Текст книги "Ритм войны. Том 1"

Каладин глубоко вздохнул и заставил себя открыть глаза.

– Что… что мне теперь делать?

– Тебя не понизят в звании, – твердо сказал Далинар. – Я хочу, чтобы ты тренировал, учил и помогал нам в этой войне. Не стыдись, сынок. Ты хорошо сражался. Ты пережил то, что не должен был пережить ни один человек. Такой опыт оставляет шрамы, как и любая рана. Это нормально – признать их.

Каладин провел пальцами по лбу и шрамам, которые он все еще носил. Все его силы не смогли стереть их даже за годы, прошедшие после клеймения.

Далинар откашлялся, чувствуя себя неловко. Возможно, вспомнив о ране Каладина, он счел упоминание о шрамах дурным тоном. Но это было не так. Метафора была особенно здравой.

– Могу ли я… могу ли я сдержать свои клятвы, не сражаясь? – спросил Каладин. – Я должен защищать их.

– Для этого есть много способов. В былые времена не все Сияющие шли в бой. Я сам нашел немало способов служить этой войне, не размахивая клинком на передовой.

Каладин посмотрел на Сил, и та кивнула. Да, он мог сдержать свои клятвы и таким образом.

– Ты не будешь первым прославленным солдатом, который перешел на позицию поддержки, после того как увидел гибель слишком многих друзей, – сказал Далинар Каладину. – Если будет так угодно Всемогущему, мы убедим спренов чести работать с нами, и тогда придется обучать стаи новых ветробегунов. В любом случае ты будешь очень полезен, наблюдая за тренировками Сияющих.

– Я просто не буду болтаться там, где могу причинить вред, – прошептал Каладин. – Потому что я сломлен.

Далинар снова взял его за плечо, затем поднял другую руку, вытянув указательный палец, как бы заставляя Каладина сосредоточиться на нем.

– Вот это, – сказал Далинар, – война делает со всеми нами. Пережевывает и выплевывает искалеченными. Не стыдно сделать шаг назад, чтобы прийти в себя. В этом не больше бесчестья, чем в том чтобы дать себе время исцелиться от колотой раны.

– Значит, я вернусь к битве? – спросил Каладин. – Возьму увольнительную, а потом вернусь?

– Если мы почувствуем, что это для тебя правильно. Да, такое возможно.

«Возможно, – подумал Каладин. – Но вряд ли вероятно».

Далинар, наверное, видел больше людей, покорившихся усталости от битв, чем сам Каладин, но за все годы сражений ему ни разу не попадался тот, кто от нее исцелился. Похоже, это не тот недуг, с которым можно справиться.

Ну почему он не оказался сильнее? Почему не произнес Слова?

– Мы найдем способ сделать этот переход плавным и естественным, – пообещал ему Далинар. – Мы можем представить его остальным так, как ты захочешь. Тем не менее откладывать тоже не будем. Это не просьба, Каладин. Это приказ. С этого момента держись подальше от битв.

– Да, сэр.

Далинар сжал его плечо:

– Я ценю тебя не из-за того, сколько врагов ты можешь убить, а из-за того, что тебе хватает мужества понять и произнести такие слова.

Он кивнул и разжал хватку:

– Это не дисциплинарное взыскание, Каладин. Завтра у меня будут для тебя новые задания. Можешь не сомневаться, я найду для тебя дело. Мы объясним всем остальным, что это повышение.

Каладин выдавил улыбку, и это, казалось, успокоило Далинара. Надо было сохранить лицо. Надо было выглядеть сильным.

«Не дай ему узнать».

– Сэр, – сказал Каладин. – Я не уверен, что смогу занять пост, предполагающий обучение других Сияющих. Быть с ветробегунами, посылать их умирать без меня… ну, сэр, это разорвет меня на части. Не думаю, что я смогу смотреть, как они летят, и не присоединиться к ним.

– Я об этом не подумал, – нахмурился Далинар. – Если предпочитаешь просить о другой должности, я не возражаю. Может быть, в сфере логистики или планирования сражений? Или, может быть, в качестве посла в Тайлене или Азире. Твоя репутация обеспечила бы тебе почет в тех краях. Во всяком случае, я не хочу, чтобы кто-то вроде тебя сидел и обрастал кремом. Ты слишком ценен.

«Ну да. Разумеется. Забери у меня единственное, что имеет значение, а потом скажи, что я ценен. Мы оба знаем – я ничто».

Стараясь побороть эти мысли, Каладин выдавил еще одну улыбку:

– Я подумаю об этом, сэр. Хотя, возможно, мне понадобится время, чтобы решить, чего я хочу.

– Ладно, – сказал Далинар. – У тебя есть десять дней. К концу этого срока доложишь мне о своем решении.

Каладин кивнул. Он изобразил еще одну улыбку, которая должна была убедить Далинара не волноваться.

Направляясь к остальным ветробегунам, Каладин отвел взгляд. Живот скрутило. Его друзья смеялись и шутили, пребывая в приподнятом настроении. Насколько им было известно, ветробегуны сегодня не потеряли ни одного человека.

Они не знали правды: одну серьезную потерю они все-таки понесли. И это был Каладин Благословенный Бурей.

11. Стремление и отвага

Железная клетка создаст аттрактор – фабриаль, притягивающий к себе определенные элементы. Например, правильно созданный дымовой фабриаль может собрать дым от горения и удержать его возле себя.

Новые открытия заставляют поверить в возможность создания отталкивающего фабриаля, но пока еще неизвестно, какой металл подойдет для этого.

Лекция по фабриальной механике, прочитанная Навани Холин перед коалицией монархов, Уритиру, йезеван, 1175 г.

– Быстро, вверх по лестнице! – прокричала Венли в ритме повеления. – Госпожа возвращается!

Слуги устремились вверх по ступеням башни. Для этого они не нуждались в особых распоряжениях со стороны Венли, но приказов от нее ждали, и она очень хорошо играла роль. Она не хлестала их кнутом, как некоторые, – большинство шанай-им, к счастью, не любили физических наказаний, – но все же схватила Вода за шиворот, выдернула из вереницы и расправила его рубашку и пояс. Он загудел в ритме благодарности, когда она толкнула его вслед за остальными.

Будучи последней в очереди, Венли взяла свой длинный посох и поспешила вверх по ступенькам. Остальные впереди нее были в трудоформе или шустроформе, так что она возвышалась над ними, пребывая в форме посланника.

В культуре певцов всякий индивидуум находился на одном из множества уровней. Обычные паршуны – то есть певцы, или простые певцы – носили заурядные формы вроде трудовой или боевой. Далее шли формы силы вроде посланнической, которую носила Венли. По власти и мощи они были на уровень выше и требовали принять пустотного спрена в свое светсердце. Спрен влиял на разум, менял восприятие мира. Таких певцов называли Царственными.

Далее в иерархии шли Сплавленные. Древние души, помещенные в современные тела, чья изначальная душа полностью исчезала. А над ними? Загадочные существа вроде громоломов и Несотворенных. Души больше похожие на спренов, чем на певцов. О них Венли по-прежнему знала немногое.

Служить одной из Сплавленных было достаточно сложно. Венли торопливо поднималась по ступенькам, которые головокружительно вились вокруг шпиля. Это была не настоящая укрепленная башня, а скорее колонна из камня с деревянными ступенями – в целом лестница в небо. Задумка напоминала Венли высокую каменную колонну в Нараке.

Достигнув вершины шпиля, она вошла в комнату, где у нее сразу закружилась голова. Из помещения, открытого с двух сторон, можно было видеть величественный город Холинар – и никаких перил, которые могли бы помешать неосторожному трудяге свалиться с высоты сотни футов на городские улицы внизу. Строение было прочным, но почему-то казалось неустойчивым, словно башня из кубиков со слишком большим замковым камнем, которую вот-вот повалит пинком ребенок.

Бури должны были с первого же удара уничтожить эти комнаты на вершине башен. Но Сплавленные наблюдали за строительством, и пока лишь одна из двадцати рухнула во время Великой бури, и ее пришлось восстанавливать. Обрушение нанесло большой урон домам внизу, однако не стоило искать логики в деяниях Сплавленных.

Венли вышла вперед и встала перед группой слуг, вспотевших от долгого подъема. Ее форма силы была стройной и высокой, с длинными оранжево-красными прядями волос и изящным панцирем вдоль щек и в виде гребней на тыльной стороне рук. Не доспехи, скорее украшения. Эта форма была предназначена не для битвы, а скорее для того, чтобы внушать благоговейный трепет. И еще она наделяла Венли способностью переводить тексты и речи с одного языка на другой.

Хоть Венли и была Царственной, в глубинах своего светсердца она хранила секрет: друга, который защищал ее от влияния спрена пустоты. Ее Сияющий спрен – Тимбре – тихонько жужжал, успокаивая.

Окинув взглядом горизонт, Венли наконец различила в небе приближающиеся точки. Никто не жаловался, что Венли в такой спешке погнала их сюда. Поступки Царственных не подлежали сомнению – и, кроме того, слуги предпочли бы получить нагоняй от Венли, чем подвергнуться наказанию от Сплавленной. Лешви была справедливой, но это не значило, что она держала свой гнев в узде.

Вскоре шанай-им – Те, кто пришел с небес, – ворвались в Холинар. Только самые важные из них заслуживали таких комнат в башне, как эта, и поэтому большинство устремилось вниз, к более традиционному жилью в самом городе. Лешви, однако, принадлежала к элите Вражды. Она была не самой могущественной, но занимала среди Сплавленных достаточно высокое положение.

Отчасти Лешви заслужила свои отличия доблестью в битве, но Венли подозревала, что в равной мере причиной послужило ее неизменное здравомыслие. О многих нельзя было сказать того же, хотя Небесные справились лучше, чем другие виды Сплавленных. Девять разновидностей на их родном языке обозначались словом «тавро»; оно вызывало в памяти жар клеймящего железа, но Венли не видела подобных отметин на их коже.

Лешви замедлила шаг, ее дорожная одежда – на этот раз чисто-белая с красным – взвилась на ветру. Шлейф тянулся на добрых тридцать футов за спиной, опускаясь к земле, а ее волосы были распущены. Приземляясь, она раскинула руки, и слуги немедленно подскочили, чтобы расстегнуть застежки и снять более длинные части одеяния. Другие принесли воду и фрукты, с поклоном протянули ей чаши.

Прежде чем подкрепиться, Лешви подождала, пока отстегнут лишние детали костюма. Она взглянула на Венли, но не издала ни звука, так что Венли осталась стоять где стояла – с прямой спиной, с посохом в руках. Она уже давно преодолела первоначальные опасения, что ее разоблачат за мошенничество.

Как только длинный шлейф был снят, слуги помогли Лешви избавиться от мантии. Некоторые отводили глаза от ее развевающегося нижнего белья, но Лешви не заботило чувство приличия смертных. Она не пропела ни единой ноты в ритме смущения, хотя тело, которое ей предложили в этом воплощении, было маленским, мужского пола.

Утолив жажду и завернувшись в роскошные домашние одежды, Лешви села и подставила лицо цирюльнику, чтобы тот побрил ее, как это делают люди. Она ненавидела бакенбарды, даже если те, что росли у нее, когда она обитала в маленском теле, были мягкими и тонкими. Сплавленные могли усилием воли воздействовать на свои формы: к примеру, у них сохранялись узоры на коже, а некоторые отращивали панцири особой формы. Зная это, можно было легко узнать Сплавленного в любом из множества воплощений.

Конечно, у Венли было преимущество: она могла заглядывать в Шейдсмар и тотчас же определять, кто перед ней – Сплавленный, Царственный или обычный певец. Она старалась пользоваться этой способностью лишь в самых уединенных местах. Случится катастрофа невиданных масштабов, если кто-то выяснит, что Венли – Последняя слушательница, Царственная посланница, Глас госпожи Лешви – на самом деле является Сияющим рыцарем.

Внутри нее загудело. Тимбре могла читать ее мысли, а Венли могла понимать слова и намерения маленького спрена через пульсацию ее ритмов. В этом случае Тимбре желала, чтобы Венли призналась: она не Сияющий рыцарь. Еще нет, ведь она произнесла только Первый Идеал. Если она хотела совершенствоваться, предстоял немалый труд.

Венли безмолвно согласилась со спреном; ей становилось не по себе, если Тимбре пульсировала, когда поблизости был Сплавленный. Неизвестно, что могло ее выдать.

Учитывая это, она демонстративно не смотрела на Дула и Мазиш среди слуг. По крайней мере, до тех пор, пока они не вывели вперед нового рекрута – молодую фемалену в рабочей форме, с яркими мраморными разводами на черной коже. Венли загудела в ритме безразличия, делая вид, что разглядывает новоприбывшую – ее звали Шумин, – хотя они несколько раз встречались тайком.

Наконец Венли подошла к Лешви, которую все еще брили. Венли ждала, когда ее заметят, – и Лешви в какой-то момент дала знак, загудев в ритме удовлетворения.

– Эту, – сказала Венли, махнув рукой в сторону Шумин, – признали достойной службы. Вашему буревому управляющему требуется новый помощник.

Буревой управляющий заботился о том, чтобы вещи Лешви в Высоком зале собирали перед каждой бурей, а затем возвращали на место.

Лешви загудела в быстром ритме настоятельной просьбы. Для Венли он значил весьма многое. Чем дольше она пребывала в форме посланницы, тем замечательней делались ее способности. Она не только говорила на всех языках, но и инстинктивно понимала, что́ говорит ей хозяйка, просто напевая без слов. На самом деле это было до жути похоже на то, как она понимала Тимбре, – и все же Венли была уверена, что эта способность не связана с формой.

Как бы то ни было, будучи Гласом Лешви, Венли должна была передавать желания госпожи остальным.

– Госпожа желает знать, – насмешливо сказала Венли, – сумеет ли новенькая вынести высоту этого зала.

Она взмахнула рукой, и Шумин нервно шагнула к краю комнаты, прямо к обрыву. Помещение было достаточно просторным, чтобы, стоя посреди обставленного для госпожи центра, не обращать внимания на то, как высоко они находятся.

Венли подошла и присоединилась к Шумин. Здесь, на грани, не было места ни притворству, ни отрицанию. Когда стоишь, пальцами ног цепляясь за край площадки, чувствуя, как ветер давит на тебя сзади, словно хочет вытолкнуть в небо над залитыми солнцем улицами… Венли не особенно боялась высоты, но в глубине души ей хотелось убежать на середину и прильнуть к полу. Люди не должны были подниматься так высоко. Это было царство грозовых туч и грома, а не певцов.

Шумин дрогнула и призвала нескольких спренов страха, но все-таки старалась держаться твердо. При этом она смотрела вперед, а не вниз.

– Стремление, – тихо сказала Венли в ритме решимости, одном из старых, чистых ритмов Рошара. – Помни, что Сплавленные платят за Стремление сторицей. Чтобы удержаться на этом посту, ты должна сочетать страх с решимостью.

Таково было великое противоречие служения Сплавленным. Им не нужны были глупо улыбающиеся дети, которые спешили подчиниться, однако они все-таки ожидали от слуг старательности. Они хотели иметь среди своих последователей только самых сильных духом, но желали контролировать их и властвовать над ними.

Шумин запела в ритме ветров, потом посмотрела вниз на город. Венли заставила ее простоять так целую минуту, потом прогудела и, повернувшись, пошла обратно. Шумин поспешила следом, заметно потея.

– Она кажется робкой, – сказала Лешви на древнем языке.

– Мы все поначалу робеем, – ответила Венли. – Она будет хорошо служить. Как можно петь со Стремлением, если у тебя никогда не было возможности выучить правильные песни?

Лешви взяла полотенце у парикмахера и вытерла лицо, затем выбрала фрукт из вазы рядом. Осмотрела его на предмет изъянов.

– Ты сострадательна к ним, несмотря на все твои попытки казаться жесткой и суровой. Я вижу правду в тебе, Венли, Последняя слушательница.

«Будь оно так, – подумала Венли, – я бы уже умерла».

– Я предпочитаю сострадание, – сказала Лешви, – пока оно не подавляет более достойные Стремления.

Она начала есть фрукты, быстро напевая инструкции.

– Ты принята, – сказала Венли Шумин. – Служи преданно, и тебя научат словам богов и ритмам потерянных народов.

Шумин удовлетворенно загудела и попятилась, чтобы присоединиться к остальным. Венли встретилась взглядом с Дулом, буревым управляющим, и тот, кивнув, отправился за следующим предметом разговора.

– Если позволите спросить, – сказала Венли, поворачиваясь к Лешви. – Вы его убили во время этой миссии?

Не было нужды объяснять, о ком речь. Лешви была очарована ветробегунами и в особенности их предводителем – молодым человеком, который создал группу Сияющих без руководства бога или Вестника.

Лешви доела свой фрукт, прежде чем ответить.

– Он был там. И его спрен тоже, хотя она мне не показалась. Мы дрались. Никаких выводов. Хотя я боюсь, что у меня не будет шанса встретиться с ним снова.

Венли загудела в ритме настоятельной просьбы, выражая свое любопытство.

– Он убил Лезиана Преследователя.

– Я не знаю этого имени, – сказала Венли.

Судя по титулу, существо было одним из Сплавленных. О каждом из этих тысячелетних существ набралось столько преданий, что хватило бы на множество книг. Сплавленных злило, что на этот раз никто не знал их лично.

И действительно, Лешви ответила в ритме насмешки:

– Узнаешь. Он только что пробудился – и, как обычно, проберется в истории и умы смертных. Он очень гордится этим умением.

«А остальные из вас – нет?»

Этот комментарий Венли оставила при себе. Лешви ценила Стремления, но язвительные реплики к ним не относились.

– Есть ли какие-то другие дела, требующие моего участия? – спросила Лешви.

– Еще одно. – Венли махнула Дулу, и тот подошел, ведя за собой очень испуганную женщину-человека. Одетая в скромную одежду рабочего, та была худая, даже тощая, с длинными вьющимися бровями. – Вы просили меня найти портного, который мог бы экспериментировать с новыми моделями. Перед вами женщина, которая когда-то принадлежала к этой профессии.

– Человек, – проговорила Лешви. – Любопытно.

– Вы желали лучшего, – сказала Венли. – Наши люди учатся преуспевать во многих областях, но овладение некоторыми профессиями требует гораздо больше времени, чем год, который у нас был. Если нужен опытный портной, придется взять человека.

Лешви встала, затем поднялась в воздух, ее роскошные одежды – с золотыми узорами на чернейшем фоне – волочились по полу. Она пропела, и Венли перевела:

– Великая госпожа желает знать твое имя.

– Йокска, великая, – сказала женщина, сжимаясь от страха.

– Ты была портной? – спросила Лешви, используя Венли в качестве Голоса.

– Да, когда-то я одевала князей и светлоглазых. Я знаю… Я разбираюсь в современной моде.

– Твоя мода и одежда не подойдут Сплавленным, – решила Лешви устами Венли. – Модели будут тебе незнакомы.

– Я… Я живу, чтобы служить…

Венли взглянула на Лешви и сразу поняла по ноте, которую пропела госпожа, что эту служанку отвергнут. Может, дело в поведении женщины? Слишком она робкая? Или же она выглядела недостаточно презентабельно, хоть Венли сама решила не одевать Йокску хорошо – это могло оскорбить Сплавленную.

– Человек не подойдет, – решила Лешви. – Возвысить ее значило бы заявить, будто наши люди недостаточно хороши. В любом случае скажи ей, чтобы она выпрямилась и встретилась со мной взглядом. Очень многие из них – кремлецы.

– Можно ли их винить? Другие Сплавленные бьют людей, которые смотрят им в глаза.

Лешви загудела в ритме ярости, и Венли ответила ей тем же. Услышав это, Лешви улыбнулась.

– Это наша проблема: девять тавр ждут от людей разного, – призналась Сплавленная. – Но все же эта не может быть моей портнихой. Уже раздаются замечания и вопросы по поводу того, что человек получил звание Того, кто усмиряет. Я бы не стала лить воду на мельницу тех, кто жаждет доказать нашу мягкотелость. Прибереги свое скрытое сострадание для себе подобных, Глас. Но, возможно, стоит позволить ей обучить певца в форме искусника – пусть передаст ему свое мастерство.

Венли склонила голову, гудя в ритме покорности. Она была бы довольна независимо от результата: главным образом ей хотелось выяснить мнение госпожи о человеках. Лешви так часто говорила о ветробегунах, что Венли стало любопытно, посочувствует ли она человеку более низкого положения.

– Мои задачи выполнены, – сказала Лешви. – Я буду медитировать. Освободи Высокий зал и проследи, чтобы новую служанку должным образом обучили.

Она поднялась через дыру в крыше, навстречу облакам.

Венли стукнула посохом по деревянному полу, и слуги начали расходиться, один за другим исчезая на лестнице. Несколько из них помогли женщине-человеку.

Венли заставила Шумин обождать. Как только все благополучно покинули Высокий зал, она повела новенькую вниз по длинным извилистым ступеням в свою комнату – караульное помещение, через которое нужно было пройти, чтобы добраться до лестницы. Венли в буквальном смысле занимала позицию врат, мимо которых не было пути к Лешви.

Дул ждал у люка, закрывавшего доступ к лестнице наверху. Шумин хотела что-то сказать, но Венли велела ей молчать и ждать, пока Дул закроет люк и оконные шторы. Мазиш вернулась после наружной проверки и закрыла за собой дверь. Дул и Мазиш были женаты. Не находились в брачной форме, как сказали бы слушатели, а поженились. Они настояли на своем после того, как их разум восстановился; они были парой во время рабства у алети и переняли людские обычаи.

У Венли было много работы. Ей нужно было противодействовать идеологической обработке Сплавленных и одновременно помогать певцам отбросить традиции тех, кто поработил их. Но кремлец не сбрасывает панцирь, пока тот не становится ему мал; она надеялась, что ее руководство в конце концов побудит их сбросить – по собственному выбору – бремя как Сплавленных, так и человечьего общества.

– Теперь можешь говорить, – сказала Венли Шумин в ритме уверенности, одном из старых. Истинных ритмов, не испорченных прикосновением Вражды.

– Буреотец! – воскликнула Шумин, поворачиваясь к Дулу и Мазиш. – Это было трудно. Ты не говорил мне, что она собирается практически сбросить меня с края!

– Мы предупреждали тебя, что это будет трудно, – возразил Дул в ритме упрека.

– Ну, в остальном я, кажется, неплохо справилась, – сказала Шумин, глядя на Венли. – Верно? Светлость, а вы что думаете?

От перемены в поведении фемалены Венли затошнило. Она была… так похожа на человека. От ругательств до жестикуляции при разговоре. Но те, кто был наиболее предан Сплавленным, вряд ли присоединятся к Венли. Ей придется работать с тем, что есть.

– Боюсь, ты была слишком робкой, – сказала Венли. – Сплавленные не выносят слабости, и я тоже. Наша организация формируется из тех, кто достаточно силен, чтобы сопротивляться и в конце концов освободиться от всех цепей.

– Я готова, – заявила Шумин. – Когда мы нападем на Сплавленных? Каждую бурю я беспокоюсь, что буду следующей и что одна из ожидающих Сплавленных душ вышвырнет мой разум, завладеет мной.

Все происходило не так. Венли была свидетельницей трансформации; ее саму едва не захватили. Принятие души Сплавленного в свое тело подразумевало элемент добровольного согласия.

Впрочем, определить это согласие по-настоящему было трудно. Если певец принимал форму Царственного, в его разум проникал Вражда. Новые формы с их новыми ритмами изменяли его поведение, взгляд на мир. Даже простые певцы постоянно подвергались внушению: им твердили, что самопожертвование – это великая привилегия.

В конце концов, это и заставило Венли решить, что она должна попытаться сделать свой народ таким, каким он был. Сплавленные и человеки… было в них какое-то сходство. И те и другие стремились отнять разум у простолюдинов. И те и другие были заинтересованы исключительно в удобных и полезных телах, без сопутствующего «бремени» в виде личности, желаний и мечтаний.

Венли твердо решила не делать того же. Она примет тех, кто придет к ней. Если она хочет, чтобы они изменились, она покажет им лучший путь. Это было предложение Тимбре. Добрая воля. Согласие. Кардинальные принципы того, во что она сама превращалась, чем бы оно ни было.

Странные чувства для той, которая некогда с улыбкой на лице принесла смерть и порабощение своему народу. Но пусть будет так. Она кивнула своим друзьям, и те переместились к дверям, сторожить. Венли жестом пригласила Шумин сесть рядом с ней за маленький столик у стены, подальше от окон.

Прежде чем заговорить, Венли проверила, нет ли вокруг шпионов. Она втянула немного пустотного света из сферы в кармане. Она могла использовать любой из двух типов света: странный пустотный, который обеспечивал Вражда, или старый буресвет Чести. Судя по тому, что говорила Тимбре, это было что-то новенькое: что бы ни делала Венли, раньше этого не делал никто.

Эшонай пришла бы в восторг от этой идеи, поэтому Венли попыталась черпать силы в воспоминаниях о сестре. Используя этот свет, она заглянула в Шейдсмар: Когнитивную реальность. Тимбре пульсировала в ритме беспокойства. Способность Венли лепить камень, как глину, они испытали только один раз, и это привлекло спренов тайны. Это были своего рода специализированные спрены, которые летали по городу, высматривая признаки Сияющих рыцарей, использующих свои силы.

Она сбежала от спренов тайны, не раскрыв себя, но погибель была близка. Пока спрены тайны оставались рядом, Венли не могла в полной мере применять свои способности. К счастью, эта сила – та, что позволяла ей заглядывать в Шейдсмар, – не привлекала такого же внимания.

С его помощью она увидела мир, перекрывающий физический. Второй мир состоял из океана бусин, странного солнца, расположенного слишком далеко в черном небе, и парящих огней. По одной на каждую душу. Души Сплавленных были темным пламенем, которое пульсировало, как бьющееся сердце. Проявив внимание, она также научилась судить, с каким спреном связал себя узами обычный певец, чтобы сохранить свою форму.

Некоторые спрены пустоты могли прятаться, показываясь лишь избранным, но никто не скрылся бы от Венли, которая видела их следы в Шейдсмаре. Она убедилась, что поблизости нет ни одного такого спрена и что Шумин – не одна из мавсет-им, Сплавленных, которые могли имитировать формы других. Даже остальные Сплавленные, похоже, с настороженностью относились к мавсет-им – Тем, кто носит маски.

Душа Шумин оказалась такой, как Венли и ожидала: обычной певческой, привязанной к небольшому спрену гравитации для обретения трудоформы.

Венли перестала использовать свои силы. Она знала, что могла бы отправиться в этот странный мир, если бы захотела, но Тимбре предупреждала, что это место опасно для смертных и, если проникнуть туда полностью, вернуться будет трудно. Сегодня одного взгляда было достаточно.

– Ты должна знать, кто мы, – сказала Венли Шумин. – И кем мы не являемся. Мы не стремимся свергнуть Сплавленных.

– Но…

– Мы не мятежники, – с нажимом сказала Венли. – Мы – группа отказников, которым не нравится выбор, который нам предлагают. Гнет Сплавленных или человеческая тирания? Бог ненависти или якобы благородный бог, который позволил обратить нас в рабство? Мы не принимаем ни того ни другого. Мы – слушатели. Мы отбросим все, включая даже наши формы, если это понадобится, чтобы обрести свободу. Как только у нас будет достаточно членов, мы покинем город и отправимся туда, где нас никто не побеспокоит. Мы будем сохранять нейтралитет в конфликтах между человечьим народом и Сплавленными. Наша единственная цель – найти место, где мы сможем жить сами, в свое удовольствие. Наше общество. Наше правительство. Наши правила.

– Но… – проговорила Шумин. – Они ведь не позволят нам просто взять и уйти, верно? И где найти безопасное место вдали от всех?

Это были хорошие вопросы. Венли загудела в ритме досады – на себя, а не на Шумин. Когда ее предки впервые откололись в последнем порыве храбрости и самопожертвования, это было в конце войн между людьми и певцами. Слушатели сумели вырваться в суматохе, став выбившейся ниточкой, которую никто и не подумал подвязать.

Сейчас все было по-другому. Она знала, что это так.

Венли наклонилась вперед:

– У нас есть два текущих плана. Первый – найти сочувствующих Сплавленных и убедить их, что мы заслуживаем этой привилегии. Они уважают Стремление и мужество.

– Да, конечно, но… – Шумин по-человечески пожала плечами. Так небрежно. – Есть большая разница между уважением к Стремлению и позволением кому-то послать тебя в Преисподнюю. Сплавленные очень даже нетерпимы к тем, кто с ними действительно не согласен.

– Ты совершаешь ошибку, – сказала Венли в ритме упрека. – Ты полагаешь, что все Сплавленные мыслят одинаково.

– Они бессмертные слуги ужасного бога.

– Но все-таки они люди. У каждого свое сердце, свои мысли и свои цели. Я все еще надеюсь, что кто-то из них отнесется к нашему плану как к достойному.

Венли призналась самой себе, что надежда была зыбкой. Тимбре пульсировала внутри нее, соглашаясь. И все-таки Лешви… Великая госпожа, похоже, уважала своих врагов. Она могла быть жестокой, она могла быть неумолимой, но она также могла быть вдумчивой.

Лешви сказала, что завоевание Рошара было предпринято от имени простого народа певцов. Возможно, используя схожие выражения, Венли могла бы изложить свой план относительно новой родины для слушателей.

К несчастью, она боялась, что Сплавленные так долго вели свои войны, что утратили стремление к свободе, пусть на словах они хотели вернуть мир певцам. Для многих из них война служила мести: вела к уничтожению врагов и окончательно доказывала, какая из сторон права. Так что если Лешви, одну из самых здравомыслящих и чутких Сплавленных, не удастся убедить, то остается только единственный вариант. Бежать и прятаться. Предки Венли нашли для этого мужество. Если быть честной с самой собой, она не была уверена, хватит ли ей на это душевных сил.

Шумин лениво теребила волосы, а не напевала в ритме какой-нибудь эмоции, как сделал бы слушатель. Может быть, это закручивание волос – признак того, что ей скучно, человечий способ напевать в ритме скепсиса?

– Если придется бежать, – сказала Венли, – кое-какие средства у нас есть.

– Уж простите меня за нерешительность, светлость, – сказала Шумин. – Они призвали каменных монстров, которые были выше шквальной городской стены. У них есть Царственные и Сплавленные. Я думаю, наша единственная надежда – заставить весь город восстать против них.

– У нас тоже есть Царственная. – Венли указала на себя. – В моем светсердце есть спрен пустоты, Шумин, но я научилась сдерживать его, держать под замком. Это дает мне силы – например, способность заглядывать в Шейдсмар и видеть, нет ли поблизости спренов, шпионящих за нами.

– Силы Царственных… – проговорила Шумин, оглядываясь на остальных в комнате. – И… Я тоже могу их получить? Не покоряясь Вражде?

– Возможно. Как только я доведу процесс до совершенства, чтобы другие могли сделать то же.

Тимбре неодобрительно пульсировала внутри нее. Малышка хотела, чтобы Венли сказала всю правду – что она Сияющая. Однако момент был неподходящий. Венли хотела быть уверенной, что сможет предложить другим то, что у нее есть, прежде чем выдать себя. Ей нужно было убедиться, что другие спрены, такие как Тимбре, желают действовать, и она должна была подготовить своих друзей к пути.