Текст книги "Сплендор"

– Мне бы хотелось, чтобы это была ложь, – сказал он. – Но это правда.

– Покажи мне.

Он вопросительно поднял брови.

– Покажи мне те воспоминания, которые ты забрал у Клэр.

Это была разумная просьба, но от нее Анри стало не по себе. Он собирался только мельком показать ей этот зал и на этом закончить. Очень может быть, что, увидев предательство Клэр вблизи, она только испытает еще большую боль.

Но ему так надоело прятать от нее правду. Он пообещал рассказать ей правду, так как же он может отказаться открыть ее всю до конца?

Даже если это разобьет ее сердце.

Глава одиннадцать. Джульетта

Джульетта ощутила на своем языке вкус соли.

Только когда капля влаги достигла уголка ее рта и проникла между губами, до нее дошло, что она плачет. Ее руки и ноги онемели, разум отупел.

Она стояла перед целым рядом цветных стеклянных сосудов – их тут были десятки – и на полке, которую они занимали, аккуратными печатными буквами было выведено имя ее сестры, как будто не было ничего необычного в том, чтобы снабдить человека этикеткой и поместить его в красивые склянки.

Она смутно чувствовала, что стоящий рядом с нею Анри нервничает. Потому ли это, что он опасается ее реакции? Или потому, что он лжет?

Он лжет – как же иначе? Клэр бы никогда… но что, если она все же сделала это?

В ее груди разверзлась бездна. Она провела пальцем по бледно-розовому сосуду, имеющему форму витой ракушки. Стекло его было теплым. Значит ли это, что та Клэр, которую она знала, заключена здесь? Можно ли выпустить ее, как джинна в детской сказке?

– Я хочу увидеть то, что содержится внутри.

Анри вздрогнул, словно удивившись тому, что она заговорила, и Джульетта подумала, что она, наверное, долго стояла между стеллажами, молча плача.

– Вряд ли… – Он вытер ладони о пиджак. – Ты уверена, что это хорошая мысль?

– Нет, – бесцветным голосом ответила она, – не уверена. Но я все равно хочу увидеть, что там.

Анри кивнул, видимо, поняв, что она не уйдет, пока он не удовлетворит ее просьбу, какой бы неразумной та ни была. Он взял сосуд и вынул из него пробку.

– Подставь руки.

Она вытянула руки, Анри наклонил сосуд, и вытекшее оттуда молочно-белое облачко обвилось вокруг ее пальцев.

И она погрузилась в воспоминания Клэр.

Мама сидела у окна на кресле-качалке, и на ее колени падал бледный свет. Ее темные волосы были стянуты сзади в неопрятный узел, и она была одета в простую желтую хлопчатобумажную сорочку. Она была молода – наверное, чуть за двадцать – и держала на руках младенца. Во всяком случае, Клэр предполагала, что это младенец – хотя точно сказать, так ли это, было нельзя, поскольку он был полностью закутан в тонкое одеяло цвета слоновой кости, на котором были вышиты шмели.

– Клэр, детка, – сказала она, – подойди и познакомься со своей сестрой.

Но Клэр осталась стоять на месте. Ей не хотелось подходить. Она все еще не пришла в себя после событий вчерашнего вечера и минувшей ночи. Какая-то незнакомая женщина, намного старше, чем ее мать, явилась в их дом под вечер, неся под мышкой корзинку. Мама представила эту женщину просто как «повитуху», как будто ту назвали так при рождении, вместо того чтобы дать ей настоящее имя. У женщины была добрая улыбка и пухлое одутловатое лицо. Она подарила Клэр новую тряпичную куклу и набор кубиков и строго велела ей отнести их в свою спальню и оставаться там, что бы она ни услышала. Клэр пообещала ей так и сделать только потому, что повитуха держала игрушки так, что до них нельзя было дотянуться, и требовала от Клэр согласия, прежде чем отдать их ей.

Поначалу оставаться в спальне было легко. Клэр рассеянно слушала доносящиеся сверху невнятные разговоры, тяжелые шаги, плеск воды. Но потом ее мама начала стонать.

А затем она услышала крик.

Клэр тихонько поднялась по лестнице и заглянула в щелку между дверью и косяком. Ее мама лежала на кровати, выгнув спину от боли и скомкав простыню в кулаках. Ее ночная рубашка была мокрой и прилипла к ее телу, жилы на висках вздулись. Лицо у нее было красное и блестело от пота.

Сердце Клэр сдавил страх. Она сбежала по лестнице вниз и остаток дня пролежала, прижав колени к груди, гадая, не умирает ли ее мать. Может, тряпичная кукла и кубики были предназначены в качестве утешения, как пироги, которые соседи приносят на поминки?

Но ее мать не умерла. Наутро повитуха спустилась, напевая веселый мотив и неся охапку окровавленных простыней.

Когда она увидела Клэр, ее губы тронула ласковая улыбка.

– Все хорошо, дорогая. Теперь у тебя есть сестра.

После того, что творилось вечером и минувшей ночью, Клэр была совершенно уверена, что ей не хочется иметь сестру.

Но теперь ее мать была больше похожа на саму себя – хотя вид у нее был усталый. Она снова поманила к себе Клэр, глядя на нее с надеждой.

– Подойди, солнышко, и посмотри на нее.

Клэр медленно подошла, встала на цыпочки и посмотрела на сверток. У младенца было сморщенное личико, а головку покрывал редкий пушок, то ли белокурый, то ли рыжий. С минуту Клэр смотрела, затем опустила пятки на пол и сложила руки на груди.

– Она выглядит не очень…

Глаза ее матери широко раскрылись, и она прикрыла рот рукой, словно подавляя смех. А затем сказала:

– Ну, у всех младенцев лица немного напоминают…

– Кашу? – подсказала Клэр.

На сей раз ее мать все-таки рассмеялась – это был звонкий смех, похожий на звук колокольчика. Она нежно тронула Клэр за кончик носа.

– Да, кашу, это подходящее описание. Но она вырастет настоящей красавицей, вот увидишь. А теперь садись ко мне на колени, дорогая. У меня хватит места для вас обеих.

Воспоминание рассеялось, и зал снова приобрел четкие очертания. Сердце Джульетты неистово стучало в ее груди. Она помнила этот дом. Он был маленьким, там было полно сквозняков, а ковры на скрипучих половицах были вытерты. И ее мать. Она выглядела моложе, чем в неясных воспоминаниях Джульетты, но у нее были те же самые темные глаза. И тот же самый нос пуговкой. И чуть заметные складки вокруг ее губ, когда она улыбалась.

Джульетта не знала, как Анри это сделал – как он сумел так точно воспроизвести детали, – но это была всего лишь иллюзия. Ее накрыло облегчение.

– Это не воспоминание Клэр, – сказала она ему.

На лице Анри мелькнула тревога и быстро исчезла. Когда он заговорил, его голос звучал сдержанно. Осторожно.

– Почему ты так решила?

– Не пойми меня неправильно, это хорошая имитация. Но, когда родилась я, Клэр было всего четыре года. А ты сделал ее мысли такими сложными. Она никак не могла думать, используя такие слова, как в качестве утешения.

– Вероятно. Но память работает не так. – Глаза Анри были полны сожаления. В нем было нечто такое, что внушало ей доверие. Но, возможно, она видит только то, что он сам хочет ей показать.

Она сглотнула.

– Я не понимаю. Это воспоминание Клэр или нет?

– Воспоминания не заслуживают большого доверия, это известно. И они, к тому же, изменчивы… – Анри сжал свой затылок. – Поэтому-то мое волшебство и действует так эффективно. Всякий раз, когда мы что-то вспоминаем, наш разум немного изменяет это воспоминание – добавляет новые детали, удаляет старые – даже когда мы не осознаем, что это происходит. Вероятно, Клэр потом не раз думала о том дне. Но, вспоминая его, она каждый раз была уже другим человеком – у нее появлялись новые впечатления, менялись ее восприятие самой себя, ее чувства к тебе. Так что всякий раз, думая о нем, она вспоминала его в новом контексте, и детали становились немного иными. Возможно, четырехлетняя Клэр и не знала таких слов, как в качестве утешения, но в двадцать лет она знала их наверняка.

Джульетта обхватила себя руками. От мысли, что ее собственные воспоминания могут не заслуживать доверия, она чувствовала себя так, будто земля уходит у нее из-под ног. Как будто она стоит не на камне, а на зыбучем песке. Она не могла этого принять.

– Это не имеет никакого смысла, – сказала она, имея в виду и его объяснение работы памяти, и его утверждение, что Клэр хотела избавиться от своих воспоминаний.

Он вздохнул.

– Я знаю. Но это не значит, что это неправда.

Джульетта смотрела, как сожаление на его лице сменилось покорностью судьбе, на смену которой опять приходит сожаление. И было ясно, что и то и другое искренне.

Все в душе Джульетты смолкло, и там воцарилась глухая тишина. Как после взрыва.

Она всегда знала правду. Она знала ее, когда украла деньги, отложенные на черный день, знала, когда садилась в карету, знала, когда входила в двери «Сплендора». Клэр оставила ее, бросила, и она всегда знала, что когда-нибудь это случится.

Она всегда понимала, что так и будет. Все бросали ее. Ее отец, который ушел еще до того, как она смогла запомнить его лицо. Ее мать, которая пообещала вернуться, но так и не вернулась.

И вот теперь Клэр.

Все свое детство Джульетта отворачивалась от уродливой реальности, как отворачиваются от рычащей собаки в надежде на то, что она пойдет своей дорогой, не став нападать, но ее все равно продолжал грызть страх: что, если ее бросит и Клэр?

И теперь ее худшие страхи сбылись. Она осталась совершенно одна.

У нее зазвенело в ушах.

– Я хочу пойти в номер. – Ее голос звучал безжизненно, глухо.

– Да, конечно. – Анри сжал ее локоть, словно опасаясь, что она лишится чувств. Возможно, так и будет.

Весь обратный путь она прошла как в тумане, спотыкаясь и ничего не видя. Чудеса «Сплендора» не привлекали ее, она с трудом переставляла ноги. Несколько раз Анри прочищал горло, будто желая что-то сказать, но так ничего и не говорил.

Ее мысли блуждали, она чувствовала себя будто отделенной от своего собственного тела, и ей казалось, что, возможно, когда Анри отпустит ее локоть, она воспарит и улетит.

Но, когда они наконец дошли до двери ее номера и он отпустил ее, разочарованная Джульетта обнаружила, что ее ноги, словно налитые свинцом, так и остались стоять на полу.

Анри ткнул плинтус носком ботинка.

– Прости. Я думал, правда поможет тебе.

Она уставилась на него:

– Поможет сделать что?

Лицо Анри дрогнуло, и он пожал плечами:

– Я надеялся, что она поможет тебе понять, чего ты хочешь. Поможет стать счастливой.

В ней вспыхнула искра гнева, и контуры предметов задрожали и расплылись перед ее глазами, как дрожит воздух над костром. Она и забыла, что гнев – если у него есть пища – способен разрастись, вытеснив все остальное. Он вытеснил из ее сердца отчаяние. Именно он и привел ее в этот отель, но затем она забыла, что его нужно кормить, питая вместо этого нелепую надежду на то, что это «Сплендор» изменил Клэр и что Клэр, возможно, не хотела ее бросать. Но теперь она вспомнила, как следует питать свою ярость, свой гнев.

Наверное, ей следовало бы испугаться, почувствовав, как гнев захлестывает ее, как он сжигает все. Но она не испугалась. Гнев принес ей облегчение, он был словно холодная вода в жаркий день.

Анри вглядывался в нее, и на лице его была написана такая искренность, что на секунду ей захотелось перестать питать свой гнев и дать ему сойти на нет. Но тогда на место гнева придет боль. И она засмеялась злым, жестоким смехом. Он вздрогнул, и это порадовало ее.

– Ты думал, известие о том, что моя сестра питала ко мне так мало любви, что захотела избавиться от воспоминаний обо мне, может сделать меня счастливой? – Ее голос звучал визгливо.

– Нет, разумеется, нет. – Волосы Анри упали ему на лоб, и он откинул их. – Но я думал, что правда поможет тебе.

Она бросила на него испепеляющий взгляд.

– Посмотри по сторонам, Анри. Никто не является сюда за правдой.

Он воззрился на нее, словно пытаясь собраться с мыслями, подыскать слова. Но она не стала ждать. Ей не хотелось слышать то, что он скажет. Открыв дверь своего номера, она зашла и захлопнула ее перед ним.

Джульетта не могла заснуть.

Оказалось, что ярость придает силы. После того как Анри перестал стучаться в дверь номера и просить открыть ее, она провела весь остаток дня, ходя взад и вперед, игнорируя предлагаемые Кэли еду и увеселения и отказываясь поддаться искушению убраться из «Сплендора» до срока и больше никогда не возвращаться сюда. У нее не было желания остаться, но она также не хотела и уходить. Ее мысли неслись по кругу, подобно псу, убежденному, что, если постараться, он сможет поймать свой собственный хвост.

Когда пришла ночь, она чувствовала себя опустошенной. Ее тело болело от усталости, и она жаждала забвения, которое подарит ей сон. Она легла в кровать с нетерпением щенка, которому предложили кусок печенки. Но даже здешний невероятно удобный матрас не смог подарить ей забытье. Перед ее мысленным взором снова и снова проходило воспоминание Клэр.

Может быть, ее рождение разрушило жизнь Клэр?

От этой мысли ее пробрала дрожь. И тут ей в голову пришла другая мысль, и она резко села. Вернувшись из «Сплендора», Клэр узнала ее. Она держалась с ней холодно и отстраненно, но она знала ее. Значит, не все воспоминания Клэр о ней были удалены. Внезапно ей отчаянно захотелось узнать, какие воспоминания хранятся в остальных сосудах, какие воспоминания Клэр решила продать и почему. Ей надо было остаться в Зале Воспоминаний подольше и заставить Анри показать ей содержимое каждого сосуда, принадлежавшего Клэр.

Джульетта встала, надела халат и тапочки. Анри наверняка не позволил бы ей опять войти в тот зал после того, как она так отреагировала на воспоминание Клэр. Но ей не нужно его позволение. Она запомнила дорогу туда. И она выскользнула в коридор.

В отсутствие света «Сплендор» выглядел совсем иным.

В окна лился бледный, холодный свет луны, придавая коридорам жуткий вид, по стенам ползали тени, похожие на пауков. По спине Джульетты пробежали мурашки, и она едва не повернула назад.

Но тут факелы на стенах вдруг вспыхнули и омыли ее теплым приветливым светом. Перед нею на площадке лестницы возник столик, на котором стояли чашки с горячим дымящимся какао, вазочки с маршмеллоу, блюда с мятными конфетами и графинчики, полные ароматных сиропов. Наверняка это угощение предназначено для того, чтобы внушить ей желание вернуться в номер. Может, поддаться искушению и угоститься? Попивая горячий шоколад перед потрескивающим в камине огнем, она смогла бы расслабиться и заснуть. Но в ее мозгу опять возникли мысли о Клэр – тайна остающихся стеклянных сосудов с воспоминаниями ее сестры настойчиво влекла ее вперед, – и она прошла мимо столика, надеясь, что он еще будет здесь, когда она вернется.

Она спустилась по лестнице и пошла по лабиринту из коридоров, направляясь в северо-западный угол главного здания, куда утром привел ее Анри.

Но тут она увидела знакомую картину – два кожаных кресла с подголовниками, стоящие возле полок, полных книг, перед водопадом, омывающим стеклянные валуны и вливающимся в небольшой бассейн, на поверхности которого спит пара лебедей.

Она проходила здесь несколько минут назад, хотя тогда один из лебедей еще не спал и, увидев ее, издал какой-то приглушенный звук.

Она была так уверена, что сможет найти дорогу, но каким-то образом сделала круг.

Может быть, это просто потому, что она устала.

Она попробовала еще раз, напрягши внимание, но через несколько минут вновь оказалась возле водопада.

Сколько бы раз она ни пыталась, ей не удавалось отыскать ту лестницу, к которой ее привел Анри.

Когда он вел ее в Зал Воспоминаний, там нигде не было ни засовов, ни замков. И она решила, что без труда сможет вернуться туда и получить доступ к воспоминаниям Клэр. Но теперь ей было ясно, что это куда сложнее, чем она ожидала.

В отеле, полном иллюзий, ей вряд ли удастся отыскать нужный ей путь.

Глава двенадцать. Анри

Анри не мог сосредоточиться.

Обычно ему нравилось работать с воспоминаниями – он испытывал упоение, выбирая ненужные, нежеланные соломинки из памяти одного человека и превращая их в золото в памяти другого. Но сегодня он никак не мог собраться. Перед его мысленным взором то и дело вставало лицо Джульетты, полное муки и начисто лишенное надежды. Он был так уверен, что правда поможет ей обрести покой. Он понимал, что, узнав о предательстве Клэр, она испытает боль – было бы глупо думать иначе, – но он также был убежден, что это освободит ее.

Но в результате он опять сделал хуже.

Даже долгое купание в горячих источниках не помогло ему. Его мысли одновременно и неслись вскачь, и еле ворочались, как будто его разум разделился пополам и одна его половина лихорадочно искала ответы, а другая пребывала в тупом отчаянии.

Его босые ноги оставляли на каменных полах мокрые следы, пока он рассеянно двигался от номера к номеру, вполсилы вплетая иллюзии в сны спящих гостей. Он вливал в их сознание стандартные удовольствия – даря им радость от праздников, развлечений, вкусной еды. На что-то более сложное у него просто не было сил.

А между номерами его мысли снова и снова возвращались к Джульетте. Как он мог убедить себя, будто понимает ее? Почему он решил, что они похожи, что она, как и он сам, предпочла бы не фантазию, а реальность? Он считал, что у него на руках выигрышная комбинация карт, но их вдруг выхватили у него, перетасовали и раздали заново. И теперь он больше не понимал правил игры. Он вообще перестал понимать, в какую игру он играет.

В его мозгу снова и снова звучали слова Джульетты. Никто не является сюда за правдой. Это было так не похоже на то, чего он ожидал от нее, и он удивлялся тому, какую печаль это вызывает в его душе.

Такие слова могла бы сказать Стелла.

Стелла. Его охватила паника. Она будет вне себя.

Но сейчас ему нельзя беспокоиться из-за этого. Ему еще предстоит столько работы. Столько серой обязаловки. Ему нужно обслужить еще многих и многих гостей и сотворить одно особенно сложное Неповторимое Переживание. Он взъерошил пальцами свои волосы и решил заняться именно им. И направился к номеру 278, в котором остановился Артур Чарльз.

Анри достал из своей сумки стеклянный сосуд – грушевидный и темно-серый. Пустые сосуды для воспоминаний были одинаковыми – прозрачными и имеющими одну и ту же форму и один и тот же размер. Но едва в такой сосуд попадало воспоминание, как стекло начинало изгибаться и менять цвет. Счастливые воспоминания обычно придавали сосудам ласкающие глаз формы и веселые цвета.

Но этот сосуд имел форму ручной гранаты, и клубящееся в нем воспоминание придало его стеклу зловещий темный цвет.

Артур Чарльз жаждал приключений, и самым большим его желанием было героически броситься в бой. Анри было страшно приступать к решению этой задачи. Обычно создание Неповторимого Переживания приносило ему удовлетворение, ибо такие переживания были полны ярких образов и сильных эмоций, которых ему так не хватало в его собственных воспоминаниях.

Но на этот раз все было не так. Ему требовалась огромная концентрация внимания, чтобы тот, кому он передавал это воспоминание, в полной мере испытывал упоение битвой, но в то же время не чувствовал той муки и того отчаяния, из-за которых донор, тот гость, кому это воспоминание принадлежало прежде, захотел избавиться от него.

Но, к сожалению, после всего того, что произошло с Джульеттой, Анри сейчас было трудно собраться.

Хотя, с другой стороны, работа над этим Неповторимым Переживанием под стать мрачному расположению духа, владеющему им.

Он сделал глубокий вдох и возвел вокруг своего сердца стены, слишком высокие, чтобы их могла преодолеть такая банальная штука, как беспокойство. Призвав на помощь запас силы, таившийся в нем где-то глубоко-глубоко, он вынул из сосуда пробку, наклонил его, и облачко воспоминания вылилось в его ладонь.

На него тут же обрушился поток образов, ощущений и чувств – лязг стали, запах крови, готовность умереть за правое дело. Он аккуратно направил воспоминание в маленькое отверстие в стене номера 278 и осторожно опустил его на виски Артура Чарльза. И начал вплетать его в сознание этого гостя.

Он удалил из него куда больше, чем оставил, убрав полное боли ржание раненых лошадей, отдающую серой вонь порохового дыма, жуткое зрелище убитого друга.

И страх.

Затем искусно вплел то, что осталось, в сознание Артура Чарльза, переплетя это с фантазиями, которые тот лелеял с детства. Вот Артур храбро бросается в бой. Вот он ощущает в своей руке тяжесть сабли, чувствует под собой бег своего коня. Анри подарил ему чувство товарищества, чести и радость от одержанной победы, как Артур всегда и воображал, но теперь все это было пропитано тщательно отобранными чувствами и ощущениями, взятыми из воспоминания того, кому действительно довелось воевать.

В конечном итоге Неповторимое Переживание получилось безупречным – Артур будет мысленно проживать его опять и опять, упиваясь его деталями. И когда-нибудь расскажет эту историю своей семье, качая на колене своего внука. Он улыбнулся во сне.

И Анри почувствовал себя лжецом.

На следующий день Анри избегал встречи со Стеллой так долго, как только мог, сосредоточившись на своей работе. Он провел короткое совещание с создателями атмосферы, чтобы удостовериться в том, что номер каждого из гостей дарит тому то отдохновение и волшебство, которым славился «Сплендор». Он зашел к портным, чтобы проверить, как идет работа над костюмами для предстоящего бала-маскарада. А затем отправился на кухню, чтобы дать Амелле рекомендации по поводу ужина. Для номера 117 он велел приготовить пасту, пропитанную ощущениями покоя и комфорта; для номера 397 – копченую семгу, сдобренную теми чувствами, которые человек испытывает, любуясь отражением оранжевого заката на поверхности горного озера; для номера 123 – жаркое в горшочке со вкусом возвращения домой.

– Все это звучит просто восхитительно, – сказала Стелла, войдя в кухню и приобняв Амеллу за плечи. –  Жаль, что я не могу отведать каждое из этих блюд.

При виде нее у Анри засосало под ложечкой. Он надеялся отложить беседу о Джульетте на потом. Стелла взглянула на него с непроницаемым выражением лица, затем снова перевела взгляд на Амеллу.

– Я рассчитывала ненадолго забрать Анри у тебя. Или… тебе надо поговорить с ним еще?

Вопреки очевидному Анри надеялся, что главная повариха скажет: Да, по правде говоря, нам еще надо обсудить меню для десятков гостей. Но работники отеля редко отказывали Стелле, и этот раз тоже не стал исключением.

Амелла приветливо улыбнулась:

– Нет, мы, разумеется, можем договорить и потом. Он весь в вашем распоряжении.

Анри последовал за Стеллой вон из кухни, и она взяла его под руку.

– Давай погуляем по саду, хорошо?

– Конечно, – ответил он, – как тебе будет угодно.

Стелла вышла через одну из боковых дверей, и они оказались в лабиринте из безукоризненно подстриженных живых изгородей. Вернее, это гостям казалось, будто здесь находится лабиринт. Для Анри и Стеллы это была просто прямая дорожка, ведущая в небольшой розарий, в центре которого стояла каменная скамья. Они оба уселись, Стелла повернулась к нему, заученное радушие сползло с ее лица, и оно стало серьезным.

– Мне не терпелось услышать последние новости о той нашей гостье, которая свалилась на нас как снег на голову.

Анри вздохнул, чувствуя изнеможение, вызванное отнюдь не недостатком сна.

– С ней возникло небольшое осложнение.

Она слегка поджала губы.

– Какое именно?

– Недавно в отеле останавливалась ее сестра. – Он уставился в землю и поддел носком ботинка камешек. – И стала донором.

Стелла шумно втянула в себя воздух, и Анри поднял взгляд. Ее лицо побледнело, и она медленно качала головой.

– Как это могло произойти? Почему ты не пришел ко мне вчера вечером сразу, до того, как начать ночной обход?

Анри стиснул рукой край скамьи. Ответить на этот вопрос было нелегко. Как он объяснит, что знал про Клэр с самого первого вечера? И, что еще хуже, как сказать Стелле, что он приводил Джульетту в Зал Воспоминаний? Если бы он только мог…

– Анри! – Голос Стеллы был резок и властен. – Ответь мне.

– Я не знаю, как это произошло, – ответил он на первый вопрос, проигнорировав второй. – Она забронировала отель в последний момент, так что у нас не было возможности проверить ее.

– Напомни мне, какое воспоминание ты забрал у ее сестры.

Слова застревали в его горле.

– Это было не одно воспоминание, их было много. Эта гостья больше не хотела иметь сестру. – Когда он произносил эти слова, ему стало не по себе, и он вдруг ясно осознал, почему Джульетта вызывает у него такие странные чувства. Он старательно удалил из сознания Клэр почти все ее воспоминания о Джульетте. И в результате сам стал чувствовать себя так, будто знал Джульетту всю свою жизнь. И ненавидеть Клэр за то, что та совершила.

Стелла вскочила на ноги и принялась ходить взад и вперед, массируя свой лоб.

– Мы должны выставить ее. Это катастрофа.

В душе Анри снова пробудился охранительный инстинкт, и он подумал, что это, возможно, отголосок той привязанности, которую когда-то испытывала к Джульетте Клэр. Но, как бы то ни было, принадлежало ли это чувство ему самому или нет, он хотел помешать планам Стеллы.

– Это не катастрофа, – сказал он. – Я по-прежнему работаю над тем, чтобы выяснить, чего она хочет.

– Она может хотеть только одного – разрушить все то, что я создавала всю жизнь. – Взгляд у Стеллы сделался безумным, ее грудная клетка ходила ходуном. Анри вдруг показалось, что там заключена испуганная птица, отчаянно пытающаяся освободиться, спастись.

Анри встал и ласково положил ладонь на ее предплечье.

– Ее сердце разбито. Вероятно, ей просто нужно время, чтобы прийти в себя.

– У нас нет времени, – рявкнула Стелла. – Покупательница этих воспоминаний уже здесь, и, если эта девушка помешает их передаче, она все разрушит.

– Она не помешает, – возразил Анри, хотя его пульс неистово частил. – У меня все под контролем.

Выражение лица Стеллы изменилось.

– В самом деле? Я беспокоюсь о тебе, Анри. Мне бы не хотелось, чтобы ты надорвался и с тобой опять случился приступ.

Анри вздрогнул. Хотя он и хорошо разбирался в воспоминаниях – и знал, что давние покрываются приятной патиной, а свежие вибрируют от новизны, – его собственные воспоминания то и дело ускользали от него. Магия воспоминаний была одновременно и благословением, и проклятием – он мог помогать другим, но из-за этого его собственные воспоминания были зыбки. Время от времени он утрачивал их совсем. Это было ужасно – знать, что ты что-то забыл, но не понимать, что именно. Это было все равно что зайти в комнату и вдруг обнаружить, что ты не помнишь, зачем ты здесь, – но то, что происходило с ним, куда больше пугало и выбивало из колеи.

Даже его воспоминания о детстве были размытыми, неясными. Как будто кто-то смазал непросохшие чернила. Но одну вещь он не забудет никогда – как Стелла и Тео взяли его к себе после того, как его собственные родители бросили его. Отец и мать не сумели справиться с его странностями – с забывчивостью и со способностью проникать в их воспоминания и подробно пересказывать их. Анри смутно помнил, как они сложили его вещи в небольшой ящик, отвели его в детский дом и тихо поговорили с воспитательницей. Он помнил, как умолял их не уходить и как его сердце разбилось от горя, когда они ушли. Но как бы он ни силился, ему никак не удавалось вспомнить ни их лиц, ни их имен.

Через несколько месяцев Тео и Стелла забрали его к себе, в «Сплендор», и отнеслись к нему как к сыну, которого у них никогда не было. Они помогли ему понять волшебство и научили управлять им. Его пробирала дрожь, когда он представлял себе то, что могло бы произойти с ним, если бы не они. Если бы у него не было работы в отеле, его жизнь была бы пустой, не имеющей смысла. И какая другая пара захотела бы усыновить ребенка, который не способен удержать свои собственные воспоминания, ребенка, который в один прекрасный день может их забыть?

Стелла и Тео спасли его, и преданность им была абсолютной. Он никогда никому не позволит причинить им вред. Даже Джульетте, как бы она ни нравилась ему.

Он сглотнул застрявший в горле ком. Стелла пристально смотрела на него с беспокойством на лице.

– Со мной все хорошо, – сказал он. – Я найду способ справиться с этой проблемой, обещаю.

Она положила ладонь на его щеку. Ее рука холодила его горячую кожу.

– Ты хороший мальчик, Анри.

Его охватила нежность.

Единственная вещь, которую Стелла любила так же сильно, как Тео и Анри, был «Сплендор».

Он помнил, как как-то раз – когда он приходил в себя после особенно тяжелого приступа – она сидела у его постели, положив сложенную прохладную тряпицу на его лоб. Кормя его с ложки теплым бульоном, она говорила тихо, почти рассеянно, как будто разговаривала не с ним, а с самой собой.

– В детстве у меня было всего две мечты. Я хотела стать матерью и создать что-то настолько невероятное, чтобы людям казалось, что фантазии могут оживать. Тот день, когда мы купили эту землю, стал одним из самых счастливых дней моей жизни. – Она замолчала, держа ложку над миской. – Ты знал, что когда-то на этом месте стоял древний храм?

– Нет, не знал. – Но, подумав о геотермальных озерах в подземелье, он не удивился. Он не мог представить себе ничего более священного, чем умиротворяющее исцеление, которое они дарили ему.

Стелла прижала ложку к его губам.

– Он пришел в ужасное запустение, но я сумела проникнуть сквозь пелену иллюзии и увидеть, каким он может стать.

Тогдашнее выражение ее лица, когда она говорила о «Сплендоре» – мечтательное, благоговейное, – сохранилось в его памяти, как совсем немногое в его жизни.

Она поставила миску с бульоном на прикроватную тумбочку.

– Когда здесь у нас появился ты, моя первая мечта сбылась, – сказала она. И, перевернув мокрую тряпицу, промокнула его виски более прохладной ее стороной. – И я надеюсь, что ты поможешь мне не дать угаснуть и второй моей мечте. Ведь когда-нибудь «Сплендор» может стать твоим.

Это воспоминание вызвало у него улыбку, и, когда его взгляд встретился со взглядом Стеллы, она тоже улыбалась, как будто они вместе переместились в прошлое. Как будто она только-только выходила его.

Анри сжал ее пальцы:

– Не беспокойся. Я никогда не допущу, чтобы с твоим достоянием произошло что-то дурное.

– Это не только мое достояние. Отель важен и для твоего будущего. Я полагаюсь на тебя и надеюсь, что ты будешь оберегать «Сплендор» для нас всех.