Текст книги "Мифы Ктулху. Хаггопиана и другие рассказы"

Зар-тул почувствовал, что разбойников охватывает страх, подобно могучему порыву восточного ветра над пустыней Шеб. Сплюнув, он поднял меч и крикнул:

– Эй, вы! Все вы трусы и верите в предрассудки, всякую чушь, которую рассказывают вам жены, и прочий бред. Чего тут бояться? Одного старика на одиноком черном острове посреди моря?

– Но я видел лицо Куш-хада… – начал тот, кто побежал за обезумевшим капитаном.

– Тебе лишь показалось, будто ты что-то видел, – прервал его Зар-тул. – Всего лишь мерцание твоего факела, и ничего больше. Куш-хад был сумасшедшим!

– Но…

– Куш-хад был сумасшедшим! – повторил Зар-тул, голос которого теперь стал ледяным. – Ты что, тоже тронулся умом? И для тебя тоже есть место на дне той расселины?

Но тот уже молча попятился, а Зар-тул позвал палачей и приказал им взяться за работу.

* * *

Шли часы…

Глит, старый Бог Луны, наверняка был слеп и глух, но, возможно, каким-то образом почувствовал душераздирающие вопли и запах горелой человеческой плоти, поднимавшийся над Арльехом, поскольку в ту ночь очень быстро скрылся за горизонтом.

Сейчас, однако, у искалеченного и наполовину обуглившегося человека, распростертого на земле перед дверями Дома Ктулху, уже не было сил кричать, а Зар-тул в отчаянии понял, что вскоре жрец испустит дух. Но, несмотря на это, Слова так и не были произнесены. Короля разбойников удивили упрямые заверения старика, что за дверями высокого менгира не схоронены никакие сокровища, но он приписывал их действию клятвы, которую Хат Вем наверняка принес, прежде чем стать жрецом.

Палачи не слишком хорошо справлялись со своей работой. Им вовсе не хотелось дотрагиваться до старика, и они лишь кололи его раскаленными остриями мечей; даже под страхом смерти они не отважились бы прикоснуться к его телу голыми руками или приблизиться к нему больше, чем требовалось. Двое разбойников, связывавших старика, лежали мертвые, убитые своими товарищами, которым они машинально протянули руку; тех же, в свою очередь, остальные избегали как огня, держась как можно дальше.

Когда на востоке забрезжил серый рассвет, Зар-тул потерял остатки терпения и с нескрываемой яростью метнулся к умирающему жрецу. Вытащив меч, он поднял его над головой… и тут Хат Вем заговорил.

– Подожди! – хрипло прошептал он. – Подожди. Я произнесу Слова.

– Что? – крикнул Зар-тул, опуская меч. – Ты откроешь двери?

– Да, – послышался слабый шепот, – я открою врата. Но сначала скажи: ты действительно разграбил Яхт-Хаал, Серебряный город? Ты действительно сжег его и замучил до смерти моего брата?

– Да, я это сделал, – холодно согласился Зар-тул.

– Тогда подойди ближе, – голос Хата Вема слабел с каждым мгновением. – Ближе, король разбойников, так, чтобы хорошо меня слышать в последний час моей жизни.

Искатель Сокровищ нетерпеливо приставил ухо к губам старика, присев рядом с ним, а Хат Вем приподнял голову и плюнул на Зар-тула!

Прежде чем Грабитель городов успел пошевелиться или стереть со лба слюну старика, Хат Вем произнес Слова. Он произнес их громко и отчетливо, с чуждой интонацией, только настоящий мастер сумел бы так повторить. И со стороны дверей Дома Ктулху тотчас же послышался громкий рокот.

Забыв на мгновение о нанесенном жрецом оскорблении, Зар-тул обернулся и увидел, как большие, покрытые зловещей резьбой двери задрожали, а затем отошли в стороны, и на их месте появилось большое черное отверстие. В свете зари орда разбойников бросилась вперед, чтобы собственными глазами увидеть скрывавшиеся в глубине сокровища. Зар-тул уже собирался войти в Дом Ктулху, когда умирающий жрец крикнул:

– Подожди! Есть еще слова, король разбойников!

– Еще слова? – Зар-тул обернулся, нахмурившись. Старый жрец, из которого быстро уходила жизнь, оскалился в странной усмешке при виде черных пятен, расползавшихся по лбу варвара.

– Да, еще слова. Послушай: давным-давно, когда мир был еще очень молод, до того как Арльех и Дом Ктулху впервые погрузились в море, мудрые Старшие Боги сотворили руну, с помощью силы которой, если Дом Ктулху когда-нибудь всплывет на поверхность и какой-нибудь глупец осмелится его открыть, он может вновь затонуть вместе со всем островом. И сейчас я произнесу именно эти слова!

Король разбойников быстро подскочил к нему, подняв меч, но прежде чем клинок опустился, Хат Вем громко произнес эти странные и страшные слова. И весь остров затрясся до основания. Охваченный неописуемым гневом, Зар-тул ударил мечом, отрубив старику голову, которая покатилась по черной земле; она все еще катилась, когда остров содрогнулся снова, послышался глухой грохот, и земля начала трескаться.

А со стороны открытых дверей Дома Ктулху, к которым бросилась толпа жадных до богатств грабителей, раздались громкие крики ужаса и боли, а затем донесся отвратительный смрад. Теперь Зар-тул понял, что никаких сокровищ там нет.

Над островом начали быстро собираться черные тучи, и сверкнула ослепительная молния; ветер усилился настолько, что длинные черные волосы заслонили взгляд Зар-тула, когда он в ужасе скорчился перед открытыми дверями Дома Ктулху. Он широко раскрыл глаза, пытаясь вглядеться в смрадную черноту, но мгновение спустя выронил меч и громко вскрикнул; сам Разбойник из Разбойников вскрикнул от невообразимого страха!

Ибо в темном отверстии дверей появились двое его людей, напоминавших теперь скорее перепуганных щенков, чем грозных когда-то волков; крича и что-то бессвязно бормоча, они отчаянно пытались выбраться наружу… но тут же исчезли, схваченные и мгновенно раздавленные гигантскими щупальцами, которые, извиваясь, высунулись из черной бездны! Щупальца втянули тела несчастных в черную дыру, откуда вскоре послышались тошнотворные хлюпающие звуки; затем извивающиеся щупальца снова появились из мрака, а за ними показалось – лицо!

Зар-тул взглянул на огромную, опухшую морду Ктулху и снова вскрикнул, когда взгляд ужасающих глаз упал на его скорченную фигуру и они вспыхнули жутким огнем!

Король разбойников на мгновение окаменел от страха, но времени этого было достаточно, чтобы образ чудовища на пороге открытых дверей навсегда врезался в его память. Однако он все же нашел в себе силы повернуться и убежать. Мчась вслепую через черные холмы, он выскочил на берег и каким-то образом сумел добраться до корабля. Хотя он был один и все еще дрожал от ужаса, ему удалось оттолкнуться от берега. Перед его мысленным взором продолжал стоять жуткий образ Ктулху.

Из зеленоватой мясистой головы вырастали щупальца, словно смертоносные лепестки, окружающие чашечку чудовищной орхидеи; покрытое чешуей огромное бесформенное тело на коротких ногах с мощными когтями; длинные узкие крылья, совершенно нелепые, ибо казалось невозможным, чтобы какие-либо крылья могли поднять столь огромную тушу; и еще глаза! Никогда прежде Зар-тул не видел подобных глаз, излучавших столь сильное, почти осязаемое зло, как глаза Ктулху!

Но Ктулху еще не покончил с Зар-тулом, поскольку, когда король разбойников сражался как безумный с парусами своего корабля, чудовище преодолело невысокие холмы и добралось до самого берега. Увидев на фоне рассветного неба гору, которая на самом деле была стоявшим на берегу чудовищем, Зар-тул обезумел от страха. Он метался от борта к борту, бормоча какие-то жалобные молитвы, и едва не свалился в море. Да, даже Зар-тул, с губ которого никогда прежде не срывалось никаких молитв, молился теперь неким добродетельным богам. И, похоже, боги эти, если они вообще существовали, его услышали.

С ревом и грохотом последовало последнее сотрясение земли, которое спасло ему жизнь, поскольку остров раскололся надвое; огромный Арльех распался на куски и затонул. С пронзительным воплем ярости и отчаяния, который Зар-тул слышал не только ушами, но и разумом, Ктулху вместе со всем островом и своим домом погрузился в пенящиеся волны океана.

Разразилась буря, столь страшная, что могла бы сопровождать конец света. Вокруг завывал ветер, и огромные как горы волны перекатывались через палубу корабля Зар-тула; два дня его швыряло по палубе серьезно поврежденного «Красного огня», прежде чем могучий шторм наконец стих.

В конце концов истощенного бывшего Разбойника из Разбойников нашли в море неподалеку от побережья Тим’хдры; затем его доставили в трюме корабля богатого купца в город Клюн, столицу Тим’хдры, и высадили там на набережной.

Его столкнули на берег длинными веслами, спотыкающегося, ослабевшего и вопящего от страха, ибо он смотрел в глаза Ктулху! Веслами воспользовались из-за его внешности, поскольку теперь Зар-тул в самом деле превратился в нечто такое, за что в менее терпимых частях этой древней страны могли бы сжечь живьем. Но жители Клюна были людьми миролюбивыми; его не сожгли, лишь опустили в корзине в глубокую яму, освещенную факелами, и кормили хлебом и водой, давая спокойно дожить до конца своих дней. А когда он немного поправился, к нему пришли ученые и врачи, чтобы поговорить о его странной болезни, вид которой вызывал у них немалую тревогу.

Я, Тех Атхт, был среди них, и таким образом узнал его историю. И я знаю, что она правдива, ибо в течение многих лет часто слышал об отвратительном Ктулху, который явился со звезд, когда мир еще пребывал в младенческом состоянии. Есть многие легенды, и по одной из них, когда придет время и звезды займут соответствующее положение, Ктулху снова появится из своего дома на Арльехе, а мир содрогнется при звуке его шагов и погрузится в безумие.

Я записал этот рассказ для тех, кто еще не родился, как предупреждение: оставьте это существо в покое, ибо тот, кто спит глубоким сном, вовсе не мертв, и, возможно, когда-нибудь подводные течения навсегда сотрут с затопленного Арльеха метку иного мира – свидетельство присутствия Ктулху, отвратительный сородич которого жил в жреце по имени Хат Вем и перенесся на нескольких людей Зар-тула. Но сам Ктулху все еще жив и ждет тех, кто его освободит. Я знаю, что это так. В снах… я сам слышу его зов!

А когда ночью приходят подобные сны, отравляя сладкие объятия Шуш, я с дрожью просыпаюсь и хожу по хрустальным полам моих комнат над заливом Клюн, пока Хтон не освободит солнце из сетей, чтобы оно снова могло взойти. Я до сих пор вижу Зар-тула таким, каким видел его в последний раз в его подземной темнице, в мерцающем свете факелов – колышущееся грибообразное существо, которое двигалось не по собственной воле, но управляемое поселившимся в его теле паразитом…

Ночь, когда затонула «Русалка»[10]10
  “The Night Sea-Maid Went Down”, from The Caller of The Black, Arkham House, 1971.
  Плешков К. П., перевод на русский язык, © 2018.


[Закрыть]

Пока я служил сержантом-вербовщиком в Лестере, я написал несколько рассказов, в том числе «Русалку», которую закончил в середине декабря 1969 года. Дерлету рассказ понравился, и он счел его подходящим для включения в сборник «Призывающий Тьму». Как и некоторые другие мои рассказы, «Русалка» в немалой степени намекает на мое увлечение морем и, естественно, Мифом Ктулху.

Дж. Х. Гриру (директору)

Грир & Андерсон,

«Сигассо»,

Сандерленд,

Гр. Дарем

Гостиница «Королева Миров»,

Клиффсайд,

Бридлингтон,

Йоркшир,

29 ноября

Дорогой Джонни!

Полагаю, к этому времени ты уже прочтешь мой «официальный» отчет, отправленный тебе с этого адреса четырнадцатого числа, через три дня после того, как затонула старая «Русалка». Сам не знаю, как я сумел составить этот отчет. Но, так или иначе, я с тех пор неважно себя чувствую, так что, если ты беспокоился за меня или из-за того, что я ничего не сообщал о своем местонахождении, что ж, это не моя вина. Я просто не способен был что-либо писать после случившейся катастрофы. Собственно говоря, не был способен почти ни на что. Но, как ты поймешь из моего отчета, я решил уйти, и, полагаю, это единственное, чем я могу обосновать свое решение. Все-таки ты платил мне хорошие деньги последние четыре года, и жаловаться мне не на что. Собственно, мне вообще не на что жаловаться – по крайней мере, в отношении «Сигассо», – но я ни за что больше не спущусь в подводную впадину. Собственно, будущего у меня все равно уже нет – хоть на море, хоть на суше… И вообще, когда я думаю о том, что могло случиться со мной за последние четыре года…

И теперь оно действительно случилось!

Но я снова отвлекаюсь. Должен признаться, что я порвал три варианта этого письма, думая о том, какое впечатление оно произведет на тебя; но сейчас, после того как я все обдумал, меня, честно говоря, не волнует, как ты поступишь. Если хочешь, можешь послать за мной банду охотников за головами. Однако в одном я уверен – что бы я ни сказал, ты не прекратишь операции в Северном море – «экономика страны», и все такое.

По крайней мере, старик Андерсон сможет посмеяться над моей историей. Ему никогда не хватало воображения, а история и без того достаточно фантастична. Может показаться, что в ту ночь я был «под мухой» (я и в самом деле немного выпил), но как ты хорошо знаешь, я могу и вообще не пить. В любом случае, факты в том виде, как я их знаю, остаются попросту фантастическими, сколь бы пьян или трезв тогда я ни был.

Ты наверняка помнишь, что в окрестностях Хантерби-Хед с самого начала творилось нечто странное. Проблемы были у водолазов, у геологов тоже, да и провести «Русалку» из Сандерленда и бросить там якорь оказалось чертовски сложным делом. Но, тем не менее, к концу сентября все предварительные работы были завершены. Именно тогда и начались настоящие неприятности.

Мы углубились в морское дно не более чем на шестьсот футов, когда нам попался первый звездообразный предмет. Знаешь, Джонни, я бы не поверил собственным глазам, если бы не видел такой же уже раньше. Старый Чокки Грей, работавший на платформе «Океанская жемчужина» от «Лескойла», из Ливерпуля, прислал мне его всего за несколько недель до того, как его буровая установка и вся ее команда, включая самого Чокки, затонула в двенадцати милях от побережья Уитнерси. Когда я увидел точно такой же поднятый со дна артефакт в форме звезды, я сразу же вспомнил Чокки и увидел в этом событии неприятную параллель. Тот, что он прислал мне, тоже был извлечен из породы на морском дне, понимаешь? А «Океанская жемчужина» не единственная нефтяная платформа, погибшая в прошлом году во время так называемых «блуждающих штормов»!

Но, так или иначе, что касается этих звездообразных камней, могу сказать нечто большее: я был не единственным, кто остался жив в ту ночь, когда затонула «Русалка». Вернее, не совсем так: я был единственным, кто выжил в ту ночь, но среди нашей команды был один, который понял, что может произойти, и сбежал до того, как это случилось – и причиной тому стали главным образом именно звездообразные камни!

Джо Боршовский был чертовски суеверен и легко впадал в панику, его охватывал страх при виде тумана в море. А когда он увидел эту «звезду»…

Все случилось так.

Мы просверлили первую тяжелую скважину в очень твердой породе на глубину примерно в шестьсот футов, когда в образце породы обнаружилась первая звезда. Чокки в свое время предположил, что та, которую он мне прислал – некая древняя окаменевшая морская звезда с тех времен, когда Северное море было теплым. И должен признаться, что, увидев ее форму и размеры, я решил, что он прав. Так или иначе, когда я показал поднятую «Русалкой» звезду Боршовскому, он едва не сошел с ума. Он клялся, что нам грозит опасность, и требовал, чтобы мы немедленно прекратили бурение и шли к берегу. Он настаивал, что место, где мы находимся, «проклято», и вел себя словно безумец, даже не пытаясь предложить какое-либо реальное объяснение.

Конечно, я не мог этого просто так оставить. Если один из наших парней тронулся умом, он мог подвергнуть риску и всю нашу работу, особенно если припадок безумия случится с ним в неподходящий момент. Первой моей реакцией было списать его с платформы, но у нас были проблемы с радиосвязью, и я не мог вызвать Уэса Этли, пилота вертолета. Да, я всерьез подумывал о том, чтобы поляка забрали на вертолете. Как тебе хорошо известно, буровые рабочие порой бывают чертовски суеверны, и мне не хотелось, чтобы Джо «заразил» остальных. Но, как оказалось, подобные меры не потребовались, поскольку вскоре Боршовский подошел ко мне, извиняясь за свою вспышку и пытаясь дать понять, будто ему очень жаль, что все так получилось. Однако что-то подсказывало мне, что страхи его вполне обоснованны, что бы ни было их причиной. И потому, чтобы по возможности успокоить поляка, я решил попросить нашего геолога, Карсона, разобрать звезду на кусочки, внимательнее ее изучить и сообщить мне о том, что это такое на самом деле.

Конечно, если бы он сказал, что это просто окаменевшая морская звезда, я бы сообщил об этом Боршовскому, и на этом все бы закончилось. Но когда Карсон рассказал, что это вовсе не ископаемое и что он не знает точно, что это такое, я решил об этом не распространяться, велев Карсону поступить так же. Я был уверен, что какие бы проблемы ни были у Боршовского с головой, ему ничем бы не помогло известие о том, что «звезда» вовсе не обычный, поддающийся разумному объяснению предмет.

В процессе бурения мы подняли с глубины примерно в тысячу футов еще две или три звезды, но больше они нам не попадались, так что на какое-то время я о них забыл. Как оказалось позднее, мне следовало больше слушать Джо – что бы я, скорее всего, и сделал, если бы прислушивался к собственной интуиции. Все дело в том, что и мне самому с самого начала было не по себе. Туман был слишком густым, море слишком спокойным, и вообще все казалось каким-то странным. Конечно, меня не коснулись все те испытания, через которые прошли водолазы и геологи – я появился на платформе лишь тогда, когда она была уже на месте, готовая вгрызться в морское дно. Но что-то явно было не так. По-настоящему же все началось с подводных датчиков, еще до появления этих звезд.

Нет, у меня вовсе нет претензий к твоим датчикам, Джонни, они превосходно работали с тех пор, как «Сигассо» их сконструировала, давая показания с точностью до дюйма, так что мы могли точно определить, уходит скважина в газ или нефть. И на этот раз они тоже не подвели – мы просто не поняли или не обратили внимания на их предупреждение, вот и все.

На самом деле предупреждений было множество, но, как я уже сказал, все началось с подводных датчиков. Мы поместили по датчику внутри каждой из опор платформы, прямо на морском дне, где они слушали звук врубающегося в породу бура, воспринимая отраженное от нижних слоев эхо. И, конечно, все звуки, которые они улавливали, передавались на поверхность, после чего усиливались электронным образом и поступали в наш компьютер. Вот почему мы сначала решили, что либо компьютер глючит, либо один из датчиков отказал. Все дело в том, что даже когда мы не бурили, заменяя сверла, добавляя новые секции или выравнивая бур, мы продолжали получать данные с компьютера!

Да, явно наблюдалась некая проблема, но проявлялась она столь регулярно, что мы по глупости сочли ее механическим дефектом. На сейсмографе она возникала в виде периодических всплесков на совершенно нормальной во всем остальном линии, происходивших каждые пять секунд или около того – очень странно! Но, поскольку во всех прочих отношениях поступавшая с компьютера информация была точной, никого особо не беспокоили эти необъяснимые отклонения. И, как ты поймешь дальше, я до самого конца не мог найти им никаких объяснений. Да, эти всплески продолжались до самого конца, но тем временем возникли другие затруднения, одним из которых стала проблема с рыбой.

Если это кажется тебе забавным, что ж, в каком-то смысле все действительно началось с забавы. Парни соорудили небольшую платформу, висевшую футах в двадцати ниже главной палубы и примерно на такой же высоте над водой, и в свободное время, когда они не отдыхали или пропускали пинту в кают-компании, обычно там можно было увидеть одного или двух рыбаков. Впервые мы обнаружили странности в поведении рыбы вокруг платформы в то утро, когда Ник Адамс выловил настоящую красавицу в три фута длиной, извивавшуюся в лучах холодного ноябрьского солнца. Ник уже почти вытащил рыбу, когда она сорвалась с крючка и упала среди перекладин там, где легкие волны омывали четвертую опору. Ник полез за ней, обмотавшись веревкой, которую за другой конец держал его брат Дэйв. И что ты думаешь – когда он добрался до рыбы, та не захотела даваться ему в руки! Она даже пыталась его укусить, барахтаясь среди балок и щелкая челюстями. Так что ему пришлось крикнуть Дэйву, чтобы тот вытащил его наверх. Потом он рассказывал, что чертова тварь даже не пробовала вернуться в море, будто ей куда важнее было вонзить в него зубы, чем сохранить свою жизнь! Возможно, Джонни, подобной реакции и можно было ожидать от крупного угря, но уж никак не от североморской трески!

После этого Спелман, наш водолаз, не мог спуститься под воду – именно не мог, а не не хотел – рыбы просто его не пускали! Они пытались жевать его костюм, его воздушный шланг, настолько напугав его, что он стал для нас в буквальном смысле бесполезен. Впрочем, не могу его ни в чем винить, в особенности после того, что позднее случилось с Дэвисом.

Но, конечно, до случая с Дэвисом появилась новая проблема с Боршовским. На шестой неделе, когда мы со дня на день ожидали успеха, Джо не вернулся из увольнения на берег, прислав вместо этого длинное бессвязное письмо – якобы «объяснение», и, честно говоря, когда я его прочитал, я решил, что лучше нам обойтись без Джо.

Похоже, его рассудок уже давно оставлял желать лучшего. Он писал что-то о чудовищах (да, чудовищах!), спящих в больших пещерах под землей и, в особенности, под морями, которые ждут шанса завладеть миром на поверхности. Он утверждал, что каменные предметы в форме звезды – печати или барьеры, которые удерживают эти существа («богов», как он их называл) в плену, что эти боги могут в определенной степени управлять погодой, даже влиять на поведение низших существ – рыб, а иногда и людей – и что, по его мнению, один из них лежит под морским дном рядом с тем местом, где мы ведем буровые работы. Джо боялся, что мы «выпустим это существо на свободу»! Единственное, что удержало его от дальнейших разговоров на эту тему, когда речь зашла о первой «звезде», – это то, что все мы считаем его сумасшедшим, как он полагал! Однако, в конце концов, особенно после истории с рыбой, он все же вынужден был меня предупредить. Как он написал: «Если что-то случится, я никогда не смогу себе простить, что не пытался хоть что-то сделать».

Как я уже говорил, письмо Боршовского выглядело путаным и бессвязным, но написано оно было достаточно убедительно, чего вряд ли можно было ожидать от настоящего сумасшедшего. Он приводил цитаты из Библии (в частности, Исход 20:4)[11]11
  «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли».


[Закрыть], в очередной раз подчеркивая, что звездообразные предметы – не что иное, как доисторические пентакли (пентаграммы?), наложенные некоей великой расой внеземных ученых много миллионов лет тому назад. Он напомнил мне о необычных густых туманах и о странном поведении пойманной Ником Адамсом трески. Он даже снова поднял вопрос о сбоях подводных датчиков и компьютера, в итоге дав весьма тревожную оценку последних событий на «Русалке» в свете своих странных фантазий.

В тот же день я проверил кое-какие факты из биографии Джо и обнаружил, что в юности он совершал дальние путешествия, а также в свое время занимался кое-какими научными исследованиями. Кроме того, каждый раз, когда туман становился гуще обычного, он крестил левую сторону груди неким символом. Это видели многие, и все рассказывали одно и то же: одна точка наверху, две ниже по сторонам, две еще ниже и ближе друг к другу; да, его символом была пятиконечная звезда!

Письмо Боршовского настолько меня обеспокоило, что я продолжал думать о нем и вечером, когда мы закончили работу. Вот почему я оказался на главной палубе, собираясь покурить трубку – сам знаешь, это помогает мне сосредоточиться. Прошло всего несколько минут после захода солнца, когда это случилось.

Дэвис, ремонтный рабочий, был наверху, затягивая несколько ослабших гаек на верхушке платформы. Не спрашивай меня, откуда пришел туман – не знаю, но он появился внезапно, поднявшись из моря, словно толстое серое одеяло, сократившее видимость до нескольких футов. Я уже собирался крикнуть Дэвису, что ему лучше было бы спуститься, когда услышал его крик и увидел мелькнувший в серой пелене свет его фонаря. Свет исчез в открытом люке, а секунду спустя за ним последовал сам Дэвис. Он упал прямо в люк, лишь чудом не задев его краев, а затем раздался плеск о воду – фонаря, а потом и человека. Еще через мгновение Дэвис уже барахтался внизу в тумане, вопя что есть мочи, из чего я и другие, прибежавшие на мой зов из кают-компании, сделали вывод, что он не особо пострадал. Мы сразу же спустили плот с двумя людьми, и ни у кого даже не возникло мысли, что Дэвиса не удастся вытащить. В конце концов, он превосходно умел плавать. Собственно, парням на плоту весь этот эпизод казался крайне забавным до тех пор, пока Дэвис не начал кричать.

Я никогда еще не слышал подобных криков, Джонни! Дэвис не тонул – он кричал вовсе не как утопающий! Но и вытащить его не удалось.

Туман рассеялся столь же быстро, как и опустился, и к тому времени, когда плот коснулся воды, видимость была обычной для ноябрьского вечера. Но несчастного рабочего и след простыл. Зато вся морская гладь была серебристой от рыб – больших и маленьких, почти всех местных разновидностей, какие только можно себе представить; увидев, что они пытаются бросаться на плот, я вынужден был приказать парням поднять его обратно на платформу, поскольку стало ясно, что Дэвиса уже не спасти. Джонни, клянусь, я никогда больше не стану есть рыбу!

В ту ночь я почти не спал. Ты знаешь, что меня нельзя назвать бесчувственным человеком, но на океанской нефтяной платформе после тяжелого трудового дня, что бы за этот день ни случилось, обычно все же удается заснуть. Однако в ту ночь уснуть я не мог, продолжая размышлять над всем случившимся на «Русалке» – о проблемах с приборами, письме Боршовского, и наконец, естественно, о странной гибели Дэвиса, пока мне не показалось, что голова моя вот-вот разорвется от диких предположений и догадок.

На следующее утро прилетел вертолет (Уэс Этли жаловался, что ему пришлось совершить два полета за два дня), доставив нам выпивку и еду для предстоящей вечеринки. Как ты знаешь, мы всегда устраиваем празднество, когда нам попадается богатое месторождение. И на этот раз мы решили поступить так же. К тому времени мы уже несколько дней сидели без спиртного (из-за плохой погоды Уэс не доставлял нам ничего тяжелее почты), и у меня основательно пересохло в горле. Ну, ты же меня знаешь, Джонни – я вернулся со всеми этими бутылками в кают-компанию и откупорил парочку. При виде зловеще-серого моря за окном мысль о том, чтобы напиться, показалась мне не такой уж и плохой.

Я накачивался уже почти час, когда позвонил из приборной Джеффрис, мой помощник, сообщив, что, по его мнению, бур через несколько минут доберется до богатого пласта. В голосе его, однако, чувствовалось явное беспокойство, но когда я спросил, в чем дело, он не смог толком ничего ответить, лишь пробормотал что-то насчет сейсмографа, в показаниях которого снова появились странные всплески, столь же регулярные, но более частые…

Примерно тогда же я впервые заметил поднимавшийся над морем густой туман, окутывавший буровую установку и превращавший людей на платформе в серые призраки. Он также заглушал звук работающего оборудования, отчего металлический лязг и стук блоков и цепей казался далеким глухим шумом, словно я находился под водой в водолазном костюме.

В задней комнате кают-компании было достаточно тепло, но, глядя на платформу и вслушиваясь в призрачные звуки, доносившиеся от окутанных туманом людей и машин, я ощутил безотчетную дрожь.

Затем поднялся ветер – сначала туман, потом ветер. Но я никогда еще не видел тумана, который хороший сильный ветер не мог бы разогнать! Да, мне доводилось видеть блуждающие штормы, Джонни, но, поверь мне, это был шторм из штормов! Он появился словно ниоткуда, не разорвав серую завесу, но гоняя ее вокруг, словно гигантский безумный призрак. Он швырял волны об опоры «Русалки», вздымая брызги до ограждения платформы и, судя по тому, что я видел из окна, вызывая всеобщий хаос. Я ошеломленно взирал на происходящее, когда раздался телефонный звонок. Сняв трубку, я услышал слегка искаженный торжествующий крик Джимми Джеффриса.

– Мы пробились, Понго! – кричал он. – Мы пробились, и нефть уже идет наверх! – Неожиданно голос его дрогнул, и возбуждение сменилось ужасом. Я почувствовал, как вся платформа пошатнулась на своих четырех огромных опорах. – Господи… что?.. – послышалось сквозь треск в трубке. – Что это, Понго? Платформа… погоди… – Я услышал стук брошенной трубки, но мгновение спустя вновь раздался голос Джимми: – Это не платформа – опоры прочно стоят на камнях – это все морское дно! Понго, что происходит? Господи!..

Телефон смолк, и платформа снова содрогнулась, подпрыгнув три или четыре раза, отчего сдвинулись со своих мест все незакрепленные предметы вокруг меня. Однако я продолжал держать трубку в руке, и через пару секунд она снова ожила. На другом конце линии что-то неразборчиво кричал Джимми. Помню, я крикнул ему, чтобы он надел спасательный жилет, что происходит что-то непонятное и нам грозит опасность, но я так и не узнал, услышал ли он меня. Платформа снова покачнулась, швырнув меня на пол среди бутылок, ящиков, банок и пакетов, а потом, скользя по накренившемуся полу, я натолкнулся на спасательный жилет. Одному богу известно, что он делал в кладовой – обычно они хранились на складе оборудования, и их доставали лишь после штормового предупреждения (которого, естественно, мы не получали), но мне каким-то образом удалось в него влезть и выбраться в кают-компанию до очередного толчка.

К этому времени сквозь рев ветра и волн снаружи (верхушки волн уже хлестали по внешним стенам кают-компании) слышался свист свободно вращающихся блоков и пронзительный вой неуправляемых машин и крики…

Охваченный паникой, я пробивался через сваленные столы и стулья к ведущей на платформу двери, когда от нового, самого сильного толчка пол накренился градусов на тридцать, избавив меня от лишних усилий. Мгновение спустя, ударившись о дверь, распахнув ее и вывалившись в шторм, я понял, что «Русалка» тонет. Прежде это было лишь предположение, безумное и невероятное, но теперь я знал наверняка. Наполовину оглушенного от удара о дверь, меня грубо швырнуло на ограждение, и я уцепился за него, пытаясь удержаться под ударами холодного, насыщенного водяными брызгами ветра.