Текст книги "Стать сильнее. Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить"

Распознавать свои эмоции нам мешает то же самое, что стоит на пути других типов мужественного поведения: страх. Нам не нравится испытывать сильные эмоции, к тому же нас беспокоит, что могут подумать люди. Мы не знаем, что делать с дискомфортом и уязвимостью. Эмоции способны приносить очень неприятные ощущения, в том числе физические. Мы можем чувствовать себя незащищенными, подверженными опасности, ощущать большую неопределенность. Наш инстинкт советует нам бежать от боли. На самом деле большинство людей никогда не пробовало переживать дискомфорт, чувствовать его или говорить о нем. В основном мы его отгоняем, отрицаем или притворяемся, что его нет. Если к этому добавить инстинктивное стремление избежать боли, то легко понять, почему «сбрасывание эмоций» входит в привычку. И природа, и воспитание ведут нас к тому, чтобы мы частенько перекладывали неприятные эмоции и ощущение дискомфорта на других людей. Но по иронии судьбы именно в тот момент, когда мы отдаляемся от людей, перекладывая на них свои эмоции, мы жаждем более глубокой эмоциональной связи и более богатой эмоциональной жизни.

Мириам Гринспен, психотерапевт и автор книги Healing Through the Dark Emotions («Исцеление через тяжелые эмоции»), дала интервью юнгианскому психотерапевту Барбаре Платек для журнала The Sun Magazine. На моем факультете статья вошла в список обязательной литературы, как только была впервые опубликована в 2008 г. Гринспен говорит, что, по ее мнению, наша культура «боится эмоций» и поэтому старается их обесценить. Она предупреждает:

Но, вопреки страху, что-то внутри нас хочет испытывать эти потоки эмоциональной энергии, потому что в них и заключается прелесть жизни. Когда мы подавляем и укрощаем свои эмоции, мы чувствуем себя обделенными. Поэтому мы смотрим фильмы ужасов или реалити-шоу вроде «Фактора страха». Мы опосредованно ищем сильных эмоций, потому что, когда мы эмоционально глухи, нам требуется стимуляция, чтобы чувствовать хоть что-то. «Эмоциональная порнография» обеспечивает стимуляцию, но это только псевдоэмоции, которые не учат нас ничему о себе или о мире.

Я не думаю, что мы можем много узнать о себе, о своих отношениях или о мире без признания эмоций и проявления к ним интереса. К счастью, в отличие от навигационного счисления пути, нам не нужно сразу все точно определять. Нам просто нужно вывести свои чувства на свет божий. Нужно быть честными и любознательными. «У меня эмоциональная реакция на произошедшее, и я хочу понять…» – этого будет достаточно для распознавания. Но и это довольно трудно для нашей культуры. Давайте теперь внимательнее посмотрим на любознательность.

Выбор в пользу любознательности – это выбор быть уязвимым, потому что он вынуждает нас отдаться во власть неопределенности. Любознательность не сразу стала выбором: мы с ней рождаемся, но со временем узнаем, что она, как и уязвимость, может приносить боль, поэтому мы обращаемся к самозащите – выбираем определенность вместо любознательности, защиту вместо уязвимости и точность вместо приобретения знания и опыта. За этот выбор нам приходится платить, но мы редко осознаем, какова истинная цена такого поведения, потому что сосредоточены на поиске выхода из боли.

Эйнштейн сказал: «Важно не переставать задавать вопросы… Не утрачивайте с годами святой любознательности». Любознательность существует не просто для того, чтобы использовать ее в качестве инструмента для приобретения знаний; она напоминает нам, что мы живы. Исследователи находят доказательства того, что любознательность связана с творчеством, интеллектом, улучшением обучаемости и памяти и решением проблем.

Существует глубокая связь – можно сказать, почти любовная – между любознательностью и искренностью. Как можно прийти к моментам озарения, если мы не готовы исследовать и задавать вопросы? Новая информация не сможет изменить наше мышление и тем более нашу жизнь, если она просто пылится на полке. Для того чтобы действительно интегрировать опыт и информацию в свою жизнь, необходимо принимать их с распростертыми объятиями, пытливым умом и открытым сердцем.

Важной частью моего пути к искренней жизни стал переход от суждений к любознательности. Британский поэт и писатель Уильям Пломер как-то заметил: «Творчество – это сила, способная соединить, казалось бы, несоединимое». Понимание связей между фактами, эмоциями и событиями своей жизни, особенно теми, которые мы предпочли бы стереть из памяти или пропустить, требует любви к себе и любопытства: «Как весь этот опыт сошелся вместе и сделал меня таким, какой я есть?»

Любопытство привело меня к тому, чтобы принять реальность и жить, исходя из утверждения, что «ничто не происходит случайно»: это убеждение, которое формирует мое видение мира и жизни. Теперь я могу оглянуться назад и осознать, как много для моей социальной, педагогической и исследовательской работы дали мне уход из школы, путешествие автостопом по Европе, работа барменом, официанткой, стюардессой и ночные смены в колл-центре обслуживания клиентов на испанском языке в AT&T. Раньше я смотрела на эти моменты своей жизни как на ошибки и потерю времени, но анализ того, кто я и как это все связано, изменил мою точку зрения. Какими бы сложными и тяжелыми ни были те времена, все они взаимосвязаны тем, что сформировали меня нынешнюю.

Любознательность требует мужества и предполагает уязвимость. На этом этапе подъема – распознавании – мы должны быть любопытными. И нам надо быть достаточно смелыми, чтобы хотеть знать больше.

Я говорю «смелыми», потому что интерес к эмоциям – это не всегда легкий выбор. Мне обычно надо сделать глубокий вдох и подумать: «Что я ставлю на карту, если открываюсь, чтобы разобраться в этих чувствах и понять, что мне на самом деле больнее, чем я предполагала?» или: «Что, если она действительно не виновата, а я была неправа? Будет неприятно, если выяснится, что это я должна исправлять ошибки».

Но дискомфорт перевешивает любопытство. Исследование, опубликованное 22 октября 2014 г. в журнале Neuron, говорит о том, что «при проявлении любопытства химия мозга меняется и помогает нам лучше усваивать и сохранять информацию». Но любопытство не очень приятно, потому что оно связано с неопределенностью и уязвимостью.

Любознательность – это тот еще провокатор, но это нормально. Иногда нужно разобраться и понять историю проб и ошибок, чтобы найти правду.

В своей книге Curious: The Desire to Knowand Why Your Future Depends on It («Любопытство: желание знать и почему ваше будущее зависит от этого») Ян Лесли пишет: «Любопытство не приемлет правил. Ему не нравятся правила, или, по крайней мере, оно считает, что все правила являются условными и их можно нарушать, задавая умный вопрос, который еще никто не задавал. Оно презирает испытанные пути, предпочитая диверсии, незапланированные экскурсии, импульсивные левые повороты. Короче говоря, любопытство – это отклонение».

Именно поэтому любопытство так важно для этого процесса: совершенно иной и иногда неопределенный курс на подъем также не приемлет правил. Уязвимость, необходимая для подъема после падения, делает нас немного опасными. Люди, которые не остаются лежать после падения, часто оказываются смутьянами. Их трудно контролировать. И это лучший тип опасных людей. Они – творческие личности, новаторы и те, кто приносит перемены.

Наиболее распространенное препятствие для проявления любопытства к эмоциям – это пересохший «эмоциональный колодец». В своей новаторской статье The Psychology of Curiosity («Психология любопытства», 1994) Джордж Левенштейн представил свою теорию возникновения любопытства из-за недостатка информации. Левенштейн, профессор экономики и психологии в Университете Карнеги – Меллон, предположил, что любопытство – это чувство лишения, которое мы испытываем, когда сосредотачиваемся на пробеле в своих знаниях и осознаем их.

Тут есть один важный момент: чтобы проснулось любопытство, необходим определенный объем информации или осведомленности о предмете. Мы не интересуемся тем, о чем мы не знаем или не имеем представления. Левенштейн поясняет, что вопросы не очень помогают спровоцировать любопытство. Он пишет: «Чтобы пробудить любопытство к какой-то конкретной теме, необходим стимул», в качестве которого можно использовать интригующую информацию. Это поможет вызвать заинтересованность, которая приведет к любопытству.

Хорошая новость заключается в том, что все большее число исследователей считают, что между любопытством и накоплением знаний существует зависимость: чем больше мы знаем, тем больше хотим знать; а плохая новость – что многие из нас уверились, будто эмоции не достойны нашего внимания. Другими словами, мы не знаем, в достаточной ли степени понимаем силу своих эмоций и их взаимосвязь с мыслями и поведением, поэтому не проявляем любопытства.

До сих пор нет однозначных, научно обоснованных ответов на вопрос о том, как развивается любопытство, но одно могу сказать наверняка: участники моего исследования, которые больше всего рассказали мне о любопытстве, учились исследовать свои эмоции одним из трех способов.

Родители или другой важный для них взрослый (часто учитель, тренер или духовный наставник) рассказывал им про эмоции и важность изучения чувств.

Родители или другой важный для них взрослый (часто учитель, тренер или духовный наставник) моделировали проявление любопытства к эмоциям.

Они работали с профессионалом, который дал им знания о силе любопытства.

Другими словами, эти люди получили достаточно знаний об эмоциях, которые послужили им в качестве основы для развития любопытства.

Существует множество сложных причин, почему зачастую эмоциональный колодец пересыхает, почему так мало ведется открытых дискуссий об эмоциях и интересе к ним. Исследование показало, что во многом причины недооцененности силы эмоций лежат в нашем детстве – в том, чему нас учили или что мы видели. Обычно к этому приводят сочетания нескольких причин из тех семи, которые я перечислила ниже:

Эмоции – признак уязвимости, а уязвимость – это слабость.

Не спрашивай. Не говори. Ты можешь чувствовать все, что угодно, но ничего нельзя рассказывать окружающим.

Нам недоступен язык эмоций или полный эмоциональный словарь, поэтому мы молчим или смеемся над ними.

Обсуждать эмоции несерьезно, это потворство собственным слабостям и пустая трата времени. Это не для таких людей, как мы.

Мы настолько глухи к чувствам, что обсуждать нечего.

Неопределенность слишком болезненна.

Вопросы могут привести к неприятностям. Вдруг я узнаю что-то, чего я не хочу или не должен знать.

Когда я была маленькой, любой проблеск чего-то нового провоцировал поток любопытства. Если я натыкалась на незнакомое слово в книге, я искала, что оно означает. Если по телевизору рассказывали про остров в Тихом океане, я бежала в библиотеку за энциклопедией, по дороге молясь о том, чтобы там оказались цветные фотографии. Я хотела узнать больше обо всем. Кроме эмоций.

Я так и выросла с пересохшим эмоциональным колодцем. Я не стремилась узнать больше, потому что не знала, что тут можно еще что-то узнать, – мы не обсуждали чувства. Мы не работали с уязвимостью. Если эмоции доводили нас до слез, мы спешили напомнить себе, что слезами горю не поможешь: будет только хуже. Действия, а не чувства помогают решать проблемы.

Мое эмоциональное образование началось на исходе подросткового возраста, когда моя мать нарушила все табу нашей семьи, решившись на психотерапию. Наша семья была похожа на многие другие: мы тихо взрывались. Это было в начале 1980-х гг., и мы жили в пригороде Хьюстона. О моей школе, наряду с несколькими другими, говорили в национальных новостях, потому что в ней произошло несколько самоубийств. Мои братья, сестры и я – все мы были потерянными. Мы были предоставлены сами себе, за нами по большей части никто не присматривал. И, как и многие жители переживавшего в это время нефтяной кризис Хьюстона, мои родители просто пытались держаться и отсрочить неизбежную потерю всего, что имели.

Какой бы сложной ни была ситуация, мы никогда не обсуждали, как у нас дела или что мы чувствуем, до тех пор пока моя мама не пошла на психотерапию. Чем любопытнее она становилась к своей и нашей жизни и чувствам, тем хуже все шло. Казалось, потоку обиды, негодования и боли не будет конца. Я не была уверена, что это того стоило. Но моя мать, для которой главным в жизни были сигареты Merit, содовая и инстинкт самосохранения, считала свое эмоциональное познание вопросом жизни и смерти. Мы думали, почему все так происходит: оттого ли, что мы никогда не признавались и не думали о своей боли, или все разваливается именно потому, что мы нарушили правила и стали слишком интересоваться своими чувствами. Нас же учили молчать об эмоциях.

Но, несмотря ни на что, моя мама поднималась после долгого и медленного падения, которое произошло, когда мне было около 12 лет. В течение следующих нескольких лет она смоделировала и научила нас тому, что узнала на сеансах психоанализа, и эта маленькая искра привела к неугасимым преобразованиям в нашей семье. В итоге это также привело к огромной боли и дискомфорту и уничтожило многое из того, во что мы верили, в том числе и брак моих родителей. Хотя их развод был правильным поступком, тем не менее для всех нас он стал душераздирающей трагедией.

У поэта Мизуто Масахидэ есть такие строки: «Сарай сгорел / теперь/ я вижу луну». В конце концов этот пожар все перевернул, и на новой почве мы смогли посеять новые семена любви и обновления. Если бы в те страшные, темные дни мне сказали, что в конечном счете все будет хорошо, что все будут говорить о своих чувствах и устанавливать границы, а в один прекрасный день мои разведенные родители со своими новыми вторыми половинками придут поздравить меня с рождением детей, я бы сказала, что это вранье. То, что было восстановлено, далеко от совершенства, и есть еще остатки боли, и проблемы, и обиды, но притворство и молчание ушли. Они просто не работают.

Этот опыт и его последствия разожгли во мне искру любопытства к эмоциям, которая все еще продолжает разгораться. Эта искра привела меня к удачной карьере и, вероятно, стала причиной, по которой я в конце концов нашла психоаналитика, поощрявшего мое растущее эмоциональное любопытство. Я думаю, что желание работать с эмоциями – это и есть причина, по которой я до сих пор замужем за любимым человеком и горжусь тем, как мы воспитываем своих детей. Тот опыт дал мне основу, я узнала об эмоциях достаточно, чтобы интересоваться ими. И, если вы спросите, может ли одна искра разжечь пожар революции, способной все изменить, то вот вам мое мнение: если бы моя мама отрицала свои эмоции и свою боль, сомневаюсь, что эта книга вообще была бы написана. Иногда достаточно одного смелого человека, чтобы изменить траекторию всей семьи или любой системы.

Боль не уходит просто потому, что мы не признаем ее. На самом деле, если мы не контролируем боль, она будет лишь расти и приведет к поведению, которое совершенно не совпадает с нашим видением себя и с тем, какими мы хотим быть. Боль, оставленная без внимания, способна навести на мысли, которые разрушат и наши отношения с людьми, и карьеру. Ниже я привожу пять наиболее распространенных стратегий разгрузки боли, которые позволяют нам думать, что, отказавшись ее признать, мы тем самым избавились от нее.

Болевая гиперчувствительность. Моя дочь Эллен и одна из ее близких подруг, Лорна, играют в хоккей в разных командах. Видимо, в один прекрасный день хоккейные планеты сошли со своих орбит, потому что обе девочки в игре повредили себе руки. Эллен пришла домой с посиневшим пальцем, который так распух, что стал вдвое больше. Я в подобных ситуациях обычно сохраняю спокойствие, ведь мой муж – педиатр. Стив осмотрел палец Эллен, вправил его и зафиксировал, так что оставалось только ждать.

Не прошло и двух часов, как приехала моя подруга Сюзанна с дочерью Лорной, которая рассказала, как кто-то повредил ей руку клюшкой. Стив приготовился оказать ей ту же помощь, что и Эллен. Лорна держалась молодцом и старалась убедить всех нас, что она в порядке. Я бы сказала, что она очень хотела, чтобы с ее пальцем все было в порядке. Но, когда Стив просто попытался дотронуться до ее руки, она буквально подскочила от боли. Стив посмотрел на Сюзанну и сказал: «У нее болевая гиперчувствительность. Тут нужен рентген».

На следующий день я расспросила Стива о болевой гиперчувствительности. Он сказал, что этот термин используется, чтобы описать разновидность боли, которую невозможно скрыть, даже если очень стараться. «Мы еще называем этот синдром «эффектом люстры», потому что от такой боли люди подпрыгивают чуть ли не до потолка», – пояснил Стив.

Одним из последствий игнорирования эмоциональной боли является гиперчувствительность. Мы считаем, что хорошо упрятали боль и она больше не даст о себе знать, как вдруг безобидное замечание доводит нас до бешенства или до истерики. Или небольшая ошибка на работе вызывает непреодолимый стыд. Возможно, конструктивный комментарий коллеги затронул очень чувствительный и больной уголок нашей души, и от боли мы подпрыгиваем до потолка. Гиперчувствительность особенно распространена и опасна в ситуациях с участием людей с более высоким положением или статусом, которым чрезмерная реакция может сойти с рук. В таких случаях срабатывает чувство беспомощности и боли. Мы стойко держимся перед теми, на кого хотим произвести впечатление или оказать влияние, но, как только сталкиваемся с теми, над кем у нас есть эмоциональная, финансовая или физическая власть, взрываемся. И свое поведение мы воспринимаем как правильное. Вы можете заметить подобное перекладывание боли в семьях, церквах, школах, общинах и офисах. А сочетание таких факторов, как пол, класс, раса, сексуальная ориентация и возраст, вообще может оказаться смертельным.

Агрессивное поведение на дороге и в спорте часто связаны с проявлениями гиперчувствительности. Не поймите меня неправильно – я восторженный любитель спорта, и у меня есть ужасная привычка тихонько поругивать других водителей (когда дети не видят), но я не выхожу из себя, если моя любимая команда плохо сыграла или меня зажали на парковке. Я выросла в обстановке, где было много людей с повышенной гиперчувствительностью, а также работала с людьми, которые сначала подавляли свои эмоции, а потом взрывались. Я не понаслышке знаю, что неконтролируемый взрыв эмоций лишает необходимой безопасности, которую многие из нас пытаются создать в своих семьях или организациях. Если это происходит достаточно часто, обстановка становится накаленной: все нервничают, боятся и проявляют чрезмерную осторожность, чтобы не вызвать новую вспышку гнева.

Мы не можем подавить боль или сорвать ее на другом, сохранив при этом свою подлинность и целостность. Большинство из нас были жертвами таких вспышек. Даже если мы понимаем, что босс, друг, коллега или партнер срывается на нас из-за своей гиперчувствительности и дело вовсе не в нас самих, такая вспышка все равно подрывает доверие и уважение. Когда мы живем и работаем, постоянно опасаясь получить по шапке ни за что, и потому осторожничаем, это постепенно лишает нас чувства безопасности и самоуважения, а со временем может стать травмой.

Отклонение боли. Наше эго – та часть нас, которая заботится о нашем статусе и о том, что думают о нас другие, о том, чтобы всегда быть лучшим и правым. Я воспринимаю свое эго как некоего хитреца-пройдоху, который постоянно велит мне сравнивать, доказывать, требовать, быть совершенной, превосходить и конкурировать. И этот внутренний провокатор не переносит дискомфорта или рефлексии. Эго не признает истории ошибок и недостатков и не хочет писать для них новые окончания; оно отрицает эмоции и ненавидит любопытство. Вместо этого эго использует истории в качестве доспехов и алиби. Эго стыдится быть ординарным (именно так я определяю нарциссизм). Эго говорит: «Чувства для неудачников и слабаков». Попытки избежать истины и уязвимости – это основные качества «внутреннего провокатора».

Как и все нормальные пройдохи, провокаторы и шантажисты, наше эго использует разные неприятные способы, чтобы подчинить нас. Злость, вина и уклонение от ответа – вот его методы. Когда мы уже почти готовы признать опыт в виде эмоции, эти три рычага приходят в действие. Гораздо легче сказать: «Мне наплевать», чем «Мне больно». Эго любит обвинять, придираться, оправдываться, провоцировать месть и нападение. Все это формы самозащиты. Эго также поклонник уклонения: мы заверяем обидчика, что все в порядке, делаем вид, что ничего не случилось. Мы принимаем позу безразличия или стоицизма либо реагируем с юмором и цинизмом: «Не важно. Что за ерунда?»

Когда эти методы успешно срабатывают, когда гнев, вина и уклонение от ответственности оттесняют реальную боль, разочарование, печаль, тогда наше эго спокойно может делать все что хочет. Часто первым порывом становится попытка обвинить и пристыдить других за отсутствие «эмоционального контроля». Как и все пройдохи, эго – скользкий, неприятный и опасный лжец.

Заглушение боли. Заглушение появлялось в моих исследованиях с самого начала. Представьте эмоции как шарики с очень острыми шипами. Укалывая нас, они вызывают дискомфорт и даже боль. Спусти некоторое время одно лишь ожидание этих ощущений может вызвать чувство невыносимой уязвимости: мы знаем, что это надвигается. Для многих из нас первая реакция заключается не в том, чтобы поддаться неприятным ощущениям и пройти через них, а в том, чтобы уйти от них. Мы делаем это, заглушая боль тем, что облегчает ее как можно быстрее. Острую эмоциональную боль можно снять множеством способов, в том числе с помощью алкоголя, наркотиков, еды, секса, взаимоотношений, денег, работы, заботы о других, азартных игр, дел, религии, хаоса, шопинга, планирования, перфекционизма, постоянных изменений и интернета.

И отдельной строкой, чтобы выделить этот способ в длинном списке, стоит попытка всегда быть занятым: жить так насыщенно и быстро, чтобы правда не могла нас догнать. Мы заполняем каждый сантиметр свободного пространства, чтобы не оставалось места или времени для эмоций.

Но независимо от того, что мы используем, мы не можем избирательно глушить эмоции: когда мы глушим темное, мы также глушим и светлое. Когда пара бокалов красного вина становится обычным делом, наши переживания радости, любви и доверия тоже заглушаются. А чем меньше положительных эмоций, тем больше мы стараемся заглушить трудные эмоции. Это порочный круг, который не приводит ни к чему хорошему.

Если мы глушим эмоции постоянно и хронически, это приводит к зависимости, и, как я указывала во время своих выступлений, это серьезная проблема. Мы все еще остаемся взрослыми, которые сильнее всего за всю историю человечества страдают от долгов, ожирения и зависимостей. Последние 14 лет моих исследований говорят о том, что зависимость, как и насилие, бедность и неравенство, – одна из самых больших социальных проблем, с которыми мы сегодня сталкиваемся. Я уверена, что среди тех, кто читает эту книгу, нет ни одного человека, который не был бы затронут какой-либо зависимостью. Возможно, вы сами не являетесь зависимым, но я гарантирую, что среди ваших близких, коллег и друзей найдутся люди с зависимостью. Это пандемия, которая разрушает семьи.

Складирование боли. У гиперчувствительности, отклонения и заглушения есть еще один тихий коллега: складирование боли. Мы не допускаем неуместных вспышек и не используем вину, чтобы отклонить истинные чувства или заглушить боль, – мы ее складируем. Начинается все как и в случае с гиперчувствительностью: мы надежно «упаковываем» боль, но в этом случае продолжаем делать так до тех пор, пока самая мудрая наша часть, наше тело, не скажет «хватит». Сообщение организма всегда четко: «Или прекрати копить боль, или я тебя выключу». Тело неизменно выигрывает.

В сотнях интервью люди рассказывали, как они «копили все внутри» до тех пор, пока не стали плохо спать, есть или дошли до того, что не могли сосредоточиться на работе и были слишком подавлены, чтобы делать хоть что-нибудь, кроме как лежать в постели. Депрессия и тревога – первые реакции организма на складирование. Конечно, существуют органические и биохимические причины, по которым мы переживаем клиническую депрессию и тревожность. Это причины, которые мы не можем контролировать, но непризнанная боль может довести нас до того же.

Профессор психиатрии в Университете Бостона Бессель ван дер Кольк в своей книге The Body Keeps the Score… («Тело ведет счет…») рассматривает, как травма в буквальном смысле перекраивает мозг и тело. Он говорит о том, что для возвращения к нормальной жизни необходимо подумать о взаимосвязи между нашим эмоциональным благополучием и организмом. В нашем теле скрыто много мудрости. Нам просто нужно научиться слушать и доверять тому, что слышим.

Страх застрять посередине. Если вам случалось застрять в автомобиле, в результате дорожного происшествия повисшем на краю оврага, вам знакомо это ощущение страха и беспомощности.

Пару недель назад я ехала с Эллен по парковке в Сан-Антонио в поисках книжного магазина, в котором частенько бывала раньше. Было воскресное утро, и стоянка казалась почти пустой. Я была немного дезориентирована, потому что не могла найти знакомый магазин, подумала, что выехала в неправильном направлении, и начала осматриваться вокруг в поисках ориентира. Отвлеклась и наехала на высокий бордюр. Раздался ужасный скрежет по дну машины. Я оказалась посередине и застряла, машина не могла сдвинуться ни вперед, ни назад. Я застряла высоко по центру.

Одна из причин, по которой мы отрицаем свои чувства, – наш страх оказаться высоко по центру с эмоциональной точки зрения. Если я признбю свою боль, страх или гнев, я застряну. Лучше сделать вид, что это не имеет никакого значения, ведь движение вперед может открыть шлюз и выпустить эмоции, которые я не смогу контролировать. Я застряну. Беспомощность. Признание эмоций приводит именно к такому ощущению. Что делать, если я признаю эмоции и не смогу сохранить над ними контроль? Я не хочу плакать на работе, дома или при родителях. Ощущение, что мы «застряли по центру», ужасно, потому что мы чувствуем полную потерю контроля. Мы считаем, что бессильны.

В этот день в Сан-Антонио я вышла из машины и стала осматриваться. Вдруг мою беду заметил случайный прохожий. Он подошел, оценил ситуацию и сказал: «Вам нужна помощь. Нам надо подумать, как вас вытащить». Спустя несколько минут раздумий у нас был план. Эллен включила заднюю передачу, а мы с неожиданным помощником приподняли переднюю часть машины, чтобы задние колеса встали на землю, и это помогло освободить автомобиль. Если честно, то опыт высокого центрирования с автомобилем оказался легче, чем в случае с некоторыми эмоциональными переживаниями.

Застрять посередине своих эмоций кажется нам ужасным, потому что означает уязвимость и беспомощность. Но, отрицая свои эмоции, вы делаете выбор вовсе не выезжать из гаража, чтобы не наехать на высокий бордюр. Это, конечно, безопасный выбор, но так вы никогда никуда не приедете.