Текст книги "Жатва VII"

Гуанов Б. С.

Меликсетов В. И.

присутствовал Хрусталёв

Взято под охрану в 16—10 29.08.91 г.

помощник коменданта прапорщик Журов»

Первая страница «Вечернего Ленинграда» от 19 августа 1991 г. вышла с заявлениями ГКЧП и с купюрами, вырезанными цензурой, которые я видел в первый раз в советской прессе. Зато после 22-го, когда исход путча стал ясен, наши СМИ будто подменили. Отчёт о моих действиях, который я составил для депутатов райсовета, приведу в разделе ПОДРОБНОСТИ ГОРСОВЕТА 1. (1).

Я участвовал в заседаниях рабочей группы комиссии Ленсовета по депутатскому расследованию обстоятельств государственного переворота на территории Ленинграда. Это моё удостоверение:

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ГОРОДСКОЙ СОВЕТ НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Народный депутат Гуанов Борис Сергеевич, округ 273, является лицом, уполномоченным депутатской комиссией Ленсовета по расследованию обстоятельств государственного переворота на территории Ленинграда и имеет право действовать в соответствии ст. ст. 16 и 17 «Закона о статусе народного депутата РСФСР» и «Положения о депутатской комиссии по расследованию обстоятельств государственного переворота на территории Ленинграда».

Все государственные органы и должностные лица обязаны оказывать необходимое содействие в проведении расследования.

Действительно при предъявлении депутатского удостоверения.

Заместитель председателя Ленсовета,

председатель депутатской комиссии Б. А. Моисеев

Секретарь депутатской комиссии С. В. Брюзгин»

У меня сохранились записи, которые я вёл при опросах в нашей рабочей группе секретаря обкома КПСС, заместителя Гидаспова Ю. П. Белова, члена бюро обкома, члена ЦК КПСС, генерального директора исполнительной дирекции Ленинградской ассоциации промышленных предприятий А. И. Александрова, секретаря обкома В. Е. Золкина, второго секретаря обкома В. В. Яшина, заведующего общим отделом обкома Б. Н. Люлина и начальника четвёртого сектора общего отдела обкома Н. А. Новикова.

На основании этих опросов (а по существу, допросов испуганных партийных функционеров) я составил Хронологию событий 19 – 23 августа в обкоме КПСС (там же – (2)) для подготовки Предварительного заключения рабочей группы комиссии Ленсовета (там же (3)).

Кроме изложенного в моей хронологии, интересно, что уже вечером 21 августа Белов, по его словам, написал текст заявления с оценкой действий ЦК КПСС, суть которого содержалась во фразе: «Молчание ЦК КПСС свидетельствует о его политической и нравственной несостоятельности», – и даже забил для этого заявления в «Ленинградской правде» 60 строк. Гидаспов согласился с этим, но члены бюро заявили, что надо бы собраться и обсудить, однако уже время позднее, и заявление не было опубликовано.

Ещё 20 августа Гидаспов «занемог», 22-го вообще не появлялся в обкоме, а 23-го, появившись к концу дня, по совету Белова заперся в кабинете и боялся показаться на глаза своим «товарищам», которых он, по существу, трусливо бросил на произвол судьбы.

На вопрос о своём личном отношении к путчу Белов сказал, что это «верхушечный переворот, не затрагивающий массовые партийные организации», а на вопрос об его отношении к Горбачёву заявил, что он «лукав и должен дать ответ народу», что «не верит президенту СССР и сомневается, что он не знал» о готовящемся путче. О Собчаке он тоже выразился, что тот «отличается большой политической гибкостью». У него «нет претензий к депутатам, но корреспонденты и не депутаты не выдерживают норм этики».

А. И. Александров рассказал, что с 22 июля был в отпуске с семьёй на базе в Острове, в Ленинград приехал 17-го, а 18-го был на садовом участке. О перевороте узнал по радио, 19-го в половине девятого вечера ему позвонил член бюро Киселёв и удивился, почему он не на вокзале, ведь завтра Пленум ЦК КПСС. В общем, отдыхал человек – и вдруг! Также вовсю ругал Горбачёва: «КПСС не существует с 28-го съезда, Горбачёв неспособен принимать решения, после 19-й партконференции раздели тот аппарат, который не имел привилегий».

В. Е. Золкин заявил, что «обком КПСС – дырявая организация и не может быть посвящена в серьёзные дела». В. В. Яшин, второй секретарь обкома, тоже отсутствовал, был в Рязанской области и приехал в Ленинград только 26 августа. Б. Н. Люлин, заведующий общим отделом обкома, сослался на то, что в обкоме работает всего полгода, но заметил: «При получении шифротелеграмм из Москвы подпись „секретариат“ – это редкая практика, обычно подписывают секретари». Вот ужи – боялись даже шифровки подписывать! Начальник 4-го, секретного сектора Новиков Н. А. рассказал, что все секретные документы уничтожены 23 августа, но третий этап уничтожения, предусматривающий уничтожение технических документов и материальной части, не реализован. Для уничтожения документов у них имелась специальная машина с производительностью 500 кг в час.

Могу ещё кое-что вспомнить. В ту тревожную ночь с 20 на 21 августа, когда мы всей семьёй помчались на защиту Мариинского дворца (а Илья рассказывал мне, что там его поставили разливать по бутылкам коктейль Молотова), Собчак призвал в свои апартаменты депутатов горсовета – представителей партийных фракций. Т. к. Анатолия Голова в тот момент поблизости не было, от социал-демократов на этой встрече присутствовал я. Собчак обратился к нам с призывом держаться вместе и забыть все раздоры, которые уже тогда возникли между Ленсоветом и мэрией. Все мы, разумеется, согласились. Но, как оказалось, этого единения хватило лишь на пару дней. Кстати, почему-то упоминаний об этой короткой встрече я больше нигде не встречал.

Что касается опечатывания Смольного, добавлю ещё пару смешных деталей. Когда после прибытия группы депутатов работники аппарата Смольного стали побыстрому покидать здание, я стоял на лестнице, засунув руки в брюки, изображая, что у меня там кое-что есть, а испуганные чиновники, с опаской поглядывая на бородатого типа в малиновой куртке, волокли в обеих руках набитые сумки и пакеты. Конечно, я посматривал в эти сумки, но всерьёз никто их не обыскивал.

В мемориальной комнате Ленина стояли две железные кровати – Ленина и Крупской. Так вот, я на минутку всё-таки прилёг и на ту, и на другую, так что могу похвастаться, что лежал в одной кроватке и с Владимиром Ильичём, и с Надеждой Константиновной. Уважаемые почитатели мемориалов! Не волнуйтесь, кровати ничуть не пострадали.

Вспоминаю ещё, как вежлив и обходителен был Гидаспов, когда я распечатывал и снова запечатывал его кабинет. На выходе из Смольного он даже поработал в качестве швейцара, забежав вперёд и любезно пригласив меня первым войти в вертушку дверей. Пришлось вскрывать и вторично запечатывать также дверь в мемориальную комнату Ленина, т.к. цветочки на окнах надо было спасать.

Когда рано утром после опечатывания мы с Юлием Рыбаковым поехали на моём «Москвиче» домой в Купчино, проезжая мимо Мариинского дворца, мы увидели над ним на фоне сияющего голубого неба развевающийся триколор – наше знамя, под которым мы ходили на демонстрации и митинги. Это была одна из самых счастливых минут моей жизни.

Как я радовался триколору над Мариинским дворцом, Смольным и Кремлём, так меня значительно позже резануло решение новоизбранного Президента Путина оставить музыку «Союза нерушимого» в качестве музыки гимна новой России. Странное получилось сочетание триколора царя Алексея Михайловича, двуглавого византийского орла и советского гимна с новыми словами, вымученными тем же холопским автором по старой кальке. Уж лучше бы написали новые слова на музыку «Боже, царя храни». Получилось бы куда гармоничнее и величавее. А тут волей-неволей в голову лезли слова: «Нас вырастил Сталин…”. Но, видимо, в этой двусмысленности как в зеркале отражалась недоделанность нашей революции.

А тогда Смольный быстро прибрал к рукам Собчак, переведя туда свою мэрию как единственный в городе центр власти, и его борьба с Ленсоветом продолжилась. Кто выиграл в результате подавления путча, прояснилось буквально через несколько дней. Собчак по новой назначал глав администраций районов города, и я, наблюдая за поведением Новикова во время путча, написал вместе с другими депутатами райсовета письмо Собчаку с требованием не назначать Новикова на этот пост. Вот выдержка из этого письма:

«Уважаемый Анатолий Александрович!

В связи с недавними событиями государственного переворота хотим обратить Ваше внимание на действия главы администрации Фрунзенского района Новикова Е. Р.. 19-го августа только к 17—30 Новиковым было проведено совещание работников администрации района в присутствии депутатов райсовета, на котором он занял выжидательную позицию и не нацелил своих сотрудников на обязательное выполнение изданных к тому моменту Указов Президента РСФСР.

Свою позицию по поводу переворота не определил и, более того, заявил о возможности выполнения им распоряжений ГКЧП, если они будут идти на пользу жителям района. Никаких конкретных мер по преодолению кризисной ситуации с его стороны предпринято не было, что, по нашему мнению, является преступной бездеятельностью, которая продолжалась до срочного приезда вечером 19-го из отпуска председателя Совета Г. Е. Азерского, который возглавил работу Совета по безусловному выполнению Указов Президента России».

Кроме меня, письмо подписали В. Г. Бурков, В. А. Шишонков, А. В. Кирдеев и ещё десятка два демократически настроенных депутатов. Однако Собчак проигнорировал наше мнение. В контролируемой им прессе и невзоровском телевидении поднялся переполох о якобы готовящейся «охоте не ведьм». Приведу цитату из статьи А. Сочагина «Агония и апатия» в №31 «Купчинских новостей» за сентябрь 1991 г.:

«Известно также и то, что члены президиума райсовета порой никак не могут найти общий язык. И если «команда» Г. Азерского готова голосовать за его любое предложение, то другие депутаты намного осмотрительнее и честнее. И не секрет, что нередко из-за этого не хватает кворума: идёт голосование ногами, дабы не прошло решение во вред району, но во благо Г. Азерскому». – Вот, оказывается, в чём оправдание прогульщиков! – «Во-вторых, многим депутатам наконец-то стало ясно, «кто есть ху» из окружения Г. Азерского и ради чего они так его поддерживают. И как итог: раскол, апатичность в работе, полнейшее отсутствие того запала и энергии, которые перехлестнулись через край ещё год назад. И закономерно поэтому решение А. Собчака о назначении главой административной власти в районе не Г. Азерского, а Е. Новикова.

Однако группа депутатов в эти дни пытается отыграться. Началась «охота на ведьм». И как тут, пока А. Собчак находится в Москве, не доказать причастность других к событиям 19 – 21 августа. Дошло до того, что на предприятия разослали анкету, смысл которой сводится к известному, но до сих пор не умершему вопросу: «Чем вы занимались до 1917 года?». Одновременно с этим идут допросы работников районной мэрии, различных предприятий и служб. Причём людей доводят до слёз, нисколько не заботясь о такте и законности сего «мероприятия».

Кому на руку «охота на ведьм»? Несомненно, тем депутатам райсовета и членам их группы, которые пытаются отыграться, поднять упавший престиж. И хотя А. Собчак уже неоднократно заявлял о недопустимости подобного, травля и шантаж продолжаются».

Забавно, правда? Любимый вопрос в большевистских анкетах здесь, пуская слезу, приписывается демократам. Но если говорить всерьёз, чтобы судить о политиках, чиновниках и других начальниках, не надо читать их программы и слушать предвыборные выступления и обещания – всё это ложь, а надо внимательно изучить именно их прошлое.

В результате Новиков стал фактическим хозяином района. Примерно то же самое произошло и в других районах, где Собчак оставил прежнее советское руководство, ссылаясь на их профессионализм. Да, мы, демократы, не были профессионалами в бюрократических играх, но зато среди нас было много честных, умных и образованных людей, идеалистов, готовых работать не на свой карман, а на благо простых людей. А обучиться нехитрой работе чиновников, ей-Богу, мы бы смогли в короткие сроки. Ведь здесь главное – отношение к людям, а не умение перекладывать бумажки.

Но большинство таких порядочных депутатов не пылали желанием перейти на работу в мэрию или районные администрации. Туда рвались не самые лучшие из нас, карьеристы, почуявшие, где делят пироги. Так получилось оттого, что демократы организационно были крайне слабы и не имели единой партии, которая могла бы диктовать власти кадровую политику и делегировать туда своих людей.

Через год после путча я дал короткое интервью, не помню уж, кому, но его запись (а я всегда готовлюсь перед выступлением) у меня чудом сохранилась:

«– Борис Сергеевич! Вы, депутат городского Совета и бывший заместитель председателя Фрунзенского райсовета, активно участвовали в событиях во время августовского путча. Я знаю, что Вы были среди защитников Мариинского дворца, выполняли поручения Совета, опечатывали Смольный. Какое отношение к этим событиям у Вас год спустя?

Прошёл год после так называемой победы демократии, а кажется, прошла вечность – так изменилась в головах людей оценка того, что произошло. Казалось, произошло чудо – без большой крови рухнул прогнивший коммунистический режим, открылись возможности для проведения необходимых реформ. Что же видим сейчас? Где новая конституция, где земельная реформа, где приватизация государственного имущества? Ничего!

Есть только жестокая финансовая и ценовая политика, в условиях государственного монополизма отобравшая у народа последние сбережения, поставившая огромное большинство ниже уровня бедности и подготовившая все условия для того, чтобы народное добро, накопленное десятилетиями нещадной эксплуатации, досталось узкому кругу партийно-хозяйственной номенклатуры.

Я считаю, сознательно поддерживается обстановка полного беззакония, когда по мановению руки коррумпированных чиновников лучшие куски государственной собственности попадают в руки мафиозных структур. Самое же печальное состоит в том, что всё это происходит под флагом демократии. Тем самым, сама идея демократии в народе полностью дискредитирована, недаром снова поднимают голову национал-коммунисты.

Почему же так произошло, что это – ошибка или сознательная политика? Сейчас приходится признать, что, к сожалению, это сознательная политика тех людей, которые фактически пришли к власти 21 августа прошлого года. Показателем этого уже сразу после августа был шум, поднятый в печати против так называемой «охоты на ведьм». Новая власть грудью встала на защиту тех, кто готов был в случае успеха заговорщиков скрутить голову ей самой. Откуда же такое великодушие? Да оттого, что все они – люди одного партийного происхождения, а ворон ворону глаз не выклюет.

Ельцин вполне мог после путча распустить Съезд народных депутатов и провести новые выборы. Тогда бы мы имели правительство и парламент, которые приняли бы новую конституцию и провели бы прежде всего народную приватизацию, обеспечили условия для рыночной конкуренции, и только потом отпускали бы цены. А чтобы искоренить саботаж реформ на местах, необходимо было провести закон о люстрации, то есть о запрещении бывшей партийной номенклатуре занимать руководящие государственные посты. Пусть занимаются бизнесом, пожалуйста, но на общих основаниях.

Я думаю, что такие меры позволили бы сохранить общий рынок в масштабах Советского Союза, предотвратили бы атмосферу растаскивания государства по частям местными номенклатурными кланами.

Так что приходится констатировать, что победу в августе прошлого года одержала одна номенклатура над другой: вместо идейной партийной верхушки на волне народного идеализма к власти пришла безыдейная хозяйственная верхушка. Истинные демократы – таких очень немного – не воспользовались результатами августовской победы, в кавычках, точно так же, как ранее и результатами выборов в Советы. Из-за организационной расхлябанности демократов везде была оставлена старая администрация, которая в конце концов и дорвалась до народного пирога. Тоже пугали тем, что нельзя трогать специалистов. Вот и доигрались до того, что специалисты по распределению социалистической собственности занялись её распределением в свою пользу.

Что же делать? Вывод напрашивается сам собой:

– во-первых, осознать, что нас опять обманули,

– во-вторых, осознать, что необходимы новые выборы – выборы в Учредительное собрание,

– в-третьих, всем людям с демократическими убеждениями организационно объединиться в партию, которая должна победить на этих выборах и обеспечить победу демократии,

– в-четвёртых, не допустить никакого насилия, и это главное».

Да, Россия за эти августовские дни сбросила-таки, хоть и не до конца, свою старую большевистскую шкуру. Вместе с ней она оторвала от себя и многие живые части своего тела. В республиках Советского Союза пошли референдумы о независимости. Завершилось всё сговором в Беловежской пуще и отречением Горбачёва. Недаром всё это решилось 19 августа – в день Преображения Господня! А ведь на 20 августа Горбачёвым было намечено подписание нового Союзного договора, но – не судил Господь.

Через четверть века после путча мне довелось посмотреть свежий документальный фильм украинского режиссёра Сергея Лозницы «Событие». Там – живые кадры не о путчистах и не о Ельцине, а о простых ленинградцах, вышедших на улицы в надежде сохранить ростки демократии. Рекомендую всем увидеть эти лица, а в последних кадрах фильма – и мою персону, опечатывавшую двери кабинетов в Смольном —

www.youtube.com/watch?v=wYeZ7h5Xlec.

– Малый Совет Петросовета (к сожалению, во время съёмки я был в отлучке).

Трагический распад СССР, радикальные реформы «шоковой терапии» правительства Е. Т. Гайдара вселяли в демократов надежду, что, освободившись от большевистского балласта, теперь мы пойдём семимильными шагами к подлинной демократии хотя бы в отдельно взятой России. Но разрыв связей внутри бывшего Советского Союза не мог пройти безболезненно. Экономическое положение было катастрофическим, деньги стремительно обесценивались, и везде процветал бартер.

Постепенно всё меньше и меньше депутатов стало появляться на сессиях. Ребром встала проблема обеспечения кворума. Во время голосования по рядам метались депутаты с несколькими электронными ключами для голосования, подавая голос не только за себя, но и за других, отсутствующих в зале депутатов, своих единомышленников, доверивших им свои ключи, и нажимали кнопки «за», «против» или «воздержался». Невзоровское телевидение, уже наточившее зубы на Ленсовет, не преминуло показать эту смешную картину, в которой мелькнул и я, для дискредитации Ленсовета. Причём осуждению подвергались не те депутаты, которые отсутствовали на заседании, по существу, прогульщики, а те ответственные депутаты, которые работали в зале за десятерых.

Кроме того, решения сессии принимались очень долго и туго. Неповоротливость почти четырёхсотголового депутатского монстра была очевидна. К началу 1992 г. стало ясно, что Советам необходимо переходить на профессиональную работу, чтобы справиться с нарастающими как снежный ком проблемами. Поэтому закон России об образовании внутри Советов профессиональных Малых Советов, к которым переходили практически все их полномочия по выработке решений, кроме входящих в исключительную компетенцию сессии, в эпоху бурного законотворчества был неизбежен.

К этому моменту я понял, что в райсовете мне делать особенно нечего. Кроме затяжной судебной склоки с Сочагиным и фракционной борьбы на сессиях и в президиуме райсовета с коммунистами, гуманитарной помощи да мелких хозяйственных дел – ничего интересного. В горсовете решались куда более важные вопросы.

Решение баллотироваться в Малый Совет Ленсовета пришло ко мне внезапно, прямо на сессии. Чтобы пройти в состав Малого Совета я решил привлечь максимальное число голосов городских депутатов от Фрунзенского района, для чего пожертвовать своим постом зампредседателя райсовета. Тем самым я бросал кость тем депутатам горсовета от Фрунзенского района, которым я на высоком посту в райсовете был поперёк горла. О своём обещании добровольно уйти с поста зампредседателя райсовета я заявил с трибуны Ленсовета в своём предвыборном выступлении. И этот расчёт оправдался, 17 января 1992 г. я был избран вместе с 36 другими депутатами из 206 кандидатур, причём практически все избранные были единомышленниками-демократами, так что в дальнейшем решения Малого Совета принимались гораздо легче, чем на сессии.

После выборов С. Н. Егоров спросил меня: «Ты что, всерьёз решил уйти из замов?». Я подтвердил, на что он сказал: «Напрасно». Но я нисколько не жалел о своём заместительстве. На ближайшей сессии райсовета я заявил о своей отставке и пересел из президиума в зал. В дальнейшем я уже редко появлялся в райсовете и решил полностью посвятить себя работе в Малом Совете Ленсовета.

Преподавание физики в Военмехе тоже отнимало много времени и сил, хотя я теперь уже читал лекции, в основном, по вечерам в филиале Военмеха у метро «Проспект большевиков» или в другом филиале рядышком с Крестами. Приезжал домой в Купчино к ночи, совершенно охрипший и осипший после трёх-четырёх лекционных пар подряд. Поэтому мне надо было до минимума сократить свою преподавательскую деятельность. Совсем бросить своё доцентство я не решался, памятуя, что депутат – состояние неустойчивое. В Военмех я написал следующее заявление:

«Ректору Санкт-Петербургского Механического

института Ю. П. Савельеву

От доцента кафедры физики Б. С. Гуанова

Заявление.

На основании ст.34 Закона РСФСР «О статусе народного депутата местного Совета народных депутатов РСФСР», учитывая избрание меня в состав Малого Совета Санкт-Петербургского городского Совета народных депутатов, прошу Вас частично освободить меня от выполнения производственных обязанностей на время осуществления депутатской деятельности с 16 марта 1992 г. до марта 1995 г. с сохранением прав члена трудового коллектива. Прошу установить мне учебную нагрузку в соответствии с оплатой половины ставки доцента, а по окончании моих депутатских полномочий восстановить мне полную учебную нагрузку и полную ставку доцента.

12.03.92.г. Б. С. Гуанов»

Моя просьба была удовлетворена, а вскоре я перешёл уже на четверть ставки доцента.

Штатное расписание Ленсовета не предусматривало оплачиваемых должностей в Малом Совете, поэтому я в соответствии с действовавшим законом «О статусе народных депутатов…» стал освобождённым членом постоянной комиссии по науке и высшей школе. Вот решение Президиума городского Совета №70 от 13.04.92:

«О кадрах постоянной комиссии по науке

и высшей школе.

Президиум Санкт-Петербургского городского Совета народных депутатов РЕШИЛ:

Установить члену постоянной комиссии по науке и высшей школе народному депутату С.-Петербургского городского Совета Гуанову Борису Сергеевичу (округ №373), освобождённому на время осуществления депутатской деятельности в Совете на постоянной основе с 16.03.92 г. от выполнения служебных обязанностей, денежное вознаграждение в размере, равном должностному окладу члена постоянной комиссии.

Заместитель председателя Совета Б. А. Моисеев»

А времена-то были тяжёлые, инфляция жуткая, продуктов не хватало, и народ жил на талонах, в том числе и моя семья, несмотря на моё депутатство и доцентство, а также ларёчную и челночную торговую деятельность Тамары.

В комиссии я с двумя другими освобождёнными членами – Володей Косаревым и Юрой Орловым – занимал один кабинет на троих. Не тот простор, конечно, как в райсовете, зато скучать не приходилось. Работа в Малом Совете была очень напряжённая. Заседания проводились обычно по средам, один раз в неделю, но бумаг к каждому заседанию нужно было переворошить немало.

С трибуны сессий я выступал не часто, но на заседаниях Малого Совета, которые проходили в том же большом зале, частенько, а к каждому выступлению требовалось хорошо подготовиться. Несмотря на мой лекционный опыт, когда я часами мог говорить без конспекта, я всегда писал тексты своих выступлений и отмечал основные обороты своей будущей речи, хотя никогда не читал по бумажке, памятуя указ Петра I: «Указую господам сенаторам, чтобы речь держать не по писаному, а своими словами, дабы дурь была видна каждого».

В 1993 г. состав Малого Совета был обновлён, из него вывели ряд членов и ввели новых, но я удержался и с увлечением продолжал работу. За неполные два года работы мы приняли 856 решений, т.е. около 10 решений на каждом заседании по самым разнообразным вопросам жизни города. Атмосфера на заседаниях была всегда деловая, без пустопорожней болтовни, и я с теплом и уважением вспоминаю всех членов Малого Совета.

Уже в 1994 г. вышла книжка В. Румянцевой и М. Макаревич «Двадцать первый» с характеристиками членов Малого Совета, на мой взгляд, часто весьма спорными. Опуская хотя и правильные, но довольно наивные рассуждения о моих политических взглядах, приведу для интереса только некоторые психологические черты, которые заметили во мне авторы:

«Волнует Б. Гуанова его положение в Совете, которое он ощущает как «положение депутата-одиночки», то есть он говорит о том, что не сложилось у него достаточно близкие или тёплые взаимоотношения с какой-либо группой депутатов. Это обстоятельство мешает ему работать более продуктивно. Б. Гуанов внимательно следит за тем, что происходит в городском Совете. У него всегда можно получить исчерпывающую информацию по проблемам, рассматриваемым как МС, так и комиссией по науке и высшей школе. Правда, своё мнение Гуанов, как правило, другим не навязывает, возможно, даже в ущерб конечному результату.

Борис Гуанов не очень общителен, суховат. Случается, бывает резковат. Мыслит строго, аналитически, абстрагируясь от людей. А для этого необходимо не только выносить и выдать на-гора идею. Её ещё надо привязать к реальности и к обстоятельствам, которые позволят реализовать твою мысль. Часто мысли или идеи люди отвергают не потому, что ты плох или идея плоха, а потому, что не смог толково её донести до людей или, как говорят в науке, перевести её с языка понятий на уровень операций.

У Бориса есть чувство красоты, его ощущения образны, причём в них в равной степени присутствуют звуковые и зрительные образы. Он увлекается музыкой, рисованием, а точнее живописью. Любит путешествовать, посещать музеи».

Наблюдая затягивание сроков рассмотрения документов, проходящих через Совет, а иногда, наоборот, перескакивание через необходимые этапы, как уже опытный специалист по регламенту я разработал целый алгоритм, который должен был обеспечить чёткую работу Совета и его органов. Этот алгоритм был положен в основу разработанного мной проекта решения сессии, который мне удалось провести в первом чтении на одном из последних заседаний Совета. Но отладить работу Совета подобно швейцарским часам нам не дали.

К тому же я активно участвовал в работе комиссии по науке и высшей школе, избрав там своим коньком поддержку создания и развития технопарков в Петербурге, о чём подробно расскажу немного позже. Кроме того, в частности, я вошёл в состав Рабочей группы Совета по структуре городской администрации и организовал в комиссии семинар по разработке генеральной схемы управления хозяйством Санкт-Петербурга, в котором принимал участие уже бывший председатель горисполкома А. Щелканов и многие учёные – специалисты в области управления. Щелканов на основании своего опыта предлагал совершенно самобытную матричную функциональную схему управления городом с наличием не только вертикали управления, но и с широко разветвлёнными горизонтальными связями с органами управления и общественными организациями.

Вместе с депутатом Александром Трубиным мы ещё в марте 1993 г. направили в Рабочую группу следующие предложения:

«1. Выйти от имени рабочей группы с предложением к сессии горсовета о создании Комитета (управления или отдела) мэрии по совершенствованию системы управления с двойным подчинением его начальника мэру и малому Совету.

Основная функция Комитета (управления, отдела):