Текст книги "Адмирал Макаров"

Подобно многим своим предшественникам, Макаров по собственной инициативе, на свой риск и страх проделал огромную исследовательскую работу, которой и знаменито плавание «Витязя». Измерительные приборы приходилось изобретать и мастерить из подручных материалов, а иногда и покупать на собственные средства.

Время перед выходом в плавание было, как и всегда, заполнено у Макарова множеством дел.

Он читал лекции по гидрологии в Кронштадтском морском собрании и в Географическом обществе в Петербурге, измерял течение Невы на различных глубинах65. В это же время он закончил две работы: «Подогревание воды в котлах миноносок и паровых катеров и о скором разведении пара» и «В защиту старых броненосцев», разработал эжектор66 новой конструкции, сконструировал шлюпбалку для подъема паровых катеров, вел переписку с пароходными компаниями, заинтересовавшимися изобретенным им пластырем для заделки пробоин на судах, и т. д.

Но главным делом Макарова был, конечно, корвет «Витязь» и подготовка его к плаванию. Он часто посещал Франко-русский завод, где строился корабль, вникал во все детали постройки и подолгу беседовал с его строителем, замечательным русским самоучкой инженером П. А. Титовым. Ответственность и трудность работы Титова усугублялась тем обстоятельством, что «Витязь» был первым русским кораблем, построенным не из железа, а из судостроительной стали. Титову пришлось самому изыскивать технические приемы, связанные с ее обработкой, в особенности горячей. И тем не менее Титов, не окончивший даже сельской школы, вполне успешно справился с задачей и выстроил превосходный корабль. Во время кругосветного плавания на «Витязе» Макаров не раз убеждался в высоких качествах корабля и в поразительной верности глаза Титова. Академик А. Н. Крылов, в молодости хорошо знавший Титова, в статье, посвященной ему, замечает: «Назначая размеры отдельных частей якорного или буксирного устройства, или шлюпбалок, или подкреплений под орудия, Титов никогда не заглядывал ни в какие справочники, стоявшие на полке в его кабинете, и, само собой разумеется, не делал, да и не умел делать, никаких расчетов. Расчеты Титов назначал на глаз"67. Помимо корветов „Витязь“ и „Рында“, Титову была поручена постройка мощных эскадренных броненосцев „Наварин“ и „Император Николай I“.

Командуя «Витязем», Макаров ввел ряд собственных оригинальных усовершенствований на корабле.

Перед уходом в плавание Степан Осипович навестил жену и детей68, гостивших у родственников в имении близ города Ливны Орловской губернии. Возвратившись в Петербург, он сделал в дневнике следующую запись: «Как ни грустно расставаться, тем не менее как для меня, так и для жены это необходимо. Во-первых, этого требуют финансы, крайне расхлябавшиеся, во-вторых, я не умею разделяться на две части. Приехал домой – пусто».

Однако вряд ли только «расхлябавшиеся» финансы или необходимость пройти стажировку в качестве командира корабля первого ранга для получения чина контр-адмирала могли заставить Макарова отправиться в плавание. «Я не умею разделяться на две части» – вот подлинная причина принятого Макаровым решения, ибо настоящей его жизнью, его истинным призванием было море, а не дом.

Несомненно, Макаров отправился в трехлетнее плавание потому, что это было прежде всего интересное плавание, от которого не отказался бы ни один настоящий моряк. Тем более доволен был Степан Осипович своим новым назначением, что оно предоставляло ему широкие возможности для научной работы, которой лучше и свободнее было заниматься в море, а не в условиях «дома» – России восьмидесятых годов.

Письмо Макарова к жене, посланное им незадолго до возвращения «Витязя» на родину, яркое свидетельство того, как чувствовал себя Макаров на берегу, в сутолоке петербургской неспокойной жизни. «Я этого приезда в Петербург, – писал он, – боюсь, как чего-то очень тяжелого. Страшно подумать о том, что вновь начнется бесконечная вереница визитов, обязательств и пр. и пр.!»

31 августа 1886 года «Витязь» вышел из Кронштадта в дальнее плавание в Тихий океан вокруг Америки через Магелланов пролив. Обратно возвращался он через Суэцкий канал.

«Витязь» следовал по следующему маршруту: Кронштадт, Киль, Гетеборг, Портсмут, Брест, Эль-Ферроль (Испания), Лиссабон, остров Мадейра и Портопрайз на островах Зеленого Мыса. 20 ноября корабль вошел в гавань Рио-де-Жанейро. Благополучно пройдя Магелланов пролив, «Витязь» 6 января 1887 года был в Вальпараисо, а затем пересек Тихий океан в направлении на Иокогаму.

По пути русские моряки посетили Маркизские и Сандвичевы острова.

В Японии корабль пробыл несколько месяцев. Здесь «Витязь» вошел в состав Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Шмидта, плававшей у берегов Японии. 8 июня 1887 года экипаж вступил на русскую землю – корабль пришел во Владивосток. В середине ноября «Витязь» отделился от эскадры, находившейся во Владивостоке, и, получив срочное задание, ушел в продолжительное и опасное в это время года плавание. Необходимо было, на случаи «разрыва с морской державой», осмотреть малопосещаемые дальневосточные порты и выяснить возможность использования их в качестве стоянок для кораблей Тихоокеанского флота. На выполнение этой задачи у Макарова ушло полгода Обстоятельные отчеты, представленные им в морское министерство, легли в основу планов многих строительных работ военного характера, предпринятых впоследствии на Дальнем Востоке.

Попутно Макаров произвел морскую съемку нескольких бухт. Выполнив еще ряд ответственных поручений, посетив Петропавловск, острова Беринга и остров Медный, Макаров 28 августа отправился в русские северные порты с грузом продовольствия. Два сильнейших шторма пришлось выдержать кораблю в Охотском море. Во время одного из них волной, перекатившейся через корабль, сорвало и унесло катер. Целый месяц стоял «Витязь» во Владивостоке и столько же в Иокогаме, исправляя повреждения.

В Россию корвет отправился другим путем: через Индийский океан, Красное море, Суэцкий канал и Средиземное море. По пути заходили в Гонконг, Пан-Ранг, Сайгон, Сингапур, на Суматру, в Коломбо, Аден, Суэц, Пирей, Мальту, Алжир, Гибралтар, Кадикс, Шербур и Копенгаген.

20 мая 1889 года корвет отдал якорь на Большом Кронштадтском рейде. Поход «Витязя» продолжался 993 дня, из них собственно на плавание ушло 526 дней и на стоянки 467 дней.

Сколько стран и морей, сколько разных климатических поясов и районов были объектом наблюдений и изучения командира «Витязя» и его помощников! И ни одно из этих наблюдений не пропало, все они были тщательно проанализированы и составили содержание капитального труда «Витязь» и Тихий океан».

На протяжении своего почти трехлетнего плавания на «Витязе» русские моряки побывали в десятках портов, познакомились с иноземными обычаями и природой, дважды пересекли экватор, испытали тропическую жару в Атлантическом и Тихом океанах и холод осенних ночей в Охотском море, боролись со штормами и ураганами, наблюдали интересные и необычайные явления природы. Обо всем этом можно было бы написать живую, увлекательную книгу.

В течение всего длительного пребывания в море Макаров проявляет особенный интерес к конструкции корабля и в самых различных условиях тщательно изучает его мореходные качества. При этом он приходит к выводу, что если ход «Витязя», как парового корабля, не совсем оправдал ожидания, то как парусный корабль он оказался превосходным.

«…В тех обстоятельствах, в которых корвет испытывался, – читаем мы в рапорте Макарова от 4 сентября 1886 года, – он обнаружил бесподобные парусные качества, и можно надеяться, что он в состоянии будет отлично делать парусные переходы"69.

Еще почти в самом начале плавания, на пути из Бреста в Лиссабон, «Витязь» получил серьезное штормовое крещение. Западный ветер, отходя то к югу, то к северу, утром 13 октября достиг силы урагана. Даже при весьма малом ходе корвет начал черпать воду носом и бортами. «Анемометр, – доносит Макаров, – установленный на клотике бизань-мачты, показывал на порывах скорость 46 метров в секунду, что соответствует 12 баллам. Высота волны 33 фута"70.

В первом испанском порту, куда прибыл «Витязь» после перенесенного жестокого шторма, Макаров тотчас же вместе с исправлением повреждений вводит на корабле ряд новшеств и улучшений. Чтобы на верхней палубе не задерживалось много воды, Макаров своими средствами изготовляет приспособления для герметического задраивания люков и, кроме того, изыскивает меры, чтобы можно было, несмотря ни на какую погоду, иметь машинный люк открытым.

Посвящая свой труд «Витязь» и Тихий океан» в основном только научным работам, Макаров, вероятно, предполагал в следующей книге рассказать о жизни и быте моряков во время плавания, описать страны, города, порты и острова, которые посетил «Витязь». Известно, что Макаров вел в плавании подробный дневник, в который заносил, помимо результатов научной работы, все то, что привлекало его внимание. Делал такие записи Макаров хорошо, точно и интересно. Однако этот дневник погиб, как предполагают, вместе с Макаровым на «Петропавловске».

Кое-что из наблюдений Макарова сохранилось лишь в его рапортах и донесениях, отправленных в Петербург с пути следования «Витязя». Правда, эти донесения, сообщающие больше о датах прихода и отхода корабля, о количестве сожженного угля, о том, сколько пройдено миль под парусами и сколько под парами, и т. д., лаконичны и сухи. Иногда, когда у Макарова оказывалось, по-видимому, больше свободного времени, он говорил и о своих наблюдениях. Например: из пункта Ачен (порт и город на острове Суматра), население которого вело постоянную борьбу с голландскими поработителями, Макаров пишет: «Как известно, остров Суматра далеко не умиротворен, и владения голландцев по преимуществу ограничиваются некоторыми прибрежными пунктами"71.

Далее Макаров говорит о том, что никто из европейцев не выходит за пределы оборонительной линии, то есть за пределы сплошного деревянного забора, протянувшегося на огромное расстояние. Для борьбы с повстанцами здесь находится до 4,5 тысяч голландских и туземных (с острова Ява) солдат. Временами, количество правительственных войск еще более увеличивается. Ачен – уже с давних пор наиболее опасный в Индонезии противник голландской колонизаторской политики. Начиная с середины XIX столетия, свободолюбивые аченцы, упорно сопротивляясь, ведут непримиримую борьбу с захватчиками, и голландское правительство не в силах сломить их дух.

Дошедшие до нас сведения о плавании «Витязя» отрывочны и случайны, но все же и они дают некоторое представление о тех впечатлениях, которые вынесли из путешествия русские люди. Об этом мы узнаем, в частности, из писем Макарова к жене.

Например, с острова Нукагива – самого большого из группы Маркизских островов72, Макаров писал жене: «Мы пришли сюда 22 февраля… Здесь мы наделали большого шуму. Я устроил народное гулянье, на которое пригласил весь народ. „Благородных“, т. е. таких, которые ходят в галстуках, угощали на стульях, а остальных – на разостланном парусе. Все это в тени пальмового сада… Гулянье вышло прекрасное. Наши матросы отличались в танцах, каначки тоже танцевали. Вчера была охота, причем все жители подносили мне подарки, куски какой-то материи… Сегодня на корвете танцы, после чего мы уходим в море. Теперь в кают-компании завтракает король, и он, кажется, так уже напился, что пора отвести его на берег. Я нарочно не пошел туда завтракать, чтобы не стеснять его своим присутствием…

Таким образом, мы все четыре дня хорошо провели время с береговыми жителями и имели возможность ознакомиться с жизнью на островах"73.

Дружелюбное отношение русских моряков к туземному населению отмечали и сами жители островов. Они охотно и радостно встречали русских, быстро знакомились и завязывали дружбу с матросами.

Из Гонолулу, столицы Сандвичевых островов, Макаров пишет жене: «Тут все в садах, и все дома состоят из ряда веранд на все четыре стороны. Лица тут очень приятны. Я со своими офицерами представился королю Калякуэ. Вчера вечером тут была церемония поднесения флага стрелкам волонтерам, и мы присутствовали. Общество тут более американское, но и масса немцев… С этим письмом я посылаю тебе небольшую группу74, где канак и каначка показывают нашим матросам, как добывать огонь трением одного куска дерева о другой».

В Фу-Чоу моряки побывали в гостях у русских колонистов, которые занимались здесь заготовкой кирпичного чая. Трудно описать, говорит Макаров, радость встречи с земляками, заброшенными судьбой в далекий Китай.

С исключительным вниманием были встречены русские путешественники и в Сайгоне75.

Имели место во время плавания и курьезные происшествия. Морское министерство дало Макарову указание закупить в Сайгоне для смазки судовых механизмов касторовое масло, так как министерство располагало сведениями, что в Индо-Китае касторовое масло стоит очень дешево.

Когда «Витязь» пришел в Сайгон, было закуплено несколько десятков бочек касторки и смазаны машины. Первое время, пока было жарко, все механизмы на малых скоростях работали прекрасно. Но лишь стало прохладнее, масло настолько загустело, что на «Витязе» почти целые сутки не могли заставить вращаться винт. Пришлось перейти по-прежнему на обыкновенное машинное масло.

Во время плавания в дальневосточных водах «Витязь» зашел в Императорскую гавань76. Здесь в 1853 году был затоплен фрегат «Паллада», увековеченный знаменитым русским писателем И. А. Гончаровым. Опросив местных жителей-орочей, Макаров приступил к поискам «Паллады». Моряки со шлюпок протралили предполагаемое место затопления и нащупали корабль. Спустили водолаза, который установил, что фрегат лежит на твердом грунте носом к берегу на глубине 15 метров, в 675 метрах от берега.

Макаров начертил план, на котором точно обозначил местоположение корабля между Константиновским постом и мысом Сигнальный, соорудил на берегу створы, окрашенные в белый цвет, и составил подробную справку о том, как была найдена «Паллада"77.

Свободный от хлопот и волнений петербургской жизни, Макаров в плавании отдыхал душой, неустанно изучая родную стихию – море. Но мысли о доме, о семье не оставляли его никогда.

Из всех портов, куда заходил «Витязь», Макаров шлет домой письма. Всего больше его интересовали его девочки, для них он покупал всюду, где возможно, разные подарки и игрушки. «Ты, пожалуйста, не сердись, – пишет он 13 июня 1887 года жене из Нагасаки, – что я посылаю разные вещицы, но это большое удовольствие порадовать вас всех маленькими безделушками, которые, наверно, доставят вам большое удовольствие».

Макаров хочет знать, что делают дети, к чему их приучает мать. В письме из Нагасаки он, между прочим, пишет: «Приучай детей к труду и не говори им ничего такого, что бы могло сделать из них пустых франтих». И дальше: «Пожалуйста, не наряжай очень Олю. Я не хочу, чтобы из нее вышла франтиха, которая будет жертвовать мужем для того, чтобы на балах блистать своей талией. Я надеюсь, что тебе удастся сделать из нее разумную женщину». «Слава богу, долги наши к июлю будут уплачены… – с нескрываемой радостью пишет Макаров оттуда же. – Я со своей стороны тоже буду откладывать сколько можно, и, бог даст, по возвращении жизнь наша так сложится, что мне не придется высунув язык бегать по городу искать 25 рублей"78.

Научные наблюдения отнимали у Макарова не мало времени, но вовсе не мешали, как это предполагали в министерстве, основной цели плавания. Когда позволяли условия, наблюдения на «Витязе» производились каждые четыре часа, а на границах течений, в проливах и т. д. – через каждые пять-десять минут. Глубоководных исследований было сделано более двухсот шестидесяти. Для ловли рыб и добычи растений с различных глубин была изготовлена специальная сетка.

Макаров неоднократно говорил, что степень усердия личного состава корабля зависит от осмысленности самой работы. А так как в научную работу, которую он вел, был посвящен почти весь экипаж корабля, то у Макарова не было недостатка в деятельных помощниках. «Я с великим удовольствием, – пишет Макаров, – упоминаю фамилии молодых наблюдателей по старшинству: мичман Мечников, Митьков, Максутов, Кербер, Шульц, Шаховский, Пузанов и Небольсин. Особенно же много потрудился младший штурман подпоручик Игумнов».

Результат этой коллективной работы экипажа «Витязя», организованной и направляемой командиром корабля, нашел полное отражение в большом упомянутом выше труде, написанном Макаровым по возвращении из плавания.

Труд С. О. Макарова был в 1894 году издан Академией наук в двух томах с таблицами для обработки удельных весов, рисунками, картами и чертежами. Макаров назвал его так: «Витязь» и Тихий океан. Гидрологические наблюдения, произведенные офицерами корвета «Витязь» во время кругосветного плавания 1886 – 1889 годов, и свод наблюдений над температурою и удельным весом воды Северного Тихого океана».

Первая часть произведения Макарова содержит систематизированный рассказ об инструментах и способах обработки наблюдений, в ней дается подробный обзор гидрологического журнала «Витязя», обобщаются результаты измерений, наблюдений, проб.

Во второй части приводится обширная сводка температур морских вод по отчетам всех плававших в Тихом океане экспедиций. В этой же части Макаров, подготавливая выводы о значении изучения моря для океанографической науки и в частности для военного флота, анализирует и обобщает материалы своих предшественников начиная с 1804 года – первого года плавания Крузенштерна в Тихом океане.

Особое значение придавал Макаров точности наблюдений и измерений. В главе «Цель производства гидрологических наблюдений» он наглядно показывает, с какой тщательностью и старанием в продолжение трехгодичного плавания на «Витязе» определялся удельный вес воды в различных морях, отмечалась температура, изучалась соленость.

Макаров считал, что целью его исследований был не только теоретический интерес, как полагали многие. «Чем шире поставлена научная задача, – замечает он, – чем глубже удается проникнуть в связь явлений, тем обильнее жатва практических применений, тем полнее делается владычество человека над силами природы.

Гидрологические явления находятся в самой тесной зависимости от явлений метеорологических, оказывающих огромное влияние на всю жизнь людей. Вот пример: юго-западные ветры, так называемые муссоны, обычно дуют регулярно и приносят к берегам Индии большое количество влаги, выпадающей на землю в виде дождя. В 1891 году, вопреки обыкновению, муссоны запоздали, были слабы и не принесли достаточного количества осадков. Результатом этого был неурожай и голод в Индии. Нарушение привычных атмосферных условий в каком-либо из участков земного шара, как правило, отражается и на других, значительно более отдаленных районах. В том же 1891 году в России неурожай постиг районы Поволжья. Двадцать миллионов человек остались без хлеба. Указав на эти примеры, Макаров смутно предвосхитил созданную лишь в наше время новую отрасль метеорологии – учение о «мировой погоде», основанное на том неоспоримом, хорошо понятом Макаровым факте, что погода в каком-либо районе есть только местное проявление причин, кроющихся в общей циркуляции атмосферы.

«Трудно надеяться, – заключает Макаров, – чтобы человек когда-нибудь настолько поборол природу, что мог бы изменять по своему произволу весь муссон Индийского океана, но будет уже и то большим шагом вперед, если, по совокупности наблюдаемых явлений метеорологических и гидрологических, можно будет предсказывать засухи, чтобы своевременно уменьшить порождаемое ими зло».

Изучение гидрологических явлений, говорит Макаров, может иногда принести большую пользу и при решении более узких задач технического порядка. С постройкой Сибирской железной дороги конечный пункт ее – Владивосток – приобрел первостепенное значение, а потому изучение температурного режима здешних вод стало совершенно необходимо для правильного разрешения вопроса: как поддерживать в зимнее время связь портов Тихого океана с замерзающим Владивостокским портом.

Измерение температуры и определение удельного веса воды в море может оказать большую помощь, например, при проверке различных предположений.

Так, во времена Макарова существовало в научных кругах мнение, что туманы в северной части Японского моря и Татарского пролива образуются вследствие проникновения в Японское море с севера масс холодных вод из Амура и Охотского моря. Из этого делался такой вывод: достаточно засыпать пролив между мысом Лазарева и Сахалином, чтобы доступ холодной воды в Японское море был прекращен. Однако произведенные Макаровым исследования на Амуре с полной очевидностью показали, что засыпка пролива никакого метеорологического эффекта не даст, так как вода Амура в летнее время теплее воды прилегающей части Татарского пролива. Причину надо было искать в другом.

Рассматривая особенности мелководных Татарского и Корейского проливов в связи с характером и направлениями местных течений, Макаров говорит, что, углубив эти проливы, можно было бы улучшить климат дальневосточных районов. Но, добавляет он, «вероятно надо, чтобы прошло еще много веков, пока человек вступит на подобный путь улучшения климата и такие работы, как углубление больших проливов, окажутся осуществимыми». Макаров ошибся в определении срока наступления такой эпохи. Прошли не века, а всего лишь полвека с небольшим, и наступила эпоха социалистического преобразования природы. Советские люди, во всеоружии научных и технических знаний, смело приступили к улучшению климата на огромных пространствах своей земли.

Огромное значение имеют гидрологические работы и для мореплавания, особенно дальневосточного. Здешние туманы – истинный бич для моряков, источник многих бед и аварий. Ясная погода, открытый горизонт в летнее время – только счастливая случайность. Как ориентироваться в тумане, нередко вблизи скалистых берегов или предательских мелей? Казалось бы, измерение глубин лучше всего может помочь морякам. Но и это средство ненадежно. На больших глубинах лот не достигает дна. В этом случае нельзя определить местонахождение корабля по глубинам, а опасность нередко подстерегает мореплавателя как раз в непосредственной близости от глубокого места. Более надежными ориентирами являются температура и удельные веса воды. «Я не хочу сказать, – замечает Макаров, – что с термометром в руках можно в туман ходить так же смело, как в ясную погоду, но термометр, а особенно ареометр79, могут очень часто дать командиру весьма веские указания. В Лаперузовом проливе, прощупывая в тумане дорогу, термометр и ареометр помогут определить, когда корабль пройдет полосу холодной воды и можно поворачивать на северо-запад к Корсаковскому посту80. Особенно полезным в таких случаях оказывается самопишущий термометр для поверхностей воды и приспособление для подачи сигнала о перемене температуры».

Проблеме изучения явлений тумана Макаров уделял большое внимание. Из наблюдения, что сквозь туман, как правило, видны и солнце и звезды, Макаров делает правильный вывод, что толщина туманного слоя незначительна. Он ставит вопрос: как добиться измерения высот светил во время тумана и тем самым определить свое положение в море? Макаров предвидел появление в будущем таких маяков, которые, подобно рентгеновским лучам, пронизывающим ткани человеческого тела, будут проникать сквозь любой туман. Он советовал физикам заняться разработкой этого вопроса, важного как для навигации вообще, так и в особенности для военных кораблей, «ибо с введением маяков, пронизывающих мглу, они днем в туман будут иметь те же тактические выгоды, какие они имеют теперь ночью без тумана».

Макаров предвосхищает здесь современное радиопеленгование и радиолокацию.

Примеры, приводимые Макаровым, свидетельствуют о том, насколько важны и необходимы исследования гидрологического режима Тихого океана. «Тот факт, – замечает он, – что о температурах воды одного Тихого океана мне приходится писать толстую книгу, показывает, что предмет этот недостаточно изучен, ибо когда все изучат, тогда результат можно будет дать в очень сжатом виде».

Круг исследований Макарова не ограничивался измерением температуры и удельных весов воды.

Помимо гидрологических и метеорологических наблюдений, Макаров производил измерение глубин, брал пробы воды и грунта. Очень интересны высказанные Макаровым соображения об отклоняющем действии вращения Земли на все морские течения.

В труде «Витязь» и Тихий океан» один из параграфов озаглавлен: «Влияние вращения Земли на направление течений». «Я полагаю, – пишет Макаров, – что отклоняющее действие Земли на все морские потоки играет первостепенную роль». Уже с давних пор почти во всех морях наблюдается система течений, идущих против часовой стрелки, так называемая циклоническая. По-видимому, это одинаковое направление течений не случайно, а обусловлено какой-то общей закономерной причиной. Ветер вряд ли может влиять на образование морских течений, ведь ветры и циклоны – явления изменчивые, непостоянные. Всего вероятнее, причиной следует считать отклоняющую силу вращения Земли. Поступающие в море с материка водные массы, подвергаясь действию силы вращения Земли, в восточном полушарии отклоняются вправо и создают, таким образом, водный круговорот против часовой стрелки.

Высказанная Макаровым мысль о роли отклоняющей силы вращения Земли на образование общей системы течений в океанах и морях в то время не встретила общего признания. Степан Осипович не был математиком-специалистом, и потому не смог аналитически обосновать свою мысль. Однако в ее правильности он был совершенно убежден и указывал на необходимость при различных океанографических исследованиях учитывать подмеченное им явление81.

Полное подтверждение мысль Макарова получила только в 1905 году, то есть после его смерти. Известный норвежский ученый и полярный исследователь Фритьоф Нансен, подробно изучив во время дрейфа «Фрама» движение льдов в Ледовитом океане, пришел к выводам, сходным с выводами, сделанными Макаровым. Взяться за разработку подробной теории течений он не смог по той же причине, что и Макаров: из-за недостаточного специального математического образования. Он высказал свои соображения молодому шведскому инженеру Вальфриду Экману, который и разработал физико-математическую теорию морских течений, полностью подтвердив высказанную впервые Макаровым идею. Без макаровской теории течений были бы невозможны теперь никакие теоретические исследования в области динамики океана. «В этом, – замечает советский океанограф А. Д. Добровольский, – огромная заслуга Макарова, и из этого видно, что он стоял в самом первом ряду ученых мира и намечал пути, по которым должна была развиваться наука в будущем"82.

Подробная обработка наблюдений и вычисление удельных весов, конечно, не могли быть произведены во время плавания, и Макаров занялся этой работой, вернувшись из плавания в Петербург.

В июне 1889 года он поселился на даче в Лесном и с головой ушел в работу. Обширная рабочая комната была заставлена сотнями бутылок с водой, добытой почти из всех океанов и морей земного шара с разных глубин, здесь же лежали образчики грунта, гидрологические инструменты и груды таблиц. На стенах висели диаграммы и карты. Чертежник и вычислитель, нанятые Макаровым, занимались технической стороной дела. Сам Макаров группировал и обобщал наблюдения, вычисляя поправки.

Это вычисление поправок оказалось самой сложной и кропотливой работой, занявшей целый год. Степан Осипович хотел добиться идеальной точности получаемых данных. Однако это было нелегко. Например, добытая батометром вода, при прохождении через более холодные или теплые верхние слои воды, изменяет свою температуру. Вторично вода изменяет температуру, когда ее переливают (как бы быстро это ни делали) из батометра83 в кружку и несут к месту наблюдения. Поправки на эти изменения и должны быть выяснены при окончательном определении истинной температуры воды, взятой с соответствующей глубины.

Для этой цели имелись таблицы. Но Макаров, принявшись за обработку своих исследований, убедился, что таблицы эти недостаточно точны. Тогда он решил для точного определения величины поправок произвести опыты.

Опыты были поставлены в Кронштадтском морском госпитале. Они производились в двух резервуарах, вмещавших примерно по тонне воды каждый. В одном из них вода охлаждалась льдом, в другом – нагревалась паром. Батометр погружали в первый резервуар с холодной водой и, после того как он принимал температуру этой воды, выливали из него воду в кружку и измеряли в ней температуру. Поправку выводили из разности между температурой воды в резервуаре и температурой воды в кружке.

При окончательной обработке всех собранных им материалов Макаров убедился в недостаточной точности таблиц для обработки удельных весов. Пришлось составить новые таблицы и для этой цели. После выхода в свет труда Макарова прежними таблицами пользоваться перестали.

Закончив эту часть работы, Макаров приступил к широкой систематизации и обобщению собранных гидрологических данных и наблюдений. «Пока не начнется систематического собирания сведений, до тех пор можно сказать, что большие сокровища, заключавшиеся в морских журналах, можно признать лежащими без пользы для дела», – заявляет Макаров в одном из своих сообщений. Он собирает и обрабатывает все наблюдения, когда-либо произведенные в северной части Тихого океана, как на поверхности, так и на глубинах. Сюда входят и неизданные наблюдения русских мореплавателей с начала XIX столетия, и все наблюдения, произведенные на иностранных судах, а также и свои собственные.

Стремясь во всем к максимальной точности, он часто не верил вполне и собственным выводам, как бы тщательно ни была обоснована методическая сторона проделанной работы. Приступая к изучению огромного количества чужих наблюдений и материалов, Степан Осипович должен был, по его словам, отличить хорошее от плохого. Можно ли доверять всем этим показаниям, истинность которых проверить невозможно? «По наружному виду судить трудно, – заключает Макаров, – но тем не менее можно сказать, что особое доверие чувствуешь к засаленным, грязным тетрадям, на которых, кроме следов чернил, встречаются следы капель воды, падающей с фуражки промокшего мичмана, вносящего правдивую цифру в эту летопись. Менее доверия внушают чисто переписанные беловые тетради, в которых однообразие температур поселяет сомнение в их достоверности. Судить, однако ж, приходится не по наружному, а по внутреннему содержанию журнала».