Текст книги "Леоново и Ростокино вчера и сегодня"

Борис Алексеевеч Шеватов
Леоново и Ростокино вчера и сегодня

Пустошь «Левоново, что была деревня»

Пустошь «Левоново, что была деревня».

Почти полтора века знаменитый род князей Хованских владел этим прежде подмосковным селом Леоново. Именно при них на высоком берегу Яузы поднялась дошедшая доныне леоновская церковь – памятник архитектуры XVIII века. В 1767 году усадьбу в Леонове купил граф П.Г. Демидов, построив здесь дворец и украсив ее великолепным парком. После него Леоново не раз переходит из рук в руки. В середине XIX столетия ее приобретает фабрикант Е.В.Молчанов, восстановивший ансамбль храма Ризоположения. В начале XX века усадьба принадлежала купцам Капустиным и Красногоровым…

Сегодня это часть московского района Ростокино. О полной необычных событий жизни владельцев леоновского поместья и его уцелевших исторических памятниках наш рассказ.

Что осталось ныне от того живописного старинного села Леоново? Островки великолепного демидовского парка, сохранявшегося почти до начала XX столетия и архитектурный ансамбль Ризоположенской церкви. В середине XIX века путеводители писали о Леонове, как об уединенном прекрасном дачном уголке на Яузе, который граничит с Ростокином. О леоновском храме, поднявшемся на видном нагорном месте. О высоких, красивых домах – дачах. Как это ни печально, усадьба Леонова в ее былой славе не дожила до наших дней. В начале XX столетия проложенное здесь полотно Московской окружной железной дороги нанесло некоторый ущерб части живописных участков и здешней местности. Хотя дачная жизнь не заглохла. Позднее, правда, Леоново потеряло самостоятельность и стало частью Ростокина.

Выходишь из вестибюля станции метро «Ботанический сад» и сразу замечаешь по левую сторону живописный парк. На перекрестье улиц шумного мегаполиса попадаешь сюда в почти сельскую природу с запахами цветов и скошенной травы. Под сень деревьев совсем юных и перешагнувших не один вековой рубеж. Лучами разбегаются дорожки аллей от разноцветной клумбы в виде солнца. Вот старый ясень в окружении юной поросли, вот» чета белеющих берез» и рябина. И рядом согнувшиеся от тяжести плодов яблони. По центральной аллее проходишь мимо великанов-лип.

Липовая аллея.

Им по двести и более лет. Некоторые едва ли обхватишь двумя руками. Одни стоят прямо, высоко держа свою голову, другие изогнулись, словно в поклоне. Возможно, они появились еще до Павла Демидова. Другая часть старинного парка – липовая аллея расположилась под углом к центральной, ведущей к храму. Они тянутся ближе к периметру парка-сада, к улице Леонова. Вот они, – вековые липы времен Карамзина. Кажется, это о них писала поэт Мария Петровых: «Их память крепко заросла корой, дремотой и годами».

Что помнят эти липы-великаны? XVIII век и век серебряный XIX? Пройдешь по тропе, изогнувшейся полумесяцем, и попадаешь к леоновскому пруду с его словно нарисованными зелеными блюдцами кувшинок, с высоким камышом, за которым едва ли сразу различишь бегущую рядышком Яузу. Водная гладь пруда далека от штиля – шумный отряд уток и селезней заполнил водоем. С берега слышится кряканье и шлепанье по воде крыльев неугомонных нырков. Какие-то одиночки рыбаки, закинув удочки, тихонько сидят у воды.

Храм Ризоположения.

А это сад живописными террасами спускается к пруду. Вот и восстановленный бельведер, откуда любовались закатами последние владельцы усадьбы. Здесь неподалеку от храма Ризоположения, на самом возвышенном месте, на краю верхней террасы, между парком и прудом стоял когда-то демидовский дворец с мезонином и бельведером и флигелями. На старинной гравюре он во всей своей красе. Яркая картинка из далекого Прошлого.

Впервые Леоново (Левоново) упоминается в разъездной грамоте Ивана III в 1504 году. В XVI веке оно было пустошью, принадлежавшей приселку Свиблову Дворцового села Тайнинского, что располагалась неподалеку от Троицкой дороги. Известно, что в 1573 году Леоновом владел Федор Федорович Карпов. В писцовой книге времен Ивана Грозного записано: «В Манатьином стану Федоровское поместье Федоровича Карпова, что осталось порожнее за раздачею у детей боярских… пустошь Окишева, пустошь Реново, Болшево, пустошь Левоново, что была деревня».[1]1
  Это были земли обширного Московского уезда. Манатьин Быков и Коровин стан, о котором упоминается в писцовой книге, располагался между Тверской и Троицкой дорогами. Он простирался далеко на север и состоял из трех отдельных волостей. Сюда входили и подгородные слободы – Новая Дмитровская, Сущевская, Троицкая и село Напрудное. Если открыть сегодняшнюю карту Москвы, то увидим, что некоторые из тех старых топонимов до сих пор остались в названиях московских улиц.


[Закрыть]

В 1571 году после нашествия на Москву крымского хана Девлет Гирея – печальная картина запустения представала перед глазами современников. Подмосковные села и деревни были разорены и сожжены. А жители здешних селений разбежались на окраины и в дальние леса. Оставили свои опустошенные поместья и служилые люди. Повсюду окрест столицы вместо возделанных культурных пашен лежали сиротливые пустоши.

Крестьяне-московиты в зимней одежде. XVI в.

Прошло время.

В 1581 году Московское правительство приняло указ «Заклятье царя Ивана Васильевича», запрещавший крестьянам свободный выход в Юрьев день. К чему это привело известно. Начиная с 80-х годов, русские источники все чаще пишут об убийствах вотчинников «разбойниками», о разгроме поместий. Крестьяне, попав в полную зависимость от помещиков, оказывали им массовое неповиновение. Нередко отказывались платить монастырю оброки и исполнять барщину. Уже при царе Федоре Иоанновиче правительство не раз посылало войска «для сыску разбойников». В начале XVII века произошли вооруженные выступления низов. И царь Борис» посылал на повстанцев «многажды своих воевод». Всполохи пожара, появившиеся середине 90-х годов в замосковных уездах, спустя десятилетие охватили многие пределы государства.

Словом, экономические потрясения конца XVI века «истощили Московское государство и подготовили политическую Смуту начала XVII века, выразившуюся в Московском разорении, когда оправившаяся подмосковная местность, вновь опустошается поляками и казаками».

Служилый человек И. Н. Хованский

Пережившая Смуту бывшая деревня, а теперь «пустошь Левонова» в середине двадцатых годов семнадцатого столетия была пожалована в поместье Ивану Никитичу Хованскому. В архивных документах его имя упоминается в 1625 году среди стольников с окладом в 40 рублей, назначенном в апреле 1623 года.

В это время правительство широко раздавало служилым людям запустевшие и не приносившие дохода дворцовые земли почти до 1627 года. После недавнего лихолетья государственная казна была практически пуста. И власти решились на довольно смелый шаг – часть земель вблизи столицы продать частным лицам и пополнить казну.

7 февраля 1628 года московским правительством был издан указ, разрешавший продажу порожних земель в вотчины «боярам и приказным людям и служилым и не служилым людям и мочным гостям по полторы десятины за рубль, чтобы из пуста в живущее выходило». Предоставляя право приобретать пустые земли, правительство, в общем, перекладывало заботу об их хозяйственном использовании на частных владельцев.

За год с небольшим в Московском уезде было продано 75 земельных участков. Владельцами их стали люди известные – это князь Д. М. Пожарский и боярин И.Н. Романов, Шереметевы, и другие видные деятели эпохи. Буквально накануне указа стольник князь Иван Никитич Хованский получил в поместье две дворцовые пустоши Коровью и Левонову на берегах Яузы, впоследствии ставшие частью усадьбы Леоново. Собственностью Хованского стали запущенные пашни и поросшие лесом» середние и худые земли..60 четей в поле, а в дву потому ж»… [2]2
  старинная мера «четь» равнялась примерно половине гектара


[Закрыть]

В начале XVII столетия служилые люди, особенно близкие ко двору, получали от государства известное количество земли в поместье в пожизненное владение без права продажи и заклада. В свою очередь помещик обязался по первому зову в военную годину являться в поход с конем и доспехами да еще вооружить своих людей. Так благодаря поместной системе поддерживалось государево войско, которое собиралось при приближении неприятеля, и не было регулярным. Кроме того, люди родовитые получали земельные вотчины, которыми они могли распоряжаться по своему усмотрению – продавать, передавать по наследству.

Соседи Хованского по поместью – все важные государственные мужи, не говоря уже о том, что леоновский помещик был племянником Дмитрия Пожарского, героя 1612 года. Немаловажен и тот факт, что Иван Хованский был женат на дочери М.М. Салтыкова, родственника царя Михаила Федоровича Романова. Поместье Хованских Леоново на Яузе граничило с землями Троице-Сергиева монастыря, с его монастырским селом Ростокино и почти соприкасалось с владениями боярина Трубецкого (с. Алексеевское) и боярина Черкасского (с. Останкино) да с землями князя Пожарского (с. Медведково.)

Время от времени Иван Никитич Хованский обустраивал свое подмосковное поместье и в 1633 построил в Леонове деревянную церковь во имя Положения Ризы Пресвятой Богородицы. Однако служба государева требовала от него частых отлучек из подмосковной вотчины.

Прежде, чем мы перейдем к послужному списку боярина, несколько слов скажем об этой княжеской фамилии. Свое начало род Хованских ведет от великого князя Литовского Гедимина. Внук его Патрикей Александрович, князь Звенигородский, в 1408 году поступил на службу к великому князю Московскому Василию Дмитриевичу. А фамилия Хованские произошла позднее от прозвища внука князя Звенигородского Василия, который и стал потом главой рода.

Портрет Алексея Хованского.

Отец Ивана Хованского Никита Андреевич еще при первом Самозванце был воеводой в Нижнем Новгороде. А в 1607 году царем Василием Шуйским направляется на службу в Боровск и под Калугу. О его близости ко двору говорит тот факт, что на царской свадьбе он был один из двух «дружков» с И.М. Пушкиным. А его жена Дарья Михайловна, урожденная княгиня Пожарская, была одной из царицынских «больших свах». Родственные связи и личные качества помогали Ивану Никитичу Хованскому занять видное положение при дворе. Стольник и воевода, владелец села Леоново, успешно продвигался по карьерной лестнице. Ну а что представляла собой тогдашняя боярская дума и ее представители?

Любопытную характеристику им дает беглый подъячий Посольского приказа, дессидент Григорий Котошихин[3]3
  Прим. Причина побега Котошихина неизвестна, хотя служба подъячих была не из легких. Известно, что в 1660 году он был бит батогами за то, что в одной важной посольской бумаге вместо слов «великаго государя – написал по ошибке великаго, а государя пропустил».


[Закрыть]. В книге, изданной в Швеции, он писал: «Иные бояре, брады свои уставя, ничего не отвечают, потому что цари жалуют многих в бояре не по разумению их, но по великой породе, и многие из них грамоте не ученые…, однако сыщется и окроме их кому быти на ответы разумному». Судя по всему, Иван Хованский был человеком деятельным и далеко не глупым. В его послужном списке – служба главным воеводой в Большом полку в украинных городах, когда ожидался приход крымцев и ногайцев. Служил исправно Иван Никитич в Туле и Боровске, и в Одоеве.

В подмосковную свою вотчину, к семье Хованский наезжал, когда позволяла служба. В те времена поместья служилых людей были своеобразными сельскохозяйственными фермами. Отсюда на обширные московские дворы возились всяческие продовольственные припасы. И дворы столичные, и подмосковные были тем самым местом, где в свободное время помещик оказывался в кругу домочадцев – жены и детей, куда приглашались гости. Отсюда служилые люди отправлялись в дальние пределы справлять царскую службу. Довольно редко их усадьбы были местом отдыха и развлечений. В свои вотчины приезжали, отпросившись, на несколько дней, чтобы осмотреть свое хозяйство да потешиться охотой.

С начала сороковых годов Иван Никитич Хованский в Москве, «перед государевыми очами». Поэтому дворцовые интриги его не миновали. При Алексее Михайловиче Тишайшем пришлось пережить Хованскому опалу и ссылку в Сибирь. Долгое время причину его ссылки в Пелым историки не могли объяснить. Лишь недавно обнаруженный документ – царский приговор боярину Ивану Хованскому проливает свет на белые пятна в его биографии. Иван Никитич оказался причастен к делу датского королевича Вальдемара (его прочили в мужья дочери Михаила Федоровича Романова – Ирине). Хованский и Стрешнев, видимо, пытались положительно повлиять на исход этого дела. Они поддерживали надежды царя, что королевич примет крещение. Но Вальдемар оказался крепким орешком.

А мысли отпустить иноземца королевской крови царские приближенные не допускали, несмотря на его отчаянные попытки уехать из Москвы. Лишь после смерти царя Михаила Федоровича и его супруги Евдокии Лукьяновны в 1645 году, Вальдемара отпустили.

Новому государю Алексею Михайловичу крестить королевича также не удалось. Да, кроме того, послы датские прислали государю челобитные об отпуске Вальдемара на родину. Теперь, чтобы оправдать отступление от воли покойного государя, вину переложили на царских слуг. В вину Хованскому и Стрешневу вменяли, что они обращались к ведунам и якобы уверяли царя, что королевич крестится в православную веру.

«Да ты же, князь Иван, с теткой своею княгинею Марьею Хованскою, – говорится в приговоре, – ходили за большим дурном за ведунами и за ведуньями у тебя во дворе многие мужики и жонки, которые делали ведовства. И многие от тебя, от князя Ивана, и от тетки твоей княгини Марьи… к великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии самодержцу и его государской благоверной царице… Евдокии Лукьяновне… поманные слова, что вам подлинно ведомо, что королевич крестица и по вашим словам королевич в Москве задержан и оттого учинилися проторы и убытки великие».

Заодно Хованского обвиняли в том, что якобы его насильно приводили к крестному целованию царю Алексею Михайловичу, что просто являлось неправдой. «И за такие злые дела достоин ты смерти безо всякие пощады». Однако Алексей Михайлович пожаловал Хованского «в смерти место велел дать живот». Далее в приговоре говорилось: «А на Москве тебе при его государевой милости жить непригоже. И великий государь велел тебе быть у своево государева дела и в сибирском городке до свово государева указу и ты б, князь, те свои вины покрывал своею службою».

Мария Милославская.

Только 1 апреля 1649 года в день именин государыни Марии Ильиничны Милославской, царь жалует вернувшемуся из сибирской ссылки Хованскому боярский чин. Кажется, его дела вновь идут в гору. Он в ближнем кругу государя. И когда Алексей Михайлович отлучается из столицы на молебен в Николо-Угрешскую обитель, в Троице-Сергиеву лавру или Саввино-Сторожевский монастырь, то Хованский «ведает Москву в отсутствии царя».

Мятежные города и соловецкая Одиссея

Хованский проявил себя умным политиком и психологом в деле новгородцев. Когда по указу государеву он был послан усмирить бунтовщиков в Новгород, то неспешно с умом привел конфликт к мирному разрешению. И даже заслужил похвалу митрополита Новгородского Никона. В чем была причина бунта? Дело в том, что по Столбовскому трактату Россия обязалась предоставить Швеции 20 тысяч рублей и 14 тысяч четвертей ржи из казенных магазинов Пскова. Но те оказались пустыми, и пришлось закупать хлеб в больших количествах. А это привело к резкому повышению цен на хлеб, отчего вспыхнул бунт, перекинувшийся на соседний Новгород. Пострадал даже шведский представитель-его отправили в тюрьму и подвергли пыткам. Правда, Алексей Михайлович воздержался от крутых мер, приняв делегацию бунташного Новгорода. Договорились с одним из вожаков Новгорода, и в город удалось ввести отряд князя Хованского.

Куда сложнее оказались дела под Псковом. Поначалу его отряд» встретили стрельбою «из большого наряда». Хованский отдал приказ не отвечать огнем, несмотря на то, что мятежники напали на обозы и даже захватили какие-то личные вещи воеводы. Первые попытки уговорить псковичей повиниться не дали результата. Они кричали, что Хованский Великий Новгород обманом взял и грозили воеводе: «мы его в котле сварим, да будем есть». Сил у боярина было мало, и он писал государю, что, мол, «ворота отнять некем».[4]4
  Своеобразной точки зрения по поводу тех событий придерживается исследователь XIX века Е.А. Белов. По его мнению, «Гедиминовичем Хованским» было разрушено «самоуправление Пскова, выработанное Ордин-Нащокиным», политическим деятелем того времени. Прежде недовольные бояре роптали на Афанасия Ордин-Нащокина: «воеводам де нечего делать – все во Пскове мужики делают», т. е попросту воеводам нельзя брать более посулов». Однако боярская воля в лице князя Ивана Хованского победила.


[Закрыть](П. Шереметев, с. 116–117)

Псков.

А вскоре Иван Никитич велел своим воинам делать мост через реку Великую, чтобы заступить дороги мятежникам. Между тем и псковичи не сидели, сложа руки, и начали обстреливать лагерь Хованского, не давая наводить мост. В донесениях боярина в Москву предстает довольно страшная картина. Хованский писал, что псковичи «над убитыми его ратными людьми ругаются», как и зверь не делает» и сообщал: «вылазки, государь, и бои ежедневно, а запасов мало». Вести были безрадостные. Лишь в середине августа псковичи сдались, заявив, что вины свои приносят и готовы государю крест целовать. За верную службу государеву, за успешное усмирение городов на северо-западе Ивана Никитича Хованского пожаловали дорогими царскими подарками.

Несмотря на крутые повороты судьбы, наиболее драматичным для Ивана Никитича стало его путешествие в Соловецкий монастырь. По указу государя Алексея Михайловича в марте 1652 года Хованский вместе с митрополитом Новгородским Никоном отправился на Соловецкие острова за мощами митрополита Филиппа Колычева.

Поморская ладья.

При переходе через Белое море во время бури часть лодок была разбита. Погибли 69 человек из многочисленной свиты духовных и светских, другая часть чудом спаслась – их выбросило на берег. Среди спасенных путешественников оказался и боярин.

«А меня холопа твоего Ивашку, – писал Хованский государю, – ладью выкинуло на берег на устье Николы чудотворца корельского монастыря, а ладью разбило». Хотя во время путешествия непросто складывались отношения князя Хованского с митрополитом Новгородским Никоном, несмотря на все перипетии соловецкой Одиссеи, поручение царя Алексея Михайловича было выполнено. Мощи митрополита Филиппа Колычева отправились северным путем из Соловков в Москву. От Ярославля их несли по Троицкой дороге к стольному граду. Под ночь пришли в село Ростокино, неподалеку от леоновской вотчины князя Хованского. Раку с мощами святого хотели внести в здешнюю Воскресенскую церковь, но двери приходского храма оказались слишком узкими, и раку оставили на ночь в установленном рядом шатре. Это был один последних мирных походов Хованского. В 1654–1655 г.г. Иван Никитич участвовал в военном походе против давнего соперника России Речи Посполитой – в штурме и взятии Смоленска, где затем оставался воеводой. По сведениям П. Долгорукова, князь И.Н. Хованский скончался в 1675 году, по другим сведениям, в 1671 году.

Наследники Иван старший и Петр Змей

В шести поместьях, которые со временем, как и вотчины, перешли в родовую собственность Хованских, насчитывалось 2373 десятины. Прибавим к этому вотчины в Ростовском, Суздальском, Московском уездах, подаренные Ивану Никитичу его дядей, Д.М.Пожарским. К концу жизни князь И.Н. Хованский владел почти шестью тысячами десятинами земли. У Ивана Никитича были два сына – Петр Иванович и Иван Иванович Хованские. Им– то по праву и перешли отцовы вотчины. Братья не были обижены царской милостью при дворе «скорее благодаря заслугам своих предков, нежели своим личным качествам». Что касается старшего – Ивана, то его служба в основном ограничивалась обязанностями церемониймейстера.

Боярская одежда

Петр Иванович меньшой, по прозвищу Змей, в 1671–1672 годы упоминается стольником и воеводой в Тамбове. В феврале 1679 года царь Федор Алексеевич указал ему быть в большом полку в товарищах у князя М.А. Черкасского. В это время он уже был боярином. А в мае 1679 года» ему велено быть на службе в малороссийских годах для сбережения… града Киева и иных городов от прихода турскаго султана и крымскаго хана..»[5]5
  П.Шереметев там же с. 117.


[Закрыть]

Затем он возвращается в Москву, участвуя в крестном ходе в Сретенский монастырь, а 9 сентября едет за государем в село Алексеевское. Как отмечают исследователи, и Петр знал о придворной жизнь не понаслышке. Он «днюет и ночует во дворе государя в Кремле, когда тот идет в поход… в Сергиев Посад, к Николе на Угрешу… то наряжает вина за царским столом, то провожает царевича Федора из села Преображенского в Москву, а затем спешит к царю Алексею Михайловичу в село Соколово, где тот тешится соколиной охотой. Вместе с тем он ведает Разбойный приказ.

Соколиная охота царя Алексея Михайловча Романова

Мирные времена благотворно сказывались на положении поместий служилых людей, дворян, которые все больше времени проводили в своих имениях, обустраивая их, занимаясь сельским хозяйством, украшая усадьбу парками и садами в духе тогдашней моды. Ближним имением Леоновом, что находилось «у самых ворот столицы», братья Хованские особенно дорожили, поэтому при дележе имущества в 1671 году оставили его в общем, совместном владении. И деревню Казеево (это нынешняя территория Отрадного – район Северного бульвара до реки Чермянки) поделили пополам. Сегодня, проходя по городским кварталам, по этим местам, с трудом представляешь, что тут когда-то стояли бревенчатые крестьянские избы, сельские дворы, где в непогодь крестьяне укрывали домашний скот – коров– кормилиц. Обихаживали свои огороды и сады.

Старшему Ивану досталась старая усадьба, обустроенная еще Иваном Никитичем. Младшему брату Петру по наследству перешла новая усадьба «с гумном по левую сторону дороги, шедшей мимо пруда… с Москвы едучи», где стоял потом Демидовский дворец, а ныне лишь видны остатки старинного усадебного парка вблизи станции метро «Ботанический сад».

В 1678 году в Леонове было «два двора помещичьих» и два владельца. Причем у Петра Хованского была большая семья – три сына и четыре дочери. Но в Леонове им хватало места, да и Москва опять-таки была под боком. Почти до самого снега Хованские жили в подмосковном поместье. Бездетный же брат его Иван Иванович все больше переезжал из одного имения в другое, поддерживая все же ближнюю усадьбу. После его трагической гибели вторая половина Леонова перейдет к Петру. Но это случится позже. На государевой службе все у них шло своим чередом. Да беда пришла неожиданно: в опалу к царевне Софье попали их ближние родственники – двоюродный дядя Иван Андреевич Хованский Тараруй и его сын Андрей.