Текст книги "Деревянные космолеты"

Не ожидая ответа, он поманил Толлера пальцем и направился к занавешенному черному ходу. Ступая за монархом вдоль стен, облицованных деревом, Толлер вдруг вспомнил лицо Джесаллы в момент их расставания и ее глаза, исполненные глубокой тревоги. Он совсем растерялся. Неужто у нее было предчувствие, что во дворце Толлера подстерегает беда? Конечно, встреча со Спеннелем и его конвоирами – чистейшей воды случайность. В обществе, где жил Толлер, насильственная смерть вовсе не считалась редкостью, и в былые годы известия о скором и неправедном суде не лишали его душевного равновесия. Может, все дело в том, что неудовлетворенность, точащая душу, давно ждала случая подвергнуть Толлера смертельной опасности, и такой случай подвернулся по пути в Прад?

Что ж, если Толлер подсознательно стремился к риску, то он здорово преуспел. Он никогда не приглядывался к Каркаранду, однако знал, что это редкая птица: боец на мечах, абсолютно не обремененный моралью или хотя бы почтением к человеческой жизни; по слухам, он обладал такой силищей, что одним ударом кулака валил синерога. Для человека преклонных лет, чем бы он ни вооружился, идти против этой смертоносной машины – безрассудство на грани самоубийства. А ставить на кон все состояние рода – это вообще вершина идиотизма.

«Прости меня, Джесалла. – Толлер съежился под воображаемым взглядом постоянной жены. – Если посчастливится пережить этот эпизод, до конца дней своих буду образцом благоразумного мужа. Обещаю, я стану тем, кем ты хочешь меня видеть».

Король Чаккел дошел до наружной двери, в полном несоответствии с протоколом отворил ее сам и дал Толлеру знак пройти вперед, на плац. Из чувства приличия тот слегка помедлил, но в следующий миг, заметив улыбку Чаккела, разгадал значение его жеста: король счастлив на время поступиться субординацией ради возможности уложить своего старого советника в гроб.

– Что с тобой, Толлер? – Король веселился от души. – Любой на твоем месте пошел бы на попятный. Неужели ты наконец прислушался к внутреннему голосу? Неужели каешься?

– Напротив. – Толлер ответил королю улыбкой. – Я жду не дождусь легкой разминки. – Он опустил футляр на гравий и достал меч. Отменная балансировка клинка и твердая боевая стойка отчасти вернули ему уверенность в себе. Он посмотрел вверх, на громадный диск Старого Мира. Шел только девятый час, а значит, он еще успеет вернуться домой до наступления малой ночи.

– Это кровосток? – полюбопытствовал Чаккел, пристально разглядывая стальной меч. Он показал на желобок, что тянулся по всему лезвию. – Зачем доводить его до рукояти при таком длинном клинке? Или я не прав?

– Новый материал, новая конструкция. – Толлер, не желая раньше срока открывать секрет, отвернулся и обвел взглядом ряды приземистых складов и казарм, обступавших плац. – Где же фехтовальщик, Ваше Величество? Надеюсь, в бою он порасторопнее?

– Очень скоро ты в этом убедишься, – невозмутимо отозвался Чаккел.

В ту же секунду в дальней стене отворилась дверь, и на плацу появился человек в походном солдатском мундире. Следом за ним вышли другие солдаты и бесшумно образовали цепочку зрителей по периметру плаца. Толлер понял, что слух о дуэли разлетелся по дворцу моментально и привлек сюда всех, кто был не против, чтобы унылый тон казарменного дня украсился алым мазком.

Он вновь устремил взгляд на бойца, который вышел первым и теперь шагал к нему и королю.

Вопреки ожиданиям Толлера Каркаранд оказался не так уж высок, но зато обладал широченным торсом и колоннообразными ногами такой силы, что она без труда обеспечивала этой живой горе пружинистую поступь. Ручищи были настолько перегружены мускулами, что не могли висеть вертикально и торчали вперед под тупыми углами к бокам, придавая и без того устрашающему облику солдата налет чудовищности. Лицо Каркаранда тоже поражало шириной, хотя заметно уступало могучей шее. Рыжеватая щетина слегка затушевывала черты его лица. Зрачки у него были такие бледные и ясные, что едва ли не фосфоресцировали в тени браккового шлема.

Толлер сразу понял, что погорячился с вызовом. Перед ним стояло не человеческое существо, а живая машина-убийца; разрушительная сила, которую природа заключила в эту уродливую фигуру, не нуждалась в оружии: даже голыми руками Каркаранд все равно мог довести поединок до победы. Повинуясь рефлексу, Толлер стиснул рукоять меча и, решив, что ждать бессмысленно, нажал кнопку. Он ощутил, как внутри разбился стеклянный пузырек и освободил порцию желтой жидкости.

Каркаранд отдал королю честь.

– Ваше Величество. – Его голос оказался на удивление благозвучным.

– Славный утренний денек, Каркаранд, – пропел Чаккел ему в тон: беспечно, даже буднично. – Наш лорд Толлер Маракайн, о котором ты, несомненно, наслышан, кажется, слегка влюбился в смерть. Не в службу, а в дружбу – доставь ему удовольствие, соедини поскорее с возлюбленной.

– Есть, Ваше Величество. – Каркаранд вновь отдал честь и, грациозно продолжая это движение, выхватил меч. Вместо обычных королевских эмблем черноту браккового клинка оживляли мазки красной эмали, похожие на кровавые брызги, – знак того, что владелец меча – фаворит Его Величества.

Каркаранд не спеша повернулся к Толлеру; безмятежность на лице фехтовальщика соседствовала с легким любопытством. Он поднял меч. Чаккел отступил на несколько шагов. Толлер принял боевую позицию; сердце тревожно забилось в ожидании атаки. Он рассчитывал на внезапный натиск Каркаранда, но его противник избрал иную тактику. Медленно двинувшись вперед, Каркаранд поднял меч над головой и опустил – самый что ни на есть обыкновенный прямой удар наотмашь, так – понарошку – сражаются мальчишки. Сбитый с толку бесхитростностью противника, Толлер машинально парировал удар – и чуть не крякнул, когда невероятная тяжесть обрушилась на меч, едва не выбив его из руки. Запястье заныло.

Первым же ударом Каркаранд чуть не обезоружил его!

Толлер крепче сдавил отбитыми пальцами все еще вибрирующую рукоять – как раз вовремя, чтобы отразить второй такой же удар. На сей раз он подготовился лучше, но зато и боль оказалась острее. Она волной хлынула в запястье.

Каркаранд уверенно шел вперед, с каждым шагом нанося немудреные удары, и Толлер разгадал его замысел: убить и опозорить. Каркаранд действительно был наслышан о лорде Толлере Маракайне и, надвигаясь на него, как стенобитная машина, решил поднять собственный престиж, демонстративно сокрушив соперника одной лишь голой силой. Особого искусства в этой дуэли не требуется – вот что должны уяснить очевидцы и рассказать остальным. Встретив настоящего бойца, великий лорд Толлер Маракайн превратился в жалкий кусок мяса.

За миг до того, как очередное соприкосновение с карающим черным клинком должно было завершиться поражением Толлера, он отскочил назад – перевести дух. Он уже заметил, что оружие Каркаранда массивнее обычного боевого меча и скорее годится для показательной казни, чем для долгого поединка. Только сверхчеловеческая сила Каркаранда позволяла ловко орудовать им в бою. Проблема, однако, заключалась в другом: в устаревшем стиле фехтования. Металлический клинок Толлера обладал преимуществами, но Каркаранд, сам о том не подозревая, выбрал против него наилучшее средство – череду неослабевающих ударов в вертикальной плоскости. Чтобы выйти из поединка живым и убедить короля в своей правоте, Толлеру требовалось радикально изменить тактику боя.

Наконец, решившись, он дождался, когда меч Каркаранда опять взлетит над его шлемом, и кинулся вперед, блокируя удар снизу. Клинки сомкнулись у рукоятей. Ничего подобного Каркаранд не ожидал – такой прием годился только для бойца, превосходящего его силой, а это был совершенно не тот случай. Каркаранд моргнул, затем самодовольно хмыкнул и надавил вниз огромной правой ручищей, вынуждая Толлера к бесславному отступлению, которое едва не закончилось падением. Зрители отреагировали на это смешками и аплодисментами; в их голосах Толлер уловил предвкушение. Решив сыграть на этом, он поклонился Чаккелу, но тот лишь нетерпеливо махнул рукой, веля продолжать дуэль. Толлер быстро повернулся к противнику. Теперь он успокоился и даже приободрился, зная, что мечи соприкасались достаточно долго, чтобы клинок Каркаранда хорошенько пропитался желтой жидкостью.

– Хватит шутки шутить, убийца королей. – Здоровяк снова двинулся вперед, и снова засвистел воздух, рассекаемый вертикальными взмахами черного меча.

Вместо того чтобы отражать его контрударами справа налево, Толлер прибег к технике работы с коротким мечом. Стальное лезвие пронеслось над бракковым, описало круг и обрушилось на него сбоку. Черный клинок сломался над самой рукоятью и поскакал прочь по гравию, следом нелепо запрыгал Каркаранд. На плац внезапно опустилась тишина; тем отчетливее прозвучал одинокий крик изумления и гнева.

– Маракайн, что ты наделал? – взревел через секунду король, семеня ему навстречу. Его живот колыхался в такт шагам. – Что еще за фокусы?

– Никаких фокусов. Смотрите сами, Ваше Величество. – Толлер говорил во весь голос, но не глядел на короля, а лишь косился. Если бы здесь действовал дуэльный кодекс, поединок можно было бы считать законченным или приостановленным, но все знали, что для Каркаранда правила чести – пустой звук, он всегда готов на любую подлость, лишь бы разделаться с противником.

Еще секунду Толлер поглядывал на короля, а затем резко повернулся на каблуках. Его меч описал сверкающий горизонтальный полукруг, и Каркаранд, который уже подбегал, воздев над головой кулак – этакую дубину из плоти и крови, – замер, налетев животом на острие. По грубой серой ткани камзола быстро побежала алая струйка, но он удержался на ногах и даже, сопя, напирал, хотя сталь все глубже погружалась в его солнечное сплетение.

– Выбирай, болван, – ласково произнес Толлер. – Жизнь или смерть.

Не напирая больше, но и не пятясь, Каркаранд безмолвно глядел на. него, и глаза его превратились в бледные щелочки, затянутые кровавыми паутинками. Физиономию Каркаранда пересекли вертикальные складки, и Толлер поймал себя на мысли, что готов к поступку, противоречащему его натуре.

– Каркаранд, пошевели мозгами, – изрек Чаккел, приближаясь к дуэлянтам. – Какой мне прок от фехтовальщика с разрубленным хребтом? Ступай, займись своими обязанностями, а это дельце мы уладим в другой раз.

– Есть, Ваше Величество. – Каркаранд отдал честь и отступил, ни на миг не сводя глаз с лица Толлера. Наконец он повернулся кругом и строевым шагом направился к казарме. Кольцо зрителей поспешно разомкнулось перед ним. Чаккел, склонный прощать своих помощников (исключая Толлера), дал толпе знак разойтись, и она мигом исполнила королевскую волю. Через несколько секунд Толлер и монарх остались вдвоем на залитой солнцем арене.

– Ну, Маракайн! – Чаккел протянул руку. – Показывай.

– Конечно, Ваше Величество. – Толлер открыл полость в рукояти и продемонстрировал расколотый пузырек, выпачканный в желтой жиже. В теплом воздухе растекся резкий запах, напоминающий зловоние белого папоротника. Держа меч за основание клинка, Толлер протянул его Чаккелу. Тот брезгливо сморщил нос.

– Бракковая слизь?

– Да, только очищенная – так она легче снимается с кожи.

– Не важно. – Чаккел опустил глаза и пнул рукоять Каркарандова меча. На черном обломке клинка в тех местах, где дерево подвергалось разрушительному воздействию жидкости, виднелась пена. – Все-таки я повторяю: это хитрый фокус.

– А я утверждаю, что тут нет никакого фокуса, – возразил Толлер. – Когда солдату предлагают новое, совершенное оружие, только дурак будет упрямо держаться за прежнее – таково непреложное требование военной логики. С этого дня оружие из бракки можно считать устаревшим. – Он сделал паузу и многозначительно посмотрел на грандиозную выпуклость Старого Мира. – Оно принадлежит прошлому.

Чаккел вернул ему стальной меч и широкими шагами описал по плацу круг, прежде чем пронзил Толлера суровым взглядом.

– Не пойму я тебя, Маракайн. Ну почему ты вечно ищешь неприятностей?

– Необходимо прекратить вырубку бракки. И чем раньше, тем лучше.

– Ага, снова за свое! А если я всем расскажу про твои плутни?

– Слишком поздно. – Толлер быстро обвел большим пальцем ряды казарм. – Многие солдаты видели, как мой стальной меч выдержал самые сильные удары Каркаранда, видели, что произошло с его клинком. Им рот не заткнешь, Ваше Величество. Отныне они будут волноваться и очень неохотно пойдут в бой, зная, что их оружие – не самое лучшее. А потом вспыхнет мятеж… Понимаю, эта мысль кажется вам возмутительной, но изменник, возглавивший его, не постесняется посулить гвардейцам новые стальные мечи. Этого хватит, чтобы с сотней подручных он взбаламутил тыс…

– Довольно! – Чаккел с хлопком прижал к вискам ладони и простоял так, шумно дыша, несколько секунд. – Отдай дюжину своих проклятых мечей Гагрону из Военного Совета. Я его предупрежу.

– Премного благодарен, Ваше Величество! – Толлер постарался заглушить в своем голосе нотку торжества. – А как насчет помилования фермера?

Что-то шевельнулось в коричневых недрах царственных глаз.

– Ты слишком многого требуешь, Маракайн. Ты одолел Каркаранда хитростью, так что твоя ставка прогорела. Скажи спасибо, что я не требую положенной платы.

– Но ведь я четко сформулировал условия. – Толлера обозлила новая уловка короля. – Я сказал, что смогу одолеть любого вашего фехтовальщика, пока в моей руке – этот меч.

– Ну вот, теперь ты юлишь, как дешевый кейлианский стряпчий. – На лице Чаккела потихоньку вырисовывалась ухмылка. – Или забыл, что считаешься человеком чести?

– Здесь только один человек, в чьей чести можно усомниться.

Эта реплика – смертный приговор самому себе – быстро растаяла в окружающем безмолвии, однако Толлеру казалось, что ее эхо все еще блуждает по галереям его разума. «Наверно, я и впрямь решил покончить с собой, – подумал он. – Ну почему тело опережает разум? Почему оно спешит навстречу смерти? Может быть, знает, что ум робок, и на него нельзя положиться? Неужели каждому самоубийце свойственно колебаться над склянкой яда?»

Охваченный тягостными раздумьями, он заставил себя заткнуться и окаменеть лицом, ибо единственное, что он мог сделать в эти минуты перед королем, – выказать хоть тень раскаяния. Поздно было просить прощения; содеянного не исправишь. В государстве Колкоррон оскорбление правителя неизбежно каралось смертью, и Толлеру оставалось только одно – мысленно проститься с Джесаллой, которая скоро узнает, что ее муж сам себе возвел эшафот.

– Мне всегда это чем-то напоминало игру, – произнес Чаккел скорее укоризненно, нежели гневно. – Раз за разом я прощал тебе выходки, за которые с любого другого заживо содрал бы шкуру, и даже сегодня, если б ты дрался с Каркарандом как полагается, я бы охотнее остановил его меч под конец, чем увидел твою смерть. По моей личной прихоти, Толлер. По правилам нашей тайной игры. Ты хоть понимаешь?

Толлер отрицательно качнул головой.

– Ваши намеки слишком туманны, чтобы хотелось их разгадывать.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. И еще ты знаешь, что минуту назад игра закончилась, ибо ты нарушил все правила и не оставил мне другого выбора, кроме…

Слова вдруг перестали проникать в сознание Толлера, поскольку через плечо короля он увидел гвардейского офицера, бегущего к ним от дверного проема в северной стене дворца. «Наверно, Чаккел подал тайный знак», – решил он, и сердце его екнуло, а рука сильнее сдавила рукоять меча. На мгновение родился соблазн взять короля в заложники и выторговать себе беспрепятственный выход из города, купить свободу – но упрямая половина его характера взяла верх. К тому же идея бежать от людей, как зачумленное животное, выглядела малопривлекательно. Да и семье злодея, поднявшего руку на короля, пришлось бы несладко. Лучше всего смириться с мыслью, что настал его последний час, и распрощаться с жизнью, сохранив достоинство и честь.

Протягивая меч, Толлер шагнул к Чаккелу и тут только сообразил, что офицер с оранжевым гребнем на шлеме ведет себя не как стражник, производящий арест. Он был один, выглядел взволнованным и вместо обнаженного меча держал в руке бинокль. Вдалеке на краю плаца появились другие военные и чиновники; запрокинув головы, они смотрели в небо на юг.

– …Если не окажешь сопротивления, – продолжал Чаккел. – Иначе мне останется только… – Звук приближающихся шагов встревожил его, он оборвал фразу и резко повернулся к офицеру.

– Ваше Величество, – обратился капитан, – по солнечному телеграфу пришла депеша от небесного маршала Еапарда. Чрезвычайно срочная! – Капитан остановился, отдал честь и замер в ожидании.

– Докладывай, – буркнул Чаккел.

– Ваше Величество, к югу от города замечен небесный корабль.

– Небесный корабль? Небесный корабль? – Чаккел осклабился, глядя на капитана. – Не иначе, Еапард рехнулся!

– Ваше Величество, иными сведениями я не располагаю. – Капитан нервным движением протянул бинокль в кожаном футляре. – Маршал сказал, что вы, наверно, захотите взглянуть.

Чаккел схватил бинокль и направил в небо, а Толлер положил меч на землю и полез в карман за подзорной трубой. Вскоре его прищуренный глаз нашел сияющее пятнышко на полпути между южным горизонтом и диском планеты-сестры. Толлер быстро навел резкость и поймал пятнышко в центре ясного круга синевы. Увеличенное изображение всколыхнуло в нем бурю эмоций, да такую мощную, что она вытеснила все мысли о неминуемой смерти.

Даже с такого расстояния шар в форме жемчужины казался огромным. Под ним Толлер увидел прямоугольную гондолу с торчащей кверху горелкой и даже различил едва заметные линии ускорительных стоек, что соединяли гондолу с оболочкой. Именно вид этих стоек, характерных для кораблей, сконструированных специально для Переселения более двадцати лет назад, и подтвердил его интуитивную догадку, отчего сумятица в душе разгулялась еще сильней.

– Ничего не вижу, – проворчал Чаккел, слишком быстро водя биноклем. – Откуда тут взяться небесному кораблю? Я же никому не позволял их восстанавливать.

– Похоже, как раз на это и намекает небесный маршал, – спокойно заметил Толлер. – К нам пожаловали гости со Старого Мира.

Глава 2

Караван секты Исконного Первородства – тридцать с лишним фургонов – продвигался со всей возможной скоростью. Но деревянные части повозок рассохлись и растрескались, краска почти полностью облупилась, а поломки так участились, что в день едва удавалось преодолеть какой-то жалкий десяток миль. Синероги – тягловая сила переселенцев – отощали и ослабли. Кормили их в пути сносно, но плохая вода и неотвязчивые паразиты брали свое.

Вожжи головного фургона держал Бартан Драмме, проводник. Когда обоз справился с подъемом на невысокую гряду, впереди открылись диковинно расцвеченные топи с преобладанием тошнотворной белизны и чахоточной зелени в крапинах поникших, уродливо асимметричных деревьев и кривых шпилей черного камня – неприглядная картина даже для обычного путешественника, а уж для того, кто взялся довести обнадеженных фермеров до сельскохозяйственного рая, и вовсе гнетущая.

Сопоставив в уме противоречивые факты, Бартан застонал вслух. Потребуется по меньшей мере пять суток, чтобы добраться до противоположной кромки болотистой низины – вон она, на горизонте, подле цепочки приземистых сине-зеленых холмов. За последние дни Джоп Тринчил, задумавший и возглавивший это переселение, похоже, утратил все иллюзии, и новая неудача Бартана едва ли улучшит их взаимоотношения. Хорошо еще, если хоть кто-нибудь из прочих фермеров согласится впредь иметь с ним дело. Они давно не обращались к проводнику без крайней нужды, и Бартана тяготило предчувствие, что без успеха даже верности Сондевиры, его невесты, хватит ненадолго.

Решив, что прятать глаза от общественного гнева недостойно мужчины, он натянул вожжи, поставил фургон на тормоз и спрыгнул на траву. Выглядел Бартан что надо – высокий черноволосый парень лет тридцати, хорошо сложенный, ловкий, с круглым мальчишеским лицом. Вот оно-то – гладкое, веселое, умное на вид лицо – и служило в основном поводом для трений с фермерами, не склонными (за редкими исключениями) доверять человеку, вылепленному не из их теста. Понимая, что ближайшие несколько минут ничего приятного ему не сулят, Бартан изо всех сил постарался выглядеть человеком-скалой, знатоком своего дела, и дал обозу сигнал остановиться.

Как он и думал, созывать митинг не понадобилось. Стоило фермерам увидеть впереди убогую равнину, как они со всей родней высыпали из фургонов и столпились вокруг него. Каждый орал что-то свое, внося посильный вклад в общую какофонию, но Бартан смутно догадывался, что их неудовольствие делится поровну между его способностями проводника и последним из череды бесплодных, не стоящих затраченного труда «географических открытий». Даже маленькие дети глядели на него с нескрываемым презрением.

– Ну, Драмме, какую байку ты придумал на сей раз? – Голос Джопа Тринчила не сулил ничего хорошего. Патриарх стоял, сложив руки на мясистой подушке-груди. Он был сед и рыхл, но избыточный вес носил с легкостью; его руки смахивали на лопаты, и было похоже, что в кулачном бою он разделается с Бартаном, даже не запыхавшись.

– Байку? О чем это ты? – Бартан тянул время, напустив на себя оскорбленный вид. – Байки – не по моей части.

– Ну да? А кто мне вкручивал, что знает эти земли, как свои шесть пальцев?

– Я говорил, что несколько раз пролетал над этой местностью с отцом, но это было давным-давно, и вообще есть пределы тому, что способен увидеть и запомнить один человек.

Последние слова Бартан выпалил не подумав и тотчас обругал себя: опять дал старикашке повод блеснуть так называемым остроумием.

– Дивлюсь я, как ты вообще ухитрился запомнить, – изрек Тринчил, лукавым взглядом поощряя аудиторию на смешки, – что струю, когда мочишься, нужно направлять по ветру.

«А сам-то ты не забыл, как вообще мочиться?» – Бартан не без труда удержал при себе эту шпильку; все кругом, особенно дети, покатились со смеху.

Джоп Тринчил был законным опекуном Сондевиры, мог запретить ей брак с чужаком и, проигрывая в словесных дуэлях, имел обыкновение так выходить из себя, что невеста взяла с Бартана клятву никогда не заводить старика.

– Не вижу смысла ехать дальше на запад, – вмешался светловолосый молодой фермер по имени Рэйдран. – Я – за то, чтобы повернуть на север.

– Согласен, – кивнул другой. – Ежели синероги не подкачают, то мы приедем, куда с самого начала хотели, только с другой стороны.

Бартан отрицательно помотал головой.

– На севере только Новый Кейл, а там и без нас народу хватает. Нам придется рассеяться и занять самые плохие участки. А мне сдается, вы для того и снялись с места, чтобы застолбить хорошие земли и жить общиной.

– Так-то оно так, да вот только дали мы маху – взяли в проводники одного олуха, который ни шиша в этом деле не смыслит, – сказал Джоп Тринчил. – Тебя.

Правда, заключенная в этом обвинении, ужалила Бартана ощутимее, чем язвительный тон патриарха. Вскоре после того, как Бартан познакомился с Сондевирой и влюбился в нее, он с великой досадой узнал, что она вместе с караваном переселенцев уехала из-под Ро-Амасса. В стремлении примкнуть к сподвижникам Тринчила Бартан несколько преувеличил свои познания в географии этой части континента и даже себя наполовину убедил в том, что сможет восстановить в памяти все детали обширнейшего ландшафта. Но чем дальше фургоны пробирались к западу, тем ярче проявлялось несоответствие действительности и тонкой кипы листов с кроками. Теперь Бартан пожинал плоды авантюры, в которую он втянул такую уйму народу, и в поведении Тринчила сквозил намек, что среди этих плодов может быть и физическая расправа.

Встревоженный Бартан, прикрыв глаза от солнца ладонью, вновь принялся изучать мерцающую топь, пытаясь выхватить на местности какую-нибудь деталь, способную стимулировать его память. Почти сразу на горизонтальной линии, отмечающей дальнюю границу болотистой равнины, он заметил излом – возможно, там участок топи узким клином вдавался в речное русло. Как бы это выглядело с высоты птичьего полета? Тонкий белый перст, указующий на запад? Неужели он опять обманывает себя, или подобная картинка все же притаилась где-то на задворках его сознания? И не связан ли этот образ с еще более смутным видением – холмистые угодья, обильно поросшие сочной травой и испещренные чистыми водными потоками?

Решившись на последнюю авантюру, Бартан громко расхохотался, используя все свои вокальные способности, чтобы смех его звучал как можно естественней. Покрытая седой щетиной челюсть Тринчила отвисла, демонстрируя крайнюю степень изумления патриарха. Недовольное бормотание остальных членов секты разом прекратилось.

– Не вижу ничего смешного в нашем положении, – процедил Тринчил. – А в твоем – и подавно, – зловеще добавил он.

– Ну, извини, извини. – Бартан фыркнул и картинно зажал себе рот костяшками пальцев, будто человек, борющийся с приступом неподдельного веселья. – Переборщил я, но, знаешь, просто не могу удержаться от невинных шалостей. Да ты бы сам посмотрел на свое лицо, когда решил, что все предприятие пошло коту под хвост! Приношу свои искренние извинения.

– Ты что, совсем спятил? – Тринчил угрожающе подбоченился. – А ну-ка выкладывай!

– С превеликим удовольствием. – Бартан театрально обвел рукой болотистую равнину. – Все вы будете весьма рады услышать, что вон та бадья заплесневелой каши и есть заветный ориентир, к которому я вел вас с самого начала. По другую ее сторону, сразу за теми холмами, вас ожидает вдоволь самой что ни на есть плодородной земли, раскинувшейся на многие мили во всех направлениях, куда ни кинь взгляд. Друзья мои, наше путешествие вот-вот подойдет к триумфальному завершению. Вскоре вашим тяготам и лишениям наступит конец, и вы сможете застолбить себе…

– Хватит трепаться! – прикрикнул Тринчил, взмахом руки обрывая раздавшиеся было среди зрителей восторженные возгласы. – Мы уже вдосталь наслушались твоих россказней в прошлом. С какой стати нам верить тебе на этот раз?

– Вот я и говорю, – выступил вперед Рэйдран, – давайте свернем на север. И чем раньше – тем лучше! Зачем нам транжирить время, кружа по топям, по прихоти какого-то шута горохового?

– Шут – мягко сказано, – вмешалась Фиренда, дородная жена-стажерка Рэйдрана. После секундной заминки она выдала более подходящее, по ее мнению, определение, вызвавшее одобрительный вздох у некоторых ее товарок и бурю восторга у ребятни.

– Ну, знаете, сударыня, – обиделся Бартан. – Если б не то, что вы женщина… – В глубине души он сомневался, что продержится хотя бы несколько секунд в схватке с этой великаншей, и – вот ведь напасть! – она и впрямь принялась энергично мять в своих кулачищах внушительный узел на поясе.

– Значит, тебя останавливают лишь мои юбки? – проскрежетала Фиренда. – Тогда мы быстро…

– Предоставь-ка это мне, женщина! – Тринчил выпрямился во весь рост, наглядно демонстрируя, кто здесь хозяин. – Мы тут все благоразумные люди, и, стало быть, нужно решать наши споры разумным путем. Согласен со мной, господин Драмме, а?

– Целиком и полностью! – с облегчением воскликнул Бартан, подозревая, правда, что Тринчил вовсе неспроста сменил гнев на милость. Поверх голов собравшихся незадачливый проводник заметил, как златовласая Сондевира приоткрыла полог фургона и занесла ножку над бортом. Похоже, до сих пор она не решалась показаться на глаза, смекнув, что жених попал в новую переделку, и не желая усугублять его замешательство своим присутствием. На ней была зеленая безрукавка и плотно облегающие штаны в темную клетку – вполне обычный наряд для молодой женщины в сельской общине, но Бартан мог поклясться, что Сондевира носит свою одежду с особым вкусом, отличавшим ее от всех остальных девушек секты. И пусть кто-нибудь скажет, что это не есть признак ее редких умственных способностей! Даже в нынешней весьма затруднительной ситуации Бартан не мог не испытать острого удовольствия, краем глаза наблюдая, как его невеста с томной грацией соскальзывает по борту фургона на твердую землю.

– Так вот, господин Драмме, в сложившихся обстоятельствах, – продолжал Тринчил, поворачиваясь лицом к фургону Бартана, – думаю, самое время растолкать твою задремавшую попутчицу и стребовать с нее положенную плату за проезд.

С первых дней экспедиции Бартан из кожи лез, чтобы отдалить сей момент.

– Но… это вызовет уйму хлопот.

– Не больше, чем если бы мы перевалили за те холмы и нашли там очередное болото или пустошь.

– Да, конечно, но…

– Что такое? – Тринчил дернул за грязный полог фургона. – У тебя там воздушный корабль, и ты умеешь им управлять, разве нет? Если окажется, что ты заморочил голову моей племяннице, то я очень рассержусь. Ты еще не знаешь, каким я бываю сердитым. Даже не представляешь.

Бартан взглянул на приближающуюся Сондевиру – и опешил: невеста смотрела на него с откровенным любопытством, если не сказать – сомнением.

– Да, конечно, у меня тут воздушный корабль, – произнес он скороговоркой. – Ну, корабль – слишком громко сказано, это, скорее, лодка, но могу тебя заверить, что в небе я как рыба в воде.

– Корабль, лодка, корыто – без разницы. Хватит с нас отговорок. – Тринчил принялся расстегивать полог, другие мужчины взялись ему помочь.

Бартан не решился возразить и следил за ними с нарастающим унынием. В свое время тяга к полетам настолько овладела его отцом, что даже погубила старшего Драмме, и в наследство сыну досталась одна-единственная ценная вещь – корабль. Воздухоплавательное искусство Бартана было в высшей степени сомнительным, но он не стал об этом распространяться, когда предлагал Тринчилу свои услуги. Воздушная разведка – великое подспорье для каравана, напирал он, возьмите меня с собой, жалеть не придется, – и Тринчил скрепя сердце выделил для корабля место в фургоне. Как назло, в пути иногда возникали ситуации, когда воздушная разведка была бы не лишней, и всякий раз изобретательность Бартана испытывалась на предельные нагрузки; он ломал голову, выдумывая убедительные причины, чтобы остаться на земле. Но теперь, по всей видимости, его час пробил.

– Глянь, как им не терпится, – сказал он, приблизившись к Сондевире. – Для них это развлечение. Бьюсь об заклад, они не верят в мои пилотские способности.

– Скоро ты покажешь, на что способен. – В голосе девушки было меньше тепла, чем хотелось бы Бартану. – Надеюсь, пилот из тебя получше, чем проводник.

– Сонди!

– А что? – без тени раскаяния откликнулась она. – Ты не можешь отрицать: за что бы ты ни брался, получалась только распрекрасная свиная задница.