Текст книги "«Пена дней» и другие истории"

XLIX

– Войдите! – крикнул звукотокарь. Он поднял глаза на дверь. Там стоял Шик.

– Здравствуйте, – сказал Шик. – Я пришел за теми записями, помните, которые я вам приносил.

– Как же, помню, помню. За тридцать сторон, учитывая изготовление специальных приспособлений и гравирование пантографом двадцати нумерованных экземпляров, с вас причитается сто восемь инфлянков. Но я возьму с вас всего сто пять.

– Хорошо, – сказал Шик. – Вот у меня чек на сто десять инфлянков. Я перепишу его на ваше имя, а вы мне вернется пятерку.

– Идет! – сказал звукотокарь. Он выдвинул ящик и протянул Шику новенькую купюру в пять инфлянков.

Глаза Шика погасли.

L

Исида вышла из машины, которую вел Николя. Он посмотрел на часы, а потом проводил взглядом девушку, пока она не исчезла в подъезде дома, где жили Колен и Хлоя. На Николя была новая, с иголочки, форма из белого габардина, а на голове белая кожаная фуражка. Он выглядел помолодевшим, но тревога в глазах выдавала его глубокое душевное смятение.

На этаже, где жил Колен, лестница внезапно становилась настолько узкой, что Исида, хотя она и прижимала руки к телу, касалась одновременно и перил, и холодной стены. От ковра остался лишь легкий пух, едва прикрывающий деревянные ступени. Дойдя до двери, она перевела дух и позвонила.

Никто не открыл. Ни звука не было слышно на лестнице, кроме время от времени тихого поскрипывания дерева да влажного почмокивания распрямляющейся ступени.

Исида снова нажала кнопку звонка. Она почувствовала, как по ту сторону двери вздрогнул стальной молоточек, касаясь металлической чашечки. Она слегка тронула дверь, и та вдруг распахнулась.

Исида вошла и споткнулась о Колена. Он лежал на боку, уткнувшись лицом в пол и простерев вперед руки. Глаза его были закрыты. В передней было темно. Свет нимбом собрался вокруг окна, но почему-то не проникал в помещение. Колен равномерно дышал. Он спал.

Исида опустилась на колени и погладила его по щеке. Его кожа чуть вздрогнула, а под веками шевельнулись глазные яблоки. Колен взглянул на Исиду и как будто снова погрузился в сон. Исида тронула его за плечо и слегка потрясла. Он сел, провел пальцами по пересохшим губам и сказал:

– Я спал.

– Да. Ты теперь не ложишься в постель? – спросила Исида.

– Нет. Я ждал здесь доктора, чтобы потом сразу же пойти за цветами.

Вид у него был совершенно растерянный.

– Что случилось? – спросила Исида.

– Хлоя… – ответил Колен. – Она снова кашляет.

– Это, наверное, раздражение, которое еще не совсем прошло.

– Нет, – сказал Колен. – Это другое легкое.

Исида вскочила и кинулась в комнату Хлои. Она бежала, разбрызгивая паркет в разные стороны. Комната была неузнаваема. Хлоя лежала на кровати, ее голова утопала в подушке, она кашляла почти беззвучно, но безостановочно. Услышав, что вошла Исида, Хлоя слегка приподнялась и перевела дух. Она слабо улыбнулась, когда Исида села к ней на кровать, и обняла ее так бережно, как больного младенца.

– Не кашляй, Хлоя, милая, – прошептала Исида.

– Какой у тебя красивый цветок, – произнесла Хлоя, жадно вдыхая аромат большой красной гвоздики, вколотой в волосы Исиды. – Сразу стало легче! – добавила она.

– Ты еще больна? – спросила Исида.

– Я думаю, это другое легкое.

– Да что ты! – воскликнула Исида. – Это все то же, просто остался еще небольшой кашель.

– Нет, – сказала Хлоя. – Где Колен? Он пошел за цветами?

– Он скоро придет. Я его встретила. У него есть деньги?

– Еще немного осталось. Да что толку, сделать все равно ничего нельзя!..

– Тебе больно?

– Да. Но не очень… Моя комната изменилась, ты видишь?

– Так мне больше нравится. Прежде она была слишком большой.

– А как выглядят другие комнаты? – спросила Хлоя.

– Ну… Совсем неплохо, – уклончиво ответила Исида.

В ней еще жило жуткое ощущение от прикосновения к паркету, холодному и зыбкому, как болото.

– Меня не трогает, что все вокруг меняется, – сказала Хлоя. – Лишь бы здесь было тепло и удобно…

– Конечно, – подхватила Исида, – маленькая квартира куда уютней.

– Мышка теперь от меня не отходит. Видишь, вон она там в углу. Не знаю, что она тут делает, но в коридор она больше не желает выходить.

– Вот как, – сказала Исида.

– Дай мне еще понюхать твою гвоздику, – сказала Хлоя. – Мне от нее легче.

Исида вынула цветок из волос и протянула его Хлое, которая поднесла гвоздику к лицу, порывисто и глубоко вдыхая ее аромат.

– Как поживает Николя? – спросила она.

– Хорошо, – ответила Исида. – Только он не такой веселый, как прежде. Я принесу тебе еще цветы, когда приду снова.

– Николя мне всегда нравился. Ты не выйдешь за него замуж?

– Не могу, – прошептала Исида. – Я его недостойна.

– Это не имеет значения, – сказала Хлоя. – Если он тебя любит…

– Мои родители не смеют с ним об этом говорить. Ой!..

Гвоздика вдруг поблекла, увяла, засохла на глазах и тонкой пылью осыпалась Хлое на грудь.

– Ой! – вырвалось теперь и у Хлои. – Я сейчас опять начну кашлять… Ты видела!..

Она умолкла, чтобы прикрыть ладонью рот. Тяжелый приступ кашля снова сотрясал ее.

– Это… то, что во мне сидит… убивает цветы… – бормотала она.

– Не говори со мной, – сказала Исида. – И не огорчайся, бог с ней, с этой гвоздикой. Колен принесет сейчас новые цветы.

Воздух в комнате был синий, а по углам зеленоватый. Следов сырости пока еще не замечалось, и ворс у ковра оставался пушистым, но сквозь одно из четырех квадратных окон свет уже почти не пробивался.

Из прихожей до них донеслись хлюпающие шаги Колена.

– Вот он, – сказала Исида. – Он наверняка принес тебе цветы.

В комнату вошел Колен с большой охапкой сирени.

– Вот, Хлоя, возьми!..

Хлоя протянула руки.

– Какой ты милый, мой дорогой!

Она положила букет на другую подушку и уткнулась лицом в сладчайшие белые грозди.

Исида встала.

– Ты уходишь? – спросил Колен.

– Да, меня ждут. Я скоро еще приду и принесу цветы.

– Было бы хорошо, если бы смогла прийти завтра утром, – попросил Колен. – Я должен искать работу, но мне не хотелось бы оставлять Хлою одну до прихода доктора.

– Договорились, – сказала Исида.

Она слегка наклонилась и осторожно поцеловала Хлою в нежную щеку. Хлоя подняла руку и погладила Исиду по лицу, но головы не повернула. Она жадно вдыхала запах сирени, который в виде облака медленно витал вокруг ее блестящих волос.

LI

Колен понуро шагал по дороге. Она сворачивала в лощину между увенчанными стеклянными куполами насыпными холмами, тускло поблескивавшими в свете дня.

Время от времени он поднимал голову и читал надписи на указателях, чтобы удостовериться, что не сбился с пути, и тогда видел небо, исчерченное грязно-коричневыми и синими полосами.

Далеко впереди из-за склона поднималась шеренга труб главной теплицы.

В кармане у него лежала газета с объявлением, что требуются мужчины в возрасте от двадцати до тридцати лет для работы на оборону. Колен старался идти как можно быстрее, но ноги его увязали в горячей земле, которая медленно, но неумолимо вновь завладевала территорией, где теперь были воздвигнуты строения и проложены дороги.

Растительности вокруг не было никакой. Куда ни глянь – повсюду чернела земля. Спрессованная в блоки, наспех наваленные вдоль обочин, она образовывала насыпи, которые, однако, были столь непрочными, что время от времени большие массы земли, вдруг колыхнувшись, медленно оползали, заваливая проезжую часть дороги.

Кое-где высота этих насыпей уменьшалась, и тогда Колен видел купола, сквозь мутные стекла которых различал какие-то темно-синие тени, двигающиеся на более светлом фоне.

Он прибавил ходу, с трудом вырывая ноги из ямок, которые проминал. Но рыхлая земля тут же выравнивалась, словно эластичная мышца, и на поверхности ее оставались лишь едва приметные следы, которые тоже мгновенно исчезали.

Трубы заметно приблизились. Колен чувствовал, что сердце его в грудной клетке бьется, как взбесившийся зверь. Сквозь материю кармана он комкал пальцами сложенную газету.

Он то и дело спотыкался на скользком грунте, но ноги увязали меньше – почва заметно твердела. Наконец он поравнялся с первой трубой, торчащей, как вбитая в землю свая. Черные птицы вились вокруг ее горловины, из» которой тянулась тоненькая струйка зеленого дыма. У основания труба, сохраняя круглую форму, сильно расширялась, что обеспечивало ее устойчивость. Чуть поодаль тянулась цепь каких-то строений. Дверь была одна.

Колен вошел, поскреб подметки о решетку из блестящих острых лезвий и двинулся по низкому коридору, освещенному с двух сторон цепью ламп с пульсирующим светом. Пол и стены коридора были выложены красным кирпичом, а в верхней части стен, равно как и в потолке, были пробиты окошки, прикрытые стеклянными пластинами в несколько сантиметров толщиной, сквозь которые виднелось что-то темное и неподвижное. В конце коридора находилась дверь. На ней табличка с номером, указанным в газете, и Колен вошел не постучав, как и было оговорено в объявлении.

За письменным столом сидел старик в белом халате и читал учебник. Волосы у старика были всклокочены. На стене висели различные виды оружия, сверкающие бинокли, огнестрельные ружья, смертометы различных калибров и полный набор сердцедеров всех размеров.

– Здравствуйте, месье, – сказал Колен.

– Здравствуйте, месье, – ответил старик.

Голос у него был надтреснутый и хриплый от старости.

– Я пришел по объявлению.

– Вот как! – удивился старик. – Уже целый месяц как печатают эти объявления, но без всяких результатов. Работа здесь, знаете ли, нелегкая…

– Знаю, – сказал Колен. – Но за нее хорошо платят.

– Бог ты мой! – воскликнул старик. – Наша работа, видите ли, выжмет вас в два счета, и вряд ли эти деньги стоят того… Впрочем, не мне оговаривать нашу администрацию. К тому же я еще жив, как видите…

– А вы давно тут работаете? – спросил Колен.

– Год. Мне двадцать девять лет.

И он провел дрожащей морщинистой рукой по испещренному глубокими складками лбу.

– Теперь, как видите, я уже достиг какого-то положения. Теперь я могу целый день сидеть за столом и читать учебник…

– Мне нужны деньги, – сказал Колен.

– Весьма распространенный случай. Но эта работа настроит вас на философский лад. Месяца через три вам уже меньше будут нужны деньги.

– Мне нужны деньги, чтобы лечить жену.

– Ах вот что…

– Она больна, – объяснил Колен. – А вообще-то, я не люблю работать.

– Сочувствую вам. Когда женщина больна, она уже ни на что не годится.

– Я ее люблю.

– Разумеется, иначе вы не пришли бы сюда наниматься. Сейчас я отведу вас на ваше рабочее место. Это этажом ниже.

Он провел Колена по стерильно-чистым переходам с низкими сводами, потом по лестнице из красного кирпича до одной из дверей в ряду других дверей, отмеченной условным знаком.

– Вот мы и пришли, – сказал он Колену. – Входите, я расскажу вам, в чем будет заключаться ваша работа.

Колен переступил порог. Комната была маленькая, квадратная. Стены и пол были из стекла. На полу лежал спрессованный из земли блок в форме гроба высотой в метр, не меньше. Рядом лежало толстое свернутое грубошерстное одеяло. Никакой мебели там не было. В маленькой нише в стене стоял небольшой сундучок из синего железа. Сопровождающий Колена всклокоченный человек подошел к сундучку, откинул крышку и вынул оттуда двенадцать маленьких отполированных металлических цилиндров с просверленными по центру крошечными отверстиями.

– Эта земля стерильна, – пояснил он. – Сами знаете, что это значит. Для укрепления обороны страны требуются материалы наивысшего качества. Чтобы стволы винтовок росли правильно, без искривлений, им необходимо тепло человеческого тела, это уже давно установлено. Впрочем, это относится вообще к любому виду оружия.

– Ясно, – сказал Колен.

– Вы выкопаете в земле двенадцать лунок. Затем воткнете в каждую по стальному цилиндру, разденетесь догола и ляжете на них ничком, так, чтобы они пришлись вам между сердцем и печенью. Сверху вы накроетесь вот этим шерстяным стерильным одеялом и проследите за тем, чтобы отдавать свое тепло равномерно.

У него вырвался надтреснутый смешок, и он похлопал себя по правому боку:

– Первые двадцать дней каждого месяца я высиживал по четырнадцать стволов. О!.. Я был очень сильный!..

– Ну а что дальше? – спросил Колен.

– Дальше вы пролежите так двадцать четыре часа, и за это время стволы вырастут. За ними придут. Потом землю польют маслом, и вы начнете все сначала.

– Они растут вниз?

– Да. Снизу их подсвечивают, – объяснил провожатый. – У них положительный фототропизм, но растут они вниз, а не вверх, потому что намного тяжелее земли. Вот их и подсвечивают снизу, чтобы избежать искривлений.

– А резьба?

– Данный сорт вырастает уже с готовой резьбой. Семена выведены селекционным путем.

– А трубы для чего?

– Для вентиляции и для сохранения стерильности одеял, да и вообще теплиц. Специальных мер предосторожности применять не надо, за этим и так очень бдительно следят.

– А с искусственным прогревом не получается?

– Плохо. Для хорошего роста им необходимо человеческое тепло.

– А женщин вы нанимаете? – поинтересовался Колен.

– Нет, они непригодны для этой работы, у них недостаточно плоская грудь, чтобы равномерно распределять тепло. Ну, не буду вам больше мешать. Приступайте к работе.

– Я действительно буду получать по десять инфлянков в день?

– Конечно. И сверх того премию, если вам удастся вырастить за раз больше дюжины стволов…

Провожатый вышел из теплицы и затворил за собой дверь. Колен сжимал в горсти двенадцать стальных зерен. Он положил их на пол и начал раздеваться. Глаза у него были закрыты, а губы то и дело вздрагивали.

LII

– Не понимаю, что происходит, – сказал приемщик. – Сперва ведь все было в порядке. Но вашу последнюю продукцию можно будет использовать только для особого вида оружия.

– Но вы мне все же заплатите? – с тревогой спросил Колен.

Он должен был получить семьдесят инфлянков плюс десять инфлянков премиальных. Он старался как мог, но контролер обнаружил в выращенных им стволах явные отклонения от стандарта.

– Поглядите сами, – сказал приемщик, взял один из стволов и показал Колену его деформированный конец.

– Ума не приложу, – сказал Колен. – Мои первые стволы были абсолютно цилиндрическими.

– Конечно, они могут пойти на производство гранатометов, но эта модель была в ходу еще пять войн тому назад, и к тому же у нас ими забит склад. Это очень досадно.

– Я старался как мог!..

– Не сомневаюсь. Я заплачу вам ваши восемьдесят инфлянков.

Приемщик вынул из ящика стола запечатанный конверт.

– Я велел принести деньги сюда, чтобы вам не пришлось идти в отдел зарплаты. Там иногда месяцами нельзя добиться расчета, а судя по вашему виду, вам некогда ждать.

– Большое спасибо, – сказал Колен.

– Я еще не видел вашей вчерашней продукции, ее вот-вот принесут. Может, подождете минутку?

Его дребезжащий сиплый голос терзал слух Колена.

– Хорошо, я подожду.

– Видите ли, мы вынуждены быть очень внимательны к этим деталям, потому что все винтовки должны быть одинаковыми, даже если для них нет патронов…

– Да, – сказал Колен.

– А патронов у нас по большей части нет. С планом по производству патронов у нас получилась неувязка. Дело в том, что скопились большие запасы патронов, но они годятся только для той модели винтовки, которая уже давно снята с производства, а приказа выпускать патроны для винтовок нового типа мы не получали. Так что пользоваться этими винтовками пока невозможно. Впрочем, все это не имеет никакого значения. Ведь не полезешь же с винтовкой против самоходного орудия. А у противника на каждые наши две винтовки приходится по самоходке. Правда, по количеству стволов превосходство остается за нами, но что самоходному орудию винтовка или даже десяток винтовок, особенно если нет патронов?..

– А здесь самоходок не делают? – спросил Колен.

– Делают, но мы еще только-только справляемся с планом, спущенным нам во время последней войны, поэтому наши самоходки не отвечают современным требованиям и их приходится тут же пускать на металлолом, а сработаны они на совесть, вот на это и уходит время.

В дверь постучали, и на пороге появился заведующий складом. Он толкнул перед собой белую стерильную тележку, на которой лежала, прикрытая белой простыней, продукция Колена за последнюю смену. С одной стороны простыня почему-то приподнималась, а этого не могло бы быть, если бы все стволы имели правильную цилиндрическую форму, и Колен забеспокоился.

Заведующий складом вышел, прикрыв за собой дверь.

– М-да… – сказал приемщик. – Как-то не похоже, что все уладилось.

Он приподнял простыню. На тележке лежали двенадцать синеватых холодных стальных стволов, и из каждого росла прекрасная белая роза, – ее бархатистые лепестки, чуть кремовые в глубине, должно быть, только что раскрылись.

– О, – прошептал Колен, – как они хороши!..

Приемщик ничего не сказал. Он только кашлянул два раза.

– В общем, так… – произнес он раздумчиво. – На работу вам завтра, пожалуй, не стоит выходить.

Его пальцы нервно стиснули край тележки.

– Я могу их взять? – спросил Колен. – Для Хлои…

– Они завянут, как только вы их оторвете от стали, – сказал приемщик. – Они, видите ли, тоже стальные…

– Быть этого не может! – воскликнул Колен.

Он бережно коснулся стебелька одной из роз и попытался сломать его, но при этом сделал неловкое движение, и лепесток рассек ему кожу на руке. Рана длиной в несколько сантиметров медленно заполнялась густой кровью, которую он стал машинально слизывать. Он глядел на белоснежный лепесток, отмеченный кровавым полумесяцем, и приемщик тихонько похлопал его по плечу и подтолкнул к двери.

LIII

Хлоя спала. Днем нимфея одалживала ей свою матовую кремовость, но во время сна она, видно, считала, что стараться незачем, и лихорадочный румянец проступал на щеках больной. Глаза ее гляделись двумя голубыми пятнами подо лбом, и издали нельзя было понять, раскрыты они или нет. Колен сидел на стуле в столовой и ждал. Вокруг Хлои стояло много цветов. Поэтому он мог подождать еще несколько часов, прежде чем идти искать другую работу. Он решил чуть-чуть отдохнуть, чтобы произвести хорошее впечатление и получить прилично оплачиваемое место. В комнате было темно. Окно уже почти целиком заросло, оставалась лишь узкая щель над подоконником, шириной сантиметров в десять, сквозь которую сочился белесый свет и падал полосой на его лоб и глаза. Остальная часть лица была погружена в сумеречную тень. Проигрыватель стал плохо работать, для каждой пластинки приходилось его заново заводить, а это утомляло Колена. Да и пластинки стали такими заигранными, что часто уже трудно было узнать мелодию. Он подумал о Хлое. Если ей что-нибудь понадобится, то мышка тут же прибежит за ним. Женится ли Николя на Исиде? Интересно, какое у нее будет свадебное платье? Кто это звонит в дверь?

– Здравствуй, Ализа, – сказал Колен. – Ты пришла навестить Хлою?

– Нет, я просто пришла.

Они сидели в столовой, в которой из-за волос Ализы стало теперь куда светлее. И два стула там тоже еще нашлось.

– Ты затосковала, мне это знакомо.

– Шик пришел, он сейчас дома.

– Он послал тебя за чем-нибудь? – спросил Колен.

– Нет, – ответила Ализа. – Он меня просто отослал из дому.

– Понятно. Он решил заняться ремонтом?..

– Нет, – сказала Ализа. – Он собрал наконец все книги Партра, а я ему больше не нужна.

– Ты устроила ему сцену?

– Нет.

– Он, наверное, неправильно тебя понял, а когда он перестанет злиться, ты ему все объяснишь.

– Он мне сказал, что у него осталось ровно столько инфлянков, сколько нужно, чтобы переплести последнюю книгу Партра в гусиную кожу цвета небытия, и что он не допустит, чтобы я с ним осталась, потому что он не может меня ничем обеспечить, и что я стану совсем некрасивой, и у меня будут красные, безобразные руки.

– Он прав, – сказал Колен. – Работать ты не должна.

– Но я люблю Шика. Я работала бы ради него.

– Это не выход. К тому же ты не можешь работать, ты слишком красивая.

– Почему он меня выгнал? – спросила Ализа. – А я правда была красивая?

– Не знаю, но мне очень нравятся твои волосы и твое лицо.

– Погляди, – сказала Ализа.

Она встала, потянула за колечко молнию, и платье ее упало на пол. Это было платье из светлой шерсти.

– Да… – прошептал Колен.

В комнате стало очень светло, и Колен увидел Ализу всю как есть. Ее груди, казалось, вот-вот вспорхнут и улетят, а продолговатые мышцы ее стройных ног на ощупь были, должно быть, твердыми и горячими.

– Я могу тебя поцеловать? – спросил Колен.

– Да, ты мне нравишься.

– Ты замерзнешь.

Ализа подошла к Колену и села к нему на колени, а из глаз ее тихо потекли слезы.

– Почему он не хочет больше быть со мной?

Колен баюкал ее, как дитя.

– Он ничего не понимает. Но, знаешь, Ализа, он все-таки хороший парень.

– Он очень меня любил. Он думал, что сможет разделить себя между книгами и мной, но книги этого не захотели.

– Ты замерзнешь, – повторил Колен.

Он целовал ее и гладил по волосам.

– Почему я не встретила тебя раньше, чем его? Я так любила бы тебя. Но теперь я не могу. Я его люблю.

– Понимаю, – сказал Колен. – Я теперь тоже больше люблю Хлою. – Он поставил ее на ноги и поднял с пола платье. – Оденься, котенок, ты замерзнешь.

– Нет. И вообще, какая разница.

Она машинально одевалась.

– Я не хочу, чтобы тебе было грустно, – сказал Колен.

– Ты так добр ко мне, но мне очень грустно… Что-то я для Шика, пожалуй, все же сумею сделать.

– Иди к родителям. Они, наверное, хотят тебя видеть… Или к Исиде…

– Там не будет Шика. А мне незачем идти туда, куда он не придет.

– Он придет. Я схожу за ним.

– Нет, – сказала Ализа. – К нему нельзя войти. У него теперь дверь всегда заперта на ключ.

– Уж как-нибудь я к нему попаду. А может, он сам придет ко мне.

– Вряд ли. Он уже не тот Шик, что прежде.

– Да нет. Он тот же самый, – сказал Колен. – Люди не меняются. Меняются только вещи.

– Не знаю…

– Я провожу тебя. Мне все равно нужно идти искать работу.

– Мне в другую сторону.

– Я провожу тебя хоть до подъезда.

Они стояли лицом к лицу. Колен положил Ализе руки на плечи. Он ощущал тепло ее шеи, а ее пушистые, вьющиеся волосы почти касались его кожи. Он провел ладонями вдоль ее спины. Она уже не плакала. Она как бы отсутствовала.

– Я не хочу, чтобы ты сделала какую-нибудь глупость, – сказал Колен.

– О, я не сделаю глупости…

– Если затоскуешь, приходи ко мне.

– Быть может, я еще приду.

Ее взор был обращен вовнутрь. Колен взял ее за руку. Они спустились по лестнице. Кое-где они оскальзывались на сырых ступеньках. Перед домом Колен простился с ней. Она стояла и глядела ему вслед.