Текст книги "Охотник за истребителями. На «Аэрокобре» против асов Люфтваффе"

На переправе я познакомился с заместителем директора совхоза станицы Старостеблиевская, у которого пришлось переночевать. Удивили меня тогда большие поля конопли. Как объяснил мой новый знакомый, конопля – очень выгодная для посадки сельскохозяйственная культура, из которой делают высококачественную олифу, а пенька идет на изготовление брезента и всевозможных канатов. Тогда во многих местах свободно выращивали коноплю, и никакой наркомании не было и в помине.

В Грозном жизнь протекала спокойно. Строились дороги, развивалось автомобильное сообщение между районами, возводилось жилье. Цены на продукты и товары были приемлемыми, гораздо дешевле, чем в центральных регионах страны.

Вскоре чеченцы стали атаковать Хрущева просьбами о возвращении их на родину из Казахстана. Эти просьбы усилились после «разоблачения» культа личности Сталина. Хрущев в погоне за дешевой популярностью разрешил переселение, но самостоятельно и без каких-либо компенсаций. Это старейшин чеченской общины устраивало. Более молодые чеченцы, обжившиеся в Казахстане, не хотели переселяться на историческую родину. Один молодой чеченец рассказывал мне, что имел хорошую семью, двести баранов и уезжать в Грозный не имел никакого желания. Ему дали месяц на размышления. Когда он не уехал, половину его баранов украли и предупредили, что будет еще хуже. Пришлось переселяться. Возвращавшиеся чеченцы стали быстро обживаться. Старопромысловский район начал активно застраиваться вдоль железной дороги до 36-го участка, позднее была проложена шоссейная дорога, которая заменила железную. Чеченцы стали селиться ближе к городу. «Уважаемые» строили роскошные дома, постепенно стали контролировать всю торговлю.

Кроме того, чеченцы стали постепенно прибирать к рукам и колхозы. Уже к 1970 году в колхозах русской и казачьей молодежи не стало, а старики ушли на пенсию. Председателями колхозов, которые раньше традиционно возглавляли терские казаки, становились чеченцы. Чеченцы с небольшим достатком, наоборот, шли работать на заводы и предприятия, в нефтяную промышленность. В это время чеченские руководители стремились взять в свои руки и нефть, но в то время этого им сделать не позволили.

А вот торговлю они обуздали. Колхозы должны были определенную часть сельхозпродукции продавать государству по фиксированным ценам. Председатели колхозов выполняли поставки, после чего через магазины «продавали» эту же продукцию себе, выполняли план, платили налоги, а продукты реализовывали на базарах, но уже по завышенным ценам. Помидоры, которые стоили в магазинах 25–30 копеек, продавались на базаре по 3 рубля. Жизнь в Грозном стремительно дорожала. В колхозе «Первомайский» одно время не знали, что делать с урожаем абрикосов, так из них стали гнать самогон и выдавать людям на трудодень по пол-литра. Так продолжалось два года. Стал председателем колхоза чеченец, и это прекратилось. Многие сначала восхищались умелым хозяйственником, но потом увидели, что председатель считал колхозную продукцию своей, и на этом сильно наживался. Колхозы практически стали принадлежать кланам, но московское руководство и Хрущев на это смотрели сквозь пальцы.

Моего отца за трудовой вклад в восстановление нефтяного хозяйства наградили орденом Ленина. Представляли к званию Героя Социалистического Труда, но награждению что-то помешало. Это была вторая награда отца, ранее он получил орден «Знак Почета». В 1955 году отец ушел на пенсию, что переживал очень тяжело. В 1970 году справили его семидесятилетие и золотую свадьбу родителей, собралось много гостей. Этому юбилею большое внимание уделило производство буровиков. Были чеченцы из молодого поколения, которые помогли с продуктами, так как в это время с ними уже было туговато. Отец умер в 1974 году, мать осталась одна. Менять уклад ее жизни, перевозить к себе жить, не было смысла, да и сама она категорически отказалась.

…Со временем наш жилой городок ГК НИИ ВВС начал расти. Если в 1950 году заселили только восьмой по счету дом, то в 1953 году построили уже вторую школу, ясли и целую улицу домов. Жилищные условия стали улучшаться. К ноябрьским праздникам дали новое жилье и нашей семье, мы переселились в двухкомнатную квартиру. Соседями была семья борттехника Василия Гордиенко, фронтовика. Жили мы с ними как одна семья, душа в душу. На следующий год наша дочка пошла в школу, появились у нее подружки. Приходит как-то Галочка из гостей заплаканная, расстроенная. Выяснилось, что у подруг дома обстановка шикарная, и мраморные слоники на комоде, и много еще чего, а у нас ничего нет! Рассмеялся я и пообещал дочери, что будут и у нее слоники. Конечно, жизнь строевого летчика кочевая. Аэродром это дом, а все пожитки умещаются в чемодане – сегодня здесь, завтра там! В таких организациях, как институт, жизнь была уже другая, оседлая.

В марте 1953 года умер И.В. Сталин. Это была большая потеря для всего трудового народа, и не только нашей страны. Он сделал Советский Союз сильной атомной державой. После смерти Сталина людей волновал вопрос, кто будет руководить государством? Все считали, что это будет Г.М. Маленков, который выступал за развитие легкой и пищевой промышленности. В последние годы жизни об этом говорил и Сталин, призывая больше внимания уделять бытовым потребностям населения. Хрущев обвинил Маленкова в неправильной политике, его поддержал Г.К. Жуков, который пользовался большим авторитетом в армии. Придя к власти, Хрущев начал повышать цены на все, зачастую объясняя это надуманными причинами. К примеру, первыми увеличили цены на строительный лес, сославшись на нужды угольной промышленности. Цены на автомобильные запчасти за три года выросли в десять раз. Картофель поднялся в цене с 10 копеек до 1 рубля 30 копеек.

Но, пожалуй, больше всего пострадала армия – авиация, артиллерия, танковые войска. В 1963 году за неделю до дня авиации в Тушино проходила генеральная репетиция парада, на которую была отправлена группа наших летчиков. Прошла строем семерка новых машин Як-27. Хрущев похвалил самолеты, а главком ВВС маршал авиации К.А. Вершинин и говорит – это вся наша авиация, в стране нет больше новых самолетов. «Почему?» – спрашивает Хрущев. «Всю авиацию порезали», – отвечает Вершинин. «Какой дурак приказал это сделать?!» – возмутился Хрущев. Главкому оставалось только промолчать. Генсек приказал прекратить пролет боевой авиации, ограничившись только показом спортивных самолетов, а сам удалился с аэродрома.

С приходом к власти Хрущева стало заметным уменьшение интереса государства к развитию авиации. С каждым годом приходилось все меньше летать из-за лимита горючего, появилось стремление к сокращению программ испытаний объектов и к снижению значимости мнения летчиков в оценке результатов испытаний. Сталин после войны продолжал укреплять авиацию, как и другие рода войск. Наша авиация не имела современного стратегического бомбардировщика, и Сталин дал задание конструкторскому бюро Туполева в кратчайшие сроки скопировать американский бомбардировщик «Боинг» B-29. Несколько таких машин оказались на территории СССР, совершив вынужденные посадки на Дальнем Востоке после ударов по Японии.

Начальник одного из отделов нашего управления ГК НИИ ВВС в то время участвовал в разработках оптических бомбардировочных прицелов для нашего аналога «Суперкрепости» и впоследствии рассказывал о том, какое внимание Сталин лично уделял контролю над ходом работ. Он еженедельно заслушивал разработчиков, фиксировал проблемы со смежниками и оперативно разрешал все вопросы. Четкой постановкой задач каждой задействованной отрасли, четким контролем за их исполнением Сталин в короткое время поднял науку и промышленность страны на качественно новый уровень. Поначалу в курилках можно было услышать недовольные высказывания, что «дед чокнулся», заставляя всех работать в таком темпе (от начала работ до первого полета прошло меньше двух лет). Когда самолет, получивший название Ту-4, пошел в серию, все поняли, что это мы были слепые, а теперь прозрели. Кому-то такая интенсивная работа тогда не нравилась, да и сегодня много грязи льют на происходившее в то время подонки человеческого общества.

В 1956 году началось массовое снятие с вооружения и уничтожение самолетов, ствольной артиллерии, танков. Кто-то убедил Хрущева, что в будущих войнах и конфликтах все будут решать ракеты, и поэтому другое оружие устарело. Вскоре начали поговаривать, что ГК НИИ ВВС надо перевести подальше от Москвы. Начальником нашего управления стал полковник Польской, а его заместителем – полковник Синяк. Обоим очень не хотелось уезжать далеко от столицы, и они всячески старались избавиться от летной части управления.

Руководство управления решило заручиться у парткома, членом которого я был, поддержкой их предложения о ликвидации в управлении летной части. Доводы их заключались в том, что летные испытания можно целиком проводить на счетно-решающих машинах, что сократит время испытаний и материальные затраты. Я в категоричной форме высказался против этой глупости, добавив, что мне стыдно за опытных инженеров, поддерживающих такой взгляд на решение этого вопроса. Какие исходные данные будут вводиться в машину? Их можно узнать только в процессе летных испытаний. Мне ответили, что я только летчик, в этих вопросах плохо разбираюсь, чем глубоко задели мое профессиональное самолюбие. Почему-то среди научно-инженерного состава сложилось пренебрежительное отношение к летчикам как к людям, неспособным мыслить, и одно время даже ставился вопрос о лишении Военно-воздушной академии права выдавать диплом о высшем образовании. Конечно, некоторые, получив диплом о высшем образовании, не набираются ума автоматически – учебное заведение дает знания, а не ум.

На парткоме управления меня поддержал один инженер, пользующийся уважением в своей среде. Идея Польского и Синяка не была принята, и управление было переведено на новое место дислокации. Однако не прошло и недели после этого заседания, как я был выведен за штат. В первое управление к В.Г. Иванову от нас забирали только молодых летчиков, и я подумал, что я уже старик, мне целых 38 лет. Поездил я по знакомым авиационным КБ, но везде шло сильное сокращение штатов. Предложили мне должность заместителя командира эскадрильи 839-го отдельного учебно-тренировочного авиационного полка, которым командовал Виктор Алексеевич Иванов[57]57
  Иванов Виктор Алексеевич (1914–1969), Герой Советского Союза, полковник. Участник Великой Отечественной войны, в 1942–1945 гг. выполнил 80 боевых вылетов на штурмовиках Ил-2 и Ил-10. Летчик-испытатель ГК НИИ ВВС в 1949–1962 и 1965–1968 гг.


[Закрыть], бывший командир полка нашего управления. Командиром истребительной эскадрильи был Александр Николаев[58]58
  Николаев Александр Федорович (1919–2006), Герой Советского Союза, полковник. Участник Великой Отечественной войны, в 1942–1943 гг. штурман на бомбардировщиках СБ и Пе-2. Летчик-испытатель ГК НИИ ВВС в 1953–1970 гг.


[Закрыть]. Авиаполк, как выяснилось, практически испытательной работой не занимался и был предназначен для поддержания в форме инспекторов ВВС. Пришлось терпеть создавшуюся ситуацию, надеясь на изменения в лучшую сторону. Прилетел как-то с института Василий Гаврилович Иванов, увидел меня и удивленно спросил, что я тут делаю?! Я тоже удивился и ответил, что он сам не взял меня к себе в отдел истребителей. В последующем разговоре выяснилось, что они хотели меня взять, но чья-то злая воля этому помешала. Было очень досадно, что-то я проморгал.

В 1960 году авиаполк 3-го Управления ГК НИИ ВВС был окончательно ликвидирован. Инженерный состав, имевший большой практический научный опыт, был недоволен этим мероприятием, люди стали уходить кто куда. Как-то один молодой ведущий инженер начал возмущаться устройством прибора для захода на посадку в сложных метеоусловиях, в котором, по его мнению, было нагромождено много лишнего. Пришлось разъяснять ему, что к чему, что это выработано за много лет летным и инженерным составом. В итоге он со всеми доводами согласился. Утратив преемственность поколений, молодые инженеры в такой обстановке начинали, как говорится, изобретать велосипед, что сильно тормозило развитие нашей науки и техники.

Как-то пришел я в свою комнату, вижу – на столе целая стопка летных книжек, с которыми Николаев велел мне ознакомиться. Из книжек следовало, что это молодые летчики-истребители Попович, Леонов, Комаров, Волынов, Хрунов, Быковский, Николаев, Шонин, Горбатко, прибывшие из строевых частей. Пояснили, что эти ребята готовятся к освоению космоса, им сейчас нужно проходить летную практику, но летать им разрешили только на двухместной машине с инструктором. В это время Юрий Гагарин и Герман Титов уже слетали в космос. Гагарин на полеты пока не появлялся, был очень занят поездками по стране и миру. Летать с ним мне так и не довелось, он стал появляться позже, смотрел жадными глазами на полеты, но летать ему не разрешали. Титов же пошел в ГК НИИ ВВС на курсы летчиков-испытателей. Вскоре группа космонавтов прибыла для ознакомления и предварительной подготовки к полетам. Я был приятно удивлен, что эту группу космонавтов сопровождает Герой Советского Союза гвардии полковник Борис Борисович Глинка, воевавший в составе 9-го Гв. ИАД. Ранее с ним мы встречались редко. Я представился, что служил в 101-м Гв. ИАП, бывшем 84«А» ИАП. Он тоже обрадовался этой встрече, и в последующем мы не раз вспоминали боевые дела и друзей.

Пришедшая группа космонавтов состояла из различных по характеру и темпераменту ребят. Наиболее общителен был Павел Попович, он со всеми находил общий язык. Подвижный Алексей Леонов был заводилой во всем. Наиболее скромным и серьезным был Владимир Комаров. Виктор Горбатко был более замкнутым. Мы с Николаевым и Ивановым прекрасно понимали их загруженность в подготовке к космическому полету, поэтому некоторые требования в подготовке к полетам на самолетах были снижены. Больше всего я обращал внимание будущих космонавтов на средства спасения, чтобы в нештатной ситуации они могли безошибочно ими воспользоваться, тем более что на самолете УТИ МиГ-15 первым должен был покидать самолет инструктор из задней кабины. Откровенно говоря, мне не нравилась эта работа. Космонавты летали хорошо, имели желание летать самостоятельно и на других типах самолетов, но им не разрешали. Конечно, это было печально.

В период подготовки к первым пилотируемым полетам в космос перед наукой встал вопрос, как космонавт длительное время будет переносить состояние невесомости. Первые опыты по моделированию невесомости проводились в бассейне с водой, и некоторые вопросы удалось решить. Затем применили самолеты для кратковременного создания невесомости. Для этих целей был оборудован самолет Ту-104, позволявший достичь невесомости длительностью до 30 секунд; УТИ МиГ-15 поддерживал это состояние до 45 секунд. Выполнять полеты на невесомость по программе подготовки космонавтов пришлось мне и Николаеву. Суммарно в состоянии невесомости я налетал 3 часа 20 минут.

В 3-м Управлении еще существовало летное подразделение, и там освободилась одна должность. Меня снова перевели в это управление, где пришлось осваивать тяжелые транспортные самолеты. Однажды я собирался идти в отпуск. После ночных полетов пришел я оформлять документы, но мне сказали, что отпуск отменяется, и меня вызывает заместитель по летной части полковник И.М. Дзюба[59]59
  Дзюба Иван Михайлович (1918–1995), Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР, полковник. Участник Великой Отечественной войны, в 1941–1943 гг. произвел 210 боевых вылетов на Як-1 и Як-7, в 25 воздушных боях сбил лично 10 и в группе 2 самолета противника. В 1943–1972 гг. летчик-испытатель ГК НИИ ВВС.


[Закрыть], который поставил задачу срочно провезти по программе на невесомость одного из космонавтов и обучить двух летчиков полетам на невесомость на самолете УТИ МиГ-15. Объяснялось это тем, что в космос было решено послать Валентину Терешкову, полет которой состоялся через несколько дней.

Через некоторое время А.Ф. Николаев и В.А. Иванов ушли в другие подразделения института, авиаполк, который продолжал заниматься летной тренировкой космонавтов, принял Леонид Курашов. В 1965 году наш авиаполк ГК НИИ ВВС, занимавшийся летной подготовкой космонавтов, был расформирован, и на его базе был сформирован полк аналогичного назначения, подчинявшийся уже центру подготовки космонавтов (ЦПК). В дружеской беседе со мной Курашов спросил совета, принимать ли ему новый авиаполк. Я ему ответил, что он имеет большой опыт инструкторской работы, знает специфику работы с космонавтами, но порекомендовал ему остаться в институте на испытательной работе. Он возразил, сказав, что Гагарин обещал ему генеральское звание, на что я откровенно ответил, что Гагарин, конечно, заслуженный человек, но не министр обороны и не Верховный Совет, чтобы присваивать генеральские звания, а уровень командира полка – полковник. Курашов остался в институте, полк принял В.С. Серегин[60]60
  Серегин Владимир Сергеевич (1922–1968), Герой Советского Союза, полковник. Участник Великой Отечественной войны, в 1943–1945 гг. произвел 140 боевых вылетов на штурмовике Ил-2. В 1953–1967 гг. летчик-испытатель ГК НИИ ВВС, затем командир 70-го отдельного испытательно-тренировочного авиационного полка центра подготовки космонавтов. Погиб в авиакатастрофе 27.03.1968 вместе с Ю.А. Гагариным.


[Закрыть].

В 1966 году невропатолог при очередной медкомиссии в ЦНИАГ[61]61
  Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь.


[Закрыть] не допустил меня к полетам. Главный медик ВВС генерал Бородин сказал, что максимум, что для меня могут сделать, – допустить к полетам на легкомоторных транспортных самолетах. Я ответил, что я, летчик-испытатель 1-го класса, сойду с ума от работы воздушного извозчика, тем более что через год-два меня спишут с летной работы окончательно. Мне подумалось, что как ни больно рвать с небом, но лучше делать это сразу – в дальнейшем будет легче. Списали. Сейчас мне уже почти 90 лет, а до сих пор снятся сны, будто испытываю я новые истребители, но стараюсь перед полетом обойти медицинский осмотр, так как медики не допустят к полетам… Трудно мне дался этот момент.

27 марта 1968 года я был дома, часов в десять посмотрел в окно на погоду. Погода была какая-то чудная – тонкая облачность на высоте около 1000 метров с небольшими разрывами, через которые просматривалось голубое небо и отдельные перистые облака, видимость около 5 километров, какая-то серая дымка с легким красноватым оттенком. Через несколько минут видимость резко ухудшилась не более чем до километра – из окна плохо просматривались соседние дома. Я даже подозвал жену посмотреть на такое странное ухудшение погоды. Попадешь внезапно в такие условия – могут быть большие неприятности. Минут через десять так же внезапно видимость резко улучшилась. Через несколько часов прошел слух – что-то произошло с Гагариным, полетели в зону с Серегиным и не вернулись. Долго правительственная комиссия разбиралась в причинах катастрофы, но однозначно причина так и не была установлена.

Зная, что космонавты серьезно готовятся к полетам в космос, но мало внимания уделяют подготовке к полетам на самолете, зная конкретную погоду в момент гибели Гагарина и Серегина, я пришел к собственному выводу о причинах катастрофы. После взлета при хорошей видимости они вышли вверх за облака, выполнили задание. По возвращении на аэродром были настроены, что после пробивания тонкого слоя облаков быстро увидят землю. Попав в ситуацию, когда видимость для них неожиданно резко снизилась, и не увидев землю, летчики на очень короткое время отвлеклись от приборов в поисках земли и упустили пространственное положение самолета. Образовался правый крен, парируя который, они развернулись по курсу на 180 градусов. Из крена самолет они вывели, а выйти из пикирования не успели и столкнулись с землей. Все это по времени заняло не более нескольких секунд.

Случившееся очередной раз показало, как серьезно надо готовиться к полетам на самолете. Каждый командир стремился не допустить нареканий со стороны высшего руководства при работе с космонавтами, что часто вело к ослаблению необходимой требовательности в подготовке к полетам. Может, я и ошибаюсь в своих выводах, но эта катастрофа стала большим горем для всей страны…

…Итак, в сентябре 1966 года я закончил свою службу в армии и встал на учет в военкомате, стал запасником. Надо было, как говорится, найти себя в новой жизни – нельзя после ухода на пенсию менять установившийся жизненный режим с его физическими и психологическими нагрузками на лежание на диване. В начале 1967 года товарищи, такие же отставники, зная, что я разбираюсь в радио и электронике, уговорили меня пойти работать инженером на станцию космической связи. К 50-летию советской власти планировалось провести телепередачу по всему Советскому Союзу через искусственный спутник земли, и эта работа была выполнена – была создана первая в мире спутниковая система телевещания «Орбита».

В 1972 году я уволился с работы – стало шалить сердце, нужно было подлечиться. Врачи запретили мне выезжать в дальние санатории, навыписывали много разных таблеток. Как-то в поликлинике встретил я своего старого знакомого доктора, который сказал мне, чтобы я бросил пить всякие таблетки и что я сам себе лучший лекарь. Послушал я его и на машине поехал в длительное путешествие – Кавказ, Крым, Украина, Белоруссия. После поездки пришел я в больницу, сняли с меня кардиограмму, и врач удивился существенным улучшениям. В январе 1974 года я начал работать в ОКБ МЭИ, особом конструкторском бюро при Московском энергетическом институте, в котором и трудился еще почти 15 лет, в 1988 году окончательно выйдя на пенсию.

Борис Степанович и Раиса Григорьевна Дементеевы

Несколько слов о ветеранах нашего полка. В 1949 году, прибыв для прохождения службы под Москву, я первым долгом встретился с Вадимом Адлербергом, своим фронтовым механиком. Отец Димы Владимир Васильевич, бабушка Мария Ивановна, сестра Елена – вся его семья видела смысл жизни в том, чтобы делать людям как можно больше добра. Сережу Овечкина, нашего летчика, потерявшего ногу в Багерово при подрыве на мине, они приютили у себя, помогли ему с пятью классами школы подготовиться к поступлению в институт, который он впоследствии успешно закончил. А сколько однополчан, проезжавших через Москву, останавливалось на Красной Пресне в семье Адлербергов, всегда получая поддержку и помощь! У нас их квартиру в шутку называли не иначе как штабом дивизии. Валентин Занин, механик самолета командира полка Павликова, после демобилизации остался жить и работать в Москве. Дима и Валентин женились на подружках, которые учились в институте, в 1949 году у них появились сыновья.

Дима организовал бригаду такелажников, со временем показал себя как талантливый организатор производства. Он знал жизнь до мелочей, и его трудно было в чем-либо обмануть. Как и его отец, он относился к людям всегда доброжелательно, независимо от положения в обществе, и был, как говорится, хозяин своему слову. Перед войной он хотел стать летчиком, но по некоторым обстоятельствам мечта не сбылась, хотя он и обладал подходящим складом характера. Первые годы после войны на День Победы ветераны нашего 101-го Гв. ИАП, как и других частей и соединений, собирались стихийно. В Москве чаще всего встречи проходили у Большого театра, в ЦПКиО имени Горького, потом повсеместно стали организовываться советы ветеранов. Фронтовики после войны разъехались по всей стране, каждому совету ветеранов нужно было проводить большую организационную и поисковую работу. Нас, нескольких ветеранов 101-го Гв. ИАП, проживавших в Москве и Подмосковье, стало интересовать, где наши однополчане, какова их судьба. Мы стали писать письма по всем направлениям. Валентин Занин работал судьей и, пользуясь своим служебным положением, кое-кого постепенно находил. Лидером нашей группы стал Вадим Владимирович Адлерберг. Каждый год День Победы мы отмечали в каком-либо ресторане, иногда к нам приезжали однополчане из других городов. Примерно в 1960 году мы встретили командира звена 3-й эскадрильи В.В. Маслова, который демобилизовался с должности командира полка, и он нам сообщил, что существует совет ветеранов 9-й Гв. ИАД. Председателем совета в то время был Герой Советского Союза П.П. Крюков.

После того как наш маленький неофициальный совет ветеранов 101-го Гв. ИАП собрался, мы обратились к А.И. Покрышкину с просьбой о присоединении к совету ветеранов 9-й Гвардейской авиадивизии. Это решение А.И. Покрышкин поддержал. Летный состав всегда был одной семьей, а вот технический состав, особенно 104-го полка, поначалу высказывал недоумение, мол, мы вместе не воевали. Но они просто не знали историю дивизии. Работа совета ветеранов была очень активной, ежегодно мы проводили по несколько десятков мероприятий, направленных на популяризацию подвига воинов дивизии. К сожалению, из нескольких сотен ветеранов осталось нас считаные единицы, да и те не отличаются богатырским здоровьем – годы берут свое.

Анализируя воспитание старшим поколением младшего, я прихожу к выводу, что если прививать молодежи только навыки благополучного обустройства своей личной жизни, не обращая внимания на необходимость развития здорового общества, в котором молодому человеку предстоит жить, это неизбежно приведет к тяжелым проблемам. Ведь какое высокое положение ни занял бы человек в обществе, если это общество больно, то и жизнь каждого его члена будет не вполне здоровой. Однажды один достаточно молодой человек спросил меня:

– Вы воевали, разбили фашистов, а что нам это дало?

– Имеешь детей? – спрашиваю его.

– Да, вот старшего собираюсь женить.

– Наше поколение сделало большое дело, передало в ваши руки сильную державу. А что сделали вы, что лично ты дал своему сыну? Или ты хочешь, чтобы наше поколение и твоим детям и внукам заработало хорошую пенсию?

Он промолчал. Активность детей в обществе зависит от родителей, и каждое предыдущее поколение в ответе за то, как будет жить следующее.