Текст книги "Скрытая сила"

IV

Дзан-н-нг!

Дзан-н-нг!

Дзан-н-нг!

Звуки колокола, гулкие, медные, лились в широко распахнутые окна спальни с каменной башенки, возвышающейся над крышей Дормитория. Не вполне проснувшийся Виллим едва успел заскочить в ванную комнату, наскоро ополоснул физиономию холодной водой, натянул через голову мантию – с третьей попытки, в первый раз он надел её наизнанку а во второй задом-наперёд, – и теперь спешил по коридору в сторону столовой.

Народу было полно, и все в таких же, как они с Сёмкой чёрных мантиях. Многие отчаянно зевали на ходу – тоже, надо полагать, ещё не проснулись… Кроме парней здесь хватало и девушек – они шли в свою столовую, и Виллим припомнил вчерашнего сальноволосого агитатора с его листками на эту тему. Что ж теперь он уже готов был его поддержать – в самом деле, куда приятнее завтракать в такой очаровательной компании… Или в академической трапезной тоже запрещают говорить за едой? Помнится, барон фон Тринкеншух, стоило Виллиму сказать хоть слово, корчил недовольную физиономию и принимался жевать губы, словно верблюд, на которого, в самом деле, походил чрезвычайно…

Завтрак не затянулся. Яичница с беконом, поджаренные тосты, вдоволь сливочного масла, три вида джема – крыжовенный, малиновый и черничный – и на выбор, кофе или чай. Всё это ожидало студентов на длинных столах мест на дюжину каждый; ему и Сёмке указали места за одним из них. Сделал это один из парней, оказавшийся, старостой их учебной группы, составленной из обитателей двух соседних спален. Вопреки опасениям Виллима, запретов на разговоры за столом не было, в трапезной висел неумолчный гул голосов, стук вилок и ножей, взрывы смеха. После чего староста Олаф Йоргенсон, выходец с Китового Архипелага, которому уже успели приклеить прозвище «Олли», сообщил, что нужно возвращаться в Дормиторий. Первым пунктом в сегодняшнем расписании значилось фехтование. Узнав об этом, Виллим обрадовался – появилась возможность блеснуть на самом первом занятии, уж чему-чему, а владению клинком его обучали на совесть, и делали это лучшие фехтмейстеры Империи. Или… разумнее пока воздержаться? Остальные могут счесть его выскочкой, невзлюбить, что создаст на будущее немало проблем. Можно посоветоваться с Семёном, но Виллим не стал этого делать – сам разберётся, не маленький, нечего приставать к приятелю с расспросами по пустякам. Тот уже, наверное, считает его маменькиным сынком, размазнёй, неспособным решать даже самые простые житейские проблемы…

– А зачем нам в спальню-то возвращаться, Олли? – осведомился Сёмка. Книг мы ещё не получали, да и вряд ли они нужны на уроке фехтования!

Он шёл по коридору за Виллимом. По правой стороне тянулись бесконечные ряды шкафов, слева сияло за витражными стёклами утреннее солнышко, раскрашивая каменный пол, мантии и корешки книг за стёклами напротив в синие, зелёные и красные ромбики.

– А ты что же, собираешься упражняться в фехтовании в этой хламиде? – островитянин махнул рукой в мешковатом рукаве. – Надо переодеться в тренировочные костюмы – все, надеюсь, вчера получили у кастеляна? – Так что шевелитесь, до колокола на урок меньше четверти часа, маэстро Дижон, как говорят, не терпит опозданий!

– Дижон? – Виллим наморщил лоб, вспоминая, где он слышал это имя. А ведь слышал, и именно в связи с фехтованием…

– Он самый. – подтвердил староста. – Вроде, он, родом откуда-то с Юга, там живёт много французов. Маэстро Дижон – непревзойдённый фехтмейстер, по крайней мере, о нём говорят. А ещё рассказывают, что он капризен и придирчив, как сто чертей, так что опаздывать, да ещё и на первое занятие, я никому не советую…

****

– Откуда она у тебя? – Семён недоумённо нахмурился при виде объёмистой сумки, которую приятель вытащил из-под кровати. – Вчера, вроде, был с одним чемоданом…

– Принесли, пока мы были на завтраке. – объяснил Виллим. Не хотел брать с собой, оставил дома. Но вот ведь – позаботился кто-то, отправил вслед, почтой. Ладно, пригодится…

Это было неправдой – вернее, не совсем правдой. Перед тем, как сесть на поезд, он сдал сумку на почту, не забыв указать адрес, по которому её следовало доставить. Собираясь в Академию, Виллим спросил камердинера, много ли вещей берут с собой студенты? Тот, с сомнением обозрев гору разнообразных предметов, которые предстояло упаковать в несколько стоящих тут же чемоданов, но слышал от отправляющиеся саквояжем или ответил, что сам подобного опыта не имеет, знающих людей, что молодые люди, в учебные заведения, ограничиваются небольшим чемоданом. Виллим решил перепроверить эти сведения, и пристал с расспросами к одному из отцовских адъютантов, лейб-корнету Вейнбауму – тот, перед тем, как поступить в конную гвардию, провёл полтора года в Туманной Гавани, и как раз в Академии Натурфилософии. Бравый конногвардеец ответил, что он явился к месту учёбы, навьюченный кофрами и чемоданами не хуже обозного мула – что и вызвало массу язвительных насмешек будущих товарищей по учёбе, приведя к нескольким стычкам. Виллим, не желая, повторять этот опыт (не то, чтобы он боялся ссор, просто решил, что, что разумнее хотя бы поначалу избегать конфликтов) решил поумерить аппетиты и ограничился одним-единственным чемоданом. Всё остальное, необходимое в академической жизни, он решил приобрести на месте – за исключением содержимого этой вот сумки, которое он извлекал сейчас на свет под недоумёнными взглядами соседей по спальне.

– Это что, для фехтования? – Семён взял в сетчатую маску, снабжённую металлическими боковинами, стёганым воротником-горжетом и упругим назатыльником. – Думаешь, тут не выдадут?

Студенты уже успели снять мантии и сменить надетые под них узкие чёрные брючки и белые рубашки с отложными воротничками на полотняные куртки с бриджами, переобувшись, заодно, в мягкие кожаные туфли. Виллим припомнил вчерашний спор с Сёмкой – тот на полном серьёзе уверял спутника, что студентов в Академии заставляют носить мантии прямо на голое тело, даже без нижнего белья…

– Выдадут, конечно. – вслед за маской на покрывало легла пара толстых защитных перчаток. Перчатки были сильно потрёпаны и замызганы, что явственно указывало на то, что ими много и регулярно пользуются. – Но я привык к своему снаряжению, вот и решил прихватить с собой. А то осваиваться с чужим – морока, а зачем?

Он и тут покривил душой – дело было не только в привычке. Его натура, избалованная аристократическим воспитанием, бурно протестовала против идеи надеть какие-то вещи, которые раньше носил кто-то другой. Конечно, здесь, в Академии, от излишней брезгливости придётся избавляться – но кто сказал, что начинать надо именно с фехтовальной амуниции?

– А это-то зачем? – Олли недоумённо уставился на следующий предмет, извлечённый из сумки.

_ Меня учили фехтовать парным оружием, кинжалом и шпагой. – объяснил Виллим. – К тому же инри, как я слышал, вовсю пользуются в рукопашных схватках короткими клинками, а мы ведь с ними собираемся воевать, не так ли?

– Так он же тупой! – староста попробовал пальцем кончик острия и иронически хмыкнул – Много ты им навоюешь! Я слышал, что у инри их стеклянные ножи отточены почище бритвы, волос на лету режут!

При этих словах Сёмка слегка дёрнул щекой, и это не укрылось от внимания Виллима. Любопытно, что за воспоминание у него связано с инрийскими клинками, действительно отличающимися феноменальной заточкой? Надо будет расспросить – не сейчас, конечно, потом…

– Кинжал тренировочный. – пояснил он. – Я его на всякий случай с собой прихватил – подумал, может найдётся партнёр? Не хочется терять навыка.

– Маэстро Дижон тебе это обеспечит, ещё пощады запросишь! – посулил староста, швырнув кинжал на покрывало. – Ладно, собирай своё барахло и побежали в спортзал!

****

Профессор Пьер-Мари-Огюстен Дижон – это имя значилось в расписании; всех учителей в Академии, вне зависимости от предмета, который они преподавали, было принято именовать этим почтенным званием, – встретил новичков согласно правилам театрального мастерства. Когда кучка студентов (именуемая теперь, как успел сообщить Олли, «учебной группой «6-К») ввалилась в спортивный зал, маэстро стоял точно посредине, в центре сложной геометрической фигуры из наложенных друг на круга кругов, квадратов и многоугольников. Острые углы и пересечения линий обозначались готическими буквами и цифрами. Виллиму подобная фигура была знакома – такая же была изображена на полу фехтовального зала, в котором он сам осваивал это искусство. Учителя Виллима показывали ему картинки из старинных, вывезенных со Старой Земли трактатов по фехтованию, именуемых «фехтбуками» – эти рисунки, изображающие людей в старинных костюмах, упражняющихся старинным оружием, украшали стены зала.

Сам маэстро Дижон (не вздумайте обратиться к нему «профессор», или, хуже того, «герр Дижон», предупредил Олли, взъярится и долго будет припоминать!) вполне соответствовал этим изображениям. Высокий, поджарый, словно гончий пёс, с узким лицом и копной вьющихся волос, фехтмейстер словно сошёл со страниц исторических романов из Отчего Мира. Одет он был под стать внешности: чёрные бриджи, чулки, кожаные башмаки, громко стучащие каблуками по полу. Чёрный, наглухо застёгнутый на латунные застёжки стёганый колет, перекрещенный широкими перевязями, под ним – ослепительно белая накрахмаленная сорочка. К такой, подумал Виллим, подошли бы кружевные манжеты, но их не будет видно под длинными, до локтя, крагами фехтовальных перчаток.

В правой руке маэстро держал тренировочную рапиру с парой перекрещивающихся дужек вместо гарды и медным шариком пуантаре на кончике. Говорил он отрывисто, как и двигался, однако фразы строил не избегая красот стиля. Это Виллима не удивило – в Академии они, в конце концов, или на полковом плацу, где капрал вбивает в новобранцев нехитрое искусство обращения с солдатским тесаком?

– Итак, молодые люди. – Маэстро смерил выстроившихся вдоль одной из сторон начерченной на полу фигуры студентов высокомерным взглядом. – Прошу вас запомнить: то, чем мы с вами сейчас займёмся – это основа основ, фундамент, на котором зиждется высокое искусство фехтования. Тело человека, его манера двигаться, положение в каждый момент времени – непосредственно связаны с его душевным состоянием и даже до некоторой степени руководят им. Стойка бойца, его манера перемещаться, мало напоминают привычные для обывателя позы и телодвижения. А, следовательно, пребывая в тоже же душевном состоянии, в каком обыкновенно находится обыватель, вы ни за что не сможете освоить высокое искусство владения клинком!

Слово «обыватель» он произносил до того выразительно, что кто-то из студентов, не удержавшись, хихикнул. Маэстро строго глянул на дерзкого ученика и, дождавшись, когда тот осознает свою провинность, потупится и густо зальётся краской, продолжил:

– Представьте, что вы на молитве или исповеди; вообразите себя художником, создающим самое главное полотно всей своей жизни…

Теперь уже Виллиму пришлось прятать усмешку. Если за мольбертом он себя ещё кое-как мог представить (правда, то, что получится в результате…), то молитва и исповедь всегда были и для него не более, чем тягостной повинностью, которую приходилось соблюдать, как и прочие правила приличия.

– Да-да, юноша, именно так! – Дижон, уловивший тень неподобающей мысли на лице ученика, пронзил его взглядом, словно отточенным клинком. – А если вам сложно представить себя в церкви, вспомните о своей первой любви, наконец, и только тогда – только тогда, повторю я вам! – встаньте на боевую линию, лицом к лицу с самым главным человеком в вашей жизни, с вашим противником! Пока, правда, тоже воображаемым…

По шеренге побежали смешки, немедленно пресечённые ещё одним гневным взором.

– Ну, что же вы стоите… как ваше имя?

– Виллим вон Мёверс. – торопливо ответил юноша.

– Чего вы ждёте, Виллим фон Мёверс, или я недостаточно ясно выразился? Возьмите оружие – он указал на длинную стойку, в которой рядком выстроились клинки – и займите позицию вот на этой линии! – он провёл кончиком своей рапиры по полу. – Урок начинается!

…Захват в кварту, прямой укол, парад в сикст, ответ, обобщение в секунду со сближением, двойной укол… Привычные, отработанные до автоматизма движения успокоили смятенную душу Виллима – когда учитель встал напротив него и вскинул в приветствии рапиру, он несколько растерялся. Но всё быстро стало на свои места – включение, концентрация и… быстро обозначившаяся в кисти лёгкая усталость.

Маэстро Дижон сделал шаг назад и вскинул рапиру к потолку – знак остановки поединка. Виллим послушно замер, опустив клинок. Всё, как учили…

– Должен отметить, юноша, что вы способны начинать атаку с нуля, а этим может похвастаться отнюдь не каждый фехтовальщик, особенно, из числа начинающих. – он обвёл ироническим взглядом шеренгу студентов. – Перед началом атаки вы расслаблены, а потому быстры, точны и полны сил. Вы действуете, создавая напряжение как физическое, так и эмоциональное, и это придаёт вашей атаке твердость. Но вот – противник взял парад и в свою очередь отвечает. Ваши действия?

– Реагирую парадом и рипостом. – Виллим ответил не задумываясь, вопрос был детским.

– Всё верно, вы реагируете контрпарадом и готовите обозначить контр-рипост. – маэстро кивнул. – Так и следует действовать. – Беда в том, что в этот момент ваше состояние не то, что перед началом поединка. Напряжение, которое было так важно в предыдущей атаке, оставило физический и эмоциональный след, и он отпечатался в вашей руке. И ответная атака, таким образом, начинается уже не с нуля, с каждым темпом физическое и эмоциональное накопление в руке растет, рука устает, скорость снижается, точность теряется, и вы проигрываете! Руку нужно не только тренировать, чтобы сделать её крепче, но и дисциплинировать – сделать её способной возвращаться в исходное состояние во время каждого ухода назад, к моменту готовности к новой атаке – причём как физически, так и эмоционально. И только тогда, усталость руки, которая, разумеется, неизбежна, перестанет влиять на качество атаки, и она станет быстрой, точной и сильной…

Он атаковал без предупреждения – распрямился, словно пружина, целя под маску. Виллим машинально шагнул назад, взял парад – получилось безупречно, он даже успел удивиться такой точности! – и ответил, угодив в контрпарад своего визави. Завязался обмен ударами и контрударами; уже на втором темпе Виллим сделал попытку соотнести полученные только что наставления со своими действиями – и неожиданно для себя самого расслабил плечи. И сразу – прямая ответная атака и чёткий сухой щелчок латунного шарика пуантаре по стальной сетке маски.

– Туше! – Дижон сделал шаг назад и снял маску. – Это и была та самая дисциплина руки. А вы быстро усваиваете, юноша! Позвольте спросить, у кого вы обучались раньше?

Вопрос был с подвохом – назови Виллим он имя своего наставника, маэстро, который наверняка знает всех лучших фехтмейстеров Кайзеррайха, мигом поймёт, кого судьба послала ему в ученики. Пришлось промямлить что-то насчёт отцовского товарища по полку, выпускнике Имперского Лицея, у которого он брал уроки фехтования. Кажется, Дижона ответ не удовлетворил – он внимательно посмотрел на собеседника и велел встать в строй.

****

– Что это он прилип? – спросил Сёмка. – Потратил на тебя одного чуть ли не половину урока, а нас заставил стоять и наблюдать!

Виллим и сам недоумевал – с чего это маэстро на первом же занятии потратил столько времени на него одного, оставив остальным роль бессловесных зрителей? А времени действительно ушло немало: сначала они обменялись несколькими выпадами, потом Дижон, предложив взять вдобавок к рапире кинжал, попробовал его силы с этим оружием – после чего продолжил поединок на одних рапирах, но с использованием приёмов посложнее. Может, он и правда, о чём– то догадывается? Если так, то надо следить за каждым словом, каждым действием, особенно из числа тех, что подобно фехтовальным приёмам, отработаны до автоматизма и не требуют участия разума. И если позволить себе расслабиться, забыть об этом – от его инкогнито уже в первый день ничего не останется…

Сигнал к окончанию урока фехтования подал всё тот же колокол, что утром поднял их с постелей, только на этот раз вместо частых ударов было только два, гулких, протяжных. Студенты группы «6-К» наскоро ополоснулись в душе и, облачившись в мантии, поспешили по длиннющему, уставленному книжными шкафами коридору в сторону библиотеки. Неутомимый Олли, успевший выяснить всё, относящееся к расписанию, сообщил, что им предстоит получить книги, а заодно – познакомиться с помещением, в котором придётся провести немалую часть времени, отпущенного на учёбу в Академии.

Читальный зал библиотеки встретил новичков высоченными, по крайней мере, втрое выше, чем в Дормитории, потолками, огромными окнами, тишиной, нарушаемой лишь шорохом страниц – тут даже шаги были не слышны, каменные полы покрывали мягкие, сплетённые из верёвок, дорожки, – и рядами дубовых скамеек и столов, в крышках которых были проделаны углубления для чернильниц, перьев и карандашей. Получив от служителя по стопке книг (для этого пришлось отстоять недлинную очередь) и поставив подписи в библиотечном гроссбухе, приятели устроились за одним из столов и принялись озираться по сторонам.

Солнечные блики из окон ложились на столы, на лица и мантии читателей, на ряды томов, теснящихся на стеллажах, играли на бронзе монументального письменного прибора, стоящего перед библиотекарем – тот медленно поворачивал голову, озирая свои владения.

– Гляди, девчонки! – сёмкин локоть чувствительно ткнулся в бок. – Вон там, через три стола от нас, ближе к окну…

Виллим посмотрел в указанном направлении. Одна из студенток сидела за столом, положив руки на огромный, в потёртом кожаном переплёте, том – и как только она его таскает, подумал юноша? Другая стояла напротив подруги и читала вполголоса – книгу, размерами поменьше, она держала перед собой раскрытой.

– А ничего, симпатичная, особенно та, что стоит! – глаза приятеля блестели. – Слушай, как бы с ними познакомиться, а?

Девушка, о которой он говорил, захлопнула книгу (звук получился громкий, библиотекарь, услыхав его, недовольно дёрнулся) склонилась к сидящей подруге и стала что-то сбивчиво ей говорить. Та встала, отодвинув стул (неподъёмный том остался на столе) и обе они направились к третьей девушке, устроившейся с раскрытой книгой двумя столами дальше.

– Уйдут же! – зашипел Сёмка. – Где их потом искать? Общих занятий у наших групп быть не должно, трапезные разные, девчачьи спальни в другом крыле Дортуара, туда не пускают… Разве что в коридоре случайно встретим, между уроками!

Виллим недовольно покосился на приятеля – и с чего тот распереживался? Хотя, надо признать, девушки весьма привлекательны, особенно та, третья, за дальним столиком. Подруги как раз подошли к ней и принялись оживлённо что-то обсуждать, время от времени оглядываясь на притаившегося за своим столиком библиотекаря. Тот наблюдал за нарушительницами режима тишины, но пока не вмешивался.

– Тоже мне, нашёл проблему! – Виллим покровительственно улыбнулся. – Уж в чём в чём, а в общении с представительницами прекрасного пола он чувствовал себя вполне уверенно, увереннее даже, чем на фехтовальной дорожке – сказывался опыт балов, приёмов и прочих подобных мероприятий, на которых ему пришлось побывать за свою недолгую светскую жизнь. – Вот сейчас подойдём и познакомимся! Мы, правда, официально не представлены, но это не беда, я отрекомендую тебя, а ты – меня. Не думаю, что в Академии такие уж строгие правила этикета, это же не дворец Кайзера!

Сказал – и испугался, что приятель спросит сейчас – «а тебе что же, и там пришлось побывать?» – но мысли Семёна целиком были заняты предстоящим знакомством.

****

– Смотрите, летит! – пальчик Марии указывал вверх, где над мансардными этажами профессорских корпусов неспешно плыла серебристая сигара. – Какой огромный!

– Разве это огромный? – Сёмка хмыкнул, демонстрируя крайнюю степень пренебрежения. – Всего лишь старый патрульный корвет, на таких курсанты Воздухоплавательного Корпуса упражняются, у них недалеко от города учебная база.

Действительно, чёрный с узкой белой каймой кайзеркройц, украшающий выпуклый борт корабля, ясно указывал на принадлежность к Воздушному Флоту. Полупрозрачное хвостовое оперение – на аппаратах такого класса оно играло роль маховых перепонок, служа, подобно рыбьим хвостам, и для управления, и для сообщения движения – трепетало, играя на солнце радужными бликами.

– Это вы ещё флюгцайтрейгеров не видели, носителей боевых флапперов! – продолжал разливаться приятель. Или больших транспортных кораблей, вроде нашего старичка «Баргузина». Он в Загорье, прямо на тайгу грохнулся – так мы с Витькой чуть кости не переломали…

Он уже забыл о своей давешней неуверенности и торопился взять реванш. Знакомство, как и предсказывал Виллим, не вызвало особых трудностей. После обязательных улыбок и взаимных представлений одна из студенток убежала, сославшись на какие-то неотложные дела, две же другие – их звали Мария и Инге, – согласились составить молодым людям компанию. В библиотеке делать больше было нечего; Сёмка уговорил одного из студентов занести полученные книги в спальню (тот согласился не слишком охотно, явно завидуя предприимчивым одногруппникам), и они отправились в сквер, разбитый между учебным корпусом, Дормиторием и улочкой, застроенной «профессорскими» домиками. До ужина оставалось около часа, девушки весело щебетали, разглядывая плывущий в небе дирижабль, Сёмка разливался соловьём, описывая свои приключения – день неудержимо катился к вечеру, и Виллим порадовался как удачно всё сложилось сегодня. Но как-то оно обернётся завтра… и послезавтра… и в любой из долгой череды дней, которые им предстоит здесь провести?