Текст книги "Дорогая Жасмин"

– Да, милорд, – сухо подтвердил граф, бросив на маркиза гневный взгляд.

– Нет-нет, Джемми, мы не можем этого позволить!

– Сэр, лорд Лесли будет моим гостем, – заявил, выступив вперед, граф Линмут и низко поклонился. – Мы с Джемми старые приятели.

– Превосходно, превосходно, – кивнул король. – Ты остановишься у Робина Саутвуда, Джемми? Это великолепное решение, не так ли?

Граф Гленкирк отвесил глубокий поклон королю.

– Я провожу Жасмин домой, сир.

– И я тоже поеду с вами. Перевезем твои вещи в Линмут-Хаус, – добавил граф Линмут, глазами приказывая графу и племяннице помолчать.

– Линмут-Хаус рядом с домом леди Линдли, – прошептал Кипп брату.

– Если я начну жаловаться, королю надоест мое нытье. Я не стану унижаться, досаждая ему бесконечными мольбами.

– Милорд, – сказала Жасмин Сен-Дени, когда они вышли из дворца, – вы зря тратите время и выставляете себя глупцом в глазах общества. Оставьте меня в покое. Король найдет вам богатую невесту, стоит лишь вам хорошенько его попросить, а я уверена, вы поднаторели в этом искусстве, не так ли?

Она мило улыбнулась, видя, как красивое лицо Пирса потемнело от бешенства. Но Пирс тут же овладел собой и весело рассмеялся.

– Ах, мадам, каждое ваше слово чарует меня. Еще ни одной женщине не удавалось привести меня в такую ярость. Но не надейтесь, я не перестану вас преследовать. Вы слишком заинтриговали меня, и клянусь, я отобью вас у Гленкирка.

– Никогда! – разъяренно бросила Жасмин.

Маркиз Хартсфилд взял ее за руку, оттеснив графа Гленкирка, который угрюмо последовал за графом Линмутом.

– Мадам, не прогоняйте меня! Я вам понравлюсь, вот увидите! Все любят меня, если не считать Вилльерза. Но дело в том, что я, в отличие от других, вижу его насквозь. Он всего-навсего жалкий выскочка. Я самый добрый и очаровательный малый, и скоро вы в этом убедитесь.

Жасмин невольно рассмеялась.

– Милорд, – спокойно заметила она, взяв себя в руки, – мы оказались в трудном положении. Я, по-видимому, кажусь вам настоящей сварливой ведьмой, но вы должны понять, что мы знакомы с Джеймсом много лет. Я полюбила его. Наш союз благословили небеса. Мои дети обожают его. Меня не собьет с пути истинного даже ваше прославленное обаяние. Вы попусту тратите время, и, честно говоря, я безгранично зла на короля за то, что он это затеял!

– Вы восхитительны, когда сердитесь! – промурлыкал он.

– Гром и молния! – вырвалось у Жасмин.

Пирс Сен-Дени фыркнул. В голубых глазах плясали дьявольские искорки.

– Ваш маленький сын сыплет проклятиями на индийском! А вы тоже умеете ругаться на индийском? Чудесный паренек, ваш королевский бастард!

– Меня когда-то научили ругаться на семи языках, – объяснила Жасмин.

Они вышли во двор, где уже ждала карета. Маркиз, широко улыбаясь, помог Жасмин сесть.

– Я нанесу вам визит завтра, мадам. Если погода будет хорошей, мы могли бы отправиться в путешествие по реке. Я прибуду в своей барке.

Закрыв дверцу, он велел кучеру трогать и весело помахал на прощание Жасмин, а потом, поклонившись Робину и Джеймсу, поспешил в тронный зал.

– Ублюдок! – выругался Гленкирк. – Я приехал в карете с Жасмин и не взял верховой лошади. Как я теперь вернусь в Гринвуд?

– В моем экипаже, – утешил Робин. – Хартсфилд весьма ловко избавился от нас. Похоже, он не из тех, кто легко сдается. Пирс доведет Жасмин до безумия за те несколько недель, пока не настанет срок отправляться в Королевский Молверн.

– Мы помирились с королем, – прорычал Гленкирк, – и можем ехать к мадам Скай, как только соберем вещи.

– О нет, Джемми, – возразил Робин. – Ты же слышал, Яков велел Жасмин выбрать мужа. Немного неожиданно, конечно, но король всегда все делает невпопад. Он предложил в мужья Жасмин своего фаворита. Если вы сейчас уедете в Королевский Молверн, монарх снова разгневается, и Хартсфилд, вероятно, последует за вами. До свадьбы еще пять недель. Оставайтесь в Лондоне на месяц, и посмотрим, что выйдет. Пусть Пирс Сен-Дени разыгрывает страстного поклонника, а Жасмин в конце концов объявит о своем решении выйти за тебя. А потом вы отправитесь к матушке с благословения повелителя. Королева, как видно, одобряет твою женитьбу на Жасмин. Обещай мне, Гленкирк, что не наделаешь глупостей и станешь следовать моему плану.

– Почему единственное мое желание – надавать красавчику маркизу хороших оплеух? – проворчал Гленкирк.

– Потому что он мерзкий подлый слизняк, – ответил Робин Саутвуд.

– Какого дьявола Яков в нем нашел?

– Молод, умен и умеет развлечь короля! Яков Стюарт наслаждается тем, что двое молодых людей соперничают за его благосклонность. Он так и не оправился после смерти принца Генри, а принц Чарлз – угрюмый малый, с дурным характером и совсем не похож на Хэла. Король не верит, что он станет хорошим правителем, и без стеснения говорит об этом. Чарлз безумно ревнует к Вилльерзу и Хартсфилду, не без основания считая, что они лишают его отцовской любви, но лично я сомневаюсь, будто эта самая любовь так уж велика. Ну, Джемми, надеюсь, ты будешь вести себя благоразумно?

– Кажется, ничего другого мне не остается, – буркнул граф Гленкирк.

Робин Саутвуд, однако, явно не разделял настроения друга и весело хмыкнул:

– Отчего же, мы могли бы заманить Хартсфилда в темный переулок и там придушить.

– Прекрасная мысль! – с энтузиазмом согласился Джеймс Лесли.

– Придется убедить Жасмин, чтобы она не показывала виду и действовала с нами заодно, – сказал Линмут.

– Предоставляю эту честь тебе, – вздохнул Гленкирк.

– Но ты должен поддержать меня, Джемми! Сам знаешь, каково это – урезонить мою племянницу!

– Согласен, но если она все-таки откажется, помоги нам небо! Мы пропали!

– Черт, как жаль, что здесь нет матушки! – покачал головой Робин.

– Тут уж ничего не поделаешь, но мадам Скай шкуру с нас спустит, если мы опростоволосимся, Робин. Надеюсь, она одобрила бы все, что мы задумали.

И тут графа Линмута неожиданно осенило:

– А кто нам запретит послать гонца с письмом и сообщить обо всем матушке? Она должна все узнать!

– Совершенно верно, – рассмеялся Гленкирк. – Уж мадам Скай не побоится наставить короля на путь истинный! Для нее власть монарха– пустой звук, не так ли, Робин?

– Ты прав. Думаю, Жасмин куда больше походит на нее, чем все остальные дети и внуки!

– Но Жасмин всегда почитала право помазанника Божьего распоряжаться судьбами своих подданных! – возразил Гленкирк.

– Только не в том случае, когда он мешает ей выйти замуж за своего избранника! – лукаво подмигнул Линмут. – Она всегда помнит о том, что рождена дочерью Великого Могола. И если король не перестанет вмешиваться в ее жизнь, пусть побережется! Хартсфилд горько пожалеет о том, что пытался приручить нашу дикарку Жасмин.

Глава 8

Ричард Стоукс, граф Бартрам, не находил себе места от тревоги. Он преданно служил королю с самого прибытия Джеймса в Англию и снискал милость монарха усердным трудом, скромностью и воздержанностью. Протеже Роберта Сесила, графа Сейлсбери, сына лорда Бергли, бывшего до самой своей смерти доверенным советником короля, лорд Стоукс предпочитал оставаться в тени, исполняя долг перед правителем и государством. Очень часто он задерживался во дворце за полночь и крайне мало времени проводил с семьей. Но его жена Мэри все понимала и не роптала.

Только по воскресеньям король не мог залучить во дворец Ричарда Стоукса. Воскресенье – день Господень, а граф был очень набожным и свято соблюдал заповеди Божьи.

И хотя официально лорд Стоукс исповедовал принципы англиканской церкви, втайне он был пуританином, поскольку отвергал папизм и показную мишуру, которые, по его мнению, чернили и порочили чистоту веры. Он полагал, что церковь должна быть образцом и примером для подражания и нести прихожанам слова Создателя, простые и доступные пониманию каждого. Граф Бартрам порицал догмы, торжественные красочные ритуалы и алчность святых отцов. Люди должны следовать библейскому учению, как заповедал Господь, иначе это не было бы записано на скрижалях Святой Книги. Благочестивый аскетизм – вот к чему подобает стремиться истинной церкви!

Однако Ричард Стоукс держал эти мысли при себе, ибо считал, что вера – нечто очень личное. Он ненавидел тех людей, что публично проповедовали на городских площадях, призывая остальных следовать их учению. Кроме того, пуритане, во всеуслышание назойливо провозглашавшие, что готовы умереть за веру, словно намеренно стремились приобрести терновые венцы мучеников. И в самом деле, их преследовали даже больше, чем тех несчастных, которые имели мужество оставаться католиками. Яков Стюарт понимал тех, кто, для вида оставаясь в лоне англиканской церкви, втайне был приверженцем другой веры, – слишком хорошо он помнил судьбу своей матери Марии Стюарт, заклейменной страшным прозвищем еретички. Из-за этого он рано разлучился с матерью, и детство его было одиноким, лишенным тепла и человеческой доброты.

Увы, леди Мэри Стоукс, жена графа, была не столь осмотрительна, как ее муж. Глубоко религиозная женщина за последнее время стала ярой последовательницей пуритан. И отчасти Стоукс винил в этом себя. Большую часть года дела удерживали его в Лондоне, а дети их давно выросли. Старшая дочь жила с мужем в Корнуолле, младшую выдали замуж за йоркширского дворянина. Единственный сын с семьей обитал в фамильном поместье Бартрам-Холл, в Оксфордшире.

Находясь на службе у короля с восхода до заката, граф не замечал, что его жена все больше приобщается к учению пуритан-проповедников. Мэри была женщиной порядочной и честной и не одобряла свободных нравов королевского окружения. У нее не было друзей при дворе, и, оставшись одинокой, графиня превратилась в истую пуританку. К несчастью, слухи об этом дошли до ушей монарха. Граф Бартрам не знал, как это случилось, но Яков Стюарт отнюдь не был доволен новостью.

– Я не терплю кальвинистов, Дики, – заявил он как-то, призвав графа к себе. – Ты знал об отступничестве жены? Кальвинисты отказываются чтить мое право божественной власти, Дики! Придется тебе как следует поколотить леди Мэри, чтобы отвратить ее от ереси. Не правда ли, мои милые мальчики? – улыбнулся он фаворитам.

– Боюсь, с тех пор как наши дети разъехались, моя добрая жена скучает, ваше величество. Она не хотела ничего дурного, уверяю вас.

– Но леди Мэри не является ко двору, – заметил король. – Не помню, когда я в последний раз видел ее, Дики. Да в здравом ли она уме?

– Она застенчива и скромна, ваше величество, – оправдывался граф, жалея в эту минуту, что Мэри и впрямь не потеряла рассудок, – этим по крайней мере можно было бы объяснить ее поведение.

– Стыдливость не помешала ей, Дики, стоять перед Вестминстерским аббатством и раздавать подстрекательские трактаты, порочащие нашу святую церковь.

Граф Бартрам побледнел.

– Ч-ч-что? – выдавил он. Должно быть, Мэри действительно спятила, если отважилась на подобную глупость.

– Ты, кажется, стал туг на ухо, Дики? – раздраженно буркнул король.

– Я, конечно, постараюсь убедить жену… – начал он, но его бесцеремонно оборвал маркиз Хартсфилд.

– Убедить, Стоукс? Деяния вашей супруги граничат с преступлением, а вы, самый доверенный слуга его величества, собираетесь увещевать ее? Вам следовало бы бить сучку, пока та не раскается, – бросил маркиз пораженному графу.

– Сэр, – рассерженно отрезал тот, – моя Мэри порядочная женщина. Я никогда не опустился бы до подобного насилия. Она достаточно разумна, а вы вряд ли можете судить о супружеской жизни, не имея собственной жены.

– Значит, вы миритесь с ее изменой? – коварно осведомился маркиз.

– Какая измена? – возмутился граф, забыв об осторожности. – Неужели можно считать изменой то, что она предпочитает простые обряды папистской роскоши? Разве не говаривала королева Елизавета, что следует почитать лишь Господа нашего, Иисуса Христа, а все остальное – мишура и суета сует.

– Как видно, вам знакомы заповеди пуритан? – допытывался Сен-Дени.

– Я принадлежу к англиканской церкви, – сухо уведомил граф, внезапно осознав грозящую ему опасность.

– Но твоя жена, по всей видимости, не следует твоему примеру, – заметил король. – Ты знал о том, что она впала в ересь, Дики?

Янтарные глаза короля настороженно уставились на графа. Маркиз Хартсфилд, стоявший за спиной Якова, широко улыбнулся Бартраму. Молодой Вилльерз, однако, сочувственно покачал головой.

– Женщины – создания непостоянные, сир, – пробормотал он. – Наша добрая королева частенько обводит вас вокруг пальца, чтобы достичь желаемого. – Вилльерз добродушно усмехнулся. – Вижу, что вы застали лорда Стоукса врасплох. Дайте ему время навести порядок в собственном доме. Как заметил наш милый Пирс, граф всегда был самым преданным вашим слугой, сир.

Король обернулся и наградил молодого человека любящей улыбкой.

– Ах, Стини, ты так мягкосердечен, не правда ли, Пирс?

– Да, ваше величество, – кисло промямлил маркиз, стараясь, в свою очередь, выдавить улыбку. Он терпеть не мог благочестивого и усердного Ричарда Стоукса. Тот строго следил за всеми расходами двора и лишь недавно убедил короля не дарить Пирсу маленькое, принадлежавшее короне поместье, граничившее с землями Хартсфилдов, которое так хотел получить маркиз. Последний решил отплатить графу Бартраму, и если бы не притворная доброта умницы Вилльерза, лорд Стоукс с женой наверняка провел бы эту ночь в Тауэре. Хуже всего, что Вилльерз прикидывается великодушным, а на самом деле предусмотрителен и расчетлив, черт его возьми!

– Хорошо, Дики, поезжай домой и передай своей жене, что я больше не потерплю ее выходок! – заявил король, отпуская графа, но не протянул ему руки для поцелуя.

Ричард Стоукс поклонился, благодарно поглядел на Джорджа и пятясь вышел из королевских покоев. Он знал, чем обязан Вилльерзу, и гадал, что тот от него потребует, однако был счастлив так легко отделаться. Очевидно, в лице маркиза он нажил врага, хотя заботился при этом об интересах короны – потеря доходов с поместья будет довольно ощутима для казны. Старая королева Бесс оставила сокровищницу, полную золота и драгоценностей, но расточительный Яков быстро опустошит ее, не говоря уже о возмутительных сумасбродствах королевы, бросающей деньги налево и направо. После кончины Роберта Сесила некому было сдерживать алчность придворных вельмож.

Граф Бартрам вышел во внутренний двор Уайтхолла и велел подавать экипаж.

– Домой, Симмонс, – приказал он кучеру, – и поживее.

Он взобрался в экипаж, захлопнул за собой дверцу и почувствовал, что не в силах собраться с мыслями. На этот раз Мэри зашла слишком далеко, и хотя Ричард Стоукс не верил, что его жизни грозит опасность, все же среди придворных у него не было ни одного настоящего друга. Обычно это его мало заботило – граф оставался бесконечно предан единственному человеку – королю, и тот ценил его неизменную честность и благоразумие. Но эти достоинства вряд ли что-то будут значить, если Пирс Сен-Дени подорвет доверие короля к графу Бартраму. Хорошо, что молодой Джордж Вилльерз рискнул спасти Ричарда Стоукса, и то, видимо, лишь потому, что был заинтересован в нем.

Вилльерз – весьма честолюбивый юноша, который осмелился добиваться дочери графа. По слухам, глупая девчонка была без ума от красавчика. Однако она ничего не знала о его истинном характере, и, кроме того, Ричард Стоукс подозревал, что фаворита нельзя было назвать благочестивым. Впрочем, трудно отрицать, что Вилльерз очарователен, занимателен и неизменно вежлив – качества, редкие для человека его лет. Возможно, он так хорош, как кажется, но Ричард Стоукс в этом сомневался. Как бы там ни было, он посоветует королю, чтобы Вилльерзу был пожалован какой-нибудь не слишком знатный титул. Королю это придется по нраву, особенно если предложение будет исходить не от его любимчика, а от графа Бартрама. Стоукс заявит его величеству, что Джордж Вилльерз – многообещающий молодой человек, и, наверное, не так уж покривит душой. Этим он отблагодарит Джорджа за то, что тот выручил их сегодня.

Дом графа находился в Кью – одном из городских предместий. Он не был выстроен на берегу реки, как многие жилища знати, и представлял собой простое каменное трехэтажное строение, окруженное небольшим парком. Колеса экипажа зашуршали по гравию подъездной аллеи. Лошади остановились, и Ричард Стоукс поспешил к крыльцу.

– Немедленно позови ее светлость, – велел он лакею и направился в библиотеку, где в камине горел огонь, прогоняя сырость и холод ненастного весеннего дня. Налив себе кубок вина, чтобы успокоиться, он стал дожидаться заблудшую жену. Леди Мэри переступила порог, и граф невольно отметил, как она хороша, несмотря на зрелый возраст.

– Ты сегодня рано, дорогой, – приветствовала она мужа, но при виде кубка глаза ее широко раскрылись. – Спиртное, Дикон? – охнула леди Мэри. – Пастор Саймон Гудфеллоу говорит, что пить вино – грех.

– Наш отец Иисус Христос превратил воду в вино на свадьбе в Кане Галилейской, Мэри, – резко напомнил лорд. – Если Господь разрешал пить вино, то кто такой Саймон Гудфеллоу, чтобы его запрещать?

Леди Мэри неловко разгладила темно-синюю шелковую юбку. Ее платье самого простого покроя было украшено только белым рюшем у ворота. Она не носила никаких драгоценностей, кроме обручального кольца.

– Ты не любишь пастора Гудфеллоу, Дикон? – удивилась она.

– Нет, Мэри, не люблю. Узколобый злобный фанатик, умудрившийся убедить тебя встать перед Вестминстером и раздавать наши трактаты, – заявил граф испуганной жене. – Что на тебя нашло, Мэри? Во имя Господа, как ты посмела отважиться на такое? Совершенно потеряла разум?

– Нужно идти к людям со словом Божьим, – начала леди Мэри, но муж бесцеремонно перебил ее. Лицо его потемнело от гнева.

– Вы незамедлительно прекратите свои выходки, мадам. Властью мужа я запрещаю вам подобные деяния, а также посещения Саймона Гудфеллоу! Он опасный человек и плохо кончит.

– Но, Дикон…

– Король обо всем узнал, мадам. Он считает это изменнической ересью. Я почти двадцать лет честно служил его величеству, и вот сегодня едва не лишился места и головы, и все из-за вас, мадам. Только вмешательство этого льстивого щенка Джорджа Вилльерза спасло меня. Теперь я обязан оказать ему услугу. Но если я постоянно буду в долгу у подобных людей, значит, скоро потеряю власть и репутацию и ничем не смогу быть полезен королю.

– О Дикон, прости меня, – искренне расстроилась жена. – Я не хотела так подводить тебя и пыталась лишь обратить в нашу веру как можно больше людей, потому что люблю Господа нашего и хочу избавить Его церковь от папизма! Разве ты не желаешь того же?

– Мэри, – объяснил граф, чуть смягчившись, и подвел ее к маленькому диванчику, – ты знаешь, я благочестивый пуританин, но не мученик. Я могу исповедовать нашу веру втайне, следуя на людях повелению короля и посещая англиканскую церковь. Как верные подданные Якова Стюарта, мы должны делать вид, что чтим ее обряды. Я не смогу уговорить короля смилостивиться к пуританам, если он удалит меня от двора. Твоя глупость чуть не стоила мне доверия и уважения, заработанных годами беспорочного труда. Маркиз Хартсфилд стал моим врагом, потому что я убедил короля не отдавать ему Саммерфилд. Сегодня он хотел погубить меня только для того, чтобы отомстить. Ему безразличны и Англия, и король, и он беззастенчиво использует одинокого старого человека ради собственных благ и привилегий. Я сказал тебе больше, чем имел права, но знаю, ты меня не выдашь. Обещай, дорогая, больше так не поступать!

– Мне так стыдно! – оправдывалась леди Мэри.

– Дорогая, – утешил граф, – ты всего-навсего женщина и не представляла последствий своих поступков. Мне самому не нравится, что приходится скрывать нашу истинную веру, но если мы хотим, чтобы она в конце концов восторжествовала, нужно вести себя крайне осмотрительно и осторожно. Ты больше угодишь Господу, если будешь послушной женой.

– Я не стану видеться с пастором Гудфеллоу, – пообещала Мэри.

– Я сам уведомлю его об этом, – кивнул граф Бартрам.

– Дикон! Я придумала, как вернуть доверие короля и взять верх над маркизом Хартсфилдом! Ты, кажется, говорил, что он женится на вдовствующей маркизе Уэстли, родившей сына принцу Генри? Убеди короля назначить тебя опекуном мальчика, и тогда ты сможешь быть уверен в его расположении.

– Леди Линдли позволили выбирать между маркизом и графом Гленкирком. Она предпочитает графа, поскольку они давно и близко знакомы. Ему доверено попечительство над маленьким герцогом Ланди. Пирс Сен-Дени может ухаживать за леди Линдли до второго пришествия, но не получит ее руки, хотя сам он воображает себя неотразимым.

– Но если король посчитает, что маркиз оскорблен выбором леди Линдли, он наверняка захочет утешить своего любимца, а опека над маленьким лордом – лакомый кусочек. Однако как только ты убедишь его величество отдать мальчика третьей, нейтральной стороне, все успокоятся. Ну а маркизу все-таки придется бросить кость, например, отдать Саммерфилда, которого он так добивался.

Граф Бартрам задумался. Поистине блестящая идея! У мальчика, конечно, большое состояние и неплохой доход, который по праву достанется опекуну. И если не считать обычных расходов, можно вернуть эти деньги в сокровищницу короля и с лихвой восполнить потерю Саммерфилда. Кроме того, граф постарается наставить мальчика в истинной вере и отвратить от англиканской церкви. Но это надо обдумать попозже. В таких делах вредна поспешность.

– Мэри, – сказал он, – Сам Господь вразумил тебя сегодня, и хотя леди Линдли наверняка будет возражать, я объясню королю, что она недостойна воспитывать отпрыска королевской крови. Ее развратная натура, распутство – недаром же она стала любовницей принца Генри, – смешанная кровь, не говоря уже о незаконном происхождении, – всего этого более чем достаточно, чтобы отнять у нее ребенка, несмотря на богатство и влиятельные связи. Король непременно прозреет! Но сначала я должен убедить его, что положил конец твоим заблуждениям. Более того, необходимо вымолить прощение за то, что я позволил тебе свернуть с пути истинного. И как только леди Линдли объявит о своем выборе, я немедленно попрошу короля даровать мне опеку над герцогом. Давненько в нашем доме не звучали детские голоса, верно, Мэри? Хорошо, если у нас снова появится ребенок! Да и тебе скучно без малышей, дорогая. У тебя сразу будет много дел! Совсем как тогда, когда Эдвард был еще маленьким. Помнишь?

Граф весело засмеялся.

– Так, значит, я прощена? – спросила Мэри.

– Да, дорогая, – заверил ее супруг, уже размышляя о преимуществах опеки над незаконным внуком короля. Конечно, сам граф, как всегда, останется в тени, но в этом его сила. И подумать только, что проклятый щеголь едва не низверг его! Остается надеяться, что, потеряв леди Линдли, ее состояние и малолетнего герцога, маркиз утешится богатым поместьем, поскольку, пока это зависит от графа Бартрама, он больше ничего не получит. К тому же после смерти Пирса Сен-Дени имение вновь вернется в казну – об этом Ричард Стоукс тоже позаботится.

В то время как граф предавался сладостным мечтам, его враг обдумывал следующий ход. Он уже выбросил из головы Ричарда Стоукса, ибо его занимали дела поважнее. Жасмин оказалась неприступной крепостью. Пирс без труда выставил из ее дома Джеймса Лесли, но большего не добился. Каждый день она демонстративно являлась ко двору вместе с графом Гленкирком, и хотя позволяла маркизу ухаживать за ней на людях, избегала оставаться с ним наедине. Надежды на легкую победу не оправдались, и маркиз пришел в отчаяние.

Сначала он жаждал заполучить ее ради богатства, королевского бастарда и влиятельных родственников, однако теперь все яснее сознавал, что желает ее, как ни одну женщину. Никогда еще он не испытывал такого вожделения! Жасмин опьяняла его своей точеной фигурой, пленительным лицом, прямым взглядом необыкновенных бирюзовых глаз, кремовой кожей с бледно-золотистым отливом. Он мечтал о том дне, когда покорит ее. Вот тогда она узнает, что такое настоящий мужчина!

Пирс представлял себе потайные комнаты в своих городском и загородном домах, видел Жасмин, прикованную между двумя столбами для порки, молящую о милосердии, пока он станет избивать ее, добиваясь повиновения. Чем ее лучше укротить: широким кожаным ремнем, пучком тонких розог, гибким ореховым прутом или хлыстом для верховой езды? Разумеется, Кипп поможет ему выбрать, но он не разделит Жасмин со сводным братом. По крайней мере пока не устанет от нее… рано или поздно, она, конечно, надоест ему, как все остальные.

Кроме того, Жасмин – женщина с сильным характером – получит наслаждение как принимая наказание, так и наказывая сама. Если так, он научит ее пользоваться ремнем и розгой! О, это настоящее искусство – искусство властвовать. Только глупец набрасывается на свою жертву, умный человек покоряет ее кнутом и пряником! Маркиз Хартсфилд обнаружил, что в боли можно обрести экстаз, хотя немногие разделяли его мнение и считали подобные вещи порочными и мерзкими.

В предвкушении будущих удовольствий маркиз облизнул губы.

Теперь, оправившись от потрясения по поводу того, что на ее руку появился еще один претендент, Жасмин чрезвычайно забавлялась создавшимся положением, особенно еще и потому, что Джемми был вынужден переехать к дяде Робину. Она даже не позволяла любовнику красться черным ходом и проводить с ней ночи.

– Лишь в том случае, если я получу право развлекать Сен-Дени подобным образом, – заявила она Лесли.

Однако тот не поддался на ее уловку.

– Пожалуйста, – лукаво сказал он. – Это будет вашей последней возможностью завести себе любовника, мадам. Как только мы поженимся, заверяю, вам уже никогда больше не понадобится другой мужчина!

Он взял ее руку и, повернув ладонью вверх, поднес к губам.

– Не искушай меня, Джемми, – пробормотала Жасмин, отнимая руку.

– А ты готова поддаться искушению? – допытывался он, чувствуя легкий укол ревности. Не может быть! Они дали друг другу обет верности!

– Ну-у-у, – протянула Жасмин, – он невероятно красив, и я умираю от любопытства узнать, что скрывается под этой очаровательной личиной.

– До меня дошли весьма неприятные слухи, – сухо произнес граф Гленкирк. – От бывших любовниц Сен-Дени.

– Правда? Какие же именно? – заинтересовалась Жасмин.

– Не хотел бы повторять их женщине. Достаточно сказать, что его обуревают неестественные страсти, Жасмин.

– Гленкирк, – засмеялась она, – я дважды была замужем и не какая-нибудь жеманная девственница. Он наслаждается, входя в женские врата Содома или попросту одно из тех жалких созданий, что получают удовлетворение, причиняя боль другим? Расскажи немедленно, или я спрошу его сама.

– С тебя станется, – упрекнул он, смеясь. – Хорошо, лисичка, так и быть! Он любит охаживать кнутом любовниц и делит их с этим негодяем, своим сводным братом.

– Я думала, он больше уверен в себе, – задумчиво ответила Жасмин, став серьезной. – Как печально, что маркиз именно таков.

– Поэтому вы будете по-прежнему держать его на расстоянии, мадам, – строго произнес граф. – Может, прекратим эту игру и скажем королю, что мы намереваемся пожениться в назначенный срок?

– Не будем торопиться, Джемми. Его величество должен посчитать, что я принимаю ухаживания маркиза, но предпочитаю того, кого он так мудро прочил мне в мужья два года назад. Королева на нашей стороне, и, если я заручусь поддержкой Вилльерза, все будет хорошо, хотя он, по-моему, просто пытается воспользоваться моими семейными связями.

– Ты весьма проницательна, – заметил граф. – Неужели у тебя совсем не осталось иллюзий, дорогая Жасмин?

– Очень мало, – засмеялась она. – Но я не обижаюсь на Джорджа Вилльерза. Он мечтает возвыситься, и в этом нет ничего плохого. Все мы стремимся получить что-то от людей, с которыми дружим или встречаемся. Однако он не такой искренний и простодушный, каким хочет казаться. Просто юность полна надежд, и поэтому он иногда бывает излишне откровенен. В выразительных темных глазах Вилльерза светится расчетливый ум, который он не всегда способен скрыть.

Теперь настала очередь Гленкирка рассмеяться.

– Ты рассуждаешь, как древняя карга, а ведь Вилльерз ненамного моложе тебя. Он крайне расстроится, узнав, что ты видишь его насквозь. Даже король не сумел разгадать, что таится под идеально красивым фасадом.

– Тогда мы ему не скажем, – решила Жасмин.

– А маркиз Хартсфилд? – настаивал он.

– При чем тут маркиз?

– Ты не пообещала держать его на расстоянии, – напомнил Джеймс.

– Верно, и не собираюсь обещать. Я тебе еще не жена, Джемми, и, даже когда ею стану, вполне могу вести себя, как подобает верной жене и порядочной женщине, причем без твоей помощи!

– Неудивительно, что твоя бабка сводила мужчин с ума, – проворчал Лесли. – Ты пошла в нее.

– Вот как? В таком случае берегитесь, милорд Гленкирк. Мадам Скай пережила всех своих мужей и любовников и до сих пор бодра и сильна.

Джеймсу хотелось посмеяться над Жасмин, но это замечание заставило его осечься. Его собственная мать была похожа на мадам Скай и Жасмин. Он привык к независимым женщинам, но никак не мог понять, одобряет ли их. Изабелла была покорной и послушной, но она никогда не интриговала и не возбуждала его так, как Жасмин. И хотя суженая твердо намеревалась идти по жизни избранной ею самой дорогой, граф знал, что она не опозорит его и не запятнает бесчестьем фамильное имя. Что бы Жасмин ни говорила, она никогда не сделает маркиза своим любовником, но будет из любопытства играть с ним. Да, ему придется стерпеть это, иначе он навсегда потеряет Жасмин.

– Будь осторожнее, дорогая, – мягко предостерег он.

Она ответила ослепительной улыбкой.

– Постараюсь. – И, сжалившись наконец над Джеймсом, пояснила: – Сен-Дени похож на прекрасную змею. Я очарована, но не наделаю глупостей, Джемми.

– Он полон решимости заполучить тебя, – заметил граф.

– Глупец! Король предоставил выбор мне, и я уже нашла себе мужа.

Она подалась вперед и коснулась губами его рта.

– Идите домой, милорд. Уже поздно и пора спать. Кроме того, бедняжка Кипп Сен-Дени вот уже несколько часов мерзнет под окнами и, конечно, очень устал. Он не уйдет, пока не убедится, что вы покинули мой дом. Кипп – преданный пес своего брата.

– Сен-Дени следит за тобой? – потрясенно спросил граф.

– Он ужасно ревнует, – хмыкнула Жасмин, провожая его к двери. – Ну а теперь поцелуй меня, и пусть Кипп доложит об этом братцу, любимый мой.

Она обвила руками его шею.

– Где он? – допытывался граф.

– В тени стены, отделяющей Гринвуд от Линмут-Хаус. Нет! Не ищи его! Пока Кипп уверен, что сумел спрятаться, мы будем знать, где он. А посему бедняжка не станет искать другого укрытия, где мне будет труднее его обнаружить.