Текст книги "Красная гора"

15
Наверстать упущенное

У Брукса был отец. Конечно, он никогда не рассматривал возможность непорочного зачатия. Очевидно, какой-то безответственный чурбан заделал ребенка и исчез. Брукс особо не думал о своих родителях.

Конечно, когда ему было пятнадцать, он запрыгивал на поезда, и, пока вагон трясло и земля летела мимо, закрывал глаза и мечтал о нормальной семье. Представлял, как родители найдут его и объяснят, что случившееся – ошибка, вернут ему Рождество, дни рождения и Хэллоуин, которые он пропустил.

Это было много лет назад. Он долго отгонял эти мысли, пока они не растворились. Брукса Бейкера больше не интересовало, где они, живы ли, на что похожа их жизнь. Люди часто спрашивали, пытался ли он найти своих родителей. Нет, не пытался. И не хотел этого делать. Родители решили, что сын им не нужен. Это решение на всю жизнь.

Брукс сидел за столиком в закусочной для дайверов в Бентон-Сити напротив своего предполагаемого отца. Справа от него на стене висела неоновая вывеска «Корона». В центре стола в металлической корзинке стояли четыре разных вида острого соуса, бутылки с кетчупом и горчицей, а также солодовый уксус. Мужчины не обменялись рукопожатием.

– Доброе утро, – сказал человек напротив. – Я рад, что ты пришел.

Он был одет как игрок в гольф, в свитер-жилет с V-образным вырезом поверх рубашки-поло с накрахмаленным воротничком. Брукс подумал об инструментах, которые ФБР использовало для моделирования возрастных изменений во внешности тех, кого они разыскивали слишком долго. Чувак напротив него был именно тем, что в ФБР придумали бы, используй они Брукса в качестве отправной точки. У отца не было боди-арта, а у сына – внешности преппи[45]45
  Молодежная субкультура, пропагандирующая здоровый образ жизни, стильную одежду, стремление сделать карьеру.


[Закрыть] – следов их жизненного опыта, но ничто не могло скрыть их сходства.

– Доброе утро. – Брукс снял свою мотоциклетную куртку.

Весь предыдущий вечер он провел, уставившись в стену, силясь понять, что происходит, что все это значит, что ему делать и как вести себя с человеком, который пытается войти в его жизнь.

Веснушчатая рыжеволосая официантка в фартуке подошла к Бруксу, чтобы наполнить его чашку кофе. Он поблагодарил ее и взглянул через стол.

– Почему ты так уверен?

– В том, что я твой отец?

Брукс снова проанализировал внешность этого человека. Это был нелепый вопрос, учитывая их сходство. У них одинаковые темно-каштановые волосы, хотя у Брукса еще не было седины. Те же довольно глубоко посаженные карие глаза с кустистыми бровями, непримечательный нос и слегка заостренные уши. Этот человек – Брукс все еще не мог назвать его отцом – был почти на двадцать лет старше, о чем свидетельствовали морщины и серебро в прядях. Оба были худощавые, шести футов ростом, только тот мужчина был примерно на пятнадцать фунтов легче – не дряхлый, но стареющий. Если бы они столкнулись случайно, скажем, на улице, они мгновенно пришли бы к подобному выводу и остановили друг друга. Не было никаких сомнений в том, что у них в жилах течет кровь одних и тех же предков.

– Да, очевидно, что мы в некотором смысле родственники. Но откуда уверенность, что ты мой отец?

– Я почти уверен. Но давай начнем вот с этого. Я Чарльз Уайлдридж. – Мужчина протянул руку Бруксу.

– Брукс Бейкер, – проговорил тот, отвечая рукопожатием и нерешительно улыбаясь.

– Я читал, что тебя отдали на усыновление. Это правда?

– Правда.

– И тебе тридцать шесть?

– Да.

Чарльз кивнул.

– Ты знаешь свой настоящий день рождения? Моя жена родила мальчика 5 июля 1980 года в общественной больнице в Сан-Бернардино, штат Калифорния. Через день мы отдали его на усыновление. Это ты, Брукс Бейкер?

Из левого глаза Брукса выкатилась слеза. Он быстро вытер ее.

Снова появилась официантка.

– О’кей, мальчики, вы готовы сделать заказ?

– Можете дать нам еще минуту? – попросил Чарльз.

– Не торопитесь. – Она направилась к соседнему столику.

Его отец потянулся через стол и положил свою ладонь поверх руки Брукса.

– Прости, что бросил тебя, сынок.

Брукс закусил губу, пытаясь сдержать эмоции. Отдернув руку, попытался что-то сказать, но не нашел слов. Глотнул кофе, ощутил его обжигающую горечь, как будто кофейник был включен всю ночь.

– Я искал тебя с тех пор, как тебе исполнилось пятнадцать лет. Все твои документы были утеряны. В некоторых случаях мне их не давали, даже когда я предлагал деньги. Много денег. Я надеялся только на то, что ты попал в КУСЗ.

– КУСЗ?

– Калифорнийское Управление Социальной Защиты. Это было первое, что я сделал, пытаясь найти тебя. Я заполнил Согласие на контакт. А потом мне оставалось только ждать. Через несколько лет я решил, что ты не хочешь нас видеть. – Он пожал плечами. – Не хочешь встретиться с нами… с твоей мамой и со мной.

Брукс попытался представить себе свою маму; он думал о ней всю ночь.

– И что?

– Месяц назад я купил бутылочку в местном магазине в Сан-Диего, где мы сейчас живем. Я ни в коем случае не эксперт, тем не менее вино люблю и стараюсь пить только хорошее. Я не очень разбираюсь в вашингтонских, но парень порекомендовал сира из виноградника Тилла с Красной горы. Мне действительно очень понравилось. Через неделю оттуда же я привез домой «Лакода Марсан». Оно поразило меня, лучшее из всего, что я когда-либо пробовал.

Вернулась официантка, и они оба заказали яйца всмятку с беконом и тосты, еще одно доказательство их родства. Как только она ушла, Чарльз продолжил:

– Я зашел на сайт «Лакоды», чтобы узнать о ней побольше. Прочитал о Джейке Форестере и кое-что о Красной Горе, а затем перешел на вкладку «Винодел». На экране компьютера появился я, только в молодости. Конечно, это была более красивая версия меня, но сходство несомненно. Покопавшись немного, я нашел в интернете статью, где говорилось, что тебя отдали на усыновление. И вот я здесь.

– Где моя… где ваша жена?

Отец глубоко вздохнул и слегка помедлил, пытаясь найти правильные слова.

– Она не готова. Могу только представить, насколько для тебя все это тяжело эмоционально, и ты, наверное, рассмеялся бы, скажи я, как это нелегко для нас, однако это правда. Согласен, случившееся – наша вина. От этого еще хуже. Мне много нужно тебе рассказать. Но, если коротко, мы не были готовы к ребенку. Нам было по восемнадцать лет, два влюбленных птенца, учившиеся в разных колледжах. Твоя мама родила тебя летом после окончания школы. Мы сами были детьми. Я был серфингистом. Твоя мама собиралась стать медсестрой.

– Почему она не сделала аборт?

– Это было бы неправильно. Мы надеялись, что наш ребенок найдет отличный дом и вырастет кем-то особенным, изменит жизнь. Мы знали: на свете много людей, которые хотят иметь детей, но не могут. И мы верили в программу усыновления.

Брукс усмехнулся.

– Да, наверное, иногда это срабатывает.

– Мне не удалось найти большую часть твоей истории. Я так понимаю, в ней все не слишком радужно.

– Меня пару раз усыновляли, а потом отдавали обратно. Большую часть своей жизни я провел в приюте.

Чарльз поправил бумажную салфетку на столе.

– Мы записали тебя в агентство по усыновлению, и они сказали, что у них целый список ожидающих родителей. Я не знаю, что произошло. Знаешь, я вернулся к ним… пятнадцать лет спустя, и они ничего мне не сказали. Я сделал все возможное, кроме взятия в заложники детей какого-то адвоката, пытаясь найти тебя. Полагаю, что ты тоже хотел меня найти.

– Думаю, все изменилось.

– Когда я увидел твое лицо, решил, что ничто не может помешать мне хотя бы пожать тебе руку. Просто хочу, чтобы ты знал: мы не переставали думать о тебе. Я провел много лет, страдая, задаваясь вопросами, любя ребенка, о котором ни черта не знал. И твоя мама тоже.

Брукс поймал себя на том, что стучит пальцами по джинсам.

– Все это слишком. Это слишком сложно переварить.

– Да, это так. Я знаю, что ты в самом разгаре сбора урожая и по уши в сорняках. Надеюсь, ты простишь меня за то, что я ворвался в твою жизнь вот так. Я не знал, как еще это сделать. Мне бы хотелось узнать тебя получше. Я не ищу ничего, кроме второго шанса с моим старшим сыном.

Ночью Брукса в числе прочего интересовало наличие у него братьев и сестер, но в начале встречи он не успел спросить.

– Так у меня есть брат?

– Да, есть. Твоя мама порвала со мной на первом курсе колледжа, но я никогда не переставал преследовать ее, и в конце концов мы поженились. У нас появился Шеймус – твой брат. Мы зовем его Шей. В следующем месяце ему исполнится двадцать восемь.

– Где он?

Чарльз резко выпрямился и опустил глаза.

– Мы с твоей мамой не разговаривали с ним около года. Попросту без понятия, где он.

Брукс отважился сделать еще один глоток подгоревшего кофе.

– Что произошло?

– Я не знаю. Он умный парень. Мы хорошо о нем заботились. Старались дать все лучшее, что могли. Но он не был счастлив. У нас впереди достаточно времени, чтобы поговорить обо всем этом. Послушай, Брукс, мы не идеальны, но мы с твоей мамой хорошие люди. Давай снова соберем семью. Давай лучше узнаем друг друга. Может быть, однажды мы сможем вернуть и твоего брата.

Брукс не хотел чувствовать себя ублюдком. Часть его радовалась тому, что у него есть семья. Черт, он так долго об этом мечтал! Но именно внезапность обретения сильно потрясла его.

– Послушай, Чарльз, я рад, что ты здесь. Очень приятно с тобой познакомиться. И да, я всю жизнь буквально грезил этим! Но я не могу… – Брукс вздохнул. – Я не могу просто запрыгнуть в твою семью, как ни в чем не бывало. Я не собираюсь называть тебя папой. У меня была тяжелая жизнь, и я не доверяю людям. Я непрост. Я гораздо лучше, чем в юности. Я крепче. Я не сержусь на тебя за то, что ты сделал. Мне бы хотелось узнать тебя получше. Но если мы собираемся сделать это, нам придется делать это неспеша.

Его отец широко улыбнулся, обнажая слегка кривые нижние зубы. И эта улыбка многое говорила о нем, о том, как долго он ждал момента, когда отыщет своего потерянного сына, сядет с ним за один стол, чтобы услышать такие слова.

– Я рад, что наконец-то встретил тебя. Мы сможем сделать это так, как ты захочешь.

– Надолго ты приехал? – спросил Брукс, пытаясь перевести разговор в спокойное русло. – Где остановился?

– В Ричленде, в отеле «Кортъярд Марриотт». На сколько останусь, зависит от тебя. Я слышал, что такое урожай для винодела. Если хочешь, чтобы я уехал, мне не сложно сделать это прямо сегодня и вернуться через несколько недель или месяцев, как тебе удобно. Если же ты не возражаешь, могу остаться на некоторое время. Мы наверстаем упущенное, когда ты будешь свободен. Узнаем немного друг друга. Нам есть чем поделиться. Вероятно, у тебя много вопросов.

Официантка принесла еду, и Брукс с отцом одновременно потянулись за острым соусом «Тапатио». Оба улыбнулись, и сын сказал:

– Бери.

Когда Чарльз полил яйца соусом, Брукс предложил:

– Почему бы тебе и впрямь не остаться на несколько дней? Я выкрою немного времени.

Отец протянул ему бутылку, не закрывая ее.

– С удовольствием.

Брукс прибыл в «Лакоду» с опозданием на пару часов и сразу же включился в дела. Он поздоровался с работниками погреба и направился в лабораторию. Его помощник Пак – сокращение от гораздо более длинного тайского имени Паккапонг – проверял уровень диоксида серы. Два года назад он взял его в качестве стажера из Вашингтонского университета, где была одна из лучших в стране программ виноградарства. Брукс повысил его до помощника винодела в начале этого года за самоотверженный труд и преданность Красной Горе.

Пак вырос в Бангкоке и, переехав вместе с родителями в Сиэтл, в старших классах школы мыл посуду и обслуживал столики в нескольких высококлассных ресторанах, включая «Марджори» и «Тилтс». Там он и заболел вином.

– Привет, босс, – сказал Пак, взявшись за козырек бейсболки «Найк».

В данный момент он набирал пипеткой йод, готовясь к титрованию[46]46
  Прием химического анализа, состоящий в постепенном прибавлении раствора какого-либо вещества к раствору другого, концентрацию которого необходимо установить.


[Закрыть], чтобы определить уровень общего диоксида серы. Бейкер и его команда держали его на минимуме, но, как учил Отис, даже небольшое отклонение от нормы имело решающее значение для защиты вина.

– Доброе утро, – сказал Брукс. – Как сегодня идут дела?

– Посмотрите на это. – Пак повернулся и указал на длинный ряд образцов, расставленных на металлическом столе, каждый из которых был помечен в соответствии с их сортом и бочонком. – Все идет своим чередом. Но в бочке КАБ08, на мой взгляд, происходит уменьшение уровня; может, попробуете его?

Брукс снял с полки стакан и наполнил его до половины каберне совиньон. И действительно ощутил изрядное количество сероводорода, напоминающего запах тухлых яиц. Он вспомнил, как впервые почувствовал его на второй год работы с Отисом. Поставил стакан и посмотрел на Пака.

– Да, это не слишком хорошо. Нужно перелить вино и провести несколько испытаний с медью. Посмотрим, сможем ли мы его немного почистить.

– Будет сделано. Я пометил и другие образцы, которые вы, возможно, захотите попробовать. Кроме того, запустился процесс у каберне франк. Думаю, пора отправить его в бетон и дать ему волю.

– Хорошо, давай. И отправь мне эти номера по электронной почте, когда будет время.

Брукс попробовал другие проблемные образцы, а затем поднялся в свой кабинет, закрыл дверь и набрал номер Эбби. Включил громкую связь и положил телефон на стол.

– Ну наконец-то, – сказала Эбби. – Я уже решила, что ты набиваешь себе цену.

Он улыбнулся.

– Только не я. Когда дело касается тебя, со мной все просто. Какие планы?

– Вернуться из спортзала.

– Отлично. Есть время для поздней прогулки?

– Конечно.

Они договорились о времени. Брукс проверил электронную почту, а затем спустился на площадку, где поступающий виноград обрабатывался и давился. Его ребята привезли несколько тонн сира. В процессе дробления что-то застряло в прессе, и следующие два часа они разбирали и чинили его.

Бейкер встретил Эбби на парковке. Они страстно поцеловались, что свидетельствовало о силе их взаимной симпатии. Брукс ощутил желание в ее поцелуе и объятиях, когда она притянула его ближе. Его чувства к ней проверяли на прочность стены, которые он строил столько лет.

– Я так рад тебя видеть, – сказал он, ведя ее вниз по ступенькам в винодельню, мимо деревянной вывески, на которой простым черным шрифтом было выведено «Марсан».

– Я тоже. Как дела? – Она сжала его руку, и ему показалось, что они единое целое. Неужели она по-настоящему влюбилась в него? Возможно ли это?

– Прошлым вечером я встретился со своим отцом, – ответил Брукс, чувствуя облегчение от того, что наконец поделился этой новостью.

– Отцом? Человеком, который тебя усыновил?

– Биологическим отцом. Человеком, который отдал меня на усыновление, когда мне был один день от роду.

– О боже! – Она остановилась, повернулась к нему и нахмурилась. – Ты в порядке?

– Думаю, да! Словно нахожусь в каком-то сне наяву.

Она протянула руку и коснулась его щеки, глядя ему в глаза.

– Каково это? Не могу представить, через что ты проходишь.

Брукс приподнял густые брови, поймал ее взгляд.

– Когда все уляжется, думаю, будет хорошо.

Эбби встала на цыпочки и поцеловала его.

– Расскажи мне обо всем.

Брукс рассказал ей эту историю, пока они бродили в обнимку среди вина. После того как он выговорился, ему стало намного лучше, чем в тот момент, когда его отец возник из ниоткуда. Она была права: бояться и опасаться – это нормально. Альтернатива остаться без отца казалась гораздо менее привлекательной.

16
Трудности трансформации

Второй день Марго 2.0 начался с отличного старта. Джаспер еще спал, когда она вышла с Филиппом на пробежку. Солнце поднималось над вершиной Красной Горы, освещая виноградные лозы, согревая воздух. День не мог быть лучше, и она чувствовала уверенность и была очень бодра. На полпути к Антинори-Роуд она сбавила скорость, но не позволила себе остановиться. Конечно же, она преодолела весь этот путь до конца. Достигнув вершины, женщина на некоторое время замедлила шаг, восстанавливая дыхание и успокаивая сердцебиение.

Она огляделась.

– Какое чудесное место! – поделилась она с Филиппом, с гордостью именуя Красную гору своим домом.

В столь ясный день можно было увидеть безлесные холмы, многие мили катящиеся волнами на запад, к горе Адамс. Со своего наблюдательного пункта она смотрела на окружающие виноградники, где головы жнецов в широкополых шляпах словно подпрыгивали вверх и вниз, когда они двигались от лозы к лозе, собирая щедрые дары. Марго надеялась, что и сегодня увидит Джейка; эта возможность вдохновляла ее. Она упивалась радостью Джаспера, вернувшегося накануне, после встречи с музыкантом. Джейк предложил ему записать диск. Марго отчаянно пыталась не слишком обольщаться по этому поводу, в то время как сын с напускным безразличием заявил:

– Тоже мне, большое дело! Подумаешь!

Этот Джейк Форестер в действительности становился для Марго кем-то особенным. Идеальным мужчиной, настоящей мечтой. Но ключевой момент заключался в том, что он не свободен. Марго 2.0 не спит с женатыми. Даже Марго 1.0 не делала этого. Ни при каких обстоятельствах. Во всяком случае, у нее и не было ни единого шанса. Она наслаждалась фантазией, думая о мире, где Джейк одинок и добивается ее. Что за мечты! Какая нелепость! Марго будет стоять в хвосте длинной очереди супермоделей. Разве что останься она последней женщиной на земле, у нее был бы шанс.

– Марго, перестань так думать, – проговорила она вслух. – Я идеальная женщина и люблю себя такой, какая есть. Если бы Джейк был холост, у меня были бы все шансы, как и у любой другой женщины. Может, я снаружи и не выгляжу, как супермодель, но внутри – однозначно. Чтобы быть интересной, нужно нечто большее, чем манекенщицы с нулевыми размерами и длинными ногами, дефилирующие по подиуму на шпильках. К тому же некоторые несовершенства тела я компенсирую на кухне. – Она усмехнулась и добавила. – И в спальне.

Последняя фраза заставила ее прикрыть рот рукой. Она сразу же продолжила бег, подозревая, что подобные мысли до добра не доведут.

– Надеюсь, ты не понимаешь, о чем я говорю, Филипп, – обратилась она к своей собаке. – Иначе я была бы изрядно смущена.

Когда они вернулись, Джаспера уже не было. Она больше не могла подавлять желание. Оставив Филиппа лакомиться на кухне, Марго взбежала по лестнице в свою комнату, лаская себя на ходу, представляя Джейка внутри себя. Застонала от наслаждения, ничком падая на кровать, а потом с улыбкой блаженства перекатилась на спину.

Чуть позже она медитировала, сидя на полу своего кабинета в течение десяти минут, как рекомендовало приложение в ее телефоне. Мозг Марго словно воспламенился от размышлений, но по крайней мере она была в состоянии уловить бегущую строку своих мыслей. Затем она села за компьютер и принялась за документ, описывающий ее настрой – это была ежедневная процедура: утверждение всего, что она хотела воплотить. Сначала она написала о том, что ей пора вернуться к заботе о себе, что она вступает в новую фазу жизни. Затем – о Джаспере и о желании быть замечательной матерью. И далее – о своем успехе с «Эпифани» и фермерским приютом. Она распечатала этот файл и дважды прочитала свои слова вслух, всем сердцем веря каждому утверждению.

Женщина потянулась за своим дневником. Последний раз она открывала его три года назад, когда они еще были счастливы в Вермонте. Марго записала дату и затем: «Я вернулась. Марго вернулась. Он больше не будет изводить меня. Два дня как я – новая и уже ощущаю разницу! Увидимся завтра. Я люблю тебя, Марго Пирс».

Пора было проведать Таннера – подрядчика. Она вышла через боковую дверь и пошла по выложенной плиткой дорожке к тому, что когда-нибудь станет «Эпифани». Фасад гостиницы украшали огромные деревянные двери, которые она нашла в «Секонд Юз»[47]47
  Магазин, где можно приобрести строительные и другие материалы, уже бывшие в употреблении.


[Закрыть] в Сиэтле. Они были идеальны для того, чтобы приветствовать ее будущих гостей. Марго открыла правую створку и увидела Таннера, сидящего на ступеньках, болтающего по телефону. Опилки и гвозди валялись на полу повсюду – знак того, что впереди еще много месяцев работы. Но восстановленные вручную тесаные балки, идущие вдоль потолка, и грубый кирпич лестничного колодца обнаруживали проблески будущей европейской атмосферы.

Таннер Хендерсон каждый день носил одно и то же: синие джинсы «Дикис», рабочие ботинки «Ред Вингз» и короткую серую рубашку. За ухом у него торчал оранжевый карандаш. Марго как-то подумала, что он хорош собой, со своими светлыми волосами и бородкой. Теперь, наблюдая за ним, она видела человека, которому не могла доверять, человека, который был себе на уме, человека, с которым ей придется нянчиться до самого конца проекта. Заменить его она не решалась из страха, что новый будет еще хуже. Мужчины любили использовать ее в своих интересах.

Он вытянул палец, прося у нее минуту, и произнес в трубку:

– Перезвоню позже.

Дав отбой, он встал и спросил Марго:

– Ну, как дела? Готовы обсудить?

– Я была готова еще несколько месяцев назад, – твердо сказала она.

– Знаю, – заявил он, явно собираясь в очередной раз начать одну из кажущихся яркими обличительных речей, которые были очаровательны поначалу, пока вы не начинали понимать их бредовость. – Эти задержки невыносимы. Вы ведь понимаете, откуда ноги растут? Мы имеем дело со строителями. А они крайне ненадежны. – Марго не могла с этим не согласиться. – Все они – пьющие «Будвайзер» деревенщины без образования, не понимающие, что строительство – это искусство. Они совершенно не увлечены тем, что делают. Просто это единственная работа, которая им под силу и которую никто другой не хочет выполнять, потому что на улице чертовски жарко. И это тяжелый физический труд. Они не понимают, что я пытаюсь здесь создать; они не понимают аутентичности. Но главная проблема в том, что я не могу найти хороших специалистов. Они есть, но им переплачивает правительство и огромные строительные компании, которые пользуются бумом недвижимости здесь, в Три-сити[48]48
  Название региона штата Вашингтон, объединяющего три города: Паско, Кенневик и Ричленд.


[Закрыть]. А я стараюсь экономить ваши деньги. Это ключевой момент. Я не хочу, чтобы вы переплачивали только ради того, чтобы уложиться в срок.

Марго уже устала от подобных разговоров. Она не верила ни единому его слову и не обращала внимания на его высокопарный слог.

– Так кого же вы привлекли на этой неделе? – спросила она. – Разве водопроводчик не должен был проложить трубы?

Таннер оскалил зубы.

– Он говорит, что будет занят еще пару недель, но не волнуйтесь, я созвонился кое с кем. И пришлю сюда кого-нибудь в ближайшие дни.

– Кому вы звонили? Я хотела бы это проконтролировать.

– О, не беспокойтесь. Он перезвонит мне быстрее, чем вам. Я буду продолжать этот проект. Вы же должны сосредоточиться на удовольствиях – таких, как поиск светильников, мебели и прочих вещей, которые завершат вашу мечту. Это действительно будет потрясающее место.

– Таннер, кто тот водопроводчик, с которым ты связался?

Он на мгновение задумался.

– «Трипл Эй» в Кенневике. Говорю вам, не тратьте время на звонки.

Она пропустила это мимо ушей.

– На этой неделе здесь должен быть водопроводчик. Мне все равно, каким образом, даже если придется привезти кого-то из Якимы. И давай завтра с утра первым делом проверим расчеты. Я хочу точно знать, за что я буду выписывать чеки в течение следующего месяца. И я хочу поговорить о новых сроках.

– Да, конечно. Позвольте мне привести в порядок мою сводную таблицу, и вы определенно сможете взглянуть на нее. Я знаю, это выглядит так, будто мы спускаем деньги, но поверьте мне, здесь все завертится. Вы уже заплатили за большую часть. Я бы сказал, что вы на 80 % закончили с выписыванием чеков. Мы обернемся за шесть недель.

Его заявление о сводных таблицах было большой глупостью. Никакой таблицы не было. Хватит врать!

– Таннер, мы ни за что не закончим меньше чем за два месяца. Ты не в своем уме.

Он провел пальцами по волосам и снова ухмыльнулся.

– Поверьте мне, я уже давно этим занимаюсь. Вы не представляете, как быстро все задвигается. Все мелочи случатся прежде, чем вы это осознаете, и вы отправитесь выбирать мебель. Говорю вам, мы практически закончили.

Марго подавила желание рявкнуть на него. Конечно, он был талантлив. Она видела кое-что из его работ, непохожих на большинство современных построек. В них было нечто старомодное – тенденция архитектуры Красной горы, в которой все сильнее ощущалось влияние Италии и Франции.

Вернувшись домой, она позвонила в «Трипл Эй Сантехник» и оставила сообщение, а затем провела пару часов, работая над маркетингом «Эпифани» – над тем, чем она вскоре надеялась заниматься полный рабочий день. У нее не было времени возиться с Таннером.

Заметно проголодавшись, Марго приготовила салат, смешав латук, шпинат, кедровые орешки, красный лук, помидоры черри, белую фасоль и домашнюю горчицу. Поймав себя на том, что неосознанно тянется к буфету за шоколадом, решила подавить в себе вредную привычку. В час дня она отправилась в город на занятия йогой, впервые за много лет.

Когда Марго, все еще потная, вернулась после тренировки, то обнаружила Джаспера сидящим за пианино и играющим по памяти Листа. Не желая его беспокоить, она села на стул и прислушалась. Она всегда знала, если сыну грустно. Это сквозило во всей его музыке. Аккорды левой руки были очень мощными и диссонирующими, вся его динамика, все движения – покачивание корпусом и резкие кивки – отличались особым драматизмом. Было потрясающе слышать, как много сердца ее сын может вложить в свою игру.

– Это великолепно! – восхитилась Марго, когда он закончил.

Джаспер развернулся со слезами на лице.

– Привет, – сказал он, вытирая глаза. – Я не знал, что ты здесь.

– Я могла бы войти, звеня кастрюлями и сковородками, но ты все равно бы не заметил. Что случилось?

– Ничего.

– Джаспер, прекрати! – Она ненавидела, когда он, оберегая ее, скрывал свои проблемы.

– Просто тяжелый день. И все.

– Хочешь поговорить об этом?

– Нет, мам. Давай притворимся, что все идеально.

– В каком смысле?

– Я имею в виду, давай не будем говорить об этом.

– Ты и я, мы должны держаться вместе. Я ведь тебе друг, не так ли? Нам двоим еще много предстоит пережить. Ты должен быть откровенен со мной.

– С чего бы вообще начать?

– Как насчет того, чтобы пойти во двор с чем-нибудь вкусным, поставить Билла Эванса и выпить бокал вина? Сегодня вечер пятницы. Мы можем немного поболтать. Мне тоже есть что тебе рассказать о своей жизни.

Джаспер кивнул.

– Да, хорошо. Встретимся там в десять.

Марго нашла бутылку «Лакода Марсан» single vineyard[49]49
  Single Vineyard – термин, используемый в виноделии, который означает, что вино в бутылке сделано из урожая с одного участка виноградника.


[Закрыть], подходящую для этого случая. Начала было готовить сырную тарелку, но передумала. Какое-то время она очень старалась есть веганскую пищу, что было почти невозможно из-за ее любви к молочным продуктам. Но Марго 2.0 нашла в себе новый источник силы, поэтому сегодня она собрала поднос с овощами.

Мать и сын беседовали, сидя на солнышке под сладкие звуки фортепиано Билла Эванса.

– Хватит ходить вокруг да около, Джаспер. Скажи мне, что происходит.

Юноша сделал глоток и некоторое время наслаждался напитком. Ценитель всего по-настоящему прекрасного, застрявший в теле подростка. Затем он пробормотал:

– Могу ли я огласить тебе сразу весь список?

Марго рассмеялась, подумав, что это самая милая шутка, которую она когда-либо слышала.

– Согласна, давай его сюда.

– Во-первых, в последнее время я думаю о папе. Он продолжает звонить. Во-вторых, школа – это довольно тяжело. У меня много недругов. В-третьих, я влюблен в девушку, которая даже не замечает меня. В-четвертых, в последнее время я не очень доволен своей игрой на пианино. Похоже, я достиг своего предельного уровня. В-пятых, я не уверен, что хочу записывать альбом с Джейком. В-шестых, меня бесит, что я такой невысокий. В-седьмых, я хотел бы играть в футбол. В-восьмых… – Он посмотрел вверх. – Ну ладно, может, и нет никакого «в-восьмых». Но я осветил большую часть. Этот мир умеет быть жестоким, вот что происходит, – вздохнул он. – Чертовски больно.

Марго перестала жевать фиолетовую морковку.

– Действительно многовато. Займемся всем по порядку?

– Только если ты не будешь обращаться со мной как с десятилетним.

– Милый, ты самый зрелый семнадцатилетний юноша в мире. Все нормально – плохие дни случаются. – Она выпрямилась. – Итак, пункт первый: папа. Ты с ним разговаривал?

– Я не снимал трубку. Только прослушал сообщения.

– Что он говорит?

– Скучает. Хочет, чтобы я жил с ним. Или хотя бы навестил его.

– Что ты собираешься предпринять?

– Задушить его фортепьянной струной.

– Если пообещаешь это сделать, я куплю билет на самолет, чтобы ты улетел уже завтра утром. Первым классом. Думаю, это отличная идея. По крайней мере до тех пор, пока тебя не поймают.

Оба расхохотались.

– Я не хочу его видеть, – наконец сказал Джаспер. – Он может звонить сколько угодно. Просто эти его звонки и сообщения заставляют меня невольно вспоминать то время, когда мы жили вместе. До того, как он превратился в ублюдка. Нам было весело, согласись. Это было здорово.

– Знаю. Это было прекрасно. Я тоже иногда скучаю. Представляю, как тяжело не иметь рядом отца.

– Мне просто грустно, вот и все. Не добавляет настроения и то, что школа – отстой. Я чувствую, что каждый человек в этом здании хочет от меня избавиться. Меня толкают, пихают, ржут надо мной. Все ржут надо мной постоянно! Я натуральное посмешище! Я маленький, тщедушный мальчик, который ничего собой не представляет, который неинтересен.

– Джаспер Симпсон. Ты интересен больше, чем кто-либо. Забудем о твоей игре на пианино, которая является талантом, недосягаемым для остальных в этой школе. Твое сердце, Джаспер, твое сердце полно любви настолько, что ты можешь осветить целый мир.

– О боже, ты говоришь, как проповедник!

– Я вполне серьезно. Ты – гений. Джаспер, ты единственный в своем роде, уникальный! Тебе суждено изменить этот мир. Ты же не какой-то там качок, кидающий мячи в колледже и потом чахнущий на какой-то бессмысленной работе. Тебя будут помнить. Ты особенный!

– Я особенный, отлично.

– Мне хочется взглянуть на следующий пункт списка, – сказала Марго. – Ты влюблен? Кто она такая?

Он покраснел.

– Дочь Джейка Форестера.

Глаза Марго вспыхнули.

– О! Как ее зовут, еще раз?

– Эмилия.

– Вы вчера встречались?

– У нас есть несколько совместных уроков, но она никогда не замечала меня. Мы впервые пообщались вчера у них дома.

– Значит, мы выбрали правильный напиток. – Она подняла бутылку «Лакода», которая была очень необычной формы, короткой и приземистой, как и все их бутылки, напоминавшие Марго о сицилийском вине. – Расскажи мне об Эмилии Форестер.

– Она нечто. Словно принцесса из далекой страны, студентка по обмену, которая год учится в Вашингтоне. Она даже не человек, мама. Она спасает меня от всего, что причиняет боль. Как ужасен мир, явивший ее этой планете с табличкой на лбу, которую вижу только я: «Не тревожьтесь».