Электронная библиотека » Бонни Камфорт » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Отказ"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 21:13


Автор книги: Бонни Камфорт


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +
12

Как какая-нибудь школьница, я рассказала Валери все подробности происшедшего. Я начала каждое утро брить волосы на ногах, на случай, если Умберто останется на ночь. Иногда во время работы с пациентом я вдруг вспоминала, как он всем телом прижимался ко мне.

Я призналась Умберто, что во время работы все время боюсь совершить какую-нибудь ошибку, а он рассказал, что в его ресторане никак не могут справиться с проблемой тараканов. Я начала привыкать к тому, что рядом со мной человек из другой страны.

За короткое время он стал центром моей жизни.

Ну а Ник создавал все больше проблем.

– После нашего последнего сеанса вы приснились мне, – сказал он при нашей очередной встречи.

Он был возбужден. Сначала, перекинув ногу через поручень кресла, покачивал ею, потом начал ходить по кабинету, потом встал у стены и стал раскачиваться.

– На вас было только белое платьице с лифом на бретельках. Вы заговорили со мной, но вдруг превратились в сидящую на камне русалку. Эти русалки, как сирены, заманивают и соблазняют рыбаков, а потом те гибнут. Я попытался бежать, но понял, что я – в воде. И как я ни старался бежать, я понял, что не могу двинуться с места. Меня охватила паника, и я начал тонуть. Проснулся я от собственного крика.

Я подождала.

– Думаю, что мне становится хуже. Я к вам пришел, чтобы избавиться от этих кошмаров, а вместо этого теперь и вы присутствуете в них.

– Думаю, что вы чувствуете это по отношению к любой женщине, которая вам нужна.

Он подошел к окну и отколупнул кусочек краски с подоконника.

– Уже давно я узнал, – сказал он, глядя в окно, – что я никому не могу доверять.

– Какие у вас ассоциации с таким платьем?

– Мама обычно ходила в таком по дому. Я мог видеть треугольничек ее груди.

– Что вы думаете об этом сновидении? Он вернулся на диван.

– Что вы меня интересуете.

– Думаю, что сексуальный элемент в этом сновидении вторичен, – быстро сказала я. – Это просто прикрытие. На самом деле вы чувствуете страх, что не можете доверять мне, что я, как проститутка, иду на все ради денег, или что я сирена.

– Я хочу вам доверять, – сказал он более мягким голосом. – Но при вас у меня нет никаких мыслей. Потом, дома, я думаю о вещах, которые следовало бы рассказать вам.

– Ваше подсознание защищает вас от контакта со мной тем, что лишает мыслей в моем присутствии.

Он опять задвигался, он размахивал руками и шагал по комнате. Он напомнил мне моего отца: атлетического сложения, мускулистый, рукава белой рубашки завернуты и обнажают загорелую кожу. У него был неправильный прикус, поэтому он плохо произносил звук «с»; почему-то это было приятно.

– Но какой смысл в том, чтобы устанавливать с вами более тесный контакт? – сердито спросил он. – Не могу же я на вас рассчитывать? Когда вы действительно мне понадобитесь, вас не будет. Конечно, я могу видеть вас в течение часа в любой день, если только у меня есть сто пятьдесят долларов, но это не означает, что я могу на вас рассчитывать.

– Ник, те самые ограничения, которые существуют в наших отношениях, и позволяют осуществлять лечение. Здесь вы можете говорить все, потому что за этим ничего не последует. Если бы мы встретились за пределами этого кабинета, мы бы не смогли продолжать лечение.

Он встал, засунул руки в карманы и повернулся, чтобы уходить.

– Как вы можете говорить о том, чтобы стать более близкими за два часа в неделю? Это смешно! Это бессмысленно. Кроме того, я считаю, что я вам нравлюсь гораздо больше, чем вы показываете, хотя вы и не допускаете этой мысли.

Он был почти прав: когда я была с ним, мне иногда приходили в голову сексуальные мысли о нем, хотя я была влюблена в Умберто. В Нике была притягательная энергия, и это очень возбуждало. Его дерзость, его вызывающее поведение имели сексуальную подоплеку.

Но сама мысль о том, чтобы перешагнуть границы психотерапевтического лечения претила мне. У большинства пациентов бывают сексуальные фантазии об их психотерапевтах, и у самих психотерапевтов бывают мимолетные сексуальные фантазии об их пациентах. Их надо анализировать и сдерживать, а использовать желания пациентов значило совершить профессиональное преступление, причем безрассудное.

На следующие два сеанса Ник приходил поздно, а потом пытался задержаться на десять минут, чтобы компенсировать свое опоздание. Я отказалась продлевать сеансы, и по этому поводу мы спорили как-то почти час.

Я сказала:

– Есть причина того, что вы не смогли добраться вовремя?

– Транспорт! Разве вы не знаете, какой транспорт в Лос-Анджелесе?

– А может, и кое-что посерьезней? Возможно, это ваше беспокойство по поводу встречи со мной?

Лицо его потемнело, и он резко произнес:

– Почему вы так самоуверенны? У вас есть ответ на все, что я говорю. Ваше мышление напоминает религию фундаменталистов. Вы непробиваемы.

Я попыталась не реагировать на его нападки. Конечно, он боролся за право управления мною и поэтому бросал мне вызов нарушением временных границ. Но, возможно, он также боялся, что мои ответы будут не такими, как он ожидал. А я, может быть, действительно проявляла в своих действиях излишнюю самоуверенность. Больше, чем обычно, я придерживалась формальных правил психотерапии, потому что он изо всех сил пытался их нарушить. Но так ли уж важно, если я уступлю ему эти пять минут?

Я откинула со щеки волосы.

– Конечно, у меня есть недостатки, и у меня своя система работы, но давайте лучше поговорим о том, почему это вас так сердит.

– Вы так сильны и могущественны…

– И даю вам понять, что вы слабый и бессильный?

– Вот видите? Об этом я и говорю. Что бы я ни сказал, на все у вас есть своя теория, везде вы ищите скрытый смысл. И это не более, чем голая теория.

– Итак, по отношению к вам я не проявила никакого творческого мышления? Просто поставила под вас книжные законы и выдала готовые ответы?

Он встал, снял пиджак и бросил его на диван рядом с собой, потом опять сел.

– Может быть, нет. Но почему вы так уверены, что ваш способ психотерапии для меня подходит? Откуда вы знаете, что мне от этого не станет хуже?

Он был испуган. Мне следовало сразу это разглядеть, но я была слишком поглощена своими личными делами.

– Я не могу предсказать результата, – сказала я. – Он зависит от того, сможете ли вы мне доверять, и смогу ли я вас понять. Я не могу гарантировать, что вам не будет хуже, хотя и считаю, что понимать самого себя – это только на пользу. Это часть моей так называемой непробиваемой системы.

Я мило улыбнулась, чтобы показать, что я на самом деле желаю ему только добра.

Его плечи опустились, он опустил руки.

– Я для вас только случай из практики?

– Разве что-то позволило вам сделать такой вывод? Он выглядел как подросток, которого мать застала за чтением порнографической литературы.

– Я видел текст ваших лекций в Калифорнийском университете. «Расстройства пищеварительного тракта как следствие «нарциссизма». Там описывались случаи из практики.

О Боже! У пациентов бывают превратные представления о некоторых вещах. Почему он в самом начале не сказал мне об этом?

– Вы это увидели и сделали вывод, что я вижу в своих пациентах только случаи из практики, а не реальных людей, о которых забочусь?

– Да.

– Еще что-нибудь в моем поведении вызвало у вас такие чувства?

– Иногда я вижу, как предыдущий пациент уходит, и лампочка на стене сигнализирует, что вы ждете следующего. Это все равно, что быть на ленте конвейера.

– Вы имеете в виду, что ничем не выделяетесь среди остальных?

– Верно.

– Вы и в семье ведь ничем не выделялись. Такое у вас было ощущение?

– Да.

– Поэтому вы и сделали вывод, что ничего не представляете для меня?

Вот в чем состоит комплекс страдающего нарциссизмом: ощущение своей собственной никчемности, а отсюда постоянный поиск специального лечения, направленного на преодоление этих чувств.

– Вероятно… Он замолчал.

Я надеялась, что он увидел, насколько сильно прошлое определяло его теперешние реакции. Мой страх и разочарование сменились сочувствием.

Через несколько минут, которые мы провели в молчании, я спросила, было ли желание выделиться главным вопросом в его жизни? Медленно и неохотно он стал приводить примеры: он требовал, чтобы женщины встречались только с ним, он уволил служащего, который наводил справки в другой фирме, он ненавидел стоять в очереди, в театре он занимал только лучшие места.

Я была довольна, что получила так много материала в подтверждение своих предположений. Сеанс был довольно неприятным, но в конце концов оказался продуктивным, а это главное.

Глубоко вздохнув и расслабившись, я пригласила следующую пациентку. Это была Лунесс. Она села на диван, плечи у нее были круглые, грудь впалая.

– Вчера все было хорошо, – сказала она. – Я съела тарелку томатного супа и три кренделька.

Мир ее был очень узок. Она сводила всю свою жизнь только к одному: что было съедено, и как выглядит ее тело.

– Сколько раз за эту неделю у вас была рвота?

– Наверное, раз десять. Не волнуйтесь так. Если у меня что-то и получается хорошо, так это рвота.

У людей, страдающих повышенным аппетитом, рвота довольно часто создает ощущение господства над своим телом. Но она высказала это слишком уж открыто.

– Если бы проводили соревнования среди тех, кто умеет блевать в любом месте и в любое время, то я бы приняла в них участие.

– Почему бы не поговорить о том, что еще вам нравится делать? Может быть, мы бы расширили вашу программу?

Лунесс захихикала.

– Я начала встречаться с новым мужчиной. Очень красивый. Толковый. Но слишком быстро водит машину.

Она замолчала, продолжая покачивать ногой.

– А что не в порядке? Она прикрыла глаза.

– Боюсь вам говорить об этом.

– А что может случиться, если вы мне скажете? Чего вы боитесь?

– Вы сойдете с ума или скажете, чтобы я с ним не встречалась.

– Почему я сойду с ума? Последовало напряженное молчание.

– Потому что он – ваш пациент.

Я сразу поняла, что это Ник. По описанию. Из-за того, что его сеансы были как раз перед ее сеансами. И только полчаса назад он сказал, что обращает внимание на других пациентов.

Я спросила:

– Как это случилось?

– Обычно после сеансов с вами я хожу в туалет, а когда я приношу ключ в приемную, он уже ждет там. Мы просто разговорились.

Я могла бы поспорить, что разговорились они о психотерапии, сравнивали свои ощущения.

– Вы рассердились?

– Нет, но вы должны понимать, что я не могу давать вам информацию о нем, так же, как и ему – о вас.

– Он мне очень нравится. Он просто великолепен, правда?

Я изо всех сил старалась обсуждать Ника с Лунесс так, как будто он был мне совершенно незнакомым человеком, но это было трудно. Он неосознанно вовлек ее в какой-то процесс, но все это было предназначено для меня, и я боялась, что он причинит ей боль.

И все же я не могла вмешиваться. Прошло то время, когда психотерапевт мог что-то разрешать или запрещать пациенту. Мне придется сидеть в сторонке и вытирать слезы.

Когда Лунесс ушла, я поняла, что мне надо проконсультироваться с кем-то по поводу Ника. Он с ней встречался, и что-то в этом было такое, что я почувствовала тошноту.

ЧАСТЬ II

13

Вэл последовала моему совету и разорвала свои отношения с психиатром, но теперь ей приходилось проводить все субботние вечера в одиночестве, посасывая леденцы и просматривая старые фильмы.

– А почему бы нам не устроить вечеринку? – предложила я. – Пригласим всех неженатых знакомых.

Мне очень хотелось сделать что-то для нее, да и сама я в последний раз была на вечеринке уж не помню когда.

Идея ей понравилась.

– Вот славно! Давай через неделю. Ты не возражаешь, если это будет пикник?

Мы порылись в записных книжках и составили список приглашенных. Умберто предложил свои услуги, но ничего особенного нам не требовалось, и я просто попросила его не опаздывать.

Мы разослали письменные приглашения и, судя по ответам, прийти должно было около сорока человек. Я испытала большое облегчение, узнав, что Морри не придет: все-таки с Умберто я познакомилась через него.

Я заказала салаты из капусты и картофеля, печеные бобы, маисовые лепешки, а Вэл решила приготовить свое фирменное блюдо – жареную индейку.

День начался с морковки. Не успела я втащить на кухню тяжеленные сумки, как Франк с лаем набросился на них, по-видимому подозревая, что все они набиты его любимым лакомством – морковкой. Получив свою долю, он церемонно прошествовал в угол.

К тому времени, как стали собираться гости, Франк расправился с пятью морковками и лично приветствовал каждого прибывающего лаем. Было солнечно, безветренно, около двадцати градусов тепла.

Пришли четверо молодых врачей, которых я курировала в больнице штата. Одна явилась с мужем – кругленьким маленьким человечком, без конца рассуждавшим о Европейском Экономическом Сообществе. Другой притащил с собой девушку, не перестававшую чихать и подкрашивать губы.

Совершенно счастливый Франк бросался от одного гостя к другому, любезно принимая подношения и обнюхивая все дамские сумочки. Мы включили музыку, и началось веселье.

Кевин Атли пришел с женой, которую я видела впервые. Он был коренастым блондином с выпученными карими глазами и огромными усами, формой своей напоминавшими руль велосипеда, а она – крошечной, темноволосой, с правильными мелкими чертами лица. «Морж и птичка», – подумала я, улыбаясь. Я сказала ей, что в затруднительных случаях всегда советуюсь с Кевином и очень ценю его мнение.

Умберто выполнял обязанности бармена, буквально очаровывая всех простотой и непосредственностью. Одна из дам вывалила себе на колени целую тарелку бобов и милостиво позволила Умберто съесть их. За свои старания он был вознагражден взрывом хохота.

Жареная индейка произвела фурор, а Вэл, после нескольких порций водки с тоником, была полностью поглощена разговором с очередным женатым психиатром. Я предостерегающе взглянула на нее, после чего она перешла к одинокому кудрявому администратору больницы – одному из тех, кто, по нашему мнению, мог бы ей подойти.

К восьми часам вечера все уже разошлись, остались только Вэл и Умберто, они возились на кухне. Вэл напевала: на следующий вечер у нее уже было назначено свидание с администратором.

Убирая в комнате, я наткнулась на Франка, пожиравшего из мусорной корзины объедки индейки.

– Не смей! – закричала я, вырвав у него остатки.

Живот у него уже подозрительно раздулся. А к тому времени, когда Вэл с Умберто навели на кухне порядок, Франк уже не мог найти себе места, с трудом переползая из комнаты в комнату.

– Может, ветеринара вызвать? – испугалась я.

– Он вылакал по меньшей мере две бутылки пива, – сказала Вэл. – Возможно, он пьян, и ему нужно просто отоспаться.

Я и не подозревала о его подвигах.

Я помогла Вэл погрузиться в машину, распрощалась с ней, и мы с Умберто устроились на диване перед телевизором.

Разбудило нас примерно через час поскуливание Франка. Встревожившись, я встала и пошла на эти звуки в столовую, где и нашла его, неподвижно растянувшегося под столом и тяжело дышащего. Когда я наклонилась, чтобы погладить его, он едва смог пошевелить хвостом, что так не вязалось с его обычными бурными проявлениями привязанности. Я растолкала спящего Умберто.

Мы отнесли Франка в машину и отправились в Западную ветеринарную лечебницу Лос-Анджелеса. Слава Богу, она работала круглосуточно, но все-таки было удивительно встретить в приемной в такой час столько народу.

– Так всегда бывает в конце недели, – заметила дежурная в приемном покое. – Ожоги, проглоченные салфетки, пластиковая посуда в самых неподходящих местах, застрявшие в горле кости и, конечно же, дорожные происшествия. А хуже всего в праздники. Вы и представить себе не можете, у скольких собак в желудках оказываются рождественские украшения.

– А что вы делаете в таких случаях? – спросила я, про себя решив, что в этом году ни за что не буду украшать елку.

– Хирургическое вмешательство. Только так можно все это вынуть. А вы пока посидите. К врачу я вас позову минут через пятнадцать.

Вокруг сильно пахло хлоркой. В целях безопасности были установлены видеокамеры, на стенках висели фотографии животных; уборщица моментально подтирала лужи и убирала клочья шерсти. Когда я увидела список персонала, где были такие специалисты, как собачьи онкологи и птичьи терапевты, то сказала Умберто, что испытываю комплекс вины, потому что здешние животные получают лучшее медицинское обслуживание, чем многие американцы, не говоря уж о детях в странах третьего мира.

Недалеко от нас сидела крупная женщина в красном спортивном костюме, поглаживая дрожащую чихуахуа. Две девушки-азиатки перешептывались и пытались через прутья клетки дотронуться до игуаны. Женщина средних лет, в вечернем платье прижимала к себе персидского кота, а рядом полицейский держал за поводок раненую немецкую овчарку. В комнате мяукали, лаяли, скулили.

Мы с Франком прошли к свободным стульям, а Умберто, прежде чем присоединиться к нам, побродил немного, рассматривая плакаты и доску объявлений.

Франк как будто нарочно выждал, когда вернется Умберто, чтобы завыть. Умберто посмотрел на него, съежившегося на полу.

– Надеюсь, что у него нет ничего серьезного, – он наклонился, чтобы погладить несчастную собаку.

Не успел Умберто выпрямиться, как Франк вдруг вскочил на ноги. Весь он как бы окостенел, и Умберто испуганно отдернул руку.

Собака стояла не двигаясь, упираясь в пол негнущимися ногами и глядя на нас остекленевшими глазами. Хвост его стал медленно подниматься, пока не застыл под прямым углом. Из глубины его живота стал нарастать булькающий звук, который заставил нас с Умберто оцепенеть.

Полная леди в красном взяла свою чихуахуа на руки и крепко прижала к груди. Залаяло сразу несколько собак.

Бульканье перешло в низкий прерывистый звук вырвавшегося из кишечника газа, усиливавшийся по мере того, как Франк от него освобождался. Эта газовая атака сначала вызвала у нас изумление, но через пятнадцать минут, когда она закончилась, мы дружно расхохотались.

Однако удушающая вонь, исходившая от Франка, заставила всех отойти подальше. Впрочем, собаке это явно принесло огромное облегчение.

– Простите нас, – обратился Умберто к присутствующим. – Больше уж мы никогда не дадим ему эти собачьи бисквиты с черносливом!

Оставшись в одиночестве, Франк разразился еще несколькими короткими шумными очередями, и к тому моменту, когда появился врач, чтобы отвести его на рентген, выглядел почти веселым.

Вернувшись, врач объяснил, что никаких инородных предметов Франк не глотал, а то, что случилось, было просто реакцией на необычный подбор пищевых продуктов. К тому времени к Франку вернулись его жизнелюбие и обаяние.

Я обняла Умберто, поблагодарила за помощь, и мы еще долго смеялись над этой историей. Я гордилась и тем, как он вел себя на вечеринке, и тем, что он сделал для Франка.

14

В течение последующих недель из моей приемной опять пропадали вещи. То это была книжка с деловыми визитками, то ключи от мужского туалета. Но особенно забавным показалось мне исчезновение игрушек.

Поскольку многие пациенты, которым не с кем было оставить детей, приводили их с собой, я установила в приемной полку, на которой хранились конструкторы, куклы, головоломки, цветные карандаши и альбомы.

Однажды пропал домик из конструктора. Спустя неделю – две куклы, и мне пришлось срочно бежать в магазин, чтобы купить других. Вернувшись, я заметила, что цветные карандаши выглядят как-то странно, и, приглядевшись, поняла, что на месте не осталось ни одного красного карандаша.

Пропадали самые обычные вещи: пакет бумажных носовых платков, старый номер журнала «Тайм», лампочка. Любой, проходящий мимо, мог открыть дверь моей приемной и взять что-то, но я была почти уверена, что это дело рук Ника.

Эти кражи как-то неприятно действовали на меня. Меня преследовало ощущение, что он ведет со мной какую-то игру. Сама я не могла заговорить об этом с Ником, ведь никаких улик не было, и если я ошибалась, то он мог страшно обидеться. Так что мне оставалось только ждать, наблюдать и размышлять о причинах такого его поведения, если это действительно был Ник.

Посоветоваться по поводу Ника я решила с директором Захарией Лейтуэллом, специалистом по психическим отклонениям. В течение многих лет я слушала его лекции, и знала его не только как хорошего специалиста, но и как доброго, отзывчивого человека.

Встретились мы в начале августа. Офис Захарии находился недалеко от медицинского центра, из него открывался чудесный вид на холмы Голливуда.

– Я вас хорошо помню, – сказал он, улыбаясь. – Ваша лекция по психосоматическим заболеваниям просто поразила меня.

Я поблагодарила его и вкратце рассказала историю Ника, не сообщая, однако, никакой информации, по которой можно было понять, о ком идет речь. Я сказала, что не хотела бы проводить никаких психологических тестов, потому что пациент чрезвычайно недоверчив. Я рассказала ему обо всем: о случайных встречах на улице, о кражах и даже о том беспокойстве, которое вызывал во мне Ник. В конце я еще раз повторила, что мне с ним было очень трудно.

– Не пренебрегайте своими ощущениями, – сказал Захария. – Это должно всегда помогать вам. Прислушайтесь к ним, и вы поймете, что перед вами больной с пограничным состоянием.

Эти слова поразили меня. Я считала Ника просто самовлюбленной личностью с параноидальными признаками – высокомерным эгоцентриком, не умеющим ладить с людьми.

– С работой своей он справляется, – сказала я. – Жалуется на то, что ничего не чувствует, а это вовсе не похоже на пограничное состояние.

Захария поставил ноги на скамеечку, и я заметила, что подошва у него почти протерлась. Это выглядело тем более трогательно, что он мог себе позволить купить не одну пару новых туфель.

– Вы только вдумайтесь в свои же слова, – сказал он. – Пациент занимается манипуляциями, подтасовывает факты, провоцирует и соблазняет.

– Все это похоже на нарциссизм…

– Не мне вам говорить, что четкого разграничения может и не быть. На поверхности это может выглядеть как нарциссизм, а глубинные признаки указывают на пограничное состояние. Некоторые такие больные могут создать ложное «я», которое на поверхностном уровне смотрится вполне сносно, но на глубине таится хрупкое, не до конца сформированное истинное «я», которое не проявляет себя до тех пор, пока этот больной не привяжется к кому-нибудь.

Случай грозил оказаться труднее, чем я думала.

Больные с пограничным состоянием импульсивны и склонны к саморазрушению. Они постоянно испытывают эмоциональное напряжение и подвержены приступам ярости, неадекватно отражающим реальную ситуацию. Часто они испытывают чувство опустошенности и растерянности, предпринимают попытки самоубийства, ввязываются в драки. Звонят в середине ночи, совершенно не беспокоясь о том, что могут помешать. Наносят вред и себе, и другим.

– Я думала, что самое трудное будет убедить его согласиться на лечение, – сказала я. – Я так радовалась, когда он приходил, мне было интересно анализировать его сны.

– Не обольщайтесь. Для него это было своего рода свиданиями. Женщине, если за ней ухаживают, дарят цветы, психиатру – волнующие сны. Это вовсе не означает, что он проходит курс лечения.

– Вы правы. Мне действительно кажется, что он не лечится, а пытается соблазнить меня.

– Вот видите! Его стремление соблазнить вас – это форма сопротивления. Если ему это удастся, все лечение пойдет насмарку, а его истинное «я» останется нераскрытым.

– Ему это очень хорошо удается…

– Сара, я встречал женщин, готовых раздеться прямо на сеансах. Постарайтесь остаться сторонним наблюдателем, а не участником.

Я не смогла сдержать смешок.

– Да вы шутите!

– Вовсе нет! И, как ни странно, это всегда касается красивых женщин. Но вы с этим справитесь. Постарайтесь не забывать, что все это не касается лично вас.

– Но в определенный момент это становится личным!

– Да, но в этом и заключается искусство перевоплощения.

– Я знаю, что он нарочно хочет отвлечь меня, и меня просто бесит, что ему это удается.

– Все в порядке, пока ваши чувства не вызывают действий, и пока его поведение для вас – объект анализа. Со временем вы прорветесь через обман и фарс и доберетесь до сердитого, подавленного маленького мальчика.

– А как же быть со всем остальным – кражами, неожиданными встречами, свиданиями с моей пациенткой?

– Мне кажется, это способ как-то удержать вас. Он боится полностью довериться и сблизиться с вами и вместо этого прибегает к таким трюкам. Думаю, лучше всего начать с упреков по поводу этой вашей пациентки.

– Но ведь он же об этом не рассказывал! Как же я заговорю о том, о чем он мне сам не говорил? Я же обману доверие моей пациентки.

– Хм. Он ведь не глуп, так? Он наверняка вас изучил и теперь ждет, что вы предпримете. Пусть играет до конца. А если он сам заведет об этом разговор, особо подчеркните, что пациентка эта – ваша ближайшая знакомая. Да, этот парень предпочитает действовать, а не рассуждать о чувствах.

– Вы считаете, он опасен?

– Каждый больной с пограничным состоянием потенциально готов к насилию, но, судя по вашим рассказам, никакой особой опасности нет.

Я вздохнула с облегчением. Все это меня чрезвычайно волновало.

Захария запустил пальцы в шевелюру, и непослушная прядь упала ему на лоб.

– И еще одно. Вы явно недооцениваете роль самых простых, каждодневных дел и поступков.

– Что вы имеете в виду?

– Лечение можно сравнить с работой матери по уходу за младенцем. Смена пеленок, кормление, укачивание вдруг становятся чудом: с их помощью формируется личность. Ребенок, лишенный всего этого, страдает, а иногда сходит с ума. То же относится и к лечению. Сутью его весьма часто становятся подобные дела и поступки.

Он был прав.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – сказала я. – Можно, я приду к вам еще раз через несколько недель?

Захария широко улыбнулся.

– Ну конечно! Послушайте, Сара, не принимайте слишком близко к сердцу то, что этот парень к вам тянется. Важно, чтобы вы оставались искренней со своими пациентами. Иначе чудо пропадет. Больные остро чувствуют малейшую отчужденность. Тогда срабатывает защитная реакция, и они замыкаются. Ведь вору никто никогда не покажет свои драгоценности.

От Захарии я вынесла ощущение важности своей работы. Даже если с Ником не все шло гладко, утешением были другие мои пациенты.

Лунесс на протяжении нескольких сеансов все время рассуждала о Нике. Обсуждать это с ней было небезопасно, и я старалась свести разговор на ее собственные ощущения.

Но однажды я все-таки спросила, говорила ли она с ним о том, как я ее лечу.

– Да, – сказала она, – мы только об этом и говорим. Он так здорово вас пародирует.

Это мне очень не понравилось, и не только потому, что я представила, как они вдвоем подсмеивались надо мной. Я знала, Лунесс вскоре надоест Нику, и рано или поздно он причинит ей боль.

На следующий неделе мой пациент, страдающий депрессией, Уильям Свон, принес ошеломляющую новость: его жена собиралась от него уйти.

– Ей пятьдесят пять, а любовнику тридцать один. И никакого стыда перед детьми. Господи! Он только на три года старше нашего сына!

– Для вас это было шоком?

– Я просто вне себя. Я всегда знал, что ей нравились молодые мужчины, но и представить не мог, что она пойдет на такое. Ведь как ни крути, а мы прожили вместе почти тридцать лет.

– Вы считаете, что брак следует сохранять, даже если он неудачен? – спросила я в конце сеанса.

– Девиз на нашем фамильном гербе – «Пусть нас судят по нашим поступкам». Приличие и честность для меня все.

– И вам наплевать на чувства?

– Да.

В какой-то мере я была даже довольна, что Лунесс искала свой шанс с Ником, даже если ей придется позже раскаиваться. Разумный риск пациентов меня устраивал, хотя я знала, как легко попасть в неприятную ситуацию и как трудно из нее выбраться. Это я хорошо знала из-за мамы.

Когда мне исполнилось семь, у моей бабушки один за другим случились несколько ударов, после чего за ней требовался постоянный уход. Брат моей матери жил в Милуоки, дедушка уже умер, и у мамы не хватило духу отдать бабушку в дом престарелых. Так что каждый день с десяти до трех мама бегала по магазинам, стряпала, убирала у бабушки, стараясь не замечать потока оскорблений.

Когда я стала подростком, моя красивая и талантливая мама уже была конченым человеком, и я ненавидела ее за то, что она это допустила. Я бывала вне себя от звука тяжелых маминых шагов по деревянной лестнице. Я знала, что плечи ее тяжело опущены, а грудь свисает почти до талии; я знала, как она вздохнет, копаясь в сумочке в поисках ключа; знала, что она опять слишком много ела, чтобы хоть как-то скрасить себе жизнь. Меня все это приводило в ярость, и я нарочно не вставала, чтобы помочь ей втащить в дом тяжелые сумки.

Мне часто приходило в голову, что первый же бабушкин тромб поразил именно маму, уничтожил ее. Я ненавидела свою мать за то, что она молча сносила брань, что принесла себя в жертву; кроме того, я очень боялась, что она может поставить меня перед таким же выбором. Она хотела, чтобы я угождала ей – готовила ей горячий шоколад по вечерам, смотрела с ней вместе телевизор, принимала ее сторону в их спорах с отцом. А я не оправдывала ее ожиданий.

Много позже я осознала, что стремление понять тончайшие нюансы в настроении моих пациентов было обратной стороной моего упорного нежелания понять мать, Ее страдания были для меня непосильной ношей; теперь я пыталась искупить это, облегчая страдания других.

Стояла типично летняя погода – дни были такие жаркие и сухие, что воздух обжигал внутри машины. Я выбирала одежду без рукавов, закалывала повыше волосы.

Я совсем не удивилась, когда однажды ко мне пришла Лунесс, вся в слезах, и объявила, что Ник перестал с ней встречаться.

– Он сказал, что мы не подходим друг другу, но я-то знаю, что это все из-за моей полноты. Мое тело отвратительно. Я себя ненавижу.

– Думаю, что причина ненависти в том, что не вы сами приняли решение. Но позвольте вам напомнить, что по отношению к нему у вас были кое-какие нехорошие предчувствия.

Про себя же я подумала, что без него ей будет лучше.

Когда мы встретились, Ник не завел разговора о Лунесс, так что я стала расспрашивать его о семье.

– Отец мой желал абсолютного повиновения, – сказал он. – И мачеха, и я должны были в точности выполнить его приказы. Напряжение воцарялось с того момента, как он подъезжал к дому. Ужин всегда был уже готов. Мои уроки сделаны. Если он не был навеселе, мы могли рассчитывать, что ужин пройдет без ссоры, но никогда не были уверены, что он не вспылит. А тут еще моя мачеха.

Ник внезапно замолчал, и было в его тоне что-то такое, что заставило меня задать ему вопрос:

– А что мачеха?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации