Текст книги "Обратный отсчет"

Брет ХОЛЛИДЭЙ
ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ

ГЛАВА 1

Дождь не прекращался первые двое суток, начиная с выхода из Саутгэмптона. Но когда «Куин Элизабет» вошла в теплые воды, море постепенно успокоилось и погода улучшилась.

Судно совершало последний в этом году большой пассажирский круиз на запад. Через несколько месяцев ему предстояло выйти в обратном направлении из Майами.

Доктор Квентин Литтл, сидевший в углу бара на палубе первого класса, не заметил перемены погоды. С тех пор, как судно вышло из Англии, он еще ни разу не поел. Он пил водку: рюмку за рюмкой.

– Официант,– позвал он, указывая на пустую рюмку.

– Сейчас, сэр.

Литтл уставился на циферблат своих наручных часов. Через несколько секунд его затуманенное водкой сознание уловило смысл положения стрелок. Он вынул шариковую ручку и произвел быстрый подсчет на смятой бумажной салфетке.

У него оставался семьдесят один час жизни.

Официант остановился возле стойки бара. К нему подошла темноволосая девушка. Обменявшись с ним парой слов, она взяла с подноса рюмку водки и направилась к столику Литтла.

Девушку звали Анна Бладен. У нее было очаровательное лицо, горевшее энтузиазмом молодости, и фигура гимнастки или балерины. Но, несмотря на ее непосредственность и привлекательный вид, эта двадцатилетняя американка успела уже порядком надоесть Литтлу. Он не хотел ни с кем разговаривать, да и не нуждался в этом. Пределом его желаний был столик в баре, избранный круг знакомств ограничивался очередной рюмкой водки и койкой в каюте.

– Доктор Литтл, мы уже пересекли сороковую параллель,– сообщила Анна.– Погода улучшилась. Давайте выйдем на солнышко и поговорим. Выпивку разрешено брать с собой.

– Я не хочу на палубу, и, откровенно говоря, не хочу ни с кем беседовать.

Литтл потянулся к рюмке, но девушка придвинула ее к себе.

– Доктор, вы же не хотите выглядеть, как мухомор, когда мы приедем в Майами! Там все загорают круглый; год. Они могут принять вас за агента службы безопасности.

– Анна, уходите, прошу вас. Мучайте кого-нибудь другого.

– Да вы оглянитесь вокруг! Все ходят парами, разговаривают парами. Вы и я – единственные одинокие люди в баре, если не на всем теплоходе. Нам ничего не остается делать, как мучить друг друга.

Литтл со вздохом поднялся из-за стола.

– Интересно, когда же американцы научатся хорошим манерам? – спросил он.

– Надеюсь, никогда,– Анна взяла со стола салфетку, на которой Литтл подсчитал оставшиеся ему часы жизни.– Думаю, вам не следует оставлять на столе записок с секретными формулами.

– Не с формулами, а с формулой,– поправил Литтл.– В моей профессии больше нет секретов. Все дело в деньгах.

– Серьезно?

– Серьезней некуда. Дайте эскимосам достаточно денег, снабдите их соответствующими пособиями и разработками, и через несколько месяцев они взорвут собственную ядерную бомбу. Наша помощь им не понадобится.

Нахмурившись, девушка взглянула на салфетку.

– Что должно произойти через семьдесят один час? – спросила она.

– Так, простые каракули,– устало сказал Литтл.

Он замигал, как сова, оказавшись на залитой солнцем палубе. Казалось, атмосферное давление внезапно изменилось, и ему стоило большого труда сохранить равновесие. Анна повела его к ближайшему соломенному креслу и покачала головой.

– Вы в фантастически плохой форме, доктор. Никакие аргументы в пользу целебных качеств водки вам не помогут.

– Я уже говорил вам о своем глубоком отвращении к физическим упражнениям. У меня от свежего воздуха голова кружится.

Литтл надел темные очки, висевшие на цепочке у него на шее. Ослепительно голубое небо больше не резало ему глаза.

– Вы не забыли мою выпивку?

Девушка протянула ему рюмку, и он умудрился осушить ее, не пролив ни капли. Солнце приятно согревало его; неумолимый ход минут, казалось, остановился.

Анна блаженно вытянулась в соседнем шезлонге, повернула лицо к солнцу и закрыла глаза. Сообразуясь с внезапной переменой погоды, она носила белую блузку-безрукавку и очень короткие облегающие шорты. Между шортами и блузкой виднелась узкая полоска загорелой кожи. Литтл внезапно ощутил острое желание положить ладонь на этот юный упругий живот. Он уже забыл, когда у него в последний раз возникали подобные импульсы.

Она открыла глаза и улыбнулась.

– Ну что, поговорим?

– О чем?

– Я не очень-то сильна в арифметике, но все же догадалась. До нашего прибытия в Майами остается как раз семьдесят один час,– Анна повернулась боком, почти прижавшись к Литтлу.– А вы знаете, иногда ваша британская молчаливость выглядит довольно нелепо. Разве вы не слыхали о докторе Фрейде? Стоит выговориться – и сразу станет легче. Конечно, я могу показаться настойчивой…

– Это еще мягко сказано.

– Квентин, ведь наша встреча не случайна. Я знаю, вы не верите в астрологию.

– О Господи!

– Ну конечно: такой крупный ученый! Все вы не верите в то, чего нельзя разглядеть под микроскопом. Когда я училась в высшей школе, то так и не смогла разобраться с этой штуковиной. Никак на резкость не наводилось. Между прочим, если бы не я, вы бы за всю поездку произнесли не более двух слов, и знаете, каких? «Еще рюмку», вот каких.

– «Еще рюмку, пожалуйста». Целых три слова.

– А вы хоть раз задавались вопросом, почему я поехала на этой посудине? Все лондонские гороскопы говорили, что Близнецам в ближайшие две недели следует воздержаться от воздушных путешествий, вот почему.

– Астрологи получают субсидию от морского пароходства.

– Даже если и так, какая разница? Честно говоря, мне в последнее время не везло с мужчинами, но я никогда не зарекаюсь. И вот, представьте себе: захожу я в первую же ночь в бар, и что же я вижу? Интересного мужчину, надменного одинокого англичанина, разбитого унынием и непомерным количеством водки.

Литтл заметил стюарда и жестом позвал его.

– Еще одну рюмку, пожалуйста. Скажите Гарри, что доктор Литтл просит добавить побольше лимонного сока.

– От цинги вы не умрете,– заметила Анна.– От недоедания – может быть, но не от цинги. Замкнутость – замечательная черта характера, Квентин, но давайте говорить начистоту. Вам предложили большую новую работу; судя по всему, эта работа вам по душе. Вас ведь не заставляли насильно подписывать контракт, верно? Сейчас вам следовало бы отдыхать, наслаждаться жизнью, или, на худой конец, играть в бадминтон на верхней палубе. А когда рядом с вами садится одинокая молоденькая курочка робко предлагает завязать знакомство, то вы должны хотя бы ответить ей. Я, например, считаю свою настойчивость просто героической. Вы ведь не привыкли пить такими дозами: как же вы будете работать? Нет, что-то вас беспокоит. Расскажите, а я вас внимательно выслушаю и утешу, как смогу. Видите, я уже уперлась ладошкой в подбородок.

– Беспокоиться должно все человечество, я-то как раз не очень волнуюсь.

Анна дотронулась до его руки.

– С человечеством все в порядке, Квентин. Не пытайтесь изображать экзистенциальную скорбь. Вас тревожит что-то вполне определенное. Что должно случиться через трое суток? Или лучше поставим вопрос так: зачем физик– ядерщик носит в кармане пистолет?

– Анна, Бога ради,– раздраженно сказал Литтл.– Если бы я мог твердо стоять на ногах, то я бы сейчас схватил вас вместе с шезлонгом и выбросил в Атлантику,– он огляделся.– Где, черт побери, стюард? У меня в горле пересохло.

Анна нырнула в бассейн. Ее купальник был одним из самых незамысловатых и в то же время привлекательных, какие Литтлу приходилось видеть в популярных журналах мод. Она дважды переплыла бассейн ровным, безупречным кролем, вылезла на несколько секунд, чтобы поправить бикини, и снова нырнула в воду.

Литтл уже успел заметить, что он не единственный, кто всерьез заинтересовался Анной Бладен и особенностями ее купального костюма. Большинство мужчин были со своими женами. Литтл в свои сорок два года был самым молодым из них, но выглядел едва ли не хуже всех. Однако Анна, в очередной раз выпрыгнув из бассейна, уселась именно рядом с ним, и этот факт наполнял его душу удивительным удовлетворением. Учитывая его положение, удивительно было даже то, что он мог испытывать удовлетворение.

Ей– таки удалось убедить… нет, буквально впихнуть его в плавки, купленные специально для этой цели в магазинчике на верхней палубе. Он прекрасно понимал, что выглядит как клоун. Литтл и впрямь не преувеличивал свое отвращение к физическим упражнениям: он их терпеть не мог. Еще мальчишкой он вечно болел, был тощим и близоруким. Большую часть своей жизни он провел за сидячей работой. В школе он брал призы на конкурсах по физике; в университете с отличием окончил кафедру физики элементарных частиц. После университета он был немедленно приглашен в Кэмберуэльский экспериментальный центр, где за достаточно короткий по научным меркам срок прошел путь от рядового сотрудника до заместителя директора. Он оставался все таким же тощим, невысоким, близоруким, с бледным лицом и шишковатыми коленями. Он не был мужчиной, на котором способна остановить свой взгляд молоденькая девушка во время морского круиза, и никто не знал этого лучше, чем он сам.

Впрочем, это его никогда не тревожило. Он давно сделал бесповоротный выбор между эмоциональной и интеллектуальной жизнью. Чувственная сторона его натуры атрофировалась: он приучил себя не испытывать эмоций самому и не удивляться их проявлению в других людях.

Анна подплыла к краю бассейна и плеснула в него водой. Выражение ее серо-зеленых глаз было загадочным.

– Выходите? – спросил он.

Она кивнула. Внезапно, потянувшись вперед, она схватила его обеими руками за щиколотку и укусила за большой палец на ноге.

Это был не игривый жест, а настоящий укус. От неожиданности и боли Литтл громко вскрикнул. Люди начали оборачиваться, кто-то уронил и разбил очки.

Зажав в зубах палец Литтла, Анна пыталась утащить его в воду. Он сопротивлялся, все еще не в силах поверить в чудовищность случившегося. Казалось, она всерьез намеревалась прокусить палец до кости. Литтл испытывал ужасное замешательство – большинство из присутствующих были англичанами – и вместе с тем удивительное, ноющее, почти сексуальное ощущение приподнятости во всем теле. Как бы то ни было, для представления выбрали именно его.

– То, что ты предлагаешь, невозможно по многим причинам,– резко сказал Литтл, вцепившись в поручень ограждения.– Приятно, слов нет, но невозможно.

Они стояли на прогулочной палубе и смотрели на лунную дорожку, дрожавшую на волнах. Воздух был теплым и влажным, почти тропическим. Было около полуночи, и Литтлу казалось, что его мозг, вознесший его так высоко,; сжался до размеров булавочной головки.

Анна прижалась губами к его плечу.

– Невозможно – это слишком серьезное слово,– npoшептала она.– Если бы мы считали многие вещи невозможными, то до сих пор плавали бы на каноэ, однако вот стоим на палубе «Куин Элизабет».

– Это возможно, допускаю. Невозможно то, о чем ты говоришь.

Она придвинулась ближе и запустила руки под его расстегнутую рубашку. Прикосновение ее прохладных пальцев к первому за двадцать лет загару было мучительно приятным.

– Что плохого, если мы попробуем? – прошептала она.

Они лежали в постели, на узкой койке в каюте Литтла. Анна нежно провела пальцем по его груди, пересчитывая ребра.

– Господи Боже, какой же ты тощий. Одни кости, никаких мускулов. Как тебе удается вращать винт микроскопа?

– У нас нет микроскопов. Мы работаем головой.

– Квентин, милый, а почему… почему ты думал, что у тебя не получится?

Литтл немного отодвинулся.

– Почему? Странный вопрос. Такое со мной случается не каждый день, да и не каждый месяц. В последний раз я…

– Но у тебя есть жена и двое детей. Значит, в сексуальном плане ты абсолютно нормален.

– Жена… да, жена. Может быть, не будем обсуждать мои сексуальные успехи в семейной жизни?

– Почему?

– По поводу Делии я тебе могу сказать только одно: это невозможная женщина.

– Зачем же ты женился на ней?

– Мне и самому иногда трудно понять. Анна взбила подушку и устроилась поудобнее.

– Если бы я не боялась, что ты осудишь меня за такие манеры, то я бы покурила.

– Кури. Я, пожалуй, тоже покурю.

Она грациозно прикурила две сигареты: себе и ему. Литтл бросил курить много лет назад, когда статистика безошибочно доказала, что сигареты сокращают срок жизни. Но теперь, подумал он, это вряд ли имеет значение. Он взглянул на часы: осталось пятьдесят восемь часов.

– Настало время подвести итоги,– сказал он, выдохнув.

– Подожди, Квентин,– быстро сказала она.– Не говори ничего. Ты знаешь, как я хотела узнать, что тебя гложет – сильнее всего на свете. Ты как будто бросил мне вызов, а я всегда отвечаю на вызов. Я всю жизнь куда-то спешу. Не успеваю прочитать в детективе и десяти страниц, как меня уже тянет заглянуть в самый конец и узнать, кто убийца.

– Я действительно хочу рассказать тебе. Теперь я просто обязан.

– Подожди, говорю тебе. Я отпускаю тебя с крючка.

– Не глупи.

– Нет, правда. Я знаю одно: я хотела успокоить тебя, чтобы ты перестал дергаться. Теперь все изменилось. Я, например, хочу, чтобы ты побольше рассказал о своей жене. Дурачок, ты думал, будто мне будет достаточно твоего объяснения, что она «невозможная женщина»! Нет, игра в молчанку хороша только для доброй старой Англии. Расскажи мне о семье, а об остальном забудь.

Литтл промолчал.

– Не знаю, как и сказать,– продолжала Анна, сделав глубокую затяжку.– Ты очаровательный человек. Я еще не встречалась ни с кем, кто был бы хоть отдаленно похож на тебя. Знаешь, я до сих пор не понимаю, зачем я укусила тебя за палец. Ты сидел такой холодный, уверенный в себе… и ничего нельзя было поделать с твоей интеллигентной отстраненностью. Поэтому я и укусила тебя. Я вот что хочу сказать: ты больше не бросаешь мне вызов. Ты живой, ты дышишь, совокупляешься так же, как и все остальные. Может быть, если я тресну тебя по затылку, ты даже потеряешь сознание. Если не хочешь ничего говорить – не говори. Зигмунд Фрейд был идиотом. Наверное, не нужно ни о чем говорить. Почему мы должны терять время на разговоры?

– Не мути воду, Анна,– раздраженно сказал Литтл.– Конечно, мы не составляли письменного соглашения, но уговор был предельно ясен. Я не собираюсь тебя обманывать. Сначала секс, потом разговор. Анна крепко поцеловала его.

– Заткнись,– прошептала она.– Храни свои проклятые секреты при себе.

Литтл оттолкнул ее.

– Ты сама этого хотела,– сказал он.– Теперь ты узнаешь обо всем, с самого начала. Но предупреждаю: многое покажется тебе невероятным.

Он не удержал сигарету и быстро смахнул ее с простыни на пол. Неуклюжая попытка вновь вернуться к курению показалась ему символичной и одновременно смешной. Литтл засмеялся. Его смех был похож скорее на квохтанье и звучал истерично даже в его собственных ушах. Он никак не мог остановиться. Смех, как и секс, был нечастым гостем в его жизни.

– Самое смешное в этом деле вот что,– наконец сказал он.– Если бы я знал заранее, что еще способен на такие вещи, то, вероятно, ничего бы не случилось. Но теперь уже поздно. Теперь ничего не поделаешь.

ГЛАВА 2

Патрульная машина подъехала к доку. За рулем сидел Ян Камерон – резкий, иногда даже жестокий полицейский. С другой стороны, он был из тех немногих копов, которые считают, что преступники – тоже люди.

Камерон перегнулся к заднему сиденью, взял бумажный пакет с бутылкой коньяка и вручил его Майклу Шейну.

– Сувенир с Бермудских островов. Очень сожалею, Майк, что все так кончилось.

– Я тоже.

Частный детектив – высокий, крепко сбитый человек с рыжей шевелюрой и грубыми чертами лица – так ни разу и не успел переодеться с тех пор, как приехал на остров. Последние пять, часов он провел в полицейском участке, отвечая на вопросы. Шейну иногда казалось, что большую часть жизни он провел в этих одинаковых служебных кабинетах: те же сигары, те же архивные шкафы, те же невозмутимые лица.

Два человека были мертвы. Один из них – женщина, которую Шейн знал больше десяти лет, обладавшая даром совершать непредсказуемые поступки. На этот раз она внезапно решила отправиться в двухнедельный отпуск на Бермуды с человеком, которого только что встретила. Она почти ничего не знала о нем: не знала, например, что человек этот едет на Бермуды с целью получить партию героина.

Но она не должна была умереть. Все принимавшие участие в инциденте согласились с тем, что произошла ошибка.

– Мы должны были поручить расследование тебе,– сказал Камерон.– Извини, я не хотел говорить этого при комиссаре полиции.

– Это моя вина,– проворчал Шейн.

– Нет, Майк. Это была нечестная игра. Наш комиссар привык думать о протоколе, а не о людях. К тому же у тебя не было выбора, верно? Я сам слышал, как он говорил тебе, чтобы ты держался подальше от полиции. В конце концов, это его остров, он здесь хозяин.

Шейн открыл дверцу.

– Я всегда думал, что у меня есть выбор,– сказал он.– В следующий раз я не буду спрашивать ничьих советов.

Двое репортеров, узнавших, что Шейн в последний момент изменил свои планы и решил ехать в Майами на теплоходе, поджидали его на пристани. Как только Шейн вышел из машины, один из них моментально щелкнул затвором фотоаппарата.

– Мистер Шейн,– мягко обратился к нему второй репортер.– Скажите, правда ли, что женщина, убитая сегодня утром, была вашей клиенткой?

– Она была моей клиенткой и моим другом,– сказал Шейн.– Можете поговорить об этом с копами.

– Мы уже пытались. Они отказались делать какие-либо заявления по поводу вашей связи с расследованием. Что вы можете сказать о работе полиции? Вы довольны тем, как они вели дело?

– Они просрали это дело,– коротко сказал Шейн.

– Можем ли мы процитировать ваши слова, мистер Шейн?

– Напечатайте их самым крупным шрифтом.

Шейн стал подниматься по трапу. Через несколько минут после того, как он взошел на борт теплохода, матросы убрали трап, и несколько буксиров начали транспортировать судно от причала на рейд.

Шейн спросил, как пройти к торговому пассажу на верхней палубе. По пути он ощутил на себе несколько неприязненных взглядов. Пассажиры, судя по всему, были твердо убеждены в том, что плата за проезд первым классом на знаменитом океанском лайнере избавляет их от необходимости лицезреть небритых субъектов, которые тому же спят одетыми.

В небольшом магазинчике Шейн приобрел кучу мелочей, включая такие необходимые вещи, как бритвенные принадлежности и плавки. В своей каюте он переоделся, через стюарда отдал старый костюм в чистку, попросив не обращать внимания на расплывшиеся пятна крови. Затем он выпил рюмку бермудского коньяку, прощального подарка Камерона, и лег спать.

Рыжеволосый детектив решил ехать на «Куин Элизабет» под влиянием внезапного импульса, но имелась и другая причина: ему нужно было подготовиться к встрече с газетчиками из Майами. Уже несколько лет Шейн не путешествовал на теплоходах такого класса.

Проснувшись, он первым делом направился в сауну и провел там пятнадцать упоительных минут. Последовавший за сауной обильный завтрак с лихвой вознаградил его за двое суток вынужденного воздержания от еды. Затем Шейн нырнул в бассейн и плавал там добрых полчаса, наслаждаясь возможностью разрядить накопившееся в мышцах напряжение. Краешком глаза он заметил очень хорошенькую девушку, но про себя решил, что еще не готов к подобным развлечениям.

К шести вечера бутылка коньяка незаметно опустела, и Шейн отправился на поиски бара. Не успел он взять бокал и отойти от стойки, как к нему подсела та самая хорошенькая девушка, которую он видел в бассейне. Она держалась уверенно, словно у них была заранее назначена встреча.

– Как мне сказали, вы и есть тот самый Майкл Шейн? – спросила она.

– Не могу этого отрицать.

– Частный детектив из Майами, не знающий поражений? Я думала, вы совсем рыжий, оранжевый, а вы скорее медно-красный. По всем остальным статьям вы в точности соответствуете описанию. Меня зовут Анна Бладен, и я в восторге от того, что видела вас в бассейне. Но откуда у вac столько шрамов?

– Накопились со временем,– Шейн сделал глоток, коньяку и запил из высокого бокала холодной водой. Девушка придвинулась ближе. Длинные темные волосы свободно падали ей на плечи. Ее руки и лицо были покрыты ровным коричневым загаром, который, однако, не мог скрыть рассыпь мелких веснушек на щеках и на крыльях носа. На ней было простое белое платье и туфли с очень высокими каблуками, такими, что она почти доставала Шейну до подбородка. Она без смущения выдержала взгляд детектива и улыбнулась.

– Я пью «дайкири»,– сказала она.

Шейн подозвал бармена и положил купюру на стойку.

– «Дайкири» для леди, Гарри. Возьми свой лучший ром.

В глубине салона прозвучал гонг. Шейн допил коньяк и пошел обедать.

Он сидел в одиночестве за маленьким столиком, пил кофе и курил гаванскую сигару, когда в зал вошла темноволосая девушка. Оглядевшись, она решительно подошла к детективу.

– Мистер Шейн, я отлично поняла ваш безмолвный намек, но мне нужно поговорить с вами,– сказала она.

Шейн покачал головой.

– Нет.

– Но это может заинтересовать вас. Разрешите мне рассказать вам вкратце, пока вы не докурите сигару.

Шейн выкурил сигару лишь наполовину, но поспешно загасил окурок в пепельнице и встал.

– Извините,– сказал он.

– Можно мне заказать вам коньяку? Я знаю, это звучит нескромно, но…

Шейн молча направился к выходу. Девушка осталась стоять у столика.

В кинозале шел легкомысленный фильм; Шейн устроился на заднем ряду. Актеры были полностью одеты, но, судя по взглядам, которыми они одаряли друг друга, постельная сцена могла последовать в любой момент. У исполнительницы главной роли было красивое личико, но не более того. Шейн вздохнул и вернулся в бар.

Перед входом он произвел быструю рекогносцировку: назойливой девицы в баре не было. Пропустив пару бокалов, он завязал с барменом неторопливую беседу. Напряжение постепенно спадало.

Минут через пятнадцать к Шейну подошел один из случайных знакомых по бару и спросил, не хочет ли он составить партию в покер. У мужчины была подтянутая фигура, волевое лицо и великолепные зубы – без сомнения, его собственные. На левой руке он носил кольцо с бриллиантом. Имя его соответствовало камню: его звали Джерри Даймонд*. По его словам, он был театральным агентом и часто отправлялся в поездки между Европой и Соединенными Штатами.

* Diamond – бриллиант (англ).

Его отличал панический страх перед самолетами, поэтому он путешествовал только на океанских лайнерах.

– Вы не опасаетесь садиться за карточный стол с незнакомыми людьми? – спросил он.

Шейн рассмеялся.

– Я опасаюсь садиться за карточный стол лишь с друзьями. Где мы будем играть?

– Вы первый, к кому я обратился. Подождите, я сейчас найду еще одного приятеля. Мы недавно играли с ним в бридж, и я крупно продулся: после выпивки трудно держать в голове целых пятьдесят две карты.

Даймонд вышел из бара, пообещав собрать игроков через десять минут. Шейн медленно направился следом. Проходя через общий салон, он заметил девушку, которая так хотела поговорить с ним. Анна… как бишь ее? Да, Анна Бладен. Она сидела на кушетке с тощим человеком в очках. Человек, по-видимому, был сильно пьян.

Анна также увидела Шейна. Она ткнула в его сторону указательным пальцем и вытянула большой палец, словно нажимая на курок, и тихо, одними губами, сказала: «Бах!».

Через несколько минут в игровом салоне собралось пять человек. За исключением Даймонда, все они были американцами. Шейн прошел несколько кругов, приспосабливаясь к стилю игры партнеров. Он заметил, что большинство игроков уже изрядно навеселе. Даймонд сорвал банк, потом проиграл три раза подряд и удрученно покачал головой.

Шейн с некоторым сожалением осознал, что партнеры ведут честную игру. Он перестал уделять все свое внимание картам, изредка блефуя, а в основном играя так, как играется. Знакомые сочетания цветов и цифр, привычный ритуальный язык карточной игры, неторопливое перемещение денег от менее удачливых игроков к более удачливым – все это возвращало Шейна в прошлое. Он почти восстановил утраченное душевное равновесие.

Он и думать забыл про Анну Бладен до тех пор, пока девушка не появилась в игровом салоне. Вид у нее был слегка испуганный. Обогнув стол, она подошла к Шейну и открыла лежавшие перед ним две карты из его прикупа.

– Разрешите мистеру Шейну выйти из игры,– сказала она.– Я его страстная болельщица, поэтому прошу прощения за грубость. Надеюсь, он скоро вернется.

Карты, которые она открыла, были туз пик и двойка бубен.

– Избави Бог от таких болельщиков,– проворчал Шейн.

Он допил остатки коньяка, сложил банкноты и сунул их в карман брюк. Девушка заторопилась к выходу, оглядываясь через плечо.

На прогулочной палубе она резко обернулась и взяла Шейна за руку.

– Я ужасно виновата перед вами…– начала она.

– Что за чертовщина происходит?

– Я не могла ждать, пока вы закончите игру. Мне показалось, вы собираетесь сидеть там всю ночь. Я…

– В покер играют всю ночь, потому что начиная с определенного момента очень трудно выйти из игры,– прервал ее Шейн.– Стоит расслабиться, отвлечь внимание, как тут же проигрываешь.

– Мне очень жаль. Поверьте, я не хотела! Но я попала в сложное положение, и мне действительно нужна помощь. Сядьте и послушайте меня хоть пару минут. Вероятно, вам предоставляется возможность заработать хорошие деньги.

– Только не сегодня, Анна. Вы очаровательны, особенно в бикини, и если вы собираетесь остановиться в Майами, то я позвоню вам. А сегодня ночью мне хочется просто поиграть в покер.

– Я не могу ждать. Если бы мы позавтракали вместе…

– Не стоит на меня давить, крошка. Нравится вам это или нет, но этот мир живет по мужским законам. Иначе президентом была бы женщина, и так далее.

– Черт возьми, я же не пытаюсь затащить вас к себе в постель!

– Очень жаль. Давайте на время оставим этот разговор, Анна. Вы должны были знать, что на этих судах всегда есть недостаток в мужчинах. Если вам нужен совет, обратитесь к капитану. Не исключено, что на корабле есть даже психиатр.

Он повернулся. Анна удержала его за рукав.

– Пожалуйста…

– Перестаньте, Анна,– тихо, но решительно сказал Шейн.

– Вы просто сукин сын!

– Временами,– поправил ее Шейн, открыв дверь в игровой салон. Анна с силой лягнула его каблуком по голени. Шейн яростно выругался, и лица игроков, сидевших за карточным столом, обратились к нему. Один из них усмехнулся, но никто не стал комментировать маленький инцидент. Шейн опустился на свое место.

– Покер,– объявил Даймонд.– У меня валеты. Вскрывайтесь, ребята.

Даймонд вышел из игры в два часа ночи, оставшись практически при своих. Один из наиболее удачливых игроков вспомнил, что его жена не может заснуть до тех пор, пока он не придет, так что, может быть, он тоже…

Шейн потянулся и широко зевнул. Вечер все-таки оказал на него терапевтическое воздействие. Он поблагодарил партнеров за компанию и пожелал им спокойной ночи.

На больших теплоходах найти свою каюту всегда непросто. Шейн спустился тремя палубами ниже, повернул не туда и уперся в тупик. Чертыхнувшись, он пошел назад.

В коридорах было очень тихо. Вибрация двигателей, расположенных глубоко внизу, почти не ощущалась. Шейн миновал еще одну короткую тупиковую ветку, в глубине которой какой-то припозднившийся пассажир тщетно пытался попасть ключом в дверной замок.

Свернув в боковой коридор, Шейн сразу ощутил слабое изменение атмосферы, словно кто-то открыл дверь каюты и выпустил в проход струю свежего морского воздуха. Он услышал за спиной какой-то шорох, но не успел как следует отреагировать на внезапную догадку. Резко рванувшись вперед, он начал разворачиваться, и удар пришелся ему в левое плечо.

Удар был очень силен: Шейну на мгновение показалось, что сломана кость. На него накинули простыню и ударили еще раз. На этот раз удар пришелся по касательной – Шейн успел отступить в сторону.

Накрытый простыней, он еще раз быстро шагнул в сторону, развернулся и выбросил вперед руки. Его пальцы сомкнулись, ухватив кого-то за рубашку на груди. Шейн сильно толкнул своего противника, припечатав его к стене, рванулся за ним и попытался ударить головой. У него сложилось впечатление, что нападавший ловок и очень силен.

Шейн был сильно стеснен в движениях. Простыня оказалась очень большой и покрывала его целиком. Он знал, что в таких случаях самое главное – постоянно двигаться. Он снова отступил назад, используя своего противника в качестве точки опоры, затем двинулся вперед. Его тело раскачивалось, как маятник, затрудняя возможность нанести решающий удар. На этот раз его рука схватилась за предплечье нападавшего и быстро скользнула к горлу.

Миновала еще секунда; Шейн давил изо всех сил. Неожиданно он услышал чье-то хриплое дыхание у себя за спиной, и в ту же секунду его череп словно взорвался.

На некоторое время Шейн потерял сознание, но удержался на ногах, по-прежнему сжимая горло первого противника обеими руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Человек, которого он душил, попытался лягнуть его ногой в живот. Шейн уловил начало движения, опустил правую руку и схватил человека за ногу, опрокидывая его на пол. Одновременно с этим приемом он потянул противника в том направлении, где, по его расчетам, должен был находиться второй. Ему это удалось, но он потерял равновесие и выпустил горло нападавшего. Падая на пол, он решил, что пора звать на помощь, и громко закричал.

Шейн упал на одно колено и тут же перекатился набок. Почувствовав под собой чье-то тело, он ударил кулаком вниз и услышал хруст. Он бешено барахтался под простыней, но, судя по всему, это были несколько простынь, сшитых вместе.

И тут Шейн вспомнил, что у него есть оружие: швейцарский нож с выпрыгивающим лезвием и с набором отмычек в полой рукоятке. Он вытащил нож и нажал на кнопку. Лезвие выскочило наружу.

Он сделал вид, что собирается откинуться влево, но рванулся назад к стене, чтобы обезопасить себя со спины. Почувствовав твердую поверхность, он взмахнул ножом. Лезвие прорезало простыню и на излете вонзилось во что-то мягкое. Шейн разорвал простыню и увидел надвигающуюся на него руку с дубинкой, похожей на полицейскую. Он ударил наугад и промахнулся. Затем кто-то, стоявший сбоку, еще раз сильно ударил его по голове. Шейн уже ничего не мог поделать.

Перед тем, как над ним сомкнулась темнота, он успел услышать звук открывающейся двери.

Сознание вернулось к Шейну разом, и он рванулся вперед. Простыня затрещала, освободив его голову и плечи. Он увидел полного мужчину в пижаме и пожилую женщину в халате и с бигуди в волосах. Вид у обоих был недоумевающий и раздраженный.

– Какого черта вы здесь делаете? – спросил мужчина.– Что за крики ночью?

Шейн медленно помотал головой. Он все еще сжимал в руке нож, скрытый под складками простыни. Убрав лезвие, он положил нож в задний карман брюк. В коридоре открылись еще две двери, изнутри выглядывали озабоченные лица.