Текст книги "Степной найденыш. Сюзи. Кларенс (сборник)"

Глава IX

Кларенс не стал открывать семейству Хопкинсов всю глубину малодушия и предательства Джима и лишь заверил их в полном соответствии с истиной, что с ним ничего дурного не случилось, и обещал не только продолжать поиски их исчезнувшего соседа, но и сообщать им все новости о нем. Он высказал мнение, что Джиму, вероятно, пришлось уехать по какому-то срочному делу и, опасаясь оставить свою новую хижину без присмотра, он предпочел продать ее соседям с тем, чтобы по возвращении построить на ее месте уже настоящий дом. Затем, утешив Фебу и тут же измыслив очередной план, как вернуть ей Джима (к счастью, уже без недавнего сомнения в своей пригодности к роли благого Провидения), Кларенс вернулся на ранчо. Если он и вспоминал бегство Джима и предостережение Гилроя, то лишь для того, чтобы еще тверже укрепиться в намерении неуклонно исполнять возложенный им на себя благородный долг. Он стряхнет с себя меланхолию, будет прилежно заниматься делами ранчо, создаст давно задуманную им «Охранную лигу землевладельцев Южной Калифорнии», выдвинет свою кандидатуру в законодательное собрание штата и, короче говоря, заменит Пейтона для края, как заменил его на ранчо. Он попытается лучше узнать работников-метисов, чтобы уладить недоразумения между ними и американцами; он уже бранил себя за то, что до сих пор еще не использовал в надлежащей мере приобретенное в юности знакомство с их обычаями и языком. Иногда в его памяти вдруг непрошено всплывала фигура молодого испанца, которого он встретил на пустынной дороге, и каждый раз его охватывало необъяснимое предчувствие, что они еще встретятся и он узнает, почему его внезапно охватило тогда такое отвращение. В этом был весь Кларенс. Однако порыв, который погнал его в Фэр-Плейнс искать там разрешение сомнениям, касавшимся Сюзи и ее родственников, был полностью забыт.

Во всяком случае, энергия и энтузиазм, которые он вложил в свои замыслы, принесли свои плоды. Ему удалось создать «Лигу землевладельцев»; по его просьбе специальная комиссия заново установила границы ранчо Роблес и прилегающих участков, уточнила их и положила конец злоупотреблениям; даже неукротимый Гилрой, сначала относившийся к молодому деятелю с насмешливой снисходительностью, постепенно научился уважать его и считаться с ним; вакеро и пеоны начали доверять человеку, который настолько понимал их, что восстановил находившуюся на землях ранчо разрушенную часовню, и теперь по воскресеньям и праздникам им уже не приходилось совершать долгое паломничество в Санта-Инес; а священник из Сан-Франциско, рекомендованный Кларенсу его колледжем в Сан-Хосе и с этих пор часто навещавший его гостеприимный дом, был достаточно благодарен ему, чтобы внушить своей пастве надлежащую преданность их молодому хозяину.

Однажды к вечеру Кларенс вернулся из долгой поездки и бросился в покойное кресло, чтобы с чистой совестью предаться заслуженному отдыху. В огромном камине то вспыхивали, то угасали тлеющие угли, а через открытое окно доносилось ласковое дыхание юго-западного пассата. В часовне ударил колокол, призывающий к молитве, и Кларенсу показалось, что смягченный расстоянием звук этот придал обдуваемой ветрами равнине ту благостную безмятежность, которой ей всегда недоставало.

Внезапно до его чуткого слуха донесся стук колес на подъездной аллее. Обычно его посетители приезжали верхом, а повозки и фургоны направлялись к усадьбе по нижней дороге. Звук приближался, и прихотливая мечта наполнила его сердце неизъяснимым удовольствием. Неужели миссис Пейтон решила без предупреждения навестить ранчо? Он затаил дыхание. Экипаж тем временем уже остановился в патио. Стук копыт смолк, и послышались женские голоса. Один из них показался ему знакомым. В коридоре раздались легкие шаги. Кларенс быстро вскочил на ноги, но тут дверь широко распахнулась, и он увидел смеющееся личико Сюзи.

Кларенс бросился к ней навстречу, но движимый лишь изумлением. Он не собирался целовать ее, однако при его приближении она лукаво наклонила головку, предостерегающе сдвинула брови и многозначительно указала на коридор, предупреждая, что их может застать врасплох кто-то посторонний.

– Тсс! Миссис Макклоски тут рядом, – шепнула она.

– Миссис Макклоски? – с недоумением повторил Кларенс.

– Ну, разумеется! – досадливо перебила Сюзи. – Моя тетя Джейн, глупыш! Мы заехали сюда, чтобы сделать тебе сюрприз. Тетя никогда не бывала на ранчо, и мы решили воспользоваться удобным случаем.

– А твоя мама… миссис Пейтон? Она… ей… – запинаясь, бормотал Кларенс.

– Ах, она! Ах, ей! – передразнила Сюзи, начиная сердиться. – Конечно, она ничего не знает! Она думает, что я уехала к Мэри Роджерс в Окленд. Я и поеду, только потом! – рассмеялась она. – А пока я написала тете Джейн, чтобы она встретила меня в Аламеде, и мы доехали в почтовой карете до Санта-Инес, а оттуда в коляске отправились сюда. Не правда ли, мы прелестно придумали? Скажи, Кларенс! Почему ты молчишь? Правда, мы придумали прелестно?

В эту минуту в ней было столько прежнего очарования и детской беспечности, что Кларенс, как ни был он встревожен и растерян, взял руки Сюзи в свои и притянул ее к себе, словно маленькую девочку.

– Разумеется, – продолжала она, не забыв понюхать розовый бутон в его петлице, – разумеется, я имею полное право приехать в свой собственный дом! А если меня сопровождает моя родная тетя, замужняя дама, то, значит, все приличия соблюдены и присутствие здесь молодого человека (это было произнесено самым надменным тоном) ничего не меняет!

Кларенс все еще держал ее в своих объятиях, но в этот миг она вновь переменилась. Сюзи его детства куда-то исчезла, ускользнула от него, и руки его обнимали только притворщицу-актрису.

– Будьте добры, мистер Брант, отпустите меня, – сказала она, оглядываясь с аффектированной томностью. – Мы здесь не одни.

Но когда в коридоре раздался приближающийся шелест юбок, Сюзи опять стала прежней и, сверкнув глазами, многозначительно шепнула:

– Она знает все!

Замешательство Кларенса только усилилось, когда вошедшая дама бросила на них игривый взгляд. Это была не слишком импозантная блондинка, чье довольно красивое лицо уже несколько увяло, однако под воздействием не столько времени, сколько краски и пудры; ее платье также многое теряло от неумеренного пристрастия его владелицы ко всяким украшениям и оборочкам, и при взгляде на нее невольно напрашивалось заключение, что вся эта мишура не предназначалась для дневного света. На кружевной отделке ее рукавов и нижних юбок виднелись крайне неуместные пятна глины. Ее голос, хотя и полный искренней благожелательности, звучал излишне громко и, по-видимому, еще не был приведен в соответствие с обыкновенным жилым домом и низкими потолками.

– Ну-ну, детки! Можете не обращать на меня внимания! Я знаю, что не участвую в этой сцене, но мне что-то боязно стало ждать в этом, как ты сказала, «салоне» – ведь все эти черномазые мексиканцы столпились вокруг, словно хористы какие-то! Ах, до чего же здесь все старинное! Настоящая испанская старина! – И, поглядев на Кларенса, она докончила: – Так вот он какой, Кларенс Брант, твой Кларенс! Познакомь нас, Сюзи.

Несмотря на все свое негодование и душевную боль, Кларенс тем не менее сознавал, что у этой отвратительной ситуации есть своя смешная сторона, и в полном смятении обрел ненадежную опору в оброненных Сюзи словах «мой собственный дом». Да-да, конечно, это ее собственный дом, а он всего лишь управляющий ее приемной матери и не имеет права указывать ей, когда она должна сюда приезжать и с кем. Своевольная Сюзи вполне могла отправиться с этой невероятной родственницей куда-нибудь еще, что вряд ли было бы приятнее миссис Пейтон. Кое-как утешившись этой мыслью, он вспомнил про гостеприимство. От растерянности он поздоровался с миссис Макклоски даже излишне горячо.

– Я здесь только мажордом миссис Пейтон, но друзей ее дочери ждет тут самый радушный прием.

– Да-с, – с привычной игривостью отозвалась миссис Макклоски. – Мы с Сюзи, конечно, понимаем, какое у вас здесь место, – и, должна сказать, завидное, вот что. Но мы не станем слишком надоедать вам с миссис Пейтон, верно, Сюзи? А теперь мы с ней походим, посмотрим эту лачужку – это же настоящая испанская старина, верно? – да поглядим, что здесь и как, и вам, молодые люди, придется пока расстаться и вести себя при мне прилично. Пока я тут, ни-ни-ни! Будете у меня ходить по струнке, уж поверьте. Я ведь такая дуэнья, что чудо, верно, Сюзи? По строгости со мной ни одна школьная учителка, ни одна монастырская настоятельница не сравнится.

Она обняла девушку за талию и нежно привлекла к себе, так что на черное платье ее племянницы опустилось небольшое облачко пудры. Сюзи лукаво покосилась на Кларенса, но тут же поглядела на тетку с выражением самой искренней любви и восхищения. Сердце Кларенса мучительно сжалось. Он ни разу не видел, чтобы она взглянула так на миссис Пейтон. А эта посторонняя женщина, безвкусно одетая, дурно воспитанная провинциалка, невыносимо вульгарная, хоть и добродушная, сумела вызвать в Сюзи те чувства, которые тщетно пыталась пробудить утонченная миссис Пейтон. Когда миссис Макклоски выплыла из комнаты вместе с Сюзи, он отвернулся, и на его сердце легла свинцовая тяжесть.

Однако надо было принять меры, чтобы испанские слуги не догадались, как предали их госпожу, и Кларенс положил конец их детскому любопытству, сделав вид, что во внезапном приезде Сюзи нет ничего необычного, и обходясь с миссис Макклоски с дружеской фамильярностью, которая становилась ему тем неприятнее, чем больше она нравилась самой даме. Ободренная его вниманием, она вскоре пустилась в откровенности. Хотя Кларенс не задал ей ни единого вопроса и даже Сюзи никак ее не поощряла, она за полчаса поведала ему во всех подробностях историю своей жизни. Как еще в качестве Джейн Силсби, старшей сестры матери Сюзи, она в нежной юности бежала из родительского дома в Канзасе с Макклоски, странствующим актером. Как она вышла за него замуж и поступила в театр, взяв его сценический псевдоним, так что родные не могли ее отыскать. Как они приехали в Калифорнию, где ее муж снял театр в Сакраменто, и она с негодованием узнала, что ее единственная оставшаяся в живых родственница, жена ее покойного брата, за денежное вознаграждение отказалась от всех прав на осиротевшую Сюзи, и как она решила во что бы то ни стало узнать, «счастлива ли бедная девочка». Как ей удалось узнать, что девочка очень несчастна. Как она написала ей и даже тайно встречалась с ней в Сан-Франциско и в Сакраменто, и как она отправилась в эту поездку отчасти «удовольствия ради», а отчасти чтобы познакомиться с Кларенсом и посмотреть имение. В искренности рассказчицы сомневаться не приходилось; и такое отсутствие всякой стеснительности не оставляло никакой надежды на то, что она способна понять всю неделикатность своего поведения по отношению к миссис Пейтон. И все же Кларенс считал, что обязан поговорить с ней прямо; обязан сказать ей то, чего не мог сказать Сюзи, – что от нее зависит счастье миссис Пейтон (впрочем, он убедил себя, что заботится также и о счастье Сюзи). Да, он должен объясниться с миссис Макклоски наедине, как только представится удобный случай.

Этот случай представился скорее, чем он ожидал. После обеда миссис Макклоски повернулась к Сюзи, шутливым тоном объявила, что должна поговорить с мистером Брантом «о делах», и велела ей пока пойти в гостиную. Едва девушка вышла, как миссис Макклоски посмотрела на Кларенса и сказала тем грубоватым тоном, какой обычно пускают в ход невоспитанные, но добродушные люди, начиная разговор на деликатную тему и желая рассеять неловкость:

– Ну-с, молодой человек, как же все-таки обстоят дела между вами и Сюзи? Я взялась блюсти ее интересы, прямо как моей родной дочери. Если вам есть что сказать, так говорите теперь. Да поменьше мямлите и тяните, потому что такая девушка легко найдет себе что-нибудь по вкусу и никого об одолжениях просить не станет; а не захочет пока выбирать, так мы с мужем готовы о ней позаботиться. Конечно, изображать из себя всяких там испанских грандов мы не можем, но у нас есть свое дельце, и очень доходное.

С этим Кларенс не мог смириться, несмотря на всю свою кротость – он ревниво оберегал свою тайну от миссис Пейтон, и вдруг ему пришлось выслушать подобное заявление под ее кровом! Решимость его окрепла.

– Мне кажется, мы не вполне понимаем друг друга, миссис Макклоски, – сказал он холодно, но в его глазах появился опасный блеск. – Мне действительно есть что сказать вам; тема эта не столь приятна, как та, которую имеете в виду вы, но тем не менее, на мой взгляд, ее мы более полномочны обсуждать.

Затем со сдержанной, но неумолимой прямотой он напомнил миссис Макклоски, что Сюзи была удочерена миссис Пейтон с соблюдением всех формальностей и, как несовершеннолетняя, находится под полным контролем своей приемной матери; что миссис Пейтон ничего не было известно о родственниках, не согласных с этим удочерением; что Сюзи не только не сообщила ей об этом, но и, как он твердо убежден, миссис Пейтон даже не подозревает о ее недовольстве и отчуждении, что она с большой заботливостью и нежностью воспитала одинокую сиротку как свою собственную дочь, и даже если ей не удалось завоевать ее любовь, она имеет право ждать от нее послушания и уважения; что неопытность и детское своеволие Сюзи в какой-то мере извиняют ее поведение, но миссис Пейтон и ее друзья вправе требовать большей рассудительности от миссис Макклоски, как женщины, более умудренной опытом. Вот почему он, друг миссис Пейтон, которая, как единственная законная опекунша Сюзи, одна, по его мнению, имеет право судить о желательности и нежелательности тех или иных ее привязанностей, должен решительным образом уклониться от разговоров, касающихся его отношении с Сюзи или его намерений.

Несмотря на слой пудры, лицо его собеседницы явно покраснело.

– Как вам угодно, молодой человек! Как вам угодно, – сказала она с такой же злобной прямотой. – Только, может, вы все-таки позволите мне сказать, что Джим Макклоски дураком никогда не был и, может, он знает, что думают законники о договоре с женой покойного брата в обход родной сестры! Может, о таком вот сестринском титуле вы не подумали, мистер Брант? И может, вы еще узнаете, что получить согласие миссис Пейтон вам будет потруднее, чем вы думали. А может – это будет вернее! – от ее-то согласия Сюзи только на дыбы встанет! И под конец, мистер Брант, еще одно: когда вы доберетесь до сути, а значит, до меня с Джимом Макклоски, так, может, еще окажется, что мы с ним нашли Сюзи жениха получше сынка Хэмилтона Бранта, как бы он на папашины денежки ни выламывался под испанского гранда перед двумя бабами. Да, может, нам долго искать и не придется, мистер Брант, и уж найдем мы не подделку, а самый настоящий товар!

Кларенс испытывал такую душевную боль и отвращение, что даже не заметил ни ядовитой шпильки в свой адрес, ни последнего многозначительного намека, – он только молча встал и поклонился, когда миссис Макклоски вскочила из-за стола. Однако, когда она приблизилась к двери, он сказал почти просительно:

– Каковы бы ни были ваши намерения, миссис Макклоски, но мы – гости Сюзи, и я прошу вас ничего не сообщать ей о нашем разговоре, пока мы тут, а главное, постарайтесь, чтобы у нее не сложилось впечатления, будто я позволил себе обсуждать с кем-нибудь свои чувства к ней.

Миссис Макклоски выплыла из комнаты, не удостоив его ответом, но, войдя в сумрачную, низкую гостиную, с удивлением обнаружила, что Сюзи там нет. Поэтому ей пришлось отправиться на веранду, куда уже вышел Кларенс, и с высокомерным видом отдать распоряжение слугам, чтобы Сюзи попросили немедленно зайти к ней в комнату. Однако барышни у себя не оказалось, и никто не знал, где она. Кларенс, уже принявший твердое решение в качестве последнего средства обратиться прямо к Сюзи, был встревожен бесплодностью этих поисков. Выйти из дому она не могла, так как опять начался дождь. Возможно, она где-то пряталась, чтобы избежать повторения сцены, начало которой, быть может, невольно подслушала. Кларенс свернул в коридор, ведущий к будуару миссис Пейтон. Зная, что будуар заперт, он был удивлен, увидев при тусклом свете подвешенной к потолку лампы, что в замке торчит ключ, совершенно такой же, какой хранился в ящике его бюро. Ключ этот мог принадлежать только Сюзи, и, значит, она укрылась тут. Он тихонько постучал. За дверью раздался шорох и как будто отодвинули стул, но никто не отозвался. Подчиняясь внезапному порыву, Кларенс распахнул дверь и почувствовал сильный сквозняк – очевидно, одно из окон было открыто. В тот же самый миг он различил в полутьме Сюзи, которая шла к нему навстречу.

– А я не знал, что ты тут, – сказал Кларенс, испытывая непонятное облегчение. – Но я этому рад, так как нам нужно поговорить наедине.

Сюзи ничего не ответила, но он все-таки достал из кармана спичку и зажег две стоявшие на столе свечи. Фитиль одной из них казался теплым, точно ее погасили совсем недавно. Когда по комнате разлился свет, Кларенс увидел, что Сюзи смотрит на него с притворным спокойствием, но что щеки ее порозовели сильнее обычного. Впрочем, это было на нее похоже и не противоречило его предположению, что она спряталась тут, чтобы избежать объяснений с миссис Макклоски или с ним, а может быть, и с ними обоими. В комнате не было заметно никакого беспорядка. Открыто было окно-амбразура в наружной стене дома, и легкая занавеска трепетала под порывами ночного ветра.

– Боюсь, я повздорил с твоей тетушкой, Сюзи, – начал он весело своим обычным дружеским тоном. – Однако мне пришлось объяснить ей, что она ведет себя по отношению к миссис Пейтон не так, как заслуживает та, которая отдала тебе столько любви и заботы.

– Ах, пожалуйста, не надо опять об этом! – раздраженно сказала Сюзи. – Я уже наслушалась более чем достаточно!

Кларенс покраснел, но сдержался.

– Следовательно, ты слышала наш разговор и знаешь, что я обо всем этом думаю, – сказал он спокойно.

– Ничего нового я не услышала! – возразила Сюзи, надменно вздергивая головку, но тут же словно в каком-то рассеянии подошла к окну и закрыла его. – Это каждому было ясно как божий день! Я знаю, ты с самого начала хотел, чтобы я оставалась здесь с миссис Пейтон и чтобы меня держали взаперти, пестовали, муштровали и школили, а кто-нибудь другой тем временем пестовал бы, муштровал и школил тебя до тех пор, пока ты не стал бы таким, каким, по ее мнению, должен быть мой муж. Я же говорила тете, что даже если мы и приедем сюда, нам все равно не удастся… не удастся…

– Что именно? – спросил Кларенс.

– Заставить тебя опомниться, – отрезала Сюзи. – Помешать тебе и дальше ходить перед этой женщиной на задних лапках. Не дать ей сделать из тебя раба, как она хотела сделать рабыню из меня. Но что толку! Мэри Роджерс совершенно правильно сказала, что ты думаешь только о том, как бы угодить миссис Пейтон, и никого, кроме нее, не видишь. И что, не будь это так нелепо, – вспомни, сколько ей лет, а сколько тебе! – можно было бы даже подумать, что ты по уши влюблен в миссис Пейтон.

Вся кровь прихлынула к лицу Кларенса, но в следующий миг он побледнел и ощутил леденящий холод. Комната завертелась, растворилась в тумане, а потом вдруг вновь возникла с пугающей четкостью – с четкостью воспоминания, и он словно вновь увидел перед собой миссис Пейтон, как видел ее в тот раз, когда впервые вошел в будуар. И вдруг он понял, что Сюзи сказала правду, что она безжалостно сорвала повязку с его глаз. Да, он влюблен в миссис Пейтон! Вот что означали его сомнения и колебания, когда он думал о Сюзи! Вот единственный источник, тайная причина и предел всех его полуосознанных честолюбивых помыслов.

Однако это открытие принесло с собой странное спокойствие. За последние несколько секунд он как будто стал старше на много лет, и узы прежней дружбы с Сюзи ослабели, а более позднее впечатление, что она, несмотря на свои юные годы и неопытность, несравненно превосходит его знанием жизни и зрелостью, исчезло без следа. И с почти отцовской властностью, голосом, который он сам не узнавал, Кларенс произнес:

– Если бы я не знал, что ты находишься под влиянием глупой и грубой женщины, то решил бы, что ты пытаешься оскорбить меня, как оскорбила свою приемную мать, и избавил бы тебя от неприятной необходимости делать это под ее кровом, немедленно покинув его навсегда. Однако я убежден, что всему причиной именно это дурное влияние, и я останусь здесь с тобой, чтобы по мере сил помешать ее замыслам, – останусь, во всяком случае, до тех пор, пока не смогу сообщить миссис Пейтон обо всем, кроме тех глупостей, которые ты только что наговорила.

Сюзи рассмеялась:

– Сообщи уж заодно и их, раз уж ты решил ябедничать! Пусть-ка она тебе что-нибудь ответит.

– Я скажу ей, – невозмутимо продолжал Кларенс, – только то, что ты сама вынуждаешь меня сказать ей, чтобы спасти тебя от стыда и позора, и только потому, что хочу избавить ее от унижения выслушивать это от собственных слуг.

– Что выслушивать от слуг? О чем ты говоришь? Как ты смеешь! – злобно выкрикнула Сюзи.

Теперь ее тревога была совершенно искренней, но добродетельное негодование, как решил Кларенс, она, по обыкновению, только изображала.

– Я говорю о том, что слуги знают о твоей переписке с миссис Макклоски и о твоих родственных с ней отношениях, – сказал Кларенс. – Они знают все, что ты доверила Пепите. Они думают, что либо миссис Макклоски, либо ты сама виделись…

Он внезапно умолк. В эту минуту, когда он собирался сказать, что, по словам слуг (а главное, Инкарнасио), Педро похваляется, будто не раз виделся с ней, Кларенс вдруг впервые осознал все грозное значение этих, как он прежде считал, пустых россказней.

– С кем виделась? – переспросила Сюзи, повышая голос и топнув ножкой.

Кларенс посмотрел на нее, и настороженное выражение ее покрасневшего лица подтвердило его еще неясные подозрения. Однако его внезапное молчание и нахмуренные брови, по-видимому, подсказали ей, о чем он думает. Их взгляды встретились. Фиалковые глаза Сюзи расширились, замигали и опустились, но она тут же поспешила принять позу презрительного равнодушия, до нелепости неестественную. Кларенс медленно обвел взглядом окно, дверь, свечу на столе и стул рядом, а потом вновь посмотрел в лицо Сюзи. Он глубоко вздохнул.

– Я не обращаю внимания на пустую болтовню слуг, Сюзи, – медленно сказал он. – И не сомневаюсь, что все это не более как новый твой каприз или детская шалость. Я не собираюсь ни запугивать тебя, ни взывать к твоим лучшим чувствам, но тем не менее обязан сказать тебе, что мне известны некоторые факты, которые превратят простое легкомыслие в нечто чудовищное и немыслимое – сделают из тебя почти пособницу страшного преступления! Больше я тебе ничего сказать не могу. Но я настолько убежден в такой возможности, что не остановлюсь перед любыми, даже самыми жесткими мерами лишь бы предотвратить это. Твоя тетушка ищет тебя, так что лучше пойди к ней. Я запру дверь. И прими один мой совет: не сиди по ночам со свечкой у открытого окна, когда ты на ранчо. Если тебе это бдение и не причинит вреда, оно может оказаться роковым для глупых созданий, которых привлечет свет.

Кларенс открыл перед ней дверь и вынул ключ из замка. Сюзи визгливо засмеялась, как напроказивший ребенок, и, словно плащ, сбросив с себя напыщенную надменность, выбежала в коридор.