Электронная библиотека » Брайан Випруд » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Таксидермист"


  • Текст добавлен: 2 октября 2013, 04:01


Автор книги: Брайан Випруд


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 6

– «Беке». – Подперев голову ладонью, я слабо улыбнулся молоденькой блондинке в солнечное сплетение.

– «Макаллан» со льдом. Двойной. – Николас осклабился на барменшу. – Вы Келли, правильно?

Она лукаво улыбнулась в ответ, выкладывая перед нами на стойку картонки.

– Ну. Как дела?

– Лучше всех, спасибо.

Она занялась напитками, а Николас вынул из кармана стопку газетных вырезок с фразами, подцвеченными кое-где желтым. Надел очки в стальной оправе – слишком картинным, на мой вкус, движением.

Не в пример тем нескольким бруклинским пабам, в которых я бывал, этот бар не походил на типичные окраинные заведения, где на чужака таращатся, как на пришельца с Альфы Центавра. Он был сродни уютным тавернам Манхэттена: темный, с узорчатым деревянным порталом позади стойки и маленькими лампочками, подсвечивающими бутылки.

Николас ткнул в меня какой-то вырезкой:

– Что, похоже, эта женщина, что забрала белку, была ряженая?

– Ты это прочел в газете?

– Кто из нас Коломбо? Да, Гарт, в газете.

– А наняли тебя?…

Николас улыбнулся, покачал головой.

– Не могу сказать. Анонимность клиента.

– Значит, страховая компания?

– Возможно. Такое дело: Пискуна кое у кого украли и он оказался в «Вечных вещных сокровищах», выставленный на продажу.

– Пжалст. – Келли поставила перед нами стаканы, и Николас протянул ей двадцатку. И поднял стакан чокнуться: – За «Дружбу прежних дней»? – Я чокнулся без желания, и Николас погрозил мне пальцем: – Сварливый Гарт. Если мы хотим спасти Пискуна, тебе надо бы выказать хоть капельку воодушевления.

Мне икнулось:

– Спасти? Мы?

– Гарт, чтобы найти Пискуна, мне нужна твоя помощь. Ты единственный, кто сможет узнать ту женщину.

– Как она выглядела, ты знаешь из [ик!] газет. Рубашка красно-белая в клетку, синие джинсы, красная помада…

– Верно. Элли Мэй Клампетт[23]23
  Элли Мэй Клампетт – персонаж телесериала «Бедняки из Беверли-Хиллз» (1962–1971), сыграна Донной Дуглас (р. 1933).


[Закрыть]
на «паккарде». Отлично, Гарт, теперь-то я ее сразу найду.

– Это был «крайслер». Его бы я узнал.

– Но не Элли Мэй.

– Одета, как я описал, и с нарисованными веснушками. Я сильно сомневаюсь, что кто-то станет разгуливать в костюме беглеца из «Хи-Хо».[24]24
  «Хи-Хо» (Нее Haw) – популярная телепрограмма (1969–1992), посвященная кантри-музыке и «деревенскому» юмору.


[Закрыть]
Как я могу [ик]…чертова икота… узнать ее?

– Ты видел, как она двигается, потом – речь, взгляд. То, что не описать словами.

Я сдвинул брови, посмотрел Николасу в глаза:

– Я не из ваших «макак», мистер Палинич [ик].

– И тебе наплевать на Пискуна, о котором даже я в детстве мечтал?

Я мрачно усмехнулся:

– Только ты мечтал выкрасть его и вернуть генералу Бухеру за выкуп.

– Намного ли лучше той затеи, которую ты, должно быть, прокручивал в голове, когда увидел его в «Вечных вещных сокровищах»? Слушай, ты, наверное, собирался заплатить хозяйке магазина в разы меньше его стоимости. Ну, во сколько раз – в десять? Это не кидалово? Не воровство?

– Я не стану обсуждать это с тобой, Николас. Дело в том, что я не собираюсь снова связываться с преступными элементами.

– Снова?

– Ик!

Я секунду поразмыслил и решил, что не хочу дарить Николасу удовольствие обсасывать прокисшие кусочки моего прошлого. Мне совсем не улыбалось, чтобы он вдруг решил, будто мы с ним можем быть в чем-то подобны.

– Я, э-э, как-то раз налетел на подпольных торговцев медвежьими желчными пузырями. Пришлось ездить [ик] в суд, потерял массу времени. Не по мне оно.

– Да ну? – Он снял очки и прицелился ими в меня. – Вполне справедливо. Я не позвал бы тебя в поход, в который ты не веришь, и я никак не хочу, чтобы ты терял время. Как любому другому контрагенту, я тебе заплачу.

– Ты – мне? За какую работу?

– Один вечер, может, два. Но не больше. Я заплачу тебе по тридцать баксов в час наличными, вчерную. Сходим в несколько клубов, поищем Элли Мэй. Кажется, я догадываюсь, где она может околачиваться.

– «Вечные вещные сокровища» довольно далеко – в Нью-Джерси. А она, думаешь, в Нью-Йорке?

– Возможно. Есть такие клубы – обслуживают людей, которые любят маскарады. Мы это выясним, а ты заработаешь пару сотен легких денег.

Внезапно мне стало интересно. Но тут я обратил внимание на очки в руке Николаса: его указательный палец торчал оттуда, где должна быть линза. Бутафорские очки, реквизит, и я почему-то вспомнил папу. Настроение упало.

– Легких денег, а? – Я допил, встал на ноги и начал шарить по карманах брюк, не завалялось ли банкнот. – Все ради легких денег.

Николас покраснел. Он знал, что я вспомнил о папе.

– Дай же мне, черт возьми, вздохнуть, Гарт. Ты что, такой хороший, такой идеальный и такой чистый душой, что с легким сердцем считаешь меня чудовищем? Я бы сыграл в нашу проклятую детскую игру, если ты не знаешь других, но я как-то надеялся, что ты немного повзрослел. Жизнь – это тебе не шашки.

Я открыл было рот, но почувствовал, что никакая отповедь не подействует сильнее, чем безмолвное осуждение. Я слез с табуретки и вышел за дверь. На улице, шагая к машине, я слышал, как он орет мне вслед:

– Жизнь – это шахматы, Гарт, и ходы, которые ты делаешь, не всегда твои.

Я забыл. Ему всегда было мало сказать последнее слово. Ему нужно было сказать его дважды.

Глава 7

Когда я вернулся, свет в квартире не горел, но было видно, что Энджи уже спит. Я тихонько плечом притворил дверь, накинул засовы, шагнул в комнату и положил на стойку парковочный указатель. Табличка с расписанием парковки с тротуара перед нашим домом, которой я вынужден манипулировать, чтобы безнаказанно парковаться.

Мэриленд – для крабов, Вирджиния – для влюбленных.[25]25
  Жители Мэриленда (славящегося морепродуктами) спародировали рекламный лозунг соседнего штата Вирджиния.


[Закрыть]
Но когда въезжаешь в город Нью-Йорк, приветствие на придорожном щите на самом деле гласит: «ПАРКУЙТЕСЬ ПО ПРАВИЛАМ, И ВАС МИНУЮТ ШТРАФ И ЭВАКУАТОР». Девиз нашего города должен быть таким: «Не бесись – мсти». И я мшу тем, что переставляю указатели у своего дома. Когда меня нет, мое место караулит знак «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА ВСЕГДА». Но вот я возвращаюсь и после несложных быстрых действий беспроводным шуруповертом знак уже гласит: «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА ПН-СР-ПТ с 8.00 до 18.00» или «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА ВТ-ЧТ-СБ с 8.00 до 18.00» – в зависимости от дня и часа.

В общем, глаза привыкали к темноте, пока я шел за стойку к холодильнику. Я вынул пиво и повернулся к стойке, чтобы открыть. В сжимающемся веере света из холодильника я заметил две голые волосатые ноги. Я застыл. Кто-то лежал на стойке.

Из темноты раздалось бойкое славянское кваканье:

– Э, Гарф, смотрица, друг, да?

– Отто.

– Да, Гарф, я Отто, старый друг. Как смотрица?

Силуэт Отто вдруг сел на стойке, а моя вялая ладонь затряслась в его дубовом пожатии. Он чиркнул зажигалкой, и его озорное козлобродое лицо мелькнуло радостными складками.

– Ох, ты смотрица, Гарф, очень смотрица.

«Смотрица» – одно из его разговорных изобретений, которое может значить много разного, среди прочего – хорошо выглядеть. Отто – эмигрант из СССР с уникальной разновидностью «пиджининского» английского, один из тех ребят, что похожи на бродячую собаку, которую возьмешь домой – и тут же раскаешься, что никак не можешь взять и выставить обратно. Энджи обнаружила его несколько лет назад в метро, где он ремонтировал часы, и завербовала к себе на ювелирную службу – паять и полировать. Я нашел ему применение на чистке и подновлении чучел. Потом он покинул нас ради исполнения мечты всей жизни: влиться в американскую пляжную субкультуру, желательно – на нудистском пляже. Это случилось больше года назад.

– Отто, я думал, ты в Мэне. Торгуешь хот-догами на пляже.

– Гарф, декабрь, очень плохо хот-доги продажа. Я поеха Калифурния. Буритос, очень вкусно. А жынщины! Вкусно, не как буритос! Может, как сурок, мягко, кругло, глаза больши, а зубы, может, не таки больши, но…

– Зачем спать на стойке, Отто? – Я зажег настольную лампу на оленьей ноге. – У нас тут есть прекрасный диван.

Отто сверкнул сталью своей зубной механики:

– В Гулаге Отто на земли спа. Когда Ке-ге-бе наказывал Отто, с деревянной палки спа заставлял, э?

Он показал руками толщину палки, и я вспомнил его прежнее изложение этой истории. Выходило, что когда он сидел в Гулаге, одним из орудий наказания там была горизонтальная деревянная жердь не толще человеческого запястья, с которой нельзя было сходить несколько дней подряд. Это гораздо труднее, чем может показаться, а если свалишься или коснешься ногой земли, тебя отколошматят и бросят в ящик-карцер, отбуксированный на середину застывшего озера, и там ты скорее всего замерзнешь до смерти. Отто преуспел в особой технике лежания на палке: хребет выравнивался так, что он поддерживал равновесие даже во сне.

– Спина камень, – продолжал он. – Постель грудь. Очень хорошо, но ща не спа, Гарф. Скажи для меня: Янжи, она говорит, Отто можно у вас работа, да?

Я плеснул пива в кружку номер тридцать семь и подал моему приятелю-дворняге, чьей пижамой была «лейкерская»[26]26
  «Лос-Анджелес Лейкерс» – калифорнийская баскетбольная команда.


[Закрыть]
фуфайка с капюшоном.

– Ну, наверное, может быть. Но почему ты бросил Калифорнию?

– Приеха Нью-Йорк Любу смотрица. – Отто схлебнул пену.

– Ты по-прежнему еще не женат.

Отто, в общем, был в каком-то смысле женат – на женщине по имени Люба. Он иногда возвращался к ней – ненадолго, потом она его опять выставляла. Мы ее никогда не видели, но сложенная из рассказов Отто, она выходила истинной горгоной, которая не станет терпеть никаких его глупых выходок.

– Но конечно.

– Люба примет тебя после того, как ты ее бросил?

– Отто поеха пляж, не бросил.

– Ну а как же тогда вышло, что сейчас ты не с Любой?

Отто обнял меня за плечи:

– Гарф и Ян-жи не замуж, да? Жынщина, когда замуж, другой зверь. Не кролик, не сурок. – Он в задумчивости прищурился над кружкой. – Люба как медведь. Зима конец – как медведь очень сердит. Только Люба не куса, она броса. Может тарелку, может стул, может нож и…

– Я понял мысль. – Я выскользнул из-под его руки – из облака вони асфальта с никотином. – Она тебя выставила. Но только не говори мне, что ты возвращался в такую даль из-за Любы.

Отто погладил маленькую острую бородку, ухмыляясь сам себе:

– Ах, Гарф, я скучал за моих друзей.

Я улыбнулся и потрепал его по плечу:

– Поговорим завтра, Отто.

Я поставил кружку в раковину и двинулся к спальне. Сел на край постели, и Энджи сонно спросила:

– Угадай, кто вернулся в город?

– Наш любимый русский гном?

Я стащил с ноги туфлю.

– Да, я нашел его на стойке. Как в старые добрые времена.

Вторая туфля упала на пол.

– Ну не могла же я его прогнать, Гарт, правда?

Я смотрел на косматую бизонью голову напротив кровати.

– Так ведь? – Энджи лягнула меня сквозь простыню.

– Ты? Наверное, нет.

Глава 8

Разумеется, мне пришлось не спать полночи, рассказывая про моего младшего брата Николаса, и у Энджи было довольно времени переварить весь мой рассказ и оформить свое мнение к тому часу, когда мы наутро сели за приготовленный Отто завтрак.

Хотя я бы не назвал Отто поваром-виртуозом, он отлично готовит многие славянские и кое-какие афганские блюда. В то утро это были пашоты с паприкой в сырном соусе и картофельные оладьи. Вдобавок – свежие булочки, похожие на ячменные лепешки. И ни один завтрак у Отто не обходится без маленьких вареников, лопающихся от ягодной начинки, – фруктовых «пирошков». Вырядившись в мой красно-белый фартук для барбекю с надписью «ШЕФ-ПОВАР, БЛИН!», Отто носился по кухне, помешивая, шинкуя, поджаривая, подавая, убирая и, наконец, моя, и не переставая гудел какой-то величавый и выспренний советский гимн.

При всем несметном числе менее подкупающих черт, что есть у Отто, все они почти полностью компенсируются его замечательными хозяйственными функциями. У нас на службе он не брезгует никакой работой. Если он видит, что профессиональные ювелирные/чучельные задачи у нас подходят к концу, мы скоро застаем его за вощением пола, мытьем окон, подмазыванием ванны, глажкой рубашек или готовкой обеда. Он даже менял покрышки на «линкольне». И через пару недель такой жизни дивишься, как вообще люди могут жить без круглосуточной помощи по хозяйству.

Мы с Энджи закончили есть и не спеша потягивали кофе.

– Ну? – сказала Энджи – без всякой связи с чем бы то ни было. Я глянул на нее поверх свежего «Каталога таксидермиста» и глотнул кофе. Промолчал. – Ну так что насчет Николаса?

– Ничего насчет Николаса. – Я пожал плечами.

– Он твой брат, Гарт. Тебе надо с ним поговорить.

– Не-а.

– Дорогой…

– Энджи, это не обсуждается. – Моя кофейная чашка опустилась на стол с глухим стуком. – Если я намерен сторониться своего брата, так это мое право. Я же тебя не учу, как тебе обходиться с твоими.

– У меня, сироты, такой роскоши никогда не было.

– Да, так вот… – Запищал мой телефон и я вскочил.

– Твоя голубая сойка готова, – загремело в трубке. – Не хочешь приехать забрать ее?

– Конечно, Дадли, уже еду.

– А кольцо у тебя?

– Кольцо у меня.

– Чего ждешь тогда?! – Дадли повесил трубку.

– Голубая сойка готова? – спросила Энджи. Я взял куртку.

– Ага. Ему надо, чтобы я забрал ее прямо сейчас, пока он не уехал домой в э-э… – Я щелкнул пальцами, подбирая пункт назначения. – …родную Вирджинию.

Я остановился у Энджи за спиной и поцеловал ее в макушку, ободряюще стиснув за плечи.

– До сих пор, насколько мне известно, родина Дадли, город Мемфис, находилась в Теннесси. – Она откинула голову, двинув меня в грудь, и заглянула снизу мне в лицо. – Гарт, послушай, я хочу, чтобы ты подумал о Николасе. Ты не можешь себе позволить разбрасываться родными. – Она снова уткнулась в утреннюю газету. – Не забудь коробочку с кольцом.

Я сгреб маленькую чернобархатную коробочку из почтовой корзины-броненосца у входной двери.

– Пока, душечкин.


Дадли живет в каких-то двадцати пяти недлинных кварталах от меня. В пересчете на спортивную сетку это где-то двадцать одно поле для американского футбола. Хотя с новым метрическим стандартом пора переходить на поля для соккера, и тогда Дадли будет, э-э, в… В любом случае, в погожий день дойдешь и пешком – прямо на юг, невдалеке от перекрестка Ренвик и Кэнэл-стрит. Дадли живет на чердаке узкого каретного сарая из белого кирпича – это одна из тех хорошо заметных построек в федеральном стиле, за-сэндвиченных между мрачными послевоенными складами и автомастерскими. Вход в здание – деревянные амбарные ворота, а на первом этаже у Дадли гараж и мастерская.

По профессии он электронщик-виртуоз, последняя специальность – элитные автомобильные сигнализации. В его «сигналках» применяются технологии космической эры, прежде – компетенция исключительно AHB, НОРАДа и СОИ.[27]27
  АНБ – Агентство национальной безопасности, подразделение Министерства обороны США, ответственное за правительственную связь, дешифровку, электронное наблюдение и пр. HОРАД – Объединенное командование воздушно-космической обороны Североамериканского континента (США и Канада). СОИ – Стратегическая оборонная инициатива, научно-исследовательская и испытательная программа размещения в космосе системы противоракетной обороны, оснащенной лазерными пушками, спутниками-убийцами и т. п. (1983–1993).


[Закрыть]
Кое на кого из них, как оно всегда бывает, Дадли довелось поработать. Рассказывать об этом ему нельзя, и о том, как устроено его самое ходовое изделие, «Теневой ящик», он тоже предпочитает не говорить. Это маленький гладкий кубик из какого-то экзотического полимера (ровного черного или белого цвета) размером с антирадар, украшенный единственным загадочно мигающим голубым светодиодом. Никаких ручек, кнопок, проводов, циферблатов, окошек, присосок, крючков, петель и креплений, никаких выключателей. Только мигающий голубой огонек и оттиснутые слова «Освежитель воздуха». Дадли устанавливает такой кубик на потолке машины рядом с лампочкой и прицепляет какую-то пластинку к ключам – и «Теневой ящик» засекает проникновение любого чужака в твое транспортное средство.

Что именно происходит потом, остается только гадать: Дадли не говорит. Я никогда не видел машинку в действии, но, видимо, там происходит голубая вспышка, и нарушитель «интенсивно отпугивается». Догадываюсь, что «Теневой ящик» испускает того или иного рода статический заряд. В любом случае, нарушитель оглоушивается, как майский жук, а после этого обычно вываливается из машины и скорчивается на земле, точь-в-точь – жертва narcotique du jour.[28]28
  Наркотик дня (фр.).


[Закрыть]
(Оглушение, предположительно, временно, хоть я не думаю, что кто-то из водителей, приобретающих эту штучку, станет хуже спать, если мозг вора получит не подлежащее ремонту повреждение.) А в Пещере Бэтмена тем временем «Теневой ящик» связывается с пластинкой на ключах, которая пищит и мигает голубым светом. Дальнейшие действия остаются на усмотрение конкретного автовладельца. Тео с 70-й Восточной улицы, наверное, вызовет копов, и воришку «в наркотическом опьянении» арестуют, тогда как Джои из Шипсхед-Бэй просто познакомит нарушителя с рабочей поверхностью «Луисвилльской дубины».[29]29
  «Луисвилльская дубина» – популярная марка бейсбольной биты.


[Закрыть]

Разрешенное устройство? Ни фига, и потому-то «Теневой ящик» называется «освежителем воздуха». Но он удовлетворяет спрос среди пострадавших, обиженных и крайне мстительных нью-йоркских водителей, страстно желающих отыграться. Водителей, уточним, у которых есть лишних пять сотен и терпение до года стоять в очереди на установку. Дадли не дает рекламу и не обсуждает детали по телефону. Все – только «сарафаным радио», лично и наличными.

Наверху, в своей мансарде, Дадли предается своему хобби – изготовлению птичьих чучел; там я и нашел его, когда он разблокировал мне входную дверь. Его специальность – певчие птицы. У него не только незаконное ремесло, но и незаконное хобби.


Большинство певчих птиц охраняется в штате Нью-Йорк как федеральным (Закон о перелетных птицах 1912 г.), так и местным законом. Кроме того, конкретная птица может еще состоять в списке исчезающих и редких видов, согласно главе 50, пунктам 17.11 и 17.12 (подпункт Б) Закона об охране рыбных ресурсов и диких животных. Возможно также, что эта конкретная птица подпадает под Конвенцию о международной торговле исчезающими видами животных и растений (СИТЕС), приложения I, II, и III, Глава 50, пункт 23, подпункт Ц. Значит все это следующее: иметь, например, лысого орла «живого или мертвого… и любые части, опознаваемые как части или производные вышеуказанного…» – противозаконно. Исключения делаются в редких случаях: для уполномоченных научных организаций (и их поставщиков), и в таких случаях надо заполнять кучу сбивающих с толку бумаг – сбивающих с толку тем, что большая их часть толкует про содержание живых животных. Я заполнял их про множество своих зверей, которые относятся к исчезающим и редким видам, и это требует вычеркивания и исправления формулировок в самом бланке. Хотя я продавал многим музеям, у меня есть чучела вроде Фреда, которые разрешены на основании предоставленных доказательств, что они добыты до 1972 г., когда СИТЕС вступила в действие.

Я поддерживаю защиту исчезающих и охраняемых видов и перелетных птиц; Дадли тоже. Но, как скажет вам любой, кто смотрит вечерние новости, закон в некоторых областях часто до нелепости негибок, тогда как в других – опасно снисходителен. Например, если ты найдешь мертвую гаичку – которая сама откинула копыта, – тебе нельзя взять ее себе, а тем более – набить. Если найдешь соколиное перо или череп чайки – нельзя брать их себе. В точном соответствии с буквой закона эти предметы следует передать властям, чтобы их уничтожили, даже если ты способен документально подтвердить, что просто нашел их. А птицы, как и все животные, достаточно регулярно умирают естественным порядком, абсолютно помимо кровожадных замыслов человека.

Как и большинство населения, я подчиняюсь закону, покуда он не расходится со здравым смыслом и покуда за ним стоит сила. У нас в Нью-Йорке найдется максимум двое специальных копов, присматривающих за восемью без малого миллионами потенциальных нарушителей Главы 50 и СИТЕС. И они как бы слегка заняты – отловом чуваков, которые впаривают ведрами свежие тигриные пенисы и носорожьи рога. Вероятность того, что они возьмутся проверять, откуда у тебя в шкафу с безделушками это перо голубой сойки, – абсолютный нуль. И я думаю, что если попробовать принести им мертвую колибри для надлежащего предписанного властями устранения, они предложат тебе самому спустить ее в унитаз.

Все это возвращает нас в прошлый январь, когда мы с Энджи нашли мертвую сойку, мирно лежащую на снегу в ожидании первого прохожего домашнего кота, который ее раскурочит. А ведь это чертовски красивая птица, так что я отнес ее Дадли сделать чучело. В общем, только для моей постоянной коллекции, поэтому не думаю, что у меня будут какие-то неприятности, пока я не соберусь ее продавать.


Дадли пятьдесят один, и он похож на бульдога. Смуглый и кривоногий, с большими руками, выдающейся челюстью и морщинистым лбом, он абсолютно не думает о собственном собакоподобии. Хотя, не в пример бульдогам, решительность и прямоту Дадли можно отнести главным образом на счет его вундеркиндовых мозгов. Мы познакомились восемь лет назад в жюри присяжных по одному делу о хлыстовой травме, и старшина присяжных из него получился дьявольский. Но подлинная дружба между нами возникла только на следующем деле, где нам пришлось заседать. Понимаете, если вас раз в несколько лет привлекают заседать в суде присяжных, не редкость и на следующем процессе встретить кого-то из прежних товарищей. В этот раз мы были в разных жюри и табу на совместные обеды на нас не распространялось (вдруг присяжные станут трепаться о деле, а это – ни-ни).

– Лучшего чучела сойки тебе, бывалому старьевщику, не найти!

Толстым пальцем Дадли ткнул в меня из-за верстака, лишь я вошел в студию. Он сидел за компьютером, который со всей периферией – модемами, зип-драйвами, зап-драйвами и всем, что там бывает, – аккуратно разместился на столе с выдвижной крышкой. Сидел Дадли, откинувшись в старом деревянном стуле на колесиках, который я добыл ему на Парк-авеню, и в своей экипировке походил на бульдога, заделавшегося шерифом где-то на Юге: красные подтяжки и рабочие рубашка и штаны цвета хаки.

Вдоль стен шла деревянная обшивка, а поверху – полочка, на которой красовались с полсотни чучел певчих птиц под стеклянными колпаками. А над ними на голых стенах теснились дюжины фотографий в рамках и картин – все с певчими птицами.

– А уж это я буду судить, Дадли. На своем веку я повидал немало птичьих чучел.

Я протянул руку. Ой, я забыл. Дадли тактилофоб, он ни с кем не здоровается за руку. И вообще – старается не трогать ничего без необходимости. Нью-Йорк в глазах Дадли – это рассадник гриппа. Вообще-то его паранойя имеет некоторые основания, как начнешь оглядываться и замечать опасность заразы в обыденных вещах: кнопках лифта и банкомата, дверных ручках, перилах. Когда только можно, Дадли тычет в банкомат мизинцем, кнопки в лифте нажимает локтем, а дверь толкает плечом или старается войти в тот момент, когда кто-то выходит. Перчатки? «Они только собирают микробы», – утверждает Дадли.

– Voilá!

С витиеватым взмахом он сорвал белый шелковый платок с чучела голубой сойки.

Усевшись на корявом березовом суку, птичий самец распушил хохолок, клюв приоткрыт, крылья полуразвернуты. Не так, будто хочет взлететь, а словно бы отгоняет соперника угрозами и долгой трелью.

Я просиял, поворачивая березовый сук, чтобы полюбоваться чучелом со всех сторон.

– Оч-чень здорово, правда. И верно – единственное в своем роде.

– А где мое, старьевщик?

Он попытался скрестить руки на груди, но те оказались чересчур громоздкими.

– Voilá! – Я вложил маленькую коробочку из черного бархата в его лапу, и он торопливо распахнул ее, прихватив сквозь шелковый платок. – Овальный розоватый камень в три четверти карата, вокруг бордюр из аквамаринов, платиновая оправа. Вот счет на поставку.

Бартер – лучший друг уклониста от налогов.

– Ну я теб-бе скажу! – У Дадли сперло дыхание. – Это потрясающе! Говорю тебе, Кармела будет прыгать как обезьяна!

Я проглотил отрыжку смеха. Только вчера Энджи заметила, что Кармела волосата, как обезьяна.

– Когда ты собираешься поднять вопрос? – Я думал добавить: «А, псина?», только приличия удержали.

– Нынче же вечером! Сегодня! Может, прямо сейчас!

– К ноге, парень! – не выдержал я. – Пригласи ее сегодня на ужин со свечами и там действуй. Романтика, понимаешь?

– Кто бы говорил! Что ты об этом знаешь, Ромео? Где у Энджи кольцо? – Дадли натянул кольцо себе на мизинец и полюбовался им, отставив руку, время от времени бросая на меня подозрительные взгляды.

– С романтикой не ошибешься. К тому же так делают в кино, а кино – надежный эталон того, чего женщины надеялись бы дождаться от мужчин, не будь мужчины на самом деле такими бесчувственными болванами.

– Карета! Может, прогулка в карете? Или смотровая площадка на Эмпайр-стейт!

– Избито, как любой подобный финт, однако, может, в перспективе принесет тебе какие-то очки.

Дадли с трудом стащил кольцо с мизинца.

– Ну и как же вышло, что твоя умная девочка так и не заставила тебя преклонить колена и страстно заглянуть в ее глаза?

– Женитьба? С тем же успехом она могла бы сама сделать предложение мне. Покорно благодарен.

– Забавно. Правда, Гав, как это? – Он хрюкнул, затем улыбнулся с облегчением – кольцо слезло.

– Наверное, мне никогда не казалось, что она – или я – должны подписываться на женитьбу только ради самого факта.

– Необычно. – Дадли содрогнулся, отмахиваясь от темы, и показал на сойку. – Значит, это чучело можно поставить на стол, как оно стоит сейчас, или повесить на стену. Видишь, я выровнял сзади и поставил утопленный крючок. Будешь крем-соду или «Клево-форму»?

– «Клево-форму»?

– Напиток здоровья.

– Точно. Эта ерунда с рекламных щитов.

– Довольно вкусный! На.

Дадли вскрыл банку и налил мне глоток. Я опасливо попробовал.

– Пакость. На вкус – каопектат[30]30
  Лекарство от поноса на основе каолина (адсорбент).


[Закрыть]
с манговым соком. Скорее крем-соды, промыть рот.

– По телику идет реклама, да и мне нравится.

Дадли помахал передо мной банкой «Клево-формы».

Мы чокнулись на расстоянии и сделали по долгому глотку.

– Дадли, у тебя энциклопедические мозги. У меня тут есть задачка для башковитых, я уже голову сломал.

– Напугай меня.

– Помнишь катавасию, в которую я влип в Нью-Джерси?

– Чучело теле-белочки, тетя-кола, мертвый байкер, гагара, полная жуков.

– Ну, не чучело белочки, а кукла, – уточнил я.

– А, кукла-белочка! – Глаза у него загорелись, и он нацелился на меня всезнающим пальцем. – Могу тебе рассказать о куклах-зверушках из настоящих шкур. Очень интересно, правда…

– Ладно, только я не это хотел спросить. Я вот что хочу сказать…

Он не слушал:

– В Сибири есть народы, которые делают кукол из животных. Погоди-ка: не то это якуты делают, не то эвенки. В любом случае, это куклы, сделанные из чучел. Народный промысел. Они используют их, чтобы рассказывать детям сказки.

– Правда? – Я постарался изобразить интерес. Если уж раскупорил мозги Дадли, тяжело будет загнать обратно в бутылку джинна бесполезных знаний. – Слушай, но я вот что хотел выяснить: – что ты знаешь о местных клубах? Тебе тут приходится видеть немало клубных тусовщиков. В какого типа клубе ты мог бы встретить тетю-колу?

С третьего глотка Дадли прикончил свою «Клево-форму».

– Ретро.

С его акцентом и дикцией это прозвучало как «Джефро».

– Это где?

– Это не где, а какое. Из твоего красочного, пусть и загадочного, описания эта тетя-кола выглядит нарочито старомодной. Так одеваются ретристы.

– Ретристы?

– Одеваются так, будто ФДР[31]31
  Франклин Делано Рузвельт (1882–1945) – 32-й президент США (1933–1945).


[Закрыть]
все еще президент, висят по свинг-клубам. Масса бывших панков, но бывает, они вожжаются с нынешними панками или рокабиллами.

– Понял, свингомания. А рокабиллы суть?…

– Ну, знаешь, люди, которые очень серьезно воспринимают рокабилли. «Сан Рекорда»,[32]32
  «Сан Рекордз» – звукозаписывающая студия Сэма Филлипса (1923–2003) в Мемфисе, Теннесси, где начинались карьеры Элвиса Пресли, Карла Перкинса, Роя Орбисона, Джонни Кэша, Джерри Ли Льюиса и др.


[Закрыть]
«есть, сэр, полковник Паркер».[33]33
  Полковник Том Паркер (Андреас Корнелиус Ван-Куйк, 1909–1997) – менеджер Элвиса Пресли.


[Закрыть]
Взбитые коки, черные кожаные куртки, подвернутые джинсы.

– «Смазчики»[34]34
  «Смазчиками» в США в 1950-х годах называли небогатую или рабочую молодежь, которая, как правило, вела себя вызывающе, одевалась в кожаные куртки, смазывала волосы бриолином и ездила на мотоциклах.


[Закрыть]
или двойники Элвиса?

– Но с призвуком гнусавого кантри, – уточнил Дадли. – Эдди Кокрен, Джин Винсент, «Бродячие коты»,[35]35
  Эдди Кокрен (1938–1960) – американский исполнитель рокабилли, повлиявший на развитие поп-музыки XX в. Джин Винсент (1935–1971) – один из первых американских исполнителей рокабилли. «Бродячие коты» (Stray Cats) – американская рокабилли-группа(с 1979 г.).


[Закрыть]
в таком духе. Но кто-то и попримитивнее. Более сельские, что ли.

– Понимаю.

– Но опять же, многие там ударяются и по свингу, ранним пятидесятым, по джайву[36]36
  Джайв – танец, родившийся в южных штатах, по одной из версий – из военного танца семинолов вокруг пойманного бледнолицего или его черепа.


[Закрыть]
сороковых. Переходные формы. Одета она так, как хиллбилли,[37]37
  Хиллбилли – традиционное обозначение жителей горных районов западных и южных штатов, «деревенщина», также – подчеркнуто «сельский» стиль кантри-музыки.


[Закрыть]
но могла быть и рокабиллкой. А с чего ты взял, что такие персонажи околачиваются по нью-йоркским клубам?

– Свежий слив, не знаю, как им распорядиться. Они одеваются так, чтобы шастать по клубам или…

– Самые закоснелые ходят в образе всегда. Что ты за панк – хоть ретро, хоть наоборот, – если не можешь гнать картину все время, не ходишь в странном виде, не заявляешь обществу о своем бунте?

Каким бы ни был контекст, мне всегда слышится что-то слегка зловещее в том, как южане произносят слово «бунт», но, может, дело в том, как некоторые вворачивают это словцо – будто дразня параноиков-янки.

– Значит, они таскают расписные галстуки, двуцветные туфли. Мятежники пятидесятых в галстуках и шляпах? Джиттербаг?

– Они предпочитают слову «джиттербаг» название «линди-хоп».[38]38
  Джиттербаг (линди) – американский танец, появившийся между 1935 и 1940 г. и состоявший из чистой импровизации под музыку свинг. Развитием джиттербага стал линди-хоп, где танцующие считают на шесть при четырехдольном размере музыки.


[Закрыть]
Такое дело: лиловые ирокезы были чума, но все к ним привыкли, и их шоковая ценность обернулась пшиком. Сегодня эффект дают смокинги, булавки для галстука, высоко выстриженные на висках волосы и белые носки. Давай не забудем и стиляг в «зутах».[39]39
  Костюм «зут» – пиджак до колен, мешковатые брюки, широкополая шляпа; был популярен в 50-х гг.; мода пошла в 30 – 40-е гг. из среды латиноамериканской и негритянской молодежи больших городов.


[Закрыть]
Ретро – это тема дня, Гав. Где ты пропадал? Они уже в рекламе «Гэпа».

– Я – больше газетно-журнальный тип. Телереклама стала слишком шумной. – Я присел на край стола. – Ну и где найти эти ретро-клубы?

– Помнишь Вито Энтони Гвидо?

– Можно ли забыть такое имя?

На втором круге нашего заседательства мы с Дадли во время обеденных перерывов задружились с Вито – как оказалось, одним из мастеров, у которых Дадли брал стеклянные глаза. Конечно, все синичьи глаза кажутся одинаковыми, но для Дадли есть стекло, а есть алмазы. Столкнувшись с чучелом животного, люди первым делом смотрят ему в глаза. Если глаза не точного размера или не так расположены, живого эффекта не получается. И наоборот, глаза, в которых есть глубина и блеск, усиливают иллюзию жизни.

Все это штучный товар, и Вито хобби досталось от отца, бывшего венецианского стеклодела, хотя славу их семье принесли человеческие глазные протезы. В свободное время Вито – еще и музыкант-духовик. Раз вечером после судебного заседания мы с Дадли отправились в гриль на Десятую авеню послушать Вито на корнете в джаз-бэнде.

– Мы с ним иногда общаемся. В основном – через рекламную рассылку его джаза. Иной раз захожу послушать. Он играет и в рокабилли-группе, и в свинговой.

– Мне трудно поверить, что Вито – ретрист. – Мы привыкли трунить над его неизменными изъеденными молью свитерами.

– Нет. Профессиональные музыканты легко приспосабливаются. Они играют музыку, которая продается. Ты вот и знать не знаешь, что Вито каждый год играет на трубе на фестивале Ренессанса в Таксидо, это тут, в штате. Это же не значит, что он ходит за хлебом в гульфике.

– Он где-нибудь скоро играет?

– Завтра вечером в баре «Бричка» – там рокабилли-тусовка. Но скажи-ка мне начистоту, Гав. Хочешь подключить Вито выслеживать тетю-колу?

– Вроде того.

Дадли смял банку от своего напитка здоровья, будто какую-нибудь плюшевую игрушку.

– А можно спросить, зачем?

Я скорчил рожу, обдумывая ответ.

– Ведь ты хочешь ту белку, правильно? – сказал Дадли.

Я нарочно не услышал его последнего утверждения и щелкнул пальцами.

– Придумал. Мы отпразднуем твою помолвку в «Бричке» – вчетвером, двумя парами.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации