Текст книги "Красная гора"

– Кто сказал, что она тебе не подходит?

– Эмилия Форестер почти легенда. Она будет решать глобальные проблемы, возможно, добьется мира во всем мире и выйдет замуж либо за президента Соединенных Штатов, либо за какого-нибудь парня из НАСА.

– Ну, если это правда, то у тебя есть неплохие шансы, потому что ты тоже легенда.

Джаспер закатил глаза.

– Позволь подытожить кое-что. Я старше тебя на несколько лет, и оттого житейской мудрости у меня чуток побольше. Я даже не думаю, что нам следует проходиться далее по списку. У тебя просто плохой день, и, конечно же, в подобные дни все выглядит отвратительно. Ты прав, мир полон боли. То, какой ты, твое будущее, твои шансы с девушкой, твоя внешность, даже твоя игра на пианино – подчас это все может показаться ужасным. Но это твой разум играет с тобой злую шутку. Ты не можешь так думать на самом деле. Ты – звезда не только в музыке, но и в жизни.

– Какая мама не скажет своему ребенку, что он рок-звезда?

– Я в эти игры не играю. Ты умнее меня. Ты родился с даром, превосходящим способности большинства людей в мире. Сынок, ты Супермен. Я не люблю об этом говорить, но тебе придется принять свое величие и жить с ним. Почему бы тебе не пригласить ее на свидание?

– Мне бы сейчас опять не схлопотать от Текса.

– Я еще раз поговорю с директором.

– Нет, ты этого не сделаешь. С этим дерьмом я справлюсь сам. В конце концов это прекратится.

– Скажи только слово, и я сделаю все, что тебе нужно.

– Знаю.

– В колледже мне пришлось прочесть книгу, которую я только что снова взяла в руки, она называется «Психокибернетика». Вся штука в том, что нужно правильно себя оценивать, понимаешь, правильно. То, кто ты есть на самом деле, то, насколько ты стремишься добиться успеха. Если видишь позитивный образ, он становится залогом уверенности в себе, залогом успеха. Если образ негативный, то положительные изменения невозможны. Пришло время признать, что ты создан для великих свершений, и тебе нужно пристегнуть ремень безопасности, потому что твоя жизнь будет одной бешеной гонкой. Удивительным путешествием из потрясающей книги.

– Тебе не нужно беспокоиться обо мне. У меня есть время расслабиться. Я знаю, что все будет хорошо. И понимаю, что делаю. Но я все еще ребенок. Мне еще многому надо научиться.

– Как и всем нам.

17
Кто еще знает?

Эмилия встретилась с Тексом перед школой у кофейного киоска, популярного среди старшеклассников. Юноша был на неделю отстранен от занятий за драку с Джаспером, но она попросила его увидеться с ней. Девушка забралась в его огромный автомобиль, стараясь не расплескать свой тыквенный латте с миндальным молоком. Футбольный шлем, наплечники и спортивная сумка лежали на заднем сиденье, издавая слабый запах раздевалки – тот, что она раньше находила где-то даже привлекательным.

Текс выключил современную кантри-музыку, несущуюся из аудиосистемы, и вопросительно посмотрел на нее. По отсутствию жизни на его лице девушка поняла – он прекрасно сознает, что сейчас произойдет. Она игнорировала его звонки в течение нескольких дней, так что нужно быть идиотом, чтобы не понять намека. Но Эмилия в конце концов связалась с ним, решив, что необходимо поговорить о происходящем. Она никогда не была склонна к пассивному разрыву, когда отношения медленно сходят на нет, оставляя обеим сторонам призрачную надежду на то, что они никогда больше не столкнутся друг с другом.

– Ну и в чем же дело? – спросил он, и его низкий голос звучал не так уверенно, как обычно.

Текс был бесспорно красив – широкие и грубые черты лица, во всех отношениях альфа-самец. С ним она ощущала себя в безопасности. Возможно, именно это и привлекло ее к нему. Если бы они жили в Риме две тысячи лет назад, он был бы лучшим гладиатором.

Но теперь, вспоминая о том, что он отправил Джаспера в больницу, она видела в Тексе просто безмозглую скотину.

– Что на тебя нашло в среду? Зачем ты это сделал?

Юноша покачал головой.

– Он меня разозлил. Он бросил мне вызов. У меня не было выбора.

– Это просто смешно. Парнишка вдвое меньше тебя. Неужели он действительно так опасен?

– Он выставил меня ослом перед всеми.

– Он не обратил внимание на твои шуточки?

– Я задал ему вопрос, а он меня проигнорировал.

– Ты придирался к нему перед школой, потому что он новичок и не крутой футболист. Он тебе не позволил. Не пытайся изображать жертву.

– И не думаю. Черт, Эмилия, я все испортил, согласен. Он взбесил меня, я выглядел идиотом и вышел из себя. Из-за этого меня на неделю отстранили из школы. Мои родители в ярости. «Лонгхорн», вероятно, уже прослышали об этом. Я и так уже достаточно наказан.

– Мой отец тоже рассержен.

– Какое отношение к этому имеет твой отец?

Эмилия рассказала ему о том, как Джаспер и ее отец музицировали.

– Папа говорит, чтобы ты держался подальше от Джаспера, иначе он тебя найдет.

Текс молчал.

– Во всяком случае, с меня хватит. Ты уже не тот, кем был раньше. Нам нужно перестать встречаться.

– Что?!

– Нам было неплохо вместе, но пора двигаться дальше. Скоро поступление в колледж. Мы не продержались бы долго.

– Откуда ты знаешь? Брось, Эм. Не делай этого.

– Извини, – все, что она могла сказать.

– Да что с тобой такое? Что изменилось за эти дни?

– В каком смысле?

– Здесь замешан кто-то еще?

– Нет.

Он смотрел прямо на руль.

– Я собираюсь спросить тебя кое о чем и не хочу, чтобы ты лгала мне. Я не собираюсь терять самообладание, что бы ты ни сказала. Но я хочу знать.

– Что?

– Между тобой и мистером Мэсси что-то происходит?

– Что?! – Эмилия изо всех сил постаралась изобразить отвращение. – С чего ты это взял?

– Ты часто бываешь в его офисе.

– Потому что я люблю писать.

– На днях ты выскочила из его кабинета и набросилась на меня.

– Он тут ни при чем.

– Если он что-то сделал с тобой, я убью его.

Эмилия искала лучшую ложь, совершенно застигнутая врасплох.

– Это был телефонный звонок, и он очень личный.

Текс обмяк.

– С каких это пор мы не делимся друг с другом всем?

– С тех пор, как ты начал избивать людей. Я не хочу иметь с этим ничего общего.

– Это был не я. – Он глубоко вздохнул. – Пожалуйста, ты же знаешь, что это был не я.

– Это был ты. Дело не только в этом. Мы уже давно чужие. Мы оба знали, что это произойдет.

– Я нет.

– Извини, – повторила Эмилия. – Мне пора.

Она в последний раз вышла из его машины. Он не смотрел в ее сторону, когда она закрывала дверцу.

Весь остаток дня девушке казалось, что все смотрят на нее и говорят о ней. Она изо всех сил старалась казаться гордой и уверенной в себе, даже время от времени изображала хитрую улыбку, ту самую, которую отточила в зеркале, ту самую, которая демонстрировала, что она полностью контролирует ситуацию. Если бы люди только знали правду.

* * *

Вернувшись домой, Эмилия надела купальник и пошла к бассейну. Расстелила полотенце, нацепила очки и вытянулась на полуденном солнце. Было уже 2 октября, и хороших дней у бассейна оставалось не так уж много. Надев наушники, из которых неслась электромузыка, она лежала, пытаясь понять, во что вляпалась.

Сообщение от Сэди с домашним заданием прервало ее размышления. Пока она набирала ответ, появились отец с Джаспером, направляющиеся в студию. Эмилия бросила быстрый взгляд на юношу, потом отвернулась, подставляя лицо солнцу, и закрыла глаза, притворяясь, что не заметила их. Ей не хотелось ни с кем разговаривать.

Позже, услышав приглушенные звуки, завернулась в полотенце и пошла в студию. Как только Эмилия приоткрыла первую дверь, на нее хлынула музыка. Девушка прокралась в коридор и села так, чтобы оставаться незамеченной. Джаспер исполнял песню, которую она никогда раньше не слышала. Его голос мгновенно подействовал на ее. Она прислонилась спиной к стене и обхватила руками колени. Отец тоже был великолепен, как обычно. Но она заметила что-то новое в его игре, в его подходе к гитаре. Джейк выкладывался в полную силу, как случалось лишь в тех редких случаях, когда он играл с кем-то, кто значительно поднял музыкальные ставки.

Они создавали нечто особенное. Уникальное. Всего через два дня репетиций они обрели общий голос. Всего за час! Эмилия вдруг почувствовала глубокую ревность. Она хотела бы быть настолько же хороша в музыке или в чем-либо другом, не важно.

И она хотела бы иметь такую же связь с отцом, как Джаспер. Музыка была первой любовью Джейка Форестера, несмотря на его лицемерные утверждения обратного. Потом уже жена и дети. Он никогда бы не признался в этом, но все знали о его приоритетах. Музыка заставляла его мир вращаться. Он не просто принадлежал ей, это была его религия. Она была причиной его пребывания на нашей планете.

И Джаспер прямо сейчас достучался до глубины души Джейка Форестера. Эмилия никогда так не сумеет. Конечно, они музицировали с отцом миллион раз, и она неплохо пела. Но мелодия, доносившаяся из студии в данный момент, являлась тем, к чему она никогда не будет причастна. Отношения, развивавшиеся там, останутся для нее тайной навсегда.

Другой любовью ее отца было вино – страсть, которая становилась для него почти такой же значимой, как музыка уже много лет. Его группа гастролировала по всей Европе, и они пробовали лучшие в мире образцы этого напитка. Когда Джейк решил открыть винодельню на Красной Горе, он стал одержимым. Какое-то время Эмилия думала, что, возможно, начнет учиться у Брукса и Пака и будет делать вино сама. Отец гордился бы ею… но станет ли она от этого счастливой?

Девушка улизнула из студии еще до того, как они закончили, и когда Джаспер с отцом вышли, Эмилия плескалась в горячей воде.

– Привет, Эмилия, – помахал рукой Джаспер, проходя мимо. – Как вода?

– Расслабляет. Вы вдвоем хорошо звучите.

Он просиял.

– Спасибо. Увидимся завтра в школе.

Эмилия улыбнулась, не зная, что и думать о Джаспере Симпсоне.

18
Девушка сейчас, девушка навсегда

В понедельник утром Отис вышел из палаты в клинике Кадлец, чувствуя себя все хуже и хуже. Опустив голову, он прошел по пустынному коридору к стойке и выписался. Медсестра, поразительно похожая на Опру Уинфри, протянула ему листок с назначением магнитно-резонансной томографии, подписанный доктором Ежевски из Регионального медицинского центра Кадлец.

Отис ненавидел больницы. Но, прекрасно понимая, что Опра невиновна в его бедах, любезно поблагодарил ее, прежде чем пройти в почти полный зал ожидания.

Доктор понравился ему тем, что не ходил вокруг да около, но впервые в жизни Отис пожалел, что тот не пытался смягчить и приукрасить реальность. Вместо этого они говорили обо всех возможных проблемах, которые могли случиться с мозгом; опухоли и инсульты были самыми очевидными. Отис чувствовал себя так, словно ему вручили песочные часы, предупредив, что последняя песчинка станет его последним вздохом.

– Отис, – услышал он женский голос.

Обернулся. Джоан Тоби сидела в кресле с журналом на коленях.

– Привет, – сказал он. – Что ты тут… – Мужчина осекся, сел рядом и прошептал: – Я собирался спросить, что ты здесь делаешь, но понял – это не тот вопрос, который следует задавать в приемной врача. Как твои дела? – Он прикусил губу. – Ну вот, еще один вопрос, который не годится для врачебного кабинета.

Они улыбнулись друг другу, и он осознал, как сильно скучал по ней.

– Я – великолепно, – ответила Джоан. – И предпочла бы сейчас находиться где-нибудь в другом месте, учитывая все обстоятельства.

– Знаю, что ты имеешь в виду. Прошу прощения, что не позвонил.

Она закрыла журнал National Geographic[50]50
  Официальное издание Национального географического общества США, основанное в октябре 1888 года. Журнал издается в нескольких странах и на разных языках.


[Закрыть] и положила его на стол.

– О, тебе не нужно извиняться.

– Нет, правда. Я хотел позвонить. Но у меня не лучшие времена. Не хотелось втягивать тебя в это.

– Я могу чем-то помочь?

Отис откинулся на спинку стула и перевел дух.

– Я не совсем понимаю, что происходит. Думаю, что это половина проблемы. Единственное, что могу сказать с уверенностью – только что мне назначили первую в жизни МРТ.

Джоан положила ладонь на его руку.

– Мне жаль.

– Так что, пожалуйста, постарайся понять, почему я не выходил на связь.

– Отис, мы стареем. Надеюсь, это не новость для тебя? Но это еще один повод, чтобы позвонить мне. У нас не так много времени, чтобы тратить его впустую.

– Меня беспокоит, что это мой последний заезд.

Она сжала его руку.

– Ты выглядишь так, будто тебе осталось лет тридцать, сорок. Через что бы ты ни прошел, я не вижу, чтобы ты позволил этому взять над собой верх. Наоборот, передо мной мужчина, который способен бороться.

– Я бы хотел быть таким человеком.

– Ты такой и есть.

Отис изобразил улыбку.

– В таком случае как насчет сегодняшнего вечера? Если мои часы тикают, мне лучше сделать свой ход.

– Ты приглашаешь меня на свидание в кабинете врача?

– Первый из множества ужасно романтических жестов, которые тебя ждут.

– Как насчет того, чтобы зайти ко мне домой в четыре? Ты сможешь заглянуть в мой мир.

– Отличное время, – сказал он.

* * *

Вернувшись домой, Отис сел в кресло, стоявшее напротив урны Ребекки. Все годы, проведенные вместе, промелькнули перед ним.

– Ребекка, я только что пригласил одну женщину на свидание. Думаю, она тебе понравится, дорогая. Я действительно так думаю. И прошу у тебя прощения. Что-то подсказывает мне, что ты не будешь против глотка свежего воздуха в моей жизни. Я всегда буду твоим, но позволю ей одолжить меня на некоторое время. У нас еще есть вечность. Ты моя девочка навсегда.

С этими словами он зарыдал в голос, заливаясь слезами.

Успокоившись, потянулся и взял урну за темно-синие ручки. Прокрался мимо Морган, которая рисовала в гостиной, и вышел на улицу. Он поднялся к своему самому старому винограднику сира, который они с Ребеккой посадили вместе. Произнеся несколько молитвенных слов, он развеял ее прах меж двух рядов, и последнее физическое напоминание о жене мягко, подобно снежинкам, опустилось на землю. Она навсегда останется частью Красной Горы.

* * *

Отис принял душ и побрился. Причесался. Слава богу, у него все еще была густая шевелюра. Он бросил полотенце на пол и оценивающе осмотрел то, что дал ему Господь. Возможно, он и не выглядел Аполлоном, но работа на ферме, винограднике и в винодельне десятилетиями поддерживала его в хорошей форме. Он выдернул несколько некрасиво торчащих волосков из предплечья, примерил четыре разные рубашки, проверяя в зеркале, какой цвет ему больше подходит, затем стал выбирать между брюками цвета хаки и шортами цвета хаки.

Остановил свой выбор на шортах и лоферах[51]51
  Лоферы, лоуферы – это туфли без шнурков, союзка и мыски которых украшены приподнятым полукруговым швом, в отличие от мокасинов имеют каблук.


[Закрыть] без носков. «Настоящий английский стиль», – подумал он. Наконец надел «Ролекс» отца – часы, которые не носил уже много лет. Зачесал волосы решительным пробором налево и улыбнулся, понимая, что все еще привлекателен. Он, конечно, не Шон Коннери, но не лишен обаяния. И может взволновать женщин в любом доме престарелых.

Отис застал Морган потягивающей скотч и разглядывающей свою работу, на которой был изображен вид из окна: виноградные лозы, овцы и Хорс Хевен Хиллс, что возвышался на заднем плане.

– Так-так! – воскликнула она. – Посмотрите-ка на этого красавчика!

– Неплохо для древнего тираннозавра.

– Если бы я не была твоей родственницей…

– Морган!

– Что? – невинно спросила она.

– Тебе нужно держать свои провинциальные монтанские замашки при себе.

– Я просто говорю, что Джоан Тоби – счастливая женщина.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил он. – Уверен, что вернусь не раньше восьми.

– Не приходи домой до утра. Ты уже взрослый, повеселись немного.

– Морган, тебе обязательно переходить все границы?

– Да, когда речь заходит о тебе, мой юный племянник. Я пытаюсь тебя подзадорить. Раньше с тобой было намного веселее.

– Я стану прежним. Дай мне время.

Отис воспользовался GPS на своем телефоне, чтобы добраться до дома Джоан. Может, он и динозавр, но в технике разбирается. Джоан жила на реке Колумбия в Ричленде, в доме, который определенно превзошел все его ожидания. Спрятанный за длинной подъездной дорожкой, он был одним из самых красивых домов в Три-сити; по сравнению с другими – почти дворцом с безупречным ландшафтным дизайном.

Босая Джоан в пурпурно-белом сарафане открыла дверь. Ногти на ногах были выкрашены в темно-розовый цвет.

Отис схватился за сердце.

– Ты хочешь довести меня до инфаркта? Ты великолепна!

Они расцеловались в щеки и вошли внутрь.

Обстановка была продумана со вкусом, от ковров до мебели. Викторианский стиль сочетался с элегантностью, как в Букингемском дворце. Картины на стенах вызывали восхищение; она объяснила, что коллекционирует их еще со времен колледжа.

Джоан привела его на заднее крыльцо с видом на гигантскую лужайку и реку Колумбия, медленно текущую к Орегону. Примерно на полпути вниз был большой и очень ухоженный сад. И причал с двумя гидроциклами.

– Как тут классно! – сказал Отис. – Настоящее сокровище. У тебя, должно быть, целая команда ландшафтных дизайнеров.

– Только я.

– Ты сделала все это сама?

– Все до последней травинки. Не хочешь немного розового?

– Ах да. Розовое – ключ к моему остроумию.

Через несколько минут она вернулась с бутылкой в ведерке со льдом.

– Позволь мне, – сказал он, забирая у нее штопор.

Отис наполнил бокалы, и они уселись в кресла-качалки. Без особой надежды он поднес стакан к носу. Ничего. Все, что он мог сделать, это увидеть цвет и представить запах, светло-розовый, говорящий о высушенных лепестках роз и клубнике. Он сделал глоток, представляя себе резкость, указывающую на более светлый, менее зрелый цвет. Возможно, такова была его жизнь сейчас, когда он позволял другим чувствам вести его вперед, позволяя им напоминать ему о том, что он привык обонять и пробовать на вкус.

Отбросив грустные мысли, Отис произнес:

– Я так рад познакомиться с твоим миром. Я медленно разгадываю эту тайну. То, что ты видишь каждое утро. Твой сад. Твоя жизнь. Очень счастливая жизнь.

Джоан улыбнулась.

– У меня действительно счастливая жизнь.

– Я чувствую это каждый раз, когда вижу тебя. Каждый раз, когда оказываюсь рядом. Это заразно.

Она засияла от удовольствия.

– А эти гидроциклы… они твои?

– Конечно.

– И ты катаешься на них?

– Разумеется. Постоянно. А ты хотел бы?

– Я… я не знаю. Не ездил на таких уже несколько тысяч лет.

– Думаю, ты только что подписался на это, – сказала она.

– Я не захватил с собой купальник.

– А, ну можно же в нижнем белье.

Отис сделал большой глоток. Это был первый раз за много лун, когда он почувствовал возбуждение – ощущение, которое, как он считал, навсегда покинуло его.

– Так как же ты здесь оказалась? – …сказал он, меняя тему разговора.

Лицо Отиса побагровело.

– Поговори со мной о гидроциклах и нижнем белье после того, как эта бутылка закончится. Договорились?

– По рукам.

Они еще немного поболтали ни о чем, и Джоан углубилась в свое прошлое.

– Как я уже говорила, мой муж был очень умным, богатым человеком, инженером и предпринимателем. Мы купили этот дом тридцать лет назад. Какое-то время после смерти мужа я думала о том, чтобы продать его, но как только снова обрела счастье, поняла, что этого хотела только часть меня, пытающаяся убежать. Я люблю этот дом.

– Я уже тоже. У тебя одно из лучших поместий в радиусе пятидесяти миль. Один вид чего стоит!

Река Колумбия казалась бескрайней. Можно было ощутить ее силу.

– В любом случае я хочу узнать о тебе побольше. Это все, что мне сейчас нужно. Расскажи о своем детстве. Ты самая загадочная женщина, которую я когда-либо встречал. Я едва знаю тебя, и у меня такое чувство, что я – рядом с кем-то выдающимся. Кто ты, Джоан Тоби?

– Отис, я чувствую то же по отношению к тебе. У тебя прекрасная мощная аура. Ты замечательный, добрый человек. Я вижу прожитые годы твоими глазами. Я вижу величие в твоем лице и в каждом твоем движении. Ты будишь во мне страстные желания.

Волосы на руках Отиса встали дыбом. Это был такой сильный и чистый момент, что он будто бы ощутил чудесную связь со всей вселенной. Что сейчас произошло?

Они немного поговорили, и он снова наполнил бокалы.

– Так что насчет гидроциклов?

– Теперь тебе интересно? – спросила она.

– Ты только что заставила меня снова почувствовать себя тридцатилетним. Тридцатилетний во мне уже был бы на воде.

– Что мы будем делать с купальным костюмом?

Отис встал и сделал то, чего не сделал бы днем раньше. Он не сделал бы этого ни неделей раньше, ни даже годом раньше. Прежний Отис, каким он был много лет назад, когда вся его семья еще обитала на этой планете, ожил. Он поставил стакан и снял рубашку. Он сбросил шорты, оставшись в клетчатых боксерах, выставленных на всеобщее обозрение. Койот в нем рвался наружу, но на этот раз все было иначе. Он не просыпался среди ночи под покровом темноты. Он возвращался к жизни перед другим человеком, перед женщиной, которая что-то с ним сотворила.

Мужчина поднял руки вверх и пристально взглянул на нее.

– Я не боюсь.

– Ого! – Она смерила его взглядом с головы до ног. – Какой мужчина! Великолепный мужчина!

Двадцать минут спустя они уже были на воде, гоняя вверх-вниз по реке, хохоча, как школьники, и оба в нижнем белье.