Текст книги "Восхождение"

Глава ХV

Не прошло и недели, как нетерпеливые горцы стали требовать воплощения в жизнь предвыборных обещаний. Но как это сделать? Как поделить крошечные пастбища между общинами, да так, чтобы границы не превратили добрых соседей в заклятых врагов? А что делать, если окажется, что под зелеными травами лежит уголь, медь или свинец: кому принадлежат эти богатства – общине, которой повезло, или всей Андорре? И как делить прибыль: между всеми гражданами Андорры или между жителями той или иной общины?

После долгих раздумий президент Скосырев решил эту проблему жестко, но справедливо: все земли Андорры, в том числе то, что на поверхности и что в глубине, принадлежат государству. Луга, леса и пахотные земли государство сдает в аренду общинам, а те – конкретным лицам, проживающим на территории общин.

И самое главное: отныне в Андорре нет никаких налогов – ни на луга, ни на леса, ни на воды, ни на что! А деньги на государственные нужды, как то прокладка дорог, строительство мостов и тому подобное, будут поступать за счет арендной платы: от общин – на поля, луга и леса, и от иностранных фирм, трестов и корпораций – за добытый уголь, а также за никель, свинец, медь и все остальное, что будет найдено в недрах Андорры.

Это был сильный ход! Как только соответствующий указ был опубликован в «Вестях Андорры», возбужденные горцы высыпали на улицы Сольеду и, забыв о своей природной сдержанности, провели такие бурные митинги в поддержку мудрых решений президента Скосырева, подняли такую оглушительную пальбу из охотничьих ружей, что с соседних гор сошло несколько снежных лавин.

А когда начали сбываться и другие предсказания Бориса, не удержались даже священники и провели несколько служб, благодаря небеса за то, что они ниспослали Андорре такого мудрого правителя.

Конечно же, все это было приятно, и в душе Борис, если так можно выразиться, потирал руки. Но каждое утро, откровенно нервничая, он хватал испанские и французские газеты, ища отклики на его невиданную авантюру. Когда же наконец в газетах Франции и Испании появились пространные статьи о первых в истории Андорры демократических выборах и о неслыханных указах законно избранного президента Бориса Скосырева – что ни говорите, а Андорра стала первой в мире страной, где отменялись какие бы то ни было налоги – Борис успокоился, это означало, что никаких силовых акций со стороны могущественных соседей не будет.

Но окончательно все стало на свои места и президент Скосырев вздохнул полной грудью лишь после того, как получил поздравительные телеграммы от правящего Народного фронта Испании и ведущих политиков Франции. А вот англичане почему-то молчали, и это вызывало у андоррцев чувство неподдельного негодования: ни Иден, ни Черчилль, ни Чемберлен, ни, тем более, Эдуард VIII, с которыми их президент чуть ли не на «ты», из-за своего врожденного высокомерия поздравить его не удосужились.

– Ну и не надо, – решили андоррцы, – тем более что морских границ у нас нет, и, если что, британские линкоры нас не спасут. А вот то, что английский угольный трест заинтересовался нашими месторождениями и для определения их запасов хочет прислать своих специалистов, это куда важнее: это значит, что английские фунты стерлингов потекут рекой и Андорра, как и обещал президент Скосырев, станет богатой и процветающей страной.

Самое удивительное, Андорра действительно день ото дня становилась все более процветающей страной. И причина этого чуда была не в том, что начали работать рудники, шахты и горные курорты, нет, все дело было в том, что в Андорре отсутствовали какие бы то ни было налоги, в том числе на прибыль и на вложенный капитал: плати за аренду земли и делай на ней, что хочешь.

Прослышав об этом, в Андорру потянулись коммерсанты всех мастей. Добудут они ту же медь или не добудут, построят лыжные трассы или не построят, горцев не интересовало: главное, что деньги за аренду земли надо было платить сразу. Млея от свалившегося счастья и стараясь не продешевить, андоррцы отчаянно торговались, и когда за заросший луг или засыпанный камнями склон получали чуть ли не мешки денег, то мысленно благословляли своего гениального президента.

От всех этих удач закружилась голова и у президента. Для начала Борис Скосырев сочинил новую конституцию: она была самой короткой в мире и состояла из 17 параграфов. Когда ее опубликовали в «Ведомостях Андорры» – а она занимала всего одну колонку – все горцы вначале покатывались со смеху, а потом решили, что в этой краткости высшая мудрость. В самом деле, чего там размазывать на сотнях страниц, почему, скажем, вместо традиционного Генерального совета теперь будет парламент, почему, несмотря на формально провозглашенную многопартийность, на самом деле никаких партий, кроме Демократической партии Андорры, нет?!

Это куда ни шло, это возражений не вызывало. Но один параграф заставил андоррцев крепко задуматься. Дело в том, что Борис Скосырев предложил называть себя не президентом, а королем, и даже не королем, а, учитывая его русское происхождение, царем. Существует, мол, такое проверенное временем понятие, как просвещенная монархия. Не случайно же в Европе немало государств, которые возглавляют короли: например, та же Англия, Швеция, Бельгия или Дания.

А «царь» – это даже лучше и, если хотите, демократичнее, нежели «король». Потому что, как уверяют словари, король – это монарх или государь, управляющий королевством, а царь – не столько монарх или государь, сколько верховный правитель народа или государства. Согласитесь, что это не одно и то же. Тем более что Андорра – демократическое государство, имеющее парламент и всенародно избранного президента. Так что если президента будут называть царем, ничего страшного не произойдет: он как был так и останется верховным правителем гордого и свободного иберийского народа, а заодно и государства.

Все это было, с одной стороны, просто и убедительно, а с другой – сложно и таило нечто непредсказуемое, поэтому на какое-то время вся Андорра замерла, ожидая дальнейшего развития событий.

А тут еще и сам Скосырев, если так можно выразиться, взял паузу: дело в том, что в Сольеду совершенно неожиданно приехала леди Херрд. Надо сказать, что какое-то время всю эту историю с президентством она воспринимала как мужскую забаву, как игру, когда на кон поставлено честолюбие, тщеславие, желание побаловаться властью и покрасоваться в лучах славы. Но когда чуть ли все газеты Европы, не скрывая восторга, начали рассказывать о победе Андоррской революции, о всенародно избранном президенте, о новой конституции, об экономическом буме в стране Долин и даже о возможном рождении новой монархии во главе с царем Борисом первым, леди Херрд поняла, что игра зашла слишком далеко и ее возлюбленного пора спасать.

Каково же было ее удивление, когда она увидела, что спасать никого не надо, а ее дорогой барон самым серьезным образом озабочен прокладкой новых дорог, строительством мостов, взиманием арендной платы и размышлениями о том, как бы не продешевить, заключая договоры с многочисленными иностранными фирмами на эксплуатацию водопадов, речек и снежных вершин. Но больше всего она радовалась тому, что подле барона не было ни одной женщины: это означало, чуть ли не с ликованием думала она, что барон ей не только верен, но и по-прежнему пылко любит.

Не представляя, чем она может быть полезна новоявленному президенту (называть его царем леди Херрд наотрез отказалась, так как у нее возникали ассоциации с судьбой последнего русского царя, которого расстреляли большевики, а она, всем сердцем любящая своего дорогого барона, такой трагической судьбы ему, конечно же, не желает), но и не думая с ним расставаться, леди Херрд решила предложить свои услуги в обустройстве президентской резиденции.

– Мой дорогой президент, – ворковала она, сидя на коленях у Скосырева и приводя в порядок его кривоватый пробор, – ты так занят, так озабочен судьбами страны, что тебе некогда заняться своей внешностью, и ты медленно, но верно теряешь свою былую элегантность. А ведь этого тебе никак нельзя! Не забывай, что придется наносить визиты в столицы ведущих европейских государств, не говоря уже о том, что глав этих государств надо будет приглашать в Андорру. И где ты думаешь их принимать? Представь себе Черчилля или Чемберлена в этом сарае. Не можешь? То-то же! Значит, не откладывая дела в долгий ящик, надо построить приличную резиденцию, где было бы не стыдно принять именитых гостей. Потом – что-то вроде небольшого, уютного отеля, где можно разместить этих гостей. Ну, что молчишь? – теребила она его отросшие усы. – Ты согласен?

– Согласен-то я согласен, – озабоченно чесал за ухом президент, – но построить новую резиденцию – это же каких деньжищ будет стоить! Боюсь, что народ меня не поймет, – заговорил в Скосыреве убежденный демократ.

– А ты его не спрашивай! – спрыгнула с колен леди Херрд и возбужденно забегала по кабинету. – Подумаешь, народ?! Кто он такой, этот народ? Кучка голодранцев, потерявших остатки разума от свалившейся на них манны небесной в виде французских, испанских и английских денег. Поставь своих подданных перед фактом – и вся недолга. Ты же хочешь стать королем, вот и веди себя как король!

– Молодец, Ламорес! – загорелся Скосырев. – Я так и сделаю. Тем более это дело можно провернуть так, что никаких денег на строительство не понадобится.

– Да? Это как же? – удивилась леди Херрд.

– Это будет бартер, а проще говоря, натуральный обмен, – азартно потирал руки Борис. – Дело в том, что на прошлой неделе на меня вышел представитель одной французской фирмы, которая интересуется нашей медью. Найдут они ее или не найдут, это их дело, но чтобы начать копать, они должны заключить договор об аренде земли. Как ты знаешь, земля у нас принадлежит государству, то есть мне. Я сдаю ее в аренду общинам, а те – кому захотят. Само собой разумеется, аренда стоит денег, так что хоть в Андорре нет налогов, но общины за аренду земли платят, и платят немало.

– И они не возражают? – удивилась леди Херрд.

– А чего им возражать? – пожал плечами Борис. – Арендаторы тоже не в убытке: как ты знаешь, общины богатеют не по дням, а по часам. Но я же не дурак, – многозначительно поднял палец Борис, – и часть лугов, долин и гор сдавать в аренду общинам не стал, оставив их в собственности государства. Короче говоря, сценарий будет такой: тот участок, который интересует французов, я отдам им безвозмездно, а они, так же безвозмездно, построят президентскую резиденцию и гостевой отель. Как тебе такой бартер, а? – победно ухмыльнулся он.

– Умница! – бросилась к нему леди Херрд. – Какой же ты умница! Барон, – игриво продолжала она, – оказывается, все эти годы в вас дремал завзятый бизнесмен и теперь он наконец проснулся. Ты не будешь возражать, если я подыщу хорошего архитектора? – прильнула она к Борису. – В Лондоне я из этой братии кое-кого знала: еще при жизни Чарльза они помогали нам перестроить правое крыло дома.

– Ламорес, – обнял ее Борис. – Дорогая моя Ламорес, конечно же, я не возражаю. И вообще, что бы я без тебя делал?! – вкладывая в эту фразу неведомый леди Херрд, потаенный смысл, воскликнул Борис.

– А внутренним убранством я займусь сама. Идет? – шаловливо пощекотала она отросшие усы.

– Еще как идет! – чувствуя, что он поплыл, еще крепче обнял ее Борис и потянул к дивану. – Я же на этом сэкономлю такую кучу деньжищ, что смогу, – на секунду задумался он, – что смогу выделить место для твоего личного будуара, – метнулся к двери Борис и запер ее на два оборота ключа.

Глава ХVI

Следующим шагом президента Андорры Скосырева была попытка вступить в Лигу Наций. Так как местом пребывания Генерального секретаря Лиги Наций была Женева, он порывался съездить в Швейцарию и на месте уладить все проблемы.

– Не стоит, – отговаривал его отвечающий за безопасность президента Виктор Гостев. – Не забывайте, что членом Лиги Наций является и Советский Союз.

– Ну и что? – не понял Борис.

– А то, что на всех белогвардейцев у большевиков огромный зуб. Им ничего не стоит потребовать вашей выдачи.

– И кто же им меня отдаст? – скептически усмехнулся Борис. – Я же законно избранный президент независимого государства. Мы, так сказать, члены семьи европейской демократии.

– А не отдадут, так похитят, – стоял на своем Гостев. – Уж если смогли похитить и вывезти в Москву генерала Кутепова, а его, между прочим, охраняли не мальчики, а прошедшие огни и воды офицеры ударного полка, то уж до вас-то чекисты доберутся.

– Ты так думаешь? – озадаченно поигрывал своей неизменной тросточкой Борис. – По большому счету, ты, конечно, прав: если захотят, то выкрадут – хоть из общественного сортира, хоть из приемной Генерального секретаря Лиги Наций. А как, кстати, было с Кутеповым? В газетах об этом писали довольно туманно.

– На то они и газеты! – досадливо крякнул Гостев. – Я тогда жил в Париже и, как многие мои сослуживцы, крутил баранку такси. Вы не поверите, но у главы Русского общевоинского союза не было постоянной охраны: французская полиция заявила, что, так как генерал лицо неофициальное, то никакой охраны ему не положено. Поэтому охраняли его таксисты, но не постоянно, а только в свободное от работы время. Этим и воспользовались чекисты.

– Но как, как можно средь бела дня прямо с парижской улицы украсть человека? Он же мог закричать, позвать на помощь, да и ажаны чуть ли не на каждом углу.

– Все было подстроено так, что в машину похитителей генерал сел добровольно: хоть и задним числом, но мы это установили точно. Накануне он получил записку от одного известного предпринимателя, который просил о встрече для обсуждения условий материальной помощи, которую намерен оказать РОВСу. Встреча была назначена на трамвайной остановке, и генерал пришел вовремя. Как позже выяснилось, записка была поддельной, поэтому никакого предпринимателя на остановке не было. Зато там стояли две машины, в которых сидели французские полицейские в штатском. Один из них вышел из машины и предложил Кутепову проехать в префектуру для обсуждения крайне важного дела, касающегося возглавляемой им организации.

Дисциплинированный генерал согласно кивнул и сел в машину. Дальнейшее – дело техники: его, видимо, усыпили хлороформом или каким-нибудь дьявольским уколом, доставили в порт и втащили на советский пароход. И хотя московские газеты подняли страшный вой, отрицая причастность ОГПУ к похищению Кутепова, мы ни секунды не сомневались, что его доставили на Лубянку и там расстреляли.

– М-да, – постукивая тросточкой по столу, обронил Борис, – если все обстояло так, как ты рассказываешь, то задуматься есть о чем.

– Что значит «если»? – горячился Гостев. – Никаких если! А история с главой украинских националистов Коновальцем вам ни о чем не говорит?

Ведь его взорвали в Роттердаме, причем в центре города, в многолюдном кафе, и тоже средь бела дня. И знаете, чем? Шоколадными конфетами, начиненными взрывчаткой. Я уж не говорю о смерти сына Троцкого, Льва Седова, в парижской больнице, якобы после операции аппендицита. Это что – случайность, небрежность медицинского персонала или террористическая акция, устроенная чекистами? Нет, господин штабс-капитан, – неожиданно обратился он к Скосыреву по-военному, – как хотите, но в Женеву я вас не пущу!

– И правильно сделаешь! – неожиданно развеселился Борис. – Что я там не видел?! А Лигу Наций я завалю письмами. Уже одно то, что им придется как-то отвечать, мотивируя свое согласие или несогласие о приеме Андорры в эту могущественную организацию, пойдет нам на пользу. Если примут – хорошо, а не примут – мы такой поднимем тарарам в печати: маленьких, мол, бьют, притесняют, не принимают в семью свободных народов Европы и ставят палки в колеса, препятствуя развитию демократии, что женевским чиновникам мало не покажется.

– Вот это другое дело! – азартно потер руки Гостев. – Вот это по-нашему! Я всегда говорил, что голова у нашего президента, то бишь у короля, – поправил он сам себя, – нет, у царя, – хлопнул себя по лбу Гостев, – как у мудрого змия: уж если задумается, то обязательно придумает что-нибудь такое, что обычному человеку и в голову не придет.

– Да, – решил подыграть ему Борис и принял горделивую позу, – мы такие. От нас всегда жди чего-нибудь необычного, диковинного и из ряда вон выходящего. Вот сейчас, например, я выкину такое коленце, которого ты от меня никак не ждешь.

– Неужто наградите? Или присвоите графский титул? – поддержал его игру Гостев.

– Награжу, – важно продолжал Борис. – Но не орденом, а хорошей выпивкой. Давай-ка, брат, дерябнем, – подошел он к буфету, – как в старые времена, когда пили не потому, что надо, а потому, что хочется.

– Охотно! – хохотнул Гостев. – Тем более что хочется всегда, но часто бывает так, что нечего, или, хуже того, не на что.

– Не бывает, а бывало, – поправил его Борис. – Теперь эта проблема решена, причем раз и навсегда. Ты не поверишь, но в этом буфете, – открыл он резные дверцы, – есть не только море водки, но и то, о чем мы с тобой напрочь забыли.

– Да? – неподдельно удивился Гостев. – Неужели селедочка, да еще под шубой?

– Не-э. Хотя следка под шубой, закуска, конечно, мировая. У меня, Витька, завелся дефицит, такой дефицит, что пальчики оближешь.

– Догадался! – воскликнул Гостев. – Это соленые огурчики.

– Теплее, но не то! – горделиво бросил то ли президент, то ли царь, то ли король, а на самом деле русскийй офицер штабс-капитан Скосырев, и достал красиво расписанный глиняный горшочек. – Ну, гадай, что там внутри?

– Сдаюсь, – развел руками Гостев. – На трезвую голову отгадать не смогу.

– Грибочки-и, – эффектным рывком сорвав крышку и закатив глаза, запел Скосырев. – Маринованные грибочки! Ты посмотри, какие они – один к одному.

– Батюшки-светы! – неподдельно удивился Гостев. – Опята! Я их сто лет не то что не ел, но даже не видел. Откуда, какими судьбами?

– С русского парохода. На днях ко мне приезжал когда-то отменный цирюльник, а теперь довольно большая шишка в фашистской партии Франциско Рамос. По старой дружбе, он меня постриг, побрил, правда, сказал, что в последний раз. Теперь, мол, ему не до этого, теперь каждый день на счету, к тому же по утрам он обязан слушать радио, чтобы, не дай бог, не прозевать прогноз погоды – от этого-де будет зависеть дальнейшая судьба Испании.

– А он, случайно, не того? – повертел пальцем у виска Гостев. – Чтобы от дождя или безоблачного неба зависела судьба страны, такого я еще не слышал.

– Я тоже. Но главное не это, главное то, что Рамос заявил: так как он по-прежнему считает меня русским аристократом бароном Скосыревым, то в знак уважения в качестве презента привез купленный у русских матросов какой-то странный продукт, который в Испании не едят, но очень любят в России. Когда я понял, о чем идет речь, то готов был его расцеловать! И так бы и сделал, если бы не титул: барону целовать простолюдинов не положено.

Что было потом, описать невозможно! Господа офицеры так напились, такой подняли шум и гам, что рабочие, приступившие к строительству президентской резиденции, только завистливо качали головами: каких только правителей ни видела Андорра, но таких озорных и веселых в этой стране еще не было.

Пробуждение было хоть и похмельным, но довольно легким.

– Сегодня день лени! – потягиваясь, провозгласил Скосырев. – Зарядка отменяется. Вместо нее холодный душ и апельсиновый сок. Но со льдом! – крикнул он вдогонку направившейся к холодильнику леди Херрд.

– А ты включи радио, – попросила она. – Хочу веселой музыки.

Борис подошел к роскошному немецкому «телефункену», нажал на первую попавшуюся кнопку – и комната наполнилась зажигательно-задорными мелодиями Штрауса.

– Вот это музыка! – кружась в вальсе, с двумя бокалами в руках вплыла леди Херрд. – А погода-то, погода! – распахнула она окно. – На небе ни облачка, птицы поют, солнце светит. Нет, ты как хочешь, а я этот день запомню. Какое сегодня число?

– 17 июля 1936 года, – подошел к календарю Борис. – День как день, и хорошая погода здесь не редкость. Но, ты знаешь, Ламорес, мне почему-то не дают покоя слова начинающего фашиста Рамоса о том, что судьба Испании будет зависеть от прогноза погоды. Что он хотел этим сказать, на что намекал?

– На что? – усаживаясь с ногами в кресло, беззаботно бросила леди Херрд. – Неужели ты не догадался? Это же так просто: если пройдут дожди, будет хороший урожай, а если засуха, то урожай погибнет и испанцам придется несладко.

– Если бы, если бы так, – озабоченно расхаживал по комнате Борис. – Твоим бы устам, да Боговы уши, – неожиданно вспомнил он старинную поговорку.

И вдруг вальс оборвался! Несколько секунд тягостно-мертвой тишины, и раздался хорошо поставленный голос диктора:

– Внимание, передаем прогноз погоды… Передаем прогноз погоды. Над всей Испанией безоблачное небо. Повторяю: над всей Испанией безоблачное небо! – с нескрываемым ликованием закончил он.

И тут же, вне всякой связи с безоблачным небом, вместо вальсов загремели военные марши.

Так началось то, что впоследствии будет названо фашистским путчем, так началась война, изменившая судьбу не только Испании, но и миллионов простых испанцев, впрочем, не только испанцев, заплативших за это своими жизнями.

Этого рокового прогноза погоды, который послужил зашифрованным сигналом к путчу, ждали многие, но больше всех – находившийся в те дни в Марокко генерал Франко. Именно он командовал расквартированными там войсками и именно он возглавил мятеж.

Если учесть, что в его распоряжении было около 100 тысяч хорошо обученных и прекрасно вооруженных солдат и офицеров регулярной армии, шансы на успех у мятежников были большие.

Но так случилось, что моряки путчистов не поддержали и перебросить войска через Гибралтарский пролив у Франко не было никакой возможности. А это означало, что восставшие гарнизоны, дислоцированные в Северной и Юго-Западной Испании, были обречены.

Нет никаких сомнений, что мятежники до конца своих дней сидели бы в Африке, в Мадриде правил бы Народный фронт, а на полях Испании не было бы пролито ни капли крови, если бы Франко не упал в ноги Гитлеру, а потом и Муссолини. Те мигом откликнулись на просьбу Франко: Гитлер прислал транспортные самолеты, Муссолини – корабли, в результате чего все мятежное войско оказалось на Пиренеях.

Но на этом друзья фашистского каудильо не успокоились. Выяснив, что фалангистские дивизии вооружены допотопными винтовками, насквозь проржавевшими танками и сделанными в начале века самолетами, Берлин и Рим организовали нечто вроде воздушного, а потом и морского мостов, по которым в распоряжение Франко было переброшено 1650 самолетов, около 1200 танков, 2700 пушек, 9 тысяч пулеметов и четверть миллиона винтовок.

Казалось бы, имея стотысячную, прекрасно вооруженную профессиональную армию, ничего не стоит разбить кое-как сколоченные отряды Народного фронта. Но не тут-то было! Поражения франкистов следовали одно за другим. И тогда фашистский каудильо снова упал в ноги своим покровителям, умоляя прислать несколько немецких и итальянских дивизий, потому что испанцы-де против испанцев воюют неохотно. Гитлер и Муссолини мигом откликнулись на эту просьбу: из Италии прибыло 150, а из Германии 50 тысяч солдат и офицеров.

В те дни наиболее ожесточенные бои гремели в Каталонии, то есть у южных границ Андорры, и Борис Скосырев не без оснований опасался, что либо фалангисты, либо республиканцы вот-вот вторгнутся в страну шести Долин, тем более что воевать в этих долинах удобно, не говоря уже о том, что еще более удобно организовывать засады в горах. Но пока что Бог миловал, и на территорию Андорры не упал ни один снаряд.

– Взгляните на карту, – пригласил он к разостланному на столе полотнищу своих ближайших друзей. – Все вы боевые офицеры и прекрасно разбираетесь во всякого рода обходах, отходах и фланговых ударах. Слева от нас фалангисты, справа республиканцы, кто-то из них будет наступать, а кто-то обороняться. При этом – взгляните еще раз на карту – Андорра вклинивается в их ряды. Как бы вы поступили, господа офицеры, если бы вам пришлось наступать: стали бы вы обходить этот клин или ударили бы напрямую?

– Конечно, напрямую, – решительно заявил Гостев. – Тем более что, срезав этот клин, я оказался бы чуть ли не в тылу противника, а уж по флангу бы ударил за здорово живешь!

– А кто, по-твоему, начнет наступать первым? Кто первым нарушит наши границы и огнем и мечом пройдет по независимой Андорре?

– Этого я не знаю и не могу знать, потому что планы командования – военная тайна, – развел руками Гостев.

– А я знаю, – подал голос когда-то сторож парижского гаража, а теперь министр печати, бывший поручик корниловского полка Павел Маркин.

– Да? – неподдельно удивился Скосырев. – Интересно знать, откуда?

– Из газет, – обезоруживающе улыбнулся Маркин. – Я ведь по долгу службы читаю и фашистские, и республиканские.

– И что? – начал злиться Скосырев. – Там пишут, где и когда начнет наступление та или иная дивизия?

– Практически да, – бесстрастно продолжал Маркин.

– Ну, ты, брат, загнул! – издевательски хохотнул Гостев. – Такого не было даже в Первую мировую, когда наша императрица, – господи, упокой ее душу, перекрестился он, – когда Александра Федоровна запросто, на день-другой брала домой карты Генерального штаба и знакомила с ними то Распутина, то своих немецких друзей.

– Впрямую о планах командования, конечно, не пишут, – пожал плечами Маркин, – но я умею не только читать между строк, но и анализировать прочитанное.

– А вот это интересно! – привстал Скосырев. – Давай, Пашка, руби правду-матку!

– Все проще простого, – начал Маркин тоном учителя, втолковывающего неразумным школярам общеизвестные истины. – Кто, извините за выражение, приперся сюда из Африки? Генерал Франко. Зачем он приперся? Чтобы захватить власть. Можно ли захватить власть, не проводя наступательных операций, целью которых является столица страны Мадрид? Нельзя. Значит что? – наставительно поднял он палец. – Значит, Франко обречен все время наступать, а республиканцы обороняться. Но если учесть, что лучшая оборона – это наступление, то и республиканцы будут время от времени наступать.

– Время от времени – это когда? – уточнил Скосырев.

– Когда будут силы. А их-то у республиканцев сейчас нет: не зря же их газеты пишут, что батальоны укомплектованы лишь наполовину и что в связи с этим пора объявлять всеобщую мобилизацию. Да и стрелять им нечем. В одной анархисткой газете я прочитал гневное обращение к правительству: куда же, мол, это годится, что артиллерийские батареи имеют всего по одному, да и то неполному, боекомплекту.

– Идиоты! – прошипел Гостев. – Разве можно об этом писать? Ведь все это на руку противнику.

– То-то и оно, – озабоченно изрек Маркин. – Не зря говорят, что если знаешь, то предупрежден, а если предупрежден, значит, вооружен. А мы, к сожалению, знаем мало. Очень мало! – с нажимом продолжал он. – Особенно о фалангистах. Если же учесть, что, как теперь, надеюсь, понятно, наступать будут они, а среди них немало известных своей жесткостью головорезов-марокканцев, и если, что вполне вероятно, они вторгнутся на территорию Андорры, нашему гордому народу несдобровать: вырежут всех, к чертовой матери, и вся недолга! – неожиданно жестко закончил он.

– Ну уж и вырежут? – неуверенно подал голос Скосырев. – А Лига Наций на что?

– Плевали они на твою Лигу Наций! Фашисты – на то они и фашисты. Никакая Лига Наций им не указ. А вот Гитлер и Муссолини – это да, это свои ребята. Да знаете ли вы, что в Германии сейчас формируется легион «Кондор» и что бомбить испанские, а может быть, и андоррские города и села будут лучшие асы люфтваффе?!

– Да ты что?! Вот так, в открытую, без объявления войны? – не поверил Скосырев.

– Я же говорю: фашисты – на то они и фашисты. Никакие договоры, клятвы и международные соглашения им не указ. О-о, они еще себя покажут! – зловеще предрек он. – Испания – это только начало. И тут не надо быть пророком, достаточно прочитать гитлеровскую «Майн кампф».

– Я читал, – уныло заметил Скосырев. – Если все пойдет так, как хочет Гитлер, то Европу, действительно, ждут страшные времена.

– Так вот, – гнул свою линию Маркин, – чтобы знать о планах противника, нужно, как говорил мой незабвенный командир, хлебать с ним из одной миски. Поэтому я предлагаю следующее, – откашлялся он. – Нужно аккредитовать корреспондентов «Вестей Андорры» и у Франко, и у республиканцев. Так как мы государство нейтральное и не поддерживаем ни тех, ни других, думаю, что этот фортель удастся. Ну, а журналист, как известно, вхож везде и всюду, поэтому вы, господин президент, – обратился он к Скосыреву, – будете располагать самой разнообразной информацией и о тех, и о других. Должен сказать, что, по большому счету, я не доверяю ни фашистам, ни республиканцам: не забывайте, что в состав Народного фронта входят и коммунисты, а от них можно ждать любой гадости – уж мы-то с вами об этом знаем.

– Прекрасная идея, – чуть ли не зааплодировал Скосырев. – Но где ты возьмешь людей?

– Они перед вами, – слегка поклонился Маркин. – Как говорится, прошу пардону, но протирать задницу в министерском кресле мне давно осточертело, поэтому предлагаю к фашистам направить меня. А в Мадрид – Василия Зуева. Как вы, наверное, помните, когда-то он был горным инженером, а теперь стал вполне приличным журналистом: во всяком случае, по-испански читает, говорит и пишет, а больше от него ничего не требуется.

– Ну, что ж, господа офицеры, – почему-то по-военному обратился к своим соратникам Скосырев, – судя по всему, времена нас ждут непростые, поэтому сидеть сложа руки мы не имеем права. Будем действовать! Так случилось, что мы оказались между молотом и наковальней: с одной стороны фашисты, с другой – республиканцы. Кто из них нам друг, а кто враг, пока что не ясно. Я прекрасно понимаю, что мы для них – букашка, и раздавить нас могут и те, и другие. Поэтому будем лавировать. Будем маневрировать, общаться, вести переговоры, ни в коем случае не выказывая симпатий ни тем, ни другим. В этой ситуации предложение поручика Маркина дорогого стоит, так как, только располагая необходимой информацией о положении дел как у Франко, так и в Мадриде, мы сможем не оступиться и не сделать роковой ошибки.

Все, на этом заседание кабинета объявляю закрытым, – встал он. – Прошу пройти в соседний зал: там вас ждет леди Херрд с приготовленным лично ею фуршетом.

Когда все потянулись к столу, Скосырев подошел к Маркину и попросил его задержаться.