Текст книги "День закрытых дверей (сборник)"

Трясясь по проселочной дороге к дому, я обнаружил, что стал невероятным трусом. Сидя за рулем, пытался притвориться, что не читал новостей. Оставаться в лесу, жить в стороне от Хейнс-Джанкшн, писа́́́ть ради удовольствия – и так до конца дней. Такая у меня была мечта. Здесь я и намеревался умереть старым затворником. В прошлом году я был счастлив, впервые с того времени, как Орсон и Лютер отняли у меня мою прежнюю жизнь. В этом лесу мне было хорошо, как дома. Вот уж не думал, что снова испытаю это чувство…

Я свернул в лес.

Злость унялась, но на освободившееся место пробрался страх, вызвавший вереницу образов, забыть которые я старался на протяжении последних лет, а когда за деревьями мелькнул дом, что-то шепнуло на ухо: один из них жив.

Нет, не может быть. Я собственными глазами видел, как мой брат Орсон получил в грудь полный заряд крупной дроби. Видел пустоту в его глазах, видел, как из него вытекала жизнь. Замерзший, он остался на веранде заброшенного в Пустоши дома. Мой брат-близнец умер и никак не мог вернуться.

Остановившись перед домом, я заглушил двигатель и, глядя в никуда через треснувшее ветровое стекло, подумал о Лютере Кайте, вспомнил, как стоял над ним, приставив к груди дробовик, держа палец на двойном спусковом крючке. Но я не выстрелил, не убил его – лишь швырнул дробовик через комнату и оставил Лютера умирать на холодном крыльце, тяжело раненного, в нескольких милях от ближайшего городка и без какого-либо транспорта. Он не мог выжить. Он уже умирал, когда я ушел. Господи, ты ведь не мог сохранить жизнь этому чудовищу. И вслед за этим другая, пронзительная, мысль: что, если мое нежелание спустить курок стоило жизни всем этим людям, в том числе целой семье? Принять такое объяснение я не мог. Лютер Кайт умер вместе с Орсоном в той заснеженной пустоши в Вайоминге. Убийца Уортингтонов и Карен – кто бы ни оставил этот кровавый след в Северной Каролине – был подражателем. Моей вины в этом нет.

Я открыл дверцу и вышел из джипа. Холодный и молчаливый, кругом стоял лес.

Но зачем убивать в Дэвидсоне, через озеро от моего старого дома? – думал я, направляясь к крыльцу. И зачем похищать Бет Лансинг? При мысли о ней весь мой эгоизм испарился, и я впервые подумал, что если она и не мертва уже, то находится во власти маньяка, сумасшедшего.

На середине ступенек из моей груди вырвался всхлип. Я сел и разрыдался так, как не рыдал давным-давно, виня себя за все невзгоды, свалившиеся на эту неудачливую семью. У Лангсингов все было бы хорошо, если б они не встретили меня. Я забрал у них все. Все. И даже теперь, через семь лет после смерти Уолтера, знакомство со мной причиняло им страдания. Не попытаться помочь Бет я не мог.

Я поднялся и вошел в дом, сознавая, что все защитные механизмы мозга пытаются, образно говоря, вырвать вилку из розетки. Из-за боли, терзавшей меня на протяжении этих мрачных лет, я почти превратился в стоика. Слезы стали сюрпризом. Я-то думал, что их во мне уже не осталось…

К тому времени, когда я, закрыв дверь, сел за стол и положил перед собой распечатку новостной заметки, решение было принято. Пришлось признать, что это мог быть только Лютер.

Я подошел к кровати, вытащил из-под нее чемодан и начал собираться.

В поисках конверта с сотенными купюрами я перебирал содержимое нижнего ящика, когда услышал звук автомобиля, приближающегося к дому по подъездной дорожке.

Задвинув ящик, я выпрямился – и замер в полнейшем изумлении. За пять прожитых здесь лет у меня было лишь несколько посетителей, и сейчас я определенно никого не ждал.

Хотя часы показывали лишь три пополудни, солнце уже соскользнуло за пики гор, погрузив лес в зловещие сумерки. Хлопнула дверца. Стоя у окна, я видел, как кто-то поднимается по ступенькам.

В дверь постучали.

Достав из верхнего ящика комода субкомпактный «Глок» калибра.40, я сунул его в карман флисового пуловера и вышел встречать гостя. Едва я открыл дверь, как пламя камина вырвало из сумерек худощавое лицо молодого человека, которого я несколько раз видел в деревне за последние недели, – невысокого паренька с испещренным угрями лицом и утопающего в огромной куртке. При первом же визуальном контакте юнец мгновенно отвел глаза.

– Чем могу помочь? – спросил я.

Он снова посмотрел на меня, пряча за спиной дрожащие руки.

– Мистер Кармайкл?

– Да? – За глазами двадцатилетнего парнишки я ощутил испуганную невинность.

– Можно к вам на минутку?

– Зачем?

– Я хотел бы поговорить с вами кое о чем.

В открытую дверь рвался холод, поэтому я отступил в сторону и предложил ему войти.

Остановившись у стола, гость задержал на мне долгий взгляд. Сглотнул. Руки его по-прежнему дрожали.

– Ну? Или мне самому догадываться?

– Что?.. А, нет.

Он прислонился к столу, и тут наши взгляды одновременно остановились на лежавшей лицевой стороной вверх распечатке новостной заметки.

УБИЙСТВО СЕМЬИ СВЯЗАНО

С ЭНДРЮ ТОМАСОМ

Он быстро вскинул глаза.

– Меня прислала Джули Эшберн – узнать, сможете ли вы прийти завтра вечером. Клуб керлинга устраивает обед.

Я поднял руки, собрал волосы в хвост.

– Как вас зовут?

– Хорас. Я лишь недавно начал ей помогать. Вроде как мальчик на побегушках. Повезло, что нашел работу.

– Что ж, Хорас, придется вам сказать ей, что сегодня я не смогу.

– О’кей. Ладно. В смысле… – Он еще раз посмотрел на распечатку, потом снова на меня и задышал часто-часто. – Я так ей и передам. Сказать, что вы уезжаете в отпуск? Что поэтому не можете?

Я молча посмотрел на него, потом сунул руки в карманы, коснулся холодной стали пистолета и постарался убедить себя не поддаваться паранойе. Парень ничего не подозревает. Ведет себя странно, потому что и сам чудак. В мире полным-полно чудаков. Не более того. Он не знает, кто я на самом деле.

– Я потому про отпуск сказал, – продолжал Хорас, – что заметил у вас там… на этой штуке… чемодан.

– Да, собираюсь ненадолго уехать.

– Хорошо, да, тогда я так и скажу Джули. – Не удержавшись, гость в третий раз посмотрел на распечатку.

– Возьмите ее собой, – предложил я. – Мне она уже не нужна. Сумасшествие какое-то, да?

– Да. Прямо-таки… ух. Ладно… э… я передам Джули. – Хорас взял со стола распечатку. – Извините за беспокойство.

Глядя вслед гостю, который уже открыл переднюю дверь, я понял, что стал самым настоящим параноиком. Юнец вышел в предвечерние сумерки, а я задержался у порога, наблюдая за тем, как он забирается в «Лендкрузер» и уезжает по узкой дороге. Звук мотора растворился в тишине леса, оставив после себя лишь шепот ветра в елях.

Я вернулся в дом и занялся укладкой чемодана, размышляя о том, как найти Лютера Кайта в большом-большом мире.

* * *

Возвращаясь домой сквозь холод юконских сумерек, Хорас Бун едва сдерживал переполнявшую его радость. Прочитав рукопись Эндрю Томаса «Пустошь», он хорошо понимал, что сейчас происходит. Если писатель говорит правду, получается, что Лютер Кайт выжил тогда, в Пустоши, и теперь мстит, а сам Эндрю намерен его найти. И Хорас – пусть даже на это уйдут все его сбережения – намеревался последовать за своим героем.

О такой истории можно было только мечтать.

* * *

До Уайтхорса, к востоку, 158 километров. Оттуда я улечу в Ванкувер, а из Ванкувера – в Америку. В хранилище, в Ландере, штат Вайоминг, находились вещи, которые могли помочь найти Лютера Кайта: дневники моего брата – со стихами, фотографиями и записями о его и Лютера похождениях. Все эти вещи я положил в хранилище семь лет назад, после бегства из дома Орсона, потому что некоторые документы возлагали вину на меня.

И вот теперь что-то подсказывало, что там, в тех записях, я найду указание, как отыскать Лютера. Где-то в записках Орсона упоминалось, что детство Лютера прошло на каком-то острове.

Что-то хрустнуло вдалеке. Этот звук я знал.

В первую осень в Юконе я проснулся однажды среди ночи, напуганный загадочным хрустом в лесу. Уснуть не получалось. Я оделся, вышел, прокрался между деревьями и оказался неподалеку от замерзшего озера, лед которого бил копытом сохатый. В конце концов усилия увенчались успехом, и лось уткнулся мордой в студеную воду.

Услышав теперь тот же звук, я воспринял его как своего рода прощание, которое могло вывести меня из равновесия. Но слез во мне не осталось, они все уже пролились, и я существовал в состоянии шока. Шока от того, что я добровольно покидаю тихую бухту и поднимаю паруса, чтобы вернуться в безумие. Неуверенность и беспокойство за судьбу Бет Лансинг и свою собственную не отпускали меня. Лежа в постели и наблюдая за игрой тени и света на балках моего любимого дома, я не мог отделаться от предчувствия, что уже никогда больше не увижу это место.

Рано утром в пятницу Ви въехала на подъездную дорожку своего нового дома и выключила двигатель. Дальнее левое окно на фасаде уже светилось, и за опущенными наполовину жалюзи виднелся ее поднимающийся с кровати муж. Вайолет вышла, захлопнула дверцу, села на задний бампер «Чероки» и посмотрела на часы. Без одной минуты пять – получалось, что она бодрствовала уже сорок шесть часов.

Приближался рассвет. Ви окинула взглядом безлесный участок, притихший и замерший в ранний час. Из-за поля, с проходящей в полутора милях и скрытой за полоской сосен федеральной автострады, доносился приглушенный, неумолчный гул. В жизни Аркадия-Эйкрс не было мгновения, когда бы шоссе умолкало. Но Вайолет этот шум даже нравился – странным образом он успокаивал и утешал. Сама заурядность этого квартала вызывала у нее особое, теплое чувство. Оглядывая Бриар-лейн, она видела не однообразные дешевые дома, а себя и Макса, честным трудом зарабатывающих на жизнь. Выросшая не благодаря, а вопреки, Ви стремилась к простым целям: иметь семью, уютный дом, ездить в отпусках в Гетлинберг и Мертл-Бич, найти себя в местном сообществе, в своей церкви, на своем участке.

В холодной туманной тишине Аркадия-Эйкрс она размышляла о том, чем благословила ее жизнь. После осмотра места преступления Ви, как никогда, требовались покой и поддержка.

Направляясь к передней двери, она собрала вместе всё – сломанные шеи Бена и Хэнка Уортингтонов, выпотрошенные животы их родителей, шок Дженны Лансинг – и затолкала в непроницаемую для чувств нишу, которую создала и о содержании которой сама же заботилась. Это и было самым трудным: войти в теплый, уютный дом после тридцати пяти часов в аду. Само существование таких несоответствий представлялось ей невыносимым и вызывало вопрос: что же здесь иллюзия?

Муж, когда она вошла, стоял в передней, в трусах. Аромат свежемолотых кофейных зерен обволок ее, и Макс, едва только закрылась дверь, шагнул к ней с раскрытыми объятьями. Но Ви положила руку ему на грудь и покачала головой:

– Это во всех новостях.

Она прошла мимо него и повернула налево, в коридор, все еще заставленный закрытыми коробками.

– Не хочешь поговорить, милая? – спросил он ей вслед.

Войдя в спальню, Вайолет положила на комод сумочку и опустилась на громадную водяную кровать, размеры которой лишь ненамного уступали размерам самой спальни.

Глаза закрылись. Она вполне могла бы уснуть сидя.

* * *

Когда Ви открыла глаза, Макс стоял перед ней на коленях и, сняв туфли, массировал ей ступни. Потом расстегнул ее лавандовый жакет, взял его за манжеты и попросил развести руки. Она снова закрыла глаза и развела руки в стороны. Макс стащил жакет и бросил его в угол комнаты, а пока возился с пуговицами блузки, Ви снова отрубилась. Он еще раз сказал ей развести руки и встать. Расстегнул «молнию» и крючки на юбке, которая соскользнула на пол. Стянул вниз и стащил колготки. Достал из ящика комода мягкую серую футболку. Расстегнул бюстгальтер и тоже швырнул его в угол, где уже собралась кучка одежды.

– Руки вверх.

Макс натянул на нее футболку, откинул одеяло и помог ей положить на кровать ноги. Она не брила их два дня, и теперь они напоминали на ощупь ультрамелкую наждачную бумагу.

– Попить? Что-нибудь нужно?

– Нет, – прошептала Вайолет из последних сил.

– Почему не хочешь поговорить?

– Потому что устала и не могу даже думать. Всё, Макс, хватит.

Сидя на краю кровати, муж гладил ее по волосам, пока она не уснула.

* * *

Когда Ви проснулась, снова было темно. Первым, что она увидела, был деревянный крест на стене у двери – единственное украшение, появившееся в комнате после того, как они переехали на прошлой неделе. Ее отец сам вырезал крест из ветви дуба и подарил ей три года назад на Рождество.

В кухне орудовал Макс. Звякали кастрюли, а из коридора в спальню проникал теплый аромат свежевыпеченного хлеба.

Ви сползла с кровати и добралась до соседней со спальней крохотной ванной, где избавилась от футболки и трусиков и включила душ. Она сидела в ванне, а вода падала ей на голову и, разделившись на горячие потоки, стекала вниз, следуя контурам тела.

Ни о чем не думая, Ви тупо наблюдала за кружащимся водоворотом и встала только тогда, когда вода начала остывать.

* * *

Выйдя из ванной, завернувшись в полотенце, Вайолет увидела, что Макс лежит на кровати. В обычных обстоятельствах она попросила бы его выйти из спальни и подождать, пока она оденется. За неделю до свадьбы мать посоветовала ей никогда не одеваться в присутствии мужа, чтобы Макс не привык принимать красо́́́ты супруги как нечто само собой разумеющееся.

Сбросив полотенце, Ви натянула синие спортивные брюки и стартую, еще со школы, нижнюю рубашку.

– Я приготовил обед, – сказал Макс, пока она сушила волосы. – И испек ирландский содовый хлеб, как ты любишь.

Ви бросила полотенце в ванную, забралась на кровать и легла на спину рядом с Максом, но не касаясь его. На нем был все тот же синий спортивный костюм, в котором он ходил на тренировку и который сохранил запах пота и холодной свежести. Черные курчавые волосы сплелись в упругие завитки.

Макс сел.

– Принесу-ка я твой обед сюда.

– Полежи со мной.

Муж снова лег. Некоторое время они лежали неподвижно, не разговаривая.

– Я беседовала с той девочкой, – негромко, почти шепотом сказала наконец Ви, глядя в потолок. – Ей тринадцать, зовут Дженна. Хочет быть пловчихой и выступать на Олимпийских играх. Четыре дня назад, посреди ночи, у нее на глазах какой-то мужчина с длинными черными волосами избил ее мать до потери сознания. Перед этим тот же мужчина побывал у их соседей, где сломал шею двум мальчикам и убил их родителей. Пока мать лежала без сознания в коридоре, этот монстр вломился в спальню Дженны. Она спряталась в шкафу. Он открыл дверцу и приказал ей лечь в постель. Говорил, по словам девочки, спокойно и тихо. И был весь покрыт кровью. Дженна думает, кровью ее матери.

Она легла на кровать. Думала, он изнасилует ее и убьет. И знаешь, что он сделал? Подоткнул одеяло. Подтянул до шеи. Его лицо было в считаных дюймах от ее лица. От него пахло лимоном. Он сказал, что заберет ее мать с собой. Сказал очень мягко. Потом добавил, что утопит девочку в ванне, если она поднимется до рассвета. От Дженны он отправился к ее брату и поговорил с ним. Она оставалась в постели до рассвета. А когда вышла в коридор, ее матери уже не было. Дженна рассказала мне все это, сидя в «Чероки». Она не плакала, но очень беспокоилась о брате. Тот ни с кем не разговаривал. Их отца убил Эндрю Томас. Теперь и мать, возможно, мертва. И мы, может статься, никогда не схватим этого парня.

– Но ты же знаешь, что это Эндрю Томас. Кто еще мог столкнуть его бывшую подружку с маяка?

– Конечно, мы подозреваем его, но улик пока нет. Описание внешности преступника, которое дала Дженна, не совпадает с описанием внешности Эндрю Томаса. На заднем дворе Уортингтонов есть слабый отпечаток обуви. Есть показания, согласно которым во второй половине дня в воскресенье там видели серую «Импалу». Единственная дающая надежду улика – лазерная указка, которую держал в правом кулаке Бен Уортингтон. Криминалисты сняли частичный отпечаток, которые сейчас проверяют. Это наша единственная надежда. И даже если окажется, что отпечаток принадлежит Эндрю Томасу, его еще надо найти. До сих пор ему удавалось скрываться – целых семь лет.

– Ты же сможешь от этого отвлечься? Сколько еще мне ждать свою жену? Я ведь без тебя и неделю не протяну.

– Послушай, Макс, он убил целую семью. Детей, понимаешь? Зверски изрезал родителей. Еще до того, как мы поженились, месячные у меня начинались ровно через двадцать восемь дней, между двумя и пятью пополудни. Мое тело – атомные часы; а теперь опоздание уже на два дня. Такого не было, даже когда дедушка умер.

Макс перекатился на Ви, сжал ее лицо ладонями.

– Знаю, чем тебя отвлечь, – прошептал он, целуя ее над бровями. – Хочешь поиграть?

Его длинное, поджарое тело спортсмена прекрасно устроилось между ее ног. Она ощущала его растущее желание и сама чувствовала то же, но не думать о резне в доме Уортингтонов не могла.

– Не могу избавиться от запаха. Стоит в носу. Как ты можешь…

Макс стащил с нее спортивные брюки, приник губами к бедру, а потом медленно двинулся вверх.

– Ты просто скажи, когда остановиться, и я схожу за твоим обедом.

Он снова заработал языком. Она не стала его останавливать.

На Хэллоуин я прилетел в Рок-Спрингс, штат Вайоминг, взял напрокат машину и к закату уже гнал на север по шоссе 191, все дальше и дальше в бесконечную унылость пустынной равнины. Уже в сумерках свернул к заброшенной автозаправке в Фарсоне, где 191-е пересекается с 28-м, которое бежит на северо-восток вокруг южной оконечности гор Уинд-Ривер, в семидесяти милях от городка Ландер, моего конечного пункта назначения. Выйдя из машины, я прошел по разбитому дорожному покрытию до середины шоссе 191 и бросил взгляд на север и запад, туда, где краснел вечерний закат.

Цел ли еще дом моего брата? Стоит ли он там, посредине этой Пустоши? Проехав миль тридцать на север, я вообразил, что уже чувствую его мрачное присутствие на горизонте, пробуждающее воспоминания, признавать которые я не хотел. Ветер унялся, автострада была пустынна. Тишина и безлюдье, в полном созвучии с настроением, тяготили дух.

На высоте 7500 футов я поднялся на Южный перевал. Слева, в окне, открылись лавандовые предгорья. Я сглотнул, чтобы не закладывало уши. Шоссе постепенно уходило вниз. Коричневый дорожный знак извещал, что я въехал в страну медведей гризли.

Взошедшая луна осветила холмы.

* * *

Я проехал через центр Ландера, городка, служащего в летние месяцы своего рода воротами к восточной стороне хребта Уинд-Ривер. Но сейчас хребет был занесен снегом и неприступен, а потому бо́́́льшая часть мелких заведений закрылась на зиму, и улицы Ландера выглядели заброшенными и безжизненными.

Склад индивидуального хранения компании «Броули» находился чуть в стороне от шоссе 287, в двух милях к северу от города. Я подъехал к воротам в начале девятого и набрал код доступа на панели. На территории было темно и пусто. Ворота закрылись за моей спиной, и я вспомнил, как приезжал сюда в последний раз, семь лет назад, после бегства из дома Орсона. Я был тогда в состоянии страха и шока и не надеялся пережить Рождество. Жизнь моя казалась во всех мыслимых отношениях законченной, и в изорванных тканях души уже звучали соблазнительные шепотки самоуничтожения.

Минут пять я ездил между рядами хранилищ, пока не заметил свое, и, остановившись, вышел. Заметно похолодало. Луна все еще карабкалась вверх, и на далеких вершинах поблескивали снежные поля. Я открыл дверь и шагнул в коридор с небольшими камерами хранения. Моя камера, размером 3 на 4, находилась в нижнем ряду. Место было арендовано на девять лет за 1200 долларов.

Опустившись на колени, я снял висячий замок и потянул дверцу.

В воздух поднялась пыль.

Я закашлялся.

Верхнего света в коридоре и лунного, проникающего снаружи, не хватало для адекватного освещения. Я вытащил из камеры грязный чемодан, вынес его из хранилища и поставил на капот «Бьюика». Расстегнул замки.

Что-то ужасное заключалось в этих оставшихся от Орсона артефактах. Сидя на капоте, я достал из тайника картонную папку и блокнот. Чего бы это мне ни стоило, я намеревался просмотреть все фотографии и прочитать все написанное, погрузиться в извращенный мир моего брата, чтобы узнать как можно больше о его сообщнике, Лютере Кайте, и, возможно, понять, где его искать.

Стартовый пистолет выстрелил ровно в тот момент, когда Ви открыла заднюю дверцу «Чероки» и взяла сложенное одеяло, которое всегда приносила на соревнования по бегу по пересеченной местности с участием Макса. Она прошла по тропинке к линии старта/финиша, поглядывая сквозь рощицу высоких сосен макандерсонского парка на бегунов, уже штурмовавших первый холм на маршруте протяженностью 3,1 мили.

Был первый понедельник ноября, умеренно прохладный день под ясным синим небом. Листья еще неделю назад прошли пик красоты: багряный цвет сменился багровым, золотой – красно-коричневым. В воздухе стоял запах сосновых иголок и выхлопных газов от шести желтых автобусов, доставивших для участия в соревновании шесть команд.

Пройдя по пешеходному мостику, Ви направилась к собравшемуся у старта кружку людей в синей с белым форме. Макс, в спортивных шортах и майке, стоял среди восьми худощавых, долговязых парней, подбадривая их перед последним стартом сезона. Утром, бреясь в ванной, он разбудил Ви своей вдохновляющей речью.

Сбросив туфли и расстелив на траве одеяло, она с интересом слушала мужа, заинтригованная его горячностью.

– Сегодня, джентльмены, у нас особенный день. Каждый из вас имеет возможность вписать славную страницу в историю нашей школы. Знаю, мы не числимся в фаворитах; вы считаете «Рейдеров» потрясающей командой – и это так, – но в чемпионате случиться может всякое. Что самое главное? Кто скажет?

– Словить кайф? – спросил низенький паренек.

– Есть такое дело. Но кроме кайфа что еще?

– Дыхание, – сказал Патрик Маллинс, старший сын сержанта Барри Маллинса и истинный спортсмен. В следующем году он собирался продолжить обучение в Дэвидсоне, и его уже ждала спортивная стипендия.

– Точно, – подтвердил Макс. – Дышите, джентльмены. Это главное, о чем вам нужно думать. Наполняйте легкие восхитительным кислородом. До старта еще тридцать минут. Разомнитесь. Согрейтесь.

Мальчишки потянулись в сторону от стартовой линии, а Макс, повернувшись, побежал к Ви:

– Пришла все-таки…

– Не могла пропустить.

Это было так, да не совсем так. Ви не пришла бы, если б сержант Маллинс не прислал сообщение с предложением встретиться на соревнованиях, чтобы «обсудить дела».

– Ты так вкусно выглядишь, милый… Смотри только, хозяйство не растеряй – уж больно шортики короткие.

– Вайолет Кинг, приглядывайте лучше за этими губками, – ухмыльнулся Макс и, наклонившись, поцеловал ее, после чего потрусил к мостику, туда, где собралась его команда.

Не успела Ви проводить мужа взглядом, как ее окликнули:

– Вайолет! Здравствуй, моя дорогая. Как ты?

Она оглянулась – от судейского столика к ней спешила Джуди Хардин, большая любительница поболтать и мама Джоша Хардина, члена школьной команды и самого быстрого, не считая Патрика, бегуна. Ви поднялась и шагнула на траву, а в следующее мгновение оказалась в крепких объятиях высокой рыжеволосой Джуди.

Спортивный джемпер болельщицы украшала вышитая крупными буквами надпись «МУРСВИЛЛСКАЯ MAMA», а на обеих щеках сверкал ярко-голубой призыв: «Вперед, Голубые Дьяволы!»

– Наконец-то ты пожаловала на соревнования. Для «Голубых Дьяволов» сегодня большой день, а?

– Да уж. Знаешь, Макс…

– Джош сегодня почти не спал. У него сегодня отличные шансы попасть в сборную лучших бегунов. Мне только об этом все и говорят. Я так за него переживаю, так переживаю… как будто это мне бежать, понимаешь? С ума сойти, да?

– Да, нервы они нам…

– Ты так чудно выглядишь в этом костюмчике! – Джуди ухватила манжет черного блейзера Ви и потерла ткань между пальцами. – Это что же, официальная форма?

– Нет, что ты! Просто…

– Признайся, разве это не взрыв мозга, что ты преследуешь Эндрю Томаса? Кто бы только мог подумать, что ты, малышка Вайолет, будешь замешана в дела этого чудовища! Боже мой, я ведь учила тебя в воскресной школе… Ты еще прославишься на всю страну, когда это закончится. Будешь писать книгу или сниматься в кино, не забудь и меня!

– Вообще-то, Джуди, я ни о чем таком и не думаю.

– В новостях тебя теперь каждый вечер показывают. Говорить не дают, но постоянно показывают возле дома той несчастной семьи. – Джуди подмигнула и толкнула Вайолет локтем в бок: – Не поделишься секретной информацией?.. Да шучу я! А ты что подумала? Ха-ха! Знаю, детали дела не разглашаются! Не такая уж я наивная!

Ви увидела идущего в их сторону Барри Маллинса. «Ну, шагай же побыстрее», – взмолилась она про себя.

– Джуди, извини, мне нужно…

– У Макса так хорошо получается с мальчишками… Джош признался мне недавно, что «Коуч Кинг» – так они его называют – нравится ему куда больше, чем тот чудак, что тренировал команду в прошлом году.

– Здравствуйте, дамы, – громко приветствовал их сержант. Пожалуй, впервые Ви испытала облегчение при встрече с боссом. – Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, но, Джуди, мне нужно поговорить с Вайолет с глазу на глаз.

– Угу. Перетереть детали большого дела, да?

Маллинс только улыбнулся. Ви тоже улыбнулась. И лишь у Джуди улыбка скисла, обратившись в досаду. Повернувшись, она направилась к судейскому столику.

– Пойдем, Викинг, прогуляемся.

Сержант и следователь зашагали по траве подальше от линии старта.

Лидеры чемпионата среди девушек заканчивали первую милю дистанции, и Ви слышала, как кто-то объявляет время каждой бегуньи.

Маллинс по-родительски взял спутницу за локоток.

– Только что разговаривал с Брэдли. Получили ответ от АСРОПа[6]6
  АСРОП (англ. AFIS – Automatic Fingerprint Identification System) – автоматическая система распознавания отпечатков пальцев.


[Закрыть] по тому частичному отпечатку на лазерной указке. Есть совпадение.

– Не может быть!

– Некий Лютер Кайт. Белый мужчина. Тридцать два года. Последний известный адрес – дом родителей, Килл-Девил-роуд, тринадцать, Окракоук, Северная Каролина. Бывала в Окракоуке?

– Никак нет, сэр.

– Ну вот, завтра выезжаем.

– Выезжаем?

– Так точно, мэм.

– Тогда я добуду ордер на обыск. Это к тому, что открыть дело можно даже на основании отпечатка. Потом покажем Дженне и Джону Дэвиду Лансингам фотографию из АСРОПа. Возможно, проведем идентификацию. Если получится, то уже будет на чем строить дело.

– Полегче, Викинг. Пока что мы хотим всего лишь поговорить с родителями. Насколько нам известно, они уже несколько лет не видели своего сына. Что нам точно не нужно, так это вламываться в дом с полицейским спецназом и разносить там все в щепки. После такого ни на какую помощь от них можно уже не рассчитывать.

Мимо них пробежала девушка с раскрасневшимся лицом из команды Мурсвилла. Ви улыбнулась.

– Отличная работа! – подбодрила она.

– Ты как, держишься? – спросил сержант, чем застал ее врасплох. Никогда прежде ничего похожего на заботу от Маллинса не исходило. Все те два с половиной года, что Вайолет работала в Отделе уголовных расследований, он постоянно сохранял суровое непроницаемое выражение. И вот теперь этот намек на доброту тронул ее настолько, что она остановилась и посмотрела на него:

– Я в порядке, сэр. Спасибо.

Поглаживая густые темные усы, сержант взглянул на нее сверху вниз, и ей показалось, что в его глазах мелькнуло сомнение.

– Хотите забрать у меня дело, да? Думаете, что я не…

– Викинг, я бы не забрал у тебя дело, даже если б ты попросила меня об этом. Только позаботься, чтобы я не пожалел, что позволил заниматься этим женщине.

Сержант Маллинс зашагал прочь, а Ви осталась смотреть соревнование.

На другой стороне ручья Мак проводил с командой разминку, выполняя упражнение «прыгающий Джек».

У одного из спортсменов свело судорогой ногу, и он, кривясь от боли, со слезами на глазах, проковылял мимо.

Вообще-то Ви хотела, чтобы сержант Маллинс поручил расследование кому-то другому, и теперь ее лицо горело от презрения к себе и стыда.