Текст книги "Ближе к истине. О «Принципах трансформации ума» Атиши"

Отбросьте интерпретации. По крайней мере, со мной; выражайтесь предельно ясно. Почему бы тебе не спросить: «Ошо, если я поеду домой и там отброшу саньясу, что тогда?..» Это было бы так прекрасно, так искренне. Но ты изменил вопрос.

Ты спрашиваешь: «Как насчет тех, кто принимает саньясу в Пуне лишь для того, чтобы, вернувшись домой, ее отбросить?»

Они никогда не принимали саньясу. Если вы приняли саньясу, ее невозможно отбросить. Это не то, что может быть отброшено. Это пространство, в котором вы существуете, переживание, проникающее к вам внутрь так глубоко, что оно становится самим вашим сердцем. Оно пропитывает вас насквозь.

Саньяса – это не одна лишь оранжевая одежда и ма´ла; все это лишь символы. Саньяса – это нечто совершенно другое, проникающее гораздо глубже. Она заключается не в одежде. Если вы приняли саньясу, ее невозможно отбросить – но на самом деле вопрос состоит в том, действительно ли вы ее приняли. Если вы можете отбросить саньясу, это просто показывает, что вы, прежде всего, никогда ее не принимали. А если вы ее не принимали, то она не принесет вам пользы. И тогда, естественно, ум скажет: «Какой смысл? Три месяца ты был саньясином, и ничего не произошло. Почему бы не бросить это дело?»

А ничего не произошло потому, что вы с самого начала не участвовали в этом. Вы не были участниками, вы ловчили, вы вели себя дипломатично.

Пожалуйста, не ведите себя здесь как дипломаты. Это близкие взаимоотношения; пожалуйста, не привносите в них никакую хитрость, не ставьте ее между нами. Будьте со мною простыми, невинными, и тогда чудеса станут возможными. Вы имеете право на чудеса. Но без вашего позволения они не произойдут. Они смогут произойти только при вашем содействии.

Третий вопрос:

Ошо,

Почему несаньясины должны сидеть за зеленой линией? Мне было очень трудно разглядеть тебя, а тому, кто только начинает узнавать тебя, это совсем не помогает тебя почувствовать. Фактически, у меня возникает легкое чувство, что я гражданин второго сорта.

Правда заключается в том, что ты и есть гражданин второго сорта. Я ничего не могу с этим поделать; я не могу тебе лгать. Саньясины находятся в совершенно других взаимоотношениях со мной; они пользуются всеми возможными привилегиями. Несаньясины должны быть благодарны уже за то, что их допускают до этой зеленой линии.

Если ты хочешь стать гражданином первого сорта, стань саньясином. Ты не можешь стать гражданином первого сорта, ничего за это не заплатив. В жизни за все приходится платить. Даже если ты сможешь получить что-то бесплатно, оно не будет иметь для тебя никакой ценности. Ценность возникает лишь тогда, когда ты за это платишь: чем больше ты платишь, тем более ценным оно становится. Чтобы приблизиться ко мне, тебе придется кое-что сделать.

И в таком размещении – когда саньясины сидят поблизости от меня, а несаньясины располагаются немного дальше – есть и еще кое-что. Если передо мной будут сидеть несаньясины, я не смогу говорить так, как я говорю, потому что мои беседы – это не что-то, заготовленное заранее, это отклик. Если я вижу своих людей, безмолвно сидящих, внимательных, впитывающих каждое слово, сосредоточенных, медитативных, то я могу говорить о гораздо более высоких вещах; им можно объяснить гораздо более сложные вещи.

Но если передо мной сидят несаньясины, мне всякий раз приходится начинать с азбуки. В этом случае самолет никогда не сможет взлететь; в этом случае самолету приходится функционировать в качестве автобуса. Самолет можно использовать как автобус. Он может взлететь только тогда, когда наберет скорость; для того, чтобы он набрал скорость, необходима определенная ситуация.

В Индии я разговаривал с миллионами людей; затем мне пришлось прекратить это. Я разговаривал с тысячами людей – с пятьюдесятью тысячами людей за одну встречу. За пятнадцать лет я исколесил всю страну, от края до края. Я просто устал от всего этого, потому что каждый день мне приходилось начинать с азбуки. Это всегда была азбука, азбука, азбука, и стало абсолютно ясно, что я никогда не доберусь до высшей математики. Мне пришлось прекратить поездки.

Теперь я не выхожу даже за ворота этого ашрама, потому что там я опять встречу людей, которые живут азбукой. Они меня больше не интересуют. Если я интересую их, им придется прийти сюда, придется преодолеть преграды, и тогда постепенно, постепенно они должны будут стать участниками. Им придется стать саньясинами.

Я не разговариваю со студентами, я беседую только с учениками. Студентам пока позволено приходить, но довольно скоро это будет прекращено. Так что, Сантош, пока не поздно, пересеки зеленую линию! Потому что мне бы хотелось разговаривать только с моими людьми, – тогда я смог бы рассказать все, что мне хочется рассказать; тогда я смог бы положиться на них и быть уверенным, что все сказанное будет воспринято с доверием и с любовью; тогда я бы с самого начала знал, что перед ними можно раскрывать все, и что все будет понято правильно.

Как раз на днях я читал статью в «Индиан Экспресс». Журналист из этой газеты приезжал сюда всего лишь на два или три дня. В своей статье он пишет, что тысячи людей сидели так тихо, что было слышно, как на деревьях щебечут птицы. Люди были так безмолвны, как будто их вообще нет.

И какой же он делает вывод? Журналист решил, что это все было подстроено, что это был спектакль. Он подумал, что это было представление с целью произвести впечатление на несчастного журналиста из «Индиан Экспресс»! Он не смог в это поверить, потому что знает индийцев и знает, что такое индийские собрания.

Я тоже их знаю. Однажды на каком-то собрании я рассказывал о Кришне, а люди сидели, повернувшись ко мне спиной, и разговаривали друг с другом, сплетничали – спиной ко мне! Это был последний день. Я оборвал выступление на полуслове и ушел. Председатель собрания спросил: «Что вы делаете?» Я ответил: «Я ухожу навсегда! Я покончил с этими глупцами. Я говорю о Кришне, они пригласили меня, чтобы я побеседовал с ними, но, похоже, никто не слушает».

Этот индийский журналист, конечно же, наблюдал множество таких собраний. Поэтому, когда он увидел, что три тысячи человек сидят здесь в безмолвии, никто не шевелится, никто не разговаривает друг с другом, для него естественно было заключить, что это было сделано лишь для того, чтобы произвести на него впечатление.

Прощаясь с вами вчера, я заметил среди вас двоих человек, которые были здесь абсолютно не к месту. Когда я поклонился вам, они не отреагировали. И если вокруг меня окажется много подобных людей, от которых нет отклика, то я буду не в состоянии излить свое сердце; это будет невозможно.

Поэтому существует эта зеленая линия. Если ты хочешь ее пересечь, двери не заперты. Но не проси чего-то, пока ты действительно будешь не готов за это заплатить. А по мере того, как будут прибывать все больше и больше новых саньясинов, сидеть поблизости от меня смогут лишь те, кто по-настоящему устремлен и предан.

Я понимаю твою проблему. В том, чтобы сидеть поблизости, рядом со мной, есть особое благо. Контакт становится глубже, вибрация пронизывает вас полнее, потому что дело заключается не только в вопросах, на которые я отвечаю, или в словах, которые я использую. Самое главное – мое присутствие; вы должны испить его, и вы должны его переварить.

Но, к сожалению, я ничего не могу здесь поделать. Несаньясины обречены оставаться гражданами второго сорта.

Последний вопрос:

Ошо,

Еще одна беседа, а значит, еще один глупый вопрос. Почему ты говоришь о своих саньясинах как о «немногих избранных», когда каждая заблудшая душа, которая в состоянии добраться до Пуны и готова принять участие в каких-нибудь модных гештальт-ориентированных психотерапевтических группах и немного помедитировать, очевидно, может принять саньясу? Было ли кому-то отказано в саньясе и на каких основаниях?

P. S.: Боб Дилан говорит: «Я никогда не попадался на удочку всяких там гуру. Я никогда не чувствовал себя настолько потерянным!»

Дик Блэкберн, никому никогда не было отказано, ни Тому, ни Гарри, ни Дику[7]7
  В английском языке выражение «Том, Дик, Гарри» означает примерно то же самое, что и «Иванов, Петров, Сидоров» в русском.


[Закрыть]. Но это не означает, что всех принимают. Никому не отказывают, это правда, но это не означает, что всех принимают. Принимают лишь тех, кто сдается. Принимают лишь тех, кто полностью устремлен, кто влюбился в меня, кто может доверять, и чье доверие безусловно и абсолютно. Их принимают.

Саньяса не запретна ни для кого, потому что саньяса – это благоприятная возможность. Некоторые люди сдаются даже до того, как принимают саньясу, некоторые сдаются после ее принятия, а некоторые – после того, как пробыли саньясинами несколько месяцев или лет. Поэтому саньяса не запретна; она создает пространство, ситуацию для сдачи.

Но что касается тех, кто действительно принят, то с ними дело обстоит совершенно по-другому. Это не объявляется открыто; это остается тайной. Знаю один лишь я. И постепенно, постепенно человек, который был принят, начинает об этом узнавать – но очень медленно. Иногда человеку требуются годы, чтобы понять, что он был принят. Это никогда не говорится вслух; даже самому этому человеку не говорится, что он был принят. Человек должен сам это понять; в этом заключается вся красота. Лишь тогда это становится чем-то существенным.

Но это начинает происходить. Если я принимаю человека, то постепенно, постепенно его энергия начинает посылать ему сообщения о том, что он был принят. Однажды это превращается в такую абсолютную уверенность, становится настолько очевидным, что отпадает всякая необходимость в каком бы то ни было объявлении, подтверждении или сертификате.

Саньясу я даю всем. Но принимаются лишь те, кто действительно принимает саньясу. Именно поэтому я называю саньясинов «немногими избранными». Мое сострадание не позволяет мне отвергать кого бы то ни было. Самые недостойные тоже нуждаются в уважении, любви, приятии, радушии. И кто знает? Эти недостойные могут измениться. Человек непредсказуем; неблагородный металл в любой момент может превратиться в золото.

И насчет этого постскриптума: «Боб Дилан говорит: „Я никогда не попадался на удочку всяких там гуру. Я никогда не чувствовал себя настолько потерянным!“»

Поиск мастера не для тех, кто чувствует себя потерянным. Он для тех, кто начинает чувствовать, что есть какой-то путь и какой-то проблеск, что они не потерялись, что они могут найти человека, способного им помочь, способного сделать все более ясным и прозрачным.

На сегодня достаточно.

Глава 7
Приобретение навыка

Первый вопрос:

Ошо,

Моему уму трудно постичь существование безначальности. Не мог бы ты рассказать об этом?

Реальность неопределима. Реальность просто есть; нет способа сказать, чем именно она является. Она не «что», она даже не «то», она «это». Она есть «это-вость»: вы можете получить переживание реальности, но ее невозможно истолковать.

Реальность безначальна и бесконечна. Ум же имеет начало и конец, поэтому ум и реальность не могут встретиться. Ум не может постичь вечное. Ум существует во времени; на самом деле, ум и есть время; он существует в прошлом и в будущем. Запомните: время состоит лишь из двух грамматических времен – прошлого и будущего. Настоящее – не часть времени, настоящее – это часть вечности.

Поэтому ум никогда нельзя обнаружить в настоящем. Он всегда совершает прыжки между прошлым и будущим. Он движется либо в то, чего уже нет, либо в то, чего еще нет. Все, что он умеет, – это мечтать. Ум укоренен в несуществующем, а потому не может постичь само существование. Это как темнота. Как темнота может постичь свет? Как смерть может постичь жизнь? Чтобы постичь жизнь, смерть должна будет стать жизнью. Чтобы постичь свет, темноте придется стать светом.

Точно так же дело обстоит с умом. Чтобы постичь реальность, он должен будет покинуть прошлое и будущее. Но, оставив прошлое и будущее, ум вообще перестанет быть умом. Именно поэтому все великие мастера мира настаивали на том, что дверью в реальность является не-ум.

Выскользни из ума, и ты узнаешь, что это такое: безначальность, бесконечность. Оставайся в границах ума, и ты окажешься в тупике; реальность останется непостижимой.

Я не могу тебе это объяснить, потому что в процессе объяснения мне придется использовать ум. Чтобы попытаться понять это, тебе придется использовать ум. Я могу пребывать в безмолвии в твоем присутствии, и если ты тоже способен пребывать вместе со мной в безмолвии, возникает понимание. Понимание, которое никак не связано с умом. Тогда возникает великое прозрение, великое постижение. Неожиданно оказывается, что ты знаешь, и знаешь из совершенно другого центра своего существа; ты знаешь из сердца. Твое знание обладает качеством трансцендентности. Это больше не научное знание, сводимое к концепциям. Это поэтическое ви «дение, мистическое переживание.

Если ты действительно хочешь понять это, тебе придется потерять ум. Цена, которую тебе придется заплатить, – потеря ума. Но если ты настаиваешь: «Я должен понять это через ум», то тогда может произойти лишь одно. Ум постепенно, постепенно убедит тебя в том, что нет ничего безначального, ничего бесконечного, ничего неопределимого, ничего непознаваемого.

Ум сведет твой опыт к измеримому, постижимому, познаваемому – а познаваемое обыденно, заурядно. Непознаваемое же священно. И лишь в присутствии непознаваемого жизнь становится благословением, лишь в присутствии непознаваемого вас охватывает дрожь от ощущения чуда жизни и Существования. Неожиданно у вас в сердце рождается песня – песня, которую невозможно удержать внутри, песня, которая начинает переполнять вас и доноситься до других людей. Внутри вас рождается танец – танец, которым необходимо поделиться, танец, который невозможно припрятать для себя, танец, который делает вас щедрыми. Внутри вас рождается любовь – любовь, которая так безбрежна, что начинает наполнять все бесконечное Существование. Это подлинное понимание. Но оно возникает лишь тогда, когда ум отброшен.

Не пытайтесь сделать невозможное. Пытаться понять реальность умом – это то же самое, что пытаться подняться в воздух, дергая себя за шнурки ботинок. Возможно, вы и сможете чуть-чуть подпрыгнуть, но эти прыжки не помогут; вы снова и снова будете опускаться на землю, и все это будет весьма утомительно. Дергая себя за шнурки, вы не сможете взлететь в небо; это не даст вам крыльев.

Постепенно, постепенно учитесь искусству прикосновения к реальности без вмешательства ума. Однажды, во время заката, просто сидите, глядя на солнце, не думая о нем, – наблюдайте, не оценивая, не говоря даже: «Как это прекрасно!». В тот момент, когда вы что-нибудь говорите, вмешивается ум.

Ум состоит из языка. Не используйте язык. Разве нельзя просто смотреть на закат и его красоту? Разве нельзя переполниться его великолепием? Разве нельзя стать очарованными его грандиозностью? Зачем привносить язык? Никто не просит вас говорить. Солнце не понимает вашего языка; облака, ставшие такими прекрасными и светящимися в лучах заходящего солнца, не в состоянии понять ваш язык. Зачем привносить его? Отложите его, будьте в непосредственном контакте, ощутите волнение. Если у вас на глазах появятся слезы, отлично. Если вы начнете танцевать, отлично. И если вы просто останетесь неподвижными, замершими при виде красоты солнца, опьяненными ею, то и тогда вы приобретете небольшой опыт – небольшое переживание, которое может увести вас очень далеко, небольшой проблеск не-ума.

И каждый день возникают тысяча и одна ситуация. Если у вас в руке рука вашей женщины или вашего мужчины, нет необходимости разговаривать. Люди постоянно разговаривают – тары-бары, тары-бары. А причина того, что они постоянно разговаривают, состоит в том, что они боятся быть безмолвными, боятся увидеть правду, боятся обнаружить свою совершенную пустоту, боятся раскрыться, боятся глубоко всмотреться в другого человека. Постоянная болтовня удерживает их на поверхности, давая им занятие, отвлекая.

Если у вас в руке рука вашей женщины или вашего мужчины, почему бы не посидеть молча? Почему бы не закрыть глаза и не почувствовать? Ощутите присутствие другого человека, войдите в присутствие другого, позвольте присутствию другого войти в вас; вибрируйте вместе, мягко раскачивайтесь вместе; а если неожиданно вами овладевает огромная энергия, танцуйте вместе – и вы достигнете таких оргазмических пиков радости, каких никогда прежде не знали. Эти оргазмические пики не имеют ничего общего с сексом; на самом деле, они очень связаны с безмолвием.

А если вы сможете стать медитативными и в своей сексуальной жизни, если вы сможете оставаться безмолвными, занимаясь любовью, двигаясь как будто в танце, то вы удивитесь. У вас есть собственный процесс, способный унести вас на самый дальний берег.

Люди занимаются любовью таким уродливым способом, что, случайно застав своих родителей за этим занятием, дети думают, что те борются, сражаются – что папа хочет убить маму! Со стонами, с отвратительным пыхтением, насильственно, без изящества в движениях. Это не танец; несомненно, это не танец.

И пока секс не станет танцем, он останется очень, очень физиологическим процессом; в нем не будет никакой духовности. Но это невозможно. Пока вся ваша жизнь не наполнится теми мгновениями, что приходят, когда ум останавливается, ваша любовная жизнь не сможет двигаться в безмолвие.

Ночь полна звезд. Лягте на землю, исчезните в земле. Мы вышли из земли и однажды вернемся в нее, чтобы успокоиться навсегда. Как-нибудь ночью, лежа на траве, исчезните в земле. Смотрите на звезды – просто смотрите, ничего больше. Не начинайте думать о названиях звезд и созвездий. Забудьте все, что вы знаете о звездах, отложите в сторону все свои знания, просто смотрите на звезды. И неожиданно произойдет единение: звезды начнут проливать свой свет внутрь вас, и вы ощутите расширение сознания. Такого не сможет сделать ни один наркотик.

Наркотики – это очень искусственный, случайный и вредный метод познания того, что доступно естественным путем, доступно легко и с пользой для здоровья. Просто наблюдая за звездами, вы начнете чувствовать душевный подъем, вы начнете воспарять ввысь.

Извлекайте как можно больше из всех благоприятных возможностей, предоставляемых вам жизнью и Существованием. Никогда не упускайте ни единого удобного случая, чтобы отбросить ум, и постепенно, постепенно вы приобретете этот навык. Это навык – это, конечно же, не наука, потому что здесь не существует жестко заданных методов.

Кто-то может оказаться захваченным видом звезд, а кто-то – нет. Кого-то могут взволновать цветы, а кого-то другого они не трогают совершенно. Люди такие разные, что нет способа определить это научно; это не наука. Это даже не искусство, потому что искусству можно научиться.

Поэтому я настаиваю на слове «навык». Это действительно навык. Чтобы приобрести его, вы должны проделать несколько экспериментов с самим собой. И когда у вас появится навык… а он может появиться у каждого, потому что любой ребенок с ним рождается. Каждый ребенок появляется на свет с удивленными глазами. Довольно скоро мы забрасываем его глаза пылью; мы покрываем пылью его чистое зеркало. Рано или поздно ребенок становится знающим – и чем раньше это происходит, тем счастливее мы себя чувствуем. На самом деле, наше счастье заключается в отравлении ребенка.

Если ребенок видит, что родители очень радуются, когда он становится знающим, он начинает собирать все больше и больше знаний. Он начинает забывать свой врожденный навык, принесенный им в этот мир. К тому времени, как он оканчивает университет, он совершенно забывает об одном из самых прекрасных качеств, дарованных ему Богом, – способности удивляться, способности видеть без размышления, способности соприкасаться с реальностью без постоянного искажающего вмешательства ума.

Вам придется вернуть себе эту способность.

Мудрец – это человек, вернувший себе свое детство; именно поэтому его называют «дважды рожденным». Иисус говорит: «Не родившись заново, не войдете в мое царство Божье». И это царство Божье здесь; но вы должны заново родиться – заново родиться как не-ум.

Я не утверждаю, что, когда вы родитесь заново как не-ум, вы не сможете использовать ум. У ума есть свое ограниченное применение. Используйте его. Я не призываю вас быть не-умом, когда вы работаете у себя в офисе. Я не призываю вас быть не-умом, когда вы работаете у себя в мастерской или на заводе. Я говорю: «Отлично, будьте умом. Используйте ум, но не носите его с собой постоянно, двадцать четыре часа в сутки, изо дня в день. Не таскайте его все время. Используйте его, как вы используете стул. Вы же не носите стул с собой повсюду, куда бы вы ни пошли, лишь потому, что он может вам понадобиться».

Ум – это прекрасный инструмент, если вы также умеете быть и не-умом.

Ум бессилен, не способен постичь безначальное и бесконечное. Ум существует между рождением и смертью; он ничего не знает о том, что находится за пределами рождения и за пределами смерти.

Вы были здесь до того, как родились, и будете здесь после того, как умрете. Существование ума очень ограниченно, очень кратковременно – однажды он появляется, а через какое-то время исчезает. Вы же существуете всегда. Получите опыт переживания своей вечности.

Но это возможно лишь через посредство не-ума. Не-ум – это еще одно имя медитации.

Второй вопрос:

Ошо,

Да!

Это простое слово «да» содержит в себе все религии мира. В нем – доверие, в нем – любовь, в нем – сдача. В нем содержатся все молитвы, которые звучали когда-то, звучат сейчас и прозвучат когда-нибудь в будущем. Если вы говорите «да» со всей полнотой своего сердца, этим сказано все, что только может быть сказано. Говорить Существованию «да» означает быть религиозным; говорить «нет» означает быть нерелигиозным.

Таково мое определение атеиста и теиста. Атеист – это не тот, кто отрицает существование Бога, а теист – это не тот, кто в него верит. Это совсем необязательно, потому что мы знаем о великих теистах, никогда не веривших ни в какого Бога. Нам известны Будда, Махавира, Адинатха: нам известны люди потрясающего просветления, никогда не говорившие о Боге. Но и они говорили о слове «да»; они должны были говорить о слове «да».

Бог может быть отброшен, как ненужная гипотеза, но невозможно отбросить «да». «Да» – это самый дух Бога. Причем «да» может существовать и без Бога, в то время как Бог не может существовать без «да». Бог – это лишь тело, «да» – это душа.

Есть люди, которые верят в Бога, но которых я, тем не менее, назову атеистами, поскольку их вера не основывается на «да». Их вера фиктивна, формальна, их вера получена от других людей, заимствована. Тому, что Бог есть, их научили родители, учителя и священники; они так запугали этих людей, что те не могут даже усомниться в существовании Бога. Кроме того, за то, что они верят в Бога, им обещаны разные замечательные вещи. Если вы верите, вас ждет великая награда на небесах, а если не верите – ужасное наказание в аду.

Священники использовали в своих интересах и страх, и жадность. Священник поступил с вами почти так же, как психолог поступает с крысами, на которых он ставит эксперименты. В психологических экспериментах крысами управляют с помощью наказания и поощрения. Поощряйте их, и они начнут учиться тем вещам, за которые их награждают; наказывайте их, и они начнут отучаться делать то, за что их наказывают.

Священники вели себя с людьми так, как будто люди – это крысы. Психологи не были первыми, кто обесчеловечил человечество; первыми были священники. Сначала священники вели себя с людьми так, как будто те были крысами, а теперь психологи ведут себя с крысами так, как будто крысы – это люди. Однако это тот же самый процесс, точно такой же метод.

Есть люди, которые являются теистами: они верят в Бога, посещают церковь, совершают богослужения, – и, тем не менее, в их сердцах не живет «да», в их сердцах обитает сомнение. На поверхности они ведут себя религиозно, глубоко внутри они сомневаются. А ведь именно эта глубина определяет вас. Решающее значение имеет не то, что вы делаете. Вас определяет и формирует именно то, что вы чувствуете в глубочайшей сердцевине своего существа. И есть атеисты, продолжающие утверждать, что Бога нет, но при этом никоим образом не отличающиеся от верующих. Их неверие несет в себе столько же сомнения, сколько и вера верующих.

В Советской России, в Китае и в других «красных» странах неверие является верой; не верить означает быть конформистом, а верить означает быть революционером. Государство продолжает учить, что Бога нет. Если людей непрерывно обучают, непрерывно обусловливают, то они соглашаются со всем, что им внушают. Это своего рода массовый гипноз.

И теисты, и атеисты являются жертвами. Подлинно религиозный человек не имеет ничего общего с Библией, Кораном или Бхагавадгитой. Подлинно религиозный человек находится в глубоком единении с Существованием. Он может сказать «да» цветку розы, может сказать «да» звездам, может сказать «да» людям. Он может сказать «да» собственному существу, собственным желаниям. Он может сказать «да» всему тому, что приносит ему жизнь; он всегда говорит «да».

И в этом «да» содержится самая сущность молитвы.

Последними словами Иисуса на земле были слова: «Да придет царствие твое, да будет воля твоя. Аминь».

Знаете ли вы, что это за слово «аминь», что оно означает? Оно означает просто: «Да, Господи, да. Да будет воля твоя. Не слушай того, что я говорю, я невежествен. Не слушай того, что я хочу; мои желания глупы – это неизбежно. Продолжай делать то, что считаешь правильным, – продолжай делать это, не взирая на меня». Таково значение слова «аминь».

Мусульмане тоже заканчивают свою молитву словом «амин» – это то же самое слово.

Твой вопрос имеет огромное значение. Прежде всего, это не вопрос, и потому он значим. Это заявление, это посвящение себя, это сдача, это доверие.

Ты говоришь: «Возлюбленный Ошо, ДА!»

Это начало подлинной саньясы. Если ты способен сказать «да» со всей полнотой, без каких-то условий, без стремления получить какую-нибудь награду, если ты можешь просто наслаждаться словом «да», если это твой танец, твоя песня, то тогда это молитва. А все молитвы достигают Бога – независимо от того, упомянут он в них или нет, веришь ты в Бога или нет. Все молитвы достигают Бога. Чтобы достичь его, молитва всего лишь должна быть подлинной.

Но мне хотелось бы сказать тебе, что твое «да» должно стать не только молитвой. Оно должно стать твоим образом жизни, оно должно стать твоим ароматом, благоуханием. В течение столетий религии учили людей отрицанию, осуждению жизни. В течение столетий религии говорили вам, что вы грешники, что ваши тела – обиталища греха, что во славу Господа вы должны разрушить свою жизнь, что вы должны отречься от мира, чтобы Господь вас принял. Все это – навоз священной коровы, полнейшая чушь.

Религия – это утверждение жизни, а не ее отрицание, потому что Бог – это жизнь, и другого Бога не существует. Бог – это зелень деревьев, багрянец деревьев и золото деревьев. Бог повсюду. Есть лишь Бог. Отрицать жизнь означает отрицать Бога, осуждать жизнь означает осуждать Бога, отречение от жизни означает, что вы считаете себя более мудрыми, чем Бог.

Бог дал вам эту жизнь, этот невероятно ценный дар, а вы не можете даже оценить его. Вы не можете его приветствовать, не можете почувствовать себя благодарными за него. Напротив, вы все время жалуетесь, жалуетесь и жалуетесь. Ваше сердце полно недовольства, а не признательности.

Но именно этому вас веками учили священники. Они этим жили, такова была их основная стратегия эксплуатации людей.

Если жизнь проживается во всей полноте, священник становится совершенно ненужным. Если с вами, какие вы есть, уже все в порядке, если жизнь, как она есть, прекрасна, то зачем нужен священник? Какая нужда в посреднике между вами и Богом? Вы находитесь в прямом контакте с Богом: вы живете в Боге, дышите в Боге, Бог пульсирует внутри вас. Священник будет совершенно бесполезен, точно так же, как и все его странные обряды, его религия и священные писания. Он сможет стать важным лишь в том случае, если создаст разрыв между вами и Богом. Сначала должен быть создан разрыв, а затем священник может прийти и сказать вам: «Ну, вот и я; я могу устранить этот разрыв». Но сначала разрыв должен появиться; лишь потом его можно будет ликвидировать.

И, конечно, вы должны будете за это заплатить. Раз священник делает такую огромную работу по устранению разрыва, вы должны за это заплатить. А на самом деле, глубоко внутри он не заинтересован в его устранении. Он лишь притворяется, что его ликвидирует; разрыв остается. В действительности, священник делает его все более и более неустранимым; чем неустранимее разрыв, тем важнее роль священника. Его важность заключается в отрицании жизни, ее разрушении, в том, чтобы заставить вас отречься от нее.

Я учу вас огромному тотальному «да» по отношению к жизни. Я учу вас не отречению, а наслаждению. Наслаждайтесь! Наслаждайтесь! Снова и снова я говорю вам: «Наслаждайтесь!» – потому что в своем наслаждении вы максимально приблизитесь к Богу.

Когда танцор исчезает в своем танце, он божественен. Когда певец исчезает в своей песне, он божественен. Наслаждайтесь так глубоко, так полно, чтобы исчезнуть в своем наслаждении: наслаждение есть, но нет того, кто наслаждается. Когда достигается самый пик, происходит трансформация, революция. Вы больше не прежнее темное безобразное «Я». На вас дождем проливаются благословения. Впервые вы познаете свое величие, великолепие своего существа. Скажите жизни «да», скажите жизни абсолютное «да». Именно это и есть саньяса. Я не даю вам концепций, догм, вероучений. Я даю вам лишь жизнеутверждающий стиль жизни, философию почитания жизни.

Третий вопрос:

Ошо,

Ты сказал нам, что истина не может быть сообщена или передана, что ее можно испытать только на личном опыте. Много лет назад, когда меня обратили в католицизм и я принял «святое причастие», у меня возникло искреннее, чистое чувство любви к Иисусу и ощущение, что я достиг «истины».

Как я вижу это сегодня, я просто пал жертвой вредного заблуждения, вызванного священниками с помощью своего рода самогипноза, поклоняясь простому кусочку хлеба. Мне приходится признать тот факт, что на личном опыте я достиг неправильной истины.

Как отличить такие случаи неосознаваемого самообмана от «сто´ящей вещи»? Как избежать заблуждения?

Фарид, истина не может быть передана, истина не может быть вручена тебе кем-то еще, потому что это не товар. Это не вещь, это переживание. На самом деле, слово «опыт» не совсем правильное слово. Правильнее будет сказать, что это переживание; это первое, что следует понять.