Текст книги "За гранью безумия"

Елена Щетинина
Фараоново отродье

Дохлый муравей покачивался на молочной пенке рыжим комочком. Данила заметил его, уже поднося чашку с кофе к губам, и, честно говоря, на несколько мгновений замешкался. Нельзя сказать, что он был особо брезгливым, но одно дело обнаружить в укушенном яблоке половину червяка и примириться с тем, что уже ничего не изменить, и совершенно другое – сознательно влить в себя дохлого муравья. Было в этом что-то… неправильное. Извращенное. Неподобающее приличным и воспитанным людям.

Поэтому Данила вздохнул, поставил чашку на стол, аккуратно, стараясь не попортить пенку, подцепил трупик кончиком ножа и стряхнул в раковину. Затем, уже нисколько не сомневаясь, отхлебнул стремительно остывающий кофе и задумался.

О том, что где-то в доме живут рыжие муравьи, ему было известно – они изредка давали о себе знать, когда Данила забывал на столе рыбьи кости или ошметки колбасы. Но даже тогда это был лишь пяток-другой муравьишек, хаотично бегающих вокруг неожиданной подачки, словно не зная, что с ней делать. Они не вызывали даже раздражения – так, брезгливую досаду, которая моментально проходила, будто сметенная мокрой тряпкой вместе с муравьями. Снова появлялись они лишь через месяц-другой – так же осторожно и тут же погибали – так же бесславно.

Но подобной наглости – покуситься на его, Данилину, личную и еще не тронутую еду муравьи еще никогда себе не позволяли.

Откуда же попал этот? Утоп в чайнике? Задохнулся в банке с кофе? Забрался в холодильник в поисках молока и провалился в пакет? Упал с потолка? Спринтерским рывком взлетел вверх по чашке, поскользнулся, и пучина сия поглотила его в один момент?

Кривясь, Данила допил остывший кофе, который уже потерял свои вкус и аромат – какие могут быть у растворимого порошка, купленного по акции, – ополоснул чашку, потом обдал ее зачем-то еще и кипятком и отправился на работу.

* * *

Изучать вопрос он стал уже в автобусе, рассеянно гугля в телефоне «рыжие муравьи как бороться». Исторический экскурс его не вдохновил: блаблабла, в гробницах фараонов, блаблабла, ели мумии, блаблабла, Карл Линней, блаблабла, впервые в Лондоне в 1828 году, блаблабла, в Москве с 1889 года.

«Ровно за сто лет до меня, суки», – грустно усмехнулся он.

А вот описания мытарств несчастных, чьи жилища облюбовали муравьи, ему пришлись по душе. Ну конечно, единичный трупик в кофе не шел в никакое сравнение с жалобами на то, как рыжие твари свивали гнездо в денежной заначке среди белья. Как забивали тельцами конфорки в газовой плите, и хозяюшке потом приходилось краснеть перед ремонтниками. Как стачивали в труху ножки шкафов, вытаптывали дорожки в коврах, сжирали мыло ручной работы и в жару прохлаждались в туалете под стульчаком. Или как мать, сонно покормив ночью младенца и забыв вытереть ему губы, обнаруживала утром на лице ребенка рыжее шевелящееся месиво.

Было в этом что-то такое… тревожно-сладостное. Как всегда, когда кому-то хуже, чем тебе.

– Вот же срань какая, – с удовлетворением пробормотал Данила.

За себя он нисколько не беспокоился – его проблема решится за пару дней, а как же иначе? Форумы полнились советами – от перечисления препаратов с в высшей степени креативными названиями, типа «Муравьед», до поистине ведьминских рецептов какой-то буры.

Пахнуло чем-то едким и тухлым, будто прокисшими щами из далекого детства. Данила поднял глаза. Над ним нависал огромный мужчина с поразительно маленькой, словно у ребенка, головой. На розовом сморщенном лобике, чуть прикрытом редкой, какой-то бесцветно-белесой челкой, набухали крупные капли пота. Щеки у мужчины, наоборот, были цвета кирпича. Он утробно пыхтел и закатывал желтоватые белки глаз.

– Садитесь, – прикинув ситуацию, привстал Данила. Не то, чтобы он отличался особой вежливостью: во вбитую с детства схему «беременные и пожилые» мужчина никак не вписывался. Однако существовал риск быть облеванным или придавленным этой тушей.

Мужчина закатил глаза еще сильнее, в его животе что-то заурчало.

– Садитесь, – Данила выскользнул с места и практически толкнул мужчину туда. Тот гулко ухнул и плюхнулся на сиденье, запах кислых щей усилился. Данила протолкался в другой конец салона и, опершись на поручень, продолжил гугление.

Уже готовясь выходить, он снова почуял кислятинку. Мужик опять нависал под ним, источая прогорклость. Данила недовольно спустился на ступеньку вниз – еще не хватало подцепить эту вонь и притащить ее на работу. Кроме того, толстяк несколько смахивал на извращенца. И пусть это лукизм, и на самом деле тот может оказаться профессором химии, почетным донором и приемным отцом пятерых сирот-близняшек, но Даниле хотелось держать его подальше от себя.

По пути от остановки к офису он несколько раз оглянулся. Мужик следовал за ним. В этом не было ничего необычного – неподалеку находились крупный торговый центр, стоматология, алкомаркет и многое другое, включая детский сад – уж слишком мужик смахивал на извращенца! – но Даниле отчего-то казалось, что тот следует именно за ним.

Когда он уже открывал дверь, ему почудилось, что облако кислого запаха сгустилось, обволокло, приняло в свои объятия, словно мужик за спиной раскрыл пасть и начал, как Волк в детской сказке, поглощать его, но это был лишь мимолетный морок.

* * *

– Данил, это от тебя, – Вовка, сидящий рядом, что-то сбил щелчком.

– А?

– От тебя, говорю, – Вовка ткнул пальцем в сторону лежащего на столе Данилиного телефона. – Ты притащил.

Данила проследил взглядом за жестом. И рефлекторно вздрогнул от омерзения. На стекле телефона деловито копошились два рыжих муравья, а еще один неуверенно исследовал стол сантиметрах в десяти.

– Блин, – огорченно процедил Данила, чувствуя, как жарко заалели от стыда уши. Он почувствовал себя школьником, захваченным врасплох на чем-то постыдном, мерзком, том-чего-нет-у-приличных-детей: вшей, притащенных из лагеря, или «яйцеглист» в дерьме, принесенный школьной врачихе в спичечном коробке на анализ.

– Ну хоть не тараканы, – пошутил Вовка, и удушливая волна позора захлестнула Данилу.

Он схватил телефон и выскочил из кабинета.

– Срань та еще, – донеслось ему вслед. – У меня были, еле вывел.

* * *

В туалетной кабинке трахались. Данила разбирал телефон, готовый в любую секунду стряхнуть в раковину рыжих тварей, и рассеянно прислушивался. Там пыхтели, скрежетали и побулькивали. Стало даже немного завидно. Данила пожалел, что от раковины не видать кабинку, а то можно было бы попробовать опознать счастливчиков по обуви. Пыхтение, скрежет и бульканье стали громче, и, чтобы усовестить парочку, Данила включил воду. Кран чихнул, вода с шумом ударила о фаянс – в кабинке захрипели и замолчали.

Что-то кольнуло запястье. Данила опустил глаза – и рефлекторно дернул рукой, стряхивая скукожившегося на ней рыжего муравья. Телефон плюхнулся в раковину – аккурат под струю.

Данила охнул, горстями, вместе с водой, зачерпнул части телефона, уже видя покрасневшие индикаторы. Черт! Черт! Трясущимися руками он начал собирать аппарат обратно – вода лилась из-под клавиш, под дисплеем набухала черная клякса. Черт! Черт! Он придавил кнопку включения – лишь в последний момент запоздало вспомнив, что именно это-то и не советуют делать сразу после утопления. Телефон коротко тренькнул, дисплей на мгновение вспыхнул белым – и все закончилось. В руке Данилы лежал глухой и немой кусок пластика.

Данила скрипнул зубами. Это было не вовремя, ох, как не вовремя! На покупку нового совершенно нет денег: взнос по ипотеке, плюс штраф за крупный косяк, выписанный всему коллективу, плюс пара-тройка посиделок с друзьями в кабаке: до конца месяца осталось лишь пять тысяч. Покупка телефона в этот лимит не вписывалась, а брать в долг Данила считал ниже своего достоинства.

– Черт! – он едва сдержался, чтобы не грохнуть мертвый аппарат о стенку. Сжал кулак и потряс им в воздухе – словно угрожая кому-то невидимому. – Черт!

Уходя, он бросил взгляд на кабинку. Та была открыта. И абсолютно пуста. Оттуда несло кислыми щами.

* * *

– Блин, – сообщил он Вовке, плюхаясь на стул. – У тебя был какой-то ремонтник знакомый, он утопленников лечит?

– Шурин. Дай сюда.

Вовка покрутил в руках телефон, вытащил-вставил батарею, потряс, наблюдая за тем, как собираются капли воды под стеклом.

– Ну у жены примерно так же было, – резюмировал он. – Сказали, что можно и дома, самостоятельно. Спиртовая ванночка, а потом…

– Ну вот пусть сами спиртовые ванночки и наливают, а у меня для этого нервы слабые, – делано хохотнул Данила, стараясь не выдать своего расстройства. – Сколько?

– Рублей триста, а времени – дня два, думаю. Забрать?

Данила кивнул:

– Симку отдай, дома где-то кнопочный валяется. Авось, жив еще.

* * *

– Они где угодно могут быть, – сказал Вовка спустя час, по своей дурацкой привычке начинать разговор внезапно, с места, где остановился в прошлый раз – и не важно, когда был этот «прошлый раз», минуту назад или неделю.

– Кто? – не понял Данила, с трудом отрываясь от проекта.

– Муравьи, – пояснил Вовка. – Где угодно. Под раковиной. В стояке. На полке с книгами. В старой коробке. Вообще не в твоей квартире. Где угодно.

Данила пожал плечами. Он уже думал об этом. В его квартире – вряд ли. Тогда нашествие было бы гораздо сильнее. От соседей? Вполне возможно, но… Данилина квартира была единственным жилым помещением на первом этаже. С одной стороны пустовал закрывшийся полгода назад супермаркет, с другой тянулась вереница комнат, переделанных под аптеки, парикмахерские и мини-продуктовые. Непосредственно через стенку находилось помещение с банкоматами – не совсем то, что могут обжить муравьи, не так ли?

Возможно, они пришли из подвала, а может быть, от соседей сверху. Данила уже вычитал, что такое бывает, когда муравьев начинают неправильно травить: вместо того чтобы тихо-мирно и неожиданно для себя подыхать, весь кагал перебирается на другое место жительства. Такой вариант означал, что часть тварей все равно скоро попередохнет, ну а с остатками он как-то справится. В крайнем случае, изгонит обратно туда, откуда пришли. В конце концов, человек он или тварь дражащая? Царь природы ну и так далее?

По монитору шустро семенил рыжий муравей. Данила поспешно, пока не заметил кто-то из коллег, раздавил его. А потом долго-долго, мысленно матерясь, затирал пятно от пальца влажной салфеткой.

* * *

Данила крутил в руках мелок «Машенька», вспоминая анекдот о рисующих тараканах. Продавец в хозмаге уверил его, что достаточно промазать стыки и места, где чаще всего встречаются муравьи, – и дело в шляпе, больше рыжей напасти не будет. В любом случае, двадцать пять рублей не деньги, и не нужно нюхать всякое химическое аэрозольное дерьмо.

Муравей деловито бежал по стыку плитки – от потолка куда-то вниз. Данила, задрав голову, ждал, когда тот спустится достаточно, чтобы можно было дотянуться. Муравей, словно прочтя его мысли, замедлился, а потом и вообще остановился. Данила сделал шаг назад – ему не хотелось упускать возможность проверить мелок в деле, прежде чем расписывать квартиру. Муравей снова двинулся вперед – не так быстро, как раньше, приостанавливаясь через каждые два-три сантиметра. Когда он опустился на уровень глаз, Данила увидел, что рыжий то и дело поводит головой, шевеля усиками – это же усики, да? или что там у муравьев? – точно ощупывая воздух. Данила шагнул вперед – муравей дернулся, развернулся и метнулся назад, но в тот же момент вокруг него был резко, сильно, с нажимом – до скрипа и крошащегося мелка – очерчен круг.

Теперь можно было спокойно наблюдать.

Муравей наткнулся на белую полосу и отпрянул. Снова повел головой, осторожно коснулся мелового комочка усиком, будто пробуя на вкус. По его тельцу пробежала судорога – и муравей попятился. Остановился, затряс головой, начал прочищать лапками усики. Потом побежал влево – и опять наткнулся на мел. Вправо – и снова та же белая полоса. Назад? Увы… Он дергался в разные стороны, поднимал лапки, словно молясь своему неведомому муравьиному богу, пытался рывком перебраться через меловой круг и останавливался, будто с разбегу ударившись о невидимую стену…

Муравей сорвался вниз через полчаса – то ли от усталости, то ли отравившись. Данила упорно дожидался этого момента, почитывая электронную книжку. Когда все было кончено, он ухмыльнулся, взглянув на скукоженный трупик:

– Царь природы, мать его.

Он истратил половину мелка, скрупулезно промазывая все стыки и щели. Открывал дверцы шкафов и на всякий случай обводил и внутри. Смачно, от души, прошелся вокруг раковин и под мебелью. Под конец у него щекотало в носу, першило в горле и чуть зудели руки. У муравьев не было ни единого шанса.

* * *

Спал Данила плохо – его мутило, болела голова и даже, кажется, чуть вертолетило. Пришлось спустить ногу на пол – и только так удалось забыться тяжелым, муторным сном.

Наутро он еле разлепил веки, и тут же очнулись отголоски головной боли. С трудом сглатывая вязкую слюну – казалось, что он нажрался земли или песка, так она драла горло, – Данила поплелся на кухню.

«Переборщил, – вяло думал, нащупывая на полке банку с кофе. – Переборщил, надышался, сам траванулся». Да, на упаковке «Машеньки» были только стандартные предупреждения о том, что нужно беречься от попадания в рот и глаза, но он мог вдохнуть микроскопическую пыль, да и просто поиметь аллергию. Ну можно утешиться тем, что муравьям сейчас всяко хуже.

Банка показалась ему легче, чем должна была быть. Прищурившись, он вгляделся в нее. Да, и цвет вроде не тот – светлее, чем всегда. Хотя… – челюсти вывернуло в сильнейшем зевке – хотя спросонок все что угодно может померещиться. Привычным рассчитанным движением потряс банку над чашкой, продолжая дремать.

Разбудил его резкий, пронзительный свисток закипевшего чайника, а окончательно встряхнула горячая ручка: неудачная, хоть и дорогая модель, пар мгновенно нагревал тонкий металл. Другой на его месте давно бы купил новый, но Данила не искал легких путей. Он терпеть не мог сдаваться, даже если это была эфемерная война с ничего не подозревавшим о боевых действиях чайником. Купить другой означало сдаться. Означало обратиться к чужой помощи – в виде продавца-консультанта. Ну нет, он одержит верх в этой борьбе!

Сдернув с крючка полотенце, Данила привычно накинул его на ручку и поднес чайник к чашке.

И отшатнулся.

Кипяток выплеснулся из носика прямо ему на ноги – он ойкнул, подпрыгнув, чайник качнулся и прилепился раскаленным боком к голому животу. Данила зашипел от боли, складываясь напополам и опускаясь на корточки. Так он сидел минут пять, со свистом втягивая в себя воздух и выпуская его мелкими толчками через сцепленные зубы. Сссс-пс-пс-пс-сссс-пс-пс-пс…

К чашке он подошел только через минут через десять – когда намазал ожог мазью, судорожно, дергая кадыком, нахлебался воды из-под крана и окончательно смирился с тем, что сейчас увидит.

В чашке аккуратной горкой лежали дохлые муравьи. Их сухие тельца слегка шевелились от движения воздуха, и казалось, что еще секунда – и трупики очнутся, закопошатся и волной хлынут через край.

Данила вышвырнул чашку в окно – резко, наотмашь, с удовлетворением прислушавшись к хрусту и звону, когда она разлетелась о бордюр. Кажется, «Машенька» сделала свое дело.

Но у победы был едкий привкус. Он отдавал кислыми щами.

Данила заметил это, когда чистил зубы. Дыхнул на ладонь, поднес ее к носу, втянул воздух. Странное тухловатое амбре, словно кто-то сдох у него на руках. «Гастрит», – сообразил он.

Дочистил зубы, сплюнул под струю воды. И краем глаза заметил в стремительно утекающем в раковину белом пенистом плевке что-то рыжее.

* * *

На лавочке у подъезда сидела какая-то незнакомая Даниле бабка. Насколько он помнил, старики в доме не жили уже лет пять – кто умер, кого дети и внуки перевезли поближе к себе. Бабка была в новинку. Как, кстати, и муравьи. Не нужно быть гением, чтобы сложить один и один.

– Здравствуйте, – как можно вежливее сказал Данила.

Бабка не шелохнулась.

«Глухня», – резюмировал Данила и встал перед ней.

– Здрав ствуй-те! – четко проартикулировал он, преувеличенно сильно шевеля губами.

Бабка подняла на него мутный взгляд. Она была вся какая-то рыжеватая – от кирпично-красных, выкрашенных хной волос до желтой пергаментной кожи. Желтыми были и белки ее глаз, и слюна, скопившаяся в уголках рта, и даже ноготь, которым она поскребла дряблую щеку. На подбородке торчало несколько черных волос.

– Бабуля, у вас муравьев нет?

Старуха тупо смотрела на Данилу – и как бы сквозь него.

– Бабуль? – повторил он, уже не надеясь на успех. – У вас рыжих муравьев нет?

Бабка пожевала впавшими губами.

– Ясно, – кивнул Данила. – Доброго дня.

* * *

На работе Вовка сообщил, что шурин сделает телефон на выходных, и поинтересовался, как дела на муравьином фронте. Данила бодро отрапортовал, что все в порядке, войска подавлены превосходящими силами противника.

И незаметно сбил щелчком рыжую тварь, изучающую клавишу «Esc».

С работы их отпустили пораньше – что-то забило канализацию, полностью парализовав работу всех офисов. Рабочие уныло переговаривались матом, сплевывали в фикусы тягучую желтую слюну, разносили по всему зданию какую-то серовато-белую пыль – и больше сидели на подоконниках, чем ковырялись в стояке. С лица бригадира не сходило выражение омерзения – когда он выходил из туалетов, и презрения – когда его взгляд падал на кого-то из Данилиных коллег. Это было даже не «засранцы», а что-то похуже. Что именно – никто так и не узнал: на все расспросы и бригадир, и рабочие отвечали туманно, нехотя, с видом величайшей занятости – даже если за секунду до этого обсуждали жопу какой-нибудь из секретарш, опрометчиво продефилировавшей мимо. Ясно было только одно: все сотрудники получили отгул на пару дней. Перед тем, как их отпустить, начальник прочел длинную мотивирующую лекцию о том, что даже в эти сложные дни нужно помнить о корпоративных ценностях и всегда прийти на помощь коллегам, блаблабла… что означало быть готовым к тому, что на почту может упасть какое-то задание, и плевать, что вся документация по проекту хранится только на рабочем компьютере, исходя из тех же самых корпоративных ценностей и в соответствии с корпоративной же тайной…

И как только Данила хотел прояснить эти взаимоисключающие параграфы, как в мужском туалете что-то ухнуло – и офис словно превратился в кастрюлю, полную прокисших щей.

* * *

Кот уже с порога требовал еды – отчаянно, нагло, как, впрочем, и всегда. Данила два года назад подобрал его нелепым неуклюжим котенком-подростком – купился как раз за эту несусветную наглость: кот заявился на полянку, где они с друзьями жарили шашлык, и уволок одну из бадеек с замаринованным мясом. Нашли его по следам маринада на траве – осоловевшего и обожравшегося. На маты и проклятия он реагировал лишь подергиванием ушей, тупо глядя круглыми бесстыжими глазами. Даниле почему-то пришлось по душе это нахальство, да и с тех пор, как они с Викой расстались, в квартире стало как-то пусто… Обратно кот ехал у него на коленях и тарахтел как хорошо смазанный мотор. Доводы приятелей, что котейка явно местный и прикармливается на ближайших дачах, не возымели действия.

Дома кот освоился очень быстро, за пару дней понял назначение лотка и неотвратимость наказания за подранную мебель. Правда, вот именем так и не обзавелся. Дальше банальных Мурзиков и Васек фантазия Данилы не работала – и в свете этого кличка «Кот» показалась верхом оригинальности.

Сейчас Кот ходил кругами по прихожей, орал и распушал хвост.

– Ладно, ладно, – бормотал Данила, стягивая обувь. – Сейчас, сейчас… потерпи.

Парочка муравьев копошилась в унитазе. Данила помочился на них, хищно скалясь, – по дороге домой он купил какой-то убойный, по словам продавца, аэрозоль и уже предвкушал победу.

Перед тем, как вытряхнуть Коту влажный корм, он рассеянно пожамкал пакетик. В этом было что-то успокаивающее – в том, как податливо проседало под пальцами желе, как упруго выскальзывали плотные комочки… Это было лучше, чем лопать пузыри на оберточной пленке. Только ради того, чтобы иметь возможность жамкать влажный корм, и стоило заводить кота…

– Жениться тебе, барин, надо, – укоризненно сообщил сам себе Данила.

Кот нетерпеливо мявкнул.

Данила опорожнил пакетик в миску и подпихнул ее ногой.

– Жри, морда усатая. И больше не требуй.

Кот вяло посмотрел на миску безучастным взглядом, потом развернулся и поплелся в коридор, всем своим видом показывая, что такую дрянь потреблять – ниже своего достоинства. Это была часть ежевечернего ритуала: вынуть всю душу, истерично требуя еды, а потом презрительно удалиться. Вернется кот к миске где-то через полчаса, когда пища уже основательно заветрится – наверное, издержки проживания на улице, а может быть, наоборот, излишний аристократизм: Данила где-то читал об обычаях японской знати есть слегка подтухших фазанов. Или то был всего лишь художественный роман?

* * *

Аэрозольное облако отдавало хвоей и почему-то дерьмом. Данила распылил строго по инструкции – прошелся по стыкам, щелям, на всякий случай даже обпшикал потолок. В квартире повис специфический запашок – как будто под елку облегчился отряд туристов. Однако это была слишком малая плата за то, чтобы избавиться от рыжих тварей, не так ли?

* * *

Данила приканчивал пачку чипсов перед телевизором – шел какой-то бесконечный сериал о российских экспертах, явная калька с зарубежных: ну, право слово, кто поверит в то, что, увеличивая фотографию до бесконечности, можно прочесть в отражении! в очках! номер автомобиля! а потом вбить его в базу! и узнать номер телефона владельца! и полную биографию! – когда в комнату ворвался кот. Он шипел, чихал и плевался. Метнулся к Даниле, взлетел на диван, потом перескочил на спинку и впился когтями в плечо. Данила заорал от боли и вцепился в лапу, пытаясь вытащить когти.

– Да блин! – он рванул со всей силы, когти прорвали кожу, и кот шлепнулся на пол. Там и замер, свернувшись в комок. Его колотило так, что казалось, стучат зубы.

– Что случилось? – прикрикнул на него Данила.

Кот продолжал дрожать, то и дело оборачиваясь и бросая быстрый взгляд на дверь. Из пасти доносились тяжелое дыхание и какой-то сип.

– Ну что, что, что случилось? – уже мягче и тише произнес Данила. Он присел рядом с котом и осторожно – ранки на плече саднили и пульсировали болью – потрепал того по загривку. – Что случилось? Что ты увидел?

Кот лишь дрожал и вжимался ему в ноги.

– Ладно, я сам, – Данила встал.

Подошел к двери, выглянул в коридор, прислушался. Посмотрел в глазок – на площадке никого. Заглянул в ванную и туалет, особо изучив унитаз – приходилось читать о случаях, когда в канализации всплывали сбежавшие от соседей змеи, – тоже ничего. Ничто не скреблось на антресолях, не копошилось в шкафах, не стучало под ванной – все как всегда, как обычно, стандартный вечер.

– Ну? – крикнул он коту. – Что случилось-то? Давай, показывай!

Кот осторожно высунул морду из комнаты.

– Давай, давай, – поторопил его Данила. – А то я буду до морковкиного заговенья тут бродить. Где?

Кот затрясся мелкой дрожью и нырнул обратно в комнату. Потом снова выглянул.

– Ну? – нетерпеливо повторил Данила. – Где?

Кот осторожно, прижав уши, каким-то скользящим движением сделал шаг. Потом еще. И еще. Он крался медленно, замирая каждую секунду – словно что-то могло в любой момент выскочить на него из-за угла, материализоваться из воздуха, что-то, невидимое и неслышимое человеку, но реальное для самого кота.

Даниле стало неуютно.

– Ну же… – пробормотал он.

Кот направился к кухне. Казалось, что каждый шаг дается ему с невероятным трудом, будто он пробирается сквозь вязкий, как зыбучий песок, воздух. Данила шел за ним, напряженный, готовый в любой момент отскочить в сторону.

– Ну… – прошептал он, когда кот в очередной раз замер, уставившись в пространство перед собой.

Но тот больше не сделал ни шага. Его глаза, казалось, остекленели. На загривке пошла волнами шерсть. Когти выпустились и снова втянулись. А потом кот попятился назад.

Данила скрипнул зубами и вошел в кухню.

Сначала ему показалось, что корм в кошачьей миске шевелится. Что его жамкает кто-то невидимый – так же податливо проседало желе, так же упруго выскальзывали плотные комочки. Потом – что тот дышит: медленно и размеренно, в такт его собственному, Данилиному, дыханию.

А потом увидел.

Муравьи.

Рыжие муравьи покрывали корм в два, три, четыре, пять слоев. Они ползали, бегали, семенили, взбирались друг на друга – корм кишел ими, будто они были его частью, нет, будто они и были кормом.

Сипло вскрикнув, Данила пнул миску. Она отлетела к стене, встала на попа и завертелась, меча во все стороны рыжие влажные куски. Они налипали на дверцы шкафов, столешницу, пол, плинтус – и разбегались, исчезали, растворялись, словно втягиваясь в пространство.

«Машенька» не помогла. Даниле всегда не везло на женщин с таким именем.

* * *

Данила курил на балконе. Строго говоря, он бросил это дело аккурат после ухода Вики, тогда же, после недельного запоя, принял решение и пить по минимуму, но сейчас не смог удержаться. Купил в киоске, когда выскочил за вторым баллоном аэрозоля, бездумно сунув продавцу стольник и ткнув пальцем в первую попавшуюся пачку. Сигареты оказались мятными. Дешевая химозная вонь драла легкие и свербила в носу, но Даниле было на это плевать. Он просто успокаивал нервы старым, проверенным способом. Вдох-выдох, вдох-выдох. Лучше – и дешевле – так, чем снова забухать на все выходные. Вот же твари рыжие, до чего довели!

Что-то шевельнулось на периферии его зрения, слева. Данила медленно повернул голову. Снова шевельнулось – в огромных окнах бывшего магазина. Данила перегнулся через перила, всматриваясь в мутное стекло. Там клубилось белесое, невнятное, будто ком сырого теста возили туда-сюда. Данила прищурился, высунувшись далеко за перила, стоя на одних цыпочках. Сигарета едва тлела в пальцах. Белесое то приближалось к стеклу, то снова отдалялось – будто пульсировало. Уборщица в светлом халате? Отблеск света от фар какого-то, невидимого отсюда автомобиля?

Словно поняв, что Данила наблюдает за ним, белесое замерло. Затаилось. А потом стало медленно увеличиваться. И приобретать черты – точно что-то прижималось к стеклу с той стороны. Оттуда, где уже полгода не было ничего, кроме пыли и старых сломанных витрин. Сначала проступила ладонь – необычно большая с толстыми короткими пальцами. Потом живот – голый и безволосый, с крупным и выпуклым пупком. Затем – ступни ног, вывернутые странным образом, словно это «что-то» сидело с той стороны на стекле.

А потом – резко, будто выхваченная магниевой вспышкой старых, дореволюционных фотоаппаратов – проступила и вся фигура. Огромная туша с непропорционально маленькой головой. Тот самый мужик из автобуса. Он сидел на окне – не на подоконнике, а на окне! – невозможно, немыслимо для человека, как муха, прижавшись к нему пузом, широко расставив ноги – и это было бы бесстыдно, если бы между ногами болталось хоть что-то. Но там была лишь гладкость пластмассового пупса. Мужик смотрел прямо на Данилу, прижавшись лицом к стеклу, расплющив нос и губы, вывернув веки, и широко открывал и закрывал рот – точно огромный человекообразный сом.

– Да блин, – сказал Данила, щелчком отправил сигарету в полет под балкон и ушел в комнату.

Уже засыпая, он решил, что надо бы проветрить квартиру: кажется, «Машенька» в сочетании с обосранной елкой оказались на редкость убойной химией.

* * *

Дворника дядю Васю Данила нашел утром на детской площадке – уютно устроившись на качелях, тот увлеченно читал. По характерной серийной обложке Данила опознал Стивена Кинга с полки букроссинга из пятого подъезда.

– Дядь Вась, – спросил он, не тратя время на лишние церемонии. – Вы не в курсе, у нас в подвале какие-то паразиты водятся?

Дядя Вася степенно заложил страницу пальцем и задумался.

– Блохи той весной были, да. Дура одна, кастрюлечница, стаю кошек прикормила, те блох понацепляли, а блохи потом на первый этаж полезли. Но это в том крыле было. Стаю вывели, продухи заколотили, блох не стало. А что? Что-то беспокоит?

– Да муравьи… – чувствуя, как краснеет, выдавил Данила.

– А, ну так они не из подвалов лезут-то, – со знанием дела сообщил дворник. – Тараканы – да. Крысы – да. А муравьи и клопы – не-а. Им человеческое жилье нужно. А ты откуда?

Данила как можно более абстрактно махнул в сторону своего подъезда.

– Да не, – мотнул головой дворник, раскрывая книгу. – Там трубу прорвало на той неделе, по щиколотку вода. Ежели и были, то все всплыли, – коротко хохотнул и углубился в чтение.

– Э, – опешил Данила. – Как прорвало? А почему мы ничего не знали?

– Ну так вам и не надо было знать, – пожал плечами дворник, не поднимая головы. – Это лично наше профессиональное дело.

Данила не нашелся, что ответить.

Уговаривать дядю Васю пришлось долго – тот явно не хотел отрываться от чтения и тащиться в подвал. Действие возымело только упоминание санэпидстанции и возможной жалобы в ЖЭК. Только тогда, кряхтя и закатывая глаза, дворник согласился.

Проржавевшие петли натужно заскрипели, когда дядя Вася потянул дверь на себя.

– Не так-то часто вы тут и бываете, – заметил Данила.

– Ну а зачем? – резонно возразил дворник. – Чем меньше требуется сюда спускаться, тем лучше дела обстоят. Вам бы больше понравилось, если бы мы каждую неделю отсюда бомжей выгоняли да трубы заваривали?

Даниле опять нечего было возразить.

По скользким ступенькам, придерживаясь рукой за влажную стену, они спустились вниз. В подвале было сыро и душно, пахло сыростью, мокрой землей и еще чем-то, очень знакомым.

– Ну все, убедились? – спросил дворник, делая движение назад.

– Нет, конечно, – поспешно ответил Данила. – Надо все проверить, а то мало ли что.

– Может, сами, а? – с надеждой произнес дядя Вася. – Я вам фонарик дам. А вы потом ключ занесете. В ящик стопятнадцатой кинете. А?

– Хорошо, – сделав паузу для вида, ответил Данила. В душе он ликовал. Бродить по подвалу в компании дяди Васи ему совершенно не улыбалось: ненужные вопросы, а то и сплетни потом были абсолютно не к месту. Даже многочисленные темы на форумах не убедили его в том, что рыжие муравьи – совершенно обычное дело, на которое окружающим глубоко наплевать. Ему все еще казалось постыдным, что взрослый парень не может справиться с такой мелочью. Более того – что взрослый парень вообще допустил появление у себя муравьев!

Фонарик был хорошим, мощным, батарейки, судя по всему, свежими – луч бил на несколько метров, и Данила не испытывал ни капли страха или клаустрофобии. Да, он несколько жалел о своем поспешном решении спуститься в подвал, но больше потому, что и понятия не имел, как выглядят эти муравьиные гнезда и как их искать. Надо было подготовиться, что ли… погуглить картинки или задать вопрос на форуме. Так он может до морковкиного заговенья шарахаться по этой жиже в поисках незнамо чего.