Текст книги "Корона для «попаданца». Наш человек на троне Российской Империи"

Дэндзиро Хирикава спокойно шел навстречу своей смерти. Они проиграли. Дэндзиро даже не предполагал, что может натворить человек, взращенный не в рафинированном XXIII столетии, а в кровавом и хищном ХХ веке.

Дэндзиро не ощущал разочарования. Они сделали все, что от них зависело. Они боролись за свою родину, за бессмертную славу древней Ямато, но потерпели поражение. Матрикант собрал и обучил такую сильную команду, что соратники японца оказались слабее. Как эти длинноносые варвары бросались на картечницы! Неприятно признавать, но их дух был не слабее японского. А как быстро и страшно расправлялись их стрелки с его людьми! И в бое на мечах не уступали. Это не стыдно: проиграть тому, кто сильнее и хитрее тебя. Так учит древний кодекс Бусидо, а заветам этого кодекса бывший младший бухгалтер финансового отдела компании «Комори» Дэндзиро Хирикава следовал всю свою жизнь. Проигравший не должен оставаться в живых. Он сейчас окажет этому росске последнюю почесть. Тот заслужил ее…

Хирикава полуобнажил меч и начал обматывать клинок плотным оби[65]65
  Оби – длинный и широкий пояс.


[Закрыть]. Несколько русских подались было вперед, но росске коротким жестом остановил своих людей. «Он понял. Он знает», – подумал Дэндзиро и, до конца распахнув кимоно, поклонился своему противнику. Затем, опустившись на колени поверх упавшей одежды, японец неторопливо потянул клинок из ножен. Фамильный меч, верой и правдой служивший тридцати поколениям его предков. Он не опозорит этого святого оружия…

Матрикант вдруг что-то сказал своему спутнику, молодому воину с курчавой короткой бородкой. Тот было возразил, но в голосе его хозяина зазвучали повелительные нотки, и он, молча кивнув, сделал шаг вперед.

Матрикант повернулся к Хирикаве.

– Кайсяку[66]66
  Кайсяку – самурай, который во время обряда сеппуку прекращает мучения, отрубая самоубийце голову.


[Закрыть], – произнес он негромко.

Хирикава чуть улыбнулся и снова кивнул. «О благая богиня Канон! – подумалось ему вдруг. – Благодарю тебя за оказанную милость. Я успел лицезреть великого императора, властелина мира!» Дэндзиро вонзил меч себе в живот, резко дернул, увеличивая разрез. Он услышал, как матрикант негромко произнес «Соёнара»[67]67
  До свидания (яп.).


[Закрыть], хотел было ответить, но молодой воин уже подошел к нему, и последнее, что видел в своей жизни Дэндзиро Хирикава, был стремительный взблеск стали, принесшей ему избавление от боли и успокоение.

В Японской земле мы и одного дня не пробыли. Напали на нас японцы и государева брата погубили. Да Хабалова Сергея Семеныча, да станичников и стрелков более двух десятков. Мы, как отбились, разом на крейсер кинулись. А государь-то батюшка уж так по брату убивался, так убивался! Как на крейсере оказались – до самой ночи в каюте просидел, рядом с телом, значит. Офицеры к нему рвутся, князь Сергей Илларионович извелся весь, а государь молчит. Никого не принимает, не ест, не пьет, молчит. Только к ночи и отошел. Велел в каюту себе подать водки, закуски там какой, да нас всех шестерых и пригласил. Сели, поминать всех убитых стали. А как штофа четыре приговорили, так государь и говорит: господа офицеры, мол, боле вас не задерживаю, возвращайтесь, говорит, к своим обязанностям. А нас с Филей оставил!

Вот как мы втроем-то остались, так государь почал крепко пить. Уже и не закусыват, а так, машет одну за другой. А потом и говорит: а не знаешь ли, Егор, каких песен, да таких, чтоб не стыдно ими было хорошего человека помянуть. Брата твоего, батюшка, спрашиваю. А он словно запнулся, а потом и говорит: брата, мол, да, брата. Ну а как песен-то не знать? Знаю. А он опять спрашиват, не знаешь ли, Егор, «Как на дикий Терек»? Да как не знаю – знаю, оченно даже знаю. Запевай, говорит.

Спели мы, стал быть, а потом еще и «Черного ворона», и «Скакал казак через долину». Я-то еще поразился, откуда ж государь наши песни-то казачьи так хорошо знает. Да меня потом Махаев надоумил. Грит, еще в детстве, маленькому государю нашему, дед его, светлой памяти Александр Освободитель, песенников из гвардии присылал. Кто-то ему это рассказывал. А оно и видать. Коли человек на хороших песнях взрастал, так это завсегда себя окажет.

Вот только япошкам бы всем себе теперь лучше самим пузы повзрезать, как тот, которому я башку снес. Не простит им этого государь наш, ох не простит! Как мы допели, так государь вдруг махнул полстакана «орленой», да и запел. Хорошая песня, душевная. Сам, верно, сложил. Всех-то слов я не упомню, а только поется в той песне, что, мол, ежели, к примеру, завтра, храни бог, война, то за батюшку царя да за Русь-матушку весь рассейский народ как один человек встанет! И что, мол, если завтра война, то ужо сегодня к походу готовиться надобно! Ну, мы как с Филимоном это услыхали, так сразу государю и говорим: «Приказывай, батюшка! Готовы мы!» А он посмотрел на нас, обнял, да и отвечает, что, мол, он и сам это знает, а только пока не все и не всё еще к войне готово. А то эти макаки у нас бы красной юшкой еще вчера умылись! Не простит им государь, ничего не простит!

А потом государь наш совсем напился. Про то мы одни с Филимоном знаем, да вот только никомушеньки не расскажем. Хоть на куски нас режь! Даром мы, что ль, государевы друзья?

Стакан-то государь отставил, и вдруг видим мы с Махаевым, что глаза у него изменились. Смотрит на нас государь и, видно, понять не может: кто мы такие, откуда взялись? Потом петь что-то про артиллеристов начал, которым кто-то с чудным прозвищем «Сталин» приказ отдал. Потом батюшка-то наш молиться стал. Вот сколько я с государем, а ни разу не видел, чтоб он на колени перед образами падал. Лоб перекрестит, и ладно. А тут так молился, что аж страшно становилось. Все о каком-то освобождении просил. Перемигнулись мы тут с Филей, да и решили, что негоже государю в таком виде перед остальными себя показывать. Ну и… короче, скрутили мы его, опояской махаевской связали да на постелю и положили. И вот что удивительно: я-то думал, что нам это большим боком выйдет, ведь государь-то дерется, прости господи, чисто как сатанюка, ан нет! Даже и противиться-то толком не мог, только отмахивался как-то вяло… Ну да оно и к лучшему, а то без синяков и ссадин бы не обошлось.

На другой день государь и занятия утренние, и завтрак проспал и только уж опосля обеда пробудиться изволил. К тому времени наш «Нахимов», а с ним и еще четыре русских корабля уж давно от японского берега уплыли и во Владивосток торопились. А мы все это время, хоть и пьяные были, каюту государеву охраняли, да никого к нему не допускали. А как проснулся он, так ровно и не пил ничего вчера. Я его еще, грешным делом, спросил про песню ту, что он вчера сложил. Мол, вели, батюшка, чтоб атаманцы твои эту песню выучили. А он улыбается и ласково так говорит мне: не время, мол, братишка, еще для этой песни. Придет время, не то что атаманцы – вся страна ее выучит…

Нельзя сказать, чтобы смерть Георгия-Леонида тронула меня очень уж сильно. Все-таки и «братец» Георгий, и «иновремянин» Леонид были люди малознакомые. Я больше жалел о потере Хабалова да своих атаманцев и стрелков. Эти ребята со мной почти три года прожили – я всех по именам знал! Но все произошедшие в Японии события наглядно показали, что ребятишки из будущего окончательно перестали стесняться в выборе средств. Стало окончательно, до донышка ясно, что, покинь я сейчас тело цесаревича, – ему все равно не жить, а заодно «зачистят» и всех к нему приближенных и отдаленных.

Вот это прибило мой мозг до состояния анабиоза – осознание факта неминуемой скорой смерти и разрушение всего дела, над которым я столько работал. Остро захотелось спрятаться куда-нибудь в глухой медвежий угол и чтобы все про меня забыли. Но потом, взглянув на спокойные, открытые лица Егора и Фили, полные самого святого доверия ко мне, доверия, сравнимого разве что с доверием Господу Богу, я понял – нет, не могу я их оставить! Они простят мне все, что угодно, – кроме трусости! Ну а раз так – вперед! Что бы я ни делал в дальнейшем, самолюбие утешала одна догадка – раз уж на меня бросили такой десант – значит, я уже сделал что-то такое, в корне поменявшее «естественный ход истории»!

Последствия покушения были весьма интересными и удивительными.

Во-первых – мой «батюшка», император Александр, всегда был решительным мужиком, а уж с тех пор как пить завязал… в общем, он объявил мобилизацию первой очереди резервистов и отдал приказ Балтийскому флоту о подготовке к переходу на Дальневосточный ТВД. Хорошо еще, что до прямого объявления войны пока не дошло.

Во-вторых – мировая общественность однозначно была на нашей стороне и через свои средства массовой информации настойчиво требовала покарать зарвавшихся косоглазых обезьян. Однако уклон был скорее в межрасовые отношения – мы были «белыми прогрессорами», а японцы – «желтыми дикарями».

В-третьих – японский император, жутко напуганный как покушением, так и фактом нашего быстрого «бегства» из пределов страны Ямато, видимо, вообразил, что с такой скоростью мы бросились за подмогой и вот-вот на рейде Токийского залива появятся корабли Балтфлота. В связи с этим простыми извинениями дело не ограничилось – среди администрации Иокогамы была проведена своеобразная децимация – все городское руководство и высшие полицейские чины в спешном порядке сделали сеппуку. Не пережив позора, за ними последовал чудом уцелевший во время покушения министр двора (министр иностранных дел во время покушения погиб). Дурной пример заразителен – по всей Стране восходящего солнца прокатилась волна ритуальных самоубийств.

Я с минуты на минуту ожидал, что меня нагонит в пути наследник хризантемового трона Хирохито, несущий на плечах мешок с отрубленными головами. Но до таких ужасов, к счастью, не дошло…

Пока мировое сообщество издавало воинственный клекот, Россия демонстративно готовилась к войне, а Япония изнуряла себя кровавой епитимьей, дипломаты торопливо обменивались нотами и коммюнике, пытаясь хоть как-то урегулировать конфликт, не доводя вопрос до горячей стадии.

Дорога по бескрайним просторам Российской империи из Владика в европейскую часть страны заняла более трех месяцев. Был бы построен Транссиб – ушло бы недели две, а так…

По пути мы регулярно встречались с людьми, как с простым народом, так и с облеченными властью. Весть о гибели Георгия летела впереди нас. Народ жалел меня и возмущался поведением японцев. Со всех сторон я слышал: уж только позволь, батюшка, мы этих желтопузых макак голыми руками порвем. По мере движения на запад градус настроения все повышался и повышался. Встречи с большим скоплением людей теперь больше напоминали митинги.

Но в Красноярске я получил письмо от «папы», с наказом прекратить муссирование темы ответного удара. Оказывается, дипломаты все-таки сумели договориться. И размеры компенсации физического и морального ущерба были потрясающими – японцы передавали нам Окинаву, которую сами хапнули всего лет пятнадцать назад. А еще нашей торговле предоставлялись существенные преференции. Ну и что-то еще по мелочи. На мое ответное возмущенное письмо, мол, как же так – разменяли жизнь сына на какой-то островок, «папа» в резкой и категоричной форме высказался в том смысле, что лично он ничего забывать и прощать не собирается. А просто не время сейчас – вот соберем силы, и тогда… Да, я все больше убеждаюсь, что трезвый Александр мне нравится больше!

Поэтому дальнейшая поездка по стране уже не носила характера агитационно-пропагандистской. Тело Георгия, с небольшим сопровождением, отправилось в Петербург ускоренным маршем, а я с соратниками продолжил неспешный вояж по регионам. Так мы доехали до Волги в канун Рождества, отпраздновав Новый, 1888 год в пути.

Так. Что у нас там дальше по программе? Ага, Нижний Новгород. Экономический центр России. Жаль, что в это посещение не увижу знаменитую ярмарку – она проходит осенью, ну да ничего! Здесь и без ярмарки хватает достопримечательностей и интересных людей. Кстати, об интересных людях… У Васильчикова должны быть записаны самые крупные воротилы города, с которыми стоит наладить контакт.

– Сергей Илларионович! – негромко окликаю я.

– Слушаю, государь! – Васильчиков приподнимает голову от каких-то документов, которые он увлеченно изучает вот уже второй час.

– Кто у нас в Нижнем на повестке дня? Из крупных промышленников?

Князь несколько секунд смотрит на меня, потом неожиданно хмыкает:

– Вы, государь, словно мысли читать умеете! – На обращения моей свиты ко мне императорским титулом я уже давно махнул рукой, но сейчас слово «государь» прозвучало из уст Сергея Илларионовича как-то по-особенному. А князюшка, переложив несколько бумажек, продолжает: – Вот как раз сейчас я в последний раз сверял данные, полученные из разных источников, и уже хотел доложить, а вы…

Я улыбаюсь и киваю Васильчикову, мол, говори дальше. И князь начинает докладывать:

– Первой и самой главной промышленно-финансовой компанией Нижнего Новгорода на сегодняшний момент является «Торговый дом братьев Рукавишниковых».

– Тех самых, что…

– Да, тех самых, чьи винтовки мы купили в Сан-Франциско. Семейное дело принадлежит четырем братьям, но наиболее интересным представляется самый младший – Александр. Характерная деталь – три года назад этот молодой человек, а от роду ему тогда было 25 лет, забирает свою долю из компании «Рукавишников и сыновья», где в то время заправлял старший брат – Иван. Действие это сопровождалось скандалом, связанным с попыткой старших братьев лишить Александра его доли, мотивируя свой отказ молодостью и умственной неполноценностью младшенького. Однако Александр сумел преодолеть все препоны. Позднее к нему присоединился средний брат, с которым Александр и организовал новый торговый дом, названный «Братья Рукавишниковы». Доставшийся им при разделе старый железоплавильный заводик был полностью перестроен и оснащен новым оборудованием. Именно на нем сейчас производятся так заинтересовавшие вас, государь, винтовки. По отдельным слухам, их изобретателем был именно Александр…

Оставшиеся до Нижнего несколько часов пути я еще и еще раз перечитываю документы по братьям Рукавишниковым, собранные Васильчиковым, Гревсом и их присными. Ну что ж… Главный в этой братской компании, несомненно, Александр. Вот, блин, гений-самоучка! Или не гений, а просто хорошо ЗАПОМНИВШИЙ? Ведь появилась, а точнее – проявилась эта одиозная личность практически одновременно со мной – в 1884 году. Очередной «вселенец», на которых я уже насмотрелся? С большой долей вероятности – да! Тем более что возникший вокруг завода городок имеет весьма примечательное наименование – Стальград! А это – очень интересный штрих! Но если предыдущие встреченные мною «вселенцы» норовили меня нейтрализовать, а позднее и убить, то этот человек тихо, относительно тихо, сидел в Нижнем и тщательно, скрупулезно занимался модернизацией промышленности. Как явствовало из докладных записок – буквально днюя и ночуя на заводе. Чем, несомненно, работал на благо России, а следовательно, и того дела, что я задумал.

Снедаемый любопытством, я выгружаюсь в Нижнем, принимаю визит вежливости губернатора и градоначальника и немедля беру быка за рога. В приемной собраны основные промышленники земли Нижегородской. И даже через дверь ощущается их напряженное ожидание. Начнем, благословясь…

– Егор, давай Александра Рукавишникова, а как запустишь, будь настороже! – командую я, и через мгновение Шелихов вводит ко мне искомого персонажа. Ну-с, посмотрим, полюбопытствуем…

Передо мной стоит молодой человек, одетый по последней парижской моде. По виду и не скажешь, что мужик вкалывает по восемнадцать-двадцать часов в сутки. Подтянутый, стройный. Даже через сюртук видно, что мышцами его бог не обидел. Забавно, но ощущение такое, что парень тренируется не хуже моего…

– Здравствуйте, Александр Михайлович! Присаживайтесь!

– Здравствуйте, Ваше Высочество!

Эка! Уселся так, словно и не ожидал ничего другого! Ну, блин, дает. Да еще и рассматривать меня взялся. Не люблю, когда меня вот так вот в упор разглядывают. По привычке еще из прежней жизни прикусываю губу. Поиграем в гляделки? Ну попробуй. Вот гад! И взгляд мой держит…

– Весьма наслышан о ваших успехах и достижениях, Александр Михайлович!

Не вставая с кресла, Рукавишников слегка кланяется:

– Пустяки, Ваше Высочество!

– Да уж какие пустяки. Завод сталелитейный полностью реконструировали! А теперь еще и химический комбинат строить собрались! А потянете ли?

– Потянем, Ваше Высочество. Отчего не потянуть? – степенно отвечает он. Вот теперь все же видно – купчина.

Неожиданно в глазах у него мелькает некое странное выражение:

– Это ведь как черешню в садах Приднестровья по ночам собирать – и знаешь, что опасно, а сладенького хочется!

Чего? Чего он сказал?! КАКУЮ ЧЕРЕШНЮ?!! Что он несет?

– Черешню? В Приднестровье? По ночам? – ничего не понимая, обалдело переспрашиваю я.

– Да, – купчина степенно кивает, хотя в его глазах сейчас… и продолжает, неожиданно подавшись ко мне всем телом: – Сидишь на ветке, почти у самой верхушки дерева, потому как внизу уже все ободрали, и молишься, чтобы с правого берега «крупняк» по пристрелянному садику не долбанул…

Какой КРУПНЯК?!! У него крыша поехала? С правого берега?!! С ПРАВОГО берега!!! Днестра!!!

Я вскакиваю, отбрасывая кресло.

– Откуда ты ЭТО знаешь?!! – ору я, и тут до меня доходит, что только один человек из моих знакомых знает вкус приднестровской черешни и этот человек…

– ДИМКА?!!

В тусклом свете кажется, что лица сидящих в зале людей – посмертные гипсовые маски. Стоит гробовая тишина. Кто-то роняет на пол карандаш, собравшиеся вздрагивают, словно в зале рванула граната.

– Коллеги! – прокашлявшись, начинает председатель. – С горечью должен констатировать: две тщательно спланированных операции по устранению матриканта с треском провалились! Во время первой – руками его так называемого отца, мы не учли способность ближнего окружения цесаревича пойти на акт прямого неповиновения своему императору. Вплоть до убийства… Во время второй – массированного нападения во время визита в Японию – нами было упущено из вида, что после первого покушения матрикант будет все время настороже, да и его верные опричники оказались прекрасно подготовлены к скоротечной уличной схватке. Чего только стоят размещенные на крышах снайперы! Боюсь, что наши способы как-либо повлиять на изменения в исторической последовательности исчерпаны. Ситуация катастрофическая. Уже и в нашем институте произошло несколько случаев хроноамнезии, а также пропажи людей и полной замены одних людей другими. – По залу пронесся ветерок от одновременного вздоха десятков человек. – Передаю слово спецпредставителю генсека ООН лорду Валлентайну.

– Проведенными мною лично следственными мероприятиями установлено, что переносной мнемотранслятор типа ПМВ-13 бис оказался в руках неподготовленного аборигена из кластера 2004 не только и не столько вследствие преступной халатности доктора Фалина и магистра Крупиной. – Спецпредставитель генсека ООН роняет слова, словно тяжелые камни. – Практически доказан злой умысел Фалина, позволившего неустановленному лицу унести прибор сразу после переноса матрицы. – Невнятный шепот возмущения с задних рядов утихает под хмурым взглядом чиновника. Еще раз окинув присмиревших под глыбой неслыханного обвинения ученых, инспектор продолжает: – Вероятно, магистр Крупина не была посвящена в замыслы своего непосредственного начальника, но расследование ее действий продолжается. Сейчас она отстранена от должности и находится под домашним арестом.

– А сам Фалин? – выкрикнул с задних рядов фальцет.

Валлентайн поднимает голову и целую минуту буравит взглядом лица собравшихся. При этом становится видно, что его подбородок и щеки покрыты ярко-розовыми пятнами молодой кожи – совсем недавно лорд проходил процедуры регенерации. Тишина в зале становится оглушающей. Спецпредставитель удовлетворенно кивает и неспешно продолжает рассказ:

– Чтобы установить все это, мне самому пришлось отправляться в означенный кластер. Выяснилось, что сразу после переноса матрицы абориген естественным образом впал в кому. Его тело было помещено в дорогую, по меркам кластера, клинику, где и находится в настоящий момент. Если, конечно, отстоящий от нас на несколько столетий год можно назвать «настоящим». – Улыбка Валлентайна заставила участников собрания нервно сжаться. – А деньги на оплату содержания семьи донора и больничных счетов выделяет близкий друг виновника всех неприятностей – некий Дмитрий Политов. Этот господин находился в плотном контакте с донором последние десять лет. Участвовал вместе с ним в боевых действиях, разделяет взгляды донора на историю. В частности, на поливариативность протекающих в России на рубеже XIX–XX веков процессов. По свидетельству жены донора, Политов неоднократно навещал ее мужа по утрам в выходные дни. А как раз в один из таких дней и произошло событие, последствия которого мы все здесь расхлебываем. Так что с вероятностью 80–90 процентов именно Политов забрал мнемотранслятор сразу после переноса.

– Ну так найти его и отобрать прибор! – взревывает низкий глухой голос. – Там же есть функция принудительного возврата!

– Это не представляется возможным! – сжав зубы, цедит слова чиновник. – Наш интересант впал в состояние, сходное с комой первого донора. Сейчас они лежат в одной палате.

– Господи! – испуганно вскрикивает фальцет. – Неужели еще один донор?!!

Гробовая тишина похоронена под валом панических голосов. Валлентайн терпеливо подождал, когда участники собрания выговорятся. И следующие его слова ввергли всех в еще большую панику.

– Но это еще не все. Во время проведения оперативных мероприятий мы наткнулись на явное противодействие, исходящее от аборигенов. Вероятно, что наша возможность перемещаться во времени раскрыта на уровне спецслужб кластера 2004. Мне с трудом удалось уйти, эти мерзавцы били меня руками по лицу! – Лорд машинально дотрагивается до розового пятна на подбородке. – Дальнейшее проведение каких-либо активных действий в означенном кластере представляется мне невозможным.

– Почему? – спрашивают сразу несколько голосов.

– Доктор Фалин был захвачен нашими оппонентами. Или сдался сам. Сейчас это уже неважно – главное в том, что наши неведомые противники отлично сумели воспользоваться своим трофеем. Судя по всему, Фалин сдал им всю находящуюся на территории России сеть стационарных трансляторов. Теперь этот кластер закрыт для физического проникновения. А без промежуточной базы мы не сможем использовать активных матрикантов, даже если бы нам удалось найти подходящих реципиентов из окружения Таругина – Политова. Остается только пассивное наблюдение.

– Но это значит… надо готовить прямое вторжение в кластер 2004? – догадался фальцет. – Десант?!!