Текст книги "Секрет. Беседы о суфизме"

Глава 4
Я провозглашаю себя Бхагваном

Первый вопрос:

Ошо, в газете «Навабхарат таймс» от 13 октября опубликовано сообщение из Сурата, штат Гуджарат, в котором говорится, что премьер-министр Морарджи Десаи заявил, что он прочитал книгу «От секса к сверхсознанию» Ачарьи Раджниша и находит ее непристойной и отвратительной. Он также протестует против того, что тебя называют Бхагваном. Ошо, не мог бы ты это прокомментировать?

Ананд Майтрейя, секс – это естественное явление, такое же естественное, как цветок розы или капли росы, которые появляются на траве ранним утром. И это также самое прекрасное явление, настолько же прекрасное, как песня кукушки, или звезды в небе. Но на протяжении веков его осуждали.

Осуждение секса было одной из самых важных стратегий, используемых для господства над человеком. Осуждая секс, вы тем самым осуждаете саму жизнь. Жизнь возникает из секса, жизнь – это выражение секса. Если где-то и можно обнаружить Бога, присутствующего во всей полноте, то это в момент сексуального оргазма. Но осуждение секса – это замечательная стратегия. С ее помощью вы косвенным образом осуждаете человечество, отравляете самый источник его бытия. И тогда человек чувствует себя виноватым, грешником, недостойным, и тогда становится легко над ним господствовать, управлять им, эксплуатировать его – а именно это и делают все время политики и священники.

Они не хотят, чтобы вы обрели свободу, не хотят, чтобы вы наслаждались жизнью, потому что счастливый человек – это бунтарь. Человеком, который наслаждается жизнью, нелегко управлять – над ним очень трудно господствовать – и его трудно обманывать, потому что у него есть ясность.

Шри Морарджи Десаи – это человек очень подавленный в том, что касается секса. И вот что кажется очень странным: мои беседы собраны в двухстах книгах – это книги о веданте, о Дао, о йоге и суфизме, книги об Упанишадах, Гите, Библии, Дао Де Цзин, но он прочитал только одну книгу – «От секса к сверхсознанию». Восьмидесятитрехлетний старик, почти пятьдесят лет соблюдавший безбрачие, – почему он должен был заинтересоваться книгой «От секса к сверхсознанию»? Очевидно, что его не интересует сверхсознание, ведь я написал о сверхсознании две сотни книг. Похоже, его интересует секс. Именно так и происходит.

Я читал его автобиографию. В своей автобиографии он вспоминает, как в молодости отправился в ашрам Шри Ауробиндо, чтобы встретиться с Матерью. Это была красивая женщина. До того, как прийти к Шри Ауробиндо, она была актрисой, она от природы обладала грациозностью и харизмой. И она глубоко погрузилась в духовность. Но что увидел в ней Морарджи Десаи? То, что он увидел, многое говорит о нем самом, а не о Матери.

Ученики Матери подходили, чтобы прикоснуться к ее стопам, и временами только от прикосновения к ее стопам какой-нибудь ученик впадал в такой экстаз, что начинал кататься по земле, и иногда его голова оказывалась на коленях у Матери. И Морарджи пришел в ужас. Он подумал: «Так вот почему они выглядят такими экстатичными – просто катаясь по ее коленям. Еще бы, такие прекрасные стройные бедра». Вот что он увидел. Он удалился прочь: «Это не духовность. Эти люди одержимы сексом. Это вульгарное выражение сексуальности». Вот все, что он увидел в Матери и учениках, он не смог увидеть ничего другого.

А это случилось, когда он был молод. Сейчас прошло пятьдесят лет, и от непрерывного пятидесятилетнего подавления секса внутри него образовалась рана. В нем просто кипит сексуальность.

Когда я читал этот вопрос от Ананда Майтрейи, я вспомнил несколько историй, которые мне бы хотелось вам рассказать.

– Просто возмутительно, что эти нудисты вытворяют у себя в квартире, – жалуется пожилая леди, позвонив в полицейский участок. – Мне просто стыдно.

Приехавший по вызову коп смотрит из окна, но не видит ничего, кроме огромного двора, дороги и расположенного поодаль многоквартирного дома.

– Я ничего не вижу, – говорит он, недоуменно пожимая плечами.

– Конечно, не видите, – отвечает пожилая леди. – Вот, возьмите этот бинокль, и вы много чего увидите.

То, что он увидел в книге «От секса к сверхсознанию», это не что иное, как отражение его собственного ума. Там нет ничего непристойного, но сама идея секса вызывает в его уме ощущение непристойности. Возможно, само слово «секс» оживляет в нем что-то подавленное, то, что он тщательно скрывает. Должно быть, само это слово создает рябь – все его подавленные чувства, инстинкты всплывают на поверхность. Вот почему он считает книгу непристойной. Все зависит от вас самих.

Есть люди, которые приезжают в Каджурахо и думают, что это место непристойно. Это не так. Это один из прекраснейших и один из самых духовных храмов в мире. Если вы рассмотрите эти каменные статуи, то в них действительно присутствует то и другое – эти статуи изображают низшее и высшее, от секса до сверхсознания. Но человек, который одержим сексом, – а все подавляющие себя люди одержимы, – не сможет увидеть ничего, кроме секса. Он упустит суть. А суть – в лицах, в глазах, обращенных вверх, в этих прекрасных лицах, на которых запечатлен оргазмический экстаз. Камни стали проповедью, поучением.

Но все зависит от того, как вы жили. Если вы жили, принимая, тогда вы сможете увидеть. Если же ваша жизнь была сплошным отрицанием, увидеть это для вас будет невозможно.

Древняя суфийская притча…

Как-то раз Джалал, старинный друг Муллы Насреддина, приехал к нему в гости.

– Я так рад видеть тебя после столь долгой разлуки! – воскликнул Мулла. – Однако мне как раз сейчас нужно сделать несколько визитов. Пойдем со мной, и мы сможем поговорить.

– Тогда одолжи мне достойную одежду, – ответил Джалал, – потому что, как видишь, я одет не для визитов.

И Насреддин одолжил ему очень нарядный халат.

В первом доме Насреддин представил своего друга:

– Это мой старый товарищ Джалал. Хотя халат, который на нем надет, мой!

По дороге в следующее поселение Джалал сказал:

Что за глупость ты сказал! «Халат мой!» Надо же! Не делай так больше!

Насреддин пообещал.

Когда они удобно расположились в следующем доме, Насреддин сказал:

– Это Джалал, мой старый друг, приехавший меня навестить. А что касается халата – так это его халат!

Когда они ушли, Джалал был так же раздосадован, как и раньше:

– Зачем ты это сказал? Ты сошел с ума?

– Я просто хотел возместить тебе ущерб. Теперь мы в расчете.

– Если ты не возражаешь, – медленно и осторожно сказал Джалал, – то мы больше не будем говорить об этом халате.

Насреддин пообещал.

В третьем и последнем доме Насреддин ляпнул:

– Позвольте мне представить Джалала, моего друга. А халат, который на нем надет… Но мы не должны ничего говорить о халате, не так ли?

Если вы пытаетесь подавить какую-то мысль, она будет появляться снова и снова. Морарджи Десаи одержим сексом не только в этой жизни, он будет им одержим и в последующих жизнях тоже. Весь его подход ненаучен, неестествен. Он не способен понять, что он делает. Он не способен увидеть, что секс не может быть непристойным. Очевидно, что он сам родился не от девственницы. И очевидно, что его дети родились в результате его сексуальных отношений с женой. Однако из-за своей одержимости он был очень жесток даже со своими детьми.

Одна из его дочерей совершила самоубийство, и это произошло только из-за его одержимого пуританством ума. Он был жесток по отношению к самому себе и жесток по отношению к своим детям.

Человек, который одержим чем-то неестественным, становится извращенным. И в результате своей одержимости он утрачивает всякую разумность. Разумность вырастает из естественности. Разумность – это постоянный спутник естественности и спонтанности. Извращенный человек неизбежно становится глупым, потому что он все время борется с собой. Вся его энергия уходит на своего рода гражданскую войну. Именно человек, который борется с природой, ведет себя непристойно, и в итоге все это приводит к тупости.

Я не вижу в сексе ничего непристойного, потому что именно таким образом Бог решил создавать жизнь. Секс – это его метод. Точно так же, как художник рисует своей кистью, Бог постоянно создает жизнь с помощью сексуальной энергии. Отрицать секс, осуждать секс – значит осуждать Бога. Если вы называете секс непристойным, вы называете непристойным Бога, потому что все созданное им Существование есть не что иное, как выражение сексуальной энергии.

Эти птицы, поющие и щебечущие, – вы думаете, они прославляют премьер-министра Морарджи Десаи? Это выражение сексуальности. Вся поэзия жизни состоит из сексуальной энергии. Вся красота… Что такое красота? Само ощущение прекрасного возникает благодаря сексуальной энергии.

Женщина кажется вам красивой. Почему? Почему песня кукушки в манговом лесу кажется вам красивой? Почему? По своей сути это выражение секса, любви.

Но люди, подобные Морарджи Десаи, живут без любви. На самом деле, политик не может позволить себе быть любящим. Он не может жить, не может любить, не может смеяться.

Я слышал о нем одну историю. Не знаю, насколько она соответствует действительности, но это шутка, а в шутках, даже если они не соответствуют действительности, всегда заключена правда!

Морарджи Десаи фотографировался для прессы. Фотографу стоило немалых трудов убедить его принять нужную позу. В конце концов, после долгих споров фотограф приготовился сделать снимок.

«Сделайте приятное выражение лица, – сказал он. – Потом вы сможете снова вернуться к своему обычному выражению».

Он не может смеяться. Смех кажется ему непристойным. Он не может воспринимать жизнь игриво – игривость, несомненно, непристойна.

И этот человек написал повесть о Кришне. Сейчас по ней собираются снять кинофильм. Не потому, что он прекрасный писатель, а просто потому, что он – премьер-министр. Я прихожу в удивление и замешательство, пытаясь представить, что он может думать о Кришне. Вся его жизнь должна казаться ему непристойной, поскольку вся жизнь Кришны – это любовь, игривость, радость, празднование. Что, например, Морарджи Десаи думает об этом случае из жизни Кришны?

Несколько прекрасных женщин купались в реке Ямуна. И это история не из нашего времени. Эта история происходила пять тысяч лет назад, когда Индия была живой, когда она действительно пульсировала жизнью, когда людям хватало смелости любить, смеяться и танцевать, когда люди не были жизнеотрицающими – в те времена жизнь воспринималась как сам Бог, как нечто божественное, и люди не рассуждали о жизни как о чем-то непристойном.

Кришна проходил мимо. Женщины купались в реке Ямуна обнаженными. Сейчас ни одна индийская женщина так не поступит. Те дни были прекрасны, люди были более открытыми. Теперь такое может происходить только в моем ашраме и больше нигде. Здесь у нас Кришна по-прежнему жив.

Кришна увидел этих прекрасных женщин, плавающих, резвящихся в воде и наслаждающихся купанием, а те совершенно не подозревали о присутствии Кришны. Он собрал их одежду, которая лежала на берегу, забрался с нею на дерево и уселся там. Выйдя из воды, женщины посмотрели вокруг: их одежда исчезла. Они стали ее искать и тогда увидели Кришну, сидящего на дереве со всей их одеждой.

Ну, и что думает об этом Морарджи Десаи? «Конечно, я никогда так не поступал!» Поведение Кришны, несомненно, кажется ему очень непристойным.

Но непристойно повел себя не Кришна – это просто сексуальная извращенность Морарджи Десаи.

И он говорит, что находит мою книгу отвратительной. Это тоже очень странно – для человека, который постоянно пьет собственную мочу и до сих пор не нашел ее отвратительной…

И я совершенно уверен, что он не страдает диабетом, а то бы его моча могла быть хоть чуть-чуть сладковатой.

Он находит книгу отвратительной? А что у него со вкусом? О чем он говорит? Каким эстетическим чувством он обладает? Он – самый непоэтичный из людей, живущих в нашей стране.

Я слышал…

Цыган и хиппи поспорили, кто дольше сможет вытерпеть вонь. Они решили по очереди оставаться в одной комнате со скунсом. Сначала в комнату вошел цыган. Через пару минут он, обезумев от запаха, выбежал вон. Настала очередь хиппи.

Через минуту из комнаты быстрее молнии вылетел скунс!

Цыган был озадачен. Он спросил: «Как тебе это удалось?»

Хиппи ответил: «Я последователь Морарджи Десаи. Я питаюсь только чесноком и водой жизни».

«Вода жизни» – это эвфемизм, обозначающий вашу собственную мочу.

Этот человек считает мою книгу отвратительной? Тем самым он говорит кое-что о самом себе, а не о книге. Как вы интерпретируете прочитанное, всегда зависит от вас. Он прочитал мою книгу, но, должно быть, понял ее по-своему, интерпретировал по-своему. Эта его интерпретация непристойна. Он увидел в книге не что иное, как свой собственный ум.

Если уродливый человек смотрится в зеркало, нельзя обвинять зеркало в том, что он уродлив. И называть зеркало уродливым – пустой номер.

Книга «От секса к сверхсознанию», по всей видимости, сработала как зеркало. Должно быть, она его задела, потому что если книга права, то вся его жизнь была глупой и потраченной впустую. Несомненно, он почувствовал сильную враждебность, его эго было задето. Всю свою жизнь он боролся с сексом, сражался с сексом, а теперь в этой книге я заявляю, что без глубокого опыта секса вы никогда не познаете любовь, а без глубокого опыта любви вы никогда не познаете молитву. И в книге я говорю, что секс – это первое переживание Бога. И я говорю, что, не погрузившись в жизнь тотально, вы никогда не познаете ее самую сокровенную суть.

Ничто не должно отвергаться, потому что все отвергнутое рано или поздно возьмет свое. Именно это с ним и происходит. Он злится не на меня, а на зеркало, потому что в зеркале отражается его лицо.

Я слышал, что одна очень богатая, но вместе с тем и очень безобразная женщина попросила знаменитого художника Гойю написать ее портрет. Гойя был в нерешительности, он хотел сказать «нет», но это оказалось трудно. Женщина была готова заплатить любую цену. Гойя запросил фантастическую сумму в надежде, что она откажется, и тогда он избавится от этого заказа, ему не придется рисовать лицо этой женщины, но та сказала: «Хорошо, начинайте работать». И он нарисовал портрет, который представлял собой просто мешанину красок. Когда женщина пришла, она воскликнула: «Что? Вы выполнили свою работу плохо. Разве это мой портрет?» Гойя ответил: «А что я могу поделать, мадам? Я хотел отказаться от заказа. Сама природа выполнила свою работу плохо. Что я могу поделать? Я не могу улучшить работу природы. Я рисую только то, что вижу. Именно поэтому мне очень не хотелось за это браться. Я – всего лишь зеркало».

Мне пришли тысячи писем от самых разных людей, и все они получили огромную пользу от той самой книги, которую Морарджи Десаи называет непристойной. Но у него на уме слишком много секса.

Монах консультируется у психиатра по поводу различных проблем. Психоаналитик говорит ему:

– Лягте на эту кушетку. Расслабьтесь и расскажите мне о своем детстве. Просто все время говорите. Говорите все, что приходит вам на ум.

Монах начинает рассказывать историю своей жизни. Неожиданно психоаналитик достает большой воздушный шарик и, сидя позади пациента, надувает его. Затем он тыкает в него булавкой, и шарик с громким треском лопается. Пациент вздрагивает. Врач резко говорит:

– А теперь быстро скажите мне, о чем вы подумали, когда услышали громкий хлопок?

– Я подумал о сексе.

– О сексе? В такой момент? Вы подумали о сексе?

– А что в этом удивительного? – говорит пациент. – Я всегда о нем думаю.

Монах есть монах – монах всегда думает о сексе. Чем больше он убегает от мира и его реальности, тем все больше и больше о них фантазирует.

Морарджи Десаи остался монахом. Он не познал прелестей и красот жизни и злится на меня, потому что само мое присутствие заставляет его осознавать, что его жизнь была потрачена впустую.

А еще ты говоришь: «Он также протестует против того, что тебя называют Бхагваном».

Я Бхагван, точно так же как и ты. Даже Морарджи Десаи – Бхагван. Бхагван – это не тот, кто сидит высоко на небесах. Бхагван – это просто то, что скрыто в вас, внутри вас, то, чем вы являетесь. Я – Бхагван, потому что я это признаю.

Я не называю себя Бхагваном. Я им являюсь.

Точно так же дело обстоит и с вами, но вы еще не набрались смелости, чтобы признать этот факт. Для того чтобы признать свою реальность, требуется мужество. Чтобы видеть вещи такими, какие они есть, требуется абсолютное смирение. Чтобы называть вещи своими именами, требуется простота сердца.

Морарджи Десаи – тоже Бхагван, так же как и все другие люди, как деревья, скалы, животные. Бог не отделен от Существования и неотделим от него. Существует только Бог. А если существует только Бог, тогда я – Бог, тогда ты – Бог, тогда все в мире божественно. Но Бог может крепко спать. Именно так обстоит дело с Морарджи Десаи: это крепко спящий бог, который храпит и видит во сне, что он стал премьер-министром.

Просыпайтесь.

Но очень трудно проснуться, если вы премьер-министр, потому что тогда вам становится страшно – если вы проснетесь и обнаружите, что это лишь сон… Вы слишком много вложили в этот сон.

– Кейси, этой ночью мне приснился сон, который многому меня научил.

– И чему он тебя научил, Пэт?

– Дело было так. Мне снилось, что я в Риме, и что я попала на аудиенцию к папе римскому – клянусь, он был таким же джентльменом, что и прочие в этом месте. Он спросил, не хочу ли я чего-нибудь выпить. «Спроси еще, не хочет ли утка поплавать», – подумала я и, увидев, что в буфете есть виски, лимоны и сахар, ответила, что была бы не прочь выпить глоточек пунша. «Горячего или холодного?» – спросил его преподобие. «Горячего, ваше святейшество», – сказала я. Ах, это было ошибкой!

– Не понимаю, в чем тут ошибка…

– Но послушай, парень. Его святейшество отправился на кухню за кипятком, и до того, как он вернулся, я проснулась. В следующий раз я скажу: «Ваше святейшество, пока вода греется, я выпью его холодным!»

Когда вам снится сон, сладкий сон, очень трудно прислушиваться к людям, которые кричат: «Просыпайтесь!» Именно поэтому тем людям, которые преуспели в жизни, очень трудно проснуться. Сам их успех становится для них проклятием. Они считают, что у них все отлично.

Вы не обращали внимания, что, когда вам снится приятный сон, он продолжается, но когда вы видите кошмар, он заставляет вас проснуться? Если кто-то хочет вас убить и гонится за вами со штыком, наступает момент, когда вы просто просыпаетесь – в холодном поту, разумеется, но просыпаетесь. В этом смысле кошмар полезен, поскольку заставляет вас проснуться. Но если ваш сон прекрасен: вы – Кришна, и все прекрасные женщины мира танцуют вокруг вас как ваши гопи, подружки – кому захочется просыпаться? Хочется лишь надеяться, что этот сон будет продолжаться.

Морарджи Десаи так же божествен, как и я, но этот Бог крепко спит и похрапывает.

С чего бы ему злиться, когда меня называют Бхагваном? Какое это имеет отношение к нему? Но многие люди злятся, и у этой злости есть причина. Причина в том, что если кто-то пробудился, то само его присутствие нарушает ваш сон. Вы уже не можете спать так же спокойно, как раньше. Кто-то пробудился, а раз так, значит все, чем вы занимаетесь, это сон? Вы начинаете чувствовать, что пробудившийся человек вас раздражает. Вы начинаете искать доводы в пользу того, что он неправ: «Почему он называет себя Богом?»

И особенно абсурдным такое отношение выглядит со стороны индийца. Еще понятно, когда вопрос, почему я называю себя Богом, задают христиане, мусульмане и иудеи – дело в том, что у них нет такого глубокого понимания этого явления, какое есть в нашей стране. Будда никогда не верил в Бога, никогда, но, тем не менее, мы называем его Бхагваном. Махавира никогда не верил в Бога, и все же мы называем его Бхагваном. Поэтому «Бхагван» нельзя перевести как «Бог».

Бог – это создатель мира, а я, конечно же, не создавал этот мир. Извините, но я не могу взять на себя такую ответственность. Я не Бог в христианском понимании.

Но Морарджи Десаи не христианин. Можно было бы ожидать от него понимания того, что на Востоке «Бхагван» не означает «Бог». «Бхагван» означает «благословенный» – и я провозглашаю себя благословенным. Это просто означает, что я был благословлен: я дошел до той точки, когда я полностью удовлетворен, я пришел к состоянию, в котором я больше ничего не желаю – желать нечего, все уже есть – я пришел к состоянию, в котором ум растворился и я стал единым с Существованием. Это состояние благословенного человека.

«Бхагван» – это просто тот, кто исчез как личность и стал присутствием. Именно поэтому мы можем называть Будду Бхагваном, хотя он никогда не верил в Бога-Творца.

И есть люди, подобные Морарджи Десаи, которых злит вот что: я провозгласил это сам, я сам назначил себя Бхагваном. Но как может быть иначе? Как может быть по-другому? Кто может назначить меня Бхагваном? Будда объявил это сам, он сам себя назначил – а не так, что собрался комитет или университетский совет, или по стране прошло голосование.

Политики не могут думать ни о чем другом, кроме голосов избирателей. Он, должно быть, подумал: «А кто за него голосовал, как он стал Бхагваном, сколько людей проголосовали за и сколько – против?»

Кто голосовал за Кришну? Кто голосовал за Махавиру и Будду? Кто голосовал за Христа? Если бы божественность Христа зависела от количества голосов, он бы потерял свой залог! У него было всего около сотни учеников, не более того. И настоящих учеников было только двенадцать, прочие были лишь сочувствующими. Как Иисус стал Христом? Кто его назначил? Как Кришна провозгласил: «Я есть то»? Как Будда объявил: «Я прибыл»? Они назначили себя сами. Другого способа не существует.

Я провозгласил себя Богом. Это единственно возможный способ, потому что если я стал благословенным, если я познал наивысшую радость переживания, существования, если я увидел истину, то кто еще нужен, чтобы это удостоверить? Нужна ли мне характеристика от политиков? Я это провозгласил. Тут нет ничего неправильного, потому что это единственный способ! Если вы познали любовь, только вы можете сказать, что вы познали любовь.

Я познал наивысшее самадхи, и только я могу это утверждать. И лишь немногие люди, которые также его достигли, смогут это распознать.

Своими словами Морарджи Десаи просто показывает, что он не может этого распознать. Но как от него можно ожидать, что он распознает? Он ведь ничего не знает о медитации.

Как раз в тот день, когда он стал премьер-министром, кто-то спросил у него:

– Все ли ваши желания теперь осуществились?

Он ответил:

– Нет, одно желание еще осталось. Я хочу познать Бога.

Тот человек спросил:

– Но вы когда-нибудь медитировали? – должно быть, это был журналист. И Морарджи Десаи ответил:

– Я не занимался никакими медитациями, хотя Ачарья Раджниш и дал мне медитацию. Но я не мог ее выполнять, потому что я слишком стар и не могу делать такую энергичную медитацию, какую он предложил.

Ну да, он не слишком стар для того, чтобы стать премьер-министром такой страны, как Индия, в которой существуют одни лишь проблемы, проблемы и проблемы, и ничего больше. А сейчас он на десять лет старше, чем в то время, когда я с ним беседовал и дал ему медитацию. Тогда ему было всего семьдесят три года, а сейчас ему восемьдесят три, но он говорит, что он слишком стар, чтобы медитировать. Однако он не слишком стар, чтобы стать премьер-министром страны и взвалить на себя все ее бремя.

Просто отговорка и ничего больше. Если вы не хотите медитировать, всегда можно найти причины. Когда вы хотите что-то делать, вы это делаете. Он продолжает ездить по стране и из одной страны в другую, продолжает бороться с другими политиками, ссориться с ними, и все превосходно получается – у него достаточно энергии для всего этого. Энергии нет только для медитации. А ведь работа, которую он выполняет, занимает двадцать четыре часа в сутки, в то время как для медитации нужен был всего один час. Но он говорит, что слишком стар для медитации.

Он ничего не знает о медитации, как он может иметь хоть какое-то представление о том, что произошло со мной, во мне?

Да, я провозглашаю себя Бхагваном – потому что я провозглашаю, что весь этот мир – Бхагван. Весь этот мир благословен. Если вы не можете осознать благословения, которыми осыпает вас Существование, то ответственность за это лежит на вас, никто другой за это не в ответе. Я открыт всем благословениям. Именно это я имею в виду, когда говорю, что я – Бхагван: у меня нет преград, я пребываю в состоянии отпускания, я совершенно открыт. Я сделаю все, что захочет от меня Существование, и не буду совершать того, чего Существование не пожелает. Я полностью исчез. Фана филлах: я растворился в Боге, во всем Целом – а именно это я подразумеваю под словом «Бог». И как только это произошло – фана филлах – я стал бака биллах, я вдруг стал всем. Теперь я в кроне дерева, в лучах солнца. Точно так же, как я пребываю в этом теле, я пребываю и в вас.

И это мое переживание. Для него мне не требуются никакие свидетельства. Даже если весь мир будет утверждать, что это не так, все равно это так. Это не зависит ни от вас, ни от вашего голосования.

Однако политики не могут думать ни о чем другом: они думают только о голосах.

Но зачем ему вообще ломать голову и беспокоиться обо мне? Он все время говорит обо мне, как будто я его преследую.

Он не знает, что произошло со мной и что может произойти с ним. Но он читал священные писания, и он их цитирует. Однако все, что он цитирует, полностью заимствовано! Ему это не принадлежит.

Одна дама, у которой было очень умный попугай, однажды заметила, что в кухне протекает труба. Она вызвала сантехника, но до его приезда ей понадобилось срочно уехать по какому-то делу. А пока ее не было дома, сантехник приехал и позвонил в дверь.

– Кто там? – спросил попугай.

– Это сантехник, – ответил сантехник.

– Кто там? – спросил попугай.

– Это сантехник! – закричал сантехник.

– Кто там? – спросил попугай.

– Это сантехник! Сантехник! – все кричал и кричал сантехник, пока в изнеможении не рухнул на пороге с сердечным приступом.

Вернувшись домой, дама обнаружила лежащее тело.

– Господи, – ужаснулась она. – Кто это?

– Это сантехник, – ответил попугай.

Знания Морарджи Десаи о священных писаниях такие же попугайские.

То, что говорю вам я, выросло во мне. Я свидетель Будды, Кришны, Христа, Заратустры, Лао-цзы и всех тех, кто стал пробужденным.

Но в основе его гнева лежит также и другая причина. Индире Ганди всегда нравились мои мысли, она всегда была в каком-то смысле влюблена в мой образ мышления. В этом глубокие корни его злости на меня. У Индиры больше, чем у него, разумности, чтобы меня понять, и она обладает определенной восприимчивостью и утонченностью, а также ей хватает смелости и мужества, чтобы предпринимать некоторые революционные меры, – которые крайне необходимы.

Именно из-за своих революционных мер она и проиграла последние выборы. Народные массы ведут себя по-настоящему самоубийственно. Но нужно понимать причины этого.

Массы страдают из-за определенной обусловленности. Именно из-за определенного склада ума, свойственного Индии, она страдала в прошлом и страдает сейчас. И вот, для того, чтобы изменить эту ситуацию, прекратить это страдание, прежде всего, потребуется изменить обусловленность масс. В этом и заключается проблема. Все хотят выбраться из этого состояния страдания, из этого непрерывного голода. Люди болеют, голодают, умирают, но если что-нибудь и может изменить эту ситуацию, то первое требование будет заключаться в том, что мы должны изменить наш образ мыслей. А для народных масс это трудно.

Они жили с определенным складом ума, веками взращивали этот ум, и они совершенно не осознают, что этот их ум – причина их страданий. Они хотят изменить внешнюю ситуацию, но не понимают, что внешняя ситуация обусловлена определенным внутренним сотрудничеством со стороны их ума. И поэтому всякий раз, когда кто-нибудь пытается изменить внешнюю ситуацию, их внутренний ум оказывается задет и ранен, и тогда они не могут простить этого человека. Именно так произошло с Индирой.

Она действительно пыталась. Она была самым храбрым премьер-министром Индии за последние тридцать лет. В этом и состояла проблема – в том, что она начала делать нечто по-настоящему важное. Но в результате массы стали злиться: их традиции разрушались, их обусловленность разрушалась.

Массы разозлились, и этой ситуацией воспользовались политики, оппортунисты нашей страны. Но они не смогли ничего сделать, – это было невозможно, – поскольку, если вы хотите, чтобы массы оставались довольными, приходится соглашаться с их умом, а если вы соглашаетесь с умом, то вы не можете изменить ситуацию. В этом состоит дилемма. Массы будут голосовать лишь за тех, кто следует за умом масс, но в таком случае эти люди ничего не смогут сделать, они будут абсолютно бессильны.

Именно это произошло с Морарджи Десаи и его правительством. Это правительство абсолютно бессильно. Оно не сделало совершенно ничего. Оно не может ничего сделать! А причина в том, что с каждым днем приближаются следующие выборы, – если вы сделаете что-то такое, что окажется «против шерсти», то проиграете. Они отлично понимают, каким образом пришли к власти: они пришли к власти потому, что Индира пыталась сделать нечто действительно революционное.

Она пыталась установить в стране принудительный контроль над рождаемостью. Это единственный выход. Убедить людей невозможно, и даже если вы начнете их убеждать, на это потребуются тысячи лет, а к тому времени это потеряет всякий смысл. По сути, в нашей стране контроль над рождаемостью необходимо ввести не позднее, чем в ближайшие двадцать пять лет, в противном случае она обречена – к концу этого столетия существование страны будет вообще невозможно. Все будут голодать и болеть, не останется свободного места.

Дела обстоят так, что поможет только принуждение. Контроль над рождаемостью – единственный способ предотвратить рост населения, а если вы будете ждать, пока массы это поймут, пока они станут образованными, то этого не случится никогда.

Вот почему индийцы разозлились. Индусы, мусульмане – все разозлились. Они решили, что их лишили свободы.

Сейчас это не вопрос свободы или несвободы. Это вопрос жизни и смерти! Страна с каждым днем приближается к пропасти. С каждым днем дело принимает все более и более угрожающий характер.

Индира всеми возможными способами пыталась ускорить нововведение. Бюрократия, которая существует в Индии, может только все замедлять. Ни в одной стране бюрократический формализм не развит так, как он развит в Индии. Если вам нужна какая-то мелочь, на это потребуются годы. Бюрократическая процедура очень долгая и движется очень медленно, муравьиными шажками. Индира понимала, что если так и будет продолжаться, то ничего не получится. Поэтому бюрократия разозлилась. Никто не хочет работать, а Индира заставляла их работать.