Текст книги "Стать сильнее. Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить"

Брене Браун
Стать сильнее: Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить

Всем, кто перенес горе и разочарование и научил нас подниматься после падения. Ваше мужество заразительно

Brené Brown

RISING STRONG

The Reconing. The Rumble. The Revolution

© Brené Brown, 2015

© Перевод на русский язык О. Киселевой, 2015

© Оформление, издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2016

Азбука Бизнес

Об исследовании и о повествовании в качестве методики

В 1990-х гг., когда я только начала заниматься изучением социальной работы, данная сфера была охвачена противоречивыми дебатами на тему природы знания и истины. Познания, полученные опытным путем, более ценны или все-таки менее значимы, чем данные исследований, проводимых в контролируемых условиях? Какие исследования можно описывать в профессиональных изданиях, а какие не стоит? Это был один из тех жарких споров, которые зачастую вызывают трения среди профессорского состава.

Поскольку в то время мы были докторантами, нам волей-неволей приходилось вставать на чью-либо сторону, принимая участие в дискуссиях. Наши профессора-исследователи учили, что необходимо отдавать предпочтение доказательствам перед опытом, аргументам перед верой, науке перед искусством и точным данным перед рассказами. По иронии судьбы одновременно наши преподаватели учили и тому, что специалисты по социальным вопросам должны остерегаться формулировок с явно выраженной дихотомией («так или этак»). По сути, нас учили, что, когда перед нами стоит дилемма «или-или», первый вопрос, который мы должны задать, должен быть: «Кто получает выгоду от того, что заставляет людей выбирать?»

Если применить вопрос о выгоде к спору о социальной работе, то ответ очевиден. Ученые в сфере традиционных количественных исследований получают преимущество, если их работа считается единственным путем к истине. В моем учебном заведении превосходство было на стороне традиции, в то время как качественным методам исследования практически не уделялось внимания. И при написании диссертации можно было пользоваться только количественными методами. Был единственный учебник по качественным исследованиям, и тот из-за розовой обложки прозвали девчачьим.

Эта дискуссия стала для меня сугубо личной, когда я увлеклась качественными исследованиями, или, если быть точной, методом обоснованной теории. Я искала различные возможности работать с этим методом и находила соратников как в колледже, так и за его пределами. Своим методистом я выбрала Барни Глейзера (Медицинская школа в Сан-Франциско при Калифорнийском университете), который вместе с Ансельмом Страуссом является создателем метода обоснованной теории.

Я до сих пор нахожусь под сильным впечатлением от прочитанной еще в 1990-х гг. статьи «Множественность путей познания» (Many Ways of Knowing) Энн Хартман, которая была влиятельным редактором одного из наиболее престижных журналов того времени. Она писала:

Мы придерживаемся мнения, что существует множество истин и путей познания. Каждое открытие увеличивает наши знания, а каждый способ познания способствует углублению нашего понимания и добавляет еще одно измерение в нашу картину мира. Например, массовые исследования тенденций в браке сегодня представляют полезную информацию о быстро изменяющемся социальном институте семьи. Но пристальный анализ одного брака, как в пьесе «Кто боится Вирджинии Вулф?»[1]1
   Пьеса американского драматурга Э. Олби, впервые поставленная на Бродвее в 1962 г.


[Закрыть], обнажает всю сложность одного конкретного брака и приводит к новому пониманию боли, радости, ожиданий, разочарований, интимности и одиночества в отношениях. Научный и художественный методы представляют собой разные пути познания. И, как указал Клиффорд Гирц[2]2
   Гирц Клиффорд – американский антрополог и социолог, основатель интерпретативной антропологии, занимающейся изучением различных культур и влияния концепции культуры на концепцию человека.


[Закрыть], мыслители-новаторы во многих областях размывают жанры, находя искусство в науке, а науку – в искусстве и социальную теорию во всяком человеческом творчестве и деятельности.

В первые несколько лет своей преподавательской и исследовательской деятельности я поддалась страху: мне казалось, что избранного мною метода исследований явно недостаточно. Со своими качественными исследованиями я чувствовала себя аутсайдером и поэтому в целях безопасности старалась держаться как можно ближе к общераспространенной точке зрения: «Если что-то нельзя измерить, то его не существует». Такая позиция отвечала как политкорректности, так и моей глубокой антипатии к неопределенности. Эта статья навсегда заняла место у меня в уме, как и в моем сердце. И сегодня я с гордостью называю себя исследователем-рассказчиком, потому что уверена, что в основе самых важных знаний о поведении человека лежит жизненный опыт. Я бесконечно благодарна Энн Хартман за ее решимость встать на эту позицию, профессору Полу Рэффоулу за то, что дал мне прочитать эту статью, и Сьюзан Роббинс за то, что отважилась возглавить мой диссертационный совет.

Читая эту книгу, вы поймете, что я не считаю веру и аргументы естественными врагами. Полагаю, что к этой ложной дихотомии нас привела потребность в определенности и отчаянное желание «быть правым». Я не доверяю теологу, который отрицает красоту науки, и ученому, который не верит в силу таинственности.

Благодаря такой позиции я нахожу знание и истину во множестве источников. В этой книге вы встретите высказывания ученых и авторов песен, цитаты из исследований и фильмов. Я поделюсь с вами письмом от своего наставника, которое помогло мне разобраться в том, что значит разбитое сердце, и статьей социолога на тему ностальгии. Конечно, я не возвожу Crosby, Stills, Nash & Young в ранг ученых, но также и не хочу преуменьшать способность артистов запечатлевать истину о человеческой душе.

Я не собираюсь делать вид, что являюсь экспертом по каждому вопросу в этой книге. Вместо этого я буду приводить цитаты из трудов других исследователей и экспертов, чьи работы отражают то, что выявили мои данные. Мне уже не терпится познакомить читателей с некоторыми из этих мыслителей и творцов, которые посвятили себя исследованию внутреннего устройства эмоций, мыслей и поведения.

Я убедилась в том, что мы все хотим быть открытыми в своей жизни. Это означает, что мы будем бороться и терпеть неудачи; мы узнаем, что значит быть смелыми, несмотря на боль.

Я благодарна за возможность совершить это путешествие вместе с другими. Как сказал Руми[3]3
   Руми (Мевляна) – выдающийся персидский поэт-суфий ХIII в.


[Закрыть]: «Мы все просто идем от дома к дому друг друга».

Для получения дальнейшей информации по методике и текущему исследованию посетите мой сайт: brenebrown.com.

Спасибо за то, что присоединились ко мне в этом приключении.

Брене

Введение
Истина и дерзание

Дело в том, что падать больно. Дерзание означает оставаться смелым и на ощупь искать возможности подняться.

Один репортер во время интервью в 2013 г. рассказал мне, что после прочтения книг «Дары несовершенства»[4]4
   Браун Б. Дары несовершенства. Как полюбить себя таким, какой ты есть. М.: Альпина нон-фикшн, 2015.


[Закрыть] и «Великие дерзания»[5]5
   Браун Б. Великие дерзания. М.: Азбука Бизнес, Азбука-Аттикус, 2014.


[Закрыть] ему захотелось начать работать над собственными проблемами, связанными с уязвимостью, мужеством и аутентичностью. При этом он засмеялся и сказал: «Кажется, это долгий путь. Можете ли вы мне сказать, какие плюсы есть в такой работе?» Я ответила, что в профессиональной и личной жизни считаю уязвимость, то есть готовность показаться и быть увиденным без уверенности в положительной оценке, единственной дорогой к обретению большей любви, общности и радости. Он не замедлил с вопросом: «А минусы?» Тут уже засмеялась я: «Вы будете спотыкаться, падать и получать по голове».

Воцарилась долгая пауза перед тем, как он заметил: «И после этого вы по-прежнему говорите, что дерзание того стоит?» Я ответила утвердительно, добавив: «Сегодня я говорю «да», потому что не лежу ничком после тяжкого падения. Но даже в разгар борьбы я бы сказала, что делать эту работу не просто стоит: она является ключом к искренней жизни, хотя ручаюсь, что, если бы вы задали мне этот вопрос, когда я падала, я бы не была так полна энтузиазма и испытывала бы гораздо больше неприятных эмоций. У меня не очень-то хорошо получается падать и нащупывать дорогу назад».

С момента того интервью прошло уже два года. Это было время, когда я прикладывала немалые усилия и практиковала смелость, но до сих пор уязвимость остается не самым приятным чувством, а падать по-прежнему больно. И так будет всегда. Но я стараюсь помнить, что борьба с трудностями и испытание болью может дать так же много, как и умение проявить смелость и показать себя.

В последние несколько лет мне довелось общаться с удивительными людьми: от предпринимателей и лидеров компаний из списка Fortune-500 до семейных пар, которым более тридцати лет удается сохранять прочные отношения, и родителей, которые стремятся найти новые подходы к воспитанию. Пока они делились со мной своим опытом и историями проявления смелости, неудач и пути наверх, я задавалась одним и тем же вопросом: «Что объединяет эти пары, связанные прочными отношениями, родителей, поддерживающих крепкую связь со своими детьми, учителей, раскрывающих и воспитывающих в детях творческое начало, священников, которые ведут людей путем веры, и надежных лидеров?» Ответ был очевиден: все они осознают силу эмоций и не боятся «выходить из зоны комфорта».

В то время как уязвимость открывает двери для многих эмоций и чувств, которых мы жаждем, – таких как любовь, общность, радость, экспрессивность, доверие, – процесс восстановления эмоционального равновесия в трудные периоды подвергает испытанию наше мужество и выковывает ценности. Время, когда мы поднимаемся после падения и становимся сильнее, – это процесс взращивания искренности в нашей жизни; процесс, который более всего показывает нам, кто мы есть.

В последние два года я и члены моей исследовательской группы каждую неделю получаем письма, в которых люди пишут: «Я решился. Я был храбрым и смелым. Но мне надавали, и теперь я повержен. Как мне восстановиться?» Работая над предыдущими книгами «Великие дерзания» и «Дары несовершенства», я знала, что однажды напишу книгу о поражении. Я постоянно собирала данные, и то, что я узнавала о том, как пережить боль, спасало меня снова и снова. И не просто спасало, но в процессе исследования изменяло и меня саму. Вот каким я вижу прогресс в своей работе:

«Дары несовершенства» – быть собой.

«Великие дерзания» – быть открытым.

«Стать сильнее» – упав, встать и сделать новую попытку.

Но главная тема, проходящая красной нитью через все три книги, – это наша непреодолимая тяга к искренней жизни. Я определяю искреннюю жизнь как строящуюся на чувстве собственного достоинства. Это означает воспитание в себе смелости и сострадания и установление связей с окружающими людьми. Такая жизнь предполагает, что человек просыпается по утрам и думает: «Не важно, что сделано и как много осталось сделать: независимо от этого я – самодостаточный человек», – или ложится вечером в постель и думает: «Да, пусть я несовершенен и уязвим и иногда мне бывает страшно, но это никак не умаляет той истины, что я – смелый человек, достойный любви и искренних отношений».

Обе книги – «Дары несовершенства» и «Великие дерзания» – призывают к борьбе. В них говорится о смелости, о решимости показать себя и быть увиденным, пусть даже существует риск потерпеть неудачу, испытать боль, стыд или остаться с разбитым сердцем. Почему рисковать стоит? Потому что попытки спрятаться, притворство и сопротивление уязвимости убивают наш дух, надежды, потенциал, реактивность, способность руководить, любовь, веру и радость. Я думаю, что эти книги нашли столь сильный отклик в сердцах людей по двум простым причинам: нам надоел страх и мы устали от погони за чувством собственного достоинства.

Мы хотим быть смелыми и в глубине души понимаем, что смелость граничит с уязвимостью. Хорошая новость состоит в том, что, на мой взгляд, мы добиваемся серьезного прогресса. Я повсюду встречаю людей, которые рассказывают мне, как они открываются для уязвимости и неопределенности и как это изменяет их личную и профессиональную жизнь.

Наша исследовательская группа получает тысячи писем, в которых люди рассказывают о своих попытках практиковать десять принципов из «Даров несовершенства», даже таких сложных, как развитие творческих способностей и сострадание к себе. Я работала вместе с руководителями, учителями и родителями, которые прилагают большие усилия для достижения культурных перемен, основанных на идее рискнуть показать себя таким, какой ты есть. Опыт оказался гораздо обширнее, чем я могла представить себе шестнадцать лет назад, когда мой муж Стив спросил меня: «Какой ты представляешь свою карьеру?» – а я ему ответила: «Хочу начать глобальный диалог об уязвимости и стыде».

Если вы намерены рискнуть и полюбить кого-то всей душой, не исключено, что ваше сердце будет разбито. Если желаете попробовать нечто новое и инновационное, можете потерпеть неудачу. Если хотите проявить заботу и вступить в некие взаимоотношения, возможно, вас ждет разочарование. Не так важно, вызвана ли боль тяжелым расставанием или чем-то менее значительным, вроде небрежного комментария коллеги или спора с родственником. Если мы научимся проходить через этот опыт и свои непростые истории, то сумеем написать для них и собственный смелый конец. Как только мы признаем свои ошибки и неудачи, так сразу же перестаем быть заложниками историй, рассказанных кем-то другим.

Эпиграфом к книге «Великие дерзания» служит яркая цитата о «человеке на арене» из речи Теодора Рузвельта, произнесенной в 1910 г.:

Нет, не критик, который все заранее рассчитывает, не человек, указывающий, где сильный споткнулся или где тот, кто делает дело, мог бы справиться с ним лучше, – уважения достоин тот, кто на самом деле находится на арене, у кого лицо покрыто потом, измазано кровью и грязью, кто отважно борется, кто допускает ошибки и раз за разом проигрывает, кто знает, что такое великий энтузиазм, великая преданность, и не позволяет себе свернуть с достойного курса, кто, если ему повезет, достигает в итоге высочайшего триумфа, а если не повезет, если он проигрывает, то, по крайней мере, после великих дерзаний.

Эта вдохновляющая цитата стала для меня эталоном. И как человек, который значительную часть времени проводит «на арене», я бы хотела остановиться на одном отрывке из этой цитаты Рузвельта: «…уважения достоин тот, кто на самом деле находится на арене, у кого лицо покрыто потом, измазано кровью и грязью…» – СТОП. (Представьте звук иглы, царапающей пластинку.) Остановимся на этом. До того как мы услышим о триумфе и достижениях, я бы хотела замедлить время перед этим моментом и выяснить, что же будет происходить дальше.

Вот мы лежим ничком на арене. Возможно, толпа затихла, как это бывает на футболе или на хоккейных матчах моей дочери, когда кто-то на поле получил травму, или люди свистят и смеются, или мы испытываем эффект туннельного зрения, и все, что мы слышим, – это как наши родители кричат: «Вставай, поднимайся!»

Такие моменты, когда мы «лежим ничком на арене», могут быть значительными – например увольнение или измена, либо незначительными – например вы узнали, что ребенок соврал о своих оценках или произошло недоразумение на работе. При слове «арена» мы часто представляем себе нечто большое, но тут арена – любой момент или место, где мы рискнули показать себя и быть увиденными. Рискнуть выглядеть неловким и бестолковым в новом классе – это арена. Управление командой на работе – это арена. Сложный момент воспитания – арена. Любовь, безусловно, является ареной.

Я начала думать об этом исследовании, рассматривать данные и задалась вопросами: «А что происходит, когда мы лежим ничком? Что происходит конкретно в этот момент? Что общего у людей, которые смогли успешно подняться на ноги и сделать новую попытку? Что это за процесс подъема?»

Я не была уверена в том, что «замедленная съемка» поможет мне разобраться в этом моменте, но меня вдохновил пример из сериала «Шерлок», и я решила попробовать.

В начале 2014 г. я по уши погрязла в данных и стала терять уверенность. Кроме того, у меня был тяжелый период: много времени ушло на борьбу с вирусом, ураганом пронесшимся по Хьюстону. И вот февральским вечером я устроилась на диване с дочерью Эллен, чтобы посмотреть новый сезон потрясающего «Шерлока» с Бенедиктом Камбербэтчем и Мартином Фриманом (я большая поклонница этого сериала).

В третьем сезоне есть эпизод, где Шерлок подстрелен. Не волнуйтесь, я не буду рассказывать, кем или как, но надо сказать, что я этого не ожидала. В этот момент время для него останавливается. Вместо того чтобы немедленно упасть, Шерлок попадает в «чертоги разума», то странное когнитивное пространство, откуда он извлекает воспоминания, где составляет автомобильные маршруты и образует невозможные связи между случайными фактами. В течение следующих десяти минут действия в его голове возникают многие персонажи, каждый из них работает в своей области знаний и помогает найти лучший способ остаться в живых.

Первой появляется девушка-патологоанатом, которая влюблена в Шерлока. Ей удается встряхнуть Шерлока, который, похоже, полностью ошеломлен своей неспособностью понять, что происходит. Она начинает с вопроса: «Все не так, как в кино, верно, Шерлок?» С помощью криминалиста из Скотленд-Ярда и брата Шерлока она объясняет, как он должен упасть, как действует шок и что он может сделать, чтобы оставаться в сознании. Все трое предупреждают его о наступлении боли и о том, чего он может ожидать далее. То, что в реальной жизни занимает около трех секунд, на экране длится примерно десять минут. Я сочла сценарий гениальным, и это укрепило меня в стремлениях создать проект замедления времени.

Работая над этой книгой, я ставила себе цель замедлить процесс падения и дальнейшего подъема и таким образом показать все возможные варианты, которые можно использовать в эти сложные моменты боли и дискомфорта, а также определить вероятные последствия разного выбора. Как и в других своих книгах, я использую исследование и повествование для раскрытия своих находок и открытий. Единственное отличие этой книги в том, что здесь я гораздо больше делюсь своими личными историями. Эти рассказы дают мне возможность не только из первого ряда следить за тем, что происходит на сцене, но и заглянуть за кулисы, чтобы познакомиться со скрытыми занавесом мыслями, чувствами и поведением. В моих историях есть детали. Это похоже на режиссерскую версию фильма или бонус на DVD, позволяющий слышать рассуждения режиссера во время размышлений и процесса принятия решений. Это не означает, что я не могу охватить все детали, изучая чужой опыт, – я делаю это постоянно. Просто я не могу в равной степени объединить историю, контекст, эмоции, поведение и размышления.

На последних стадиях разработки теории подъема после падения я встречалась с людьми, знакомыми с моей работой, чтобы поделиться своими открытиями и получить обратную связь, узнать их точку зрения относительно значимости и адекватности теории. Я хотела понять, на правильном ли пути я нахожусь. Позже двое участников таких встреч пришли ко мне, чтобы поделиться своим опытом применения в жизни процесса подъема. Меня взволновали их рассказы, и я попросила разрешения включить описание их опыта в эту книгу. Они согласились, за что я им очень признательна. Их истории являются яркими примерами того, как встать на ноги после падения.

Я считаю, что на культурном уровне недостаток честных разговоров о сложной работе, которая помогает встать после падения, привел к двум опасным последствиям: склонности к украшательству золотой оберткой и дефициту «крутизны».

Украшательство

Мы все падали в своей жизни: вспомните свои ободранные колени и разбитое сердце. Но обычно легче рассказывать о шрамах в общих чертах, не показывая их реальное состояние, чтобы не обнажать все чувства, оставшиеся в памяти. И редко нам удается увидеть раны, которые находятся в процессе исцеления. Я не знаю, почему так происходит: потому ли, что нам слишком стыдно позволить другому человеку увидеть интимный процесс преодоления боли, или потому, что, даже когда мы набираемся храбрости, чтобы поделиться своей еще незажившей болью, люди рефлекторно отворачиваются.

Мы предпочитаем, чтобы рассказы о падении и подъеме были вдохновляющими и чистыми. Наша культура изобилует такими сказками. В 30-минутной речи обычно всего 30 секунд посвящены фразам типа: «И я нашел путь назад», или: «А потом я встретил кого-то другого», или, как в случае с моим выступлением на конференции TED, просто: «Это была тяжелая битва».

Нам нравятся такие истории подъема, где сложные моменты быстро проматываются, чтобы поскорее добраться до доброго спасительного финала. Боюсь, что это отсутствие честных рассказов о преодолении невзгод привело к позолоченному веку неудачи. В последние несколько лет наблюдается рост числа конференций и фестивалей неудач и даже вручаются премии неудачникам. Не поймите меня неправильно. Я по-прежнему считаю, что неудачу надо рассматривать как часть любого достойного стремления. Но говорить о падении, обходя стороной сопутствующие боль и страх или трудный путь дальнейшего подъема, – это попытка спрятать все самое сложное под золотой оберткой. Обходя стороной реальные эмоциональные последствия неудачи, мы забираем у понятий «мужество» и «стойкость» самые важные достоинства – твердость, упорство и выносливость.

Да, без неудачи невозможны ни инновации, ни обучение, ни творчество. Но неудача – это больно. Она провоцирует мысли типа «лучше было бы… надо было бы…», то есть зачастую критика и стыд бродят где-то рядом в ожидании подходящего момента.

Я согласна со словами Альфреда Теннисона: «Уж лучше полюбить и потерять, чем знать, что никогда не полюблю». Но сердечная драма выбивает почву из-под ног, а чувство утраты и одиночества способно сделать даже простой подъем с постели невыполнимой задачей. Доверие, новые отношения и любовь могут казаться невозможными в принципе.

Несомненно, если мы достаточно открыты и смелы, нам не избежать разочарований. И в те минуты, когда разочарование захлестывает с головой и мы отчаянно пытаемся умом и сердцем постичь, что сбудется или не сбудется, гибель надежд бывает невероятно болезненной.

Работа, проделанная Эшли Гуд, – прекрасный пример того, что следует смотреть в глаза трудным эмоциям, которые мы испытываем при падении. Гуд – основательница и глава социального предприятия Fail Forward, которое ставит себе целью помощь организациям в разработке культуры принятия риска, креативного подхода и постоянной адаптации к инновациям. Она начинала в качестве социального работника в Гане в рамках организации «Инженеры без границ» (EWB, Канада). Гуд участвовала в составлении докладов по неудачам, а также занималась разработкой онлайн-ресурса AdmittingFailure.com, куда каждый человек может отправить историю своего провала, полученного опыта и извлеченных уроков.

Эти первые доклады были попыткой прекратить замалчивание неудач в секторе некоммерческих организаций, зависящих от внешнего финансирования. Из-за подобного замалчивания «Инженеры без границ» упустили ряд возможностей приобретения знаний, и в результате организация решила собрать все истории ошибок, неудач и провалов в одном годовом докладе. Миссия организации заключается в решении ряда самых трудных мировых проблем, таких как бедность, а это требует инноваций и получения знаний. Именно поэтому во главу угла было поставлено не желание выглядеть лучше, а достижение результата, что и спровоцировало своего рода революцию.

В своей приветственной речи на ежегодной конференции по неудачам в Норвегии FailCon Oslo Гуд попросила зрителей перечислить слова, которые ассоциируются у них со словом «неудача». Зрители стали выкрикивать: «огорчение», «страх», «выставить себя на посмешище», «отчаяние», «паника», «стыд» и «разочарование». Тогда она представила доклад о неудачах и объяснила, что на тридцати глянцевых листах собраны четырнадцать историй неудач (то есть за последний год «Инженеры без границ» потерпели неудачу по меньшей мере четырнадцать раз), а затем спросила присутствующих, какими словами они могли бы описать этот доклад и людей, которые поделились своими историями. На этот раз среди выкрикиваемых из зала слов были слышны: «способный помочь», «честный», «открытый», «компетентный», «отважный», «смелый» и «храбрый».

Гуд сделала важное замечание: существуют большие различия между тем, как мы воспринимаем слово «неудача», и тем, что мы думаем о тех достаточно смелых людях и организациях, которые делятся историями своих провалов в целях познания и роста. Очень опасное заблуждение – предполагать, что можно быть способным помочь, смелым и храбрым, не испытав таких сложных эмоций, как отчаяние, стыд и паника. Вместо того чтобы пытаться завернуть сложные эмоции в золотую обертку и придать неудаче презентабельный вид, лучше научиться видеть красоту в правде и стойкости.