Текст книги "Простые повествовательные предложения"

Про монстров

Сидя у костра, Игнаций бездумно перекатывал в пальцах блестящий солид с профилем Кароля IV. Кароля Последнего, Слабого, как окрестили его злые языки при дворе. И вправду, никакое искусство художника или чеканщика не могло скрыть этот безвольный подбородок, эти одутловатые щеки, это общее ощущение мерзости и упадка. Больше всего, ехидно подметил Игнаций, возлюбленный монарх на монете напоминал зажравшегося борова, готового пасть от руки мясника. Туда и дорога! И прихвостням его, и присным… А особенно графу – вовек не вспоминать его имени – интригану и завистнику, что походя разрушил любовно возводимое карьерное здание.

«Дайте мне только выйти из этих болот, добраться до жирного твоего брюха», – мстительные мысли бесконечной чередой, тесня и обгоняя друг друга, проносились в голове Игнация, но лицо его было безмятежно, и руки не дрожали. Серебряный кругляш послушно перепрыгивал из ладони в ладонь, появлялся и исчезал, крутился и слепил глаза ватажников бликами от заходящего солнца.

– Эх, – крякнул Вяхирь, когда Игнаций вынул солид из его рыжей бороды, – затейник!

Он в восхищении покрутил головой, поворошил угли и подал Игнацию раскалённый, истекающий жиром кус мяса.

Пошёл второй месяц, как он прибился к ватаге извергов и татей ночных, если верить глашатаям на рыночных площадях, а на самом деле просто разных людей, обиженных или обойдённых жизнью. Были среди них душегубы, как без них, но и просто запутавшихся и пустившихся в бега хватало.

Вот и он, Игнаций, в бегах, и никогда не расквитаться ему с графом – да будет проклято его имя, и с его жёнушкой, из-за которой Игнаций оказался в лесу. Вернее, из-за её колечка с бриллиантом, что так не вовремя выпало из потайного кармашка. Вот так проходит слава модного престидижитатора и приходит слава вора.

Игнаций развёл пустыми руками и улыбнулся – всё, дескать. Начался ленивый разговор о здешних местах.

– Ещё рассказывают, – театрально понизив голос, начал рябой Стецко, – про нечистого, который сидит на болоте. Здешние людишки ему кланяются, почитают за бога и жертвы ему приносят.

– Кого же? – загорелся простодушный Вяхирь.

– А кто попадётся. Хоть девку, хоть мальца. Рыжим да бородатым мужиком нечистый тож не брезгует!

– Ну тебя, шутник, – махнул рукой Вяхирь под хохот остальных, собравшихся вкруг костра разбойников.

Распухшее светило залило запад жёлто-багровым и алым, и медленно опускалось в низкое редколесье. За ним начиналась болотистая низина, на краю которой стали на ночлег ватажники. Огонь, разведённый между двух валунов, весело трещал, поедая смолистую лесину. Вечер оказался тёплым, в темнеющем воздухе звенели комары, и глухо вздыхала трясина за спинами разбойников.

– Ишь, бормочет, – опасливо покосился назад Вяхирь. К свои сорока годам он сохранил деревенское простодушие и незлобливость. – Боязно мне что-то. Будто глядит кто в спину. Слышь, Старшой, нам болотину эту стороной бы обойти?

В глаза и за глаза вожака называли Старшой. Может быть, кто-то из ватажников и знал его настоящее имя, но за прошедшие недели Игнаций не услышал его ни разу. Старшой, кряжистый мужик примерно одних с Вяхирем лет, чернявый, со злыми глазами, отложил мясо и повернулся лицом к огню:

– Нельзя нам в обход, голубь, – спокойно, но непреклонно ответил он, – с болота нас не ждут, а серебро храбрых любит.

Сказал, обвёл всех тяжёлым взглядом и снова принялся жевать.

– Это ты верно, Старшой, – поспешил согласиться Вяхирь, – серебро, оно да, оно для смелых…

Когда-то давно были в этих местах серебряные копи. На островке среди трясин оказался выход жилы, Кароль Первый поставил там острожек, пригнал каторжан, и десяток солдат, для охраны. Сотню лет горбатились в шахте враги короны, поставляя звонкий металл для монетного двора. Поднимались к небу дымы костров, в которых калили руду, а сами каторжники в своё время навечно уходили вниз, в бурые торфяные глубины.

Потом шахты оскудели, и копи оказались заброшены. Прошли десятилетия, и про выработки почти все забыли. Однако лет десять назад в обороте снова появилось серебро из местных шахт. Старшой, насколько Игнациус понял из обрывков разговоров, полуслов и полуфраз за чаркой хмельного, узнал об этом у одного из менял. Наверное, этим знанием тот хотел купить жизнь, но добился лишь лёгкой смерти. Серебра было не так уж мало, значит, не ухоронка и не случайный клад разошлись по кошелям и карманам, но и не слишком много. Тут Старщой и смекнул: не совсем обмельчали старые копи. Сидят на шахте людишки, ломают камень и преступно чеканят монету. А коли так, придётся делиться.

Вспомнив о серебре, ватажники оживились и загомонили.

– Будет монета, дом себе поставлю, жёнку возьму. Из городских, ласковую! – горячился Стецко. – Не всё мне по лесам шастать!

– Кому ты рябой нужен? Может, старуха какая позарится, – ехидничал кто-то.

– Да ты кому это врёшь, – Стецко рванул рубаху на груди, – да я…

Игнациус скривился. Опять свара, как же надоела ему громкоголосая деревенщина!

Старшой, как настоящий атаман, тоже не терпел лишних склок.

– Ша, братия, – рявкнул он, – пасти заткнули! После посчитаетесь.

Возразить из двух десятков человек не осмелился никто.

Опустившуюся тишину мгновение спустя разорвал птичий крик. Странный и малость неправильный. Сова? «То ли сплюшка, то ли ушастая, не пойму, – задумался Игнаций, перебирая в памяти давние охоты, – а должна бы болотная»… Звук повторился, и тут же коротко всхлипнул и начал падать головой вперёд один из мужиков.

Время для Игнация остановилось, сейчас – безумно размазалось, а звуки пропали. В безмолвии рывками сменяли друг друга картины: разбойник грузно падает в угли … его голова выбивает облако искр… жало стрелы глядит наружу чуть выше его уха… висит в воздухе зловоние горящего волоса… чёрный провал рта Старшого и вздувшиеся жилы на его шее – «К оружию», – можно увидеть в движениях губ… Стецко с саблей в руке… неясное движение из темноты, тень, похожая на человека… Вяхирь, падает на колени, обхватив руками голову; из-под пальцев его бежит кровь… словно сторонний зритель следит Игнаций за собственной рукой, что путается в перевязи; это дико и невозможно; мешает зажатый в ладони давешний солид с профилем ублюдочного короля…

Потом время вернулось в предписанные берега, с жирным чмоком включился слух, но сразу мир вспыхнул безумными всполохами и разлетелся на осколки.

В голове бухало и звенело, как в те времена, когда Игнаций только приехал в столицу. Он ещё не знал нужных людей, был безденежен и жил в крохотной каморке на постоялом дворе. Окошко глядело на торжище и лавку чеканщика. Ремесло не терпит сонь, и Игнаций возненавидел того мастера и его инструменты.

Рот был забит какой-то липкой дрянью, поэтому его подташнивало, как от вонючего портового самогона. За сомкнутыми веками плавали цветные пятна, качались из стороны в стороны, и от этого мутило ещё больше. Ломило спину, словно в плечи и поясницу впились острые камни. Рук ниже локтей Игнациус не чувствовал вовсе. И словно волны шумели, накатывая на песчаный пляж. Игнациус прислушался, и шум превратился в голос: хрипловатый и низкий, но, несомненно, женский:

– … спорите, сёстры? – похоже, женщина была молода. Только в девичьем разговоре можно услыхать такие нежные тона, хотя и скрытые за нарочитой грубостью, – я так хочу, и так будет. Хватит одного.

«Это про меня? – удивился Игнациус. – Что случилось?» Он напрягся и сумел разлепить веки. Ничего не изменилось, вокруг была тьма. Но от малого усилия дикари, поселившиеся в голове, сильнее забили в барабаны, и снова загнали его в беспамятство.

Окончательно Игнаций пришёл в себя от боли в руках. Всю ночь его тащили куда-то, спутанного, как зверя. Теперь верёвки, стягивавшие его локти, сняли, и кровь пульсировала в онемевших кистях. Занимался рассвет. Небо на востоке посерело, и сквозь эту серость протаивали уже зеленовато-розовые тона. Игнаций сидел на моховой кочке, привалившись спиной к низкой болотной сосне. Голова гудела, но терпимо. Волосы слиплись от крови: похоже, стукнули его от души. На шею что-то давило. Игнаций поднял непослушные руки и нащупал широкий ошейник, ремень от которого был привязан к дереву за спиной. Вокруг, в утренней дымке, среди кочек торчали такие же угнетенные деревца. От видневшихся там и сям чёрных луж пахло стоялой водой. Болото! Зачем неизвестные «сёстры» затащили его сюда?

Перевязи со шпагой на поясе не было. Также не оказалось ни ножа в сапоге, ни шила в рукаве. Его обыскали – и сделали это хорошо. Но не убили. Он жив и почти свободен.

– Кха, кха, – закашлялся Игнаций. Звуки тонули в тумане, но его услышали:

– Очнулся, бычок?

Тот же голос, что и ночью! А вот и она сама – вышла из-за спины и протянула ему берестяную чашку с каким-то питьём. Только сейчас Игнаций почувствовал, как мучит его жажда! Стараясь не расплескать, он схватил сосуд и попробовал. Какой-то травяной отвар? Не отрава, наверняка. Не для того же его принесли сюда живым, что отравить? Прихлёбывая питьё маленькими глотками, Игнаций стал украдкой посматривать на похитительницу.

Юная, невысокая, с огромными чёрными глазами – и очень коротко стриженая! Даже обритая пару недель назад, судя по длине волос. Девушка была одета в плотную грязно-зелёную куртку и такие же штаны, заправленные в крепкие сапоги. За спиной висел небольшой арбалет. «Это она стреляла там, у костра» – понял Игнаций.

– Нечего пялиться! – она отобрала у него чашку и добавила непонятно: – Рукам спасибо скажи.

– Почему… – начал Игнаций.

– Узнаешь, – она отвязала ремень. – Вставай!

Игнаций поднялся. Неподалёку собирались ещё несколько женщин, также бритоголовых, одетых в похожую, неброскую и удобную походную одежду. На одной из них Игнаций увидел свою перевязь со шпагой. Женщины не обращали на Игнация внимания, только одна, с перевязанной рукой со злостью зыркнула на него и отвернулась. Ещё две «сестры» возились возле длинного неопрятного свёртка. Всего похитительниц оказалось шесть человек, все вооружённые и уверенные в себе. Вспомнив ночную стычку, Игнаций решил не рисковать. Победа, а шансы невелики, ничего не даст. Он не аист и не лягушка, в болоте не проживёт.

Его размышления прервало невнятное мычание. То, что Игнаций принял за свёрток, оказалось мужиком с рыжей бородой. Его руки, как недавно у самого Игнация, были жестоко скручены за спиной, а изо рта торчал кляп.

Вяхирь!

Общими усилиями женщины подняли Вяхиря на ноги, и повели между кочками и окнами тёмной торфяной воды. Та, что с повязкой, обернулась и бросила:

– Смотри, Лиина, за своим. Сбежит – сама ловить будешь!

– Я помню, Янга!

Значит, её зовут Лиина, отметил Игнаций.

– Что это значит? – обратился он к девушке.

– Вперёд, – скомандовала Лиина, – за ними, шаг в шаг. И без шуток! Или связать руки?

В её руке появился узкий кинжал. По уверенности, с какой Лиина держала оружие, Игнаций понял: шутить не стоит.

– Нет, – буркнул он, и пошёл вперёд.

Игнаций не был сентиментален, но через час он искренне жалел Вяхиря. Если сначала Игнаций цепко смотрел по сторонам, примечал приметы, то скоро его главной заботой стало ступать точно по следам идущих впереди женщин. Там, где они прошли, со дна поднимались редкие цепочки пузырей. Это прорывался наружу болотный газ, потревоженный их ногами. Игнаций не мог понять, как, по каким приметам «сёстры» находили путь в этом царстве слякоти. Повсюду, сколько хватало глаз, виднелись неотличимые друг от друга кочки, покрытые ряской озерца или травяные островки. Ни одной зарубки или другого знака не было заметно на попадавшихся сосенках и берёзках. Первая же попытка спрямить дорогу обернулась для него купанием. Теперь в сапогах хлюпало, а под одеждой противно зудело. Остановиться и привести себя в порядок Игнаций не рискнул. Неизвестно, как бы отнеслась к этому Лиина, но куда страшнее показалось отстать и остаться одному посреди унылого болота.

Вяхирю повезло гораздо меньше. Неудобно идти со связанными руками, тем более по болоту. То и дело Вяхирь взрывался бульканием и стонами, оступившись в очередной раз. Конвоирши терпеливо вытягивали его на тропу и гнали, тянули, подталкивали дальше. Зачем? Что значили слова Лиины «Одного хватит»? Причём тут его руки? Что ждёт их с Вяхирем?

Всматриваясь в пузырящуюся под ногами муть, Игнаций крутил эти вопросы так и эдак, но много ли подскажет грязная вода?

Они пришли на место, когда уже совсем развиднелось. Кочки разбежались в стороны, и открылось зеркало чистой воды. Озеро. Здесь женщины повернули направо, и шагов через двести вышли на небольшой песчаный бугор. От него в воду шагов на десять уходили широкие мостки, а рядом, в зарослях рогоза, была причалена длинная лодка.

Дорога вымотала всех, и они без сил повалились на песок, рядом: и конвоиры, и арестанты. Игнаций не считал себя слабаком, но сердце гулко колотилось о рёбра, а пот ел глаза. Рядом сипло дышали женщины, и натужно сопел Вяхирь. Развязывать его или вынимать кляп никто, похоже, не собирался.

Потом женщины схватили Вяхиря под локти и потащили к мосткам. Он не сопротивлялся, измученный и махнувший на всё рукой. Лиина осталась с Игнацием. Жало болта смотрела ему в глаза. «Вряд ли она промажет» – напомнил себе Игнаций.

– Молчи. Не двигайся. Иначе сёстры не послушают меня, – тихо сказала она, – и ты окажешься рядом с этим.

– Лицо, – приказала ему Янга, вернувшись. Она обмазала лоб и щёки Игнация какой-то пахучей мазью; намазались ею и все остальные.

Они уселись на песке. Янга достала варган… и заиграла! Никогда в жизни не слышал Игнаций подобного. Дребезжащий, слегка надтреснутый звук поплыл над озером. Низкие и высокие ноты чередовались в беспорядке, из которого начала прорастать тёмная, извращённая гармония. Помимо воли Игнаций стал погружаться в полудрёму – полуявь. Одновременно изнутри начало подниматься нечто страшное и кровавое: как упоение боем, когда рук не хватает, и хочется грызть врага зубами; как гнев, застилающий глаза; как лютый, неутомимый голод, разбуженный мертвенным светом луны. Нечто, неподвластное разуму. Тонкая корка человеческих привычек лопнула, и из глубин души Игнация вышел зверь. Явился забрать своё, причитающееся по праву!

– Он идёт! – хриплый голос Янги разорвал морок.

Игнаций открыл глаза.

– Он идёт, – выдохнули остальные «сёстры».

– Он идёт…, – прошептала Лиина. Пальцы её побелели на ложе арбалета. Стрела ни на волос не сдвинулась в строну.

Мир вокруг не изменился – и изменился одновременно. Воздух пах теперь не только водой и багульником, в нём чувствовалось ожидание страшного.

Волна плеснула в безветрии и тишине. Шагах в ста от берега на озёрной глади образовалась небольшая воронка и стала быстро приближаться. Вода по ходу движения выгнулась горбом, как за кормой поймавшей свежий ветер шхуны. Невдалеке от мостков и Вяхиря воронка исчезла, вода забурлила, и из неё показалась гигантская змеиная голова. Плоская, саженной ширины, чёрно-зеленая с фиолетовым отливом, покрытая чешуями размером со сковороду или рыцарский наплечник. В глубину уходило толстенное, чуть уже шеи, тело. Два чёрных, равнодушно-пустых глаза смотрели в никуда, и при этом на каждого по отдельности.

Дико выгнулся привязанный к мосткам Вяхирь. Застонал в бессмысленной мольбе.

Игнаций сидел еле живой от ужаса. Стецко, рассказывая байку про болотного демона, не соврал.

Чудовище приоткрыло пасть и алым языком, похожим на толстого двухвостого змея, облизало воздух вокруг смертника. Вяхирь обмяк и замер. Обморок. Боги пошутили – или демоны сжалились, какая разница? Ему так легче, умрёт без мук. Мгновение аспид раздумывал – и молниеносным ударом схватил жертву. С треском оборвалась верёвка, мелькнули ноги в грязных сапогах, змея по-птичьи дёрнула головой, проталкивая добычу в глотку.

Игнаций шумно выдохнул.

– Молчи! – прошипела Лиина, но тварь уже была рядом. Толстое тело обвилось вокруг бугра, а змея раздвоенным языком неуверенно, словно в сомнении, ощупывала замерших людей. Язык был гладкий, холодный и пах сырой рыбой.

«Сожрёт» – понял Игнаций, сдерживая дрожь. Ещё миг, и он бросился бы бежать, не разбирая дороги, в омут, в трясину, куда угодно, только подальше от мерзостных прикосновений. Этот миг не настал. Вот змея была рядом, и уже нет её, и только бьёт в плашки мостков потревоженная вода.

В тишине прошло несколько минут, потом Лиина осторожно разрядила арбалет и с облегчением откинулась назад.

Игнаций тут же вскочил и отбежал подальше, к двум старым кривым ивам. Глупо, но когда между ним и женщинами оказались древесные стволы, ему стало легче.

– Что это было?! Кто вы такие?! И зачем?!!

Лишние вопросы, но ему ответили.

– Великая Змея. Мы тут живём, на острове. А этот был бандитом, как и ты.

Наверное, вызов Великой Змеи – дело непростое, поэтому Янга говорила тихо и безразлично.

– Зря ты про остров, – сказала одна из женщин.

– Он и так видел слишком много, Зура, – отмахнулась Янга, – теперь или с нами, или утопить. А девка, – Янга кивнула на Лиину, и та угрюмо нахмурилась, – не позволяет топить. Чего зыркаешь, глупая?

– Я решила. И мне отвечать!

– Ответишь, – махнула рукой Янга, – да как бы поздно не было…

– Эй, – обнаружив, что его не собираются убивать прямо сейчас, Игнаций вернулся и присел на нос лодки, – чего про меня без меня решаете? А если я с вами не хочу?

– Оставайся, тать, – Зура пожала плечами, – воды тут много. Жрать будешь лягушек, потом мазь протухнет, придёт Змей и съест тебя. Захочешь лодку украсть, тогда мы точно тебя убьём. Лиина стреляет метко.

Лиина кивнула:

– Не промажу!

– Не надо стрелять! – Игнаций просительно прижал руки к груди. – Я простой артист, фокусник.

– Да, – Зура вынула нож. Один из потайных ножей Игнация, тонкий, узкий и острый как бритва. На чернёном полотне лежал тусклый блик, – простой артист.

– Но этот змей, – Игнация передёрнуло, – это чудовище! Вы поклоняетесь демону! Вяхирь не заслужил такой смерти!

– Вы все её заслужили! – отрезала Янга. И добавила: – Кланяешься ты своему цепному псу? Нет! Но чтобы собака стерегла дом, её надо кормить.

На острове жили только женщины. Сбежавшие от жестоких мужей и деспотичных родителей. Плоды любви созревают быстрее, чем кончается само чувство, и почти все приходили с детьми. Принимали только девочек. Старая Эллис, мать Лиины и предводительница общины, жёстко выдерживала это правило. Тем, кто пытался попасть на остров с сыновьями, предлагали выбор: бегство или ребёнок. Пока существовала община, сыном не пожертвовал никто.

Жизнь беглянок была проста. Они ловили и заготавливали рыбу, огородничали, били уток и гусей. Главной подмогой оказались, однако, старые копи. Драгоценный металл сохранился в отвалах и в старых штреках. Его было не так много, чтобы обратить на себя внимание Короны, но хватало на жизнь полусотне женщин и девочек.

Часть он понял из разговора «сестёр», пока они переправлялись на остров, кое-что додумал, вспоминая слухи, что бродили по окрестным сёлам. Ещё больше услышал от Эллис. Надсаживаясь, матушка так кричала на Лиину, что Игнацию захотелось оказаться на болоте, рядом с Великой Змеёй. Или в яме у графа Эдуардо, будь благословенно его имя во веки веков! Только подальше от сумасшедшей старухи, раздери её лихоманка!

Не тут-то было.

– О чём ты думала, дочь, – произнесла вдруг Эллис так спокойно, и Игнацию стало совсем неуютно, – когда тащила сюда ЕГО?

– Матушка! Ты говорила, что сёстрам нужно развлечение…

– Ты в уме ли, девчонка?!!

– Нет же, матушка, ты не поняла! Он фокусник, искусник. Пусть детки порадуются…

– Искусник…, – матушка села и спросила холодно: – Как звать тебя, фокусник?

– Игнациус, сударыня, – ответил Игнациус, и достал солид…

В отличие от других сестёр, заселивших каторжные бараки и казарму охраны, матушка Эллис жила в каменном здании бывшей конторы, неподалёку от причала. Сирень и бузина подступили вплотную к открытым окнам, и именно в этих кустах спрятался Игнаций, сбежав от восторженной гурьбы девочек, таскавшейся за ним с рассвета. Успех был оглушительный, но за два проведённых в общине дня Игнациусу смертельно надоела привязчивая мелюзга. Тщеславный артист внутри млел в лучах славы, но тёртый авантюрист и ватажник озирался и косил по сторонам. Вспоминался Вяхирь и Великая Змея. Надо было бежать, и как можно скорее, но сначала…

– А что потом, дочка, ты подумала?

Старуха оказалась дома. Голоса звучали чуть слышно, и Игнаций замер, стараясь не шевелиться и дышать через раз.

– Мамочка!

Лиина!

– Молодой мужчина – это не котёнок, не щенок. Его не запрёшь в доме, он захочет большего, чем миска каши! Мы не просто так ушли сюда, милая…

– Что же делать, матушка? – голос Лиины дрожал. «Дурочка» – беззвучно хмыкнул Игнаций. Как смотрела на него девушка во время утреннего представления! Она уже насытилась фокусами, и, похоже, хотела чего-то большего, сама не понимая – чего именно. Видевшая мужиков только через прицел арбалета, не понимая, что делает, Лиина наводила вечные женские чары, топила его в чёрных глазах-омутах. Глупая… Не чистая вода в тех омутах, а бездонная трясина. Не утопишь и не проглотишь! Я не Вяхирь, а ты – не Великая Змея.

– Завтра на рассвете уведёшь его назад, – наставляла тем временем Эллис. – Коротким путём, с завязанными глазами. Кружи, петляй… Но чтобы он никогда не нашёл дорогу через трясины!

– Смогу ли я одна?

– Янга поможет, – Эллис тяжело вздохнула. – Иди, моя хорошая!

Хлопнула дверь. Мелькнула сквозь густую листву лёгкая фигурка Лиины.

– Теперь слушай, – теперь в голосе Эллис не было и следа материнской ласки. – Разбойник не глуп. – «Ах, ты, ведьма!» – Он должен понимать, что у нас есть помощницы там. – «Невелика тайна» – Поэтому он не должен выйти из болота!

– Да, хозяйка, – с радостной злостью ответила Янга, – он останется там!

Приговорили, со странным восхищением понял Игнаций. Да только Игнация просто так не возьмёшь, он ещё поборется! Нужно раздобыть оружие – и не повторять ошибок, держать ухо востро. Но что это?

– Сюда, скорее, сюда! – закричали с берега. – Матушку позовите! Янга где?

Застучали каблуки, Янга пробежала, за ней, охая и отдуваясь, проковыляла старая Эллис. Прокравшись вслед за ними, Игнаций глянул на озеро из зарослей камыша и тихо присвистнул. Старшой сделал выводы из ночного нападения, и совсем не те, на которые рассчитывали сёстры.

Разрезая острыми носами встречную волну, к острову приближались три лодки.

– Раз! Раз! – мёрно взрёвывал с носа передней Старшой и размахивал в такт левой рукой. В каждой лодке было по шестеро ватажников. Четверо за вёслами, ещё двое со щитами в руках прикрывали гребцов со стороны берега. Атаман держал щит одной рукой, а рядом сидела женщина. Связанные руки мешали держать равновесие, и она неловко кренилась на сторону. Красный платок сполз на шею и вился на ветру змеиным языком.

Вот одна из помощниц, понял Игнаций. Теперь она заложница. Старшой не терял времени. Нашёл проводницу, вызнал короткий путь, иначе лодки не протащить, и вот теперь он тут. Что делать будешь, старуха?

Загудел варган, и Игнаций поспешил назад, ближе к надёжным каменным стенам жилища Эллис. Не слышать этих звуков, не видеть кошмарной твари. Как легко Эллис принесла свою соратницу в жертву холодной гадине! Эллис да Змея – сёстры, как видно. С этой мыслью Игнаций подтянулся и исчез в открытом окне конторы.

К воде он вернулся, когда всё было кончено. Только прыгала на мелкой волне лодочная щепа у ног старухи, да Янга с мёртвым лицом мяла в руках мокрый малиновый лоскут.

– Завтра ты уйдёшь, – Эллис ткнула в грудь Игнацию скрюченным пальцем. – Расскажи всем: так будет с каждым. Вашему племени тут не место. Поди с глаз!

Лиина пришла после заката.

Игнациус молча посторонился, пропуская арбалетчицу в дровяной сарайчик за огородами, где провёл две прошлые ночи, а теперь собирался провести третью, возможно, последнюю в жизни.

– Зачем ты здесь? – бросил равнодушно. – За фокусами? Я устал и хочу спать.

– Не знаю…, – девушка посмотрела в его глаза: – Янга отдала её Змее! Просто так, как и остальных… Свою мать! Ты видел?

– Я догадался. Что с того?

– Но мать, женщина! – слёзы блеснули на её глазах.

– Три дня назад ты убила человека, – удивился Игнаций, – потом вы с подругами накормили Змею ещё одним. И сегодня.

– Это другое!

– Нет!

– Матушка учила, что мужчины – всё равно, что звери! – она теребила шнуровку куртки. – Я не понимаю… Но так не должно быть? Я увидела твои руки… это не звериные лапы. Я смотрела на тебя, когда ты…, когда у тебя…, звери так не могут! – Лиина всхлипнула и прижала руки в груди. – У меня щемит здесь, когда я смотрю на тебя. Что это? Это …любовь? Я хочу понять!

– Ты поймёшь.

Игнаций закрыл дверь и заложил её изнутри крепкой жердью.

– Только обещай быть послушной и ничего не бояться.

Янга осталась в том самом бочаге с ненадёжными глинистыми берегами, который приготовила для Игнация. Догоняя на опасном участке, ошиблась и не нашла, куда надёжно поставить ногу… Игнаций пытался подхватить и удержать её, но смог зацепить только кончиками пальцев, когда гнилая вода уже скрыла женщину с головой. Мгновения борьбы, рука её соскользнула и… всё. Так, надеялся Игнаций, это выглядело со стороны. Фокусники умеют многое. Например, толкать, но делать вид, что тянешь.

Потрясённая, Лиина попыталась впасть в истерику, и Игнацию пришлось успокаивать её, перемежая пощёчины и поцелуи. Теперь она потеряно плелась впереди, а Игнаций считал барыши. Шпага осталась на острове, зато сапожный нож и шило вернулись к хозяину. Душу приятно грели слитки за подкладкой полукафтана. Он сильно рисковал вчера, обыскивая старухину берлогу, но Эллис, привыкшая к послушанию сестёр, даже не подумала проверить серебро. Но главное спряталось в поясном кошеле. Варган и склянка с зельем! Думали, посадили чудовище на цепь? Ключ-то – вот он! Рано или поздно тварь проголодается. Что сделает голодный волкодав, сорвавшись с цепи? Убежит? Сдохнет с голоду? Или сожрёт хозяев? Туда и дорога…

«Думаешь, меня полюбила? Где тебе, не знавшей любви… Моя инаковость привлекла, моё искусство, моё отличие! Мои руки… Глупая. Той же мерой отмерю. Не тебя люблю – не за что, путь на свободу в твоей голове!»

– Долго ещё? – спросил он сипло.

– Час. Полтора… Здесь нельзя торопиться.

«Час-полтора. Что с тобой делать? По справедливости, ты спасла меня, – шило привычно легло в ладонь, – но лишь из прихоти. Надо решить, пока не вышли из болот. Потом будет поздно. Я решу, я обязательно решу. Время ещё есть…»