это очевидно для вас. – Он закончил свои манипуляции и, подойдя к ее голове, вытянул из-под нее подушки. Затем, приподняв ее рукой, он подсунул подушки под живот, так что ее ягодицы выпятились вверх.

– Но зачем вы делаете это?! – Она была на грани истерики. О небо, что за извращение приготовил он ей, совершенно беззащитной? Если он убьет ее, что будет с ее детьми?

– Затем, – сказал он, тщательно заворачивая ее шелковую рубашку, обнажая ягодицы и ноги, – что я собираюсь наказать вас.

– Что?! – взвизгнула она. Он просто сумасшедший!

– Я собираюсь наказать вас, – спокойно повторил он.

– Но почему? Что я сделала? Мы даже незнакомы! Как я могла провиниться перед вами за столь короткое время с момента прибытия корабля?

Фаброн де Бомон сел рядом с ней и спокойно посмотрел на нее.

– Моя прекрасная супруга, – терпеливо начал он, – вы – женщина, а женщина – сосуд скудельный, который постоянно нуждается в исправлении, чтобы укрепить его. Пастор Лишо рекомендует ежедневную порку жены до тех пор, пока она не станет всецело, мгновенно и без лишних вопросов подчиняться своему мужу. Сегодня мы с ним долго говорили на эту тему, прежде чем я пришел к вам. Он полагает, что вы слишком независимы для женщины, чтобы быть для меня верной женой. Тем не менее мы поженились, и он полагает, что я должен начать программу вашего исправления с этой же ночи, чтобы превратить вас в такую женщину. Если вы предназначены для рождения моих детей, то вы должны воспитывать их так, как я пожелаю, не задавая вопросов и подчиняясь мне незамедлительно. Женщины ниже мужчин, а вы осмелились возвыситься над предназначенным вам скромным состоянием, поставить себя на одну доску с мужчинами. Вами владеет гордыня, Скай, но я собираюсь спасти вас от себя. Это я вам обещаю.

Она была в ужасе.

– Но как вы можете так скоро судить, лорд Фаброн? – умоляющим тоном произнесла она. – Если женщины более низки, то почему Господь избрал в королевы Англии женщину, королеву, правящую без помощи мужа? И почему во Франции Екатерина Медичи, королева-мать, правит, с Божьего благословения, вместо своих малышей?

– Вы задаете слишком много вопросов, Скай, – сказал он. – Уже по этому я могу судить о вас. Женщины не должны задавать вопросов, ибо пастор Лишо говорит, что они обязаны подчиняться не спрашивая. А что касается упомянутых вами королев, то кто же утверждает, что их посадил на трон Господь? Скорее, это дьявол!

– Монсеньор, прошу вас, не бейте меня!

Скай была очень напугана. Неужели ее муж – безумец? Неужели он действительно верил в те глупости, которые сообщил ей? Очевидно, пастор Лишо принадлежал к секте кальвинистов, утверждавших, что радости жизни греховны. Это просто дураки. Она знавала кое-кого из них в Англии, и они были столь же опасны, как католические фанатики. Она содрогнулась от страха.

– Мадам, я делаю это ради вашего блага. Со временем, когда вы будете вполне обучены и научитесь замечать ошибки в своем прошлом поведении, вы же будете благодарны мне за мою настойчивость.

– И… и как долго это будет продолжаться? – дрожащим голосом спросила она. «Господи, – мысленно взмолилась она, – не дай ему убить меня! Позволь мне выжить, чтобы победить его ради нас обоих и ради моих детей».

– Когда настанет день, в который вы признаете свои грехи и то, что женщина не способна заниматься торговлей, – а я подозреваю, что ваш партнер делает все за вас, несмотря на ваши уверения в обратном; когда придет такой день, когда вы заявите, что не в состоянии управлять своими обширными имениями и доверите их мне, тогда я пойму, что вы стали такой женщиной, которую я ищу и жажду. До этого дня я буду наказывать вас каждую ночь перед сном.

Он встал и отошел в сторону, где она не могла его видеть, но тут же вернулся. В его руке была березовая розга толщиной в ее палец. Он поднес ее к губам Скай и скомандовал:

– Целуйте орудие исправления, мадам. И когда я закончу, вы поцелуете его снова и поблагодарите меня за это наказание.

Скай отвернулась – тут она ему не подчинится. Независимо от того, как она будет себя вести, он все равно причинит ей боль. Но она по крайней мере не будет пресмыкаться перед ним. Это разъярило его.

– Я не думал быть с вами сегодня слишком строгим, мадам, – сказал он, – но вижу, что пастор был прав – вы чересчур непокорны. Непокорны выше всякого разумения. И вы получите сейчас полную меру наказания.

Она сделала последнюю попытку:

– Монсеньор, прошу вас не делать этого. Иначе я пожалуюсь королеве! Ей не понравится ваше обращение со мной.

– Вы никому не пожалуетесь, мадам. Как муж, я имею право наказывать вас. Этого права не лишает меня даже ваша погрязшая в грехах церковь! Вы хотели узнать меня получше, и я дарую вам эту привилегию. В ближайший месяц вы не выйдете отсюда, и я буду выходить только по крайней нужде. Я собираюсь сочетаться с вами как можно чаще, дабы вы родили мне ребенка как можно скорее. Мне нужен наследник! Мы проведем весь месяц в супружеских утехах, а также в молитвах и наказаниях, долженствующих исправить ваше поведение.

Он поднял розгу и резко опустил на ее нагие ягодицы.

Скай вскрикнула от удивления. Она не ожидала, что удар последует так скоро, и не успела приготовиться. Его рука поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, двигаясь безостановочно, он бил ее всерьез. Она вскрикивала снова и снова от боли, когда розга врезалась в ее нежную плоть. Это был кошмар. Этого не должно было случиться!

– Пожалуйста, – плакала она, – прошу вас, монсеньор! Остановитесь! Остановитесь! – Скай было стыдно просить его, но она не могла перенести чудовищную боль.

В ответ он хлестал ее еще сильнее, теперь удары обрушивались на ее ноги. Она чувствовала, как струйки крови щекочут кожу, Скай барахталась в своих шелковых узах, но вырваться не могла, а подложенные им под живот подушки лишь способствовали тому, что ее зад поднимался все выше и выше, становясь все доступнее для него. Его рука, кажется, была неутомима, похоже, он даже набирался сил от ее страданий.

– Сука! – прошипел он, нанося удар по ее извивающейся заднице. – Покайся! Покайся и признай, что ты – ничто! Что мужчина – твой господин! Признайся, что ты – лишь безмозглая плоть, служащая для удовлетворения мужчины, негодный сосуд для его семени! Самка для его сыновей! Такова Божья заповедь, и ты нарушаешь ее!

– Нет, нет! – всхлипывала она, в то время как розга наполняла ее все новой и новой болью. – Женщины не животные, они тоже мыслят!

– Ты упряма, – прошипел он снова, и его рука не останавливалась, – но я буду победителем и спасу тебя от дьявола, овладевшего твоей душой!

Она не могла более терпеть боль, и ее сознание начало потихоньку уплывать куда-то в тихую мглу. Она больше не чувствовала раскаленной розги и не слышала голоса герцога. «Адам!» – вскрикнула она мысленно и почувствовала, что он так же любит ее, как любил раньше. Она попыталась открыть глаза, чувствуя, как в ней нарастает желание увидеть его лицо, почувствовать его ласку.

Ее черные ресницы вздрогнули над бледными щеками, и она наконец сумела открыть глаза. К ее ужасу, над ней нависал герцог с его огромным, длинным членом, приготавливаясь войти в нее.

– Нет! – закричала она, пытаясь оттолкнуть его, но ее руки, хотя она уже и лежала на спине, были по-прежнему привязаны к кровати.

Казалось, он даже не заметил ее сопротивления и простонал от наслаждения, закатав ее рубашку до горла и играя с ее грудями.

– Прекрасные, прекрасные, – пробормотал он, – такие прекрасные маленькие грудки! – Он наклонился и начал сосать их по очереди, затем перекатывать соски между пальцами, слегка пощипывая их, так что она была уже готова закричать. Его рука скользнула по ее животу, поглаживая его, он бормотал что-то о детях, которых она родит ему. Затем, не обращая внимания на ее протесты, он глубоко вошел в нее и, ритмично двигаясь в ней, все продолжал повторять: – Люби меня! Ты создана для любви! Ты рождена для любви, Скай!

Она с ужасом смотрела на него. С тем же успехом она могла бы быть трупом – для него не было разницы, находится она в сознании или без него, главное, чтобы он мог ощущать, трогать ее и овладевать ею. Хуже всего, что она сама ничего не чувствовала. Она, самая чувственная из женщин, не ощущала ничего, кроме чудовищного насилия над своим разумом, духом и телом.

Наконец мужчина содрогнулся в пароксизме и откатился в сторону. Через несколько минут он захрапел, а она лежала рядом с ним, не в состоянии прийти в себя от стыда и унижения. Даже с Домом, упокой Господи его черную душу, это не было так отвратительно. При всей своей жестокости Дом на свой лад любил ее, гордился ею и ревновал ее. Этот же человек хотел лишь сломить ее, полонить ее душу, превратить ее в бессловесное существо, чье назначение в рождении и кормлении детей, до тех пор, пока она в конце концов не умрет от слишком частых родов. Она видела, как это было с другими женщинами. И это могло случиться и с ней, когда она была замужем за Домом О’Флахерти, если бы у нее не было сестры Эйбхлин, которая спасла ее.

Ее новый супруг не позаботился о том, чтобы развязать ее перед сном, и она лежала в неудобной позе и потихоньку замерзала, по мере того как ночь становилась все холоднее. Ягодицы и ляжки ныли от ран, нанесенных им. Она чувствовала, как саднят рубцы. Никогда раньше с ней так не обращались. Она с возмущением вспоминала то, что он говорил ей. Итак, он слушался своего гнусного пастора. Он считал, что женщина – всего лишь мягкая плоть. Да он будет в шоке, когда поймет, что эта женщина тверда, как скала!

Развяжет он ее, наконец, или будет держать на привязи весь месяц? Действительно ли Фаброн де Бомон сумасшедший или просто фанатик? Вел ли он себя так с другими женами? Нет, невозможно. Вряд ли Эдмон лгал ей, а он всегда был искренне привязан к дяде. Нет. Очевидно, герцог был не слишком сильной личностью и полностью подпал под влияние этого отвратительного пастора Лишо. Может быть, он слишком переживал из-за смерти предыдущих жен, чувствовал себя виноватым в этом. А может быть, он втайне хотел быть священником, как предполагал Эдмон, и не стал им только из-за долга перед родом. Гугенот увидел слабость герцога и овладел им, когда рядом не было никого из родственников. Но это не могло, не должно было продолжаться! Скай знала, что она не выдержит еще нескольких порок, подобных сегодняшней.

Боже, он просто бессердечен! Ее искренние рыдания должны были бы растопить его сердце, а вместо этого он только усиливал удары. Она содрогнулась, вспоминая причиняемую розгой боль. А после, когда она лежала без сознания, он овладел ею, не заботясь о ее чувствах, о том, разделяет ли она его наслаждение! Внезапно она вспомнила о женщинах, ставших пленницами на войне, и поняла, что, несмотря на то что герцог был ее мужем, он изнасиловал ее! Она снова содрогнулась! Это чудовищно!

– Вам холодно? – Его голос был совершенно спокоен.

– Вы не развязали меня, монсеньор.

– Извините, мадам. – Он поднялся и освободил ее от веревок. Затем привлек к себе и начал гладить ее груди сквозь ткань рубашки. – Я нахожу, что еще не получил достаточно. – Он задрал подол ее рубашки и снова оседлал ее. Скай напряглась, и он это заметил. – Вам не нравится, как я люблю вас? – спросил он.

– Нет, – ответила она, совершенно не заботясь, что он подумает об этом. Мужчины столь полны самомнения относительно этого.

– Это хорошо, – сказал он. – Женщина и не должна получать наслаждение от мужской работы. Важнее всего – удовольствие мужчины. – Он продолжал двигаться в ней до тех пор, пока не исторг семя. Тогда он снова заснул.

«Слава Богу, – подумала Скай, – что я приняла снадобье Эйбхлин. Я не стану рожать детей этому зверю! Я не уверена, что этот род должен быть продолжен. Они производят карликов, идиотов и безумцев. Уж лучше пусть герцогство достанется французам. Я напишу королеве, – поклялась она. – Нет, я напишу лорду Берли! Объясню ему, как обстоят дела: перед моей церковью этот брак недействителен, и я подозреваю, что и перед англиканской церковью – тоже. Я должна стать более послушной, чтобы герцог успокоился и я могла поговорить с Робби. Бесс потребовала от меня многого, но даже она будет шокирована моим положением. Она не разрешит мне оставаться здесь. Она не может этого позволить!»

Скай повернулась на бок, спиной к своему новому мужу, который снова захрапел, и остро почувствовала боль от рубцов. Она отомстит за каждую рану, которую он оставил на ее теле. Она поклялась в этом. Она не позволит и дальше пытать себя, даже если придется перерезать ему глотку. А на это она была способна. Вот он лежит рядом с ней, беззащитный, убежденный в собственном превосходстве, не верящий, что женщина способна распоряжаться жизнью и смертью какого-либо мужчины. Она довольно улыбнулась в темноте. Очень скоро Фаброн де Бомон узнает, к своему ужасу, что значит быть врагом Скай О’Малли. Вряд ли это ему понравится. И так, улыбаясь, Скай заснула.

Часть II
Бомон де Жаспр

4

Фаброн де Бомон проснулся внезапно и, открыв глаза, увидел перед собой зеленовато-голубые глаза своей жены. Совершенно нагая, она удобно уселась на его груди, прижав небольшой, но тем не менее смертельно опасный столовый нож к ямке на его горле. Его сердце учащенно забилось.

– Не двигайтесь, монсеньор, – вежливо сказала Скай, – иначе у меня соскользнет рука, и не думайте, что я не смогу убить вас. Если вы двинетесь, я это сделаю.

Он сглотнул слюну, и со злорадным удовольствием она ощутила по движению ножа, как участился его пульс.

– Зачем? – спросил он.

– Вы просили английскую королеву прислать вам жену, монсеньор, и она любезно прислала меня вам. Я предполагаю, вам известно, что дамы на моей родине независимы и горды. В наше время даже женщины Франции вполне просвещенны! Я не из тех, кого можно подчинить поркой. Я женщина, монсеньор. И женщина просвещенная, богатая и мать семейства. Если еще раз без всякого повода вы поднимете на меня руку, я убью вас, монсеньор, без колебаний. Я буду вам хорошей женой и, если благословит Господь, рожу вам детей. Однако я не обращусь в гугенотство. Я не лучшая из католичек, но предпочитаю эту веру всем остальным, и я всегда буду уважать то, во что веруют другие. – Она пристально взглянула на него: – Вы поняли меня, монсеньор? Больше никаких порок!

– А если я откажусь, упрямая сука, что тогда? – Его темные глаза горели от гнева и ненависти.

– Тогда я убью вас прямо сейчас, на этой постели, – холодно сказала она. – На моем теле отпечатки ваших ударов. Я продемонстрирую их вашему племяннику и отцу Анри.

Я заявлю, как верная дочь церкви, что ваш пастор не имел права сочетать нас браком и хотя я умоляла вас вернуть отца Анри и сочетать нас по обряду истинной веры, вы не захотели этого. – Она спокойно улыбнулась ему. – И я заявлю, что не могла жить с вами в грехе, так как привыкла быть уважаемой замужней женщиной – моя репутация, монсеньор, безупречна. Но вы пытались изнасиловать меня, а когда я стала сопротивляться, избили до полусмерти. Оказавшись во власти ваших грязных и противоестественных страстей, я, как добрая дочь церкви, не могла вытерпеть, когда вы снова пожелали овладеть мной, причем ваши извращения угрожали спасению моей души. И тогда я убила вас. – Она бесстрастно созерцала его. – Как вы думаете, будет ли церковь или ваш племянник считать меня ответственной за деяние, совершенное в момент насилия?

Скай победила и знала это. Она поняла, что герцог не дурак и не захочет скандала.

– Вы можете выбирать, монсеньор, жить или умереть. Решайтесь! – сказала она ледяным тоном.

– Откуда вы знаете, что можете доверять мне, мадам? – спросил он, не в силах отвести глаз от ее прекрасной груди. – А если я соглашусь, но, когда вы слезете с моей груди и отложите нож, я изменю соглашению? Вряд ли можно считать правомочным соглашение, достигнутое под принуждением.

– Как сказал мне ваш племянник, вы – человек чести. Я полагаю, что ваши понятия о чести распространяются не только на мужчин, но и на простых женщин.

Он кивнул, удивляясь силе ее логики.

– Хорошо, мадам, я согласен. Я не буду больше бить вас, но вы должны согласиться, что рожденные вами дети должны быть воспитаны в моей вере, а не в вашей. Я не позволю моим сыновьям оказаться под властью этой римской шлюхи.

– Согласна, – сказала она не колеблясь, зная, что, если у нее будут дети от герцога, она сможет научить их истинной любви и без пастора Лишо. Она легко соскочила с него и положила нож на подставку для свеч. Затем, сев на подушки, прикрыла грудь простыней. Это простое проявление стыдливости тронуло его.

Он сел:

– Вы удивительная женщина, мадам.

– Меня зовут Скай, – спокойно сказала она, – вы уже называли меня так однажды. Не могли бы вы называть меня по имени хотя бы в интимной обстановке?

– Но и вы только однажды назвали меня по имени, Скай.

– Фаброн – это необычное имя, – ответила она.

– Но характерное для нашей страны, – сказал он. – Это родовое имя.

Наступило долгое молчание, после чего она наконец спросила:

– Все-таки почему вы так не любите женщин?

На минуту он задумался, потом ответил:

– До сих пор я об этом не думал. – Он вздохнул. – Возможно, я мучаюсь, потому что не удалось в молодости стать священником, как хотелось. Я был старшим законным сыном. Отец Эдмона – мой единственный законный брат, хотя прочих бастардов отца в Бомон де Жаспре видимо-невидимо. Один из них даже сын дворянки – у моего отца было мало предрассудков. Он был весьма любвеобильным. И очень волевым: наследовать должен был старший сын, и избавить от этого могла только смерть.

Моя первая жена очень страдала, не в состоянии на протяжении многих лет родить мне ребенка. Бедная Мари! С каждым выкидышем или мертворожденным она все более концентрировалась на мысли родить мне живого сына. Такая прелесть! И она умерла в попытке сделать это. Я полагаю, что Господь наказал меня так за то, что я не последовал голосу совести. А вторая жена, Бланш, родила наконец этого идиота, которого называют моим сыном, а потом умерла. Да, Господь крепко наказал меня!

Когда я встретился с пастором Лишо и рассказал ему обо всем, он уверил меня, что эти утраты удовлетворили гнев Божий. Он сказал, что вы – здоровая, крепкая женщина, которая родит мне детей, если только я смогу укротить в вас злой дух, который оскорбляет Бога.

– Не могу с ним согласиться, – сказала Скай спокойно. – С женщиной лучше обращаться с любовью и лаской. Тогда, как цветок, она расцветет. Жестокость только озлобит и остервенит ее. Кроме того, если вам нужен сын, который бы мог управлять герцогством, то его мать должна быть сильной женщиной.

– А вы любили своих мужей, Скай? – спросил он с любопытством. – Они не пытались подавить вашу волю?

– Я любила троих из них, – ответила она. – Все они были разные, но каждый умел любить. Да, я любила их, и они любили меня, и никто из них не пытался сломить меня. – Ее лицо озарилось воспоминаниями, и у него перехватило дыхание от того, какой прекрасной она стала в этот момент.

Он взял ее руку, поднес к своим губам и поцеловал. Она серьезно посмотрела на него: хотя у нее не было никаких чувств к нему, но он стремился к этому, и она должна была попробовать. Выбора не было. Она погладила его по щеке. Он взглянул на нее, и его взгляд был столь же серьезен, как и ее.

– Я знаю, что в Библии осуждается лицезрение мужчины и женщины в первозданном виде, но сейчас я больше всего хочу увидеть вас обнаженной. Вы можете сделать это для меня, Скай?

Откинув покрывало, она встала.

– Я уверена, – сказала она, – что это пастор Лишо вбил вам это в голову, Фаброн. Это ложь: в Библии сказано, что мы созданы по образу и подобию Божию, а если так, то как же можно не восхищаться Его созданием? Им самим? – Она медленно повернулась, чтобы он полностью насладился зрелищем ее тела.

Ее красота почти заставила его зарыдать: маленькие груди совершенной формы, изящная линия бедер и ног, узкая талия и длинная линия спины, великолепная форма рук. Все было совершенством, за исключением рубцов от розги на коже. Они поблекли, но их зрелище вызвало в нем ощущение вины.

– Вы не можете быть земной! – сказал он. – Пастор прав: женщины – изобретение дьявола! Прикройтесь, мадам!

В ответ она бросилась на кровать рядом с ним.

– Нет, Фаброн, – твердо заявила она. Скай решила бороться с невежеством и суеверием этого гугенота. Теперь она жена герцога и не позволит пастору Лишо руководить их браком или разрушить его. – В Библии сказано, что женщина сотворена Господом нашим из ребра первого мужчины, Адама.

– Откуда вы это знаете? Кто сказал вам это?

– Никто, Фаброн. Библия переведена на английский, и я прочитала это в ней сама.

– Но ваша злокозненная церковь запрещает вам знать, что написано в Библии.

– Церковь много чего запрещает, Фаброн, и я не во всем с ней согласна. – Она улыбнулась ему. – Я ведь говорила вам, что я не лучшая из католичек. Раз Библия переведена, я решила узнать, что там написано. И я узнала.

– А вы всегда делаете то, что хотите, мадам? – Его черные глаза снова были суровы, но все же в его голосе чувствовались нотки юмора.

– Я не всегда могу выбирать, Фаброн, но при возможности я делаю то, что приятно мне.

«Какой он странный», – подумала Скай. Он одержим чувством греховности, он был жесток к ней, и все же она чувствовала жалость к нему. Их глаза встретились, и вдруг он протянул руку и провел по ее бедру.

– Но ведь заниматься любовью при свете дня грех, – проговорил он тихо, но она видела, что он хочет ее.

– Это сказал пастор Лишо? – поддразнила она его, наблюдая за ним сквозь полуприкрытые ресницы.

– Мы никогда не говорили об этом, Скай. Но я никогда не читал об этом в Библии, а вы?

– Нет, монсеньор, я тоже.

Его рука продолжала ласкать ее ягодицы.

– А вы занимались раньше любовью днем? – спросил он.

– Да, – ответила она. Она видела, как возбуждает его ее тело, сам их разговор, возникающие в его сознании фантазии. С каким-то всхлипыванием он повалил ее на спину и начал ласкать ее груди, причитая в то же время:

– Такое наслаждение, должно быть, греховно! Мы не должны делать это! Не должны! – И в то же время он овладел ею еще до того, как она была готова его принять, увлажнив ее расщелину слюной и яростно двигаясь в ней, стремясь к вершине своего наслаждения.

Скай закрыла глаза и не стала мешать ему, пока он всхлипывал и возился на ней. «По крайней мере, – подумала она с облегчением, – он может действовать без жестокости. Со временем я научу его доставлять удовольствие и мне, если сумею избавить от ложных страхов. Но странно – впервые в моей жизни не мужчина управляет мной в постели, а я управляю им».

Наконец с диким воплем герцог кончил, достигнув вершины наслаждения. И хотя Скай все еще не могла простить ему жестокости прошлой ночи, она почувствовала к нему странную симпатию. В самом деле, ведь он всего лишь грустный, слабый мужчина, наполненный страхом и предрассудками. Он, однако, тянется к сильным людям, а она была сильной. До этого лишь пастор Лишо имел на него влияние. Теперь ей нужно – если только она не хотела превратить свою семейную жизнь в ад – одолеть этого мерзавца. Во всяком случае, она не может до этого привезти сюда детей.

* * *

Несколько дней Скай и Фаброн провели в ее спальне. Из разговоров Скай многое узнала о своем новом муже. Она поняла, что он никогда в жизни не любил по-настоящему и страдал от этого. Единственным существом, искренне привязанным к нему, был его племянник Эдмон. Его мать, дальняя родственница Екатерины Медичи, королевы-матери Франции, была холодной и рациональной женщиной, отдавшей обоих детей на попечение воспитателей. Отец, суровый мужчина, имевший высокие принципы и необузданное сластолюбие, никогда не проявлял любви к сыновьям, полностью занятый управлением герцогством и погоней за юбками, что получалось у него одинаково хорошо.

Единственным человеком, который тепло отнесся к Фаброну, был придворный капеллан, отец Анри, и, возможно, в стремлении подражать ему Фаброн и хотел стать священником. Конечно, его отец не желал ничего слышать об этом, и Фаброн озлобился. Отец Анри сочувствовал обеим сторонам и посредничал между ними. Фаброну он объяснял, что если бы Господь захотел, чтобы он стал священником, то он родился бы младшим сыном. Но этот аргумент становился все менее весомым с каждым выкидышем у жен Фаброна и их смертями. Но когда отец умер, у Фаброна не было выбора – его младший брат погиб от раны, полученной на турнире, и единственным законным наследником, кроме Фаброна, был его племянник-карлик. Ему пришлось жениться снова.

Пока Фаброн ждал прибытия невесты, пастор Лишо начал свою черную работу над восприимчивым сознанием герцога. Да, соглашался он с одержимым чувством греховности герцогом, все прошлое – это наказание Господне за то, что он не послушался голоса совести. Однако теперь Господь присылает ему новую жену – и это должно стать началом новой жизни. Новая жена – новая вера. Пастор излагал все это авторитетно, цитируя в изобилии Библию, которую, очевидно, неплохо знал. Стремясь обрести новую жизнь с новой женой, избегнуть прежних несчастий, герцог отошел от веры отцов и с ревностью новообращенного предался новой вере.

И вот новая жена прибыла, но она заставила его сильно усомниться в новых убеждениях. Она была всем тем, чем, как утверждал пастор Лишо, не должна быть женщина, и совершенно другой, чем те женщины, которых он знал раньше. Через три недели после свадьбы он впервые почувствовал себя влюбленным. Скай! Само это имя было возмутительным, но он привык к нему и полюбил его. Скай объяснила герцогу, что она была названа по имени одного из Гебридских островов, где родилась ее мать. Но, странно, это нравилось ему – она по крайней мере не была Мари, Жанной или Рене.

Она была прекрасна и своенравна, независима и нежна, ласкова и умна. Она была всем тем, чего он никогда не рассчитывал найти в собственной жене, за исключением, возможно, красоты. И при этом не отталкивала его от себя, как предыдущие жены – те всегда норовили найти предлог для отказа от близости, а если она все-таки происходила, то стремились, как только он заканчивал, оттолкнуть его. Скай же льнула к нему, заключала его в кольцо своих рук. Особенно ему нравилось класть голову на ее мягкие груди, наслаждаясь ее розовым ароматом. Она была чище и сладостнее любой другой женщины из тех, что он знал.

Однажды ночью, когда он, опьяневший от наслаждения, лежал рядом с ней, она спросила его:

– А знаете, Фаброн, что вы ни разу не поцеловали меня?

Он удивился, так как никогда не был расположен к этому виду ласки. Но ему вдруг захотелось сделать ей приятное, отплатить ей за ту нежность, которую она подарила ему, несмотря на ужасное начало их отношений, начало, от одного воспоминания о котором он содрогался.

– А вам понравится, Скай, если я поцелую вас? – несколько растерянно спросил он.

– Да, – тихо сказала она, – это будет мне так приятно!

Поднявшись на локте, он наклонился и мягко коснулся ее губ своими губами – и тут же отдернулся, как будто прикоснулся к чему-то раскаленному. С тихим смехом Скай снова пригнула его голову и страстно впилась в его губы. Фаброн де Бомон почувствовал, как по его жилам растеклась сладостная слабость, почувствовал, как ожила, снова пробудилась к жизни его мужественность.

– Вот так, монсеньор, – сказала она, ослабив хватку и отрывая свои губы, – вот это поцелуй. Вовсе не такая неприятная вещь, а?

– Вы смеетесь надо мной, мадам? – холодно спросил он, но его глаза говорили, что это холодность мнимая.

– Немного, может быть, – согласилась она, – любовь неотделима от смеха, дорогой муж.

– Вы не уважаете меня, мадам, – сказал он, – и мне придется потребовать выкуп за это нарушение приличий! – И он снова поцеловал ее, сжимая в объятиях, и в касании его губ была неожиданная для нее сила. Впервые за время их брака она ощутила какое-то отдаленное напоминание о страсти. «Возможно, – подумала она, – мы можем надеяться на лучшее».

Он легонько прижал ее к себе, и она поняла, что он ощущает огромное наслаждение от близости ее тела, теплоты и шелковистости ее гладкой, надушенной кожи.

– Вам нравится, когда я ласкаю вас так? – неуверенно спросил он.

– Да, – прошептала она ему.

– Вам нравится, когда я ласкаю и целую ваши прекрасные груди?

– Да, мой муж, мне очень нравится, – последовал тихий ответ.

– Я хочу, чтобы это нравилось вам, – произнес он тоном, который Скай показался стыдливым. – Чтобы вам нравилось, когда я люблю вас.

– О Фаброн, – сказала Скай, довольная и тронутая тем, что начинает завоевывать его, – когда вы нежны и ласковы со мной, я тоже чувствую наслаждение. Разве мы не должны наслаждаться друг другом?

– Но пастор Лишо говорит…

Ее рука легла на его уста:

– Что может священник, служитель любой веры, знать о страсти мужчины и женщины, Фаброн? Я верю, что Бог дал человеку жену не только для поддержки и рождения детей, но и для наслаждения. Люби меня, и я полюблю тебя. Что в этом дурного?

Поцеловав ее ладонь, он снял ее руку с губ и сказал:

– У вас получается это так просто, Скай.

– Это действительно просто, Фаброн. Любите меня, и я полюблю вас.

И тогда он в самом деле подарил ей свою любовь. Он любил ее так нежно и внимательно, как никогда раньше. Впервые он старался удовлетворить ее и впервые почувствовал, что ее наслаждение возбуждает его. И когда она достигла его вершины, он вдруг понял, что раньше она всего лишь имитировала наслаждение, чтобы удовлетворить его. И только тут он понял, что любит эту прекрасную женщину, которая, несмотря на его зверства в первую ночь, стремилась сделать их брак настоящим союзом.