Текст книги "Мука разбитого сердца"

У генерала Жуковского

Лобастый, коротко стриженный человек поднял голову от бумаг, посмотрел на вошедших в кабинет и коротко кивнул.

– А, Козловский. Отыскали своего певца?

Голубые, немного навыкате глаза неторопливо оглядели унтер-офицера. Массивная нижняя челюсть подвигалась вправо-влево, будто пробовала молодого человека на вкус.

Бульдог в пенсне, подумал Алеша, не отводя взгляда. Для человека, готового переступить порог смерти, есть лишь одно начальство – Господь Бог. Да и того, может, не существует. Скоро выясним.

Две звездочки на погонах, вензель – генерал-майор свиты его величества. Белый мальтийский крестик – закончил Пажеский корпус. Круглый значок – это, кажется, академия Генштаба. Все эти атрибуты мирской суеты на человека с разбитым сердцем особенного впечатления не произвели.

– Так точно, ваше превосходительство! Кандидат в солисты! Фамилия Романов! Я докладывал! – отрапортовал штабс-ротмистр короткими молодецкими фразами.

Генерал встал, обошел стол и остановился в двух шагах от Алеши. И впрямь бульдог, обнюхивает, сказал себе тот, бестрепетно снося инспекцию. Какой кандидат? В какие солисты?

– Видом недурен, – объявил приговор Жуковский и спросил – непонятно, Алешу или князя. – Работать готов?

Романов не ответил. За него это сделал Козловский:

– Счастлив, ваше превосходительство!

Лицо генерала помягчело, бульдожьи брыли расползлись в улыбке. Начальник разведочно-контрразведочного управления крепко пожал Алеше левую руку.

– Ну, как говорится, добро пожаловать на корабль. – Голос у него стал веселый, бодрый. – Паруса подняты, команда в сборе, ждали только вас. Плавание предстоит увлекательное и опасное. Вы как, опасностей не боитесь? – осведомился генерал, усмешкой давая понять, что вопрос риторический.

– Нет, – безо всякой бравады, совершенно искренне ответил Алеша. Хотел добавить «ваше превосходительство», как положено по уставу, но поленился.

Вряд ли существуют вояжи более опасные, чем тот, в который он собрался отправиться при помощи «штейерпипера».

А все же слабое любопытство шевельнулось.

Немногословие вольноопределяющегося начальнику, похоже, импонировало.

– Ну так садитесь. Оба! – прикрикнул Жуковский на замешкавшегося князя, который не смел опускаться на стул, пока командир стоит. – Ничего, я разомнусь. Задницу отсидел. А вы, Романов, слушайте и вникайте.

Это было странно. Младший унтер-офицер сидит, а генерал-майор свиты его величества расхаживает перед ним взад-вперед и рассказывает, рассказывает. Сам! Хотя мог поручить штабс-ротмистру. Оказалось, что в Алешиной душе кроме любопытства жива еще одна эмоция: он чувствовал себя польщенным.

– В итальянской части Швейцарии, в курортном городке Сан-Плачидо, это на Луганском озере, существует одна необычнейшая фирма, – с видимым удовольствием, как-то очень вкусно начал Жуковский. – То есть по внешней видимости фирма как раз самая обычная. Название скучное: экспортно-импортная компания «Зоммер унд Зоммер». В каком смысле «унд», не знаю, поскольку Зоммер там всего один. Должно быть, в аллегорическом – намек на двуликого Януса. Нас, однако, интересуют не аллегории, а товар, которым очень успешно торгует господин Зоммер. Среди специалистов его предприятие принято именовать «Шпионской биржей». Это и в самом деле род биржи.

Но продают там не акции, а самые разнообразные секреты. По случаю войны в основном шпионские сведения. Лавр Константинович, покажите-ка юноше нашего коммерсанта…

Козловский встал, дохромал до шкафа и взял с полки весьма пухлую папку.

– Вот он, сокол ясный… В авто… Со стройной брюнеткой… С пышной блондинкой… С мулаткой. Хороша, да?

Немолодой и, на Алешин взгляд, очень непривлекательный господин с маленькими глазками и мясистым ртом почти на всех фотографиях был запечатлен в обществе писаных красавиц. Снимки, правда, были неважного качества. Одни темные, другие светлые, третьи смазанные. Тайная съемка, догадался Романов.

– Президент «биржи» – большой ценитель прекрасного пола. Но это нам, увы, не поможет, – вздохнул генерал. – Французская разведка отлично использует агентов-женщин. У немцев это тоже заведено, а мы как-то не сподобились. По нашему русскому обыкновению всё чистоплюйничаем. Можно было бы дамочек в Охранном отделении одолжить, там практикуют. Но подготовка не та. Зоммер – это вам не эсер и не анархист. Господин в высшей степени прагматичный, осторожный. Чтоб с ним работать, нужна разведчица высокого полета. В Охранном таких не водится… Пока всё понятно? Спрашивайте сейчас. Чтоб потом не возвращаться.

Спросить, конечно, хотелось про интересное: что такое практикуют с «дамочками» в Охранном отделении? Но про это, вероятно, не следовало.

– Ваше превосходительство, а откуда у Зоммера берутся секреты, которыми он торгует?

– О, это коммерческий гений. В своем роде. Президент «биржи» раньше всех понял, что самый дорогой на свете товар – тайны. У Зоммера сотни агентов и симпатизантов в высших кругах всего мира. Высматривают, вынюхивают, выпытывают – и за комиссионные поставляют улов нашему биржевику, а он потом находит на товар клиента. Нередко бывает, что люди, вовсе не знакомые с Зоммером, но откуда-то узнавшие о «Шпионской бирже», выходят на нее сами. Эксперты проверяют подлинность сведений, владелец назначает цену. Иногда, если товар слишком дорог или специфичен, Зоммер выступает в роли маклера, извещает потенциального покупателя, которого эта поставка может заинтересовать. Случается и наоборот: клиенты делают Зоммеру заявку, а он кумекает, как выполнить заказ. Это стоит дороже. – Генерал рассказывал про тароватого швейцарца с улыбкой, в которой читалось чуть ли не восхищение. – Он, мерзавец, развратил множество профессиональных шпионов. Иные, особенно из числа некадровых, раскопав что-нибудь особенно важное, несут добычу не своему резиденту, а Зоммеру – тот больше заплатит… Вопрос? – прервался Жуковский, заметив, что вольноопределяющийся насупил брови.

– Ваше превосходительство, Зоммер что, работает против Антанты?

– Как вы могли такое подумать? Это честный коммерсант, придерживающийся строгого нейтралитета, – укоризненно развел руками начальник, и штабс-ротмистр, не сдержавшись, фыркнул. – Зоммер обслуживает обе стороны. Продал французскому генштабу германский морской радиошифр. Австрийцам – чертежи нового разведывательного аэроплана «Фарман F-22». Англичанам переуступил ценный источник в турецком МИДе. И так далее. Нашему военному агенту в Берне тоже предлагал свои услуги. Но к сожалению, в России ассигнования на разведочную деятельность слишком скудны. Тарифы «Шпионской биржи» нам не по карману. Поэтому его основные клиенты – Франция и Британия, а с той стороны – Австро-Венгрия и Германия. Мы лишь ходим кругами да облизываемся.

У генерала вырвался вздох искреннего сожаления, но долго унывать этот человек, по всей видимости, не привык. Он энергично тряхнул головой:

– Что ж, раз мы не можем использовать фирму «Зоммер унд Зоммер» в своих интересах, выход один: пресечь ее деятельность. Иначе расклад не в нашу пользу. В войне разведок мы оказываемся слабее всех.

Жуковский нахмурил лоб и надолго замолчал, над чем-то задумавшись. Алеша понял, что сейчас не нужно встревать с вопросами. Нужно переждать.

– Вот, взгляните, – прошептал князь, протягивая фотокарточку, на которой Зоммер был запечатлен в каком-то ресторане, за одним столиком с подтянутым бритоголовым господином в австрийской форме. – Это он с майором Фекешем, специальным представителем австрийской разведки. Фекеш торчит в Сан-Плачидо безвылазно. Самый щедрый из клиентов Зоммера. Задрал цены до небес, даже его союзники-немцы недовольны.

– Что? – рассеянно обернулся генерал. – Прошу извинить, отвлекся. Всё ли пока ясно?

По-ученически подняв руку, Алеша спросил:

– Ваше превосходительство, а почему вы, ну то есть не вы лично, а наше министерство иностранных дел не пошлет ноту правительству Швейцарии. Так, мол и так, на вашей территории действует враждебная России шпионская организация, это является нарушением швейцарского нейтралитета и прочее подобное?

– Ноту послать, конечно, можно, – терпеливо объяснил Жуковский. – Но ведь Швейцария не Россия. Это у нас хватило бы запроса в Охранку, и прикрыли бы к черту любую фирму. А там начнется тягомотина: доказательства, адвокаты, судебная волокита. Зоммеpa так просто не ухватишь. Почтенный член общества, крупный налогоплательщик. Он для прикрытия ведет и легальную коммерческую деятельность – торгует экзотическими домашними растениями или чем-то в этом роде. Ботаник! Главное же…

Это было и так понятно – что его превосходительство сейчас заговорит о чем-то очень важном: он подошел к Алеше вплотную, наклонился и понизил голос, а князь Козловский умудрился в сидячем состоянии изобразить стойку «смирно».

– …Перед нами другая задача. Эту лавочку мало прикрыть. Хорошо бы добыть знаменитую картотеку «Шпионской биржи». Там хранится самое ценное: имена и координаты информантов Зоммера по всем странам. Тех самых курочек, что несут ему золотые яйца. И к каждому источнику свой ключик. Мы знаем лишь одно: картотека спрятана на вилле Зоммера, в какой-то хитроумной потайной комнате, куда посторонним доступа нет. Дорого бы я заплатил, чтоб заглянуть в эту пещеру Аладдина! – мечтательно произнес Жуковский. – Теперь вам ясна вся важность операции?

Важность-то была ясна. Но при чем здесь Алексей Романов и его баритон?

Не дожидаясь вопроса, генерал кивнул:

– Вам, разумеется, хочется знать, зачем я раскрываю план секретнейшей операции постороннему человеку? Ну, во-первых, я доверяю Лавр Константиновичу, а он поручился, что вы человек чести и в любом случае будете молчать – даже если откажетесь…

Начальник снова умолк, испытующе глядя на молодого человека сверху вниз.

– …Но я вижу, что вы не откажетесь. А потому расскажу вам всё без малейшей утайки. Итак, Швейцария – страна нейтральная, причем самых строгих правил. Взвод жандармов туда не пошлешь. Как быть? У Лавра Константиновича возникла оригинальная идея. Главная достопримечательность городка Сан-Плачидо – роскошная гостиница «Гранд-отель». Зоммер ужинает там почти всякий вечер. Из-за войны курорты Франции и Германии закрылись. Зато для швейцарских наступил истинный золотой век. Богатые люди непатриотического склада хлынули туда из европейских столиц, чтобы переждать тяжелые времена. Ну а швейцарцы и рады стараться. На гастроли в «Гранд-отель» приезжают артисты и музыканты с мировым именем, им ведь тоже сейчас несладко. А тут изысканная публика, превосходные гонорары… Вот князь и предложил: а не побаловать ли миллионеров русскими талантами? Не отправить ли в Сан-Плачидо под видом гастролирующей труппы маленький отряд агентов? Они проведут разведку на месте, проникнут на виллу Зоммера и захватят картотеку. – Жуковский азартно взмахнул рукой. – Идея превосходная. Наш сотрудник в Риме договорился с тенором Корнелини, у которого в «Гранд-отеле» через десять дней начинается ангажемент. В последний момент маэстро заболеет и предложит на замену – с самыми лестными рекомендациями – русских артистов. Это стоило нам десять тысяч лир. Но далее возник вопрос. А кто будет обеспечивать прикрытие, то есть выступать? Мои сотрудники художественными талантами, увы, не блещут. Можно было бы попросить о помощи кого-нибудь из наших прославленных певцов, но все они в оперативном отношении люди не слишком надежные. Кто выпивает, кто нюхает кокаин, кто, пардон, глуп как пробка. Вот Лавр Константинович и вспомнил о вас. Проверены в деле, языки знаете. Если приодеть да причесать, будете недурны собой. Опять же у вас, говорят, голос. Ну-ка, спойте что-нибудь.

От неожиданности Алеша заморгал.

– Спойте, Алексей Парисович, не стесняйтесь, – ободряюще подмигнул Козловский.

– А что петь? Из классического репертуара? Романс? Народное что-нибудь? Цыганское?

Жуковский дернул плечом – очевидно, он не принадлежал к числу меломанов:

– Неважно. Любую песенку. Что у вас в палате пели раненые? Я помню по русско-японской, когда сам в госпитале лежал. Каждый вечер перед сном выздоравливающие что-нибудь да пели. М-м-м… Про степь что-такое, еще про м-м-м… как это… – До невероятности фальшивым голосом его превосходительство завел: – «Меня все зна-ют, меня все лю-бят, мужчины-душки меня голу-бят. Зизи – красотка, Зизи – кокотка, плывет по жизни, как в море лодка!»

Штабс-ротмистр и унтер-офицер не сговариваясь сморщились. Тембр, каким генерал исполнял куплеты, в просторечии обычно именуют «козлетоном».

– Ну а у вас что пели выздоравливающие?

– Вам не понравится.

– Да пойте же! Я не гимназистка.

– Как прикажете.

Не без злорадства Алеша запел:

 
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут.
Но мы поднимем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело…
Начальник жестом остановил его.
 

– Знаю я эту песенку. Дрянь. Поете, однако, превосходно. Не хуже, чем этот, ну как его… Меня еще жена на концерт водила… Не вспомню. Молодец, вольноопределяющийся! Чувствуется школа. А «артисты», которых подобрали вы, Лавр Константинович, похожи на банду головорезов. И репертуар сомнительный. Солист у нас теперь есть. Нужно, чтобы остальная «труппа» его не скомпрометировала. В Сан-Плачидо вы будете иметь дело с очень неглупым противником. – Жуковский немножко подумал и объявил. – Знаете что, извольте-ка во всех художественных вопросах слушать унтер-офицера. Вы, Романов, целиком и полностью отвечаете за артистическое прикрытие операции. Произведете отбор талантов по собственному усмотрению. Ясно?

– Так точно, ваше превосходительство!

Алеша встал и вытянулся. И Козловский тоже вскочил.

Из тона, каким было произнесено это самое «Ясно?», следовало, что решение принято, разговор окончен.

Смотр талантов

Час спустя Романов сидел у штабс-ротмистра, готовясь к смотру отобранных для поездки агентов.

Всё происходило так стремительно, что Алеша как-то забыл об оставшемся под салфеткой «штейерпипере». Формального согласия унтер-офицера на участие в операции так никто и не спросил. Это вроде как само собой подразумевалось.

После выхода из генеральского кабинета Козловский ни на минуту не оставлял молодого человека одного, так что не было решительно никакой возможности собраться с мыслями. Князь отвел нового сотрудника в костюмную и велел подобрать для него цивильное. Накормил ужином в столовой. Сообщил кое-какие дополнительные сведения. А там уж пора было идти принимать экзамен – срочно истребованные к штабс-ротмистру таланты собрались и ждали в коридоре.

Князь немного нервничал за своих выдвиженцев.

– … В смысле репертуара его превосходительство, конечно, прав, – говорил он. – Есть некоторые сомнения. Сам я буду при вас аккомпаниатором. В детстве меня много мучили игрой на фортепьяно. Матушка мечтала, что я пойду в консерваторию. Слава Богу, папаша отдал в корпус… Но как играть, помню. Меня в полку на праздниках всегда за пианино сажали. Могу и «Польку-бабочку», и «Кирасиры-молодцы». В сущности, если есть ноты, сыграю что угодно. – Лавр Константинович вдруг засмеялся. – Хорошая мы с вами будем парочка. Певец сухорукий, концертмейстер колченогий. Зато остальные участники труппы молодец к молодцу, сами увидите. Кого запустить первым?

– Кого угодно.

– Лютиков! – гаркнул Козловский, повернувшись к двери. И пояснил. – Это будет наш иллюзионист. Ну, или просто фокусник. Очень нужный для дела человек. Вы уж, Алексей Парисович, будьте к нему поснисходительней.

В кабинет развалистой походкой вошел сутулый человек с неподвижным лицом, черты которого наверняка заинтересовали бы сторонника криминально-физиогномической теории Ламброзо.

Вместо приветствия подозрительный тип дернул углом ртом в сторону штабс-ротмистра, а в Алешу всверлился жестким, как фреза, взглядом.

– Давай, – приказал князь, – показывай. Только о приветливой улыбке не забывай. Я тебе объяснял!

Губы Лютикова скривились в презрительной ухмылочке. Он извлек из кармана колоду карт и с невероятной ловкостью погонял ее разноцветной радугой из ладони в ладонь. Выудил первую попавшуюся – это оказался туз треф. Скривился, порвал на мелкие кусочки. Снова перетасовал, снова вынул – туз треф. Порвал. И так третий раз, четвертый.

– Покажите колоду, – сказал Алеша.

– Пажа-алста.

Все тридцать шесть карт были на месте. Трефовый туз тоже.

Лютиков перемешал колоду, не глядя выудил из нее злосчастного туза, предал лютой казни.

– Покажите теперь!

Ага, карт осталось тридцать пять!

– Туза нет, – констатировал Романов.

– Как это нет? Вон он он.

Иллюзионист извлек целого и невредимого повелителя треф из Алешиного нагрудного кармана.

– Ну как? – спросил гордый за своего кандидата Козловский. – Правда молодец? Над улыбкой только надо еще поработать.

– Вашбродь, корму подымите, – попросил фокусник. – Со стула.

И вынул из-под штабс-ротмистра еще одного трефового туза. Потом из-под правого погона. Из-под левого. Из княжьего уха. Из-за воротника.

Сказал с растяжечкой:

– Самая поганая карта. Никакой от нее жисти нет.

– Как вы это делаете? – заинтересовался Алеша.

Ответом ему была лишь снисходительная усмешечка.

– Филя – легендарный «медвежатник», – объяснил штабс-ротмистр, любовно глядя на Лютикова. – Любые сейфы, как орехи, щелкает. Как началась война, проникся патриотизмом, с уголовным прошлым покончил. Ты ведь в завязке, Лютиков?

– До победы над немцем – железно, – пообещал патриот.

С тяжелым вздохом Алеша развел руками:

– Ну, если нужен для дела, пускай будет. Пойдет как артист оригинального жанра.

– Молодец, Лютиков! – Козловский просиял. – Зови сюда Гулыгу. Это, Алексей Парисович, «волкодав», мастер по захвату. Отобран в отряд, потому что здорово сочиняет комические куплеты. Имеет у сослуживцев большущий успех.

На смену уголовнику явился мелкий мужчинка с несоразмерно большими руками, в которых он держал кокетливую гармонику.

– Здравия желаю! Прикажете исполнять?

– Валяй! С душой, как умеешь!

Физиономия Гулыги вся пошла мелкими лучиками, один глаз хитро подмигнул.

– Й-эх!

 
У моей молодки
На бахче арбузы.
Чуть пониже подбородку,
Чуть повыше пуза!
 

Певец изобразил при помощи своего музыкального инструмента огромный бюст, и князь зашелся смехом. Отбивая каблуками подобие чечетки, Гулыга исполнил второй куплет, еще заковыристей предыдущего:

 
У моей голубки
Аж четыре губки.
Две для поцелуя,
Две для пользы …обчества!
 

Князь от хохота согнулся пополам, обессилено замахал рукой. Зато Алеша сидел мрачнее тучи и после первой же строки третьего куплета («У моей Аниськи…») прервал выступление:

– Спасибо, господин Гулыга. Можете идти. – А когда за кандидатом закрылась дверь, отрезал. – Нет, Лавр Константинович, для Швейцарии это не годится.

– Да? – Козловский был обескуражен. – А нашим всем нравится… По захвату у меня, впрочем, еще один кандидат есть. Эй! – крикнул он. – Давайте сюда Никашидзе!

Минуту спустя из коридора, грациозно покачивая бедрами, вошел умопомрачительный франт: сверкающий пробор, усишки в ниточку, атласная жилетка, на пальце – огромный сверкающий камень, отчасти похожий на бриллиант.

– …Джиуджицу знает, всеми видами оружия владеет. Особенно по холодному мастак, – дошептывал штабс-ротмистр.

– А что может для концертной программы? – строго спросил вошедший в роль экзаменатора Алеша.

– Покажи что умеешь, Никашидзе.

Брюнет сахарно улыбнулся, зачем-то расстегнул модный широкий пиджак.

– Ничего, если попорчу-с? – кивнул он на черную, школьного вида доску, где была прикноплена большая фотокарточка какого-то бородатого господина, а внизу мелом написано: «Капитан Отто Зингер, он же Лейбович, он же Лошадников».

Взмахом руки князь показал: можно.

Быстрым движением агент откинул полу пиджака. Блеснули какие-то металлические полоски – Романов даже не успел их разглядеть. Несколькими бросками, до того стремительными, что у Алеши замелькало в глазах, Никашидзе кинул один за другим четыре ножа, которые вонзились в снимок по периметру лица, оставив его нетронутым.

Подержав многозначительную паузу, Алеша обронил:

– Ну, предположим. Хорошо бы еще какую-нибудь барышню беззащитной внешности – в качестве мишени. Тоненькую блондинку с кудряшками. Чтоб публика охала.

Штабс-ротмистр виновато развел руками:

– У нас барышень нет, и уж особенно – беззащитной внешности. Может, на месте наймем какую-нибудь. Ты как думаешь, Георгий?

– Зачем наймем? Добровольно пойдет-с. Не извольте беспокоиться, ваше благородие.

Кавказец пригладил завиток на виске, самодовольно улыбнулся.

– Что ты ходок знаменитый, мне известно, но как ты с иностранкой объяснишься?

– Обижаете, ваше благородие. Мне хоть эфиопку – всё одно-с. У Георгия Никашидзе осечек не бывает.

– Ладно, принят. Зови Булошникова. Это, Алексей Парисович, на амплуа силача. Наш Илья Муромец. Что-нибудь взломать, поднять, вышибить. Не человек – паровоз. Десять пудов на плечах выносит. Картотека, надо полагать, тяжеленька.

Очень большой человек, задевший дверной косяк сразу обоими плечами, сказал неожиданно тонким, бабьим голосишком:

– Здравия желаю.

Лицо у него было круглое, пухлое, с розовой, как у младенца, кожей. Фигура, как у куклы-матрешки. Кисть руки – безволосая, толстая и короткопалая – напоминала раздутое молоком вымя.

– Не годится, – сразу отрезал Романов. – Для гарнира к основному номеру довольно метания ножей и карточных фокусов. Силач – явный перебор. Это же не цирк, а отель высокого класса. И, воля ваша, Лавр Константинович, но без артисток как-то странно. Подозрительно.

– Откуда я, милый вы мой, возьму женщин? В штате разведки их нет, в контрразведке тем более. Уйди! – опечаленно махнул князь толстяку. – Не проходишь.

– Ваше благородие, Лавр Константинович! – фальцетом взмолился Булошников. – Всю жизнь мечтал за границу попасть. Возьмите, ну ради Христа, а?

– Да как я тебя возьму, болван, если ты ничего художественного представлять не умеешь?

Илья Муромец закручинился, повесил голову.

– Эх, раньше я русские песни пел, под балалайку. Даже на свадьбы приглашали…

Сочувственно вздохнув, князь шепотом объяснил:

– Это он весной в ледяной воде сидел, за шведом одним слежку вел. Получил медаль за геройство, но застудил себе напрочь всё, что только можно.

– Грех вам, – продолжал жаловаться инвалид. – Живу, как Иов многострадальный. Борода расти перестала. Жена ушла. Всем ради отечества пожертвовал… – Вдруг в маленьких, но по-младенчески ясных глазках Булошникова блеснула надежда. – А хотите, дишкантом спою? Давеча попробовал – вроде получается.

Он подбоченился одной ручищей, другую округлил и выставил вперед, запел тонким, довольно сильным голосом: «Выйду ль я на реченьку, погляжу на быструю. Унеси ты мое горе, быстра реченька с собой».

Дослушав до конца, Алеша засмеялся:

– Да это не дискант, это настоящее сопрано.

Иностранного слова Булошников не понял, но одобрительную интонацию уловил и плаксиво заныл:

– Возьмите меня, ваше благородие! Я горы альпийские на открытке видел – красотища! Страсть как повидать хочется!

– Извини, Вася. Видно, не судьба.

Лавр Константинович подошел к бедняге, потрепал по плечу, даже полуобнял, для чего пришлось подняться на носки.

Будто к мамкиной груди припал, подумал Алеша. Тут-то ему и пришла в голову идея.

– Погодите-ка, погодите… – медленно сказал он.