Текст книги "За пределами просветления"

Так что я сообщил министру в Греции, что я приеду. Я должен приехать.

На самом деле, я думал остаться там еще на некоторое время и моя виза позволяла мне это сделать, но архиепископ Греции воспротивился этому. Он пригрозил правительству, что, если меня немедленно не депортируют, то дом, в котором я жил, подорвут динамитом и сожгут вместе с людьми, которые были со мной. И правительство испугалось угроз, оно решило: «Могут возникнуть проблемы. Необходимо как можно скорее депортировать этого человека».

Я спал, когда меня пришли арестовывать. Обычно людей не арестовывают, когда они спят.

И у них не было никаких оснований, потому что я не выходил из дома в течение пятнадцати дней. Я сказал им:

– Вы должны представить какие-то основания для депортации.

Они ответили:

– У нас нет никакого основания, только распоряжения сверху. И все эти распоряжения были основаны на угрозе архиепископа.

Это был тот же самый архиепископ, который отлучил от церкви Казандзакиса.

И эти люди живут, фактически, вне времени, они отстали от жизни.

В тот день, когда меня депортировали, жители острова, которые совсем не знали меня, до них доносились только слухи… Но, когда они узнали об угрозах архиепископа, им стало стыдно. И они спрашивали меня: «Что мы можем сделать? Мы бедные люди».

Я сказал им: «Отправляйтесь все в аэропорт и покажите архиепископу, сколько людей с ним и сколько со мной – хотя я пробыл тут всего пятнадцать дней, а они здесь уже две тысячи лет». И с архиепископом в церкви осталось всего шесть старух, а в аэропорту было три тысячи человек – весь остров.

Тем не менее все эти священники не понимают, что они больше никому не нужны, что их время прошло. И они говорят, что нужно любить врага своего, и нужно любить соседа своего, и что Бог есть любовь, – а сами пригрозили человеку, который ничего не сделал, что сожгут его заживо вместе со всеми его друзьями. В том большом особняке находилось, по меньшей мере, двадцать пять человек.

Это показывает, что так или иначе западный ум не развивался по направлению к духовности, по направлению к любви, по направлению к ненасилию. Его подход полностью материалистичен.

Через две тысячи лет после распятия Христа этот человек – представитель Иисуса Христа в Греции – угрожает мне, что он сожжет меня заживо. Кого же он на самом деле представляет: Иисуса Христа или тех раввинов, которые распяли его?

Ум западного священника являлся препятствием, мешающим Западу двигаться в сторону медитации. Но пришло удивительное время революции – по крайней мере, для нового поколения, поскольку новое поколение не связано с этими старыми священниками и этими старыми церквями.

Новое поколение Запада смотрит на Восток. Это вселяет большую надежду.

Это Зорба, ищущий Гаутаму Будду.

Второй вопрос:

Ошо,

Мысли о смерти стали частыми гостями во время моего ученичества. Как ученик может умереть в присутствии мастера, особенно когда физически мастер находится далеко от него?

Является ли история Махакашьяпы единственным ответом?

Вопрос не в том, находитесь вы в присутствии мастера или нет, а в том, наполнены ли вы любовью и доверием к мастеру.

Физическая близость ничего не значит. Значение имеет только духовная близость.

Вашей любви, вашего доверия будет достаточно. Вы можете находиться на Луне, и мастер будет рядом с вами – на самом деле, мастер будет внутри вас, потому что по мере углубления вашей любви что-то от мастера, его энергия, начнет переходить в вас и сливаться с вами.

Страх перед отдаленностью от мастера – это страх отсутствия любви и доверия.

История Махакашьяпы не является единственным ответом. Каждый должен быть ответом самому себе.

Махакашьяпа находился рядом с Буддой, и после смерти Будды он умер; он не мог продолжать жить без Будды.

Но это – уникальность Махакашьяпы. Эта история – не единственный ответ.

Я расскажу вам несколько других историй о Будде, чтобы вам было понятно.

Ананда прожил рядом с Буддой сорок два года. Никто больше не жил рядом с Буддой так долго, никому не было позволено оставаться рядом с ним так долго. Но была одна проблема. Ананда был двоюродным братом Будды, и он был старше Будды, а по восточной традиции… Перед тем как принять посвящение, Ананда – а он был старше – сказал Гаутаме Будде:

– Сиддхарта, – так Будду звали в семье, – послушай меня. После инициации я буду делать все, что ты скажешь. Я буду твоим учеником, ты будешь моим мастером. Сейчас же я – твой старший брат, а ты – мой младший брат; ты должен делать все, что я говорю. Ты должен помнить о трех условиях – не забывай о них, когда я стану учеником.

Это красивая история.

Будда спросил:

– Что это за три условия?

– Во-первых, – сказал Ананда, – я всегда буду жить рядом с тобой, ты не должен отсылать меня ни в какое другое место для распространения учения. Во-вторых, если я захочу, чтобы кто-то встретился с тобой – даже посреди ночи, – ты не должен мне отказывать, это будет моей личной привилегией. И в-третьих, я буду спать в той же комнате, где спишь ты. Даже на время сна ты не должен оставлять меня где-то в другом месте.

Будда дал слово, и эти три условия соблюдались на протяжении сорока двух лет.

Но Ананда не стал просветленным. Можно представить себе его боль и отчаяние: люди, которые пришли намного позже, чем он, стали просветленными, а он остался в своем невежестве точно таким же, каким был раньше. В тот день, когда Будда умирал, Ананда спросил у него:

– Что со мной будет? Я не смог стать просветленным, хотя я находился рядом с тобой сорок два года – день за днем, двадцать четыре часа в сутки. Без тебя у меня не будет никакой надежды.

Будда сказал:

– Ты не понимаешь динамики жизни. Возможно, ты станешь просветленным только после того, как я уйду; я являюсь препятствием. Ты принимаешь меня за нечто само собой разумеющееся. В тот день, когда ты поставил эти три условия, я подумал, что они станут для тебя препятствием. Даже сейчас ты не можешь забыть о том, что ты мой старший брат. Ты не можешь забыть о том, что у тебя есть определенные преимущества перед другими. Ты не можешь забыть о том, что я согласился на эти три условия только ради тебя, не ради кого-то еще. Возможно, моя смерть поможет тебе.

Будда умер. И через двадцать четыре часа собрались все его просветленные ученики, чтобы записать то, что говорил Будда в течение этих сорока двух лет. Но проблема была в том, что никто, кроме Ананды, в течение этих лет не находился рядом с ним постоянно, – а Ананда не был допущен на собрание, потому что он не был просветленным. Невежественный человек, непросветленный – на его слова нельзя было положиться. Он мог что-то присочинить, мог что-то забыть, мог привнести свою собственную интерпретацию. Это дело трудное.

И это была действительно трагическая сцена. В зале проходило собрание, а Ананда сидел снаружи на ступеньках и плакал – ведь он прожил с Буддой целых сорок два года, он знал больше, чем кто бы то ни было. Он помнил каждое мгновение, но он – непросветленный. И пока он сидел за дверью и плакал, с ним что-то произошло. Он никогда раньше не плакал. Вместе с этими слезами исчезло его эго, он стал, словно ребенок.

Кто-то открыл дверь, чтобы посмотреть, сидит ли все еще Ананда на ступеньках, – поскольку ему было сказано: «Сиди здесь. Если нам что-то понадобится, мы спросим у тебя, но участвовать в собрании тебе нельзя».

Они увидели преображенное существо. Прежний Ананда, прежний эгоист исчез. Невинное существо со слезами радости… И все они могли видеть свет, окружавший его.

Они пригласили его:

– Входи. Теперь нам нет нужды беспокоиться. Но это удивительно… Ты не мог стать просветленным в течение сорока двух лет, и вот всего лишь через двадцать четыре часа ты достиг этого состояния – и об этом постоянно говорил Гаутама Будда.

Ананда сказал:

– Это была моя вина. Его смерть стала смертью моего эго.

Все существующие писания основаны на воспоминаниях Ананды.

Были и другие просветленные ученики, которые не умерли вместе с Гаутамой Буддой. У них спрашивали: «Если Махакашьяпа умер, как вы можете продолжать жить?» После смерти Махакашьяпы этот вопрос стал очень важным.

Один из учеников, Моггальян, сказал: «Теперь я должен жить, чтобы нести послание моего мастера. На самом деле я больше не живу – я умер вместе с ним, теперь он живет во мне. То был один путь, путь Махакашьяпы – раствориться в Будде. У меня другой путь. Я тоже растворился, но смерть никому не поможет. В мире так много слепых, которым нужны глаза, так много людей, живущих в темноте, которым нужен свет. Я буду жить. Я буду жить столько, сколько возможно, я буду жить ради Будды».

Так что вопрос не в том, что единственным примером должен являться путь какого-то одного человека. Каждый человек должен быть по-своему уникальным. Кто-то умирает ради мастера, кто-то живет ради мастера, и нельзя сказать, кто из них более велик, – возможно, никакое сравнение не будет правильным. Каждый из них является самим собой.

Помните только об одном – о своей любви. Тогда, где бы вы ни были, пространство и расстояние в пространстве не имеют значения. И при определенной глубине даже время не имеет значения.

А когда время и пространство оказываются несущественными, тогда вы действительно касаетесь ног мастера.

И тогда, что бы ни казалось вам важным – жизнь ради послания или смерть, все, что приходит естественно и спонтанно, – позвольте этому случиться.

Глава 8. Безразличное отношение к уму – это медитация

Первый вопрос:

Ошо,

У меня часто возникало желание задать тебе вопросы, но через какое-то время я сталкивался с тем, что ты уже ответил на них. И вместе с тем я открывал для себя, что все эти вопросы были совершенно глупыми, исходящими из ума, они никак не были связаны с моим сердцем. Мое сердце хочет только плакать, а мой ум хочет только знать, несмотря на любой ответ.

Не мог бы ты прокомментировать, как быть с постоянно спрашивающим умом, который в любом случае не заинтересован ни в каком ответе? А может быть, я просто греческий осел?

Ученик, который умеет ждать, обязательно получит ответы на все свои вопросы в подходящий момент.

Но ожидание – это великое качество: это огромное терпение, это большое доверие.

Ум не может ждать, он всегда спешит. Он ничего не знает о терпении, поэтому он продолжает нагромождать одни вопросы на другие, не получая на них ответа.

Это нечто очень тонкое для понимания: важен не ответ, а правильный выбор времени, ваша готовность получить ответ, иначе он не достигнет вашего сознания. Нетерпеливый ум слишком занят задаванием вопросов. Он забывает, что само по себе задавание вопросов бессмысленно – важен ответ, но для ответа нужны тишина, покой, открытость, восприимчивость. Ум не способен обладать этими качествами, поэтому тысячи лет он задает и задает вопросы, но не находит на них ответа.

В мире ума есть только вопросы.

А в мире сердца есть только ответ, потому что сердце знает, как не спрашивать, как ждать: нужно просто позволить весне приходить самой по себе. Ждите, подобно измученной жаждой земле… и дождевые облака придут, они всегда приходят. Вам не нужно сомневаться, поскольку еще не было случая, чтобы доверие кого-нибудь подвело, чтобы ожидание не оправдалось, чтобы терпение не было бы вознаграждено сторицей.

Сердце и ум функционируют совершенно по-разному, и не просто по-разному, но диаметрально противоположным образом. Ум создает философии, теологии, идеологии – все это вопросы, на которые нет ответа. Сердце просто ждет. И в нужный момент ответ созревает сам по себе.

У сердца нет никакого вопроса, тем не менее оно получает ответ.

У ума тысяча и один вопрос, однако он никогда не получает ответа, потому что он не знает, как получать.

Твой ум полон вопросов, и все же ты стал замечать, что мало-помалу получаешь на них ответы. Это должно создать в тебе новое понимание, новое доверие. Открывается новое измерение: тебе нужно просто ждать, быть бдительным и бодрствующим, и, если в ответе есть необходимость, он придет к тебе.

Ты также видишь, что большинство вопросов, которыми наполнен ум, являются глупыми.

Они такие и есть – не большинство, а все они глупые по той простой причине, что ум не способен к восприимчивому вопрошанию. Он все время занят поиском новых вопросов. Даже в то время, когда дается ответ, ум уже переходит к следующему вопросу. Возможно, выслушивая ответ, ум из самого этого ответа создает еще десять вопросов.

Вопросы рождаются в уме точно так же, как листья растут на деревьях. И постепенно вопросы становятся все более глупыми, потому что очень трудно найти много значительных вопросов, а ум не удовлетворяется малым количеством вопросов. Ум жаден. Он хочет спросить обо всем, он хочет знать все, не будучи при этом готовым что-либо понять.

Значительных вопросов мало.

И есть только один действительно фундаментальный вопрос.

Но это малое количество не удовлетворяет алчный ум.

Вы будете поражены, узнав, что английское слово greed (жадность, алчность) происходит от очень странного санскритского слова – и если вы хотите увидеть людей, от которых пришло это слово, то в Бомбее их полно. На санскрите «гриф» – это гиддха, и от слова гиддха происходит английское greed. И в Бомбее грифов больше, чем где бы то ни было в мире, потому что в Бомбее живет больше всего парсов[4]4
  Парсы – жители Индии, исповедующие зороастризм.


[Закрыть]. Есть определенная связь между парсами и грифами.

Парсы весьма необычно обращаются со своими мертвецами: они не сжигают их, как индусы, буддисты, джайны, они не хоронят их, подобно христианам, мусульманам и иудеям. У них есть собственный уникальный способ, и у них есть для него определенное разумное объяснение. На их кладбище… а в Бомбее оно самое большое, потому что в Бомбее самая большая популяция парсов…

На их кладбище есть большой колодец. Сверху колодец покрыт стальными прутьями. Мертвое тело укладывается на эти стальные прутья, а между прутьями есть промежутки. Вокруг растут большие старые деревья, и тысячи грифов сидят на них, ожидая, пока какой-нибудь бедняга-парс умрет, – грифам каждый день нужна пища, а парсы и являются для них этой самой пищей. Труп парса кладется на эти прутья, и грифы поедают все, что съедобно. А то, что несъедобно – кости и прочее, – проваливается в колодец через промежутки между прутьями.

На первый взгляд это выглядит очень странно. Но у парсов есть разумное объяснение. В этом мире каждый находит разумные основания для любого предрассудка. Парсы говорят: «Поскольку мы съели так много всего, теперь наш долг – быть съеденными». Прекрасная логика: всю свою жизнь вы ели. Если вы мясоеды, вы ели животных. Если вы вегетарианцы, то вы ели овощи, а они тоже живые. Всю свою жизнь вы ели, и вполне естественно для вас, позволив себя съесть, стать частью этого круга. По мнению парсов, это совершенно естественно.

И я думаю, что люди, которые верят в законы природы, поддержат эту идею, потому что сжигать тело – значит уничтожать пищу, значит без необходимости лишить жизни нескольких грифов или заставить их голодать.

В индусской деревне стервятники не живут. Что им там делать? Самое большее, там время от времени подыхает корова или буйвол, которых можно съесть.

Сейчас во всем мире среди интеллектуалов широко распространено движение за то, чтобы нигде не нарушать природные циклы. Всю свою жизнь мы ели, теперь пришло время и нам быть съеденными. Раз уж вы мертвы, зачем зря уничтожать хорошую пищу для грифов?

Приезжайте в Бомбей, и перед вами откроется прекрасная сцена – такого вы не увидите нигде в мире. Огромное количество грифов собирается в ожидании смерти бедных парсов и умоляют Бога: «Прикончи кого-нибудь сегодня». И, похоже, Бог их слышит; хоть какой-нибудь парс да обязательно появится.

Английское слово greed происходит от того же самого корня, что и гиддха, «гриф».

Гриф – одна из самых отвратительных птиц, каких только можно себе представить.

А алчность – это, разумеется, одно из самых отвратительных качеств в человеке, какие только можно придумать.

И ум – это гриф. Он никогда ничем не удовлетворен. Вы ему все время даете, а он продолжает требовать все большего и большего. Он никогда не чувствует благодарности, он всегда жалуется, что ему этого мало. Уму всегда всего мало.

Вопрос за вопросом – осмысленные, бессмысленные, уместные, неуместные, – и нет даже маленького пространства в вашем уме, куда бы мог проникнуть хоть какой-нибудь ответ. Ум так переполнен вопросами.

Сердце же не знает никаких вопросов.

И это одна из тайн жизни: ум всю жизнь задает вопросы и никогда не получает ответов, а сердце никогда не спрашивает, но получает ответ.

Но следует помнить вот о чем: ум очень шумный, в нем стоит бешеный галдеж. Сердце может получить ответ, но из-за шума в уме вы можете не почувствовать, что ответ уже получен, что вы уже носите его в себе, что вы беременны им.

Мало того, что ум нарушает ваш покой, вашу тишину, он нарушает их до такой степени, что сердце – которое способно слушать тишину, которое ожидает, которое восприимчиво, – лишается всякой связи с вашим существом. Ум монополизирует ваше существо, он просто отталкивает сердце в сторону. А поскольку сердце привыкло оставаться спокойным и вести себя по-джентльменски, оно не устраивает ссор, оно просто идет по улице и придерживается края дороги.

Ум хочет занять все пространство.

Ученик должен понимать всю эту ситуацию: диктатура ума должна быть уничтожена, ум является лишь слугой, а не хозяином. Хозяином является сердце, потому что все прекрасное растет в сердце, все ценное приходит из сердца – ваша любовь, ваше сострадание, ваша медитация.

Все ценное растет в саду сердца.

Ум – это пустыня, там ничто не растет – только песок, песок и бесплодная земля. Ум никогда не давал никаких плодов, никаких цветов. Вы должны это понимать: ум не следует поддерживать так, как вы поддерживали его до сих пор. Ум должен занимать предназначенное ему место.

Трон принадлежит сердцу.

И это та революция, благодаря которой ученик становится преданным – его сердце становится хозяином, а ум – слугой.

Это надо помнить: как слуга, ум совершенен. А как хозяин… Это самый плохой хозяин, какой только может быть, но, как слуга, он лучше всех.

А сердце – где бы оно ни было, на троне или на улице, – это ваша единственная надежда, ваша единственная возможность соединиться с вашим существом, соединиться с существованием. Это единственная возможность для того, чтобы в вас возникали песни, чтобы звезды опускались в вас, чтобы ваша жизнь стала праздником, танцем.

Ты спрашиваешь меня, как остановить этот ум, как заставить его перестать задавать вопросы, эти глупые вопросы.

Именно в этом месте каждый и делает неверный шаг. Если ты будешь пытаться остановить ум, ты никогда не сможешь его остановить. Не обращай на него внимания. Будь безразличен по отношению к нему. Пусть он себе болтает.

Будь отстраненным – как будто тебя это не касается, как будто не имеет никакого значения, болтает он или нет, есть у него вопросы или нет. Только эта отстраненность, это игнорирование – Будда дал этому правильное название, упекша, – это безразличие постепенно приводит к тому, что чудо случается.

Невозможно с помощью борьбы добиться того, чего ты хочешь, потому что когда ты борешься с кем-то, ты отдаешь энергию врагу. Ты уделяешь этому внимание, а внимание – это пища; ты втягиваешься в борьбу с умом, и ум наслаждается хорошей дракой. Еще никому не удавалось остановить ум, борясь с ним. Это самое важное, что нужно понять: не делай никаких попыток бороться.

Просто не обращай внимания, просто будь в стороне, просто позволь уму делать то, что он хочет. Когда ум чувствует, что с ним не желают иметь дела, когда ум видит, что им больше не интересуются, что продолжать кричать бессмысленно, что ты даже не слушаешь его, что ты даже не хочешь знать, что с ним происходит, – он останавливается.

Однажды… Я вспомнил об этом потому, что этот мальчик сегодня находится здесь. Это сын моей сестры.

Он был совсем маленький, ему было шесть лет. Мы поехали навестить главного министра штата Мадхья-Прадеш, и его отец вел машину. Его отец пошел навести справки, сказать, что я приехал, и спросить, дома ли главный министр.

В этот самый момент – мальчика, должно быть, разморило в джипе, поскольку мы проделали большой путь, – он заснул и ударился головой о приборную доску. Он посмотрел на меня. Я не обращал на него никакого внимания, я смотрел в окно машины. Он хотел заплакать и устроить истерику – он снова посмотрел на меня, а я продолжал смотреть в окно.

Затем появился его отец. Я ушел на получасовую встречу. Потом мы поехали домой. И почти через два часа, когда мы приехали домой, он начал плакать. Как только он увидел свою мать, он сразу же заплакал. Я спросил его:

– Что случилось?

Он сказал:

– Я ударился головой о машину, – ответил он.

– Это случилось два часа назад! – заметил я.

– Я знаю, – сказал он, – но там не было никакого смысла плакать, потому что я два раза посмотрел на тебя, а ты смотрел в окно. Какой смысл плакать рядом с таким человеком? Ты даже не спросил, что случилось… Ты видел, что я ударился головой. Теперь здесь моя мама, и я могу поплакать.

Даже такой маленький ребенок смог понять, что, когда ты имеешь дело с безразличным к тебе отношением, нет смысла поднимать шум; это выглядит так, как будто в машине больше никого нет.

Когда вы безразличны, уму кажется, что никого нет, – и тогда какой смысл задавать все эти вопросы? Когда вы проявляете заинтересованность, любопытство, когда вы вовлечены, вы подпитываете ум.

Безразличное отношение к уму – это медитация.

И все эти вопросы исчезнут, потому что они абсолютно бессмысленны. А когда болтовня ума прекращается, остается тишина, покой, и вы можете слышать тихий голос вашего сердца.

Только сердце знает ответ… Оно уже его знает.

И если у вас есть мастер, сердце просто говорит мастеру «да», потому что сердце уже знает ответ. Возможно, мастер лучше излагает ответ, более ясно, но сердце находится в полном согласии с ним. И этому согласию нипочем любые расстояния между мастером и учеником.

Тогда тишина – это не просто тишина, это также единение.

Тогда ничего не говорится, но вы все можете услышать; тогда ничего не говорится, но вы все можете увидеть.

И когда сердце полностью готово, жизнь становится такой простой и легкой, что большей простоты и легкости вы не можете себе представить.

Это ум создает сложности, продолжает порождать сложности и вопросы. Ум как раз специализируется на том, чтобы создавать сложности.

Если вы хотите жить простой, красивой, тихой, радостной, полной блаженства жизнью, игнорируйте ум, и пусть ваше сердце восстановит свой статус хозяина. В этом состоит вся работа религиозного искателя, больше ничего не нужно.

Второй вопрос:

Ошо,

Я никогда не отличался способностью запоминать свои сны. Кажется, они бывают у меня только во время эмоционального кризиса. Один или два раза в год мне снится «большой» сон, который скорее похож на видение – это оно и есть.

В последние годы я стал видеть сны все реже и реже, а сейчас они вообще исчезли. Понимая, что сны играют важную роль в моей работе психотерапевта, я испробовал многие методы, чтобы вернуть их, но это не дало никаких результатов.

Не так давно я смирился с этим. Поскольку днем или перед тем, как я засыпаю, случается много вспышек и интуитивных озарений, я решил, что это тоже хорошо. После вчерашней беседы, в которой ты сказал, что высвобождение подсознательного – это путь к сверхсознательному, я снова забеспокоился и засомневался. Неужели я настолько подавлен? Что за страх делает меня неспособным помнить свои сны?

Процесс сновидения и процесс вспоминания снов – это два разных явления.

Очень немногие люди помнят свои сны, но это не значит, что они им не снятся.

Всем снятся сны, но вспомнить сон – это совсем другое дело. Даже те люди, которые помнят сны, запоминают только последние свои сны, сны раннего утра, когда вы уже просыпаетесь, так как механизм запоминания является частью сознательного ума. Сны же происходят в подсознании, а подсознание не имеет механизма запоминания. Механизм запоминания есть только в сознательном уме.

Поэтому, если сон происходит в подсознании, пусть даже очень близко к границе с сознательным умом, он запоминается неотчетливо, смутно.

Утром, в момент пробуждения, вы двигаетесь к сознательному уму – из подсознательного вы возвращаетесь в сознательное. И запоминается самый последний сон, потому что он предшествует моменту пробуждения. Так что даже те люди, которые помнят, запоминают только самые последние сны. Они видят сны всю ночь в течение почти шести часов; если они спят восемь часов, то шесть часов видят сны. Вы можете уловить лишь смутное отражение последнего сна, но, если вы не уловите его за несколько секунд, оно исчезнет. По мере того, как вы просыпаетесь, вы все дальше уходите от подсознательного.

У разных людей это происходит по-разному.

Есть люди, которые просыпаются очень медленно, они не способны просыпаться быстро, в один миг.

Память людей, которые просыпаются быстро, в один миг, отличается от памяти тех, кто просыпается очень медленно. У последних другой вид памяти.

Многое зависит еще и от того, какого рода сны ты видишь.

Поскольку ты являешься терапевтом – и не просто терапевтом, а моим терапевтом, – твое подавление не может быть поверхностным. Все мое учение сводится к следующему: не подавляйте, проживайте каждое проявление инстинкта, каждое чувство, каждую эмоцию. Если вы будете проживать свои эмоции, свои чувства, то у вас не будет поверхностных сновидений, ваши сновидения будут очень глубокими. Они будут происходить не столько в подсознании, сколько в коллективном бессознательном – так глубоко, что вы не сможете их вспомнить. Без специального усилия их нельзя будет вспомнить. И единственное возможное усилие – это гипноз.

Когда вы находитесь в состоянии гипноза, терапевт ведет вас глубоко в ваше подсознание и спрашивает: «Что там происходит? Что это за сон?» И только тогда вы сможете рассказать свой сон терапевту. Когда вы проснетесь, вы даже не вспомните, о чем говорили. Потребуется длительная работа с гипнотизером: после каждого сеанса гипноза он будет внушать вам, что вы должны помнить свои сновидения, когда просыпаетесь. Каждый раз он будет делать на этом акцент, чтобы это глубоко отпечаталось в вас. И тогда вы сможете вспоминать свои сны.

Но в этом нет необходимости. Если вы не работаете специально со снами, если у вас нет какой-то особой цели, в этом нет необходимости.

Я подчеркиваю, что вы должны игнорировать ум. Подсознание, коллективное бессознательное, вселенское бессознательное – это все части ума, а вы пытаетесь все это запомнить. Одного сознательного ума хватает, чтобы мучить вас, – зачем вам помнить еще и содержимое подсознательного ума?

На Востоке мы знаем, что сознательный ум – не единственный ум. Ниже его есть подсознательный ум, еще ниже – коллективный бессознательный ум и еще ниже – космический бессознательный ум. Над сознательным умом есть сверхсознательный ум, еще выше – коллективный сверхсознательный ум и еще выше – космический сверхсознательный ум. И когда я говорю «ум», я имею в виду весь этот диапазон – это одно целое, спектр радуги.

Игнорируйте любой из этих умов. Нет никакой нужды в том, чтобы помнить их содержимое.

Многие люди попадают в сумасшедшие дома из-за того, что по какой-то случайной причине их коллективное бессознательное вскрылось и высвободило свои воспоминания. Теперь их сознательный ум не в состоянии удерживать эти воспоминания, их груз так велик; это то, что сводит людей с ума.

Например, в вашем подсознательном уме содержится воспоминание о том, что женщина, которая сейчас является вашей женой, в прошлой жизни была вашей матерью. Если это воспоминание проникнет в ваш ум, у вас возникнут проблемы. Как теперь вести себя с женой: как с матерью или как с женой? Только в качестве жены она вас устраивала, в качестве матери – тоже, но теперь она – и то, и другое. И вы будете раздавлены, потому что не сможете иметь сексуальных отношений с женщиной, которая является вашей матерью… Абсолютный запрет в течение тысяч лет. И как теперь быть с женой? У нее-то нет этих воспоминаний, она скажет: «Ты сошел с ума, забудь все это», – но вы не сможете об этом забыть.

В природе все устроено прекрасным образом: с каждой смертью наши воспоминания покрываются толстым слоем забвения. Вы несете в себе воспоминания всех ваших жизней. Но крохотному человеческому существу трудно жить даже с сознательным умом, вмещающим всего одну жизнь, – если же воспоминания всех его жизней внезапно поднимутся в нем, он обязательно сойдет с ума. Это естественная защита.

Так случилось, что я находился в Джабалпуре и ко мне привели одну девочку. В то время ей было, должно быть, лет девять. Она помнила всю свою прошлую жизнь. Она помнила ее настолько реалистично, что для нее это даже не было воспоминанием – вся ее прошлая жизнь была продолжением нынешней жизни… По какой-то случайной ошибке природы между ее прошлой и настоящей жизнью не было никакого барьера.

В восьмидесяти милях от Джабалпура есть одно место – Катни. Она родилась в Катни, и она помнила, что в Джабалпуре у нее была семья. Она помнила их имена, она помнила своего мужа, своих сыновей, свой дом – она помнила все. Один из моих друзей привел ее вместе с родителями ко мне.

– Это так удивительно, – сказал я. – Ведь люди, которых она помнит, живут всего в трех или четырех кварталах от моего дома. – У них была бензоколонка, и я каждый день там заправлялся. – Подождите. Подождите в моем доме, я позову их – это братья Патхак, – я позову их, и мы увидим, помнит их девочка или нет.

Они пришли вместе со своими слугами и несколькими соседями. Их было человек двенадцать-тринадцать – специально для того, чтобы можно было увидеть, узнает ли она кого-нибудь…

Она сразу же вскочила и воскликнула: «Брат, ты узнал меня?» В этой группе из тринадцати человек она нашла обоих братьев и стала расспрашивать их о матери и детях… А отец, как оказалось, уже умер, и она заплакала. Это было не воспоминание, это был непрерывный поток событий. Они привели ее к себе домой, и тогда возникла проблема: девочка разрывалась между желанием остаться в Джабалпуре в этой семье и вернуться в Катни в ту семью, где она родилась.

Конечно, в этой семье она прожила семьдесят лет, так что тяга была сильнее к семье из прошлой жизни. А в новой семье она родилась всего девять лет назад, и тяги не было, – но новая семья была ее настоящей семьей. Эта другая семья была только воспоминанием, но для нее это стало такой душераздирающей проблемой.