Текст книги "Джейтест"

– Вы это воспринимали всерьез?

Девушка снова пожала плечами:

– Мастер Лю говорит, что у каждого – своя аура.

Том не стал интересоваться взглядами Мастера Лю на ауру Марики Карои и, наконец поднявшись со стула, откланялся. В этой игре козырей у него не было, и с развитием беседы можно было повременить. К тому же с непредсказуемой, чем-то симпатичной ему в общем-то Циньмэй поговорить начистоту лучше, допустим, за столиком кафе, чем под отрешенно бдительным взором госпожи Луюнь.

Только усевшись за руль и поворачивая ключ зажигания, Том вдруг сообразил, словно о невидимый пенек споткнувшись, что именно было «не так» в минувшей сцене: на загорелой, точеной шейке Циньмэй болталась, прячась под майкой, цепочка. Странная такая цепочка – он только в одном месте видел такую. Совсем недавно. Нет, Господь не подкидывает таких подарков вот так запросто. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Хотя ради того, чтобы ближе познакомиться с Циньмэй, Том был не прочь заглянуть и в это приспособление.

«Нехорошо в служебное время засматриваться на девочек, – еще раз сказал себе Том. – Но иногда – полезно для дела». Еще он подумал, что встречи с четвертой старой стервой он сегодня не выдержит, поэтому отложил посещение матери девицы Карои в ее монастырском уединении на потом и тихо тронул машину по Мэйн-стрит. В каждом городе Джея была своя Мэйн-стрит. С этим следовало просто смириться.

Но все же, ей-богу, только в такой дыре, как бывшая Колония Джей, главную улицу столицы могли назвать так по-деревенски. Лагодо был и оставался всего лишь раздавшимся вширь провинциальным городишкой, а его немногочисленные правительственные резиденции – всего лишь прифрантившимися плантаторскими особняками. Суждено ли сему городу стать типовым мегаполисом Федерации, существенным образом зависело от той миссии, которую не спеша выполнял здесь Томас Лэмберт Роббинс.

«Господи, чем таким они здесь все-таки управляют? – спросил Бога Том, минуя торжественно-мраморное, „почти как настоящее“, здание Совета Министров. – Здесь же все идет само по себе. Протекает, точнее сказать. Только Драконы выходят иногда из скал».

* * *

Штаб-квартира Корпорации магов и темных ремесел располагалась заодно с разношерстной дюжиной других офисов в одном из редких для Джея стереотипных билдингов типа «Манхэттен Олд – 400», которые вездесущая «Стоунбридж инкорпорэйтед» понастроила по всей Периферии, как знак торжества ремесла над Искусством – в архитектуре по крайней мере. Размахнулись маги на целый этаж.

Офис был безлюден и скучен. Каббалистических знаков на стенах не было заметно, нигде не курились колдовские зелья в плошках жертвенных треножников, да и самих треножников, видно, здесь не держали. Том уверенно прошел по несложному лабиринту мимо клетушек-кабинетов, в которых тихо шуршали принтеры и болтали на вполне мирские темы невидимые за матовыми стеклами клерки – тоже, видно, не из разряда упырей и ведьм, и уверенно вошел в кабинет, украшенный табличкой «А. Баум. Президент». В смысле – председатель, конечно. За дверью, спиной к нему, сутулая, строго одетая седая карга нервно добивалась от компьютера чего-то, надо полагать, совершенно невозможного.

– Не могу ли я записаться на прием к господину Бауму? – кашлянув, поинтересовался Том как можно более деликатно, демонстрируя свой служебный жетон-идентификатор.

– Госпожа Анджела Баум – к вашим услугам, мистер, – произнесла в пространство перед собой старая дама и повернулась к посетителю.

«Господь любит Троицу, – определил для себя Том, – и с этой дурной привычкой Старого Джентльмена, видно, уж ничего не поделаешь. Три старые стервы в день – значит, три. И ни одной меньше. Но за что же все-таки четвертая? Я на это не подписывался. Господи».

* * *

Список прорицательниц и гадалок, исправно платящих взносы Корпорации и пополнивших ее ряды за последние пять лет, вместе с адресами и номерами каналов связи, подписанный ответственными лицами высоких оккультных званий и заверенный Большой и Малой печатями, занимал четыре страницы убористого текста. Еще столько же места занимал список злостных браконьеров и неплательщиц в те же годы. Последних Корпорация предоставила на растерзание органам следствия с особым удовольствием. Единственное, чего не содержали столь полные списки, так это настоящих имен и вообще каких-либо биографических сведений о поименованных в них особах. Прошлым своих членов корпорация принципиально не интересовалась и такого рода сведений о них не предоставляла даже Господу Богу.

Списки Том прочитал с максимальным вниманием. Ни ума, ни счастья они ему не прибавили. Бывшая сестра Марика могла с равным успехом оказаться Марией Дэви Двадцать Девятой, практикующей здесь же, за углом, или Огненной Лисицей Дэ, прорицающей удачу и напасти поморам у черта на куличках, на Мерзлых островах. В жизни бы он не подумал, что малочисленный, лишь по берегам океанов населенный Джей может прокормить такую чертову уйму жулья. И это только особей женского пола одной такой вот разновидности, относительно недавно прибившихся к этой кормушке. О приметах девицы Карои госпожа Баум сердечно посоветовала Тому Роббинсу поинтересоваться у наставников-рекомендателей, которые проводят первичное посвящение в корпорацию и рекомендуют своих подопечных для ритуала принятия Клятвы Крови. «Мы здесь только утверждаем решения президиума – постановлениями общего собрания. Бюрократическая рутина, знаете ли». О том же, кто, однако, имел честь быть тем самым наставником-рекомендателем того или иного кандидата, легко узнать у него самого. У того или иного кандидата. Крут замкнулся. Жаргон Управления определял такое вот времяпрепровождение своих сотрудников, которое выпало Тому наблюдать в стенах штаб-квартиры преславной корпорации, как «типичное сепуление по Лему». При мысли о том, что с «до конца сломавшейся» девицей Карои могло произойти и что-нибудь вроде изменения присущего ей пола хирургическим путем, не говоря уже о простейшем камуфляже, вроде накладной бороды и мужского псевдонима, Томаса Роббинса даже чуть замутило.

«Распугиваю дичь – вот что делаю сегодня с утра, – сказал себе Том. – Распугиваю дичь, как глупая дворняга на бестолковой охоте. Сейчас все родственники и друзья девицы Карои висят на телефонах и трубят друг другу в уши о том, что „девочкой занялись легавые“. Ну что ж, это – тоже результат. Можно, конечно, сказать, что я „бросаю камушки в кусты“ – так это будет звучать приятнее. Но суть – одна. Пора ходить с козырных – благо козырь-то у меня всего один».

Он навел справки по блоку связи, проехал пару кварталов по Второй Поперечной, потом свернул направо, еще раз направо и остановился метрах в двухстах от невыразительных ворот здания, переборудованного, видно, из бывшего ангара. Ей-богу, наследница капиталов фирмы «Линчжи» могла бы посещать гораздо более фешенебельное место проведения досуга. Вывеска, еще более невыразительная, чем сами ворота, гласила: «Мастер Лю. Боевые искусства Древних Империй».

* * *

В принципе Том мог просто воспользоваться блоком связи, но не хотелось привлекать неизбежного в таких случаях внимания третьих лиц. Кто-то поднимет трубку, кто-то пойдет вызывать Циньмэй из спортзала. Лучше подождать до конца тренировки, или как там это у Мастера Лю называется, и от нечего делать подумать немного о положении дел.

Этому мешали разные мелочи, вроде чисто детского интереса к тому, как, собственно, осуществляется обучение искусству боя, которым владели существа, чьи анатомия и физиология были известны ученому миру весьма приблизительно. О психологии и речи нет. Впрочем, точные знания типам, наподобие достославного мастера Лю, видно, заменяли эзотерические сочинения по всем перечисленным и по многим другим вопросам. Макулатуре этой несть числа даже в Метрополии, а здесь, на месте действия, даже страшно подумать об их изобилии.

Еще Том подумал о том, что «Джейтест» – это, наверное, как говорят статистики, «дискриминирующий фактор». Люди для него не равны. Любящих боевые искусства он вроде как-то привечает.

Он много еще о чем успел подумать, сидя за рулем своего прокатного «опель-карата», и даже начал потихоньку нервничать: уж не упустил ли он, часом, непредсказуемую Циньмэй. Сказала мамаше, что к Мастеру опаздывает, а сама – ну, скажем... Тут Том задумался, обычно ему неплохо удавалось интуитивно прогнозировать поступки людей, едва только им увиденных, иногда даже по фото. Циньмэй была не тем человеком. Тому в равной степени было трудно представить этот экзотический экземпляр своей «коллекции» как на великосветском рауте или, скажем, в седле – верхом на чем-нибудь чистопородном, из Метрополии вывезенном, так и в подпольном притоне наркоты – там тоже часто можно встретить народ голубых кровей. Возможно, Циньмэй родилась не там и не тогда. И не дело федерального следователя гадать о том, где эти «там» и «тогда», которые бывают впору странным девицам из высшего общества. А вот и она сама – перебросив спортивную сумку через плечо, чуть устало, размашистым шагом идет домой усердная ученица Мастера Лю. Все-таки Тому удалось не проворонить ее.

– Циньмэй! – тихо окликнул он. – Циньмэй!

* * *

– Я не займу у вас много времени, – как можно более успокаивающим тоном заверил он девушку. – Скорее уж наоборот – подброшу домой, если вы не возражаете.

– Нам не по дороге. Я иду вовсе не домой. – Черные непроницаемые глаза наследницы третьей доли капиталов «Линчжи» не выражали ровным счетом ничего.

Или выражали что-то, достигшее той степени, когда это что-то – ярость, страх, любовь или иное безумие – становится уже невоспринимаемым в будний день на пыльной окраинной улице города Лагодо. Собеседником, приехавшим по казенной надобности.

– Нам все-таки, мисс, по дороге. Куда вас довезти, если не секрет? Разговор наш не терпит отлагательств.

– Поезжайте прямо, – все так же неопределенно, с хорошей дикцией и легким акцентом – в семье Цзун Вана говорили на языке далекой родины – и без какого-либо выражения ответила Циньмэй и, открыв заднюю левую дверцу кара, устроилась на «генеральском месте».

– Собственно, у меня даже не вопрос к вам, мисс, – сообщил Том, трогая машину. – Просьба. Нам с вами есть о чем поговорить с одним человеком – с профессором Кайлом Васецки.

– О чем? – Циньмэй смотрела только на дорогу.

– Об амулетах Империи Зу. О тех амулетах, на которых Белый Знак. И о том, что бывает, когда люди с такими амулетами на плечах переставляют кубики в одной головоломке.

Воцарилось молчание.

– Кайл Васецки, – произнесла Циньмэй. – Он здесь – в Лагодо?

– Боюсь, что нам придется съездить к нему в гости. в Вестуич. Это не так далеко. – Том помолчал, тоже разглядывая дорогу. Потом добавил: – И будет лучше, если вы захватите с собой ту... коробку. Каменную. «Джейтест».

Последовала пауза. Которая могла закончиться всем, чем угодно, – например, просто ударом ребром ладони по его, Тома, шее. Ну к этому он, допустим, был готов. «Хуже, если в дело пойдут боевые умения Воинов Зу», – подумал он.

Циньмэй молчала минуты полторы.

– За коробкой придется заехать. К Иннинь, моей подруге. Это в другую сторону.

– Вы говорили, кажется, что с ее братом... С братом госпожи Иннинь что-то произошло? – припомнил Том.

– У вас прямо магнитофон в черепушке, – констатировала девушка. – У Иннинь брат и вправду заболел: у него «синдром кокона».

Глава 6
ВЫБОР

– Теперь расскажите, пожалуйста, как вам досталась эта коробочка, – как можно мягче попросил Том. – Вы ведь теперь и сами поняли, насколько это опасная игрушка.

– Я знала это с самого начала, – ответила Циньмэй. – Но я думала, что окажусь сильнее ее. Ведь школа Мастера Лю берет начало от испытаний, которые должны были пройти ученики Воинов Зу, чтобы самим стать Воинами... И... не называйте Ларец игрушкой.

– Откуда это у вас? Что это за школа Мастера Лю? Почему... Зачем вам вообще становиться Воином Зу? Вы же – женщина. Вам на роду написано стать матерью, вырастить и воспитать детей. И детей их детей. Разве не так прожили жизнь ваши бабушка, мать?..

Циньмэй молчала. И ей-богу, никогда федеральный следователь Томас Лэмберт Роббинс не слышал более презрительного безмолвия, чем это молчание угловатой, дикой девушки, уставившейся на проносящийся за окном кара довольно унылый пейзаж.

– Возможно, вам интересно будет узнать, следователь, что по отцовской линии все мои родственники – члены Сообщества Зу. Вам знакомо имя Эс-дар-Сая?

Тома слегка передернуло: адепт учения Эйч-Эрн.

– Разве его заносило в эти края?

– И еще – он же один из немногих, при жизни причисленных к сонму пантеона пестрой веры. Ласковый Бог Измены. Нет, на Джее он никогда не был. Но наша ветвь – отцовская – по прямой идет от него. И всю секту Мастера Лю поддерживали ученики и последователи Эс-дара. И все мои братья и сестры сейчас в Стае. Из тех, кто жив, конечно. И я там буду. Но для этого надо быть одним из первых в секте Мастера Лю. Но я хочу большего. Еще большего. Так что если мне и продолжать род отца, то совсем не так, как учили вас, мистер.

– Вы так открыто признаетесь в принадлежности к Эйч-Эрн? – с чуть напускным удивлением спросил Том.

– А разве учение Эйч-Эрн существует? – традиционным вопросом ответила ему Циньмэй

Крыть было нечем, ибо первый параграф устава учения гласил: «Всякий, утверждающий, что Тайное Учение, именуемое Эйч-Эрн, существует, – лжец, и верить его дальнейшим словам противно естеству Разума».

Второй параграф того же устава или, по крайней мере, самого распространенного его апокрифа утверждал: «Все изложенное в параграфе первом есть не что иное, как ложь, сказанная хитрецами для глупцов».

– Конечно же нет, – иронически согласился Том. – Так же как и пестрая вера.

– Ошибаетесь, – все так же глядя в окно, возразила Циньмэй. – Пестрая вера существует. Но не всерьез, конечно. Не всерьез – есть разница. А потом, мистер, я уже вас раскусила: с вами надо играть напрямую или... Впрочем, обойдусь без «или».

– Вы, я вижу, не лишены дара психолога, – скупо сделал собеседнице комплимент Том.

– В Стае без этого нельзя, – как о чем-то само собой разумеющемся сказала девушка. И на минуту задумалась. – Все это время... Пока Секта существует на Джее, люди Учения собирали все, что относится к Древним Империям. Вам не понять, но сам Эрн – он оттуда идет, из Старых Миров. Но это – не для вас. Вам важно вот что: разбогатевшие люди Секты – такие, как мой отец, вкладывали деньги в то, что осталось от Империй. Вы думаете, в музее Академии собрана самая большая коллекция реликвий Зу и Ю? Или где-нибудь в Метрополии? Смешно. Это здесь – в тайниках Секты можно найти такое, что и не снилось высоколобым мудрецам из университетских лабораторий.

– И я думаю, что та коробочка, за которой мы с вами едем, стоит не на последнем месте в списке этих диковин? – осторожно предположил Том.

– Да, далеко не на последнем. – Циньмэй косо улыбнулась. – Когда Марика предложила отцу эту... вещь, все наши были потрясены. Вы сами должны понять, что этой штуке практически нет цены. Но в конце концов мы нашли... общий язык.

– Ваш отец, – осторожно продолжил Том, – оплатил вступление Марики в общину Кунта-ин-Шая, а...

– И вступление в общину, и многое другое. Она стала далеко не бедной девочкой – Марика Карои.

– Кстати, где она сейчас? – уже чисто рефлекторно поинтересовался Том.

– Вам это так уж важно знать, мистер? – Циньмэй пожала плечами. – Я и правда не знаю этого. Мы стали неинтересны друг другу с какого-то момента. Точнее – нет. Мы стали бояться одна другую. Так сказать будет вернее. Я не понимала тогда... Только теперь, пожалуй, до меня начало доходить. Понимаете, я считала себя сильной. Только потому, что не боюсь страданий и смерти – это каждый в Стае может. Я думала – тем он и страшен – «Джейтест». Тем, что несет испытуемому смерть и страдания. Я дурой была тогда. Нет ничего проще, чем убить человека или пытать его. Но когда в твоем распоряжении целая планета, набитая разными чудесами, разве достойно размениваться на такие мелочи? Ну посмотрите, разве Дракон тот хотел убить Кайла Васецки? Если бы захотел, справился бы запросто. А двойники те – им-то ничего не стоило любого из вас прикончить без лишнего шума. Нет, у них все тоньше было задумано – у тех, кто испытывал оруженосцев на право быть Воинами Зу. Ведь Дракон не по Кайлу ударил – по всем людям. По Джею вообще. А двойники эти – они не в смерть, в колдовство какое-то тянули. Порчу на людей наводили. Детишек тех...

Циньмэй запнулась.

Том воспользовался короткой паузой, чтобы спросить ее о том, с чего, собственно, и хотел начать разговор:

– Скажите, кто привел в действие эту штуку? Неужели вы сами?

– Да, сама. – Девушка окинула Тома недоуменным взглядом.

Тот постарался никак не реагировать на него.

– И когда это произошло? – продолжил он разговор по намеченной схеме.

– Не сразу. Только через несколько лет после того, как эта вещь попала к нам в руки.

– К нам – это к кому именно?

– Я говорю про Стаю. Все, что связано с Древними Империями, общая собственность Стаи. Я – только хранитель ее.

– Ну, – чуть иронично заметил Том, – кое-чем из оставшихся от Империй пожитков владеют шесть музеев здесь, на Джее, и двенадцать разных коллекций по всей Федерации.

– Думают, что владеют. – Глаза Циньмэй холодно блеснули удивлением, насколько бестолковым оказался ее собеседник.

– И вас признали лучшей кандидатурой на такое вот испытание? – Том постарался, чтобы в голосе его не прозвучало ни нотки иронии.

– Наш род – один из высших в Стае. Отец в том же ранге, что и Мастер Лю. Но он был слишком стар, чтобы пройти Испытание.

– Но в конце концов вы же – женщина.

– Я уже говорила, что испытывается не сила, а дух воина. Нет ничего проще, чем просто уничтожить его. И нет ничего труднее, чем сломить его дух. Для этого требуются поистине изощренные испытания. Но я думала, что буду сильнее этого. Что сама справлюсь. А теперь...

– Что – теперь? – очень осторожно спросил Том.

– Что теперь – сами увидите, – бесстрастно ответила Циньмэй. – Теперь поломалась я. Иначе – черта с два я с вами сейчас болтала бы про все это. Кстати, мы уже два квартала мимо нужного поворота пилим.

Чертыхнувшись про себя, Том занялся баранкой, а вслух спросил:

– И вас ни капли не смущает мысль о том, что я, как федеральный следователь, могу просто конфисковать то, что вы окрестили «Джейтестом»? В целях дальнейшего ведения порученного мне расследования.

– Я же вас не считаю идиотом, – с откровенной досадой оборвала его Циньмэй. – Мы – люди Стаи – человека чувствуем через каменные стены, каков он и что собой представляет. Вы же лучше меня понимаете, что, пока ваши яйцеголовые будут мудрить над камушками этими да железками, здесь полпланеты в коконы завернутся. В саван. Я думала, что справлюсь сама. Но потом поняла, что только того, что может дать Мастер Лю... Того, что дано ему, мало. Я и сама думала, как выйти на декана Васецки. Но с этим ничего не бывает случайным: вот вы первыми сами пришли. Я же по вам вижу, что действовать будете, ни на кого не оглядываясь. Стоп. Это здесь. Заверните в ворота.

* * *

Двор был невелик, а Иннинь уже ждала их у входа в небольшой, старой постройки коттедж, из таких состояла вся эта часть города. Подруга Циньмэй была тоньше ее, гораздо живее и женственней, но постарше ее выглядела. Была она уже умненькой восточной красавицей на выданье, а не зажатым внутренним заклятьем учеником злого колдуна, как дочь Вана. Впрочем, разницу эту ощущал, наверное, только посвященный.

– Это Том, – без особых уточнений представила спутника Циньмэй. – Ему надо показать Куна. И еще, я пришла взять ту вещь.

– Куна забрали, – тихо, без всякого выражения, сказала Иннинь. – А про вещь они не знали, даже не спросили.

– Кто? Кто забрал вашего брата? – поспешно спросил Том.

Иннинь смотрела словно куда-то сквозь него. Может, он и не существовал для нее вовсе.

– Кто забрал Куна? – повторила вопрос Роббинса Циньмэй.

– Люди на машине с крестами. Как «Амбуланс» – белая с красными крестами, только военная. Сейчас по всему городу забирают людей с синдромом.

Том, не дожидаясь конца разговора, забарабанил по клавишам блока связи. Дважды чертыхнулся про себя, ошибочно набрав коды доступов. Потом окликнул девушек:

– Ваш брат, мисс Иннинь, в «Рэмпартс» – это военный госпиталь. Я думаю, мне надо будет побывать там. Вы, мисс Циньмэй, можете присоединиться ко мне. Вместе с... предметом. А вам, мисс, – он взглянул на Иннинь, – лучше ждать здесь. Мы сообщим вам все, что будет необходимо. Прошу вас не покидать дом.

– Разумеется, – ответила Иннинь и протянула подруге цветастый сверток.

– Это – он? – недоверчиво спросил Том.

Циньмэй коротким, быстрым движением развернула сверток, и Роббинс увидел предмет, знакомый ему только по паре фотографий и по довольно лаконичным описаниям.

– Вы хотя бы запомнили комбинацию знаков, которая выпала вам? – спросил Том Цинь.

– Я сняла это «Полароидом», – ответила она. – И старалась ничего не трогать после.

– После чего?

– После того, как эта... вещь словно бы раскалилась и так... зазвучала. Комбинация не изменилась. Никто не трогал вещь.

Том вздохнул:

– Сначала мы завезем эту игрушку в центральный банк. Пусть побудет там – в абонентском ящике.

– Не игрушку – Ларец. – На секунду хрипловатый голос Цинь стал резким. – Не стоит запирать эту штуку в металл.

Она осторожно коснулась тусклой поверхности кубиков.

– Тогда, с вашего позволения, оставим ее в филиале... моей конторы. Там будет кому присмотреть за этим.

Циньмэй ничем не выразила отношения к этому предложению.

– Еще раз попрошу вас никуда не отлучаться, мисс Иннинь, – повторил он, обращаясь к хозяйке дома.

– Разумеется, мистер. Ведь надо следить за детьми. Их у Куна двое – мальчик и девочка. А госпожу Рэнго – это его жена. Ее забрали тоже. Это... это не заразно?

– Никто не знает этого, мисс, – ответил Том и рванул машину с места.

– Так повезем это в филиал моей конторы? – спросил Том.

– Нет. У меня есть идея получше. Сверните здесь. – Циньмэй на что-то решилась. – Все равно придется вам это показать. И это по дороге. Еще раз сверните. Дальше – пешком.

Это был уже чисто китайский квартал, построенный словно для киносъемок, тесный и одноэтажный. Но за низкой кирпичной стеной с деревянными, в темно-красный цвет выкрашенными воротами им открылся довольно просторный и как-то по-весеннему голый сад. В глубине его виднелся невысокий – в полтора этажа – сложенный из грубых плит местного известняка павильон, к которому вела украшенная разноцветным гравием дорожка.

Том чуть вздрогнул, с опозданием заметив в тихом поклоне склонившуюся мужскую фигуру, почти незаметную между деревьями. И вторую – столь же почтительную. Третью, четвертую. Оружия у них не было – у этих незаметных людей в пустом саду. Но от этого не стало спокойнее – совсем нет. Что-то угрожающее, напряженное было в этой черно-зеленой пустоте, так неожиданно разверзшейся среди шумного людского муравейника. И кланялись прихотливо расставленные в этой пустоте фигуры вовсе не гостю, а Циньмэй. А может, чему-то еще, что воплощалось в хрупкой, быстрой, как ртуть, фигурке, скользящей мимо них.

– Это – мемориал отца, – пояснила китаянка.

Не отвечая на поклоны, она быстро шла по дорожке, и Том еле успевал за ее летящей походкой. На мгновение она замедлила шаг: в дерн у дорожки были впечатаны две простых гранитных плиты.

– Брат, – сказала она в пустоту. А может, привычно окликнула тень в весеннем саду.

– Ваши отец и брат похоронены здесь? – то ли спросил, то ли констатировал Том, тоже помешкав секунду у могильных плит.

Ответа он не удостоился.

Циньмэй решительно прошла в низкие, охрой окрашенные двери павильона. Том, пригнувшись, вошел вслед за ней.

Это был зал, точнее, просто большая, погруженная в полутьму комната с низким потолком, укрепленным простыми деревянными стойками, с вытянувшимися под самой кровлей окнами-щелями, через которые видно было только блеклое в этот вечер небо Джея. Тяжелые низкие сундуки, черные, со скупым узором, стояли вдоль стен, закрытые бамбуковыми панно. У противоположной входу стены курился небольшой жертвенник, и в воздухе стоял терпкий аромат тлеющих в нем трав.

– Здесь принимают в Посвященные, – быстро, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщила Циньмэй. – И здесь мы храним... Ну, то, что непосвященные называют реликвиями. Инструменты Магии.

– Это... м-м... Все это – собственность вашей семьи? – осторожно спросил Том.

– Нет. – Девушка безразлично пожала плечами. – Далеко не все. Мы – лишь хранители. Но эти предметы... они хранятся здесь уже много десятилетий. А раньше сберегались в других... таких же местах.

Она подошла к одному из сундуков и с неожиданной легкостью откинула его массивную крышку. Сняла и отложила в сторону плоскую коробку, первой стоявшую под крышкой. Том засмотрелся на странноватое мерцание диковинных амулетов, разложенных в ней. Ему показалось, что все это уже было с ним. И в то же время – словно он читал все это в книге, которую ребенком видел во сне.

– Кладите... вещь сюда. Здесь она лежала все эти годы, пока я не дала ее Кану.

– Кану? – спросил Том. – Зачем вы давали эту вещь ему? Он...

– Кан читает знаки Зу. Он мог постичь тайный смысл того жребия, который я выбрала тогда. Только восемь человек в секте читают Зу. – Циньмэй взяла янтарный короб из рук Тома. – Кан читает очень глубоко. Точнее, читал. Сейчас он становится коконом.

– Вы не боитесь этого? – Том решился наконец заглянуть в глаза Цинь. – Ведь никто не знает на самом деле – заразен ли этот...

– Нет, я не боюсь стать коконом, – твердо глядя ему в глаза, ответила китаянка. – Я знаю, что вызывает синдром. Ведь это я вызвала его в мир.

Том наклонил голову, ожидая хоть какого-то объяснения. Но объяснений не последовало: Цинь опустила шкатулку внутрь сундука, осторожно водрузила плоскую коробку-панель сверху и все так же легко и бесшумно опустила на нее тяжелое черное дерево крышки. Потом, не оборачиваясь, быстро прошла к жертвеннику, взяла с тусклого бронзового блюда перед ним пригоршню какого-то снадобья и подкормила огонь. Тот не то чтобы разгорелся – просто его отсветы стали ярче и как-то пронзительней поблескивать в металле кованых узоров сундуков и мелких фигурок и амулетов, расставленных в незаметных нишах по стенам, развешанных в укромных углах зала. Казалось, что в воздухе замерцали огненные искры.

«Странный это храм, – подумал Том. – И буддийское в нем что-то, и боги пестрой веры, будь она неладна, здесь поставлены».

Циньмэй отвернулась от жертвенника и сделала знак сутулой фигуре, еле заметной в сумраке за алтарем. Роббинс не то что не заметил ее – просто принял сперва за изваяние. Фигура приблизилась к китаянке, и в полутьме тихо зазвучали совершенно непонятные Тому слова. Он вздохнул, терпеливо ожидая, когда снова удостоится внимания дочери владельца «Линчжи». Та закончила разговор быстро и энергично. Но вместо того, чтобы вернуться к спутнику, она опустилась перед алтарем на скрещенные ноги и замерла в ритуальной позе медитации. Том осторожно подошел к ней и затаил дыхание за ее спиной.

– Пойдемте, – наконец быстро и глухо произнесла Цинь и, легко вскочив на ноги, почти бегом заторопилась вверх по узенькой, жженого дерева лесенке, отсеченной от комнаты с талисманами легкой бамбуковой занавеской.

Она и сама была почти незаметна, и скрытую за ней лестницу и стену делала такими же незаметными занавеска эта.

Цинь и не думала оборачиваться на ходу, чтобы проверить, успевает ли за ней Том. Следователь уже стал привыкать к манерам этого своего партнера в этом зыбком деле. Странное чувство охватило его, когда он нырнул в нарезанную мелкими полосками тень, – чувство сродни тому, которое испытала та девочка из сказки, которая шагнула сквозь зеркало.

Узкий проход, дверь, просто обитая железом, и такой же бесхитростный замок на ней. За дверью оказался спуск куда-то вниз, в темноту, освещенную скупым светом флюоресцентных ламп. Тамбур с дверьми похитрее. Это уже где-то много ниже мостовой. Коридор пошире и дальше – комната, в которой за металлическом столом резались в карты два охранника. Появление Циньмэй заставило их вскочить. Один деловито что-то дожевывал, стараясь, впрочем, делать это как можно более незаметно. Цинь коротко сказала им обоим что-то по-китайски и кивнула замешкавшемуся Тому, чтобы он проходил в соседнюю комнату. Там было что-то вроде операционной – бестеневая лампа под низким потолком, стол с фиксаторами, шкафы с инструментами, общая белизна и запах дезинфекции.

– Вот, – сказала Цинь, подходя к тяжелой, с колесом гермозапора и иллюминатором, двери, – смотрите сюда.

Она вся сгорбилась и подперла ставшим неожиданно угловатым под тонким трикотажем майки плечом железный косяк. Том заглянул в поблескивающее изнутри проникавшим светом оконце – туда, за бронестекло иллюминатора.

Это очень походило на внутренность печи для обжига кирпича – так же голо, светло и даже уютно. Посреди залитой теплым красновато-оранжевым светом комнаты, с пустыми шершавыми стенами, на высоком, неудобном стуле почти спиной к двери сидел сухонький подслеповатый старичок. Какой-то очень уж выцветший, белесый. В такой же, как он сам, выцветшей, когда-то синей, униформе – хлопчатобумажных брюках и рубашке. Он был занят: тихо и внимательно рассматривал свои руки. Или что-то, что было в них. Делал он это почти не шевелясь, очень терпеливо, временами только еле заметно помаргивая и шевеля губами. Ничего в увиденном не должно было пугать – чем, собственно, страшен старый, выживший из ума китаец? Старый и немощный. Старый и... И почему-то нечеловечески жуткий, как бывают отвратительны и мерзки люди и вещи, встречающие нас в стране больного сна.

Старик шестым чувством, наверное, угадал, что на него смотрят, замер, как только может замереть и без того неподвижный человек, а потом нехотя и неловко, словно кукла, ведомая неумелым кукловодом, стал, пришлепывая сандалиями, перебираться от стула к двери. Остановился перед нею, жалко и просяще улыбаясь прямо в глаза Тому.

– Эт-то... Это – господин Ван? – спросил Роббинс.

Неожиданно пересохшее горло подвело его.

– Это был господин Ван, – не оборачиваясь к стеклу как-то уже привычно, пояснила Цинь. – Мой покойный отец.

Она тоже в упор рассматривала Тома, откровенно изучая его реакцию на то, что он видел перед собой. Оба эти взгляда: выцветших, ставших умоляющими бельмами, глаз отца и жестких, но тоже с какой-то слепой поволокой глаз его суровой дочери – показались Тому одинаково безумными. Он сосредоточил взгляд на лице старика. Тот, уловив, наверное, это к нему внимание и улыбаясь по-прежнему растерянно и умоляюще, поднял на уровень лица дрожащую руку, предлагая Тому что-то, лежащее на ней. Сначала следователь подумал, что это какие-то мелкие птичьи яйца, но потом понял: нет, что-то другое.