Текст книги "Замок грез"

Может быть, это так и есть, кто знает? Все собаки на островах злые, крупные, и покрыты длинной шерстью. Они строго контролируют свой район обитания, и дерутся за него всей стаей. Породистому псу, даже крупному и сильному, бороться с местными собаками бесполезно, его просто разорвут на части.

Хозяев у здешних собак практически нет, и вся их жизнь представляет собой борьбу за выживание. В дома их не пускают, лишь в лучших случаях животных могут пустить в сени или накормить. В жестокие морозы и метели, они хоронятся под домами, в подвалах, или вблизи теплотрасс поселка, а питанием им служат объедки с местных помоек, где им приходится конкурировать с белыми медведями. И при этом они по-прежнему служат человеку, предупреждая его об опасности и защищая его от других собак.

Обшарпанный военный поселок, прорезанный завернутыми в стекловату трубами, в дождь выглядел совсем неприглядно. Двадцать четвертого октября тысяча девятьсот девяностого года в стране был объявлен мораторий на ядерные испытания. Местный гарнизон стал сокращаться, и для построек, которые никто не ремонтировал, наступили трудные дни. Лишь в третьем тысячелетии государственные умы решили, что ядерный щит стране все же необходим, и поселок снова стали обустраивать. Процесс это небыстрый, поэтому всеобщую картину уныния дополняли мусор и обломки, оставшиеся на месте взорванных домов.

Путь был неблизким, но торопиться было некуда. Пока мы с Пиритом месили угольную грязь вокруг бетонки, на нас несколько раз нападали собаки. Они злобно облаивали нас, Пирит угрожающе рычал в ответ, и на этом все заканчивалось.

Магазин располагался в обветшавшем трехэтажном здании, каких в поселке было еще много. Возле входа в помещение шумели не то пять, не то шесть человек. Это были строители, из тех вахтовиков, что восстанавливали поселок. В последние годы власти установили на архипелаге сухой закон, но эти люди были сильно навеселе.

Глядя на них, я подумал о том, что любой закон можно обойти. Строители вполне могли привезти водку с материка, или купить технический спирт у какого-нибудь ушлого старшины.

Протиснувшись мимо пахнущих перегаром горлопанов, я толкнул дверь от себя и вошел в магазин, где скучала одинокая продавщица средних лет. Я поздоровался с ней, и огляделся по сторонам. Тусклая люстра едва освещала оштукатуренные стены, когда-то выкрашенные в темно-синий цвет. В магазине был серый хлеб местной выпечки, крупы и, разумеется, консервы. Купив бутылку минералки непонятного происхождения, буханку хлеба и две банки тушенки, я отошел от прилавка.

Когда я укладывал продукты в рюкзак, на улице внезапно послышался собачий визг и угрожающее рычание, сопровождаемое криками рабочих. Выскочив на улицу, я увидел, что Пирит сцепился с большим грязно-белым кобелем. Это была не просто драка, а смертельная схватка на выживание. Собаки рвали друг друга зубами, нанося друг другу раны, из которых сочилась кровь. Строители, столпившиеся вокруг места собачьей битвы, наблюдали за ней с нескрываемым интересом. Двое из них хлопнули по рукам, подтверждая свои ставки.

– Пирит! – я рванулся вперед с целью оттащить чужую собаку в сторону, но рабочие с силой удержали меня за плечи.

– Кончай балаган, твой пес все равно тебя не слышит! – дыша мне в лицо, заявил здоровенный толстяк с обветренным лицом, – минут через пять один из них перегрызет другому горло, я так думаю. Белый кобель против рыжего…. «Штуку» поставишь на своего?

Дерущиеся собаки не обращали на людей никакого внимания. Я переживал из-за Пирита, желая немедленной смерти его противника и проклиная тех пьяных уродов, которые сделали на него ставки. Белый пес оказался сильнее. Подмяв под себя несчастного соперника, он намертво вцепился в его горло. Глаза Пирита налились кровью, и он захрипел.

– Рви его, души! – радостно заорали строители.

Схватив с земли валявшуюся ржавую трубу, я вмешался в собачью драку. После нескольких ударов по хребту белый пес разжал челюсти и отскочил в сторону. Его оскаленная морда была залита кровью. Пес грозно рычал, но все же не осмелился напасть на меня. Пирит, тяжело дыша, поднялся и сразу отскочил под мою защиту. Строители возмущенно загалдели. Они были взбешены неожиданным вмешательством, и в мою сторону понеслась отборная брань.

– Сука! Из-за тебя я кучу денег проиграл, – заявил мне толстяк, придвигаясь ко мне вплотную. Я не ожидал от него удара, и поэтому пропустил его. Тяжелый кулак сработал, как молот. Но мой противник не умел драться, и его удар был неправильно поставлен. Он лишь скользнул по моему лицу, поцарапав мне скулу.

– Зря ты это сделал! – невозмутимо сказал я, не выпуская из рук тяжелую железку.

– Брось трубу! – азартно заорали строители, – вставайте круг …. Один на один!

– Ладно! – я отбросил трубу в сторону. Что-что, а драться я умел.

«Когда тебе будут рассказывать о правильной постановке удара, не забивай этим голову, сынок. Если удар вредит врагу и не вредит тебе, значит он правильный. А все остальное – просто лирика», – так говорил в армии наш инструктор по рукопашному бою.

Следующий удар моего противника был таким же тяжелым и неуклюжим. Я отвел его левой рукой, а правой нанес противнику не слишком сильный удар в солнечное сплетение. Когда он согнулся от боли, я не стал бить толстяка второй раз, а просто толкнул его в лоб. Опрокинувшись в грязную лужу, мой противник вяло шевелил в ней ногами и руками, напоминая перевернутого черного таракана. Со стороны это выглядело весьма комично.

На лицах строителей стали появляться улыбки, и они стали подшучивать над неудавшимся драчуном. Инцидент был исчерпан, эмоции нашли выход, и настроение мое сразу улучшилось.

– Кто следующий? – равнодушным тоном поинтересовался я.

Желающих не было, но из лужи донесся хриплый шепот:

– Мы еще встретимся с тобой, падла. И тогда ты сильно пожалеешь!

– Хочешь продолжить? Вставай, не лезть же мне за тобой в грязь!

– Кровью харкать будешь, клянусь, – бормотал толстяк. Вставать он, похоже, не собирался и его коллеги совсем развеселились,

– Не верю, как говорил когда-то один режиссер! – насмешливо отвечал я.

Подхватив с земли трубу (мало ли какие агрессивные собаки попадутся по пути), мы с Пиритом подались восвояси. Я думал, что мои неприятности на этом закончились, но случилось неожиданное. Минут через двадцать, когда я свернул с бетонки на дорожку, ведущую к базе геологов, над моей головой раздался характерный свист пули, и донесся звук дальнего выстрела, хорошо знакомый мне по военной службе на Кавказе. В несколько больших прыжков я добрался до огороженной территории базы. Почувствовав себя в безопасности, я осторожно выглянул в щель между бетонными плитами забора. На обозримом пространстве никого не было.

Неужели это сделал пьяница, которого я толкнул в лужу? – думал я. Такая месть представлялась мне маловероятной. Покушение на убийство вещь серьезная, для этого серьезный повод нужен. Кроме того, толстяк был слишком неповоротливым, чтобы догнать меня, да и где он возьмет оружие? Его много у военных, но с ними я не ссорился. И выстрел был только один. Посоветоваться было не с кем, да и не поверил бы мне никто. Более того, расскажи я об этом геологам, так они быстро на смех меня поднимут.

Поломав голову над случившимся, я убедил себя, что это был случайный выстрел при перезаряжании оружия. Вокруг базы расположено несколько воинских частей. Обычное армейское разгильдяйство, или глупая шутка ошалевших от гарнизонной скуки старослужащих, только и всего! – успокоив себя логическими выкладками, я вспомнил о еде. Пирит приветливо вилял хвостом, и не отходил от меня ни на шаг. Я достал нож, вскрыл банку с тушенкой, и скормил ее псу. Что еще я мог сделать для него?

Пока я ходил в магазин, начальство поразъехалось. Большое руководство переселилось на пассажирский теплоход, а мой бывший руководитель уехал в отряд. До его отъезда у меня теплилась надежда попасть обратно, но теперь все пути были отрезаны. Последнюю ночь я провел в гостевой комнате на железной двухэтажной кровати. Двери в комнате не было, и ее роль исполняла грязная занавеска, которая пропускала все звуки.

Ворочаясь с боку набок, я долго не мог уснуть, и мне изрядно надоел нудный голос пожилого радиста, который грелся у печки и пересказывал повару последние сплетни. (Там кто-то повесился, здесь кого-то избили, солдат жидкостью из огнетушителя отравился, офицер пропал без вести, двое стрелялись из-за женщины, на туристов медведь напал, и тому подобное).

Погода оказалась летной. Утром меня посадили на вертолет до аэропорта Рогачево, откуда я без промедления вылетел на «Большую землю». Северными приключениями я был сыт по горло. Глядя из иллюминатора на зеркальные озера, черные скалы и ледники архипелага, я решил, что больше никогда не вернусь в эти места.

Глава 2. Спальные районы

Домой я прилетел в начале октября, на две недели раньше ожидаемого. Сидя в аэроэкспрессе, я с удовольствием рассматривал проносящиеся за окном подмосковные пейзажи. В Марьино у меня была однокомнатная квартира, полученная от государства по окончанию пребывания в детском доме, но деньги никогда не бывают лишними, и после того, как я переселился к Ирине в Бирюлево-Восточное, мы решили сдавать ее.

Моя супруга была стройной голубоглазой блондинкой, с высшим техническим образованием, но работала в обычной средней школе. Меня всегда раздражал бессмысленный шум, и я обычно обхожу детские учреждения стороной. Я никогда не мог понять, почему Ирина выбрала такую странную специальность, но допускал, что ей нравится возиться с детьми. Своих детей у нас пока не было.

На остановке возле метро Царицыно скопилось много народа. После утомительной поездки на метро в автобус садиться не хотелось. Рюкзак не слишком отягощал мои плечи, поэтому, когда из облаков выглянуло солнце, я решил прогуляться пешком.

К полудню погода разгулялась, подарив москвичам редкий для этого времени года воскресный день. Знаменитые фонтаны уже не работали, но на газонах еще не завяли цветы, а багряно-желтая листва деревьев по сравнению с рыжей тундрой архипелага выглядела настоящим парадом красок.

Оставив слева Царицынские пруды, я вышел к недавно построенной эстакаде на Липецкой улице. Здесь, возле бензоколонки был расположен оптовый магазинчик, в котором опытные флористы могли составить букет на любой вкус. Предвкушая сюрприз, который я приготовлю любимой, я выбрал композицию из роз, зеленого папоротника и разноцветных кленовых листьев.

Программа на сегодняшний день была простой. Сначала цветы, потом обед с вином, душ, и щедрые женские ласки. Возможны и варианты. Я с улыбкой вспомнил, как при первой встрече у меня дома так торопился снять с Ирины джинсы, что забыл вручить ей цветы. Моя спутница нашла хризантемы плавающими в ванне, когда решила принять душ. Этот сюрприз показался ей весьма оригинальным!

К букету я добавил две бутылки игристого испанского вина из ближнего магазина, и теперь был готов преподнести любимой сюрприз. Квартира, в которой мы жили, находилась на седьмом этаже. Единственный лифт в подъезде не работал, но такая мелочь не могла огорчить меня. Перепрыгивая через ступеньки, я помчался вверх, к заветной цели. Через несколько минут я уже давил на кнопку звонка, представляя себе радостную встречу с женой.

Заветную дверь никто не открывал. Может быть, Ирина на работе, – с досадой подумал я, – но какая, к черту, работа может быть у учительницы информатики в воскресение? – Я приложил ухо к дерматиновой обивке двери. – Странно! – Из квартиры доносились какие-то звуки. – Наверное, Ирина смотрит телевизор, и просто не слышит звонка! – Вставив ключ в замок, я отворил входную дверь, и положил цветочный букет на полку для головных уборов.

Квартира была двухкомнатной. В коридоре никого не было, в гостиной и кухне тоже. Звуки, которые я слышал, доносились из спальни, небольшой комнаты, где помещалась лишь кровать и небольшой компьютерный стол. Я открыл дверь. То, что я увидел, поразило меня так, что я остановился на пороге, как громом пораженный. Может быть, я попал не в ту квартиру?

Ирины не было. Рядом с широкой кроватью валялось скомканное белье и разодранные упаковки от презервативов, а за компьютерным столом азартно стучал по клавиатуре какой-то белобрысый мальчишка. На первый взгляд, я не дал бы ему больше шестнадцати лет. Глаза паренька не отрывались от монитора, на котором что-то непрерывно взрывалось и разлеталось на кровавые куски. Акустическая система компьютера была выставлена на максимальную мощность, и громкие звуки сотрясали оконные стекла. Но самым поразительным в поведении юнца было то, что он сидел перед компьютером абсолютно голым!

Пока я безуспешно пытался осознать то, что видел, молокосос торжествующе заверещал, нанес несколько ударов по клавиатуре, после чего схватил со стола банку с энергетическим напитком. Сделав несколько больших глотков, парнишка с удовлетворением откинулся на спинку кресла:

– War. War never changes!22
  Война. Война никогда не меняется – слоган из компьютерной игры Фаллаут (англ.)


[Закрыть] – с утробной интонацией пропищал он.

Когда мальчишка, наконец, заметил меня, и в его зеленых, как у кота, глазах отразился испуг.

– Как вы сюда попали? Кто вы такой?

Непривычная для меня картина вдруг начала проясняться. Что ж, любовь к детям может проявляться по-разному! – подумал я. Отвечать этому сопляку я не собирался, а бить его было ниже моего достоинства.

– Где твоя наставница?

– Ирина Ивановна в ванной! – перепуганный мальчишка потянулся за своими джинсами. По-видимому, он был достаточно взрослым, чтобы понять, что ничего хорошего ждать в ближайшее время не приходится.

Я прошел через отделанный зеркалами коридор, и постучал в дверь ванной, с удовлетворением заметив, что позади меня хлопнула входная дверь. Мальчишка оказался шустрым, – внутренне усмехнулся я, – это хорошо, будет одной проблемой меньше!

Вода перестала шуметь, но дверь не открывалась. Я постучал в нее еще раз.

– Я уже иду. Какой ты нетерпеливый, Сережка! – дверь широко распахнулась, и на пороге ванной комнаты в облаке из пара и дорогих духов появилась Ирина. На каблуках она казалось довольно высокой. Волосы женщины были тщательно расчесаны, а глаза и губы накрашены. Кружевной пояс, прозрачные трусики и черные чулки с широкой резинкой были единственной ее одеждой.

В этом наряде моя супруга выглядела весьма эффектно. Увидев меня, она на секунду растерялась, но быстро взяла себя в руки, и крепко обняла меня:

– Я так рада тебя видеть, Леша! – Ирина вздохнула и в подтверждение своих чувств повисла у меня на шее, прижимаясь всем телом, и пробуждая во мне сокрушительную мужскую силу.

– Ты сказала Сережа….

– Я просто оговорилась!

В вопросах любви моя жена была искушенной. Ее наманикюренная ладонь скользнула под мою одежду, ловко расстегивая пуговицы рубашки, и постепенно пробираясь к пряжке ремня на моих джинсах. В тот момент я испытывал весьма противоречивые ощущения.

Радость Ирины казалась такой искренней, что мне хотелось позабыть то, что я увидел, и немедленно заняться с ней любовью. Но у меня имелись и другие эмоции, которые не позволяли мне расслабиться.

– Кто такой Сережа? – спросил я.

– Школьник из десятого класса. Он ходит ко мне на дополнительные занятия.

– И чему ты его учишь?

– Мне не нравится твой вопрос! – теплая рука выскользнула из-под моей одежды, и Ирина перешла в наступление, – чем мы можем заниматься, кроме информатики?

– В таком виде?

– Я оделась так для тебя…. Ты сам постучался в дверь, а теперь выдумываешь всякие глупости! Я ждала тебя, очень ждала…. А ты приехал и сразу начал скандалить! – голос моей собеседницы звучал громче, чем надо.

– Хватит ломать комедию, – с этими словами я оттолкнул от себя Ирину, – я уже был в спальне, где видел твоего Сережу абсолютно голым. Он был старательным учеником?

Ее взгляд испуганно метнулся в сторону спальни. Оттуда не доносилось ни звука.

– Что ты с ним сделал? – в голосе женщины звучал неподдельный страх.

– Ничего, – как можно более равнодушно сказал я. – Мальчишка уже ушел!

– Ну, и хорошо. Теперь никто не сможет помешать нам с тобой! – что ни говори, а Ирина прекрасно умела владеть собой. Она снова прильнула ко мне, и скоро ее теплая ладошка снова оказалась у меня под одеждой. Мое желание усиливалось. Сознание стало раздваиваться, и я чувствовал, что готов поддаться на умелые ласки женщины.

Сейчас я не мог быть нежным. Мне хотелось унизить жену, подмять ее под себя, и сделать ей больно. Но после такого секса должно последовать примирение, за которым мне предстояло потерять достоинство и уподобиться обычному рогоносцу, который благословляет свою половину на последующие измены, прощая ее снова и снова.

Ирина почувствовала изменение моего настроения, и ее ладонь скользнула ниже моего пояса. Черт возьми! Еще немного и эта чертовка добьется своего, – подумал я.

– Милый… Ты можешь делать со мной все, что тебе захочется! – лицо Ирины внезапно исказила плотоядная улыбка.

– И часто ты водишь к себе молодых мальчиков? – в ответ на этот вопрос я получил оглушительную оплеуху, которая привела меня в чувство. Из носа потекла кровь. Я вытер ее платком и криво усмехнулся:

– Спасибо. War. War never changes!

Улыбка на лице жены внезапно сменилась слезами. Ирина что-то говорила, желая меня разжалобить, но я не слушал. Ее лицемерие вызывало у меня отвращение. Я где-то слышал, что слова служат женщине вовсе не для того, чтобы обмениваться информацией. Ей нужна не истина, а практическая выгода, которую она получит в результате эмоционального воздействия. Только что я имел полную возможность убедиться в этом, а это обозначало, что дальнейшее выяснение отношений ни к чему не приведет.

Но разве мне что-нибудь неясно? – наша семейная история закончилась, и под ней следовало поставить жирную точку. Я взял в руки рюкзак, и захлопнул за собой входную дверь, оставив цветы на полке для шляп.

Солнечная погода уже не радовала. Мысль о предательстве любимой терзала мой разум, и я брел, куда глаза глядят. Прошло довольно много времени, пока мой взбудораженный мозг сумел сообразить, что мне некуда идти. Я позвонил по мобильному телефону своему квартиранту. Сославшись на чрезвычайные обстоятельства, я поинтересовался, не думает ли он снять другое жилье.

В ответ мой собеседник не без ехидства напомнил мне, что по договору я должен сообщить ему о своем решении за месяц, а если я думаю сделать это раньше, то мне придется выплатить ему неустойку. Сумма неустойки была большой, поэтому я не стал ничего требовать, но уведомил своего квартиросъемщика, чтобы он освободил мою квартиру ровно через месяц, и как можно более вежливо попрощался с ним.

Внезапно я ощутил сильный голод, и сообразил, что ничего не ел со вчерашнего вечера. По пути мне попалось небольшое кафе, где я заказал себе отбивную с картошкой, и бутылку красного вина. Осушив бутылку, я попросил официанта принести большую чашку кофе, и достал из кармана мобильник. Мне хотелось узнать, кто из моих знакомых, может предоставить мне ночлег, но невезение было фатальным. Николай еще не вернулся с севера, другому приятелю жена не разрешила пускать домой посторонних, а третий лежал в больнице с аппендицитом.

У меня был еще один знакомый, поэт Петя Курочкин, но я не мог до него дозвониться. Когда-то мы провели вместе с ним немало времени, обсуждая за выпивкой самые разные проблемы. Петя окончил литературный институт имени Горького. Он был интересным человеком, но не стал хорошим добытчиком, поэтому перебивался случайными заработками. После того, как Петю бросила жена, он ощутил прилив вдохновенья, и совсем перестал следить за домашним хозяйством. Одним из следствий такого поведения поэта стало то, что его квартирный телефон был отключен за неуплату, и с большой долей вероятности, можно было предположить, что его мобильный постигла та же участь.

Я расплатился с официантом, вышел на улицу, и стал искать транспорт, который довезет меня до метро. Если я не могу дозвониться до Пети Курочкина, то почему бы не навестить его лично? Мой путь был неблизким. Поэт жил в Перово, в одном из самых глухих его уголков, и от любой станции метро к нему надо было идти не менее двух километров. В магазине возле Петиного дома, я купил две большие бутылки водки и батон колбасы, чтобы не появиться в гостях с пустыми руками. Кодовый звонок в подъезде не работал, и я легко поднялся на второй этаж, где находилась квартира поэта.

К счастью, мой приятель оказался дома. Я не видел его более полугода, и сразу отметил, что блеск его лысины стал гораздо ярче. Поэту недавно исполнилось тридцать лет, и отсутствие у него волос было для меня абсолютно необъяснимым. Сам Петя относился к этому факту с тем же философским спокойствием, с которым воспринял бегство своей жены. Он отреагировал на ее уход весьма оригинально. Женщина так спешила, что уронила в прихожей тюбик губной помады. Поэт нашел этот предмет и воспользовался им, как карандашом, написав на зеркале следующие строчки:

Любовь и ревность многогранны:

Игра, где ставкой будет жизнь,

Где любят говорить пространно,

Обиды кучкой разложив,

И плакать, вновь судьбу кляня.

Нет, это всё не для меня!33
  Все стихотворения в повести принадлежат автору.


[Закрыть]

Исписав все зеркала в доме, Петя не успокоился. Идея показалась поэту плодотворной и вслед за зеркалом были использованы другие гладкие поверхности. Когда помада закончилась, он стал использовать разноцветные маркеры, чтобы записывать свои произведения на обоях. В результате такой деятельности, его старая, давно не ремонтированная двухкомнатная квартира превратилась в подобие литературной шкатулки. Экстравагантное поведение талантливого автора привлекло к нему новых поклонников, и в последнее время у поэта появилось много друзей, которые чувствовали себя в гостях гораздо свободнее, чем дома.

Петя впустил меня, и мы приветствовали друг друга крепким рукопожатием.

– Какими судьбами? – поинтересовался поэт, поправляя на носу круглые очки со сломанной железной оправой.

– Теперь мы с тобой товарищи по несчастью! – глухо сказал я.

– Ушла?

– Ушла!

– Так и хрен с ней, – деловито сказал Петя, – баба с возу, кобыле легче. Пойдем, я представлю тебя своим друзьям. Твое освобождение следует отметить!

Знакомиться с приятелями поэта мне не хотелось, но выбора не было. Я снял со спины рюкзак и выложил оттуда продукты, а потом принялся стаскивать с ног кроссовки.

– Закуски у нас, как грязи. А водка весьма кстати, ее всегда не хватает, – сказал мой приятель. Обувь можно не снимать!

Я огляделся по сторонам. Засиженная мухами лампочка без абажура не была яркой, но все же давала достаточно света, чтобы оценить беспорядок царящий вокруг нас. Пол был покрыт мусором и окурками, в углах коридора висела серая паутина, а со стен свисали оборванные куски обоев, под которыми я заметил несколько рыжих тараканов.

– В прошлый раз у тебя было немного чище, – невольно вырвалось у меня.

– Как-нибудь уберу, – сказал Петя, – сейчас у меня нет времени для этого.

Мы прошли в большую комнату. Поэт держал в руках купленные мной бутылки, и наше появление было воспринято с большим воодушевлением. Он представил меня гостям, как одаренного художника, не забыв упомянуть, что у меня только что ушла жена.

Вокруг стола, накрытого газетами, сидела компания из трех человек: молодая девушка с распущенными русыми волосами и гитарой, жизнерадостный рыжий толстяк, который не перестал жевать даже при нашем появлении, и средних лет мужчина, у которого неопрятные волосы незаметно переходили в окладистую бороду. В зубах бородача была зажата связка сосисок в полиэтиленовой упаковке. Связка была длинной, и свисала почти пола, где за ней пристально наблюдал пушистый черно-белый кот.

На столе царил живописный беспорядок. В центре стояла початая бутылка водки, пластиковая бутылка с минералкой, банка маринованных огурцов, и граненые стаканчики, рядом с которыми валялась растерзанная буханка черного хлеба.

Девушка по имени Надя оказалась начинающей поэтессой, бородач Витя, похожий на сатира, назвался альпинистом, а толстяк, имени которого я не запомнил, был малоизвестным писателем. После того, как мы выпили за знакомство, выяснилось, что в нашей теплой компании есть неразрешенная проблема.

– Чертовы сосиски! Мы никак не можем очистить их, – посетовал Петя.

– А вы не пробовали разрезать их шкурку ножом? – спросил я

– Нож в доме есть, я точно это знаю, но мы не можем найти его!

Я достал из кармана свой складной нож, и все сложности были решены. Мы пили водку, а когда она кончилась, сбегали в магазин еще раз. Помню, что до полуночи мы беседовали на интересные темы, и пели под гитару Петины стихи:

В душном баре «Байя-Бланка»

(Стулья, стойка, грязь везде.)

Пела старая шарманка…

Байя-Бланка, это где?

Смуглолицая цыганка,

Погадай! – Так быть беде…

(Слышно в кухне перебранку)

Байя-Бланка, это где?

Вышел. Чайки воздух режут,

Блики ловят на воде.

Пахнет йодом ветер свежий.

Байя-Бланка, это где?

Южный берег, Байя-Бланка,

Под созвездием Креста,

Нагадала мне цыганка —

Жить, но с белого листа.

Мне снилось, что я лежу на спине рядом с Ириной. Я явственно ощущал ее тепло, и от этого мне было необыкновенно уютно. Мне захотелось обнять женщину, и я быстро протянул руку, чтобы сделать это, но больно ударился пальцами об деревянную ножку дивана, и проснулся. Я лежал под столом на полу, среди окурков и другого мусора. Голова раскалывалась от невыносимой боли, язык опух, но во рту было сухо, как в пустыне Атакама44
  Атакама—пустыня на западном берегу Южной Америки.


[Закрыть], а мой мозг отказывался понимать, где я.

С трудом повернув голову налево, я увидел Петю, который сидел на стуле возле обшарпанного письменного стола, и печатал на своем древнем ноутбуке. Вспомнив, что произошло накануне, я застонал. Мое пробуждение не прошло для поэта незамеченным, и он повернулся ко мне:

– Слава богу, что ты перестал храпеть. Я не могу сосредоточиться, и найти рифму.

– Как я оказался на полу?

– Когда ты вырубился, мы положили тебя на диван, но ты все время падал с него, вот мы и решили оставить тебя под столом, пока ты не разбил себе башку.

– Сколько сейчас времени?

– Восемь утра.

– Голова разваливается, – посетовав на самочувствие, я решил, что из вежливости надо поинтересоваться здоровьем хозяина квартиры, – сам-то ты как?

– Нормально, – усмехнулся Петя, – сейчас я мало пью. А вчера пил минеральную воду. А ты был в ударе, про белых медведей рассказывал, просто заслушаешься!

– Ничего не помню….

– Еще бы! Столько водки выпить…. Кофе хочешь?

– Да! – я вылез из-под стола и направился в ванную, чтобы привести себя в порядок.

– Осторожнее с унитазом, – напутствовал меня хозяин квартиры, – он плохо закреплен, и шатается!

Санузел оказался совмещенным. Пока я пытался сохранить равновесие, сидя на унитазе, из-под ванны послышались непонятные звуки. Вскоре оттуда вылез вчерашний кот, который очень некстати начал тереться о мои ноги.

Мне хотелось принять душ, но когда я попытался открыть вентиль с красной отметкой, из крана пролилась тонкая струйка ржавой воды, затем из его отверстия донесся такой омерзительный скрип, что кота, который начал было дремать на переполненной бельевой корзине, передернуло от отвращения.

– Не открывай горячую воду, – через дверь крикнул мне Петя, – ее все равно нет!

– Понял, не буду! – громко отозвался я, – а как же ты моешься?

– Холодной!

Кое-как завершив утренний туалет, я покинул ванную комнату. После кофе мне стало немного лучше, и я отметил, что кухня была такой же запущенной, как и все остальное. Неужели мне предстоит провести в этой убитой квартире целый месяц? Такая перспектива вовсе не казалась мне радостной.

После завтрака Петя сказал, что ему нельзя прерывать творческий процесс, и послал меня в магазин за продуктами. На остановке автобуса возле магазина имелся красочный рекламный стенд, где на фоне синего моря, в шезлонге возлежала девушка в откровенном купальнике. Улыбка красотки была многообещающей, над ее головой угрожающе свисали с пальмы тяжелые кокосы, а слоган рекламной компании гласил:

Три километра взлетной полосы откроют вам новый мир.

Посетите солнечный Таиланд, страну улыбок!

Разглядывая рекламу, я внезапно подумал о том, что у меня нет ни одной причины отказаться от такого предложения. Моя бывшая жена хотела, чтобы у нас был автомобиль. Я копил деньги для этого, и на моем счету уже лежала сумма, достаточная для того, чтобы купить приличную иномарку. Но сейчас я был свободен от обещаний, и мог делать все, что мне заблагорассудится. Мне не очень хотелось ехать в дальнее путешествие одному, но компаньонов я не нашел. Все мои приятели были заняты делами, а у Пети Курочкина не было лишних денег. Оставалось надеяться, что я сумею найти себе приятеля, а лучше приятельницу, уже после перелета.

На следующее утро я оплатил в одной из крупных туристических фирм двухнедельную путевку. Когда на электронную почту прислали подтверждение и маршрутную квитанцию, я выбрал время, пока Ирина была на работе, и съездил в Бирюлево-Восточное. Складывая в чемодан свою одежду, я испытывал острое чувство тоски по тому времени, когда я был счастлив, и которое осталось в необратимом прошлом. Наверное, я еще любил Ирину, несмотря на то, что твердо знал, что не смогу простить ее.

Собираясь уходить, я внезапно вспомнил, что где-то в письменном столе лежат мои старые часы, которые я носил еще в армии. Когда я выдвигал ящики, на пол выпало несколько красочных порнографических журналов. Я положил их на место. С моей точки зрения в поведении тридцатилетней женщины, которая увлекается молодыми мальчиками, не было ничего противозаконного, но если об этом узнают на работе Ирины, то неприятностей ей не миновать! Часы я так и не нашел. Повесив квартирные ключи на крючок вешалки, я захлопнул дверь, и щелкнувший язычок замка отсек часть моей прошлой жизни.

До отъезда оставалось шесть дней. После приобретения путевки срок моего пребывания в квартире поэта значительно сократился. После возвращения из Таиланда мне предстояло прожить у Пети Курочкина меньше недели, и это радовало. В качестве благодарности за гостеприимство поэта, я согласился ходить в магазин за продуктами, подмел обе комнаты, привел в порядок кухню, и вызвал слесаря с тем, чтобы починить унитаз и кран с горячей водой. Сам Петя вовсе не просил меня об этом, но меня раздражала грязь и отсутствие элементарных удобств.

Питался поэт однообразно. На завтрак, ужин, или обед он готовил одно и то же блюдо. Из всех кухонных приборов Петя использовал только мультиварку, бросая в нее любые продукты, которые были у него в наличии.

Выставив на панели управления режим «тушение», поэт выдерживал адское варево не менее двух часов, после чего приглашал меня разделить с ним трапезу.