Текст книги "Берия. Судьба всесильного наркома"

5 мая 1930 года Берия докладывал руководству Закавказья о настроениях населения Эриванского и Ленинаканского округов в связи с продовольственными трудностями: «В селении Гейгумбет местными троцкистами ведётся провокация о том, что «Красная Армия больше не в состоянии противостоять бандам, и в Нахкрае (Нахичевани?– Б. С.) она сдалась бандитам… Троцкий собрал 6000 аскеров из Турции и перешёл на сторону дашнаков, и скоро дашнаки во главе с Троцким будут в Армении. Вдохновителем последней провокации (о Троцком) явился бывший руководитель группы троцкистов Акуппорян».

Лев Давыдович Троцкий во главе 6 тысяч турецких солдат, в качестве предводителя дашнаков, идущий освобождать Армению от большевиков – такое можно вообразить только в каком-нибудь анекдоте от армянского радио. Но так уж достал крестьян Сталин, что они готовы поверить в примирение двух злейших врагов – турок и дашнаков и готовность последних подчиниться человеку, который руководил ликвидацией независимой Армении.

С голодухи и безысходности и не такие сумасшедшие комбинации привидятся. А голод был такой, что вместо мяса в борще могла оказаться… ящерица. Берия докладывал руководству Закавказья: «1-го июня 1930 г. в Забратской столовой ЦРК № 13 (г. Баку. – Б. С.) сварили вместе с борщом довольно большую ящерицу. Части этой ящерицы попали в несколько тарелок обедающих рабочих (получился непроизвольный синтез украинской кухни с дальневосточной, который бакинские рабочие, привыкшие к кавказской кухне, явно не оценили. – Б. С.)… Последнее время в новых рабочих столовых Заводовостроя ФЗР на стройках “Макс-Миллер”, “Бедшер”, “Винклер”, “Кох”, где работают до 1000 человек, наблюдается раздача обедов явно недоброкачественных, так, например, в борще нескольких рабочих были обнаружены черви в 2 сантиметра, вторые блюда являются какими-то рвотными и часто бракуются рабочими. 28.IX.1930 г. и 4/X составили акты с подписями завкома и нескольких рабочих о найденных червях и гнилостном запахе во 2-м блюде».

А когда в Азербайджане летом и осенью 1930 года в связи с коллективизацией вспыхнуло восстание, повстанцы возлагали надежды на лидеров правой оппозиции Сталину. Побывавший в плену у мятежников член компартии бакинский рабочий-железнодорожник Рахманов свидетельствовал в своем докладе руководству Закавказского ГПУ – Реденсу и Берии: «Район, куда я был командирован, буквально кишит бандитами. Есть банды до 200 человек. Вооружены они прекрасно, причем особенно интересным является то, что они хорошо снабжены патронами. Я встречался в июле с группой бандитов – верховых. Они вступили со мной в разговор. Они называют себя не бандитами, а просто людьми, спасающими свои жизни от произвола местных властей, доведших их до необходимости взяться за оружие. Крестьяне жалуются на свою тяжёлую жизнь и безвыходное положение. С одной стороны, они обязаны снабжать хлебом правительство, а с другой стороны – снабжают требующих хлеба бандитов». В общем, красные придут – грабят, белые (точнее, зелёные – ведь восстание шло под зелёным знаменем ислама) придут – опять грабят…

Реденс и Берия цитировали суждение о восстании беспартийного бакинского слесаря И. Афанасьева: «В Гяндже уже началось восстание. Туда посланы войска на усмирение. Восставшие в Гяндже взрывают мосты и грабят поезда. Когда-нибудь эта проклятая власть сломит себе голову. Есть ведь пословица: сколько вор ни ворует, а рано или поздно голову сломит. Ты посмотри на настроение массы. Нет ни одного процента довольных. Власть прямо издевается над народом. Ведь даже хлебом не может снабдить население. Сама напакостит власть, а потом находит каких-то вредителей. Со многими мне приходилось говорить, и они прямо говорят – пусть только начнется война, мы знаем, на кого поднять винтовку за то, что грабят наших отцов. Ведь сами партийцы против этого безобразия. Посмотри на настроения наших рабочих, и сам хорошо поймешь. Казаки на Северном Кавказе только и ждут начало конца». К этому крику души чекисты сделали такое примечание: «В прошлом Афанасьев собственник, – имел свою мастерскую, в данное время антисоветски настроен».

А рабочий бакинской «Союзнефти» Ивашенко предавался мечтаниям с каким-то безвестным сексотом: «Рабочие ничего не жрут, кроме хлеба. Наше положение улучшится, когда Рыкова прогонят, а за ним и Сталина». Лидеры правых, выходит, были столь же ненавидимы рабочими, как и Сталин.

Впрочем, некоторые из недовольных, особенно из числа интеллигенции, высказывали симпатии Бухарину. «С такой политикой, если мы будем продолжать в таком же духе, мы далеко не уйдем, – заявлял беспартийный инженер отдела рационализации бакинского завода имени Шмидта Зимников, – главное, все молчат и ничего не хотят говорить. Политика, которую ведет ЦК ВКП(б), приведет к тому, что скоро люди будут подыхать с голода (как в воду глядел инженер. – Б. С.). Бухарин был прав, что нельзя было так круто поворачивать тяжелую индустрию. Это все может отрицательно повлиять на население и вызвать нежелательные колебания, да и партийцы когда-нибудь очнутся от спячки. Рабочие скрытно ропщут на пятилетку. Пока возможно, надо исправлять сейчас».

Другой бакинский инженер, Барак, откликаясь на расстрел 48 «вредителей», заявил: «Советская власть нашла причину продзатруднений в тех 48-ми, которых расстреляли. Это только замазывание глаз рабочим. Рабочему в настоящих условиях на те гроши, которые они получают, жить почти невозможно. Кооперативы пусты, обеды противны в столовых, что будет дальше, никому неизвестно».

Непраздничное настроение было у рабочих в Закавказье в день 7 ноября 1930 года. В сводке, составленной в связи с главным революционным праздником, Берия сообщал о высказываниях рабочих Армянского карбитного завода: «Все, о чем докладывали на заседании (о достижениях власти и др.), является ложью». «Мы не обязаны работать в пользу крестьян, так как последние сами ничего не делают, а рабочих заставляют работать за них. Крестьяне нам за это из своей продукции ничего не дают. Этим мы только их превратим в лодырей. Рабочих и превратили в каких-то ослов самопожертвования. В единственный выходной день (7 ноября) нас, рабочих, гонят куда попало. Голыми и босыми отправляют нас на уборку хлопка, не снабжая нас обувью и одеждой». Подобные настроения подытожил директор Клинического института Меликян: «Нам не до Октябрьских празднеств, когда желудок пуст».

Октябрьская демонстрация в Баку в том году тоже прошла далеко не гладко. Берия докладывал: «В демонстрации отдельные рабочие выступали против правых уклонистов и призывали вести борьбу с ними. Часть выступающих поддерживала право-оппортунистические лозунги, отрицая необходимость борьбы с Бухариным, Рыковым и др. Беспартийный рабочий Ахмед Таги из Ленинского района: „Мы с начала 5-тилетки обвиняли Бухарина за его неправильный подход к вопросам хозяйственного строительства, а на деле вышло, что он прав. Нас морят голодом, зарплаты вовремя не выдают“. Комсомолец Симонян, рабочий строительного отдела Ленинского района: „С идеей колхозов ничего не вышло, разорили крестьян и нас с голода уморят. Не нужно было настаивать и прислушиваться к голодающим рабочим и крестьянам. Мы, рабочие, работаем голодные и раздетые, а жены комиссаров ходят в шелку и золоте. На шею рабочего садятся, и чем дальше, тем хуже становится, конца не видно“. Рабочий „Азнефти“ Курдиков: „Крестьян грабят, не дают им развивать своего хозяйства, народ голодает. Если на сторону Рыкова и др. перейдут еще несколько вождей, то тогда разобьют Сталина“. Неизвестный: «Видно, положение улучшается. Политбюро сейчас фактически проводит линию правого уклона. Товары отпускаются без ордеров, скоро отменят заборные книжки (карточки. – Б. С.). Умерили отпуск товаров за границу. Зачем уклонистов обвинять, ведь они этого не хотели».

«Политика Сталина привела нас к нищете. Недаром Рыков и Бухарин против его политики. Голод терпеть можно год, а не подряд несколько лет. Ведь заводами и фабриками сыт не будешь», – возмущался котельщик завода имени Пятакова член ВКП(б) Гриценко. А другой член партии кочегар того же завода Гейдар Керимов в группе рабочих говорил: «Из-за политики Сталина все персидские подданные уезжают в Персию. Они правы, так как голодать никто не хочет».

6, 7 и 8 ноября 1930 года на территории фабрично-заводского района Баку чекисты обнаружили 35 листовок и прокламаций антисоветского, антикоммунистического и антисталинского содержания. Среди них были такие, например: «Товарищи. Только Рыков даст нам жить, но не Сталин – националист. Да здравствует свободная жизнь».

«Граждане товарищи. С вас три шкуры дерут. Долой коммунистов – паразитов. Штаб обороны гор. Баку».

«Правительство СССР, мы жить хотим».

«Товарищи рабочие. Сила у вас. Довольно вам мучиться. Ваши дети гибнут, как и вы. Свергните это паршивое правительство и будете жить как люди».

Берия с сожалением констатировал: «В настроении масс праздничные моменты отсутствовали».

Много хлопот ГПУ доставлял и конфликт в руководстве Азернефти. Группировка братьев Агаларовых открыто симпатизировала троцкистам. Как отмечалось в сводке Закавказского ГПУ, «Агаларовы заявляют: “Почему такого вождя, как Троцкий, исключили из партии. Сейчас руководит партией кучка бандитов”» Берия сделал вывод: «Пришло время убрать их (братьев) с фабрики».

Продовольственные трудности 1930 года заставляли многочисленных персидских подданных, работавших на бакинских заводах и нефтепромыслах, возвращаться на родину. Как отмечалось в сводке Закавказского ГПУ, «ряд рабочих персподданных, отражая в данном случае настроение большинства, утверждают: “Раньше при Николае и при муссаватистах жилось лучше. В нехватках виновата Соввласть. Улучшения никакого не будет, в дальнейшем еще хуже будет”».

О том же говорил и персидский подданный – оператор завода «Крэкинг» беспартийный Мехти Кулиев: «С нашими верхами социализма никогда не построишь. Нам дают по норме, за границу отправляют без нормы, сколько хочешь. Теперь хорошего наверно не дождешься. Нас кормят только баснями. 12 лет существуем, ждем только хорошего, а получается все хуже и хуже».

Но больше всего в 1930 году хлопот Берии доставило восстание в Азербайджане. В начале декабря Закавказское ГПУ докладывало о борьбе с повстанцами в Гянджском уезде, численность которых превышала тысячу человек: «Во главе банддвижения стал бывший член муссаватистского парламента, бывший мулла иттихадист (член исламской партии Азербайджана, с которой в начале 20-х годов успешно боролся Берия. – Б. С.) Гаджи Ахунд. Объединение бандгрупп под его руководством ставило задачей организацию массового выступления. С этой целью Гаджи Ахунд широко развернул а/с агитацию. Усиленно распространялись слухи “о скором падении Соввласти, приходе англичан, турецких войск” и т. д. Крестьяне призывались к борьбе с колхозами, к вооружённому выступлению “против русских захватчиков, за религию, за освобождение от нищеты” и т. д. В Кедабекском районе распространялись прокламации с подобными лозунгами. Для подтверждения слухов о приходе турецких войск один из бандитов (по распоряжению Гаджи Ахунда) был переодет в турецкого офицера и командирован по сёлам в сопровождении бандгруппы, которая публично величала его “паша”. Бандагитаторы при этом уверяли крестьян в том, что “правые уклонисты солидарны с Гаджи Ахундом” и т. п.

Эта подготовка собрала вокруг Гаджи Ахунда свыше 1000 человек хорошо вооруженных и подчинила его влиянию ряд сел Шамхорского и Касум-Измайловского районов. Кулацко-зажиточная прослойка в этих районах явилась ближайшим источником материальной и физической помощи банддвижению.

В район концентрации банд были стянуты войсковые части. Активные выступления бандгрупп начались с 10 ноября».

Да, Бухарин, Рыков и Томский впереди, на лихих конях, во главе воинов ислама – это примерно то же самое, что Троцкий, объединяющей под своей командой дашнаков и турецких солдат. Но народы бывшей Российской империи всё надеялись, что кто-то придёт спасти их от Сталина и большевиков, будь-то Троцкий, Бухарин, англичане, турки, чёрт, дьявол… Хотя Турция в то время вообще была союзником Москвы, и турецкие власти сильно ограничивали антисоветскую деятельность кавказской эмиграции в приграничных районах. Англия же не имела никаких планов интервенции в СССР.

Восстание Гаджи Ахунда поначалу казалось серьёзной угрозой. Повстанцам даже удалось на полутора суток прервать движение по железной дороге Баку – Тифлис.

Однако очень скоро выяснилось, что разжиться продовольствием в стране, где крестьяне едва сводят концы от урожая до урожая, нет никакой возможности. Люди Гаджи Ахунда вынуждены были реквизировать продукты у населения, тем самым восстанавливая его против себя. Как отмечалось в докладе Берии, уже в начале декабря «Гаджи Ахунд стал уговаривать своих товарищей разбиться на части, мотивируя наступлением частей Красной Армии, невозможностью достать в большом количестве продукты». Очень скоро Гаджи Ахунду пришлось раздробить свою армию на мелкие отряды, а большинство повстанцев разошлись по домам. Войска под командованием главы Азербайджанского ГПУ М.П. Фриновского загнали группу Гаджи Ахунда и 9 его ближайших сторонников в Дивардинские зимовники, где почти все они, включая главаря, были убиты в бою 9 декабря 1930 года. Поднятое Гаджи Ахундом восстание было подавлено с помощью суровых репрессий. В сёлах брали заложников, заставляя крестьян выдавать скрывающихся повстанцев. Захваченных в плен участников мятежа и заподозренных в пособничестве им расстреливали на месте. Только 8 декабря 1930 года, например, казнили 23 «бандита» и 10 «пособников и укрывателей». По социальной принадлежности расстрелянные распределялись следующим образом: кулаков – 12, середняков – 15, бедняков – 2, рабочих – 2, антисоветский элемент – 1 и совслужащий – 1. Некоторые добровольно сложившие оружие повстанцы временно оставлялись на свободе в расчёте, что они сагитируют своих товарищей прекратить борьбу. Потом их тихо «изымали» и либо расстреливали, либо отправляли в концлагеря.

Сталин тоже читал все сводки ГПУ. И боялся, что, если кризис ещё более углубится, бывшие вожди оппозиции смогут стать знаменем народного недовольства, а их сторонники на местах, равно как и уцелевшие меньшевики, дашнаки, эсэры и члены других запрещённых партий придадут выступлениям рабочих организованность. Поэтому сразу, как только появился подходящий предлог, – убийство Кирова, началась широкая кампания превентивных репрессий всех подозрительных, достигшая кульминации в 37–38-м годах.

Берия с тревогой отмечал, что во время демонстрации 7 ноября 1930 года в столице Азербайджана, хотя «отдельные рабочие выступали против правых уклонистов и призывали вести борьбу с ними… часть выступающих поддерживала правооппортунистические лозунги, отрицая необходимость борьбы с Бухариным, Рыковым и др.».

Продовольственные трудности заставляли людей ностальгировать по тому времени, когда у власти в Закавказье были антисоветские правительства, не говоря уж о благословенном царском времени. Так, еще 30 апреля 1929 года, в связи с введением карточек на хлеб – 800 грамм для работающих и 400 грамм для иждивенцев в день, Берия фиксировал в сводке нелестные высказывания рабочих о Советской власти. «Не нужно верить брехне нашего правительства. Всё, что оно обещало, это ложь. Разве при меньшевиках жизнь не была лучше. Меньшевики были правы, когда боролись с большевиками. Если бы меньшевики остались, то нам не жилось бы так плохо», – сокрушался тифлисский грузчик Лука Богвирадзе.

А в Армении крестьяне с тоской вспоминали о высланных кулаках и прочих «эксплуататорах». Сводки ГПУ фиксировали, как в апреле 1930 года в Армении «в селе Авдибек Аламлинского района на бедняцком совещании выступил батрак Седрак со следующим заявлением: “Что мне дала Советская власть, меня кормил священник, и ему я должен помогать”». А в селении Амамлы батрак Пализян говорил совсем уж крамольные вещи: «Наши кулаки такие же батраки, как и я. Я лично работал у кулаков Баграмянов, и они больше меня работали. У нас в селе кто бедняк, тот лодырь. Кого мы называем кулаками, это те люди, которые день и ночь мучаются, работают».

Раз такие настроения проявляются даже среди «классово близких», значит, дело плохо. Раскулачивание и раздел добра высланных между остальными крестьянами стало совершенно необходимым для выживания Советской власти. Теперь крестьяне были связаны круговой порукой, отделены навсегда от тех, кто работал день и ночь и не боялся отстаивать перед властью свои и общественные интересы. А неуправляемое крестьянское стадо уже можно было загнать в колхоз, когда посулами, а чаще – грубой силой.

Недовольство сохранялось и в колхозах, но там его гораздо легче было контролировать тому же ГПУ, совместно с колхозным руководством. Среди крестьян нарастали настроения безысходности. Берия докладывал: «В селении Карабулаге Абиранского района середняк Арутюнян, во время разъяснения статьи т. Сталина “Ответ товарищам колхозникам”, заявлял среди крестьян следующее: “Произносят речи ради своего кармана, говорят, что власть рабоче-крестьянская, не верьте. Они врут, имя крестьянина коммунисты используют для того, чтобы мы молчали бы. Нигде правды нет и не будет”».

Лаврентий Павлович цитировал и образец пропаганды, распространяемой среди крестьян троцкистами: «Партия разлагается, власть потеряла голову и теперь не имеет возможности поставить работу должным образом. Если до сих пор правительство работало сносно, то этим было обязано Ленину и Троцкому, которые руководили работой. А теперь за работу взялся княжеский сын – Сталин (намёк на распространённую в Грузии легенду, что настоящим отцом Сталина был князь Эгнаташвили. – Б. С.), который ни одной минуты о крестьянах не думает, старается всячески наши хозяйства уничтожить. Для этой цели он выдвинул коллективизацию, и всё, что делается, сами видите своими глазами».

Еще более красочную легенду поведал в Абхазии середняку Антиси Гурцкая незнакомец, назвавшийся Каландарашвили, в апреле 1930 года: «Советская власть уже на краю гибели, и она должна была быть ликвидирована еще в январе с. г., но по некоторым причинам она имеет счастье существовать до сего времени. Существующее жендвижение (против закрытия медресе и снятия чадры. – Б. С.) надо усилить, так как за этим последует вооруженное восстание мужчин, к которому примкнет Красная Армия, и тогда коммунистам будет конец. В отношении товарища Сталина сказал, что он лежал в Гульрипшском санатории больным, где и умер. Тело его отвезли в Москву, но коммунисты до сих пор об этом умалчивают».

Эх, наивная крестьянская вера, что злой большевистский царь то ли уже умер, то ли вот-вот умрет, и их, крестьян, оставят в покое.

Сельхозтехника, которую щедро обещали крестьянам, заманивая их в колхозы, порой обращалась в форменное издевательство над людьми и здравым смыслом. Так, 6 мая 1930 года Берия докладывал: «Полученные однорядные сеялки совершенно непригодны для кахетинских условий. Кроме того, крестьяне избегают пользования ими, так как указанные однорядки удорожают производительность труда крестьян. Например: чтобы засеять 1 га необходима одна лошадь, одна сеялка и два человека, тогда как самым примитивным способом один человек может посеять больше двух гектаров за то же время».

Недовольны были и рабочие, которым в результате коллективизации стало нечего есть. В Ереване рабочие маслобойного завода Армхлопка кандидат партии Алике и Саркисян говорили своим товарищам, что «с раскулачиванием кулаков и ликвидацией спекулянтов положение рабочих не улучшилось. В кооперативах, за исключением чёрного хлеба, ничего нет. Неправильно, что у нас рабочее правительство. Кто получает жирные оклады, тот живёт хорошо, а рабочие постоянно нуждаются и питаются чёрным хлебом. В случае войны в первую очередь отправят нас, а в то время как за рабочими нету ухода». Берия подчеркнул, что «все присутствующие при этом рабочие (17 человек) согласились с этим». Несчастные как в воду глядели: рабочие и крестьяне требовались также в качестве пушечного мяса для грядущей войны.

В июне 1930 года Берия составил очередную сводку об отношении крестьян Закавказья к коллективизации после сталинской статьи «Головокружение от успехов», опубликованной в «Правде» 2 марта 1930 года: «Во время войны (так называли ударный период коллективизации) на моей земле срезали 35 деревьев и приказали молчать, теперь кто мне их возвратит», – жаловалась крестьянка Масхарашвили из села Хидари. А середняк Петр Джимиашвили сетовал: “Нас обманывает и правительство, и партия. Обещали нам многое, а на деле ничего не дали. Мне 65 лет, и столько, сколько в колхозе, никогда в жизни не работал. Сегодня что мы отработали, все забрали вышедшие из колхоза. У меня одна пара быков, которых я свел в колхоз. Мне понадобилось привезти дрова для семьи, отнести кукурузу на мельницу или же отвезти больных к врачу, и когда я обращался в правление, мне отказывали и заявляли, что быки уже не принадлежат мне”».

Эти жалобы от крестьян шли бессчетно. Но угрозы для власти они не представляли. Не было политических сил, способных канализировать крестьянское недовольство, направить его на достижение политических целей в масштабе если не всего СССР, то хотя бы в масштабе всей Грузии, Армении или Азербайджана. Некоммунистическая оппозиция была окончательно подавлена к середине, а внутрипартийная, троцкистская и бухаринская – к концу 20-х годов. У власти же была армия и ГПУ, способные без труда подавить даже локальные вооруженные восстания. На разговоры же недовольных смотрели как на материал для будущих арестов и следственных дел.

В бытность Лаврентия Павловича во главе ГПУ Грузии, он не был чужд либерализма. Так, Берия постоянно воевал с партийным руководством Грузии по поводу «перегибов» в антирелигиозной кампании, причём не только по отношению к мусульманам. 3 мая 1929 года в специальной докладной записке «О грузинской церкви». Там он требовал: «Разослать циркулярное письмо местным парторганизациям, подтвердив ещё раз методы и рамки антирелигиозной пропаганды с предложением прекратить всяческие безобразия, которые провоцируют политику нашей партии и вызывают озлобление довольно лояльного грузинского духовенства и верующих к Советской власти. Предложить по советской линии несколько ослабить налоговый нажим на духовенство и ни в коем случае не производить арестов представителей последнего без соответствующей санкции со стороны ГПУ. Предложить прокуратуре расследовать все случаи ограбления и поджогов церквей и виновных привлечь к ответственности. Считать абсолютно необходимым вопросы отобрания и закрытия церквей согласовывать с местными органами ГПУ в целях избежания возможных ошибок и систематического разложения грузинского духовенства».

Лаврентий Павлович разъяснял, как ему удалось приручить грузинскую церковь, несмотря на то, что католикос открыто выступал против Советской власти и поддерживал меньшевиков: «Длительной нашей работой нам удалось создать оппозицию католикосу Амвросию и тогдашней руководящей группе грузинской церкви, и лишь только в 1927 году в январе месяце удалось полностью вырвать из рук Амвросия бразды правления грузинской церковью и вместе с его приверженцами удалить от руководящей роли в Грузинской церкви. В апреле месяце – после смерти католикоса Амвросия католикосом был избран митрополит Христофор, вполне лояльно относящийся к Соввласти, и уже собор, избравший Христофора, декларировал своё лояльное отношение к власти и осудил политику и деятельность Амвросия, в частности, и грузинскую эмиграцию».

Берия полагал, что после 1920 года «форсирование закрытия церквей, нажим на грузинское духовенство являлись ответом на отношение к власти духовенства. Даже и в этот период церкви закрывались не путём прямого административного постановления, а подводилась невыполнимая норма численности прихода для регистрации церкви, и при невыполнении её церковь признавалась бездействующей и закрывалась… Грузинская церковь, несмотря на своё лояльное отношение к власти, влачит жалкое существование. Массовые ограбления церквей, поджоги и разгромы их, насилия местных властей, нередко с участием партийных и комсомольских организаций, приводят церкви к совершенному разрушению, а непосильное налоговое обложение заставляет грузинское духовенство отречься от церкви и искать новые пути заработка. Лишение духовенства самых элементарных прав, как то: свободы передвижения, без арестов и административных высылок, поставило грузинскую церковь перед фактом невозможности существования… Грузинская церковь стирается с лица земли… Творимые безобразия невероятны в правовом государстве… Мы имеем весьма достоверные факты и случаи использования меньшевистской нелегальной организацией творимых безобразий вокруг грузинской церкви для демонстраций против Соввласти и дискредитации местных партийных и комсомольских организаций».

Лаврентий Павлович пытался внушить своим партийным товарищам: раньше, при строптивом католикосе Амвросии, церковь прижимали правильно, но всё-таки аккуратнее, чем сейчас, но зачем же продолжать сводить её к ногтю теперь, когда грузинской церковью руководят свои люди? Думаю, что в 1943 году Сталин именно по совету Берии ослабил гонения на Русскую Православную Церковь, пойдя на опробованный 16 годами ранее в Грузии вариант и поставив во главе церкви карманного патриарха, Синод и утверждаемых органами госбезопасности епископов.

Определенный либерализм не мешал Лаврентию Павловичу образцово выполнять директивы из центра. По образцу московских процессов над вредителями он создал дело местной, закавказской «Промпартии». Весной 1930 года была арестована группа инженеров и служащих «Азнефти», занимавшихся строительством нефтепровода Баку – Батум. Выявившиеся при проектировании и постройке нефтепровода ошибки и финансовые злоупотребления объявили вредительством – умышленным разбазариванием «народных средств». 4 мая 1930 года Берия послал показания арестованного Антона Викторовича Булгакова, бывшего главного инженера строительства нефтепровода Баку – Батум, председателю Закавказского ЦИКа Михе Цхакая. Под диктовку следователей Булгаков утверждал: «Вредительский смысл заключался в том, что для капиталистических кругов… было безразлично, за счёт какого ведомства затрачены деньги на постройку нефтепровода при Советской власти, вредительские же круги НКПС видели в удержании постройки нефтепровода в своих руках повод для проведения ещё добавочных капиталовложений… В то же время вредительскими кругами Закавказской железной дороги чрезвычайно раздувалась эксплуатационная смета керосинопровода… Деятели контрреволюционной вредительской нефтяной организации, а также бывшие владельцы нефтяных предприятий, находившиеся за границей, ясно понимали, что одна вредительская деятельность не будет в состоянии вызвать падение Советской власти и что главную надежду надо возлагать на интервенцию. В случае же возникновения такой интервенции, контрреволюционная организация должна была оказать ей помощь. В конце 1925 года из-за границы через секретаря Английского посольства Уайта было получено письмо на английском языке за подписью Э.Л. Нобеля и Детеринга (бывших владельцев бакинских нефтепромыслов. – Б. С.) с директивами о подготовке к интервенции. После прочтения письмо было уничтожено. В этом письме, которое, очевидно, было написано по желанию и по указаниям английского военного штаба, предлагалось контрреволюционной вредительской нефтяной организации выделить специальную военную группу и выполнить ряд мероприятий по подготовке к предполагавшемуся на Кавказском берегу Чёрного моря десанту (Лаврентий Павлович в плане подготовки к такому десанту трактовал и намеченное в связи со строительством нефтепровода расширение батумского порта. – Б. С.)… В конце 1927 года в Москве через Норвежскую миссию и через А.В. Иванова (инженера, главаря «вредителей». – Б. С.) было получено от Э.Л. Нобеля письмо на английском языке… Сообщалось, что военная интервенция, предполагавшаяся на 1928 год, была по политическим соображениям отложена на год, на два».

Закавказские чекисты действовали по той же схеме, что и их коллеги в Москве и по всей стране. Группа инженеров из «бывших», ещё с дореволюционным стажем, будто бы вступает в связь с эмигрантами-капиталистами. Те, в свою очередь, связаны с Генштабами и разведками Англии (Франции, Германии, Японии, Польши и т. д., в зависимости от политической конъюнктуры, региона и фантазии следователей), обнадёживают своих бывших подчинённых скорой интервенцией, в ожидании которой требуется всячески вредить Советской власти: устраивать взрывы на шахтах, аварии на железных дорогах, пожары на нефтепромыслах и т. д. Такого рода инцидентов в годы индустриализации из-за бесхозяйственности, нехватки квалифицированных кадров рабочих и инженеров, а главное, из-за отсутствия у людей заинтересованности в добросовестном и производительном труде, в СССР было с избытком. Вот и требовалось свалить вину на «вредителей» – «буржуазных спецов». Берия и Реденс в организации очередного «вредительского дела» были не оригинальны.

Рабочие же сообщения об осуждении инженеров-«вредителей» встречали с энтузиазмом. Берия 17 декабря 1930 года сообщал об откликах на процесс Промпартии. В частности, рабочие Тифтрамвая выражали искреннюю радость: «Так им и надо. Пусть знают оставшиеся в живых вредители, что Советская власть жестоко карает тех, кто поднимает против неё свою изменническую руку!» И огорчились, что Рамзину и остальным приговорённым к расстрелу вышло помилование. Такова же была позиция подавляющего большинства рабочих. Бакинские рабочие, например, настаивали: «Таких подлецов не стрелять надо, а на куски резать».

Особенно возмущало пролетариев, что вот инженеры выучились на народные деньги, а теперь гадят, да ещё при этом люди гибнут. О том, насколько основательны выдвинутые против «спецов» обвинения, рабочая масса не задумывалась. Правда, в конце обзора Лаврентий Павлович привёл и критическое мнение о процессе «Промпартии», оговорившись, что высказывавшие его лица давно уже разрабатываются ГПУ как «антисоветский элемент»: «В заключение интересно будет привести разговор сотрудников на постройке Дома связи на проспекте Руставели… Чертёжник конторы Ястребов сказал: “Осадчий и Шеин, которые на Шахтинском процессе были общественными обвинителями и сидели рядом с государственным обвинителем Крыленко по левую сторону, теперь сами являются подсудимыми”. Счетовод Петров ему на это ответил: “Остался только один Крыленко на левой стороне”. А бухгалтер Блажиевский закончил разговор следующими словами: “Ничего, на следующем процессе и Крыленко будет сидеть на правой стороне суда”».