Текст книги "Необыкновенный консилиум"

Глава 15. Всё моё ношу с собой

Окончив институт, я прибыл на место назначения. Больничка наша стояла в густом лесу. Это были знаменитые места. Когда– то в одной из здешних деревень жил Иван Сусанин. В этом лесу он встретил польский отряд, не дал врагам пробраться к Москве и сам погиб вместе с ними.

Теперь от больницы до села шла широкая просека, и вдоль неё тянулись телефонные провода.

Однажды, это было в начале зимы, ранним утром из села позвонили в больницу. Слышимость была плохая. Председатель колхоза кричал в трубку, что высылает за мной машину. Я оделся и вышел с чемоданчиком на дорогу.

Из чащи, подпрыгивая, выехал председательский «газик». За рулём сидел чубатый парень, он рассказал мне о случившемся, пока мы тряслись по лесным колдобинам.

В селе ожидал нас председатель. С расстроенным лицом, не сказав ни слова, он сел на заднее сиденье и махнул рукой. Мы покатили дальше.

Рассвело; вдали показался посёлок. У крайнего дома толпился народ. Я вбежал на крыльцо. В избе лежал человек. Из-под тулупа торчали его сапоги. Я подошёл к нему, но он не обратил на меня никакого внимания. Глаза его, как стеклянные, глядели в потолок.

Случилось вот что.

Накануне днём два брата собрались в лес за дровами. Подцепили к трактору широкие и плоские лесовозные сани и поехали.

Пока управились, стемнело. В ноябре снегу в лесу мало. На обратном пути сани застряли между пней.

Брат тракториста соскочил с трактора, стал подсовывать под полозья саней поленья, плахи. В темноте было плохо видно. Он крикнул о чём-то водителю, но тот из-за шума мотора не расслышал его; водитель думал, что брат велит ему дёрнуть сани, и дёрнул. И брат попал под сани.

Тут началась пурга, засвистел ветер. В кромешной тьме один брат вытаскивал другого из скользкой, обледенелой колеи. Кое– как выбрались на большак, но до посёлка было двенадцать километров. Брат водителя говорил, что до утра потерпит. Потом замолчал… И вот теперь он лежал, одетый, на высокой деревенской кровати, а снаружи стояла толпа и ждала, что я скажу.

Что я мог им сказать? Четырёх месяцев не прошло, как я сдал выпускные экзамены. Моя врачебная деятельность только ещё начиналась.

Признаться, когда я оканчивал институт, я чувствовал себя не слишком уверенно. Но я утешал себя тем, что времена изменились. Теперь, говорил я себе, к услугам врача есть надёжные, точные методы диагностики, они заменят мне недостающий опыт. В случае чего, сделаю рентген: уж он-то меня не подведёт. С такими мыслями я ехал на место моей будущей работы.

Готовясь стать врачом, я представлял себе, как, окружённый медицинскими аппаратами, в тёплой и уютной больнице я обследую своих пациентов. И вот я здесь: зимний свет сочится в низкие оконца, передо мной раненый, и в распоряжении у меня только приборы, дарованные мне природой: мои глаза, уши, пальцы… Да ещё короткий, сбивчивый рассказ убитого горем тракториста.

Что делать? С чего начинать?

Сама жизнь устроила мне экзамен. Настоящий экзамен, по сравнению с которым экзамены в институте выглядели пустяком.

Человек-то ведь умирал.

Счастье ещё, что он смог дотянуть до утра.

Я вспомнил уроки моих учителей. Вспомнил, как они учили по немногим признакам, с помощью простейших приёмов ставить диагноз.

Побелевшие губы раненого, его заострившиеся черты и затуманенный взор, даже то, что он лежал спокойно, не кричал и не жаловался, – всё это означало, что он находится в состоянии шока.

Поза раненого говорила, что у него перелом костей таза.

Пульс указывал на внутреннее кровотечение.

Значит, надо было не мешкая приниматься за дело. Я расстелил на лавке стерильную простыню. Разложил шприцы, ампулы с сильнодействующими средствами. И со страхом и трепетом приблизился к этому первому в моей жизни умирающему больному.

Принесли ведро с кипятком. Разрезали сапоги и одежду. Раненого обложили бутылками с горячей водой.

Прошло полчаса. Он провёл языком по сухим губам и вполголоса попросил пить.

Я должен сказать, что, с точки зрения медицины, этот случай был не таким уж сложным. Любой мало-мальски опытный врач мог в этом случае без труда поставить диагноз и оказать нужную помощь. Но меня тогда он многому научил. И не только тому, что врач обязан в любой обстановке сохранять хладнокровие. Этот случай помог мне уразуметь одну немаловажную истину.

Я понял, какое великое благо вот эти самые простые, не требующие никаких приспособлений приёмы исследования: осмотр, ощупывание, выслушивание. Я понял, что могущество медицины как раз и состоит в том, в чём многие видят её слабость, – в нарочитой простоте её методов.

Сегодня медицина умеет проникать в тайную жизнь организма при помощи химических анализов, радиоактивных веществ, ультразвука, рентгеновых лучей. Завтра она изобретёт что-нибудь ещё более поразительное. Но величие и мощь врачебной науки заключается в том, что при случае она может обойтись и без этих чудес. Потому что в запасе у врача есть такие методы распознавания болезней, которые всегда у него под рукой, где бы он ни оказался.

И я понял, что медицина не прячется в уютных кабинетах, не сидит в лабораториях. В самых непредвиденных обстоятельствах она не теряет присутствия духа и готова помочь человеку всюду, где эта помощь нужна, – на улице, в тайге, в океане или на поле боя.

А что же раненый?

Раненый пришёл в себя. Опасность миновала, но нести его нужно было с величайшей осторожностью. Со скрипом растворилась обитая войлоком дверь. В избу, стараясь не топать, вошли четверо молодых ребят. Они несли деревянный помост, точнее, крышу от какого-то погреба.

Председатель распорядился подогнать грузовик. Соседи собрали целую гору тюфяков и подушек. Тюфяки сложили в кузов. На них опустили помост с раненым. Раненого укрыли тулупом. Тракторист сел рядом с ним. Врач сел в кабину.

Толпа старух и ребятишек смотрела нам вслед. Мы ехали в больницу…

Глава 16. Машина, которая умеет думать

Не так давно в Ленинграде на съезде врачей была продемонстрирована больная. Вернее, бывшая больная. Сейчас таких больных уже довольно много, но эта была одна из первых. На трибуну вышла девятилетняя девочка. Она сняла платье, и все увидели у неё на груди дугообразный рубец. Этой девочке была сделана операция на сердце.

Сама по себе эта операция была очень сложной. Нужно было зашить отверстие в перегородке между желудочками– у девочки был врождённый порок сердца. Операция была выполнена безукоризненно. Но не она привлекла внимание врачей.

Зрителей интересовало другое. Каким образом хирургу удалось поставить диагноз?

Откуда он узнал, что у этой больной в перегородке сердца есть дефект?

Дело в том, что определить эту болезнь у живого человека трудно. Её можно лишь заподозрить благодаря особому, слитному шуму, который выслушивается в сердце у больного. Но поставить диагноз наверняка – задача чрезвычайно сложная. Тут даже самые хитроумные аппараты могут ошибиться.

Между тем хирургу нужен точный диагноз. Для него это очень важно. Он не имеет права вскрывать сердце наугад.

И вот оказалось, что диагноз порока межжелудочковой перегородки поставила машина.

Вы, может быть, думаете, что речь идёт о новом диагностическом приборе, о каком-нибудь сверхрентгене, который проникает в самые потаённые уголки человеческого тела и распознаёт любые, самые загадочные болезни? Нет, таких аппаратов не бывает.

А главное, ни один аппарат до сих пор не мог заменить врачу голову. Аппарат мог заменить ему глаза или уши, мог заглянуть туда, куда не может заглянуть человек. Но думать за человека аппарат не мог.

Машина, о которой идёт речь, делала именно это: она думала. Машина соображала, вспоминала, прикидывала, взвесила все «за» и «против» и, наконец, приняла решение. Свой ответ она сообщила врачу.

Ещё недавно всё это могло показаться фантастикой. Теперь такая машина существует. Правда, она немного покрупнее обычных медицинских приборов.

По внешнему виду диагностическая машина напоминает громадный шкаф. Этот шкаф занимает две комнаты. Входишь – перед тобой сплошная стена поблёскивающих серебристых панелей с циферблатами, кнопками и цветными индикаторными лампочками.

Не стану вам объяснять, как устроена быстродействующая элетронно-счётная машина (БЭСМ). Это очень долго рассказывать, к тому же электроника – не моя специальность. Впрочем, нам сейчас важно понять не устройство, а принцип действия. Важно знать, в чём суть этой машины.

БЭСМ подражает человеку. Как и человек, она решает задачу. Какая это задача, я уже говорил. Дано условие – признаки болезни. Требуется найти диагноз.

Представьте себе, что у вас вышел из строя телевизор. Позвали техника; техник поковырялся в приёмнике, нашёл поломку, исправил её, потом всё поставил на место.

С человеком, когда он болен, дело обстоит сложнее. Разобрать его на части, как телевизор, нельзя. И всё-таки каждая болезнь проявляет себя какими-нибудь внешними признаками, и по этим признакам можно догадаться, в чём дело.

Когда у человека скарлатина, на лбу у него не написано как называется его болезнь. Но у него болит горло, повышена температура, язык малиновый с белыми крапинками, а на теле видна сыпь. Эти «симптомы», то есть признаки, говорят врачу о том, что перед ним именно скарлатина, а не какая-нибудь другая болезнь. По ним он ставит диагноз.

Однако боль в горле бывает не только при скарлатине. При ангине, например, тоже больно глотать. И жар бывает не только при скарлатине. Вообще одинаковые симптомы часто свойственны далеко не одинаковым болезням. Вот, скажем, головная боль. Она бывает и при гриппе, и при воспалении лёгких, и от ушиба, и после бессонной ночи – словом, в самых разнообразных случаях.

Разобраться помогает опыт врача. Врач учитывает не один признак, а все сразу, он умеет отыскивать и такие признаки, которые не бросаются в глаза, а главное, врач видит много больных и может сравнивать их между собой.

Есть такая игра: картинка разрезана на квадратики, и эти квадратики наклеены на кубики. Нужно из кубиков снова сложить картинку. Вот так же, как кубики складываются в картинку, так из отдельных симптомов складывается картина определённой болезни. Из головной боли, боли в горле, сыпи, повышенной температуры, анализов крови и т. д. складывается скарлатина.

Задача сводится к тому, чтобы, во-первых, иметь под рукой полный набор кубиков, а во-вторых, составить их так, чтобы вышла картинка.

Иначе говоря, надо собрать побольше симптомов, а потом «сложить» из них диагноз.

Конечно, в голове у врача всё это получается гораздо быстрее, чем я это рассказываю. Но, в общем, мысль его работает именно так.

Врач изучает больного, исследует его всевозможными способами, постепенно набирается всё больше и больше симптомов: тут и жалобы больного, и цвет лица, и пульс, и хрипы в лёгких, и шумы в сердце, и результаты рентгена, и многое другое. Чем больше симптомов, тем точнее и надёжнее диагноз.

Но, положим, поставить диагноз гриппа или скарлатины нетрудно.

Иногда болезнь можно определить даже по одному признаку. А если у больного какое-нибудь редкое, сложное и неясное заболевание? Если у него, как у той девочки, врождённый порок сердца?

Существует не менее четырёх десятков врождённых пороков сердца.

Это болезни, похожие друг на друга и всё-таки разные. И лечение в каждом случае своё. Оперировать? Не оперировать? Ждать? Ответить можно, только если знаешь точный диагноз. Всё будущее больного зависит от этого диагноза, а иногда от него зависит и жизнь.

Главное – не спутать один порок с другим. И вот начинается долгое обследование. Больного осматривают десятки специалистов. Ему делают множество анализов. Накапливается огромный материал – сотни различных симптомов.

Разобраться в них– это всё равно что выкладывать картинку из тысячи кубиков. Сколько же времени уйдёт на то, чтобы выбрать из кучи нужный кубик и отыскать для него подходящее место?

А ведь больной долго ждать не может. Да к тому же у вас в клинике не один такой больной, а десять, двадцать, сто!

Вот тут и приходит на помощь машина. Чтобы мысленно перебрать все симптомы и все сочетания, выбрать самое подходящее и остановиться на определённом диагнозе, для этого врачу понадобились бы, наверное, долгие месяцы. Машина делает это за полчаса.

Представьте себе толстенную книгу в девятьсот страниц– телефонный справочник– и представьте человека, который помнит её всю наизусть. Вот такой памятью обладает машина. В ней всё записано – все симптомы и все диагнозы.

Теперь представьте, что этот удивительный человек за какие-нибудь полчаса может мысленно пробежать глазами всю эту книгу и найти нужный ответ. Такой скоростью обладает машина.

Ясно, что с этой машиной можно делать чудеса. Все машины и приборы, когда-либо изобретённые человеком, в огромной степени увеличивали его силы и способности. Паровой молот придал ему силу великана: человек начал забивать в землю громадные сваи. Двигатель внутреннего сгорания позволил человеку обогнать самую быструю лошадь. Микроскоп обострил его зрение настолько, что человек увидел невидимое. А электронно– вычислительная машина одарила его неслыханной, нечеловеческой памятью и сообразительностью.

Означает ли это, что машина умнее человека?

Кто из них лучше знает медицину: врач с его скудной памятью, с его маленьким человеческим мозгом, для которого хватает места в черепной коробке, или громадная, сверкающая панелями и мигающая разноцветными лампами, не знающая сомнений и колебаний машина, чей электронный мозг едва умещается в двух комнатах?

Был такой случай. У одного человека ночью разболелся живот, и к нему по телефону вызвали знаменитого профессора. Но сын больного, студент медицинского института, потрогал живот и сам поставил отцу диагноз: он сказал, что у него аппендицит.

Приехал профессор. Он начал обстоятельно расспрашивать больного. Потом долго щупал его. Потом долго думал. И наконец сказал: «По-моему, у вас аппендицит».

Больной удивился. Он спросил: как же это так? Для того чтобы определить болезнь, старому и опытному профессору пришлось потратить целый час. А студент решил эту задачу за одну минуту.

Профессор улыбнулся и ответил:

«Видите ли, друг мой, ваш сын ещё только учится и пока ничего, кроме этой болезни, не знает. Для него все болезни одинаковы, вот он и назвал её. И случайно попал в точку. Тем более, что аппендицит – очень частая, распространённая болезнь, так что угадать нетрудно. Я же, осматривая вас, мысленно перебрал огромное количество болезней. Я не пытался угадывать: я рассуждал. Я думал о разных болезнях, и мне нужно было убедиться, что ни одной из них у вас нет. Мне пришлось хорошенько подумать. Зато теперь я так уверен в своём диагнозе, что готов дать голову на отсечение, что у вас именно аппендицит, а не что-нибудь другое».

В этой истории, как мне кажется, можно найти ответ на наши вопросы. На кого из двух похожа машина: на этого студента или на этого профессора? И на того и на другого сразу. Машина поступает так, как поступил профессор: она перебирает все болезни и выбирает самую подходящую. Но скорость, с которой машина выдаёт ответ, такая же, как у студента. Машина «знает» не больше, чем профессор. В том-то и дело, что прежде чем заложить в машину все сведения, все симптомы болезней и все диагнозы, опросили всех профессоров. Узнали всё, что они знают, и всё это записали в машину при помощи особого кода. Вот откуда появилась машина-всезнайка. Так что преимущество машины не в том, что она «знает» больше, чем знают люди. Её преимущество в том, что благодаря электронике она может почти мгновенно переворошить огромные кладовые своей памяти и быстро отыскать нужный ответ.

Глава 17. Легенда о соляной кукле

Итак, вы видите, что спор человека и техники не закончен. Но им и не нужно спорить. Каждому понятно, что современная медицина немыслима без техники, без диагностических приборов и тонких анализов. Не надо только думать, что приборы могут заменить живого человека.

Есть такая старинная притча, она возникла в Индии много веков назад. Притча о кукле, высеченной из куска каменной соли.

Соляная кукла шла по дороге и пришла к берегу моря. Она никогда не видела моря и удивилась. Она спросила:

«Что это такое?»

Море ей ответило:

«Подойди поближе и узнаешь».

Соляная кукла приблизилась, но вид воды пугал её. Она окунула в море палец, а когда вынула, то увидела, что пальца нет: он растаял.

«Что это? – закричала кукла. – Ты отняло у меня палец!»

«Но зато ты начинаешь понимать», – был ответ.

Кукла входила всё дальше в воду, волны смывали с неё кристаллики соли, и кукле казалось, что вот сейчас она наконец поймёт, что такое море. И когда море растворило её всю целиком, кукла сказала:

«Я понимаю. Море – это я!»

Должно быть, эта легенда покажется вам странной. Между тем в ней заключён большой смысл. Чтобы узнать, что такое море, кукла отдала сначала палец, а потом и всю себя. Чтобы постигнуть истину, она пожертвовала собой.

Чтобы по-настоящему делать своё дело, надо слиться с ним. Надо отдать ему самого себя. Потому что истинное призвание – это такая вещь, за которую можно и нужно заплатить самой дорогой ценой.

Врач постигает сущность болезней благодаря своим знаниям. Он вооружён медицинской наукой, без неё ему не ступить ни шагу. «Человек может столько, сколько он знает». Эту фразу великого английского философа Фрэнсиса Бэкона можно с полным правом отнести к медицине.

И всё же одного знания, одной науки врачу недостаточно. Наука сама по себе не может помочь ему постигнуть душу больного: это достигается не эрудицией, а другими качествами – талантом и добротой. Электронная машина может запомнить больше, чем врач. Но она не способна к состраданию.

Врач умеет сделать то, чего не в состоянии сделать никакая машина: он может мысленно поставить себя на место своего больного. Он не только поймёт причину его страданий, он ощутит их как бы в самом себе.

И вот почему мы находим так много общего между врачами разных эпох. Наука развивалась, каждая эпоха добавляла к ней что-нибудь своё, горизонт знаний ширился, медицина шагала вперёд. Но великий человеческий дар врача – дар сочувствия и понимания – был одинаково свойствен и античному врачевателю в древнегреческом хитоне, и одетому в пышную мантию медику средневековья, и врачу прошлого века, и нашему современнику – человеку в белом халате, который так хорошо вам знаком.

Глава 18. Второе дыхание

А что же с нашим пациентом – Мишей Барановым? Мы оставили его в самый трудный, критический момент его жизни, в палате для тяжелобольных, где, сидя перед кислородным баллоном, он дожидался решения своей судьбы – ждал, что скажут учёные медики, члены консилиума.

Врач из Древней Греции предложил лечить больного диетой.

Средневековый медик настаивал на кровопускании.

Врач XIX века назначил порошки из наперстянки.

Все три совета мы приняли к сведению.

И вы помните, что мы остановились на заключении третьего консультанта: у больного порок сердца.

Это значит, что клапан плохо закрывает отверстие между левым предсердием и левым желудочком. Клапан – две нежные створки – изуродован болезнью и болтается кое-как.

Само отверстие сужено: вокруг него образовались болезненные наросты. Поэтому кровь из предсердия с трудом просачивается в желудочек. Последствия этого плачевны, и мы уже знаем, каковы они: сердце не успевает перекачивать кровь. Кровообращение нарушено. Больной задыхается.

И тут напрашивается простой вопрос. Вопрос очень серьёзный, потому что речь идёт о смысле лечения.

Если клапан сердца безнадёжно испорчен, если нарушена вся анатомия сердца, то какой смысл пичкать больного лекарствами. Ведь новый клапан у него не отрастёт.

Зачем ему диета, к чему порошки, уколы? Какой толк во всём этом лечении? Лечи не лечи – порок сердца каким был, таким и останется.

Когда в машине что-нибудь сломалось, смазка не поможет. Сломанную деталь нужно заменить – вот единственный выход.

И выходит, что нам незачем тратить время на бесплодные попытки исправить то, чего всё равно не исправишь. Оставим эту канитель медикам прошлого: у них ведь ничего не было, кроме порошков и добрых пожеланий. Мы, врачи XX века, знаем другое средство.

Мы пошлём Мишу к сердечному хирургу!

Хирург вскроет сердце. Отверстие между предсердием и желудочком будет расширено. А на место искалеченных створок негодного клапана он пришьёт другие, искусственные. С этим протезом сердце будет работать не хуже настоящего.

Он даже может заменить целиком всё сердце – пересадить новое, здоровое. Такие операции уже предпринимаются в наше время. И вы, конечно, о них слыхали.

Соблазнительная перспектива, не правда ли? Одним ударом разрубить гордиев узел.

Позвольте мне, прежде чем дать окончательный ответ, рассказать вам об одном случае, который произошёл в университетской клинике города Вены около сорока лет назад. Случай этот хорошо известен врачам.

Однажды какой-то человек был сбит автомобилем на уличном перекрёстке напротив клиники. Он умер тут же на улице, и тело его было перенесено в морг.

В это время в морге находился ещё один труп. Накануне скончался больной, лечившийся в клинике: он много лет страдал тяжёлой болезнью сердца. «Больной» и «здоровый» – оба теперь оказались рядом.

Над входом в прозекторскую красовалась латинская надпись: «Здесь смерть помогает жизни». Что и говорить, вскрытие трупа – невесёлая процедура. Однако она необходима. Чем лучше врачи будут разбираться в болезнях, тем лучше они будут лечить живых людей. Чем лучше они будут знать причины смерти, тем вернее будут бороться с ней. Вот что, собственно, означало изречение на воротах морга.

Прозектор рассек грудную клетку и вынул сердце. Диагноз, поставленный при жизни больного, был правилен: у него оказался порок сердечных клапанов.

Затем все перешли ко второму столу. Там лежало тело прохожего. По странному совпадению у него тоже был найден порок сердца. Прозектор давал объяснения, врачи, обступив секционный стол, наперебой задавали вопросы. Между тем служитель, который раскладывал органы на лотках, случайно перепутал сердца. И тогда произошла удивительная вещь: никто не мог понять, какое сердце принадлежало больничному пациенту, а какое – уличному прохожему.

Оба сердца были одинаковы!

Оба сердца были с изъяном. Этот изъян говорил о том, что оба человека перенесли когда-то тяжёлую болезнь – ревматическое воспаление клапанов. Но один продолжал болеть и в конце концов погиб от полного расстройства кровообращения. А другой больной вовсе не был больным. Быть может, он и не знал, что у него порок сердца. Это был здоровый человек, который спешил на работу. Он перебежал через дорогу, и тут его сбила машина. Если бы он был болен, он не смог бы бежать.

Одно сердце было вконец измучено болезнью и отказало. А другое продолжало исправно служить своему хозяину, работая как ни в чём не бывало. На вид же они ничем не отличались друг от друга.

Оказывается, порок сердца сам по себе ещё не решает дела.

Этот случай многих заставил призадуматься. Ведь он наглядно показал, что анатомический недостаток, даже такой серьёзный, как повреждение сердечных клапанов, отнюдь не означает, что человек обречён до конца жизни быть инвалидом. Можно иметь этот недостаток и быть краснощёким здоровяком.

Так было, например, с одним спортсменом, который поставил мировой рекорд в беге на дальнюю дистанцию. А на медицинском осмотре, к удивлению врачей, у него был обнаружен порок клапанов аорты.

Всё дело в том, что порок у него был компенсирован.

Вот тут-то и становится ясной разница между больным человеком и неисправной машиной, между организмом и механизмом. Сломанную деталь надо заменить, иначе механизм не будет работать. Человек – другое дело. Увечье можно компенсировать, то есть возместить за счёт внутренних резервов организма.

Сердце не может избавиться от порока. Новые створки не отрастут, как не может вырасти палец на месте отрубленного. Но при пороке сердце сильнее сокращается, энергичней работает – и этим преодолевает свой недостаток. Кровообращение выравнивается. Человек опять здоров.

Так было и у прохожего, случайно погибшего на венской улице. Так было у бегуна, который поставил рекорд.

Многие знают, что у спортсменов существует «второе дыхание». На последнем круге, когда все силы, кажется, уже исчерпаны, неожиданно появляется это спасительное второе дыхание, – человек ощущает новый прилив энергии и приходит к финишу с победой. Оказывается, организм ещё не израсходовал все свои запасы.

Эти запасы подчас изумительны. Природа наделила человека почти фантастической способностью компенсации.

Альпинист, поднявшийся на высоту нескольких тысяч метров, должен был бы задыхаться в разрежённом воздухе горных вершин. Этого не происходит, так как в крови становится больше красных кровяных шариков. Их в спешном порядке вырабатывает костный мозг. Недостаток кислорода в воздухе с лихвой восполняется избытком гемоглобина– вещества, которое содержится в шариках и усваивает кислород.

У людей, перенесших тяжёлую болезнь или увечье, наблюдаются поразительные явления. Можно жить с одним лёгким, можно лишиться желудка или большей части кишечника и остаться при этом практически здоровым человеком. Одной трети почечной ткани достаточно, чтобы выполнять работу обеих почек.

В возрасте 46 лет гениальный учёный Луи Пастер перенёс кровоизлияние в мозг. Он едва не погиб, у него наступил паралич левой руки и левой ноги, но в конце концов он поправился. Больше того, он совершил после этого самые великие свои открытия: создал вакцину против сибирской язвы, изобрёл прививки против бешенства. А когда он умер, то оказалось, что огромная часть мозга у него была разрушена.

Русский революционер Николай Морозов двадцать пять лет своей жизни просидел в крепости. В полутёмной камере Алексеевского равелина, где стены блестели от влаги и пол к утру покрывался плесенью, он заболел туберкулёзом лёгких. У него началось кровохарканье, он лежал на соломенном тюфяке, сотрясаясь от кашля. Тюремный врач доложил начальству, что узнику осталось жить три дня. Морозов, однако, выжил. Спустя много лет у него были найдены при просвечивании грубые рубцы в лёгких. После этого он стал знаменитым учёным, совершил несколько авиационных перелётов, побывал на войне, изъездил всю Россию, написал кучу книг и умер в возрасте 92 лет.

Разговор о компенсации я завёл неспроста. Ведь этот разговор позволяет нам ответить на вопрос, который был поставлен в начале этой главы.

Стоит ли лечить больного, у которого имеется непоправимый анатомический изъян – порок сердца?

Конечно, стоит.

Потому что лечение восстанавливает компенсацию.

И вы сейчас увидите, как это происходит.