Текст книги "Агент Тартара"

– Ну если и гипотезы, то не такие уж гипотетические, – неуклюжим каламбуром прервал его Хайлендер.

Ему, судя по всему, не слишком понравилась столь скромная оценка достижений руководимых им лабораторий.

– Собственно, основное об этой биохимической машине мы узнали, – веско продолжил он, сделав затяжку. – Это – тестер нейронных цепей. Некое средство изучения мозга, в клетках которого «проснулось» Послание. Оно исследует возможности этого мозга, принимает какое-то свое решение и изменяет течение процессов в нем. Заставляет исполнять какую-то, заданную еще Предтечами, задачу.

– И?.. – поинтересовался я чуть более нервно.

– Ну, что касается лабораторных животных, то на этом дело и кончается... – усмехнулся шеф «ЛГ». – Сначала – короткий период беспокойства, а затем собачки, кошечки и кролики благополучно возвращаются к вполне обычному для них образу жизни. А ферменты и всякая прочая химия, которая синтезируется в клетках их мозга в ответ на вторжение вируса, постепенно оттуда исчезают. Молекулярный компьютер-тестер саморазбирается. За ненадобностью. У приматов дело затягивается. Шимпанзе изменяют свое поведение необратимо. У них возникает «синдром исследовательского поведения». Жалко бедняг... А вот с людьми дело обстоит иначе: у них изменения в психике идут по нарастающей... Кстати, не рекомендую вам, категорически не рекомендую, применять для того, чтобы э-э... очиститься от вируса, какие-либо медикаменты. Особенно современные сильнодействующие генноинженерные препараты. Результат может оказаться роковым.

– Это – приятная для меня перспектива, – криво усмехнулся я. – А что же будет со мной без медицинского вмешательства? Меня тоже ожидает развитие «синдрома исследовательского поведения»? Или что-нибудь более интересное?

– К сожалению, мне трудно ответить вам, – ответил такой же кривой улыбкой Хайлендер. – У нас ничтожная статистика – всего трое. Это считая вас. И оба ваших предшественника уже вне зоны нашего контроля... Да нет! – он взмахнул руками, отгоняя мою скверную догадку. – Ни смерть, ни безумие вам, судя по всему, не угрожают. Если бы мы подозревали такое, то не стали бы затевать такую злую шутку... Нет никаких оснований считать, что ваши предшественники покинули этот лучший из миров. Всего лишь эту планету. И – опять-таки к сожалению – никто из них не счел нужным поделиться с нами своими планами.

– Да, отношения с подопытными кроликами не сложились, – согласился я с достаточно, надеюсь, злой иронией в голосе. – Боюсь, что не сложатся и со мной. И статистика у вас неважная. С чего бы это?

Хайлендер с неожиданной для него легкостью соскочил с подоконника и, зябко поежившись, принялся затворять створки окна.

– Покойный Грир, – хмуро бросил он, не оборачиваясь (что-то там у него не ладилось со сложной конструкции шпингалетами), – считал, что переходить к этому этапу исследований небезопасно. Не столько для того, кто станет получателем Послания, сколько для окружающих. Для Человечества в целом. Тот, кто испытает Послание на себе. Неизвестно, что он прочитает в этом Послании и какую весть принесет в этот мир... Примерно так говорил старик. А он был далеко не глупым человеком – Лексингтон Грир. С его мнением стоит считаться. Особенно если принять во внимание его собственную судьбу.

Об этом я кое-что знал. Как-никак наводил справки об основателе той «конторы», в которую предстояло внедряться. Лексингтон Грир умер не совсем своей смертью.

– Есть мнение, – продолжал Хайлендер, – что старик знал на этот счет больше, чем успел рассказать нам... Много больше.

– Успел? – подкинул я наводящий вопрос. – Вы имеете в виду – что-то помешало ему?

– С вами теперь можно говорить начистоту... – Хайлендер наконец справился с непокорными створками и теперь удовлетворенно созерцал дело рук своих, не проявляя ни малейшего желания обернуться ко мне. – Старик Грир, – задумчиво продолжил он, – был, скорее всего, самым первым испытуемым. Примерил собственное открытие в первую очередь на себя самого. Вполне в духе естествоиспытателей старой закалки. Впрочем, мы уже никогда не узнаем об этом. Старика кремировали без вскрытия – по его завещанию. Полиция не всегда уважает такого рода волю умершего, но в данном случае проявила снисходительность. Оно, впрочем, и не требовалось – это вскрытие. Согласитесь: падение с восемнадцатого этажа – причина весьма веская для того, чтобы покинуть общество живых. Достаточно было установить простой факт, что покойному никто не помогал отправиться в его последний полет, и дело закрыли.

– Обстоятельства, однако, не исключают... – заметил я.

Хайлендер наконец удостоил меня прямого взгляда.

– Разумеется. Многие, в том числе и я, считают это самоубийством. На это многое указывает. Грир оставил нам обстоятельное письмо – «на всякий случай», как выразился в нем сам. Накануне составил новое завещание. И – это самое подозрительное – сжег свои дневники и массу других бумаг. Весь личный архив...

– И после этого вы говорите, что испытуемому не угрожает ни смерть, ни безумие?

– Почти два года мы колебались. И наконец пришли к выводу, что это все-таки частный случай. Нечто, связанное с особенностью личности самого Грира. Чтобы понять, о чем идет речь, надо хорошо представлять этого человека. Он был фанатично предан идее научного прогресса. Познаваемости мира. Необходимости достижения истины любой ценой. Эта-то истина его и убила. Что-то в ней оказалось несовместимо с этим его фанатизмом... Во всяком случае, Перальта убедил нас в этом. Мы были очень близки со стариной Лекси при его жизни – я и Джанни Перальта. Джанни, пожалуй, ближе, чем я. Он и убедил нас, что причиной смерти учителя стал его собственный научный фанатизм. И предложил себя в подопытные кролики. Как человека без предрассудков.

– И он...

– Меньше чем через месяц после введения «ключа» он прекратил вести дневник. Потом прекратил вообще какие-либо отношения с «ЛГ». Скрылся. Покинул планету. Это все. Следующим стал ваш друг – Сол... Поверьте, это был несчастный случай. Правда, мы присматривали за Солом после того, как он выдал себя – двумя-тремя неосторожными поступками. Но мы не планировали делать из него испытуемого. В этом не было умысла. Мы... Ну разве что мы не стали препятствовать развитию событий...

– И когда он последовал по стопам господина э-э... Перальты, вы решили и мне предоставить такую же возможность?

– Коллега Миллер уже отметил, что вы догадливы, – Хайлендер снова кисловато улыбнулся мне.

– Отчего же вы так плохо приглядываете за своими подопытными? – поинтересовался я. – И что вы намерены делать со мной? Запереть в клетке? Или предпримете что-нибудь покруче?

– Да оттого, что мы ощущаем постоянный интерес к нам со стороны сразу нескольких, как говорится, «компетентных служб» – как здешних, так и федеральных. И не хотим давать им ни малейшего повода шантажировать нас...

– Несанкционированные опыты на людях. Насильственное их удержание... – прикинул я. – Это потянет на много... Почему же в таком случае вы уверены, что я просто не сдам вас полиции?

Шеф «Лексингтон Грир» потер висок и поморщился.

– Это далеко не в ваших интересах, Гильде... На что вы будете жаловаться? На то, что забрались в чужой кабинет и там вас укусила оса? Пустое. Вы только подставите себя. – Он с досадой щелкнул пальцами. – Я, видите ли, вовсе не убежден в том, что исчезновение Перальты и вашего компаньона не их рук дело. То же самое может приключиться и с вами. И там – в руках у этих господ – вам придется уже по-настоящему стать подопытным кроликом. Про свободу тогда можете забыть навеки. Вы, случайно, не увлекаетесь старой литературой? Фантастикой двадцатого века, например?

– У меня несколько другие литературные интересы, – пожал я плечами.

– Тогда бессмысленно объяснять вам, что такое «синдром Сикорски»... – безнадежно махнул рукой Хайлендер. – Все наши спецслужбы поражены этой заразой. И не скрывают этого. Даже, сдается мне, гордятся этим. Разведка, контрразведка, Спецакадемия, Федеральное управление расследований... Все они по нескольку раз ненавязчиво объясняли нам, что не прочь взять «ЛГ» под свое крыло. Но старик Грир больше всего на свете ценил свободу. И нас всех заразил этим. Вы, я думаю, тоже не чужды этой страсти. Так что мы найдем общий язык. Раз уж так вышло, то постараемся извлечь из случившегося э-э... обоюдную пользу. На этот раз мы будем получше присматривать за вами – с вашего, Клаус, на то согласия, – а вы постарайтесь держать язык за зубами и делать вид, что ничего не произошло... Надеемся, что вы не откажетесь и от определенной э-э... материальной компенсации за тот риск, которому подвергаетесь. И потом... В конце концов, если действительно действие Послания обернется чем-то дурным для вас, то если уж кто и сможет вам помочь, так это только мы...

Он помолчал и добавил:

– По-моему, у вас просто нет никакого выбора, Клаус...

* * *

Клаус Гильде отбил костяшками пальцев по столу короткую дробь, и Ким словно очнулся от чем-то загипнотизировавшего его рассказа.

– Так вы пошли на соглашение с этими людьми?

– Пошел... – Гильде неприязненно поморщился. – Пошел. И обманул их. Точнее, думал, что обманул. Забрал свой пай из «Интертекнолоджи» – это наше второе предприятие, существовавшее для отмывания денег, – и уже год нахожусь на подпольном положении. Однако пока выходит, что я обманул только самого себя. Да, пожалуй, еще Ника Стокмана. Я, видите ли, решил обратиться к нему как к профессионалу. Как к одному из немногих профессионалов, на которых в здешних краях можно положиться. – Он тяжело вздохнул. – Моя ошибка состоит в том, что я не был с ним достаточно откровенен. И тем спровоцировал его на не откровенность в отношении меня.

– Ник болезненно относился к таким вещам, – согласился Ким. – Клиент должен полностью доверять агенту, которого нанял. Иначе он может довольно сильно подставить его. Впрочем, не мне вас учить...

– Это и случилось. Я – против своей воли – Ника подставил, – сухим, угрюмым тоном согласился Гильде. – Я его просто-таки толкнул в объятия «Лексингтон Грир». Боюсь, что он повторил путь Сола и мой. Только под еще более жестким наблюдением господ Миллера и Хайлендера. Я же только лишился старого и надежного приятеля и довольно большой суммы денег.

– М-да... – согласился Ким. – Ник никогда не работал бесплатно. Даже на близких друзей. Много вы ему ассигновали?

– Об этом уже не стоит беспокоиться, – отрешенно махнул рукой Гильде. – После ликвидации пая в «Интертекнолоджи» я стал довольно состоятельным человеком. У меня хватит средств, чтобы оплатить вашу работу на меня, начиная с нуля. Ведь Ник не внес в вашу общую кассу сумму от продажи облигаций «Ноланса»?

О кассе своего агентства Ким мог рассказать много всякого. Не налоговому инспектору, конечно. Но сейчас он напряженно пытался вспомнить: что из ее скудного содержимого могло быть определено как «облигации»? Должно быть, это недоумение столь ясно отразилось на его лице, что Гильде счел необходимым уточнить:

– Довольно надежное капиталовложение. Из разряда бумаг, абсолютно не поддающихся подделке. Они, видите ли, не отпечатаны, а выращены каким-то секретным биологическим способом – его знало только казначейство Гаротты. Как вы знаете, ни Гаротты, ни ее казначейства в природе не существует уже более полустолетия. Так что копировать эти бумаги можно только молекулярно-квантовыми методами. Но это – тот случай, когда, как говорится, овчинка выделки все-таки не стоит...

– Тогда я не понимаю вообще ничего, – развел руками Ким. – Какую такую ценность могут представлять облигации, выпущенные казначейством Мира, который умудрился взорвать свое солнце и даже пепла после себя не оставить? На рынке ценных бумаг этим бумагам цена – ноль. Будь они хоть трижды уникальны.

– Вы возмутительно невежественны, агент, – вздохнул Гильде. – На рынке ценных бумаг эти облигации давно не фигурируют. Цену на них надо искать в каталогах нумизматов...

Странная мысль посетила Кима.

– Стоп! – сказал он и полез в бумажник. – Те облигации, они не похожи вот на это?

Он вытащил то, что считал купюрами не известной никому валюты – из той здоровенной пачки, что без толку захламляла ящик его рабочего стола в агентстве. Давно расставшись с надеждой добиться от кого-нибудь хоть какого-то толку по части выяснения их номинала и курса он просто по привычке таскал с собой этот листок, испещренный многочисленными символами и надписями на языке, которого не знал никто.

– Ого! – одобрительно воскликнул Гильде. – Это, разумеется, они! Я вложил в «Ноланс» – в желтую серию – большие деньги. И, пожалуй, был некоторое время основным их держателем на этой планетке. Выходит, Ник поделился с вами своим гонораром... И даже не объяснил, что эти бумажки коллекционеры охотно покупают по две сотни за штуку. Правда, не федеральными кредитками, конечно, а местными «тугриками», но все же... Я рассчитывал, однако, что он сбудет всю партию оптом – это было бы много удобнее... Бедняга, видно, не хотел засветиться. Как, впрочем, и я...

– Вы говорите – по две сотни за штуку? – несколько невпопад перебил его Ким. – Пожалуй, большая часть гонорара Ника осталась мне на память. Там почти девятьсот таких бумажек.

Гильде озадаченно потер лоб:

– Знаете, в высшей мере неосторожно было со стороны Ника держать такие деньги в обычном сейфе просто так – в офисе...

Ким не стал уточнять, где именно на самом деле хранил его несколько экстравагантный компаньон столь ценные, как выяснилось, бумаги.

– В таком случае, – с некоторым облегчением констатировал Гильде, – считайте, что вы получили аванс, и аванс солидный. Вы беретесь за дело? Я подготовил примерный текст договора... Контракта. Прочитайте.

Ким взял в руки покрытый убористым, разбитым на аккуратные «коробочки» пунктов и под-под-под-пунктов текстом и быстро пробежал его глазами. Собственно, он уже знал, что подпишет контракт.

Единственное, что никак не давалось ему, это понять, откуда взялась эта его уверенность.

– Итак, первое, чего вы хотите, это чтобы я установил за вами негласное наблюдение и связывался с вами только по вашему вызову или если обнаружу некую опасность, угрожающую вам?

– Вы правильно поняли меня. Это – первое. Второе, вы беретесь установить – существует ли за мной слежка. И если да, то кто ее осуществляет. Это вовсе не обязательно люди «Лексингтон Грир»...

На этот счет Ким уже мог кое-что рассказать Клаусу. Но тот не дал ему вставить ни единого слова в свой – сухой и отрывистый – монолог.

– И третье. Вот это – специальное приложение.

Он протянул Киму отдельный листок. Тот пробежал его глазами и посмотрел на Гильде с сомнением.

– Это... Это – достаточно странный пункт... Вряд ли какой-нибудь юрист согласится заверить его...

– Ну, это не ваша забота, агент. Скажите одно: вы согласны подписать контракт?

Ким молча достал электрокарандаш, сделал в основном тексте пару пометок (в нем надо было кое-что уточнить, а кое-что и поправить) и перекинул оба листка Гильде.

– Вот в таком виде – да...

«Господи, – подумал он, – что движет мной? Я сую голову в петлю, которая утащила бог весть куда уже троих. И тащит еще одного. Что движет мной?»

– Отлично, – сухо подвел Гильде черту под деловой частью разговора.

Даже не взглянув на пометки Кима, он сложил листки и спрятал их в нагрудный карман.

– Встретимся завтра в десять – в «Белом тезисе»... – констатировал он. – Я подготовлю все необходимые бумажки. Вам осталось взять на себя еще только одно обязательство. Устно.

Ким ответил ему вопросительным молчанием.

– Вы должны дать мне слово... – пояснил Гильде. – Честное слово никогда не соваться в «Лексингтон Грир». Обходите их за километр. За парсек!

– Что ж, – пожал плечами Ким. – Я даю вам такое слово.

У него и в самом деле были совсем другие планы на этот счет.

* * *

«Белый тезис» – ресторан изысканный и достаточно удаленный от центра Канамаги, был местом почти идеальным для деловой встречи. Допустить, что содержатели столь аристократического заведения опустятся до сотрудничества даже с самой могущественной из спецслужб, было бы просто верхом нелепости. Вот только ассортимент в баре не радовал ни разнообразием, ни дешевизной: посетитель мог угоститься здесь всем, чем пожелает, если, конечно, его желания благоразумно ограничивались лишь ледяным шампанским и охлажденной осетриной (прямая доставка из Метрополии – тариф известен). Рассчитывать на что-либо иное (ну, на хорошо разогретую пиццу по умеренной цене, например) здесь было бы крайне самонадеянно.

Гильде молча положил выправленный и уже подписанный им контракт, и Ким так же молча подписал все его копии. В молчании же они опустошили бокалы обогащенной углекислым газом кислятины стоимостью в половину недельного оклада рядового клерка каждый.

– Через час я заверю бумаги у надежного юриста, – прервал молчание Гильде. – И тут же передам вам ваши экземпляры. И вы сможете сразу приступить к работе.

– С вашего позволения, приступлю к работе прямо сейчас, господин Гильде, – возразил Ким. – У меня есть к вам кое-какие вопросы, ответы на которые мне давно пора бы знать. И кое-какая информация, которую давно пора знать вам. А контракт вы можете переслать мне почтой.

Он бросил на стол тощую папку с размашистой надписью «К. Гильде» и лихой галочкой.

– Будь по-вашему, – пожал плечами его наниматель.

Ким коротко кивнул и перешел к делу: обрисовал Гильде «оперативную обстановку», начав с предупреждения господина Лесных и закончив собранными за вчерашний вечер и сегодняшнее утро сведениями о том, кто и когда интересовался делами «Интертекнолоджи» и «Файнштейн – Гильде консалтинг сервис». Тут у него были свои каналы информации. Если кто-то чем-то в Канамаге интересовался всерьез, то информация об этом быстро становилась товаром, который можно было как купить, так и продать, ориентируясь на текущий спрос и предложение.

После этого он раскрыл давешнюю папку и стал выкладывать на столик листки с малопонятными каракулями, поразившими его при первом знакомстве с этим слишком уж своеобразным досье.

– Как я понимаю, Ник придавал этим э-э... рисункам некое значение, – преодолев странное внутреннее смущение, начал он. – Он никогда не хранил ненужной макулатуры...

– Э-э... – Гильде поднял на Кима недоуменный взгляд, – Маку... Как вы сказали?

– Макулатура. Бумажные отходы. Это – из старорусского. Тогда были проблемы с носителями. И раз использованную бумагу снова пускали в дело: изготовляли картон и все такое – второсортное.

– А-а... – пожал плечами Гильде. – Это довольно сложно объяснить... Макулатура... Гос-с-споди...

С минуту он молчал, перебирая разношерстные листки.

– Это – сны, – сказал он наконец как-то глухо, словно самому себе. – Видите ли, агент... Через некоторое время после «поцелуя» воспитанницы дока Миллера мне начали сниться сны... Даже не так. Ко мне начали приходить воспоминания о снах... Которые снились мне когда-то.. То были какие-то знамения... Символы... Хорошо понятные мне там, в мире сна... И ничего не говорящие в этом мире, где живут другие люди, тикают часы и светит солнце. Некоторое время я пытался выразить это... Вот такими вот знаками. В общем-то это было глупостью... Ник честно пытался разобраться в этом. Консультировался с психиатрами... Но потом это прошло...

– Они перестали вам сниться – эти сны?

Клаус удивленно глянул на Кима:

– Перестали? Почему же... Они по-прежнему приходят ко мне – воспоминания о снах... Только они стали другими... Пожалуй, мне сложно вот так сразу в двух словах – объяснить это...

Ким помолчал. Ему довольно трудно было хоть как-то реагировать на такой ответ.

– Вот это... – Он пошевелил пальцем записку, уведомляющую кого-то (наверное, все-таки Ника Стокмана) о том, что некий паспорт выписан не кем иным, а самим «дядюшкой Кю». – К чему это относится?

– Это... – Гильде усмехнулся. – Вы все-таки новичок в Большой Колонии, агент... «Дядя Кю» – это здешнее прозвище федеральной контрразведки. Видите ли, меня немного обеспокоило то, что когда я решил «лечь на дно» – а для этого, как вы понимаете, агент, требуется более или менее достоверная ксива – то ксиву эту мне сделали слишком легко. А вот эта записка... Мне, кстати, Ник ее не показывал... Так вот, эта записка недвусмысленно показывает, что я нахожусь «под крышей» ребят в погонах... Ксиву придется менять.

– А вообще... – Ким откашлялся как можно деликатнее. – Что вы намерены предпринимать в ближайшее время? Вы должны понимать, что ваши планы на будущее теперь – предмет моего профессионального интереса...

– В ближайшее время, – улыбнулся Гилъде, – я собираюсь немного разобраться в себе самом. Но для этого мне предстоит разобраться очень во многом... Это – длинный путь. Если я вам понадоблюсь, то вот мои координаты.

Он набросал на вырванном из блокнота листке несколько строк и бросил в остававшуюся открытой папку.

– Ну что же... – пожал плечами Ким. – Воля ваша. Только поставьте меня в известность, если вам на этом пути попадется что-то важное для... нашего с вами дела. Кстати...

– ? – отозвался Гильде.

– Сол Файнштейн не долетел до Чура, – сообщил Ким, получивший этой ночью справку. – Он свернул на какую-то странную станцию. «Вулкан 1001». Вы что-нибудь знаете о таких вещах?

– Нет, – подумав, ответил Гильде.

– И никто не знает, – вздохнул Ким.

Заверенный экземпляр контракта он получил тем же вечером.

* * *

Ощущение того, что он взялся не за свое дело, не покидало Кима. Оно было сильнее даже легким холодком закравшегося в его душу страха перед чем-то потусторонним, уже завладевшим судьбой его работодателя и теперь маячившим где-то на горизонте его собственной судьбы.

«Ладно, – сказал он сам себе. – Ладно. В конце концов Клаус Гильде, судя по всему, вполне платежеспособен. И я в любой момент могу расторгнуть контракт. Да и работа предстоит, в сущности, непыльная – присматривать за человеком, который сам хочет, чтобы за ним присматривали. Такое занятие, может, и сделает из меня дурака, но уж героем мне быть не придется».

Он ошибался.

Потому что далеко отсюда, на борту космокрейсера «Цунами», его второй капитан, Федор Манцев, уже вскрыл пакет с секретным предписанием за номером 21/40.