Текст книги "Испытание войной – выдержал ли его Сталин?"

Глава 1
Война и мир по Сталину и по традиции

Предварительные замечания к методологии исторического анализа

Написание истории деяний человеческих – процесс достаточно монотонный в силу своей бесконечности, неохватности и необходимости тщательного изучения первоисточников. Поэтому история – наука «академическая», предполагающая длительное и спокойное изучение. Однако и на ее территории случаются бури, когда подлинные, а когда напоминающие колебания воды в стакане. В 1960—1970-е гг. особо модной была проблематика «Слова о полку Игореве». Были опубликованы десятки книг и статей, в которых авторы пытались разгадать тайны «Слова»: время его написания, расшифровать многочисленные темные места текста. Увлеченно работали не только профессиональные историки, но и любители из среды писателей, поэтов и краеведов. Но парадоксальные гипотезы Л.Н. Гумилева вскоре затмили эту тему, и «народные массы» переключились на горячее обсуждение пассионарности и сомнительной благотворности симбиоза Руси и Орды. Пряность спорам придавало то обстоятельство, что и споры вокруг «Слова», и гипотезы Гумилева проходили под барабанную дробь атаки на официальную, академическую историю. Всегда приятно свергать авторитеты (и часто поделом!), тем более подкрепленные авторитетом государственных организаций. Однако в 1990-е гг. Гумилеву, в свою очередь, пришлось уйти в тень. В Россию пришла очередная модная тема, причем в сфере, казалось бы, исписанной вдоль и поперек.

История Великой Отечественной войны с талантливой подачи историка-беллетриста В. Суворова стала объектом логических упражнений, напоминающих игру в шахматы. Впору составлять дебютный задачник «Комбинационные ходы по истории Второй мировой войны». Возьмем в качестве примера известного историка-эмигранта Ю. Фельштинского. Вот его логическая заготовка:

«…Я понял, что июнь 1941 года не объяснить без истории германо-большевистских отношений времен Первой мировой войны. Прочтя теперь в «Ледоколе»: «По смыслу и духу Брестский мир – это пробный пакт Молотова – Риббентропа. Расчет Ленина в 1918 году и расчет Сталина в 1939 тот же самый…», – я был и поражен, и тронут. Автор, увидевший эту взаимосвязь, поймет и все остальное… При подписании Брестского мира расчет Ленина был более глубоким. «Поражение Германии уже было близким, – пишет В.Суворов, – а Ленин заключает мир, по которому Россия отказывается от своих прав на роль победителя, наоборот, без боя Ленин отдает Германии миллион квадратных километров самых плодородных земель и богатейшие промышленные районы страны, да еще и контрибуцию золотом выплачивает. Зачем?!» (Ледокол, с. 17). Ответ В. Суворова: чтобы война продолжалась и Германия истощила себя и западных союзников как можно больше» (1).

И тут я тоже понял: начинать надо не от Брестского мира, а со свидания Александра I с Наполеоном в 1809 г.! Тогда русский царь заключил сепаратный мир с агрессором – своеобразный пакт «Молотова – Риббентропа». Цель ясна, как божий день, – направить усилия наполеоновской Франции на Англию, чтобы обе державы истощили себя во взаимной борьбе, а потом въехать в Париж на белом коне (что и произошло шесть лет спустя), после чего навязать свою волю Западу (что и было сделано в ходе реализации проекта «Священного Союза»). Но планы царя чуть было не рухнули. Наполеон упредил удар русской армии и напал на Россию первым!

Доказательства готовности русских войск атаковать Наполеона? Загляните в источники. К июню 1812 г. царь подтянул к границам 1-ю (ударную) армию под командованием бывшего военного министра Барклая де Толли (сама должность говорит о многом). Южнее располагалась 2-я армия блистательного (и наступательного!) генерала Багратиона, ученика Кутузова. Севернее нависал над Восточной Пруссией корпус Витгенштейна. На Украине затаилась 3-я армия генерала Тормасова. Налицо полная мобилизованность главных сил Российской империи. Зачем проводить скрытую мобилизацию и подтягивать войска, включая казаков, из глубин страны, если не для нападения?

До 6 июля 1812 г. – дня перехода в решительное наступление – оставалось всего ничего, когда 24 июня армия Наполеона…

И т. д. по отработанной схеме.

Доходит до юмористических ситуаций. Иной автор может написать: «Как Сталин мог поверить в готовность Гитлера напасть на Советский Союз с 3500 танками против 20 тысяч у Красной Армии?» Да не знал ни Гитлер, ни Сталин, сколько было танков и самолетов у противостоящей стороны. Всю подробную конфигурацию сил историки выяснили после войны, а сами политики играли в военно-политический покер с закрытыми картами. И кто блефовал, а кто и впрямь имел отличные шансы на выигрыш, выяснилось, естественно, по окончании игры.

Точно так же «задним умом» сделал вывод и М. Солонин. Он подхватил и дополнил обширным материалом высказанную в книге «Испытание войной», изданной в 2002 г., версию о слабой боеспособности Красной Армии как главной причине поражения летом 1941 г. На этой основе М. Солонин «опроверг» и версию о возможности превентивного удара по Германии. Мол, раз Красная Армия была слаба, то о каком вторжении можно было говорить? Но ни Сталин, ни высшее командование не подозревало, что дело обстоит настолько плохо с боеспособностью Красной Армии, и планирование велось с позиций победоносных кампаний в Монголии и Финляндии.

Чем хороша история – так это наличием огромного количества фактов, комбинирование которых дает не меньшее число ситуаций, чем в шахматных партиях. (Впрочем, их скудость также возбуждает фантазию, пример тому спекуляции вокруг таинственных Стоунхенджа или Аркаима.)

Работало бы воображение да имелся б литературный талант беллетриста, ибо без такового таланта публика версию не скушает и не бросится горячо обсуждать «горячее».

Но если брать по-крупному, то выяснится: история рассматривается авторами с двух генеральных позиций: науки и идеологии. Наука изучает историю «как это было», идеология – «как это должно быть». Естественно, что рассмотрение истории правления Сталина не могло не быть идеологизировано.

История идеологизируется в том случае, если ее нужно использовать для текущих политических нужд. Тогда историческая правда заменяется мифами. Мифы бывают двух сортов – мобилизующими и оправдывающими. Мифы о Сталине относятся к категории второй свежести. И дело, собственно, даже не в самом Сталине, а в том, что по-иному эффективно кремлевская власть управлять страной не умела. То есть без огромных издержек, без попадания в исторические ловушки и тупики с последующим героическим преодолением искусственных трудностей, так закаляющих национальных характер. В тех же государствах, где власть осваивает иные управленческие технологии, старые мифы и идеология сдаются в архив (например, современные Германия и Япония).

Великая Отечественная война уже несколько десятилетий, точнее с рубежа 1950—1960-х гг., когда появилась шеститомная концептуально цельная «История Великой Отечественной войны 1941–1945 годов» (выдающийся, кстати, труд для своего времени, в частности, военными картами оттуда все пользуются до сих пор) стала полем новой битвы – битвы за «правильную» трактовку свершившихся событий. Даже смена политико-идеологического строя мало что изменила. Война за объяснение войны продолжается с еще большим ожесточением, потому что теперь можно писать о событиях 1939–1945 гг. всем, а не только тщательно отобранным историкам.

Условно враждующие стороны можно разделить на тех, кто утверждает, что СССР к войне был не готов и закономерно пал жертвой гитлеровского агрессора, и тех, кто уверяет, что СССР в лице Сталина является зачинщиком Второй мировой войны. Мол, Красная Армия была подготовлена к захвату Европы, но Гитлер упредил нападение. У каждой стороны есть свои убойные аргументы и набор фактов. Первая сторона доказывает, что СССР не мог быть инициатором мировой войны по таким-то и таким-то причинам, а соответственно Красная Армия готовилась к обычной, оборонительной, войне, пусть и на чужой территории. И действия Сталина были ответом на действия противников Советского Союза. Ахиллесовой пятой такой позиции являются факты чрезвычайно насыщенной военной программы, в результате которой Красная Армия уже в конце 30-х гг. имела больше танков и военных самолетов, чем остальные армии мира, вместе взятые. Именно этими фактами оперирует вторая сторона (будем называть их ревизионистами). А раз так, умозаключают они, то Сталин накапливал такой арсенал не для обороны, а для нападения. И дальше лидер ревизионистов В. Суворов (Резун) делает «сенсационные» выводы: Вторая мировая война началась не 1 сентября, а фактически 19 августа 1939 г., когда на внеочередном заседании Политбюро было принято решение договориться с Гитлером о разделе Польского государства, открывая тем самым путь к Большой войне. Соответственно, по мнению автора, не было никакой Великой Отечественной войны, а просто два хищника не поделили Европу. В итоге верх взял Сталин, но заплатил столь большую цену, что вместо всей Европы ему досталась только ее восточная часть. А так как социализм конкурентоспособен как социальная система только в случае мировой победы (как и современный капитализм, между прочим), то Сталин, а если шире – «государство рабочих и крестьян» войну проиграли, доказательством чему стал распад СССР в 1991 г.

Выкладки столь размашисты, что поневоле станешь защитником точки зрения советской официальной историографии. Ведь, говоря об агрессивных намерениях СССР, фактически имеется в виду Россия как таковая.

Читая труды В. Суворова и его учеников и последователей, создается впечатление, что они: 1) ориентированы на комплексы западного обывателя, которого в детстве кормили кашей, приговаривая: «Не будешь хорошо кушать, придет русский казак и увезет тебя в Сибирь работать в колхозе на Колыме»; 2) касательно российского читателя эти книги производят впечатление усилий по разложению неприятельского тыла.

Вновь и вновь на головы почтенной публики сыплются зело разоблачительные книги, где рассказывается страшная-престрашная правда о том, будто в архивных недрах Министерства обороны РФ есть страшно засекреченный сталинский план войны с Германией, по которому Красная Армия – страшно сказать – хотела взять Берлин!

Мне лично непонятна многолетняя полуистеричная дискуссия (или кампания) на тему: «хотел или не хотел Сталин нападать на фашистскую Германию в 1941 году?» Ну, предположим, хотел – и что? Сенсационным было бы утверждение, что Сталин планировал напасть на Америку. «Ну как же, – кричат разоблачители, – он стремился действовать в своих интересах! Распространить – о, ужас! – социализм дальше!» А что должен был Сталин распространять – капитализм? Так для этой цели были и есть другие государства и другие армии. Причем армии, надо сказать, не слабо вооруженные. А капитализм после мирового кризиса 1929 г. находился в реанимации, и когда больной встанет с постели и встанет ли вообще, было неизвестно. Тогда далеко не очевидно было, что лозунг «Рынки всех стран, объединяйтесь!» окажется намного эффективнее призыва «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Это сейчас мы умные, зная, чем все закончилось.

И почему, собственно, Сталин или любой другой руководитель государства должен действовать в чужих интересах? Рузвельт в тот период также готовил США к войне. В подтверждение этого можно привести много фактов, включая постройку сильного авианосного флота и работы по созданию бомбардировщиков дальнего действия. Принятый на вооружение в 1939 г. Б-17 «Летающая крепость» был способен поднимать рекордную по тем временам бомбовую нагрузку до 4 тонн. А уже в следующем, 1940 г. началось серийное производство еще более мощного и дальнего бомбардировщика Б-24, способного поднять до 5,5 тонны бомб. Абсолютный рекорд воздушного устрашения! Можно в духе наших ревизионистов вопросить: зачем нейтральным Соединенным Штатам, до границ которых не могла добраться ни одна армия мира, такое наступательное оружие, как авианосцы и дальние бомбардировщики? Немудрено, что Япония нанесла превентивный удар по США, чтобы лишить американцев возможности безнаказанно бомбить Японию с территории Филиппин. И разве президент Рузвельт собирался воевать во имя чужих интересов, например, ради сохранения Британской империи? Нет, конечно. Чтобы избавиться от последствий сокрушительного кризиса 1929 г. и стать полновесной мировой державой, Соединенным Штатам надо было обязательно ввязаться в развертывающуюся драку. И они ввязались, для чего Рузвельт пожертвовал восемью линкорами в Перл-Харборе (а вот авианосцы предусмотрительно были оттуда выведены).

В 1944 г. в Бреттон-Вудсе было подписано соглашение, делающее доллар мировой резервной валютой. Этот договор тысячекратно окупил все расходы Америки в войне и определил гегемонию США на многие десятилетия. И Рузвельт правильно сделал. Для того его и выбрали руководителем государства, чтобы он бился за интересы своей страны и правящего класса. А если кому-то не нравятся интересы Сталина, то поезд истории ушел, и мир ныне собираются делить (и со временем поделят!) уже другие игроки.

По мнению В. Суворова, он сделал два фундаментальных открытия. Первое: доказал, что пакт Молотова – Риббентропа открыл дорогу Второй мировой войне. Второе: Красная Армия готовилась к внезапному нападению на Германию, а значит, не готовилась к обороне и потому потерпела сокрушительное поражение летом 1941 г.

В первом случае получается следующее. Прежде чем подписать договор с Гитлером, Сталину пришлось провернуть большую предварительную работу, без которой открыть дорогу к войне не представлялось возможным. А именно: 1) привести нацистов к власти (значит, следует признать промышленников вроде Э. Шахта, дававших деньги Гитлеру, и президента Гинденбурга агентами Коминтерна); 2) разрешить им денонсировать военные статьи Версальского договора и благословить создание вермахта; 3) дать согласие на присоединение Австрии и Судет, а затем на оккупацию Чехии, что кардинально меняло оперативно-стратегическую обстановку в Европе, и только после этого подписать договор о ненападении с рейхом. Но и это не все. Надо было заставить Францию и Великобританию объявить войну Германии, причем с непременным условием не пересекать немецкую границу, пока вермахт громит польскую армию, чтобы ненароком не прорваться к Рурскому промышленному району, до которого от Франции всего 150 км. Ведь без металлургии Рура и угля Саара вести Германии войну было бы крайне затруднительно. Даже для сторонников конспирологических теорий такой размах фантазии чрезмерен.

А если бы Англия и Франция не объявили войну Германии, посрамив замыслы Сталина? Не будь этого, в Европе вновь воцарился бы мир. Конечно, Гитлер на Польше не успокоился, и это, наверное, понимают даже ревизионисты, но вдруг следующим объектом нападения стал бы Советский Союз? Тогда бы не было позора капитуляции Франции, а западным державам оставалось бы ждать, чем закончится схватка двух тигров, а затем вступить в борьбу в нужный момент. Однако они выбрали иной путь, и смешно винить в этом Сталина. Но идеология заставляет искать крайнего.

Даже если не ставить в вину Сталину нападение Японии на США, без чего мировая война не была бы по-настоящему мировой, все равно получается столь длинный список шагов, к ней ведущих, что поверить в такую версию невозможно. Проще и умнее предположить иное: в новой войне было заинтересовано столько сторон (даже в США!), что делало ее неотвратимой независимо от коварных способностей Сталина.

Писатель-антикоммунист Д. Оруэлл, известный романом «1984», писал в 1940 г., вспоминая недавнее прошлое: «…в то время Гитлер еще считался порядочным человеком. Он разгромил немецкое рабочее движение, и за это имущие классы были готовы простить ему почти все. Как левые, так и правые свыклись с весьма убогой мыслью, будто национал-социализм – лишь разновидность консерватизма. Потом вдруг выяснилось, что Гитлер вовсе и не порядочный человек». И самокритично добавлял: «С тех пор как он пришел к власти, – до этого я, как и почти все, заблуждался, не принимая его всерьез… В нем явно есть нечто глубоко привлекательное» (Джордж Оруэлл. «Рецензия на «Майн кампф» Адольфа Гитлера»).

Сейчас об этой «привлекательности» на Западе вспоминать не хотят. Куда больше хочется списать былые грехи на вездесущего Сталина.

Во втором случае изобличаются наступательные планы Красной Армии, в то время как надо было, по мнению В. Суворова, готовиться к обороне. Минимум до Днепра, но лучше до Волги. И, главное, не высовываться из окопов в прямом и переносном смыслах.

Поневоле задаешься вопросом: а эти страстные изобличения кому, собственно, адресованы – сталинскому СССР или современной России? И возникает подозрение, что нам. Невольно закрадывается мысль, что вся эта публицистически взвинченная дискуссия о готовящемся нападении коварного Сталина на простодушного Гитлера (оказывается, приход его власти – тоже задумка Кремля!) не разбор давно минувших событий, а часть пропагандистской кампании, утверждающей в умах россиян тезис: «Лучше быть мирной Нигерией с полными магазинами, чем агрессивным Советским Союзом с пустыми прилавками». Тогда все становится на свои места: Соединенные Штаты могут послать свои войска в любую точку мира, ибо им нужно, а причины у них веские. В Ирак послали, потому что им показалось, что там начато производство массового оружия, в Афганистан, потому что показалось, что там сидит главный террорист планеты. А вот если Россия сунется за пределы нынешних границ куда-нибудь в Абхазию или Южную Осетию, то это будет проявлением преступного великодержавия, имперства, империализма и прочая и прочая (см. яростно-изобличительные статьи Ю. Афанасьева, А. Илларионова, В. Новодворской и других светочей компрадорского либералитета). Вот и вся подоплека «суворовской» концепции – каждый знай свой шесток.

Да и когда это великие державы разрабатывали сугубо оборонительные планы? Накануне Первой мировой войны? Нет, у всех планы были наступательные. Поэтому «убойные» аргументы, вроде наличия у пограничных дивизий карт соседних враждебных государств, смешны. Это все равно, что предполагать, будто армия Соединенных Штатов обеспечена картами Айовы и Миннесоты. Нет, армия великого, а пожалуй, и любого государства просто обязана быть ориентирована на защиту своей страны ведением боевых действий не в глубине своей территории, а на сопредельной со своими границами. Та же Финляндия предпочла защищаться на своих границах, а не отступать в глубь страны, а летом 1941 г. даже перешла в наступление.

Великая держава изначально возьмется разрабатывать оборонительный план только в одном случае – если она существенно ослабеет. Римская империя перешла к стратегической обороне, только когда потеряла наступательную мощь. А ослабев, стала затем закономерной добычей варваров. С тех пор в этой ситуации ровным счетом ничего не изменилось. Попытка Франции отсидеться за «линией Мажино», несмотря на полгода форы, закончилась полным поражением.

Оборонительный план для великой державы – знак надвигающейся беды.

Историк должен направить свои усилия не столько на осуждение намерений Чингисхана и Наполеона; не давать советы Цезарю, что тому надо было делать, и чего не надо было свершать Кромвелю, сколько на анализ того, что они делали для осуществления своих целей, какие сильные и слабые стороны своей натуры при этом проявили, потому что их усилия определили историческую обстановку на многие годы вперед. Но и тут есть особая проблема – следование идеологическим предпочтениям.

Российские историки из научных учреждений, подчиненных Министерству обороны, не нашли ничего лучшего, как продолжить доказывать тезисы, впервые озвученные в 6-томной «хрущевской» «Истории Великой Отечественной войны» и дополнительно обкатанные в «брежневской» 12-томной «Истории Второй мировой войны». Однако ничего хорошего из нафталинной позиции не получается. Ревизионисты громят историков с генеральскими и полковничьими погонами, как вермахт Красную Армию в 41-м, издеваясь над их передернутыми фактами, натянутыми идеологизированными конструкциями, сами при этом, правда, не забывая передергивать там, где это требуется для доказательства их идеологической позиции. Иногда создается впечатление, что обе стороны договорились делить гонорары пополам: одни без конца повторяют старосоветские глупости про тотальную неготовность советских вооруженных сил, путаясь в цифрах и фактах, а другие без устали, книга за книгой, с раблезианским сарказмом их изобличают. А если учесть, что выходит масса книг, изобличающих самих ревизионистов… В общем, конца этому перетягиванию каната не видно. И пишется В. Суворовым и его последователями многолетний и многотомный сериал на тему: как Сталин хотел напасть на несчастную Германию, а российские военные историки не хотят признать очевидного факта, а заодно особую агрессивность СССР. Суворова-Резуна, в свою очередь, изобличает сонм всевозможных авторов: «Напасть на фашистскую Германию? Да разве кто мог замыслить такое святотатственное дело?» Это дает повод В. Суворову писать очередные разоблачительные тома.

Мне лично непонятен смысл этого спора. Почему Сталин не мог готовиться атаковать Гитлера? Что преступного в том, что руководство Советского Союза всерьез готовилось к схватке с фашизмом и даже капитализмом? В августе 1945 г. СССР напал на Японию, с которой был заключен договор о ненападении (правда, денонсированный в апреле того же года, но аннулировать пакт Молотова – Риббентропа могла любая сторона). И никто не клеймит Россию за вероломство и намерение распространить свою идеологию на другие страны. Может, потому что Соединенные Штаты занимались ровно тем же самым? Главнокомандующий американскими войсками на западном театре военных действий и будущий президент США Д. Эйзенхауэр озаглавил свои мемуары весьма показательно: «Крестовый поход в Европу». Название говорит о том, что Эйзенхауэр не рассматривал высадку на Европейском континенте как просто военную операцию. И правильно: конечной целью был новый раздел сфер влияния и распространение социальных порядков (демократии американского типа) на другие регионы. В ФРГ, Японии и Южной Корее американцы, как победители, помогли установить капитализм новой модели. СССР, как такой же геополитический победитель, в Восточной Европе, Северной Корее и Китае – свой вариант социализма. После чего началось соревнование двух систем, выявившее победителя. Все по-честному: конкуренция есть конкуренция. Вот Южная Корея, а вот Северная. Тут ГДР, а здесь ФРГ. Здесь маоистский Китай, а рядом Тайвань… Разница понятна? Да! И Горбачев выбросил белый флаг. А в принципе все могло пойти в ином порядке. Еще в середине 1960-х никто не мог предсказать, чем кончится соперничество социализма и капитализма. И если бы капитализм функционировал в той форме, что существует в Латинской Америке уже 150 лет, то социализм наверняка победил бы. Но в США сложилась специфическая форма капитализма – экспансионистская. Той же модели американцы дали «добро» в Японии и ФРГ, а ныне в КНР, и в соревновании полную победу одержали экономические экспансионисты над экспансионистами военно-идеологического типа, какой представлял из себя СССР.

Без такого социального состязания исторический прогресс невозможен. Что лучше: феодализм или капитализм, социализм или буржуазная демократия – теоретическими выкладками выявить невозможно, пример тому научное наследие К. Маркса, вроде бы убедительно доказавшего скорый конец капитализма и триумфальное пришествие коммунизма. Это сейчас все стали здорово умными и уверенно говорят, что надо было делать в 1917 г. На деле же выявить, какая социальная система эффективнее: демократия, фашизм, социализм и т. д., можно было только путем соревнования, в том числе, увы, и военного. Так было, так есть и так будет.

А пока что В. Суворов уже два десятилетия собирает богатый урожай на трансляции простой мысли: коварный Сталин собирался воевать с запутавшимся в политических перипетиях Гитлером. Вместо того чтобы сказать: «Да, Сталин готовился воевать с Германией, ибо это, несмотря на ряд оговорок, отвечало антифашистской сущности советского строя. И если бы фашизм был разгромлен в 1941–1942 гг., к чему были возможности, то удалось бы спасти десятки миллионов жизней как в СССР, так и в Европе», историки-официозы потакают залетному, рассказывая, как в Советском Союзе мечтали прожить тихой мышкой. Объяснил бы кто: откуда такое трепетное почтение к фашизму у генералов от истории? Напади Советский Союз в 1941 г. на фашистов, этот шаг был бы с восторгом принят Черчиллем и Рузвельтом и народами, оказавшимися под германской оккупацией.

Но суть дела даже не в благожелательной позиции правительств США и Великобритании к вступлению СССР в войну с гитлеровской Германией. Вдумаемся еще раз: осуществи Красная Армия победоносный поход в 1941 г., о чем мечтали светлые умы РККА, в СССР в 1945 году жило бы минимум на 20 миллионов человек больше! Сколько бы судеб не было поломано, сколько сел и городов не было бы разорено. Но огромные усилия целого десятилетия были профуканы всего за несколько месяцев. Вот о чем надо думать, а не вилять хвостом перед великим и ужасным В. Суворовым и теми, кто стоит за ним.

В какой-то степени историков советской школы понять можно. Ревизионисты пишут: «Сталин готовил нападение», а невольно (или вольно?) у них получается «Россия – это агрессивная держава, была таковой, есть и будет». После российско-грузинского конфликта в августе 2008 г. в Польше провели опрос, и 70 % опрошенных заявили, что верят в то, что советские, то бишь российские, танки могут быть двинуты на Варшаву. Нелепица? Безусловно. Но ведь ее кто-то любовно окучивает, эту идеологическую грядку, причем удобрением служит именно историческое прошлое. Вот и получается: с одной стороны, давняя История, а с другой – жгучая современность. И как быть с «правдой истории», если она продолжает служить оружием в идеологической войне? Ведь даже ослабленная и максимально либерализованная (но не демократизированная! И в чем разница между демократией и либерализмом, нашему обществу, к сожалению, непонятно) Россия продолжает сохранять лидерский потенциал. А вдруг она когда-нибудь попытается его реализовать? Страшно… Китая не боятся потому, что он, превратившись во всемирную фабрику, несет в мир товары. А как может реализовать свой потенциал Россия? Вдруг опять через танки?

А вот еще характерный прием ущучивания. Читаем:

«31 марта 1939 года Чемберлен заявил с трибуны парламента, что в случае германской агрессии против Польши «британское правительство придет ей на помощь всеми имеющимися в его распоряжении средствами». 13 апреля аналогичные гарантии были даны Румынии и Греции. В те же дни об официальных гарантиях военной помощи указанным странам заявила Франция. Бескомпромиссный борец против фашистской агрессии, неизменно миролюбивый СССР деликатно отмолчался. Строго говоря, уже после этого в Кремле могли разливать шампанское. Дело было сделано. По меньшей мере – наполовину. Чемберлен и Даладье «подписались». Любой следующий шаг Гитлера автоматически втягивал их в войну. Теперь оставалось лишь проследить за тем, чтобы берлинский параноик не струсил, не побоялся начать большую европейскую войну со своим новорожденным вермахтом в пять десятков кадровых дивизий» (Солонин М. // Мышеловка для союзников. The New Times. № 3, 2009).

Но тогда в чем же дело? На одном конце коварный Сталин, на другом всего 50 кадровых дивизий вермахта. Так ударьте сейчас, не ожидая нападения Германии на Грецию и Румынию, с которой у рейха не было общей границы. Франция вполне была в состоянии выставить до 100 кадровых дивизий. Великобритания добавить пару десятков. Польша, на чей Данциг открыто претендовал Берлин, еще тридцать. У Литвы в марте того же года немцы отняли Клайпеду, переименовав город в Мемель. Глядишь, и Литва три дивизии выставила бы. Так гуртом и одолели бы супостата. Обновленная Германия вошла бы в семью европейских народов, и объединенная демократическая Европа зажила бы в мире и согласии уже тогда, а Сталин остался бы с носом. А вообще-то войну с фашизмом можно было начать еще раньше. Не идти в мюнхенскую каноссу и предавать Чехословакию, а атаковать Германию вместе с чехословацкой армией. Это плюс 30 кадровых дивизий. А если бы начали превентивную войну в 1936-м, когда Гитлер занял Саар? Или в 1935-м, когда он разорвал Версальский договор, имея всего десять кадровых дивизий?..

С кадровыми дивизиями у европейских государств дело обстояло неплохо, но чего не было в наличии, так это желания воевать. Ни малейшего. Хотелось тихой, спокойной жизни и не хотелось жертвовать жизнями французских и английских граждан. Желание понятное, непонятно другое: почему Сталин не хотел воевать с Германией в 1939 г., а вместо этого маневрировал, получая выгоду для себя? Отсюда детская обида у нынешних критиков на кремлевского горца. Вот если б наоборот, шампанское разливали бы в Лондоне и Париже – тогда другое дело.

Но ход истории не подчиняется таким желаниям. Англия – это не просто страна, уклонявшаяся от боя с Гитлером, как то было с Австрией, Литвой и Чехословакией. В те времена она была лидером мирового уровня и в силу этого не имела права так себя вести, ибо лидер тот, кто диктует игру, а не уклоняется от нее. В Мюнхене Чемберлен не просто показал себя не джентльменом, расплатившись за мир чужой собственностью. Не будем придираться к ситуации, когда речь шла о жизни английских граждан. Но этим действием фактически был поставлен крест на будущности Британской империи. Великая Англия три столетия никому не давала спуску. Любая держава вынуждена была учитывать ее интересы и умерять свой державный шаг. В Мюнхене Чемберлен на весь мир объявил: славная эпоха Британии закончилась!

Через 10 лет великая держава стала разваливаться. А воевать с Германией все равно пришлось.

Никто не мешал правящей элите Франции и Великобритании за двадцать послевоенных лет сделать то, что в СССР сделали за десять лет, а в Германии при Гитлере за семь…

Наш мир – мир перманентной экспансии и новых экспансионистов, идущих на смену выдохшимся. Когда одни великие державы вырабатывают свой энергетический (пассионарный) ресурс, начинается этап передела сфер влияния, передел мира. И бессмысленно заламывать руки по этому поводу, ибо это закономерная тенденция. Процесс сей связан с ослаблением, «старением» старых экспансионистов и лидеров цивилизации и появлением новых, жаждущих взойти на политический Олимп. И тогда перед всеми более-менее крупными государствами встает сложнейший вопрос: быть объектом истории или ее субъектом? В первом случае ты попадаешь в зависимость от действий игроков большой политики, во втором – сам пытаешься определить силовые линии регионального и мирового развития. Сейчас мир снова движется к очередному такому этапу, и где-то в районе 2025–2030 гг., вероятнее всего, произойдут (точнее завершатся) фундаментальные изменения вплоть до исчезновения одних великих государств и лидеров и появления новых. Так чего пенять Сталину на его хитрость в период начавшегося очередного передела мира? Гитлер заводился и наглел не потому, что в Кремле подзуживали, а потому, что он и его генералы убеждались: «эти» драться боятся. А ведь установлено, что германский генералитет всерьез рассматривал вариант устранения фюрера, если Англия и Франция займут решительную позицию. Те не заняли. Путь к Второй мировой войне был открыт не в Москве, а в Мюнхене. В 1938 г. начался передел границ в Европе, и начало тому процессу положил не Сталин, а западные политики. Когда западные державы беспомощно наблюдали, как сначала Муссолини захватил Албанию, затем Гитлер последовательно поглотил Австрию и вышел в тыл чехословацкой системы обороны. Затем «съел» Судеты, и тем была парализована возможность организованного сопротивления Чехии (Словакия тут же провозгласила независимость). А оккупировав Чехию, вермахт вышел в тыл польской системы обороны, сжав ее, как орех. И стало ясно, что раздавить «орех» для германской армии будет делом недолгого времени. Мало того, «Мюнхен» показал: западные державы сдали свою союзницу, значит, каждый теперь сам за себя и сам по себе и выкручиваться каждое государство должно само. Теперь же, по прошествии времени, появляется желание свалить все на коварного Сталина и его идею развязать мировую войну. У этих критиков получается: отсиживался бы он в Кремле, войны бы не было. Гитлер не стал бы нападать на Польшу, а строил бы автострады и пропагандировал вегетарианство.