Текст книги "Мессия"

4

Пятница, 12 февраля 1982 года

А начинается все под фонарным столбом, где, по пути на утреннюю тренировку, один из университетских гребцов обнаружил тело Шарлотты Логан. Следы сдавливания на шее и выкатившиеся глаза не оставляют сомнений в том, какая именно смерть постигла Шарлотту Логан, студентку второго курса Клэр-колледжа Кембриджского университета. Девушка, у которой вся жизнь была впереди, превратилась в окоченевший труп.

Кембриджской сыскной полиции удается выяснить все, кроме одной существенной детали – кто же убийца. Они устанавливают, что в вечер, предшествовавший смерти, Шарлотта была на домашней вечеринке и что ее видели там без четверти три. Никто не помнит, когда она ушла, не говоря уже о том, ушла ли она с кем-то. К этой стадии вечера мало кто вообще что-либо помнил.

По всей видимости, Шарлотта решила вернуться в колледж пешком, но до места так и не дошла. При этом ее не ограбили и не пытались изнасиловать. Отпечатков пальцев на шее не осталось, что неудивительно. В Восточной Англии зимой температура опускается ниже нуля, и мало кто вышел бы из дома без перчаток. В деле об убийстве нет ни улик, ни мотива.

Парадные ворота Клэр-колледжа находятся рядом с Королевской часовней, в конце тупика. Сейчас этот тупик осаждают съемочные бригады телевидения, фотографы и репортеры всех мастей. Неулыбчивым привратникам, не допускающим всю эту свору на территорию колледжа, порой приходится покидать свой пост, чтобы протащить наиболее робких студентов сквозь заграждение из камер, микрофонов и ноутбуков. Офицер, ведущий расследование, детектив-инспектор Дерек Хокинс, появляется на фоне сложенной из песчаника стены и черных металлических ворот трижды в день, но каждый раз лишь для того, чтобы, используя всякого рода эвфемизмы, замаскировать тот прискорбный факт, что полиция так ничего и не накопала.

Отец Шарлотты, Ричард, в прошлом году выручивший двадцать миллионов фунтов на продаже своего бизнеса по торговле коврами, объявляет награду в тридцать тысяч за любые сведения, которые помогут найти убийцу. На вопрос одного из репортеров относительно того, уж не вообразил ли он, будто за деньги можно купить его дочери жизнь, следует ответ: "Нет, но за них можно купить справедливость, а это почти одно и то же".

Увы, похоже, купить нельзя ни того ни другого. По мере того как проходят тягучие, тоскливые дни, перспективы найти убийцу Шарлотты начинают таять, как утренний туман на реке Кем. Кембридж возвращается к обычному образу жизни – он не может слишком долго скорбеть вместе с Логанами и друзьями Шарлотты.

Ред был знаком с Шарлоттой, хотя не уверен, что помнит, где и как с ней впервые повстречался. Он из другого колледжа, специализируется в иной области. Ему жаль семью девушки, и он негодует на человека, который лишил ее жизни. Но ее смерть не переворачивает его жизнь вверх тормашками.

До тех пор, пока неделю спустя он не узнает, кто ее убил.

5

К тому времени, когда Ред возвращается в Скотланд-Ярд, переданные по факсу показания Стивена Каннингэма и Джеральда Глэйзера уже лежат у него на столе. Он быстро их просматривает и ничуть не удивляется, не обнаружив ничего из ряда вон выходящего. Для офицеров, которые снимали у них показания, убийство Каннингэма было всего лишь одним из происшествий, в связи с которым требуется выполнить определенную работу, после чего о нем можно забыть. А вот для Стивена Каннингэма и Джеральда Глэйзера это травма, которая останется с ними на всю жизнь.

Заложив руки за голову, Ред смотрит на стены. Его глаза бегают по развешанным по стенам кабинета, заключенным в рамки газетным статьям. Большая вырезка из "Дейли телеграф" с чуть расфокусированным, но выполненным крупным планом портретом Реда (вид у него задумчивый) занимает почетное место позади его письменного стола. Все это служит напоминанием о его успехах, о раскрытых с его участием преступлениях. Своего род культ личности, в связи с каковым некоторые его коллеги морщат носы. Никаких свидетельств его неудач на виду нет. Такие статьи он хранит в запертом на ключ ящике письменного стола, в папке без номера и надписи. Спросите его о них, и он наверняка сделает вид, будто забыл, куда их засунул, но это неправда. Ред прекрасно помнит каждое относящееся к нему слово, написанное или публично произнесенное, однако показывать и держать перед глазами предпочитает лишь материалы, представляющие его в выгодном свете. Кем-то вроде Брюса Уэйна, Готэм-сити[1]1
  Готэм-сити – вымышленный город, в котором происходит действие историй о Бэтмене (Брюсе Уэйне), – мрачный мегаполис с гипертрофированными недостатками. (Здесь и далее прим. ред.)


[Закрыть] для которого служит Лондон.

На часах сейчас десять пятнадцать утра. Три часа прошло с тех пор, как он встал. За это время он получил два убийства. И один результат – головную боль.

Предварительные отчеты по вскрытию обоих тел будут готовы к ленчу. К этому времени Реду необходимо собрать команду. Дело как раз по нему, так что Ред имеет возможность попросить – и получить! – карт-бланш на все действия, какие будут признаны необходимыми. Пока он будет получать результаты, начальство не станет мешать ему вести дело так, как он считает нужным.

Но первым делом следует сколотить команду. Большая команда ему не нужна, но и слишком маленькая тоже не годится. Двое – это слишком мало. Только в кино копы, как правило, работают на пару, причем пара эта подбирается из самых не подходящих друг для друга людей, которые в процессе совместной работы притираются, проникаются взаимным уважением и становятся настоящими друзьями. Однако жизнь – это не кино, и в ней два самостоятельных ума, как правило, подобны параллельным прямым, которые никогда не пересекаются. Поэтому ему потребуется как минимум три головы. Троица хороша уже тем, что составляет треугольник, аккуратно соединенный в углах. С другой стороны, тройка число нечетное, и в случае расхождения мнений – двое против одного – кто-то из команды может почувствовать себя вытесненным на задворки.

Вот и получается, что придется остановиться на четверых. Четыре человека – это как раз то, что надо. Один плюс трое. С одним все ясно. Остается вопрос, кем будут остальные трое.

Вопрос не только в том, чтобы подобрать настоящих профессионалов – о других просто не идет речь. И не в том, чтобы найти людей, умеющих работать сообща, хотя это, разумеется, обязательное требование. Реду необходимо, чтобы каждый из выбранных им людей привнес в создаваемую команду что-то свое. Что толку, если каждый явится со светлым пивом, когда он просил белого вина, водки или персикового шнапса. Его люли должны мыслить настолько по-разному, чтобы от соприкосновения их идей летели искры. Вот тогда целое станет чем-то большим, нежели просто сумма отдельных частей.

Ред пробегает рукой по копне рыжих волос, вытягивает перед глазами прядь, рассеянно скатывает ее пальцами, а потом убирает руку и смотрит, как волосы распрямляются. Потом Ред достает блокнот и в алфавитном порядке записывает шесть имен.

Адамсон, Бошам, Клифтон, Причард, Уилкинсон, Уоррен.

Некоторое время он смотрит на список, вертя ручку вокруг среднего пальца.

Результат этого действа следующий: Адамсон и Уилкинсон вычеркнуты, напротив Бошам и Клифтона поставлена галочка, а рядом с Уорреном и Причардом – знак вопроса.

Вычеркнув Адамсона и Уилкинсона, Ред снова выписывает четыре имени. В столбик. Под первыми, Клифтон и Бошам, подводится черта. Под ней записываются Уоррен и Причард, двое, оставшиеся под вопросом.

Клифтон и Бошам определенно подходят. С Клифтоном они работают уже пять лет, и это настоящий спец – такой, что со временем, возможно, станет преемником Реда. Ну а Бошам – лучшая имеющаяся в наличии женщина, а Ред хочет, чтобы в расследовании принимала участие женщина. Причем не из соображений политкорректности, но потому, что расследовать одно из этих дел, не учитывая женскую точку зрения, все равно что держать одну руку привязанной за спиной.

Кроме того, она и Клифтон хорошо ладят. Кое-кому кажется, что слишком хорошо. По управлению давно ходят слухи об их любовной интрижке. Доходили они и до Реда. По его мнению, слухи, скорее всего, верны, но ему нет до этого дела. Клифтон симпатичный малый, она привлекательная девушка – друг для друга вполне подходят. Охота им трахаться на манер кроликов, так и флаг им в руки.

Решено – любовники Клифтон с Бошам или нет, они в деле участвуют. С ними все ясно. Осталось разобраться с Уорреном и Причардом. А точнее, предпочесть одного из этих двоих.

Причард обладает несомненными способностями, но вот опыта у него маловато. Он умен, энергичен, работает с энтузиазмом и не пасует перед трудностями – это плюс. Минус в том, что парнишка слишком уж смахивает на Клифтона и Бошам. А значит, не исключено, станет дублировать в работе и сильные их стороны, и недостатки.

Что касается Уоррена... Что ж, это полицейский старой школы, сорока с небольшим, получил закалку в спальных районах Манчестера и привык иметь дело с наркоторговцами и шальными подростками, ищущими приключений на свои задницы. С другой стороны, есть у него не слишком приятная привычка при каждом удобном и неудобном случае давать понять, что он еще не такое видел. И опять же, Уоррен может не сработаться с двумя остальными, в первую очередь потому, что он старше каждого из них на десять лет.

Ред лезет в карман, открывает пачку "Мальборо", вынимает сигарету. Это старая, глубоко укоренившаяся привычка – не выкладывать сигареты на стол, а держать пачку в кармане. Откуда она пошла, ему теперь не вспомнить. Недоброхоты шушукаются, будто причиной всему элементарное нежелание делиться с кем-нибудь своим куревом, но они не правы. Тем паче что в последнее время и курящих-то почти не осталось. Люди покупаются на дурацкие страшилки медиков, но уж его-то не проведешь. Ред присутствовал при множестве вскрытий и прекрасно знает, что, если ты живешь в Лондоне, легкие у тебя будут черными вне всякой зависимости от того, куришь ты или нет.

Он щелкает зажигалкой. Столбик огня слишком высок, и ему, перед тем как прикурить, приходится отрегулировать подачу газа.

Десять минут уходят на размышления, но выбор сделать не удается. При этом единственный фактор, который вовсе не принимается им во внимание, – это их нынешняя нагрузка. Тот, кого он выберет, будет немедленно освобожден от всех других дел. Это расследование станет их жизнью до тех пор, пока они не поймают подонка, который забавы ради вырезает людям языки.

Остается одно – бросить монетку.

Ред нашаривает в кармане брюк и достает монетку в пятьдесят пенсов. Монеты достоинством в фунт, может, и потяжелее, но не такие широкие и не так хорошо летят, как пятидесятипенсовики.

Снова возвращаемся к алфавитному порядку. Причард – лицевая сторона, аверс. Уоррен – оборотная, реверс.

Монетка взлетает и переворачивается в воздухе.

Он ловит ее в ладонь правой руки, прихлопывает вниз на тыльную сторону левой и убирает правую.

Реверс.

6

Обливаясь потом, Джез Клифтон закрепляет свой велосипед цепью на парковочной площадке возле Скотланд-Ярда. С утра теплынь, а он вовсю крутил педали аж из Айлингтона.

Постукивая по бетону крепкими подошвами кроссовок, он направляется прямиком к душевым в цокольном этаже. В раздевалках никого нет, не считая двух детективов из отдела порнографии, собравшихся поиграть в сквош. На оранжевую кутку Джеза и шорты "Юнион Джек лайкра" оба взирают в насмешливом ужасе.

– Ни хрена себе, Клифтон, – говорит один. – Тебя следует арестовать за это. За появление в непристойном виде.

Его коллега смеется. Джез улыбается и показывает ему средний палец.

Он стягивает с себя велосипедную амуницию и заходит в душевую кабинку. Хотя Джез все еще потеет, он пускает такую горячую воду, какую только может терпеть. Для него душ, что летом, что зимой, должен быть с паром, он просто не может понять людей, которые проводят последние тридцать секунд под морозящими струйками воды. Как-то раз он сподобился попробовать, и с него хватило. Ощущение было такое, будто яйца втянулись из мошонки в живот и обратно больше не вернутся. Джез усиленно отмывает налипшие на потное тело городскую копоть и грязь. Летом, стоит вспотеть, ты постоянно чувствуешь себя грязным, хотя он где-то читал, что на самом деле теплый воздух поднимает смог выше, так что зимой загрязнение сильнее. Может, и так, но ему милее гнать на велосипеде через Лондон по свежему январскому холодку, чем по июльскому пеклу.

Подставляя голову под струю, он щиплет живот, проверяя толщину жировой складки. До начала летнего сезона триатлона осталось всего несколько недель, и Джезу, намеревающемуся принять участие в пяти состязаниях, хочется быть в хорошей форме. С интенсивным самолюбованием атлета он усиленно напрягает мышцы и восхищается тем, что видит. Неплохо. Совсем неплохо.

Пять минут истекли. Джез выключает душ, обсушивается и, зевая, натягивает одну из висящих в его шкафчике рубашек. Вчера он отдежурил смену с четырех вечера до полуночи, а потому сегодня, хоть и прибыл в офис к половине двенадцатого, до сих пор ощущает сонливость.

Полностью одевшись, он заходит в лифт и едет на четвертый этаж. Уже шагая по коридору к кабинету, Джез слышит телефонный звонок. Судя по трели – внутренний. Внутренний. Подождут. Как правило, все, кто звонит по внутреннему телефону, не получив ответа, вешают трубку после пяти-шести гудков. Но на сей раз телефон продолжает надрываться и когда Джез уже входит в свой кабинет. Он берет трубку без малейшего воодушевления.

– Клифтон.

– Джез, это Ред.

– Привет. Как дела?

– Можешь выбирать между "хреново" и "хуже некуда". Что предпочтешь?

– "Хуже некуда"! Это всяко лучше, чем то, на что я сейчас смотрю.

Джез без интереса ворошит наваленную на столе писанину. Внутренние служебные записки, инструкции, прочая дребедень. Очередной зевок.

– Спорим на десять фунтов, что не лучше?

– По рукам.

– Тогда чеши ко мне в кабинет. Прямо сейчас.

– Уже иду.

7

Кейт Бошам изнывает от скуки. Судя по всему, как и большинство делегатов на этой конференции.

В который раз за утро она смотрит на часы. Одиннадцать двадцать. До ленча не меньше часа, а скорее всего, больше. Чтобы позабавиться, она наклоняет циферблат своих часов, пока в нем не начинают отражаться очертания ее головы. Она так и не привыкла к своей новой короткой стрижке. Волосы длиной до плеч, которые она носила раньше, обрамляли лицо и смягчали его черты. А теперь уши торчат, не говоря уж о том, что выглядит она лет на пять старше. Правда, Дэвид, ее парень, утверждает, будто новая стрижка ей идет. У нее такой уверенности нет.

От нечего делать Кейт начинает рисовать в блокноте шарж на человека, сидящего впереди нее, чуть наискосок. Срисовав видимый ей полупрофиль, она с удовольствием пририсовывает рот, открытый в широченном зевке.

Вообще-то принято считать, что лучшие докладчики выступают на конференциях как раз с утра. Так, во всяком случае, строились все конференции, на которых ей доводилось бывать прежде. Лучшие выступления до перерыва, пока слушатели еще не утратили интереса. С перерыва, самой собой разумеется, возвращаются не все, а многие из возвратившихся клюют носом, с чем докладчикам приходится мириться. А как иначе, должен же ленч улечься в желудке?

Но если это один из лучших докладчиков, которые у них есть, что же думать о худших? Выступающий повествует о психометрическом тестировании тихим, монотонным голосом, причем со столь сильным голландским акцентом, что его трудно понять. При этом он даже не пытается привлечь внимание аудитории: не жестикулирует, не меняет темп речи, не выделяет самые важные места. Бубнит, и все.

Зал большой, а толку мало.

Кейт просматривает программу и находит имя докладчика. Ролф ван Хеерден. Представляет Европейский Союз. Этакому зануде в самый раз представлять Европейский Союз на олимпиаде по скукотище и бороться за место во всемирной команде по нудятине, чтобы утереть нос марсианам на чемпионате Солнечной системы в следующем году.

В офисе у Кейт осталась масса дел, а здесь она вот-вот испустит дух от тоски.

Неожиданно какая-то особа из оргкомитета, молодая мымра в очках и в зеленом пиджаке на два размера больше нужного, торопливо входит в зал и направляется к сцене. Кейт наблюдает за ней с тайной надеждой, что ее послали убить Ролфа ван Хеердена и оказать всем неоценимую услугу.

Женщина поднимается по ступенькам на сцену. Ван Хеерден, явно раздраженный, смолкает на середине фразы. Женщина шепчет что-то ему на ухо. Он отвечает тихо и резко. Она шепчет что-то еще. Он сердито пожимает плечами и делает шаг назад. Маленькая мимическая шарада.

Женщина наклоняется вперед и говорит в микрофон:

– Прошу детектива-инспектора Кейт Бошам подойти к столу оргкомитета конференции перед входом в зал. Срочный телефонный звонок.

Кейт настолько ошарашена, что не сразу соображает, о ком речь. Лишь через секунду или две она в удивлении встает и бочком направляется к выходу, протискиваясь мимо спинок стульев и людей. Некоторые смотрят на нее с любопытством, задаваясь вопросом, что может быть такого уж срочного, из-за чего докладчика прерывают посреди выступления.

Впрочем, она и сама теряется на сей счет в догадках. Уж не случилось ли что с матерью – она в последнее время все чаще хворает. Только не это!

Женщина в зеленом пиджаке перехватывает Кейт у выхода из зала.

– Вам сюда.

Она направляет Кейт к столу оргкомитета и указывает на телефон с лежащей рядом трубкой. Кейт с замиранием сердца берет трубку.

– Кейт Бошам слушает.

– Кейт, это Ред.

– Привет.

– Ты можешь вернуться в офис?

– Прямо сейчас?

– Да, сию минуту. Это не терпит отлагательств.

– Ладно. Буду через две минуты.

Конференц-зал, в котором она находится, как раз напротив Вестминстерского аббатства. До Скотланд-Ярда рукой подать.

Положив трубку, Кейт ухмыляется. Ей не придется еще сорок пять минут сидеть и слушать бубнеж Ролфа ван Хеердена. Может быть, в конце концов, Бог есть.

8

Дункан Уоррен, зажав трубку между шеей и правым плечом, нетерпеливо барабанит пальцами. Хелен всегда медлит, прежде чем ответить на звонок.

Вот ведь стерва! Наверняка не берет трубку, чтобы его позлить.

Вообще-то он понимает, что не должен принимать это так близко к сердцу, но ничего не получается. А ведь кажется, спустя десять лет после развода их взаимной неприязни пора бы перегореть, превратившись в безразличие. Увы, как бы не так. Антипатия никуда не делась и остается такой же сильной, ожесточенной и разрушительной, как раньше. Порой Дункан специально звонит Хелен, чтобы дать выход этому чувству. Ну а ежели этому онанисту Энди, который теперь с ней живет, приспичит сунуть нос не в свое дело, пусть только попробует. Дункан знает, что может вышибить из Энди дерьмо когда угодно; в его восемнадцати стоунах[2]2
  1 стоун = 6,34 кг.


[Закрыть] веса больше приходится на жир, чем на мускулы.

Но сейчас у него нет желания ни препираться с Хелен, ни отдубасить Энди. Единственное, чего он хочет, – это поскорее определиться с выходными и положить трубку.

Ее голос звучит в его ухе неожиданно громко.

– Хелен Роунтри.

Как только их развели, она вернула себе девичью фамилию.

– Привет, это Дункан.

– Знаю. Чего тебе надо?

Ну вот, она всегда так. И он на это клюет.

– А ты как думаешь, что мне надо? Договориться насчет выходных, что же еще?

– Черт бы тебя побрал, Дункан, о чем тут договариваться? Все как всегда. Заберешь Сэма сегодня в шесть вечера и вернешь к шести вечера в воскресенье. И смотри не опаздывай.

– Куда ты собираешься?

– Не твое дело.

Он вздыхает.

– Ладно. До встречи в шесть. Как Сэм?

– Прекрасно.

– Хорошо. А как ты?

– Тебе-то что?

Из страстной любви проистекает страстная ненависть. Но Дункан не может позволить себе злиться. Сегодня не может.

– Пока.

Хелен вешает трубку, не попрощавшись. Дункан бросает трубку, припечатывая это дело крепким – благо в кабинете больше никого нет – ругательством. Телефон почти сразу же звонит снова. Он хватает трубку.

– Да?

– Дункан, это Ред.

– Привет.

– Ты можешь прийти ко мне в офис?

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас. Это срочно.

– Сразу скажу, Ред, лучше бы это не затрагивало моих выходных. Нынче мой черед побыть с Сэмом.

– Ты приходи, Дункан.

Телефон замолкает.

Сначала Хелен, потом Ред вешает трубку, не прощаясь. Должно быть, это заразительно.

9

Пятница, 18 февраля 1982 года

Это происходит неожиданно. Никакой прелюдии, никакой догадки, никакого ключа. Просто в один момент он понятия не имеет, кто убил Шарлотту Логан, а в следующий уже знает имя убийцы. И это мгновение раскалывает его жизнь пополам.

Он сидит в комнате своего брата Эрика в Тринити-колледже. Время позднее, за полночь. Они посидели в баре колледжа и решили принять еще по стопочке на ночь. Вообще-то Ред устал и собирается уходить. Он навеселе, а Эрик пьян. Сильно пьян, но опьянение не толкает его на пение песен или какие-нибудь дурацкие выходки, а порождает исповедальное настроение. Некоторое время они толкуют о том, о сем, а потом, совершенно неожиданно, Эрик говорит:

– Я убил Шарлотту Логан.

В голосе его звучит такое отчаяние, что Реду даже на секунду не приходит в голову, что это может быть просто неудачной шуткой. И прежде чем он успевает сообразить, что тут можно сказать, плотина самоконтроля Эрика рушится и на Реда изливается водопад его признаний.

– Я шел с ней домой с той вечеринки. Вообще-то я вышел чуть раньше ее, но остановился на улице отлить, а когда закончил, она меня нагнала. Мы оба были нажравшись в полное дерьмо. Бродили, шатаясь, в обнимку по округе, целовались и все такое. Где-то на Паркер-Пайс она запустила руку мне в штаны и...

Он умолкает, как будто воспоминание о дальнейшем для него слишком мучительно.

– Продолжай, – тихонько говорит Ред. – Я слушаю. Я не сужу тебя.

Эрик тяжело сглатывает и заговаривает снова.

– Она стала смеяться надо мной, потому что я ничего не мог. Было морозно, ужасно холодно – короче, погода не для траха. Портки у меня были тонкие, все замерзло, ясно, что штуковина не маячила. Оно бы и ладно, но она принялась меня дразнить. А ведь я был в хламину пьян. Сначала все это казалось мне смешным, но потом страшно обидело. И... я ударил ее.

– Ударил?

– Да. Влепил пощечину. Скорее шлепок, чем удар.

– А она?

– Врезала мне в ответ. Кулаком. Сильно врезала.

– А потом?

– Я плохо помню. Помню, что потянулся к ее шее, потому что на ней был шарф, размотанный, а она вроде бы пыталась оттолкнуть мои руки. А следующее воспоминание – она лежит на земле, возле фонарного столба, а у меня болят пальцы. Наверное, от напряжения.

– Господи, Эрик.

– Я не знал, что делать. Она была мертва. Я проверил пульс, его не было. И я убежал. Удрал сломя голову.

– Как, черт побери, тебе удавалось все это так долго скрывать?

– Господи, это было ужасно, Ред. Право же, сам не знаю, как такое могло со мной случиться. Все это время меня трясло при одной мысли о том, что кто-то видел меня с ней и заявит в полицию. Стоило кому-то постучать в мою дверь, и мне казалось, что заявились копы. А самое худшее – что мне мучительно хотелось кому-нибудь все рассказать. Черт, меня так и подмывало самому пойти в полицию и признаться.

– А почему не пошел?

– Не знаю. Наверное, духу не хватило.

– Думал, что если попытаешься игнорировать это, оно само пропадет, как не бывало?

– Да. Да. Пожалуй, что так.

Ред отпивает маленький глоток виски и пытается размышлять. Как со всем этим быть? Примириться со случившимся? Конечно, Эрику сейчас нелегко, совсем нелегко, но ведь он убил человека, и от этого никуда не денешься.

– Эрик, тебе необходимо об этом рассказать.

– Я уже рассказал. Тебе.

– Нет. Кому-нибудь официальному. Кому-то вроде полиции.

– Нет. Определенно нет.

– Почему нет? Ведь вчера ты на это почти решился.

– Знаю. Но то было вчера. К тому же я так и не решился и теперь рад, что не сделал этого. Ты можешь не поверить, Ред, но то, что я выстрадал за последнюю неделю, уже достаточное наказание. И я не хочу пережить это снова, ни за что, никогда!

Эрик умолкает, пытаясь в чем-то себя убедить.

Ред выжидает.

– Со временем все утрясется, – говорит Эрик. – Все придет в норму.

Придет в норму. Может быть. Но не для семьи Шарлотты Логан.

Ред встает.

– Куда ты собрался? – встревоженно спрашивает Эрик.

– Пойду...

– Куда? Ты ведь не собираешься кому-то рассказывать, правда?

Ред устало смотрит на брата, избегая ответа.

– Эрик, я утомился. Хочу лечь спать.

– Но ты ведь не выдашь меня. Ты не можешь.

– Почему?

– Потому что у меня будут неприятности. И это мягко сказано.

– Эрик...

– Обещай мне, что никому не скажешь. Обещай.

Ред вздыхает.

– Я обещаю.

Эрик крепко обнимает его, и Ред чувствует неловкость. Он лишь слегка прикасается руками к брату и отстраняется, хотя старается, чтобы это не выглядело слишком нарочито.

Эрик подходит к стоящему в углу проигрывателю. Ред направляется к двери.

– Я ухожу, Эрик.

– Нет. Задержись на секунду.

– Я уже сказал тебе, что не...

Эрик достает из конверта пластинку.

– Ты только послушай это, Ред, а потом пойдешь.

Ред тяжело опускается на стул, в последний раз потакая брату. Игла со скрипом устанавливается на бороздках пластинки.

Струнная музыка, мягкая и успокаивающая.

– Что это?

Эрик подходит к двери и выключает верхний свет. Темноту наполняет музыка.

Голос Эрика возвышается над звуками струнных.

– "Мессия" Генделя. Часть вторая. Партия с контральто. Называется "Он был презрен".

Ред слышит, как Эрик ложится на пол.

– Зачем ты проигрываешь это мне, Эрик?

– Это из Исайи. Глава 53, стих 3: "Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни..." Я слушал это, когда вернулся домой после... Когда я вернулся в ту ночь. Мне показалось, это уместно. Ты мой исповедник. Ты должен это услышать.

Вступает женский голос, воспаряющий над струнным фоном. Звонкий, чистый, четко удерживающий ноты.

Презираемый. Отвергнутый.

Слова роняются в тишину и, падая, подхватываются легчайшим касанием смычка к струнам.

Ред слушает в темноте минут пять, а потом поднимается, чтобы уйти.

Эрик лежит у двери навзничь, грудь его поднимается и опадает в ритме сна. Рот открыт, и из него сильно разит виски. Даже в темноте Ред видит, что сон смягчил черты лица брата, разгладив морщины тревоги и страдания.

Ред подходит к кровати, снимает с нее пуховое одеяло и накрывает Эрика. Присев на корточки, он подтыкает одеяло по бокам и под ноги, чтобы брату было тепло.

"Обещай, что никому не скажешь!" – "Обещаю".

Ред наклоняется и легонько целует Эрика в щеку.

"Мой брат. Бедный мой братишка. Прости за то, что я собираюсь сделать".