Текст книги "Корабль мечты"

Глава 4

Воспоминанья рвали сердце мне,

Душа моя горела, как в огне!

Но стоило мне повести рассказ,

Как тот огонь терзающий угас…

Сэмюэл Тейлор Колридж. Сказание о старом мореходе

Делия рассмеялась, и губы Кента неожиданно для нее тоже растянулись в улыбке. Впрочем, он тут же посерьезнел.

– Полагаю, – начал он, прислонившись плечом к стене, – что вам, как и мне, настала пора заполнить многочисленные бреши в нашей общей истории?

– Да, – согласилась Делия, стараясь усесться поудобнее, насколько это позволял кринолин. – Хотя в ваших глазах я скорее всего величайшая лгунья всех времен и народов, мне бы не хотелось тратить силы и время, придумывая вашу биографию. Я предпочла бы просто расспросить вас о том, как обстоит дело в действительности.

– А это правда?

– Что? – удивилась Делия.

– Вы в самом деле величайшая лгунья всех времен и народов?

Хотя вопрос был задан как бы в шутку и не звучал обвинением, она ощутила резкий укол негодования. И обиды.

– Разумеется, нет! За последние два года ложь помогла мне выкрутиться из пары переделок, но в остальном я предпочитаю честность. – На его лице явственно отразилось сомнение, поэтому она сочла нужным добавить: – Мы едва знакомы, и я не виню вас за превратное представление обо мне.

– Превратное, вот как? Доверие не возникает с бухты-барахты, его нужно заслужить. Но сейчас речь не об этом. Нам нужно обезопасить себя от случайных промахов, которые с легкостью подорвут доверие к нам других пассажиров.

– Только что я оказалась именно в такой ситуации, – сообщила Делия. – На палубе со мной заговорила Мэри Паттерсон и начала расспрашивать о пресловутых «нью-йоркских Брэдфордах». Очень не хотелось быть пойманной на лжи, но все же мне пришлось сказать, что ваш отец умер, а мать жива. Надеюсь, это верно.

Черная бровь приподнялась, и ей подумалось, что Кент Брэдфорд впервые в ее присутствии выглядит почти довольным.

– Как ни странно, вы попали в точку, – сказал он. – У меня есть также две сестры, которые живут с матерью, и брат, живущий отдельно.

– Я не отважилась зайти так далеко и придумать вам еще брата или сестру, – с облегчением произнесла Делия. – Я предпочла сменить тему.

– На мой взгляд, вам возмутительно везет, мисс Гилли. По-моему, судьба вас балует – хватило бы и бойкости языка.

Очередной намек на ее болтливость заставил Делию покраснеть. Но какие же у него лучистые глаза!

– Да, мне везет, – отрезала она, безжалостно подавляя неуместные эмоции. – Вернее, везет тому ирландцу, который есть в моей натуре. Так говорят.

– Слыхал об этом, – сухо заметил он. – Но в будущем я бы предпочел меньше доверяться вашей удаче и больше – благоразумию. Давайте по возможности придерживаться истины. Конечно, нельзя постигнуть сразу все подробности, поэтому придется как можно реже расставаться на людях. Будем всюду появляться вместе, нравится нам это или не нравится.

Делия прикусила губу. Интересно, сознавал он, насколько грубо это прозвучало? Или ему все равно?

– Давайте же обсудим главное! – поспешно сказала она. – Кто первый?

– Начните вы. Хотя бы потому, что моя история заведомо будет правдивой.

Делия сделала над собой усилие, чтобы не огрызнуться. В конце концов, он имел право на колкости.

– Откуда вы родом, мисс Гилли? Кто были ваши родители? Есть ли у вас братья и сестры?

– Кому-то все равно придется начать, так почему бы не мне? – Она с деланным спокойствием переплела пальцы и прислонилась к стене, позволив солнечному лучу, проникавшему через иллюминатор, бродить у нее в волосах. – Первые двенадцать лет жизни я провела в Цинциннати, штат Огайо. Моими родителями были Мерфи и Айлин О'Делл… Гилли. – В последнюю минуту ей пришло в голову сохранить вымышленное имя, просто из осторожности и вопреки крепнущему чувству, что этому человеку можно доверять. – Мое полное имя – Оделла, в честь матери, но мне кажется, Делия звучит как-то… лучше.

– Похоже, ирландское в вашей натуре и есть ваша натура целиком, – заметил Брэдфорд со смешком.

Делия бросила на него испытующий взгляд, пытаясь угадать, не настроен ли он в принципе против ирландцев, но не обнаружила ничего такого. Напротив, он, казалось, забавлялся. Он даже покинул свой пост у двери (где стоял, словно караульный в здании суда, в комнате для подсудимых) и присел на нижнюю койку.

– Получается, что так, – с облегчением согласилась она, – хотя моя мать родилась на американской земле, а отец ступил на нее десятилетним мальчишкой. Я никогда не видела ни дедушку, ни бабушку по отцовской линии, знаю только, что живут они… если еще живы, в Филадельфии.

Ей показалось, что Брэдфорд слегка вздрогнул.

– А ваша мать? Она родилась в Цинциннати?

– И жила там до встречи с моим отцом. Ее родители регулярно писали нам, пока мама была жива, но после ее смерти я утратила с ними связь, потому что… потому что часто меняла место жительства.

– Ускользая из рук закона? – осведомился Брэдфорд в высшей степени неодобрительным тоном.

– Ничего подобного! – возмутилась Делия. – Я просто искала – и находила – новые возможности для бизнеса. Я же сказала, что чиста перед законом. И никогда не преступала его, слышите, никогда!

– Да, так вы сказали, – подчеркнуто заметил он. – Что же привело вашу семью в Калифорнию?

– А что привело сюда всех остальных? Золотая лихорадка, разумеется. Когда слухи о золоте достигли Цинциннати, отец одним из первых бросился в эту авантюру.

– Со всем семейством?

– Мать наотрез отказалась отпускать его одного. Отец, он… знаете ли, это был человек совершенно неприспособленный. Я в то время этого не понимала, а мама знала, что он не сумеет сам о себе позаботиться. Впрочем, возможно, она просто боялась, что отец не вернется.

Подняв взгляд на Брэдфорда, Делия с удивлением заметила тень боли на его лице.

– Весьма обоснованный страх, – буркнул он. – Не все возвращаются и не всегда.

– А что, кто-то?..

– Не важно. Сейчас ваш черед рассказывать, вот и продолжайте.

На этот раз Делия не отреагировала на резкость его тона, сознавая, что она, возможно, маскирует какую-то душевную боль.

– Да-да, конечно, – произнесла она очень мягко. Это заставило Брэдфорда нахмуриться, и она поспешила возобновить повествование: – Итак, мы отправились на запад весной 1849 года, как и многие другие семьи золотоискателей. Думаю, отец не сделал бы и шагу в том направлении, если бы заранее знал, каким тяжелым испытанием обернется его затея. И уж точно ни за что не взял бы с собой семью. Нам понадобилось полгода, чтобы добраться до Сакраменто. Полгода… а казалось, десятилетие! – На этот раз боль коснулась сердца самой Делии, и она отрешилась от нее не без труда. – Мы достигли Сакраменто в середине октября. К тому времени там собрались тысячи старателей со всего мира. Зрелище было волнующим, но, несомненно, внушало страх.

– Понимаю, – медленно произнес Кент.

Сейчас в его взгляде было сострадание, тем более странное, что Делия умолчала о тяготах первых дней. Возможно, он сумел предположить, через что им пришлось пройти.

Она заметила, что мысленно с легкостью называет его по имени.

– Денег у нас было совсем немного, а каждая мелочь стоила баснословно дорого. И все же мы продолжали путь на прииски. Отец был во власти золотой лихорадки, он искренне верил, что разбогатеет в первую же неделю и что очень скоро мы забудем все лишения.

Она умолкла и покачала головой, все еще удивляясь подобной наивности. Даже тогда, в двенадцать лет, она была большей реалисткой, чем ее отец, мечтатель и фантазер.

– Он не напал на золотую жилу? – поторопил Кент.

– Золото он, конечно, нашел, но далеко не сразу и вовсе не столько, сколько хотел. На приисках все стоило еще дороже, чем в Сакраменто. Если бы не мать и не ее мастерство белошвейки… она шила и чинила одежду в обмен на самые необходимые вещи.

– А вы? – спросил он, не спуская с нее испытующего взгляда. – Помогали отцу мыть золото или матери чинить рубахи старателей?

– Ни то и ни другое. – Делия вдруг улыбнулась, заставив его мигнуть от неожиданности. – Когда через лагерь проходил бродячий торговец всякой всячиной, я уговорила отца потратить немного песка на курицу-несушку и потом продавала старателям яйца по доллару за штуку.

– Да вы прирожденный делец! – воскликнул Кент иронически.

– Просто мне не чужд здравый смысл. – Делия пожала плечами. – В самом деле, кое-кому удалось сколотить себе состояние на приисках, но даже в самом начале лишь один из сотни старателей находил золотую жилу, а чем дальше, тем реже это случалось. Остальные довольствовались случайным самородком и той горсткой золотого песка, которую удавалось намыть за день. Зато кошельки тех, кто снабжал нас едой, одеждой и прочим, буквально разбухали от денег.

Кент прислонился к стене каюты, вытянув ноги так далеко, что кончики его ботинок коснулись подола ее платья.

– Значит, вы вносили свою долю в семейный бюджет, грабя старателей?

– На приисках, мистер Брэдфорд, грабит каждый, кто что-то продает. Доллар за яйцо был нормальной ценой. К вашему сведению, я начала с семидесяти пяти центов, чтобы переманить покупателей из приисковой лавки. Когда мы перебрались в другие места, где у лавочника не оказалось несушек, я подняла цену до доллара. – Не сумев прочитать по выражению лица, что он об этом думает, Делия поспешно продолжила: – В какой-то мере я помогала и матери получать за ее работу достойную плату. К тому же мы с сестрой подбирали то, что старатели выбрасывали за ненадобностью, чинили, подновляли и продавали им же. Так прошло два года. Наконец папе посчастливилось все же найти золотую жилу. Когда с промывкой золота было покончено, мы решили обосноваться в Сакраменто. Ну вот, собственно, и все. Теперь ваш черед.

– Нет, не все, – возразил Кент. – Что же было дальше? Как вы оказались в Сан-Франциско?

– Моя мать умерла во время вспышки холеры в 1852 году, то есть вскоре после отъезда с приисков, а папа – в прошлом году от дифтерии. Зачем вам это? Мы же говорим всем и каждому, что познакомились в Сакраменто.

У Делии не было ни малейшего желания вдаваться в подробности ее последнего предприятия, так как было совершенно ясно, что Кент его не одобрит. Глаза его слегка прищурились, словно он прикидывал, не настоять ли на своем, но потом он пожал плечами:

– Будем считать, что на первый раз достаточно. Пусть ваш язык получит заслуженную передышку.

Она спросила себя, может ли этот человек изъясняться просто, а не метать словесные стрелы. Она сложила руки на коленях и на манер прилежной ученицы выказала полную готовность отнестись со всевозможным вниманием к тому, что ей предстоит услышать. Кент адресовал ей взгляд, полный насмешливого одобрения, давая понять, что оценил этот маленький спектакль.

– Зовут меня Кентон Брэдфорд, – начал он. – Кентон Брэдфорд из нью-йоркских Брэдфордов. Сокращение Кент я терплю только от сестер.

Делии следовало бы сконфузиться, но она едва удержалась от смешка: для человека столь молодого он был, на ее вкус, чересчур чопорным.

– Я родился и жил в Нью-Йорке, где мои родители считались весьма влиятельными представителями самых высших кругов. Еще мой дед основал фирму, которая называлась тогда «Мануфактура и перевозки Брэдфорда», а позже была переименована в «Торговые перевозки». Когда отец умер, я унаследовал семейное дело.

Значит, он и в самом деле принадлежал к высшему свету, к одному из тех семейств, о которых ей приходилось разве что читать в светской хронике. Ничего странного, что он так пыжится. Делия уселась поудобнее, стараясь не упустить ни слова.

– Я делал все, что мог, чтобы удержать бизнес на плаву, но недавно стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Возникла необходимость в смене профиля и в расширении предприятия. Еще год назад, при первой нашей встрече в Нью-Йорке, Нельсон Шарп упоминал о высоком спросе на услуги по перевозкам в Калифорнии. Полгода назад я принял решение и отправился в Сакраменто, чтобы лично изучить рынок сбыта. Я хотел открыть филиал фирмы в этих местах и понял, что это в самом деле выгодно. Сейчас я возвращаюсь домой, чтобы продолжать действовать в этом направлении.

Кент умолк, поднялся и потянулся, почти коснувшись при этом низкого потолка каюты.

– И это все? – спросила Делия.

– А что же еще? – смутился он.

– Как что? – рассердилась она. – Я знаю только, что у вас есть мать, две сестры и брат. Как их зовут? Много ли у вас друзей? Сколько вам было лет, когда вы потеряли отца?

– Ах вот что… – Кент снова уселся. – Сейчас, сейчас… мне было тогда семнадцать. Все мужчины в нашей семье носят имя Кентон Брэдфорд, так звали и отца. Мать, Уилла Мепл Брэдфорд, родилась в Филадельфии. – (Ах вот почему он вздрогнул при упоминании об этом городе!) – Сестер зовут Барбара и Джудит, а брата – Чарльз. Друзья у меня в самом деле есть, но не вижу смысла в их перечислении, раз вам все равно не придется с ними встретиться.

Он снова умолк, на этот раз с таким видом, словно считал отчет окончательно и бесповоротно законченным.

– Значит, в семнадцать лет вы стали главой фирмы, – сказала Делия, надеясь поощрить его к дальнейшему рассказу. – Это ведь большая ответственность, не так ли? Вы унаследовали семейное дело невзирая на молодость, потому что были старшим сыном?

Вопрос явно не обрадовал Кента. Некоторое время казалось, что ответа не последует, но потом он неохотно заговорил:

– Да, я был старшим. Чарльз на год младше. Мне пришлось нелегко, но я справился, пользуясь советами отцовских друзей и деловых партнеров, а также благодаря опыту старых служащих. Таким образом дело шло, хотя и не процветало, до тех пор, пока я не изменил профиль, приспосабливаясь к веяниям времени.

Девушка интуитивно угадала, что здесь кроется какая-то темная страница истории семейства. Он не хотел говорить о брате – это было заметно по его тону, по выражению лица и паузам. Что ж, она не собиралась выпытывать все детали… во всяком случае, не сразу.

– А сестры?

– Барбаре тогда было двенадцать, а Джудит – восемь.

– Надеюсь, мой следующий вопрос не покажется вам чересчур дерзким. – Она постаралась, чтобы даже тень веселости не звучала в голосе. – Сколько вам теперь лет?

Лицо Кента неожиданно осветилось улыбкой, преобразив его в совершенно иного человека – добродушного, открытого и волнующе привлекательного.

– Что же тут дерзкого? Моя жена имеет полное право это знать. В июне мне стукнуло тридцать. Если я правильно рассчитал, вы на десять лет моложе.

– Верно, мне исполнилось двадцать в феврале, пятнадцатого числа.

Кент внезапно наклонился вперед и так внимательно посмотрел Делии в лицо, что она вынуждена была кинуть все силы на борьбу с подступающим румянцем. Что он скажет? Что она выглядит старше своих лет? Или моложе?

– Сдается мне, за свои двадцать лет вы успели получить несравненно более богатый жизненный опыт, чем я за свои тридцать. Больше всего меня удивляет, что пережитое не оставило следа на вашем лице. Если бы я увидел вас впервые, то счел бы, что вы невинны, как новорожденный младенец.

Оскорбленная, Делия забыла об угрозе румянца, который тут же не замедлил этим воспользоваться.

– Что вы себе позволяете, сэр?! Я невинна! Разве я не упоминала, что моя добродетель при мне?

– Я не имел в виду вашу добродетель, мисс Гилли, – возразил он с улыбкой, уже не столь приятной, как несколько секунд назад. – Девственность не всегда означает невинность.

– Ах вот как! – хмыкнула Делия в ответ на этот сомнительный комплимент. – Может, мне рассыпаться в сожалениях по этому поводу? И не надейтесь! Только моя совесть мне судья, и перед ней я чиста. Я не жалею ни об одном своем поступке, слышите?

– Даже о самом недавнем? – поинтересовался он насмешливо.

– В моей жизни хватало неприятных моментов, и это всего лишь один из них. Если я и жалею о том, как все обернулось, это не значит, что я чувствую себя преступницей. Поймите, если бы я не поднялась на борт и не укрылась за вашей широкой спиной, мне пришлось бы оказаться в гораздо более худшей компании. – Она отчеканила это с вызовом, надеясь поставить собеседника на место.

– Значит, моя компания все же предпочтительнее пеньковой веревки на шее? Я, право, тронут!

– Лишь самую малость предпочтительнее! – отрезала Делия, но против воли улыбнулась. – Приходится все время напоминать себе, что это только на две недели.

– Я не в первый раз слышу от вас про две недели, – заметил Кент, сдвигая брови. – Значит ли это, что нам не придется продолжать свой спектакль до самого Нью-Йорка?

– Разумеется, нет! Я сойду на берег в Панаме, где пересяду на первый же пароход в обратном направлении. Я собираюсь вернуться в Сакраменто.

– А мне предоставите в одиночку расхлебывать последствия вашего исчезновения? Нет уж, увольте.

Делия посмотрела в его непреклонное лицо и мысленно вздохнула.

– Мы можем разыграть ссору и разрыв. При наших с вами «нежных» отношениях это будет не так уж сложно. Я скажу всем, что возвращаюсь домой.

– Что за чушь! – воскликнул Кент, хотя найденное ею решение казалось идеальным. – Какой муж позволит молодой жене покинуть его после первой же ссоры? Более того, поплывет себе дальше, в то время как она останется ждать обратного парохода? Я уже понял, что вам глубоко безразлично мнение окружающих на ваш счет. Но я не могу себе этого позволить. От моих поступков зависит не только моя репутация, но и репутация всей моей семьи. Кое-кто из пассажиров знает моих нью-йоркских партнеров. Представляете, какие пойдут слухи?

Делия улыбнулась: этот человек обвинял ее в безрассудстве, но был не в состоянии видеть будущее дальше чем на шаг!

– Ну хорошо, допустим, мы доберемся в виде супружеской пары до самого Нью-Йорка. А что потом? Даже если бы я испарилась, едва ступив со сходней на пристань, вам все равно пришлось бы пережить немало неприятных минут.

– Хм… – Он открыл рот и снова закрыл, доказывая тем самым правоту ее слов. – Ну, я… что-нибудь придумаю…

Это прозвучало жалкой отговоркой. Раздался звук колокола, зовущего на ужин, – и он с готовностью вскочил.

– Поговорим потом!

– Да уж, придется, – согласилась Делия, продолжая улыбаться.

Этот раунд она, безусловно, выиграла. Впрочем, он был не последний.

* * *

Переступая порог каюты, Кентон угрюмо размышлял над тем, что за затмение нашло на него, обычно такого рассудительного. Его аргументы в споре были просто-напросто нелепы! Но других у него не было. Сказать по правде, он понятия не имел, как будет выкручиваться.

Он снова и снова повторял себе, что надо разрубить этот гордиев узел, пока не поздно, но снова и снова мысленно разводил руками: как? К тому времени на его совести будет почти месяц лжи, и внезапный разрыв покажется окружающим еще более странным, чем теперь.

К тому же совесть нашептывала, что за месяц может случиться многое. Как ни раздражали Кентона жизненные взгляды Делии, он не мог не признать ее красоты и очарования. Возможно, через месяц он просто не в силах будет ее отпустить!

– Вы все молчите, – заметила его «жена», когда они уселись на свои места за столом.

Они прибыли в обеденный салон одними из первых – большая часть публики не спешила покинуть залитую солнцем верхнюю палубу.

– Мне нужно многое обдумать, – хмуро ответил Кентон.

Он устыдился недавних мыслей. Что значит «не в силах будет ее отпустить»? Отпустит как миленький! Да, она хороша собой, но совершенно не его тип женщины. Вот Каролина вполне в его вкусе. У них общее происхождение, один и тот же круг знакомых, одинаковые взгляды и кругозор. Более того, их матери – давние и хорошие подруги, потому-то помолвка сама собой разумелась задолго до того, как Кентон созрел и сделал Каролине предложение. Вообще говоря, это могло произойти и позже, если бы не настойчивое желание матери обручить его до отъезда в Калифорнию. Ну и что же? Все к лучшему! Каролина будет как раз такой женой, какая нужна человеку с его общественным положением.

Но что, если до нее дойдут слухи о Делии? Как он объяснит случившееся? Только теперь с величайшей неохотой Кентон признал, что план мисс Гилли с самого начала отличался здравым смыслом, в отличие от предложенного им. Нужно было найти в себе мужество признаться в розыгрыше и дать авантюристке шанс затеряться в третьем классе. С таким богатым воображением, как у нее, она без труда состряпала бы весьма правдоподобное – и трогательное – объяснение, которое устроило бы всех, даже Шарпа, Истона и прочих. Может, еще не поздно…

– В чем дело? Сообразили наконец-то, что я с самого начала была права?

Повернувшись, Кентон обнаружил, что Делия разглядывает его с нескрываемым удовольствием. Она что же, читает мысли? Или по его лицу все видно?

– И не надейтесь! – отрезал он с единственной целью – убрать это самодовольное выражение с ее лица.

Когда оно исчезло, он ощутил мстительное удовлетворение, но лишь на миг. Теперь на ее первоначальном плане он сам поставил жирный крест.

– Я не позволю вам выставить меня на посмешище ни сейчас, ни в Нью-Йорке!

– Вы справитесь и без моей помощи, – произнесла она с неожиданным гневом, от которого ярко засверкали ее зеленые глаза. – Это участь любого упрямца!

– Не ваше дело, какой я, понятно?

Стоило словам вырваться, как Кентон ужаснулся. Он никогда в жизни не повышал голоса на женщину и никогда не вел себя так грубо. Куда подевалось умение владеть собой при любых обстоятельствах, которым он так гордился? События этого дня словно превратили его в иного человека!

Рассудком Кентон сознавал, что должен сейчас же, немедленно признать свою ошибку и уговорить Делию публично объясниться. Это было просто необходимо сделать до того, как они окажутся ночью наедине в одной каюте.

Он открыл рот… и тут появились Истоны. Вот и опять он упустил свой шанс!

Ужин прошел в еще более оживленной обстановке, чем обед. Чувствуя себя друг с другом непринужденно, все горели желанием поделиться впечатлениями. Новобрачные хором щебетали о чудесной погоде, о красоте и величии бескрайних далей, о бодрящем морском воздухе.

– У меня разыгрался такой аппетит, что становится не по себе, – призналась Вирджиния Берч.

А уж у меня-то! – сказал ее муж и подмигнул остальным. – Правда, боюсь, его не утолить обедом.

Его брови многозначительно поднялись. За столом раздался дружный смех. Вирджиния потупилась и порозовела.

Это замечание спровоцировало целый ряд рискованных шуточек со стороны джентльменов, в то время как леди старательно изображали оскорбленную невинность. Кентон тоже что-то изображал, по мере сил участвуя в веселье, на деле же ему было весьма неловко. Если Делия и разделяла его смущение, то умело это скрывала.

Когда с десертом было покончено, Роберт Паттерсон оглядел остальных и благодушно вздохнул:

– Полагаю, ни один из нас не задержится сегодня в салоне для карточной игры.

Его жена, Адди и Вирджиния захихикали. Делия лишь улыбнулась краешками губ. Это несколько улучшило настроение Кентона: он терпеть не мог женского хихиканья.

– Не рано ли удаляться на покой? – спросил он так непринужденно, как только мог. – Еще и солнце не село. Может, составим вчетвером партию в вист?

К его невыразимому облегчению, джентльмены выразили согласие, а леди удалились в другой угол салона, чтобы всласть поболтать, расположившись в удобных креслах. Кентон понимал, что обеспечил себе лишь короткую передышку, но рад был и этому.

– Значит, вы познакомились в Сакраменто, – уточнил Энзел Истон примерно через четверть часа, когда игра уже шла своим чередом. – Я там бывал и кое-кого знаю. Как звали вашу жену в девичестве?

На долю секунды Кентона охватил ужас, потом он вспомнил, что эта брешь в его сведениях уже заполнена, и приятно улыбнулся.

– Оделла Гилли. Отца ее звали Мерфи. Видите ли, они родом не из Калифорнии, а из Огайо. Перебрались в те места во времена золотой лихорадки, в сорок девятом.

– Как и я! – оживился Истон. – Впрочем, что за ерунда – как почти все! Раньше я жил в Нью-Йорке и хорошо помню вашу семью. Она всегда считалась очень влиятельной.

Поскольку с этого момента беседа перешла на Нью-Йорк, Кентону удалось расслабиться и собраться с мыслями для игры. Но позже он вспомнил, что Делии грозит обвинение в убийстве и что, по-видимому, ему стоило бы утаить ее фамилию. Он выругал себя, с прискорбием сознавая, что никуда не годится в качестве сообщника.

Когда шар солнца нырнул в океан, Кентон начал поглядывать в сторону болтающих леди. Губы у Делии, как и у остальных, все время пребывали в движении. Невольно приходило в голову, что она вовсю расцвечивает ту скудную информацию, что получила от него. Кентон не удержался от вздоха. Похоже, дорога назад была окончательно закрыта.

– Роббер! – с торжеством объявил Роберт Паттерсон, выкладывая на стол карты. – Самое время. Я не против закончить игру. А вы, джентльмены?

Поскольку Кентон не сумел выразить должного энтузиазма, Билли Берч хмыкнул и покачал головой:

– Я все забываю, что Брэдфорд обвенчался немного раньше нашего – аж на целых два дня! Его можно вычеркнуть из списка новобрачных. Взгляните-ка, он уже не горит желанием как можно скорее вкусить радостей супружества.

Кентон приложил все усилия, чтобы хохотать так же громко, как и остальные, как если бы услышал донельзя забавную шутку. Он поднялся вместе со всеми. Увидев это, дамы тотчас бросились к мужьям, словно и они не могли дождаться, когда разойдутся по каютам. При этом они перешептывались и хихикали самым раздражающим образом. Делия шла последней. Встретившись взглядом с Кентоном, она вдруг залилась краской.

Только тут ему пришло в голову, что эта ночь может стать не только самой тягостной, но и самой интригующей, самой занятной ночью в его жизни.