Текст книги "Книга тайн"

Такие разговоры велись изо дня в день – до тех пор, пока не стало известно, что между Россией и Турцией подписан мир, а Пугачев разбит и захвачен генералами Екатерины. Самозванка объявила эти сообщения ложными, но скоро газеты подтвердили их правдивость. Вдобавок натянулись отношения с Радзивиллом. Она не знала, что князь с некоторых пор затеял двойную игру, что ее письма турецкому султану перехватывались агентами Радзивилла, поскольку тот, чуя неблагоприятную развязку интриги, не хотел усугублять свое и без того сложное положение и мечтал нарушить альянс.

И – как заключительный аккорд – начались нелады со здоровьем. Первые признаки чахотки появились у самозванки еще в Венеции, теперь же, когда вся обстановка не способствовала душевному спокойствию, ее самочувствие резко ухудшилось. Но она изо всех сил держалась и лихорадочно искала выход из положения (ведь ко всему прочему, кончились и деньги). И, наконец, как ей показалось, нашла – ее взор обратился к Ватикану.

Собравшись с силами и средствами, самозванка переплывает Адриатику, высаживается в Неаполе, а оттуда едет в Рим – с паспортом, который выхлопотал для нее английский посланник в Неаполе небезызвестный сэр Гамильтон. Она просила у него и 7000 цехинов, но не получила их. Деньги появляются лишь в Вечном городе, взятые взаимообразно (а на самом деле, как всегда, без отдачи) у очередного поклонника, что позволило ей устроиться в фешенебельном отеле на Марсовом поле и оттуда начать поиск путей для связи с папской курией.

Это оказалось весьма трудным делом: по случаю смерти папы Климента XIV, последовавшей еще в сентябре, кардинальский конклав, по обычаю, сидел взаперти, обсуждая кандидатуры на освободившийся трон святого Петра. Однако самозванке удалось связаться с кардиналом Альбани и попросить у него помощи в деле достижения русского престола. Взамен же обещала не только сама принять католичество, но и переменить веру во всей России. (Прием отнюдь не нов: в начале XVII в., готовясь, как и Тараканова, занять русский престол, Лжедмитрий I то же самое обещал польскому королю Сигизмунду III и папскому нунцию Рангони.)

Таким образом, складывался новый альянс, и кардинал Альбани, имевший большие шансы стать новым папой, делал в своей стратегической игре ставку и на самозванку, но в это время обстоятельства круто переменились.

В дело вмешалась Екатерина II.

«Царская охота»

Русская императрица, сама воссевшая на престол с помощью переворота, прекрасно знала его механику, а потому пристально следила за самозванкой, едва та появилась в поле ее зрения. Но сразу обезопасить себя от претендентки она не могла – все силы были брошены на подавление пугачевского бунта. Теперь он был ликвидирован, а Пугачев казнен, но еще до этого граф Орлов переправил Екатерине II послание самозванки, которое она написала ему из Рагузы. В ответ императрица приказала: «Сей твари, столь дерзко всклепавшей на себя имя и породу, употребить угрозы, а буде и наказание нужно, то бомбы в город Рагузу метать можно, а буде без шума достать ее способ есть, то я и на сие соглашаюсь…»

Как видим, Орлов получил карт-Бланш и мог действовать без опаски, если бы не одно обстоятельство: никто на русской эскадре не знал, где находится самозванка. Она так быстро меняла города своего пребывания, что за ней не успевали следить. Но если раньше Орлов относился к этому достаточно спокойно, то теперь, получив приказ императрицы, он взялся за дело со всей серьезностью. Во все концы были посланы разведчики, и среди них такие, как испанец де Рибас, будущий градоначальник Одессы, и серб Войнович, будущий русский контр-адмирал.

После трех месяцев усиленных розысков де Рибас обнаружил самозванку в Риме. Обнаружил – и тотчас пошёл на приступ, благо для того у него имелись деньги, выданные графом Орловым, и легенда, выдуманная сообща.

Согласно ей, де Рибас должен был убедить самозванку, что ее письмо, отправленное графу Орлову, возымело то действие, на которое она и рассчитывала. И граф готов оказать помощь принцессе Елизавете, поскольку его положение у трона Екатерины сильно пошатнулось, и он не ждет в дальнейшем от нее ничего, кроме опалы.

Надо сказать, что эта часть легенды опиралась на действительные слухи, ходившие тогда в Петербурге. Падения братьев Орловых желали многие, и один из них, Григорий, уже был отставлен из фаворитов (его место занял кавалергард Васильчиков), что, по мнению недругов Орловых, должно было настроить братьев против императрицы. Но злопыхатели просчитались. Орловы продолжали верно служить трону, Екатерина об этом знала, а потому и поручила Алексею такое ответственное дело, как устранение самозванки.

Де Рибас свиделся с принцессой Елизаветой; его красноречие и 2000 червонцев, переданные от имени графа Орлова, достигли желаемого – она поверила в то, что русская эскадра готова подчиниться ей. Оставалось лишь одно – встретиться с командующим, чтобы выработать план дальнейших действий.

15 февраля 1775 г. самозванка под именем графини Зелинской прибыла в Пизу, где в то время находилась главная штабквартира Орлова. Тот принял ее со всеми почестями, выделил в ее распоряжение роскошный дворец и целый штат прислуги. Это, конечно, сильно подействовало, но окончательно сразил принцессу Елизавету сам граф, сделавший вид, что безумно влюблён в нее, и, в конце концов, предложивший ей руку и сердце. Свою роль Орлов играл столь искусно, что женщина, на счету которой было бесчисленное множество любовных побед, не смогла раскусить тайные замыслы опытного сердцееда и полностью вверилась его воле.

Полдела было сделано, и теперь требовалось захватить самозванку, но в Пизе осуществить это было довольно трудно.

Во-первых, весь город каким-то образом прознал, что среди его гостей находится наследница русского престола, и ее арест повлек бы за собой непредсказуемые действия; во-вторых, с нее не спускали глаз представители Ватикана, а пуще всего – иезуиты. Решись Орлов на арест самозванки в Пизе, те и другие, несомненно, приняли бы ответные меры. И хотя в его кармане лежало приказание Екатерины II захватить «всклепавшую имя» каким угодно способом, Орлов не хотел раздувать международный скандал. Он придумал нечто иное.

В один из дней граф получил письмо из Ливорно от тамошнего английского консула сэра Джона Дика. Тот извещал, что в Ливорно произошли стычки между командами русских и английских кораблей, и графу следует прибыть на эскадру, чтобы разобраться в случившемся. Письмо это было фикцией, о нём Орлов предварительно договорился с Диком, но самозванка приняла все за чистую монету, и когда жених объявил ей, что ему нужно немедленно отправиться в Ливорно и навести там порядок, она без колебаний вызвалась его сопровождать. Только этого ему и хотелось, и 19 февраля он и принцесса с тремя слугами отбыли в Ливорно. Таким образом, самозванка совершенно добровольно вошла в расставленную для нее ловушку, и оставалось лишь захлопнуть дверцу. О том, как это было сделано, читатель уже знает.

Следствие и смерть

Хотя самозванка была захвачена, русская эскадра еще четыре дня простояла в Ливорно – разбирали изъятые у нее бумаги и грузили на корабли имущество Орлова-Чесменского, коего за семь лет пребывания графа в Средиземном море накопилось предостаточно.

Здесь были и картины, и статуи, и драгоценная мебель, так что погрузка окончилась лишь в ночь на 26 февраля, после чего эскадра вышла в море – пять линейных кораблей и фрегат.

В середине марта миновали Гибралтар, а еще через две недели на горизонте показались туманные берега Англии. В Лондоне пополнили запасы продовольствия и воды и намеревались некоторое время отдохнуть, но слухи о пленнице, содержавшейся на «Исидоре», дошли до лондонских жителей, и те толпами повалили на набережную и буквально осаждали корабль Грейга в надежде хоть одним глазом взглянуть на русскую принцессу. Это заставило адмирала Разумовский спешно покинуть английскую столицу, и 22 мая эскадра пришла в Кронштадт.

Следуя инструкции, полученной от Орлова и предписывающей передать самозванку лишь по именному повелению императрицы, Грейг стал дожидаться порученцев Екатерины II. Наконец рескрипт был получен:

«Господин контрадмирал Грейг, с благополучным вашим прибытием в наши порты, о чем я сего числа уведомилась, поздравляю, и весьма вестию сею обрадовалась. Что же касается до известной женщины и до ее свиты, то об них повеления от меня посланы г-ну фельдмаршалу князю Голицыну в С.-Петербург и он сих вояжиров у вас с рук снимет. Впрочем, будьте уверены, что службы ваши во всегдашней моей памяти и не оставлю вам дать знаки моего к вам доброжелательства.

Екатерина.

Мая 16 числа 1775 г.

Из села Коломенского, в семи верстах от Москвы».

Здесь необходимо внести точность в даты.

Как мы сказали, эскадра Грейга прибыла в Кронштадт 22 мая; письмо же написано за неделю до этого. Никакой мистики в сем факте нет, и императрица подтверждает это своей фразой: «о чем я сего числа уведомилась». Да, пока эскадра огибала Европу, к Екатерине по суху был отправлен специальный гонец, который и доставил весть о захвате самозванки.

Получив рескрипт, Грейг тайно, ночью, переправил принцессу в Петропавловскую крепость, где и передал ее петербургскому генерал-губернатору Голицыну, точнее – его представителю, капитану гвардии Александру Толстому. Но и Толстой был всего лишь посредником в цепи передач самозванки от одного должностного лица к другому. Постоянным же ее надзирателем стал комендант крепости Андрей Чернышев. Именно он затворил за пленницей двери мрачного Алексеевского равелина, из которого она уже не вышла…

26 мая состоялся первый допрос самозванки. По указанию Екатерины, Голицын требовал от узницы ответить на два вопроса: кто она такая на самом деле и по чьему наущению назвалась дочерью императрицы Елизаветы? За первым допросом последовали другие, но, несмотря на все старания и угрозы, предпринятые Голицыным, самозванка так ни в чем и не призналась и никого не выдала. Она заявила, что сама никогда не называла себя дочерью императрицы Елизаветы, что так ее назвали другие, а она лишь пользовалась этим именем (Елизаветы), не видя в том ничего дурного.

Пришлось с этим согласиться и составить родословную самозванки и маршрут ее передвижений по миру, сообразуясь с теми показаниями, которых удалось от нее добиться. Картина вырисовывалась следующая. Ее зовут Елизаветой, ей двадцать три года, она не знает, где родилась и кто были ее родители. Выросла в городе Киле, а когда исполнилось девять лет, ее увезли через Россию в Персию. Оттуда она попала в Багдад, где жила в доме богатого человека по имени Гамет. В этом же доме познакомилась с князем Гали, обладателем несметных сокровищ (вариант: Гали – дядя самозванки).

Князь увёз ее в Исфаган и там объявил ей, что она – дочь императрицы Елизаветы. В Исфагане она прожила до 1768 г., а затем вместе с Гали отправилась в Европу. Туда они попали через Ригу и Кенигсберг. Потом она некоторое время жила Берлине, полгода в Лондоне, а затем, в 1772 г., переехала в Париж.

В правдивость этого рассказа многие историки не верят до сих пор; не верила ему и Екатерина II, писавшая 7 июня князю Голицыну:

«Передайте пленнице, что она может облегчить свою участь одною лишь безусловной откровенностью и также совершенным отказом от разыгрываемой ею доселе безумной комедии… Примите в отношении к ней надлежащие строгости, чтобы наконец ее образумить…»

Меры были приняты, и результатом их стало письмо самозванки к Екатерине II, в котором она просила аудиенции. Но вот беда: просительница подписала письмо именем Елизаветы, что привело Екатерину в ярость. Она отказала самозванке во всех ее просьбах, строгости по отношению к ней продолжались, и это дало самые печальные последствия – чахотка, коей страдала узница, в условиях крепости обострилась до предела, так что Голицын, опасаясь за ее здоровье, на свой страх и риск смягчил режим содержания. Положение осложнялось еще и тем, что самозванка оказалась беременной. Кто отец будущего ребёнка, о том догадывались все – Орлов. В конце ноября самозванка родила мальчика, который был тотчас у нее отобран.

Согласно одной версии, этот мальчик получил имя Александра и под фамилией Чесменский служил впоследствии в конной гвардии. Согласно другой – рождение у самозванки сына есть ни что иное, как очередная легенда.

Роды окончательно подорвали здоровье заключенной, и 4 декабря 1775 г. она скончалась и была погребена в стенах своей тюрьмы, то есть в Алексеевском равелине. Сохранились известия, что в 1826 г. декабристы, сидевшие в той же камере, где за полвека до них содержалась княжна Тараканова, нашли на стекле надпись, сделанную каким-то острым предметом: «О diо!». Предполагают, что ее оставила узница в минуту душевного отчаяния.

Об императрице Елизавете

Личная жизнь двух российских императриц, Елизаветы и Екатерины II, окутана покрывалом всевозможных измышлений и слухов.

Известны их фавориты, но были ли замужем они – этот вопрос муссируется до сих пор. Хотя, казалось бы, есть неопровержимые свидетельства замужества как той, так и другой. Нас интересует Елизавета, и мы расскажем о том, какие версии на этот счет имеются в нынешнее время.

Первыми о замужестве Елизаветы заговорили иностранные писатели (Манштейн, де Кастера, Гельбиг); отечественным же пионером здесь был Бантыш-Каменский, который в своем «Словаре достопамятных людей русской земли» (1836) упомянул о браке императрицы Елизаветы с Алексеем Разумовским. Более подробно об этом поведал почти тридцать лет спустя граф С. С. Уваров, так что у исследователей имеется достаточно оснований для того, чтобы с большой долей вероятия утверждать: да, императрица Елизавета была замужем (пусть даже тайно) за Разумовским; да, у них были дети.

Алексей Григорьевич Разумовский (до женитьбы на Елизавете – Розум) происходил из простых казаков Черниговской губернии. В селе Лемеши, где он жил, Алексей пел в церковном хоре. Там его увидел чиновник императрицы Анны Ивановны, искавший в провинции певчих для придворной капеллы, и привёз юного казака в Москву. Парень был хоть куда – красавец, богатырского роста, поэтому немудрено, что как только его увидела цесаревна Елизавета, она воспылала к нему любовными чувствами и перевела певчего в свой штат. А когда стала императрицей, милости посыпались на Разумовского, как из рога изобилия. Он получил орден Андрея Первозванного, стал графом и, наконец, – генерал-фельдмаршалом, хотя за всю жизнь не участвовал ни в одном сражении.

Брак его с Елизаветой, как полагают, относится к июню 1744 г. Некоторые исследователи указывают даже точный день – 15 июня, когда Разумовский и Елизавета обвенчались в Москве, в церкви Воскресения, что в Барашах.

О том, сколько было детей у Елизаветы и Разумовского, мнения ученых расходятся. Некоторые считают, что трое, большинство же – что двое, сын и дочь. Само собой разумеется, что они, как потенциальные наследники престола, не могли оставаться в пространстве русской светской жизни, а потому были посвящены в духовные звания. Сын – в одном из монастырей Переславля-Залесского, дочь – в московском Ивановском монастыре, где и умерла в феврале 1810 г. в возрасте 64 лет. Таким образом, дочь Елизаветы (ее звали Августой, а в монашестве она приняла имя Досифеи), как полагает большинство исследователей, не была той женщиной, что содержалась и умерла в Алексеевском равелине.

Казалось бы, все просто и понятно, но это лишь на первый взгляд. При ближайшем рассмотрении вопроса выясняется столько необъяснимых деталей, что общепринятые версии начинают серьезно колебаться. И когда читаешь материалы, посвященные княжне Таракановой, невольно начинаешь спрашивать себя: если узницу Алексеевского равелина считали самозванкой, то почему Екатерина II во все время расследования этого дела так тревожилась и переживала, будто со дня на день ждала каких-то чрезвычайных событий? И почему российские императоры, начиная с Павла I и кончая Александром II, проявляли самое пристальное внимание к делу самозванки и даже пытались фальсифицировать его? (Во всяком случае, как показали позднейшие розыски, из дела бесследно исчезли многие важные документы, и оно оказалось, таким образом, сильно подчищено.) Не потому ли, в конце концов, и возник сакраментальный вопрос:

А если не самозванка?

И тут мы вступаем в такие хитросплетения русской политической истории, в какие не всякий поверит. И тем не менее они, эти хитросплетения, подтверждаются многими действительными фактами, от которых вся история с самозванкой оборачивается противоположной стороной.

Главное здесь – наличие целого ряда свидетельств того, что княжна Тараканова была и взаправду дочерью Елизаветы, но только не от Разумовского, а от графа Ивана Ивановича Шувалова. Последнего можно без всякой натяжки назвать личностью замечательной – основатель и первый куратор Московского университета, первый президент Академии художеств, друг и покровитель Ломоносова! Разве мало? Оказывается, мало, ибо Шувалов был, ко всему прочему, фаворитом Елизаветы, а самое главное – сыном императрицы Анны Ивановны!

Отсюда и начинаются все треволнения российских монархов: ведь если Шувалов действительно был царским отпрыском (а в архивах имеется так называемое «дело барона Аша», подтверждающее сей факт) и если княжна Тараканова действительно являлась его дочерью, то вопрос о престолонаследии складывался для Романовых просто катастрофически. Выходило, что княжна на ветвях генеалогического древа русской царствующей династии стояла выше Павла, который должен был наследовать Екатерине II. Не потому ли и тревожилась Екатерина во время следствия, что боялась выступления оппозиции, которая, пользуясь правом первородства узницы Алексеевского равелина, могла предпринять меры к устранению от трона не только наследника, но и самой Екатерины? Не потому ли она так стремилась услышать от самозванки признание в ее истинном происхождении? И не потому ли впоследствии русские самодержцы, зная, что занимают трон, по сути, незаконно, так ревниво оберегали от посторонних архив с делом княжны Таракановой и так старательно подчищали его?

К сожалению, за нехваткой места мы можем лишь продекларировать эти предположения, требующие для своего обоснования тщательного разбора многих имеющихся в наличии документов. Вообще же, стоит сказать, что Романовы, три столетия занимавшие российский престол, в своих корыстных целях основательно фальсифицировали нашу историю.

И думается, истоки этой фальсификации следует искать в смутном XVII в., во времена Лжедмитрия I. До сих пор неизвестно, кто же почти год занимал московский стол, прикрываясь именем сына Ивана Грозного. В XIX в. историк С. Д. Шереметев объявил о находке документов, позволяющих, наконец-то, раскрыть истинное лицо Лжедмитрия I. И что же?

Едва его заявление стало известно в широких кругах, как последовало высочайшее повеление задержать появление книги. Она так и не была издана, и мы до сих пор не знаем, что же хотел сообщить нам ученый.

Нечто подобное случилось и ранее, когда Н. М. Карамзин вознамерился в своей «Истории» реабилитировать Бориса Годунова, считавшегося организатором смерти царевича Дмитрия в Угличе. К тому времени исторической наукой были накоплены документальные факты, которые позволяли снять несправедливое обвинение. И что же? Император Александр I, узнав о намерении почетного академика, «посоветовал» ему оставить все как есть.

О чем говорят все эти якобы случайные или не случайные запреты? На мой взгляд, только об одном – о самом близком, если не главном, участии Романовых как в акции с царевичем Дмитрием, так и в появлении Лжедмитрия I. Романовы знали, кто есть кто! Им было что скрывать, и они скрывали исторические реалии, сделав дело сокрытия наследственным делом.

В свете сказанного совсем по-другому выглядит и версия княжны Таракановой, долгое время считавшаяся единственно правильной в нашей исторической литературе. Сегодня есть все основания подойти к ней критически.

Начнём с того, что историков всегда удивляла фамилия «Тараканова» – откуда она появилась, если среди ближайшего окружения императрицы Елизаветы не было человека, который носил бы ее? Но, оказывается, он был и, более того, пользовался расположением самого Разумовского. Человек этот звался Алексеем Ивановичем Таракановым, имел звание генерал-майора и в 1750-Х гг. командовал крупным войсковым соединением в персидском походе. С чем может ассоциироваться этот факт? Да с тем, что самозванка в своих рассказах не раз упоминала, что в Персии она была с дядей. Но кто такой этот дядя? Уж не Алексей ли Иванович, который, как полагает часть исследователей, стал официальным отцом дочери Елизаветы, поскольку императрица не могла по государственным соображениям признать ее своей?

Как видим, в «фантастической» версии жизни Таракановой, рассказанной ею самой, появляются кое-какие просветы. Дальше – больше. Помните, самозванка говорила, что некоторое время жила в Киле? А Киль – это Голштиния, наследственная вотчина Петра III, племянника Елизаветы. Туда, как полагают, и отправили дочь императрицы после ее смерти, чтобы девочка не стала разменной картой в борьбе, развернувшейся вокруг трона. Но вот на престол восходит Екатерина II. Ее муж, император Петр III, убит братьями Орловыми в Ропше, и Голштиния, таким образом, переходит в наследство Екатерине. Однако в 1767 г. она отказывается от права на нее в пользу Дании. Дочери Елизаветы приходится покинуть Киль и пуститься в странствование по Европе.

И это тоже похоже на правду – ведь именно в 1767 г., если верить де Кастере, в замке Кароля Радзивилла объявляется девушка, которую называют наследницей русского престола.

Еще один немаловажный факт: в переписке, которую вела самозванка, есть упоминание о ее русском опекуне, который жил в Спа. Но там жил не кто иной, как граф И. И. Шувалов! Совпадение? Однако позже, разбирая бумаги самозванки, граф Орлов обнаружил немало посланий, написанных, по его уверению, рукой Шувалова. Да и маршруты переездов последнего по Европе подозрительно совпадают с маршрутами самозванки.

Такова вкратце история «великой княжны Елизаветы». Пока это словосочетание берут в кавычки, но как знать, не придётся ли в недалеком будущем снять их. Многое располагает к тому, и в частности, то, что Екатерина II, не дождавшись от своей узницы признания в самозванстве, в дальнейшем запретила какие-либо дознания, могущие пролить свет на ее тайну. Создаётся впечатление: императрица хотела только одного – поскорее забыть обо всем.

В том, что княжна была не самозванка, убеждён автор ее жизнеописания – французский историк Шарль де Ларивьер; из отечественных исследователей это мнение в той или иной степени разделяет Нина Молева, писавшая о Таракановой еще в 80-Х гг.