Текст книги "Свобода. Храбрость быть собой"

Идея Судьбы и Предопределения

Нет ни судьбы, ни предопределения. Вы просто пытаетесь сбросить ответственность, переложив ее на что-то такое, чего не существует. И поскольку его не существует, оно не может воспротивиться; оно не может сказать: «Пожалуйста, не перекладывайте на меня ответственность!»

Бог хранит молчание, вы можете переложить на него что угодно – и не последует никакого сопротивления, потому что сопротивляться некому. С судьбой – то же самое. Вы терпите поражение в любви, терпите поражение в других вещах. Поражение причиняет вам боль. Вам нужен какого-то рода бальзам для раненого сердца. «Судьба» – это красивый бальзам, и доступный бесплатно. Вам не нужно за него платить. Вы можете сказать: «Что я могу сделать? Все предрешено судьбой». Успех или поражение, богатство или бедность, болезнь или здоровье, жизнь или смерть – все остается в руках неизвестной силы, называемой судьбой. «Я делаю все, что только в моих силах, но все же продолжаю терпеть поражение. Я следую нравственным принципам, которые были мне преподаны, но, тем не менее, я беден. Я вижу, что все возможные безнравственные люди становятся богаче и богаче, поднимаются выше, становятся знаменитыми. Все это – судьба». Такая логика приносит вам утешение. Она утешает вас в том, что вы не достигаете своих целей.

Она также утешает вас в том, что целей достигли другие, в этом нет ничего особенного; так просто предопределено судьбой. И, с одной стороны, идея судьбы спасает вас от того, чтобы чувствовать себя ниже кого-либо другого; с другой стороны, ваша зависть наслаждается рассуждениями о том, что успешный человек успешен лишь потому, что судьба предопределила именно так: «Это не имеет ничего общего с ним, он ни в чем меня не превосходит».

Бог, судьба, предопределение – все они относятся к одной и той же категории: перекладыванию ответственности на нечто несуществующее.

Если бы Бог существовал, он не смолчал бы. Я постоянно говорю, что его не существует. Если бы он существовал, давно пора – ему следовало бы явиться и объявить: «Я есть! Почему ты говоришь, что меня не существует?» Но он не придет.

Всегда были люди, которые отрицали существование Бога, но он никогда не приложил ни малейшего усилия, чтобы доказать себя. Простые вещи… Эдмунд Берк, один из знаменитых философов Запада, придя в церковь, встал и сказал священнику:

– Вот мои часы. Если Бог существует – я не хочу больших доказательств, достаточно такого простого доказательства – пусть мои часы остановятся. Молитесь, пусть все ваши монастыри молятся, делайте что угодно. Убедите вашего Бога остановить мои часы, и этого будет достаточно, чтобы меня обратить.

Они молились – на карту был поставлен весь престиж христианства; один человек бросил вызов Богу. И он просил не большого чуда, лишь маленького чуда: «Останови стрелки моих часов». И Бог не смог этого сделать. Эдмунд Берк доказал, что Бога нет. Какой довод! – но простой, ясный, дельный.

Во всем мире люди постоянно перекладывают все, от чего хотят избавиться, на Бога, судьбу, предопределение. Это только разные названия для несуществующих вещей. Безусловно, вы не могли бы переложить свой мусор на кого-то, кто действительно есть. Всякому терпению есть предел. Просто попытайтесь выбрасывать мусор на территорию, принадлежащую соседу. Может быть, в первый раз он ничего не скажет; может быть, два дня он подождет – но долго ли? Рано или поздно он схватит вас за горло и докажет вам: «Я существую! Вы не можете выбрасывать мусор мне во двор». Но если в доме никого нет, вы можете продолжать выбрасывать мусор во двор как угодно долго. Никто не воспротивится, никто не выйдет и не скажет: «В чем дело? Неужели у вас нет никакого чувства приличия?»

Бог, судьба, предопределение – все это ложные слова, тарабарщина, ничего больше. Отбросьте их полностью, потому что отсутствие их сделает вас индивидуальностью, полностью ответственной за свои действия. И пока вы не примете ответственность на себя, вы никогда не станете сильными, никогда не станете независимыми, никогда не испытаете вкуса свободы.

Вы можете получить свободу. Но цена ее – принятие ответственности во всей ее тотальности.

Я чувствую такую безмерную свободу, что смотреть на вас мне грустно. У вас есть такая же возможность, такой же потенциал расцвести в индивидуальность, но вы продолжаете оставаться рабами. И это вам удается благодаря тому, что вы никогда ни за что не ответственны.

Вы думаете, что свобода от ответственности делает вас свободными? Вы думаете, что если не будете чувствовать ответственности за свои действия, за свои мысли, за свое существо, то освободитесь от всех последствий? Нет, совершенно нет. Свобода от ответственности делает вас рабом, низводит вас до какого-то уровня ниже человеческого, отнимает у вас всю славу. Вы не можете стоять прямо, вы становитесь горбуном. Ваш разум не может расти, потому что вы не приняли вызов. Вы ждете судьбы, предопределения, Бога. Вы думаете: «Когда придет время – правильное время, когда будет угодно Богу – я тоже стану блаженным».

Нет никакого Бога, который мог бы решать, кому пора узнать блаженство. Вы одиноки в существовании. Вы приходите одни, умрете одни. Между рождением и смертью, конечно, вы можете обманывать себя тем, что с вами кто-то есть – ваша жена, отец, мать, муж, друг – но все это лишь фантазии. Вы приходите одни, уходите одни; вы одиноки между рождением и смертью.

И я не говорю, что вы не можете любить мужчину или женщину. Фактически, когда двое независимых, свободных людей, принявших ответственность на собственные плечи, встречаются, в этом есть безмерная красота. Никто не становится бременем для другого. Никто ничего не перекладывает на другого. Вы отбросили саму идею о том, чтобы что-то с себя перекладывать на другого. Вы можете быть вместе, но ваше одиночество остается незатронутым, чистым, кристально-прозрачным, девственным. Вы никогда не вторгаетесь на территорию друг друга. Вы можете наслаждаться друг другом, потому что вы отдельны.

Чем более вы отдельны – чем яснее понято то, что вы одиноки, она одинока или он одинок – тем больше возможности великой встречи двух одиночеств, двух ясностей, двух индивидуальностей.

Забудьте такие слова, как предопределение, судьба, кишмет, Бог. И не позволяйте себя обманывать астрологам, телепатам, хиромантам, предсказателям будущего. Никакого будущего не будет, если вы его не создадите! Все, что бы ни случилось завтра, будет вашим собственным творением. И его нужно создать сегодня, сейчас – потому что завтра родится из сегодня, из чрева сегодня.

Примите ответственность полностью на себя – вот мое послание вам. И именно поэтому я непрестанно пытаюсь разрушить Бога в ваших умах. Я ничего против него не имею. Как я могу что-то против него иметь? – Его не существует! Не думаете ли вы, что я трачу впустую время, борясь с чем-то, чего не существует? Нет, я борюсь с вашими обусловленностями – они существуют. Бога не существует, но идея Бога существует в вас, и я борюсь с этой идеей, прошу вас ее отбросить, быть чистыми и принять на себя всю ответственность за свою жизнь.

Это мой опыт: в тот день, когда я принял всю ответственность на себя, я нашел, что передо мной раскрываются двери свободы. Эти вещи неразрывны.

Каждый хочет свободы. Никто не хочет ответственности. Вы никогда не получите свободы, оставаясь рабом. Помните, оставаться рабом – это тоже ваша ответственность. Вы это выбрали, это не было вам навязано.

Я вспоминаю о Диогене, прекрасном греческом философе, мистике – и мистике редкостного качества. Он был современником Аристотеля и был настолько же против Аристотеля, что и я, поэтому меня с Диогеном связывает определенная дружба.

Аристотель определял человека как животное без перьев, которое ходит на двух ногах. Что сделал Диоген? Он поймал животное – а есть множество животных, которые ходят на двух ногах, но у них есть перья, и они могут летать. Диоген поймал павлина, ощипал все его перья – и послал Аристотелю, приложив послание: «Пожалуйста, прими это человеческое существо в подарок».

Этот человек, Диоген, жил обнаженным, он говорил: «Человек рождается обнаженным и становится слабее оттого, что его защищает одежда». Нигде во всем мире ни одно животное не носит одежды – кроме некоторых собак в Англии. Англия – таинственная страна. Собаки носят одежду, потому что обнаженная собака – это не по-христиански. Вы удивитесь, узнав, что в Викторианскую эру даже ножки стульев были покрыты одеждой, потому что это были ножки, а смотреть на обнаженные ножки – недостойно джентльмена.

Диоген жил обнаженным. Он был сильным человеком. Четыре человека, занимавшихся похищением людей и продажей их на рынке, подумали: «Вот прекрасная добыча, этот человек принесет нам много денег. Мы продали много рабов, но ни один из них не был таким сильным, таким красивым, молодым. Мы сможем получить любую цену, какую только запросим; и на рынке начнется соревнование, когда мы выставим этого человека для продажи. Но, – подумали они, – четверых недостаточно, чтобы его поймать. Он один может убить нас всех».

Диоген услышал, что они о нем говорили. Он сидел на берегу реки, просто наслаждаясь прохладным ветерком вечера, под деревом; и позади этого дерева четверо планировали, что им делать. Он сказал:

– Не беспокойтесь. Идите сюда! Вам не стоит беспокоиться о том, что я вас убью, я никогда никого не убиваю. Вам не нужно беспокоиться и том, что я буду бороться, сопротивляться – нет. Я ни с кем не борюсь, никому не сопротивляюсь. Вы хотите продать меня в рабство?

Смущенные, испуганные, эти четыре человека сказали:

– Мы об этом думали. Мы бедны… ты согласен?

– Конечно, согласен, – ответил он. – Если я смогу вам чем-то помочь в вашей бедности, это прекрасно.

И они надели на него цепи. Он сказал:

– Выбросите их в реку; вам не нужно заковывать меня в цепи. Я пойду впереди вас. В мою веру не входит от чего-то бежать. Фактически, мне нравится идея, чтобы меня продали, – я буду стоять на высоком пьедестале, и сотни людей будут пытаться меня получить. Я восхищен этим аукционом – я приду сам!

Эти четверо немного испугались: этот человек не только очень сильный, красивый, но, кажется, еще и сумасшедший; он может быть опасным. Но теперь у них не было другого выхода. Диоген сказал:

– Если вы попытаетесь бежать, то подвергнете свою жизнь риску. Я догоню вас, всех четверых. Поставьте меня на пьедестал на рынке.

Нехотя они последовали за ним. Они хотели его поймать, но он шел впереди них! Вы видите суть? Даже в такой ситуации он принял ответственность на себя. Он был свободным человеком даже в такой ситуации, когда эти четыре человека строили заговор и пытались продать его на рынке. А самое уродливое, что только может случиться с человеком, – быть проданным как товар, проданным с молотка как товар.

Но он сказал этим людям:

– Не бойтесь, я не попытаюсь бежать. Вы подали мне прекрасную мысль, и я вам благодарен. Это моя ответственность, я иду на рынок. Выставьте меня на аукцион.

Они не могли поверить… Что это за человек? Но теперь отступать было уже нельзя, и они последовали за ним. И когда он был выставлен на высокий пьедестал, чтобы все его видели, воцарилась тишина, почти такая, при которой слышно, как падает иголка. Люди никогда не видели такого пропорционального тела, такого красивого – словно выкованного из стали, такого сильного.

Прежде чем председатель аукциона успел что-то сказать, Диоген объявил:

– Слушайте, люди! Я – хозяин, и меня можно продать какому-то рабу, потому что эти четыре бедных человека нуждаются в деньгах. Начинайте аукцион, но помните: вы покупаете хозяина.

Его купил король. Конечно, только он смог купить – на аукционе цена росла и росла. Многие были заинтересованы; в конце концов, четверым людям была выдана сумма большая, чем они когда-либо раньше слышали. Диоген сказал им:

– Теперь вы довольны? Можете идти, а я пойду с этим рабом.

В колеснице, по пути во дворец, король сказал Диогену:

– Ты что, сумасшедший или что-то в этом роде? Ты считаешь себя хозяином? Я король, а ты считаешь меня рабом?

Диоген ответил:

– Да, и я не сумасшедший, сумасшедший ты. Я могу доказать это прямо сейчас.

Позади в колеснице сидела королева. Диоген сказал:

– Твоя королева уже заинтересовалась мной, ты ее больше не интересуешь. Покупать хозяина опасно.

Король был потрясен. Конечно, он ни в чем не мог сравниться с Диогеном. Он вынул меч и спросил королеву:

– Правда ли то, что он говорит? Если ты скажешь правду, я пощажу твою жизнь – я обещаю. Но если ты скажешь неправду, и я узнаю об этом позже, я тебя обезглавлю.

В страхе, испуганная, королева все же ответила:

– Это правда. Рядом с ним ты ничто. Я очарована, околдована; этот человек обладает каким-то волшебством. Ты просто бедняк в сравнении с ним. Вот правда.

Конечно, король остановил колесницу и сказал Диогену:

– Убирайся из колесницы. Я отпускаю тебя на свободу; я не хочу подвергаться во дворце такой опасности.

Диоген сказал:

– Спасибо. Я – человек, которого нельзя сделать рабом по той простой причине, что всякую ответственность я принимаю на себя. Я не оставил этих четверых с чувством вины – они не привели меня на рынок, я пришел по собственной воле. Наверное, они чувствуют себя обязанными. Это твоя колесница, и если ты хочешь, чтобы я вышел, это совершенно законно. Я совершенно не привык к колесницам, и у меня достаточно сильные ноги. Я обнаженный человек, и золотая колесница мне не подходит.

Примите ответственность! И тогда даже в крайней бедности, в страдании, в тюремном заключении вы останетесь всецело хозяином себя. У вас будет свобода, которую приносит ответственность.

Все ваши религии делают вас зависимыми от Бога, судьбы, предопределения. Это только разные названия чего-то несуществующего. Существуют рабство и свобода. Выбирайте. Если вы выберете свободу, тогда вам придется разрушить все стратегии других, направленные на то, чтобы сделать вас рабом. Именно это я пытаюсь здесь сделать: пытаюсь разрубить все ваши цепи, сделать вас свободными от всего, чтобы вы могли быть собой.

И в то мгновение, когда вы становитесь собой, вы начинаете расти, пускаете побеги. Начинают распускаться цветы, и вас окружает прекрасный аромат.

Страх Полета

Рабиндранат Тагор говорит в своей «Гитанджали»:

«Путы крепки, но мое сердце болит, когда я пытаюсь их порвать. Свобода – вот все, что я хочу, но надеяться на нее мне стыдно. Я уверен, что бесценное богатство – в тебе, и что ты – мой лучший друг. Но мне не хватает духу отмести прочь мишуру, наполняющую мою комнату. Окутывающая меня пелена – пелена пыли и смерти. Я ее ненавижу, но одновременно влюбленно обнимаю. Мои долги велики, поражения огромны, как и тайный и тяжелый стыд. И все же, когда я хочу попросить для себя блага, то содрогаюсь от страха, что моя молитва будет исполнена».

Рабиндранат Тагор – самый современный человек, но все же, одновременно, и самый древний. Его слова – мост между современным умом и древними мудрецами мира. Его книга «Гитанджали» в особенности – величайший вклад в сокровищницу человеческой эволюции, человеческого сознания. Это одна из самых уникальных книг, появившихся в двадцатом веке.

Рабиндранат – не религиозный человек в обычном смысле. Это один из самых прогрессивных мыслителей – нетрадиционных, неортодоксальных – но его величие состоит в его невинности, подобной детской. И благодаря этой невинности, может быть, он смог стать проводником вселенского духа. Он – поэт высочайшей категории и одновременно – мистик. Такое сочетание уже случалось один или два раза раньше – в Халиле Джибране, во Фридрихе Ницше, – и в Рабиндранате Тагоре. Этими тремя людьми вся эта категория исчерпывается. Во всей долгой истории человечества это незаурядно… Были великие поэты, были великие мистики. Были великие поэты, в которых было немного мистицизма, и были великие мистики, которые выражали себя поэтически, – но их поэзия не была великой поэзией.

Рабиндранат – это странное сочетание.

Я слышал о человеке, который любил двух красивых женщин и всегда был в затруднении, потому что даже одна женщина – это уже достаточное затруднение! Обе эти женщины хотели знать, кого из них он любит больше. Они повезли его кататься на моторной лодке, и посреди озера остановили лодку и сказали:

– Это должно быть решено, потому что лежит тяжестью на наших сердцах… Как только мы узнаем, то мало-помалу начнем относиться к этому терпимо; может быть, мы это примем. Но оставаться в темноте и всегда думать об этом – больно.

И человек сказал:

– В чем же дело? Спросите прямо.

Обе женщины спросили вместе:

– Вот наш вопрос: кого из нас ты любишь больше?

Человек долго молчал – такой странной была ситуация, посреди озера – но, наверное, он был человеком огромного чувства юмора. Он сказал:

– Я люблю каждую из вас больше, чем другую.

И обе женщины были удовлетворены. Именно этого они хотели.

Трудно сказать о Рабиндранате, был ли он великим поэтом или великим мистиком. Он то и другое – большее, чем каждое в отдельности – и в двадцатом веке…

Рабиндранат не был человеком, ограниченным Индией. Он путешествовал по всему миру, получил образование на Западе и постоянно перемещался по всей Земле, был в разных странах – он любил быть бродягой. Он был гражданином Вселенной, но все же его корни – глубоко в Индии. Может быть, он летал далеко, как орел летит к солнцу, но всегда возвращался в свое маленькое гнездо. И он никогда не терял чувства духовного наследия, какой бы пылью оно ни покрывалось. Он был способен стереть ее и очистить зеркало, в котором можно увидеть самого себя.

Его стихотворения в «Гитанджали» – подношения Богу в форме песен. В этом смысл слова гитанджали: подношение песен. Он обычно говорил: «Мне нечего больше предложить. Я так же беден, как птица, и так же богат, как птица. Я могу петь песню каждое утро, свежую и новую, в благодарности. Это моя молитва».

Он никогда не ходил ни в какой храм, никогда не молился традиционным образом. Он родился в индуизме, но неправильно будет ограничивать его определенной секцией человечества, он был таким вселенским. Ему много раз говорили: «Твои слова источают такой аромат религиозности, так одухотворены неизвестным и излучают такую духовность, что трогают даже тех, кто не верит ни во что, кроме материи, и влияют на них. Но ты никогда не ходишь в храм, ты никогда не читаешь писаний».

Его ответ безмерно важен для вас. Он сказал: «Я никогда не читаю писаний; фактически, я их избегаю, потому что у меня есть собственный опыт трансцендентного, и я не хочу, чтобы слова других смешивались с моим оригинальным, подлинным, индивидуальным опытом. Я хочу поднести Богу в точности собственное сердцебиение. Другие, может быть, знали – безусловно, другие знали, – но их знание не может быть моим знанием. Только мой собственный опыт может меня удовлетворить, может осуществить мои поиски, может дать мне доверие к существованию. Я не хочу быть верующим».

Эти слова нужно помнить: «Я не хочу быть верующим; я хочу знать. Я не хочу быть знающим; я хочу быть настолько невинным, чтобы существование открыло мне свои тайны. Я не хочу, чтобы мне поклонялись как святому». И факт состоит в том, что во всем двадцатом веке не было никого более достойного называться святым, чем Рабиндранат Тагор, – но он отказался быть признанным святым.

Он сказал: «У меня есть лишь одно желание – чтобы меня помнили как певца песен, как поэта, который преподнес весь свой потенциал, все цветы своего существа неизвестной божественности существования. Я не хочу, чтобы мне поклонялись; я считаю это унижением… уродливым, бесчеловечным и совершенно далеким от реальности. Каждый человек содержит Бога; каждое облако, каждое дерево, каждый океан полон божественности; так кто кому должен поклоняться?»

Рабиндранат никогда не ходил ни в какой храм, никогда не поклонялся никакому Богу, никогда не был, в традиционном смысле, святым. Но для меня он – один из величайших святых, которых только знал мир. Его святость выражается в каждом его слове.

Путы крепки, но мое сердце болит, когда я пытаюсь их порвать. Свобода – вот все, что я хочу, но надеяться на нее мне стыдно.

Он говорит что-то не только о себе, но обо всем человеческом сознании. Такие люди не говорят о себе; они говорят о самом сердце человечества.

Путы крепки… Преграды велики. Цепи, удерживающие меня от свободы… я стал слишком привязанным к ним. Они больше для меня не цепи; они стали украшениями. Они сделаны из золота, они драгоценны. Но мое сердце болит, потому что, с одной стороны, я хочу свободы, а с другой стороны, я не могу разорвать эти цепи, не дающие мне быть свободным. Эти цепи, эти привязанности, эти отношения стали моей жизнью. Я не могу вообразить себя без моей возлюбленной, без моих друзей. Я не могу вообразить себя в абсолютном одиночестве, в глубоком молчании. Мои песни также стали моими оковами, и мое сердце болит, когда я пытаюсь их порвать. Свобода – вот все, чего я хочу…

Это ситуация каждого человеческого существа. Трудно найти человека, сердце которого не хочет летать, как птица в небе, человека, который не хотел бы достичь самых дальних звезд, но который не знал бы также своей глубокой привязанности к земле. Расщепленность человека состоит в том, что он привязан к своему тюремному заключению, но его глубочайшая жажда – жажда свободы. Он разделен вопреки самому себе.

Вот что создает душевную величайшую боль, тревогу. Вы не можете покинуть мир, который заковывает вас в цепи; вы не можете оставить тех, кто стал вашими преградами в жизни, потому что они также – и ваша привязанность, ваша радость. Они также – и некое питание для вашей гордости. Вы не можете оставить их, не можете забыть, что не принадлежите этому миру. Вы не помните, что ваш дом, должно быть, где-то в другом месте, потому что в снах вы всегда летаете, летите в дальние места.

Свобода – вот все, что я хочу, но надеяться на нее мне стыдно. Почему человеку должно быть стыдно надеяться на свободу? – потому что никто вам не мешает. Вы можете быть свободными в это самое мгновение. Но эти привязанности… они стали в вас очень глубокими; они почти стали самим вашим существованием. Может быть, они приносят вам страдания, но они также приносят и мгновения счастья. Может быть, они заковывают вам ноги в колодки, но они также дают вам и мгновения танца.

Это очень странная ситуация, с которой приходится столкнуться каждому разумному человеческому существу: мы укоренены в земле, но хотим крыльев, чтобы летать в небе. Мы не можем выкорчевать себя, потому что земля – наше питание, наша пища. И мы не можем перестать мечтать о крыльях, потому что они – наш дух, они – сама наша душа, то, что делает нас человеческими существами.

Ни одно животное не испытывает душевной боли; все животные полностью удовлетворены тем, кто они такие. Человек – единственное животное, которое по своей сути неудовлетворенно; отсюда это чувство стыда – потому что он знает: «Я могу быть свободным».

Я всегда любил одну древнюю историю. Человек, великий человек, борец за свободу, путешествовал в горах. Он остановился на ночь в караван-сарае. Он был поражен тем, что в этом караван-сарае жил в золотой клетке красивый попугай, постоянно повторявший: «Свободу! Свободу!» И место было такое, что, когда попугай повторял: «Свободу!», это слово разносилось эхом по долинам, по горам.

Этот человек подумал: «Я видел много попугаев и всегда думал, что, наверное, они хотят свободы от этих клеток… но я никогда не видел такого попугая, который бы требовал свободы целый день, с утра и до самого вечера». У него возникла мысль. Среди ночи он встал и открыл дверь клетки. Хозяин спал, и он сказал попугаю… прошептал:

– Выйди из клетки.

И был очень удивлен тем, что попугай стал цепляться за прутья клетки. Человек снова и снова говорил ему:

– Разве ты забыл о свободе? Просто выйди! Дверь открыта, и твой хозяин крепко спит; никто никогда не узнает. Просто лети в небо; все небо – твое.

Но попугай цеплялся так крепко, так сильно, что этот человек спросил:

– Что с тобой? Ты что, сумасшедший?

Он попытался вытащить попугая руками, но попугай стал клевать его, в то же самое время продолжая кричать:

– Свободу! Свободу!

Эхо вновь и вновь катилось по ночным долинам. Но этот человек тоже был упрям; и он был борец за свободу. Он вытащил попугая и бросил его в небо; и он испытывал большое удовлетворение, хотя у него были ранены руки. Попугай сопротивлялся изо всех сил, но этот человек был бесконечно удовлетворен тем, что сделал попугая свободным. Он уснул.

Утром, когда этот человек встал, он услышал, что попугай кричит:

– Свободу! Свободу!

Он подумал, что попугай, должно быть, сидит на ветке дерева или на камне. Но когда он вышел, попугай сидел в клетке. Дверь была открыта.

Я люблю эту историю, потому что она очень верна. Вам хотелось бы быть свободными, но клетка дает определенную защищенность, безопасность. В клетке попугаю не нужно беспокоиться о еде, не нужно беспокоиться о врагах, не нужно беспокоиться вообще ни о чем на свете. Она уютная, она золотая. Ни один другой попугай не живет в такой ценной клетке.

Ваша власть, ваши богатства, ваш престиж – все это ваши клетки. Ваша душа хочет быть свободной, но свобода опасна. Свобода ни от чего не застрахована. В свободе нет никакой защищенности, никакой безопасности.

Свобода означает: идти по лезвию бритвы – в каждое мгновение подвергаться опасности, с трудом прокладывая себе дорогу. Каждое мгновение – вызов, брошенный неизвестным. Иногда слишком жарко, иногда слишком холодно – и никого нет, чтобы о вас позаботиться. В клетке хозяин нес за вас ответственность. Когда было холодно, он накрывал клетку одеялом; он приносил вентилятор, когда становилось слишком жарко.

Свобода означает безмерную ответственность; вы – одни и одиноки.

Рабиндранат прав: свобода – вот все, что я хочу, но надеяться на нее мне стыдно – потому что дело не в том, чтобы надеяться; дело в том, чтобы рискнуть.

Я уверен, что бесценное богатство – в тебе, и ты – мой лучший друг. Но мне не хватает духу отмести прочь мишуру, наполняющую мою комнату.

В мире свободы, в опыте свободы – вы уверены – бесценное богатство. Но эта уверенность также и проекция вашего желания, вашей жажды – как вы можете быть уверены? Вам хотелось бы быть уверенными. Вы знаете, что в вас есть эта жажда свободы. Эта жажда не может быть жаждой тщетной свободы; должно быть, это нечто богатое, нечто бесценное. Вы создаете уверенность, чтобы набраться храбрости для прыжка в неизвестное.

…И ты – мой лучший друг. Но все это красивые сны, надежды; уверенность – в вашей клетке, в ее защищенности. Но мне не хватает духу отмести мишуру, наполняющую мою комнату. Все кроме клетки – красивые идеи в уме.

Пелена, окутывающая меня, – пелена пыли и смерти. Я ее ненавижу, но одновременно влюбленно обнимаю.

Вы знаете, что ваше тело умрет. Фактически, тело состоит из мертвого материала; оно уже мертво. Оно кажется живым, потому что внутри него есть что-то живое. Оно излучает тепло и жизнь благодаря гостю внутри. В то мгновение, как гость улетает, перед вами открывается реальность тела.

Рабиндранат говорит, что наши тела состоят из пыли и смерти. Я ее ненавижу, но в то же время влюбленно обнимаю. Но когда вы влюбляетесь в женщину или мужчину, два скелета обнимают друг друга; оба они знают, что кожа только прикрывает скелет. Если бы вы могли видеть друг друга в настоящей наготе – не только без одежды, но и без кожи, потому что это настоящая одежда, – тогда вы были бы потрясены и бежали бы со всей возможной быстротой от возлюбленной или возлюбленного, с которыми обещали оставаться навеки. Вы даже не оглянулись бы назад; вы даже не захотели бы вспоминать о них.

Это случилось при дворе одного мусульманского императора в Индии, Шахджехана. Он влюбился в одну женщину, но эта женщина не хотела выйти за него замуж.

Он был джентльменом; иначе он принудил бы ее – но он попытался ее убедить. Она была влюблена в одного из его телохранителей. И когда он об этом узнал, то пришел в настоящую ярость. Оба они были немедленно схвачены и приведены ко двору.

Шахджехан собирался отрубить обоим головы, прямо на месте. Но его первый министр, который был очень стар – он был первым министром отца Шахджехана, и он почитал его как отца – сказал:

– Не делай этого. Будь немного мудрее; это недостаточное наказание. Я наложу на них правильное наказание.

Он приказал, чтобы оба они были связаны вместе обнаженными, обнимая друг друга, и прикованы к столбу во дворце. Другие придворные не могли в это поверить – что это за наказание? Это казалось наградой; именно этого они и хотели – обнимать друг друга. Но они ошибались.

Этот старик действительно обладал психологическим прозрением. Эти двое влюбленных также недоумевали: «Что это за наказание? Это награда!» Они обняли друг друга с большой любовью.

Они были связаны веревкой и поэтому не могли бежать друг от друга; и они были прикованы к столбу. Долго ли можно кого-то обнимать? Пять минут, семь минут, полчаса или час?.. Через двадцать четыре часа они ненавидели друг друга… им пришлось, другого пути не было. Они вспотели, запах их тел наполнил все пространство, их экскременты… и не было никакого пути бегства. Через двадцать четыре часа старик сказал:

– Теперь дайте им одежду и освободите их.

И когда они получили одежду, то бросились в противоположные стороны; чтобы никогда больше не встречаться. Они встретились достаточно!

Окутывающая меня пелена – пелена пыли и смерти. Я ее ненавижу, но одновременно влюбленно обнимаю.

Такова шизофрения человека, расщепленность человека. Его дом разделен надвое; поэтому он не может найти мира.

Мои долги велики, мои поражения огромны, как и тяжелый и тайный стыд. И все же, когда я прошу себе блага, то содрогаюсь от страха, что моя молитва будет исполнена.

Вы сможете понять эти строки, только если я напомню вам другое стихотворение Рабиндраната, из той же книги, «Гитанджали».

В нем он говорит: «Я искал Бога и стремился к нему, сколько я себя помню, многие, многие жизни, с самого начала существования. Изредка я видел его стоящим у дальней звезды, и я радовался и танцевал оттого, что это расстояние, хотя и огромное, преодолимо. И я путешествовал и достигал звезды; но к тому времени, как я достигал этой звезды, Бог перемещался к другой. Так продолжалось много веков.

Вызов был так велик, что я продолжал надеяться вопреки надежде… я должен его найти, и я так поглощен поиском. Сам поиск – такой интригующий, такой таинственный, такой чарующий, что Бог стал почти предлогом – поиск стал сам по себе целью.