Текст книги "Простые повествовательные предложения"

Основа жизни

Говорят, Марс – красная планета. Не верьте! Он разный и цветной. Он рыжий, он белый, он серебрится тонким песком дюн. Там, где горные породы прорываются наружу, сквозь вездесущий песок, можно увидеть все цвета радуги. Хотя красный цвет – главный. Красный и немного жёлтого.

Но совсем нет синего и голубого, и это казалось Вене обиднее всего! Красный и жёлтый должны дополняться голубым, иначе мир ущербен. Но человек предполагает, а Марс располагает.

Ещё располагал начальник экспедиции, Феликс Багратионович.

– Потряхивает, – обратился он к ногам Вениамина. Ноги завозились, и из недр видеомодуля появилось недовольное остальное. – Собирайся, пройди по территории, проверь сейсмику. Не нравится мне что-то. Данные с ощущениями не бьют.

– Но я, – начал Веня Решетов, программист, сейсмолог, схемотехник, электронщик, а также «подай-принеси», как и любой другой участник экспедиции без научной степени.

– Доделаешь потом.

Это было четыре часа назад.

Редкая сеть сейсмодатчиков вокруг станции уходила в пустыню на десяток километров во все стороны. Марсотрясения – штука редкая, но неприятная, и исследование активности коры стало, после разведки месторождений воды, важнейшей задачей экспедиции.

Ближние датчики Вениамин проверил быстро. Местность неподалёку от жилого купола давно уже была изъезжена вдоль и поперёк, выглажена гусеницами вездеходов и электрокаров. Крупные барханы пошли в дело, в основу пенобетона, и сейсмодатчики – тяжёлые свинцово-серые цилиндры с длинным хлыстом антенны наверху – торчали прямо в скальном основания плато. Курорт, а не работа! Подогнать тележку электрокара к датчику, отъюстировать, снять показания, отправить тестовый импульс на базу, получить подтверждение – пять минут, и можно отправляться дальше.

Дальше стало труднее.

Электрокар натужно мял песок между барханами, жалуясь на нехватку сил, поэтому Решетов шёл рядом. «Треть от тяжести земной!» – то ли уговаривал себя, то ли иронизировал он, загребая ногами. Ниже гравитация, говорите? А про усиленный вакуум-скафандр вы забыли? А про массивные баллоны с кислородом? Про модуль вторичной переработки, наконец… Если посчитать, сейчас Веня весил в полтора раза больше, чем на Земле. Проваливаясь с каждым шагом почти по колено, Вениамин взобрался на верхушку бархана и сел рядом с антенной сейсмодатчика. Бродячая дюна совсем засыпала его, оставив короткий полуметровый кончик. «Повезёт кому-то – расчищать», – подумал Веня и задышал реже: регенератор за спиной натужно подрагивал, поглощая из воздуха внутри шлема влагу и углекислоту. «Ещё и аккумуляторы, чёрт», – ругнулся Вениамин и достал тестер. Для проверки датчика, укрытого грунтом, требовалось ввести поправочные коэффициенты. На глубину залегания, на плотность окружающего песка… Рутина, быстрая только на первый взгляд. Прибор достаточно было закрепить на антенне, дальше всё шло автоматически, но очень-очень неторопливо! Причем, чем глубже был датчик, тем медленнее.

Веня не успел ещё подключить тестер, как внизу дрогнуло, и широкий пласт песка с шипением поехал вниз, к основанию дюны. Потряхивает, да… Раскинув руки и ноги, Веня распластался на песчаной волне. Главное, держаться сверху. Засыплет – не выберешься. Дождавшись, когда песок успокоится, Вениамин встал и с досадой посмотрел на оставшийся далеко вверху хлыст антенны. Опять на верхотуру, да с этим ящиком на спине!

– База, база, – защёлкал кнопками коммуникатора в поисках волны. Наушники откликнулись шипением и свистом. Марсотрясение – всегда перебои в связи. Повышенная ионизация атмосферы, статика от сухости и холода – ареодезики сказали бы больше. Радиомолчание. Долгое: часы, а иногда и сутки после толчка. Вот ведь угораздило!

Не беда. Десять километров от базы – пустяк, прямая видимость почти. С верхушки соседней дюны можно заметить солнечный блик на куполе.

Электрокар, опрокинутый набок, присыпанный кирпично-ржавой пылью, лежал шагах в пятидесяти, в сторону солнца. Поглядывая на затёртую монету звезды сквозь светофильтр шлема, Вениамин добрёл до машины и опустился на колени – откапывать.

Низкий гул пронёсся над пустыней, и вместе с ним всё вокруг расплылось и размазалось. Руки, барханы, ребристое колесо электрокара потеряли на секунду резкость очертаний. От низкочастотного звука заныли зубы и потемнело в глазах. Потом Марс ударил Вениамина снизу, ударил так, что лязгнула челюсть. Поверхность под ногами заходила ходуном, колесо кара нырнуло куда-то вперёд, и Решетов ухнул за ним, за потёртой, в царапинах, грузовой платформой, а потом что-то стукнуло его сзади.

Очнулся Вениамин от жары и тишины. Звук работающего регенератора, который уши привычно не слышали, исчез, и это беззвучие неприятно ударило по нервам. Регенератор – это чистый воздух, это вода, это теплообмен и вентиляция скафандра. Без регенератора он проживёт ровно столько, на сколько хватит кислорода в баллонах, если раньше не погибнет от перегрева. Вениамин глубоко вздохнул – и почувствовал запах. Резкий и душновато-приторный. Так же пахло на станции, когда засбоил станционный генератор, и рабочее вещество вторичника стало разлагаться без притока энергии.

В тот раз на ремонт понадобилось три дня. Феликс срезал нормы потребления воды и, как он выразился, «закрутил гайки». При чём тут были гайки, Веня не понял, но хорошего в ситуации оказалось мало, а запашок запомнился навсегда, как признак неудобства и аврала. С водой экспедиции вообще не очень повезло. При выгрузке одна из цистерн треснула, это заметили не сразу, и марсианское давление очень быстро съело четверть всех запасов. Ареологи искали, бурили пробные скважины, но ископаемых запасов так пока и не нашли.

Пару минут Вениамин лежал и мысленно ощупывал себя: переломы, ушибы? Похоже, он был цел. И даже избежал сотрясения мозга. Счастливчик… Исследовать скафандр Решетов не стал. Будь в нём заметный разрыв, Веня был бы уже мёртв. Мелкие дыры и трещины в сочленениях костюм лечил сам.

Вениамин пошевелился, подвигал руками и сел. На ноги словно навалили что-то тяжёлое, вроде мешков или плотных подушек.

– Бестолочь, – буркнул Вениамин и включил фонарь шлема.

Аккумуляторы оказались в порядке, и стало светло. Вениамин находился под поверхностью Марса, в маленькой пещерке, по пояс в красном железистом песке. Каменные стены над головой смыкались в круглый купол. Обернувшись, Веня увидел сзади такой же песок и такой же камень, но в сетке трещин.

Случилось, как он понял, вот что.

Марсотрясение раскололо плато, и его пещерка представляла собой каверну в стене получившейся трещины. В нее хлынули массы песка, увлекая за собой электрокар и вцепившегося в него Веню. Здесь ему повезло второй раз, от удара руки разжались, и Вениамин задержался в каверне. Вовремя полость подвернулась, и это стало уже третьей удачей.

– Вот оно, – пробормотал Веня, ощупывая бугристое дно каверны. Примерно там, где раньше лежали его ноги, камень закончился, руки провалились, и он ткнулся вниз щитком шлемофона. Видно, вся скала была пронизана пустотами, и сейчас Вениамин чувствовал, как движется под ладонями песок, утекая куда-то вниз. «Завалит!» – от этой мысли похолодела спина и защипало кончики пальцев. Веня замер, потом, ломаными движениями и стараясь не дышать, вытащил руки. Песок осел, заполнив новое место, сверху лениво съехала рыжая струйка – и остановилась в нескольких сантиметрах от Вениной головы. Тонкий, блескуче-рыжий, мелкий как пыль песок будто слабо шевелился в неверном свете головного фонаря. Он был так близко, перед самыми глазами, словно просочился сквозь пластик и вознамерился уже попасть в нос, и Вениамину безумно захотелось чихнуть.

– Это я попал! – и от звука собственного голоса Веня успокоился. Попал не попал, а посмотреть, что к чему, и постараться найти выход следовало. Каверна, где он находился, формой больше всего напоминала пузырёк в куске пемзы. Когда-то неведомые процессы вспенили камень, поэтому пузырь был круглым, с идеально гладкими стенами. Но что-то пошло не так, и каверна получила грубый складчатый пол. Не будь этих складок, задержавших падение, Вениамин повторил бы судьбу электрокара, погребенного где-то внизу.

– Я везунчик, да? – спросил Веня у теней от фонаря. – Хороший мне попался пузырь?

Тени не ответили, продолжив свою погоню за лучом света. Только один кусочек черноты остался на месте, сделал вид, что он тут ни при чём. Отверстие с неровными краями, дыра в стене! Следствие недавнего толчка. Протянув руку, Веня взялся за край дыры и потянул на себя. Скала тонко кракнула и отдала новый кусок: плоский, сантиметра три толщиной, вытянутый пятиугольник. Чернота превратилась в отверстие, за которым что-то брезжило на пределе светочувствительности и щекотало взгляд.

– У-уф, – протянул Вениамин, глотнул горячего воздуха и сделал то, что настоятельно не рекомендовалось всеми уставами и инструкциями: крепко зажмурился, а потом освободил и откинул щиток шлема. Взвился короткий писк и потух, не в силах преодолеть рассеянную атмосферу. Это датчики герметичности забили тревогу, и в ту же секунду коммуникатор выплюнул в эфир экстренный вызов спасателей.

«Один, два, три», – считал Веня, а морозный воздух выхолаживал скафандр. «Четыре, пять, шесть», – давление в ушах и за глазными яблоками росло, щёки онемели от холода.

«… Десять!» – досчитал Вениамин и аккуратно закрыл щиток. Тут же умная автоматика заблокировала замок и стала накачивать осевший, съёжившийся костюм кислородом. Спасать обитателя скафандра от пустоты.

– Ффу! – выдохнул Решетов и медленно, чтобы не пораниться смерзшимися ресницами, открыл глаза. «Получилось!» – радость смыла мгновенный страх. Этому финту его научил один из разведчиков, Иван. Способ вполне безопасный, если не запаниковать и не сломать случайно замок шлема.

Если верить коммуникатору, марсотрясение случилось часа два назад, значит, примерно столько же времени у него в запасе. Потом скафандр придётся вентилировать заново. Кислорода навалом, часов на тридцать. Его откопают гораздо раньше. Нужно только потерпеть. Пока же можно осмотреться. Потом набегут спецы, а он вернётся к модулям и программам, а под Марс попадёт разве на экскурсию.

Стенка поддавалась легко, как первый осенний лёд. Как всякий ребёнок, в детстве Веня любил возиться в ноябрьских лужах, доставать оттуда жгучие ледяные осколки и смотреть сквозь них на солнце, как через иллюминатор, пока пальцы не немели от холода или вода не затекала в рукава… Почему-то Вениамин не захотел ломать стену одним ударом, а решил аккуратно разобрать её.

Стопка сланцевых черепиц росла, и скоро открылся проход во тьму.

Будь дело на Земле, Вениамин сломал бы шею. Но одна третья – не единица, и он успел извернуться и упасть на руки, а не на голову. Пол в соседней каверне, такой надёжный на вид, оказался ледяным. Сверху он был припорошен тонким слоем рыжей пыли, и это обмануло Решетова. Марсианские башмаки не рассчитаны для хождения по льду, и Веня заскользил, едва шагнул в проделанное отверстие.

Поднявшись и прочно став на ноги, Веня перенастроил фонарь на рассеянный свет и оглядел новый пузырь: крупный, метров пятидесяти в диаметре, с гладкими стенами, которые косо, под отрицательным углом уходили вниз. Выходило, что общий объём пузыря много больше, и львиная доля его была наполнена чистым водяным льдом! Это казалось невероятным, но зачем врать встроенному в скафандр спектрографу?

На глаз высота купола составляла метра четыре. По зеркальной поверхности, в которой гротескно отражалась решетовская фигура в горбатом скафандре, подобно лишайникам были раскиданы пятна снежной изморози. Свет фонаря, многократно отразившись от купола и стен, наполнил полость блеском мириад разноцветных искорок, так, что зарябило в глазах. По видимым размерам и кривизне свода Вениамин прикинул запас воды. Получилось грандиозно. На годы вперёд – и никакой экономии!

Феликс Багратионович Тмян, начальник экспедиции и академик, мерил конференц-зал из угла в угол, смешно подскакивая при каждом шаге. Как обычно в ответственный момент, Феликс Багратионович забыл включить систему активной адгезии, или попросту – магнитные башмаки.

Обоим наблюдавшим его метания смеяться не хотелось. С момента пропажи Решетова прошло уже двенадцать часов, но где именно его искать, на каком участке ломаного маршрута, было непонятно.

– Дельвиг, – Тмян остановился напротив Дельвига Корпу, главы ареодезической группы. – Ты точно проверил? Вдруг сигнал затерялся среди данных сейсмики?

– Сомнительно, Феликс, – Тмян и Корпу учились вместе и были на ты. – Совсем другой канал. Но гипотетически, учитывая возможные сбои… Ищем.

– Ищите! – и Феликс Багратионович засеменил дальше. – А…

– Зонды запускаем каждые пятнадцать минут, – отрапортовал зам по общим вопросам и науке Отто Иванов. – Чаще невозможно. Поиск, смена кассет и зарядов, всё это время. Результатов пока нет.

– У парня воздуха меньше чем на сутки, – сморщился Тмян и уселся в кресло, но тут же вскочил и продолжил беготню. – Что акустика? Кто-то обещал мне «услышать сердце воробья среди рёва урагана»!

– Полностью забита паразитными шумами. Марсотрясение, Феликс Багратионович, сильнейшее за всю историю наблюдений. Трески, шорохи и скрипы. Кора до сих пор не успокоилась. Невозможно…

– Это с вашим-то, – всплеснул руками Тмян, – оборудованием?! Изыскивайте возможности, работайте.

Он остановился, и на мгновение из-за маски энергичного руководителя выглянул смертельно усталый и теряющий надежду человек:

– В атмосфере, до тропопаузы, висит пыль, спутники тоже не видят ничего. Но не мог же он пропасть бесследно!

– Сотня квадратных километров площади, Феликс, начиная с отметки 17, где Решетов последний раз вышел на связь, и в сторону дальнего периметра, к югу. Сейчас там Ребров и все, кого удалось снять с работ. Ходят. Ищут.

– Да. Давайте-ка посмотрим ещё, – Тмян зашелестел плёнкой, расправляя карту на столе. – И думаем, господа учёные, думаем!

Пузыри были одинаковыми на вид и отличались только размерами, но Вениамин, как заколдованный, переходил из зала в зал, не в силах остановиться. Плато изнутри оказалось напоено водой. Веня представил сотни шахт и горы добытого льда и зеркальные купола над сотнями гектаров живой зелени. «Потом мы разобьём сады, и пусть попробуют не зацвести!» – от перспективы кружилась голова, и хотелось петь. Окруженный чудесами, Вениамин совсем забыл о времени. Неожиданно эйфория сменилась голодом и усталостью. «Сколько я здесь? И когда придёт помощь?» – недовольно подумал он, защёлкивая очередной раз щиток шлема, и достал коммуникатор.

Сутки. Именно столько бродил он под Марсом, позабыв всё на свете! Тринадцать записей оказалось в логе связи, и все светились красным.

«Неисправность передатчика. Сообщение отправить не удалось», – значилось напротив каждого.

И еле заметная вмятина на коммуникаторе. Там, где антенна. Значит, сутки потеряны зря? Выходит, он бессмысленно, впустую ходил по залам и ждал? Гермодатчики исправно пищали, коммуникатор отправлял СОС, а сигнал не уходил? И никто на станции не знает, где он, Вениамин Решетов, молодой весёлый парень, который так любит жизнь, и которому осталось всего шесть часов?!

Это было обидно – умереть вот так, глупо, из-за сломанного передатчика. Погибнуть и не сообщить никому о найденных богатствах? Нет! Он должен бороться, он обязан сделать хоть что-то! Но что? Главное – не паниковать, вспомнил Вениамин. Так начиналась каждая глава в наставлении для разведчиков, что подарил ему Иван. Страх – первый враг.

Веня сел, где стоял, и заставил себя успокоиться. Первое, что надо сделать – вернуться к засыпанному кару. А потом… И тут он вспомнил, что каждый раз, когда он пробивал новый проход, скафандр сообщал о резком повышении давления. Потом оно постепенно приходило в норму. Что это было? Вода, понял Решетов. Атмосфера внутри пузырей насыщена водяным паром; новый проход в стене – и давление гонит пары наружу. Просачиваясь сквозь песок, они рассеиваются в атмосфере. Значит, слой песка не так толст! Здесь не очень глубоко, и, если постараться, можно прокопаться наружу, где его давно ищут! Ведь его не могут не искать…

Добравшись до первого, расколотого трещиной пузыря, Решетов расширил проход и начал копать. Сначала он вдавливал песок просто вниз, до тех пор, пока руки не перестали проваливаться. Значит, грунт заполнил нижнюю полость, и на него уже можно опереться. Выстелив песок над трещиной сланцевыми черепицами, Веня стал гнать сыпучий грунт в соседнюю полость, освобождая место для нового песка, сверху. Лёгкие песчинки не торопясь плыли вниз, превращаясь из тонкой струйки в медленную речку под Вениными ногами. Скоро и черепичные плитки, и складчатый пол совсем скрылись, а купол стал так близок, что Вениамин не смог разогнуться. Теперь он сбросил пустой баллон и регенератор с тяжёлой батареей. Они больше не пригодятся, а свет здесь, в земляном киселе, не нужен. Решетов нащупал ладонями край трещины, развернулся к нему лицом и бешено заработал ногами, загребая и втаптывая вниз песок. Вокруг рук и головы текли песок и пыль, Веня рванулся вверх и выиграл полметра высоты. Теперь скала была уже напротив его лица, значит, первый метр пути пройден! Раздавив нарастающий страх темноты, Решетов медленно-медленно пополз вверх, червём продавливая путь. «Одна третья! – крутилось в голове одно. – Песок падает не так быстро, как на Земле, хватает времени бросить вверх руки». Он толкался ногами, и, пока песок тёк сверху, подтягивался, цепляясь за излом скалы. Потом несколько секунд дышал, отдыхая. И снова, и снова, пядь за пядью.

– Что это, Дельвиг? – Корпу раскрыл глаза и заставил себя смотреть. Обычное фото с атмосферного зонда, неотличимое от десятков таких же, устилавших пол конференц-зала.

– Карта, Феликс, – ареодезист взял ещё чашку кофе, прихлебнул горячее варево, скривился от боли в обожжённом языке. – Дай-ка…

– Не понимаю, – он долго вглядывался, щурясь. Глаза не желали смотреть, глаза просили воды – промыть под веками. Глаза сильно и давно просили покоя. – Песок, Феликс, просто песок, как и на тех, – Корпу махнул рукой вбок.

– Тут пятно, Феликс, – тормошил его Тмян, – какая-то муть!

– Блик. Или брак? – кусочек карты в самом деле вышел нерезко, размыто.

– Какие блики?! Всё многократно компенсируется! – теперь шелестящую плёнку перехватил Иванов. И тут же забегал пальцами по сенсорике экрана. – Так. С вероятностью шестьдесят два процента это аномальное уплотнение атмосферы. Скорее всего, если судить по спектру – водяные пары. Это же…

– Ребров!! – Тмян уже терзал коммуникатор. – В точку, – он схватил карту, – 16—32, срочно! Относительные координаты получишь по сети. Не успеваешь – сообщи, вышлем джет! Действуй!

Сил уже не осталось, руки казались налитыми чугуном, а на плечи как будто навалили десяток кислородных баллонов. Последние полчаса Вениамин не смог сдвинуться ни на сантиметр, и только зря тратил воздух, ворочаясь в вязкой темноте. Давно закончилась скала, бывшая ориентиром голове и рукам. Поднялся ли он с тех пор вверх, Веня сказать не мог, как и не знал, сколько осталось до поверхности.

Что-то изменилось в окружающей тьме. Это зелёный огонёк воздушного датчика сменился тревожным оранжевым. «Не повезло», – отметила часть сознания, которая не утонула в страхе смерти и ещё могла наблюдать и анализировать. Остальной Решетов был полон оцепенелой апатией и беззвучной паникой. И агонизирующей надеждой, которая разгорелась вдруг снова, когда в тишине его могилы, наполненной раскалённым дыханием и набатом крови в ушах, возник новый звук.

Механический зверь стучал и двигался наверху.

– Я здесь! – забился Веня внутри скафандра, сжатого десятками тонн грунта. Задёргался, сжигая последние глотки кислорода, но стараясь успеть рассказать:

– Внизу есть вода…

Огонёк стал красным, и Решетов не смог вдохнуть. Несколько минут он ещё сопротивлялся удушью, потом жгучая боль разодрала ему грудь, и наступила темнота.

Когда Ребров ухватился за его вздернутую кверху ладонь, Вениамин был уже почти мёртв.

Новые жилые корпуса поставили в пятидесяти километрах к северу, в надёжной котловине, а сразу после них развернули спортивный купол с бассейном. Там постоянно были люди, большей частью со станции, но приезжали и с ближних секторов. Пару раз даже американцы залетали, подивиться. Проплыть два-три километра после трудового дня стало доброй традицией. По выходным на вышке развлекались прыгуны: выделывали такое, что чемпион последней Олимпиады съел бы от зависти плавки.

Решетов приходил поздно вечером. Нагрузки ему были пока запрещены, поэтому Вениамин просто ложился на воду и смотрел сквозь купол в близкое фиолетово-коричневое небо. Искусственная волна лениво качала его, попадая в такт таким же медленным мыслям. Потом он одевался и переходил в соседний, оранжерейный купол. Войлочная вишня прижилась и уже выпустила первые листочки. Веня устраивался рядом с деревцами и долго сидел, мечтая о будущих садах. Они обязательно вырастут, знал он, надо только немного подождать.