Текст книги "Источник Вознесения"

15

Я определил, что Аленди – Герой Веков, и вознамерился это доказать. Мне следовало покориться воле остальных, а не настаивать, чтобы меня взяли в путешествие в качестве хрониста Аленди.

Аленди, как и должно было случиться, догадался, кем я его считаю.

На восьмой день после того, как они покинули Обитель, Сэйзед проснулся в одиночестве: под деревом, где спал инквизитор, осталось лишь пятно чистой земли.

Отбросив одеяло, покрытое тонким слоем выпавшего за ночь пепла, Сэйзед поднялся. Немногочисленные деревья в этих краях росли кривыми и узловатыми. Зато под их плоскими, густо усеянными коричневыми иголками ветками можно было укрыться от пепла. Впрочем, пепел мог проникнуть в любое убежище, на открытых пространствах его намело аж целые холмы. Щурясь от ярко-красного солнечного света, террисиец долго оглядывал продуваемые всеми ветрами окрестности. Никаких признаков инквизитора.

В ожидании, что Марш все-таки объявится, Сэйзед приготовил завтрак – Марш не вернулся. Постирал в близлежащем ручье дорожную одежду, зашил дыру на рукаве, смазал дорожные ботинки, побрил голову. Потом достал рисунок, который скопировал в Обители, разобрал несколько слов и заставил себя отложить лист: от частых прикосновений и пепла буквы могли размазаться. Нет, лучше уж подождать, пока у него будет подходящий стол и чистая комната.

Марш так и не появился.

Наконец ушел и Сэйзед. Он чувствовал, что надо торопиться. Отчасти это было возбуждение от обладания знаниями, которыми необходимо поделиться, отчасти – желание посмотреть, как Вин и молодой король Эленд Венчер справляются с управлением Лютаделью.

Марш знает дорогу. Он догонит.

* * *

Сэйзед поднял руку, заслонясь от красного солнечного света, и посмотрел вниз с вершины холма. На горизонте, к востоку от главной дороги, что-то темнело. Террисиец прикоснулся к своей географической медной метапамяти, выискивая описание Восточного доминиона, и знания потекли в сознание.

Темное пятно оказалось деревней под названием Урбене. Сэйзед поискал в одном из указателей подходящий географический справочник. Указатель выглядел нечетким: слишком часто приходилось им пользоваться – перекидывать сведения туда и обратно. Знания внутри медной метапамяти оставались нетронутыми, но все, что попадало в голову хранителя даже на несколько мгновений, искажалось. Придется потом заново запоминать указатель.

Наконец Сэйзед нашел что искал и загрузил нужные воспоминания. В справочнике Урбене значилось как «живописное место». Не иначе какой-нибудь важный аристократ построил там замок. Скаа в Урбене, судя по записям, занимались пастушеством.

Набросав нужные сведения на клочке бумаги, Сэйзед отправил справочник на место. Как и указатель, он потихоньку портился. Ничего страшного: в Террисе хранился второй набор медной метапамяти. Та же, что Сэйзед носил с собой, была рабочей и предназначалась для каждодневного использования. Знания без применения на практике никому еще пользы не приносили.

Однако знания знаниями, а желудок уже давно расправился с жидкой утренней похлебкой и требовал чего-нибудь посущественнее. Посещение деревни представлялось очень заманчивым. Времени на это уйдет немного, а заодно можно будет узнать новости о событиях в Лютадели.

Водрузив на плечо мешок, Сэйзед спустился по невысокому холму, на маленькой развилке свернул на восток. Когда-то в Последней империи путешествовали мало. Вседержитель запретил скаа покидать предназначенные им земли, и только воры и мятежники осмеливались ему не повиноваться. Впрочем, большинство аристократов зарабатывали торговлей, так что деревня вроде Урбене должна была привыкнуть к чужакам. Неладное Сэйзед заметил сразу же: по окрестностям неприкаянно бродили козы. Он помедлил, потом раскопал в мешке медную метапамять и принялся изучать ее прямо на ходу. Одна из книг по сельскому хозяйству утверждала, что иногда пастухи оставляют стада пастись самостоятельно. Однако оставленные без присмотра животные беспокоили. Сэйзед ускорил шаг.

«К югу отсюда скаа голодают, – подумал он. – Неужели тут поголовье домашнего скота столь многочисленно, что никто не бережет его от бандитов или хищников?»

Впереди показалась маленькая деревня. Сэйзед почти убедил себя, что тишина на улицах, качающиеся на ветру приоткрытые двери и ставни – все это связано с его приближением. Может быть, люди так испугались, что попрятались. Или просто вышли в поля. Пасти скот…

Террисиец остановился. Порыв ветра принес красноречивый запах со стороны деревни. Скаа не спрятались и не сбежали. Это был запах разлагающихся тел.

С внезапной поспешностью Сэйзед вытащил маленькое кольцо – оловянную метапамять для обоняния – и надел его на большой палец. Принесенный ветром запах свидетельствовал не о массовом убийстве. Это был затхлый, грязный запах – запах не только смерти и разложения, но еще и немытых тел, мусора. Террисиец начал заполнять, а не осушать оловянную метапамять, и его обоняние сразу ухудшилось, избавив от рвотных позывов.

Урбене ничем не отличалась от большинства поселений скаа: десять больших лачуг располагались вокруг площади с колодцем. Сами постройки были из дерева, а для кровли использовались покрытые иголками ветки с уже знакомых Сэйзеду деревьев. Хижина надсмотрщика вместе с красивым домом аристократа стояла чуть дальше в долине.

Если бы не запах и ощущение населенной призраками пустоты, террисиец мог бы согласиться с описанием Урбене в справочнике. Лачуги выглядели ухоженными для домов скаа, а сама деревня находилась в уютной лощине посреди холмов.

Лишь приблизившись, Сэйзед обнаружил первые тела – они распростерлись у дверей ближайшей лачуги. Их было примерно с полдесятка, и, похоже, люди умерли по меньшей мере несколько дней назад. Террисиец присел возле тела какой-то женщины, но не обнаружил видимых причин смерти. Остальные выглядели так же.

Преодолевая невольную дрожь, Сэйзед заставил себя подойти и открыть дверь лачуги. Вонь изнутри оказалась столь сильна, что почувствовалась даже сквозь оловянную метапамять.

Лачуга состояла из одной комнаты, которую заполняли… трупы. Большинство лежало, завернувшись в тонкие одеяла; некоторые сидели, прислонившись к стенам, безвольно опустив гниющие головы. Изможденные, почти лишенные плоти тела с тонкими конечностями и выступающими ребрами, с безумными, невидящими глазами на иссушенных лицах.

Эти люди явно умерли от голода и обезвоживания.

На улицу Сэйзед вышел пошатываясь. Он не надеялся найти что-то другое в соседних постройках, но все равно проверил – и увидел повторяющуюся снова и снова картину: тела без ран снаружи на земле и множество скученных тел внутри. Мухи роились над лицами. В нескольких лачугах обнаружились обглоданные человеческие кости.

Из последней хижины Сэйзед выбрался, глубоко дыша ртом. Десятки людей – в целом больше сотни – умерли по неизвестной причине. Что же могло заставить их всех просто сидеть, спрятавшись по домам, пока не закончилась пища и вода? Как они могли умереть от голода, раз животные бегали вокруг? И что убило тех, кого он нашел снаружи лежащими в пепле? На первый взгляд они выглядели не столь истощенными, как те, что внутри, однако, учитывая уровень разложения, разобраться было трудно.

«Нет, это не голод, – сказал себе Сэйзед. – Должно быть, чума или другая болезнь. Такое объяснение более логично».

Он порылся в своей медицинской медной метапамяти. Конечно, существовали эпидемии, которые могли нагрянуть быстро, оставляя жертвы обессиленными. А выжившие могли сбежать. Оставив близких. Не забрав животных с пастбищ…

Скорбные размышления прервали какие-то шорохи.

Сэйзед повернулся, черпая слух из оловянной метапамяти. Звуки не померещились – дыхание, движение в одной из лачуг, где он уже побывал. Террисиец метнулся назад, распахнул дверь… Тела лежали так же, как и когда он их видел в последний раз. Сайзед высматривал тех, чья грудная клетка двигалась.

«Ради забытых богов…»

Этому человеку не нужно было стараться, изображая мертвого. Абсолютно лысый, с запавшими глазами, он не выглядел совсем уж истощенным, и Сэйзед пропустил его, должно быть, из-за того, что тело скаа было грязным и походило на труп.

Террисиец приблизился.

– Я друг, – сказал он негромко.

Незнакомец не шевельнулся. Сэйзед нахмурился, прошел вперед и положил руку ему на плечо. Крестьянин распахнул глаза, закричал, вскочил на ноги; перепрыгивая через трупы, рванулся в дальний угол и скорчился там, устремив на хранителя безумный взгляд.

– Пожалуйста, не бойся, – мягко заговорил Сэйзед, опуская мешок. Кроме пряностей для похлебки, у него оставалось несколько пригоршней муки. Он достал немного. – Хочешь есть?

Человек покачал головой.

– Нет еды, – прошептал он. – Мы все съели. Кроме…

Его глаза метнулись к центру комнаты. К костям, которые Сэйзед заметил раньше. Сырые, обглоданные, сложенные горкой под тряпьем. Их как будто хотели спрятать.

– Я их не ел.

– Знаю. – Сэйзед шагнул вперед. – Но снаружи…

– Не могу наружу, – перебил скаа.

– Почему?

Прежде чем ответить, крестьянин помедлил и отвел взгляд:

– Туман.

Сэйзед оглянулся на дверь. Солнце приближалось к горизонту, но до заката оставался еще час или около того. Тумана не было. По крайней мере, не было сейчас. Почувствовав озноб, террисиец медленно повернулся к крестьянину:

– Туман… днем?

Тот кивнул.

– И он остался? Не уходил в течение нескольких часов?

Скаа покачал головой:

– Дней… недель… все в тумане…

«Вседержитель!» – подумал террисиец, но взял себя в руки.

Он уже давно не поминал имени этого монстра, даже в мыслях.

Но туман, приходящий днем и остававшийся – если только этот человек говорил правду – на недели… Сэйзед понимал, почему перепуганные скаа забились в лачуги: тысячи лет ужаса и суеверий не давали им выйти на разведку.

Но оставаться внутри, пока не умрешь? Разве мог даже сидящий глубоко в душе страх перед туманом быть настолько силен, чтобы заставить уморить самих себя голодом?

– Почему ты не вышел? – спросил Сэйзед.

– Некоторые вышли, да… Джелл. Догадайся, что с ним случилось.

– Умер? – нахмурился Сэйзед.

– Туман забрал его. О, как он трясся! Он был упрямый, да-да. Старик Джелл. О, как он затрясся! Как он корчился, когда его забирал туман…

Сэйзед прикрыл глаза: «Тела, которые я нашел снаружи».

– Некоторые ушли…

– Что? – встрепенулся Сэйзед, снова открывая глаза.

– Некоторые ушли, да-да. – Сумасшедший крестьянин закивал. – Они нас звали, когда вышли из деревни. Говорили, что все хорошо. Их не забрали. Не знаю почему. Но других он убил. Некоторые упали на землю, но потом встали. Некоторых он убил.

– Туман позволил некоторым выжить, но убил остальных?

Скаа не ответил. Теперь он не сидел, а лежал, устремив рассеянный взгляд в потолок.

– Пожалуйста, – попросил Сэйзед. – Ответь мне. Кого он убил, а кому позволил уйти? Какая связь?

Крестьянин повернулся.

– Пора поесть, – сказал он, поднимаясь.

И побрел к одному из трупов. Потянул его за руку, отрывая гнилое мясо. Было нетрудно понять, почему этот скаа не умер от голода, как остальные.

Поборов тошноту, Сэйзед метнулся через комнату и перехватил руку готового вгрызться в лишенную плоти кость крестьянина.

– Это не мое! – заорал тот, бросив кость, и ринулся в дальний угол.

«Я должен торопиться, – подумал Сэйзед. – Должен попасть в Лютадель. В этом мире есть проблемы посерьезнее бандитов и армий».

Сумасшедший смотрел с животным ужасом. Сэйзед поднял свой рюкзак, вытащил самую большую пьютерную метапамять, закрепил на предплечье широкий металлический наруч и пошел к крестьянину.

– Нет! – закричал тот, пытаясь увернуться.

Сэйзед коснулся пьютерной метапамяти, черпая силы; почувствовал, как растут мышцы, а одежда становится тесной. Он схватил крестьянина, когда тот пробегал мимо, и, стиснув так, чтобы не причинить вреда ни себе, ни ему, вынес наружу.

Несчастный перестал сопротивляться, как только оказался на свету. Посмотрел вверх, словно впервые увидев солнце. Сэйзед отпустил его, освобождая пьютерную метапамять.

Опустившись на колени, крестьянин продолжая глядеть на солнце, потом повернулся к хранителю:

– Вседержитель… почему он нас бросил? Почему ушел?

– Вседержитель был тираном.

– Он любил нас, – покачал головой скаа. – Он правил нами. Теперь его нет, и туман может убивать. Туман ненавидит нас… – С удивительной ловкостью он вдруг вскочил на ноги и побрел по дороге, ведущей из деревни.

Сэйзед шагнул было следом, но остановился. Что ему делать? Тянуть безумца за собой в Лютадель? Тут есть колодец и животные – в общем, от голода и жажды не умрет. Оставалось только надеяться, что бедолага справится.

Вздохнув, террисиец вернулся в лачугу и забрал свой мешок. Выходя, он помедлил, потом вытащил одну из стальных метапамятей. Сталь содержала, наверно, самое сложное качество, какое только можно было собрать, – физическую скорость. Сэйзед потратил месяцы, заполняя эту метапамять на случай, если придется очень-очень быстро бежать.

И надел.

16

Да, именно Аленди стал распускать слухи после того, как это произошло. Я бы не сумел убедить весь мир поверить в то, что он действительно Герой. Не знаю, верил ли в это сам Аленди, но остальных он поверить заставил.

Вин проводила в своих покоях мало времени. Эленд выделил ей просторные комнаты – в этом, наверное, и заключалась проблема. С ранних лет будущая рожденная туманом привыкла отсыпаться в укромных уголках, норах или переулках. Три отдельные комнаты ее слегка пугали.

Пока Вин бодрствовала, она находилась с Элендом или в тумане. Комнаты существовали для того, чтобы в них спать. Или чтобы устраивать в них беспорядок. Дворецкий Эленда, обеспокоенный тем, что здесь нет никакой мебели, настоял на обустройстве комнат. Этим утром Вин отпихнула кое-что из предметов обстановки в сторону, свалила в кучу ковры и стулья, чтобы устроиться с книгой в центре главной комнаты на холодных камнях.

На самом деле это были просто неплотно сшитые листы, что очень устраивало Вин: простой переплет позволял с легкостью вытаскивать, переставлять страницы, раскладывать их в отдельные стопки.

До чего же их много! Вин просмотрела содержимое одной из них, покачав головой, переползла к другой, пролистала страницы и в конце концов отобрала одну.

«Иногда я думаю, что схожу с ума, – читала Вин. – Возможно, меня угнетает осознание того, что я каким-то образом должен нести груз, равный целому миру. Возможно, это связано со смертями, которые я видел, с друзьями, которых потерял. С друзьями, которых я вынужден был убить.

Как бы то ни было, я иногда вижу, что за мной следуют тени. Темные создания, которых я не понимаю и не хочу понимать. Быть может, они лишь плод моего перенапряженного ума?»

Некоторое время Вин сидела, вновь и вновь перечитывая эти два абзаца, потом переложила лист в другую стопку. Ор-Сьер лежал у стены, опустив голову на лапы, и наблюдал.

– Госпожа, – сказал он, когда она отложила страницу, – я слежу за вами последние два часа и должен признать, что совершенно растерян. В чем суть ваших действий?

Вин подползла к другой стопке бумаг:

– А я думала, тебе безразлично, как я провожу время.

– Отчасти да, – согласился Ор-Сьер. – Но мне бывает скучно.

– И еще, похоже, ты способен сердиться.

– Я предпочитаю понимать, что происходит вокруг меня.

– Это дневник Вседержителя. – Вин махнула рукой на стопки бумаги. – Или, точнее, дневник не того Вседержителя, которого мы знали, но человека, который должен был стать Вседержителем.

– Должен был стать? – переспросил Ор-Сьер. – Вы хотите сказать, он должен был покорить мир, но не сделал этого?

– Нет, – возразила Вин. – Я хочу сказать, что он должен был взять силу из Источника Вознесения. Человек, написавший книгу, – мы не знаем, как его на самом деле звали, – являлся кем-то вроде Героя из пророчества. Или… все думали, что это он. В любом случае тот, который стал Вседержителем – Рашек, – был всего лишь носильщиком Героя. Помнишь, мы говорили об этом, когда ты играл роль Рену?

Ор-Сьер кивнул:

– Теперь вспоминаю, что вы об этом обмолвились.

– Так вот, эту книгу Кельсер и я нашли, когда проникли во дворец Вседержителя. Мы думали, ее писал Вседержитель, но на самом деле она написана человеком, которого Вседержитель убил и чье место занял.

– Да, госпожа. Но почему же вы теперь рвете ее на части?

– Я не рву. Просто я разняла листы и сложила их по-другому. Это помогает мне думать.

– Я… понимаю, – сказал Ор-Сьер. – И что же вы на самом деле ищете? Вседержитель мертв, госпожа. Насколько я знаю, вы его и убили.

«Что я ищу? – подумала Вин, принимаясь за другую страницу. – Призраков в тумане».

Она внимательно прочитала написанное: «Это не тень.

Темное создание, что следует за мной, существо, которое только я могу видеть, – это на самом деле не тень. Оно черноватое, полупрозрачное, но у него нет четких очертаний, как у тени. Оно нематериальное, легкое и бесформенное. Как будто создано из черного дыма.

Или, возможно, из тумана».

«Оно и за ним следило». Вин опустила страницу.

Она помнила, как, читая эти слова год назад, решила, что Герой, должно быть, начал сходить с ума. Неудивительно, учитывая все, что на него свалилось.

Теперь, однако, Вин гораздо лучше понимала безымянного автора дневника. Она знала, что он не стал Вседержителем. Вин представляла человека неуверенного в себе и в своем призвании, но втянутого в важные события. Полного решимости сделать все, что возможно. Отчасти идеалиста.

И его преследовал туманный дух. Что это означает? Что будет с ней, раз и она тоже его видит?

Все утро Вин провела, просматривая дневник, в поисках ключей к туманному существу. Однако не нашла ничего, кроме этих двух уже знакомых отрывков.

Она собрала вместе страницы, на которых говорилось о чем-то странном или сверхъестественном. Отдельную маленькую стопку сложила из страниц, где упоминался туманный дух. И еще одну – с упоминаниями Бездны. Последняя, как ни парадоксально, получилась самой большой и самой бесполезной. Автор дневника часто вспоминал Бездну, ничего конкретного при этом о ней не сообщая.

Понятно, что Бездна была опасна. Она разоряла земли, убивала тысячи людей. Чудовище сеяло хаос везде, где появлялось, неся разрушения и страх, и армии ничего не могли с этим поделать. Только терриссийские пророчества и Герой Веков давали надежду.

«Что ему стоило написать яснее!» – раздраженно подумала Вин, быстро перелистывая страницы.

Однако интонация дневника была скорее меланхоличной, чем информативной. Герой вел его для себя, чтобы не сойти с ума, чтобы перенести свои страхи и надежды на бумагу. Эленд сказал, что иногда пишет по тем же причинам. Вин подобный метод борьбы с проблемами казался глупым.

Со вздохом она повернулась к последней стопке – той, чьи страницы еще только предстояло изучить. Рожденная туманом улеглась на каменный пол и начала читать, выискивая полезные сведения.

Это заняло немало времени. Мало того что она читала медленно, так еще и все время отвлекалась. Некоторые фразы и даже отдельные слова напоминали о времени, когда Вин читала дневник в первый раз. Два года и целый мир назад в Феллисе она как раз приходила в себя после нападения Стального инквизитора, который едва ее не убил. Вин притворялась тогда Валетт Рену, молодой и неопытной провинциальной аристократкой.

Тогда она еще не верила в план Кельсера по обрушению Последней империи. Вин оставалась с шайкой не потому, что ценила их устремления, а потому, что общение с этими людьми давало совершенно удивительное: дружбу, доверие и уроки по алломантии. Она никогда бы не догадалась, к чему все это в итоге приведет. К балам и званым ужинам, к тому, что Вин постепенно стала – пусть лишь чуть-чуть – той самой аристократкой, которой притворялась.

Но это был всего лишь балаган – несколько месяцев игры в фантазию. Вин заставила себя забыть о платьях с оборками и танцах, чтобы сосредоточиться на вещах, имевших практическое значение.

«Неужели в этом есть… смысл? – Вин машинально положила страницу поверх стопки. – Изучать необъяснимое, остерегаться опасности, которую никто другой даже не замечает?»

Лежа на животе, она со вздохом сложила руки под подбородком. О чем же она на самом деле беспокоилась? Что Бездна вернется? Предположим, призрачные видения в тумане, как считает Эленд, всего лишь прихоть ее измученного сознания. Куда важнее другой вопрос. Если Бездна – реальность, что Вин собиралась делать? Ведь она не герой, не генерал и не королева.

«Ох, Кельсер, – подумала она, берясь за другую страницу. – Как бы ты нам сейчас пригодился».

Кельсер не признавал условностей… даже как-то умудрялся пренебрегать реальностью. Он думал, что, отдав жизнь для победы над Вседержителем, обеспечит свободу для скаа. Но что, если его жертва открыла путь более серьезной угрозе, чему-то столь разрушительному, что гнет Вседержителя показался бы предпочтительной альтернативой?

Наконец-то дочитав страницу, Вин уже собиралась положить ее к тем, которые не содержали полезной информации, но рука остановилась на полудвижении… Она же совсем не помнила свежепрочитанного. Интересно, как с подобным справлялся Эленд? Он ведь мог изучать те же самые книги снова и снова. Нет, для Вин это было слишком трудно…

Она все же взялась перечитывать страницу и замерла.

«Значит, я не сумасшедший. Если я в это не поверю, то нет никакой разумной причины продолжать путешествие. Существо, которое преследует меня, просто обязано быть настоящим».

Вин очень смутно помнила эту часть дневника. Записи в нем шли друг за другом, но не были датированы. Автор часто перескакивал с одной мысли на другую и постоянно скатывался к унылым размышлениям о собственных слабостях. Здесь Вин и не рассчитывала встретить что-то полезное.

Но прямо посреди жалоб оказался лакомый кусочек.

«Думаю, оно убьет меня, если сможет. В создании из теней и тумана чувствуется что-то злое, его прикосновения отвратительны. Впрочем, оно, похоже, ограничено в своих действиях, особенно по отношению ко мне.

И тем не менее оно может воздействовать на этот мир. Нож, который оно направило в грудь Федика, хорошее тому подтверждение. Я все еще не уверен, что более опасно для него – сама рана или то существо, которое ее нанесло.

Рашек пустил слух, будто это именно я ударил Федика ножом, потому что лишь Федик и я были свидетелями случившегося ночью. Однако нужно принять решение. Я должен убедиться, что не сошел с ума. Или мне придется признать, будто я сам и держал тот нож.

Каким-то образом, зная мнение Рашека, я могу с большей легкостью поверить в обратное».

Дальше шел рассказ о Рашеке, и следующие несколько записей не содержали упоминаний о туманном духе. Однако Вин даже эти абзацы показались увлекательными.

«Он принял решение, – подумала она. – Мне надо сделать то же самое».

Вин никогда не беспокоилась, что могла сойти с ума, но в словах Эленда чувствовалась логика. Теперь Вин ее отвергла. Туманный дух не был видением, вызванным напряжением и подспудными воспоминаниями о дневнике. Он был настоящим.

Это еще не означало, что Бездна возвращалась или что Лютадели угрожала сверхъестественная опасность. Но и то и другое являлось возможным.

Переложив страницу к двум другим, содержавшим конкретную информацию о туманном духе, Вин продолжила свои изыскания, стараясь читать внимательнее.

* * *

Солдаты строили укрепления.

Эленд наблюдал со стены, как его план, зыбкий и неопределенный, начал принимать форму. Страфф строил защитный периметр с севера, удерживая канал, представлявший собой сравнительно короткую дорогу до Урто, его родного города и столицы. Сетт копал к западу от города, держась поблизости от канала Лут-Дан, который вел к его консервному заводу в Хаверфрексе.

Консервный завод. Хотел бы Эленд иметь у себя в городе что-то подобное. Технологию разработали лет пятьдесят назад с целью обеспечить легкую доставку провизии солдатам, сражавшимся на границе империи. Разумеется, никто и словом не обмолвился о возможности собрать запасы продовольствия на случай осады, особенно в Лютадели. Разве кто-то мог такое себе вообразить?

Пока Эленд наблюдал, со стороны армий выдвинулись патрули. Одни направились к границе между двумя силами – действия других были направлены на обеспечение безопасности каналов, мостов через реку Каннерал и дорог, ведущих из Лютадели. За удивительно короткое время город оказался полностью окружен. Отрезан от мира и от остального маленького королевства Эленда. Все, больше никаких передвижений сюда или отсюда. Армии рассчитывали, что болезни, голод и другие беды вынудят Эленда встать на колени.

Осада Лютадели началась.

«Это хорошо, – сказал себе Эленд. – Чтобы план сработал, они должны считать, что я в отчаянии и готов заключить союз. Им и в голову не должно прийти, будто я могу договариваться и с их врагами».

Пока Эленд наблюдал, по ступенькам неторопливо взбирался Колченог.

– Поздравляю, – сказал генерал, наконец доковыляв до пребывавшего в одиночестве короля. – Ты добился настоящей, без дураков, осады.

– Именно.

– Думаю, это даст нам передышку. – Колченог оглядел Эленда с обычной своей придирчивостью. – Надеюсь, ты справишься, мальчик.

– Я тоже надеюсь.

– Все внимание сейчас сосредоточено на тебе, – продолжал Колченог. – Ассамблея не сможет прервать осаду, пока ты не встретишься со Страффом, а короли не склонны встречаться с кем-то из нашей шайки, кроме тебя. Ты теперь главный. Таким и должен быть король. Если он, конечно, хороший король.

Колченог смолк. Эленд продолжал смотреть на разделенные войска. Слова, которые произнесла террисийка Тиндвил, не выходили у него из головы.

«Ты дурак, Эленд Венчер…»

Пока ни один из королей не ответил на просьбу Эленда о встрече, хотя шайка была уверена, что скоро это произойдет. Его враги, разумеется, не торопятся – чтобы он немного помучился. А Ассамблея, вероятно рассчитывая уговорами и угрозами заставить его освободить их от данного ранее обещания, созвала новое совещание. Однако Эленд нашел подходящий повод туда не идти.

Он посмотрел на генерала:

– А я хороший король, Колченог? Как считаешь?

В ответном взгляде, который бросил генерал, Эленд увидел всю жестокую мудрость.

– Видал я командиров и похуже. Но и на тех, кто был намного лучше, тоже насмотрелся.

– Я вот в чем хочу быть хорошим, Колченог. Никто другой не будет заботиться о скаа так, как надо. Сетт, Страфф. Они просто снова сделают людей рабами. Но я… я хочу быть чем-то большим, чем мои идеи. Я хочу… нет, я должен быть человеком, который станет примером для других.

Колченог пожал плечами:

– Мой опыт подсказывает, что человека создают обстоятельства. Кельсер был самовлюбленным щеголем, пока Ямы его чуть не сломали. – Генерал посмотрел на Эленда. – Станет ли эта осада Ямами Хатсина для тебя, Эленд Венчер?

– Не знаю, – честно признался король.

– Тогда, думаю, надо подождать. А сейчас кое-кто хочет с тобой поговорить.

Колченог указал вниз, на высокую фигуру в разноцветных терриссийских одеждах.

– Велела мне прислать тебя, – пояснил генерал. – Нечасто попадаются люди, которые могут мне приказывать. А тут еще и террисийка! До сих пор я был уверен, что все террисийцы спокойные и добрые.

– Это Сэйзед нас испортил, – улыбнулся Эленд.

– Вот тебе и тысяча лет улучшения породы! – фыркнул Колченог. И, снова став серьезным, добавил: – Уверен, что она неопасна?

– Да. Ее историю подтвердили несколько террисийцев – Вин привела их из города. Они узнали Тиндвил. Похоже, у себя на родине она довольно-таки важная персона.

К тому же Тиндвил продемонстрировала ферухимию, увеличив силу, чтобы освободить руки. Значит, она не кандра. Другими словами, этой женщине можно было доверять, и даже Вин это признала, хотя террисийка ей по-прежнему не нравилась.

Удовлетворенный объяснениями, Колченог кивнул. Эленд же, глубоко вздохнув, зашагал вниз по ступенькам, чтобы Тиндвил смогла преподать ему еще несколько уроков.

* * *

– Сегодня мы займемся вашей одеждой, – объявила террисийка, закрывая дверь в кабинет Эленда.

Кроме нее, там уже была полноватая портниха с белыми, стриженными под горшок волосами и несколько ее молодых помощниц. Все они замерли в почтительном ожидании.

Эленд оглядел свой наряд. Он был, в общем-то, неплох. Камзол и жилет сидели неплохо. Брюки, правда, обтягивали не так туго, как предпочитала имперская знать, но ведь он король – кому же, как не ему, еще быть законодателем моды?

– Не понимаю, что не так. Разумеется, моя одежда выглядит не столь официальной, как у других, но она меня устраивает.

– Она безвкусная, – отрезала Тиндвил.

– Странно, я не…

– Не спорьте!

– Но вы же раньше говорили, что…

– Короли не спорят, Эленд Венчер. Они командуют. А способность отдавать приказы происходит от вашей манеры держаться. Небрежная одежда порождает небрежные привычки – такие, как осанка, которую я, кажется, уже упоминала.

Эленд лишь закатил глаза. Тиндвил щелкнула пальцами – портниха и ее помощницы начали распаковывать пару больших сундуков.

– Нет необходимости, – попытался остановить их Эленд. – У меня есть несколько более строгих костюмов, которые я ношу по особым случаям.

– Вы больше не будете носить костюмы.

– Прошу прощения?

Вместо ответа Тиндвил одарила его повелительным взглядом.

– Объяснитесь! – Эленд постарался, чтобы голос прозвучал внушительно.

Тиндвил кивнула:

– Традиции, которым вы следовали в одежде, были введены Последним Императором и восприняты аристократией. В каком-то смысле неплохая идея – она связывала вас с предыдущим правителем и придавала более или менее пристойный вид. Однако теперь положение изменилось. Вверенные вам люди в опасности, и время дипломатии окончено. Вы на войне. И одежда должна этому соответствовать.

Портниха выбрала костюм и поднесла его Эленду, тогда как ассистентки установили ширму для переодевания.

Эленд нерешительно принял наряд. Он был из плотной белой ткани; передняя часть куртки или, скорее, френча застегивалась на пуговицы до самого жесткого воротничка. В общем и целом напоминал…

– Мундир, – нахмурился Эленд.

– Именно, – согласилась Тиндвил. – Вы хотите, чтобы люди поверили в вашу способность их защитить? Король ведь не просто законодатель, король – это еще и генерал. Пришло время действовать так, чтобы быть достойным своего титула, Эленд Венчер.

– Я не воин, – покачал головой Элен. – Этот мундир лжет.

– Первое мы скоро изменим, – возразила Тиндвил. – А по поводу второго вы ошибаетесь. Вы командующий войсками Центрального доминиона. Что делает вас военным, даже если вы не умеете держать в руках меч. Теперь идите и переоденьтесь.

И Эленд сдался. Обошел ширму, чтобы освободить место, отпихнул стопку книг… Белые брюки оказались тесными и прямыми. Рубашка хоть и имелась, но ее почти не было видно под длинной жесткой курткой военного образца. Деревянные пуговицы шли сверху донизу, а с правой стороны груди размещался рисунок в форме геральдического щита, на котором красовалось что-то вроде стрелы или, возможно, копья.