Текст книги "Этюд в тонах Шарлотты"

Пять

Вечер школьного бала я провел за домашней работой.

Потрясенному Тому понадобилось несколько часов, чтобы смириться с моим решением и начать собираться. Краем глаза я наблюдал, как он красуется перед зеркалом. Только с его самоуверенностью можно было надеть этот светло-голубой костюм; я бы в таком был похож на чокнутого кузена Бадди Холли[9]9
  Американский певец и композитор, один из родоначальников раннего рок-н-ролла.


[Закрыть]. Окончательно убедившись в том, что я не передумал («Мариэлле не с кем пойти, а она даже не считает тебя убийцей!»), он отправился за Леной. Ну а я вернулся к стихотворению, которое нам задал написать мистер Уитли. Свои контактные линзы я сменил на очки в роговой оправе, чтобы полностью вжиться в образ.

Я занес ручку над страницей и остановился, в который раз спросив себя, что же я делаю.

Во-первых, мне вообще-то нравились танцы. Ну, то есть мне нравилось приглашать девушек на танцы. Так. Наверное, все дело в том, что мне просто нравились девушки. Мне нравилось ловить в классе их застенчивые взгляды, нравился исходящий от их волос цветочный аромат, нравились прогулки вдоль Темзы под серым лондонским небом, болтовня о нелюбимых учителях, о книгах, о планах на будущее. Но все эти воспоминания теперь слились воедино. Уже не помню, с кем я тогда прятался от снегопада в той забегаловке, с Кэти или Фионой? Это ведь у Анны была аллергия на клубнику? Моей сестре Шелби, кажется, понравилась Мэйзи? Даже та самая Роза Милтон, девушка моей мечты, с ее мягкими вьющимися волосами и бесконечной вереницей тупых парней… не уверен, что в этот вечер я согласился бы выйти отсюда даже ради нее.

Даже если бы меня пригласила Холмс.

Кажется, эта ее мизантропия заразна.

Я оставил Шарлотту в лаборатории 442 после длинного и сложного дня. Их враждебная переписка с братом была лишь одним из неприятных эпизодов. Она не показала мне сообщение, которое отправила ему, но я мог видеть его ответы. «Нет, ты засекла не моего шпиона, – настаивал он. – Мой работает в штатном режиме. Для примера: ты сейчас в черном, а Джейми Ватсон злится на тебя. Я по-прежнему слежу за тобой».

«Это не слежка, а твои дешевые приемы, и они не работают», – яростно напечатала она.

Разумеется, она была в черном с головы до ног.

– Может, уже займемся делом? – в конце концов спросил я, стараясь скрыть раздражение.

Мы впустую потратили полдня, перебирая владельцев гремучих змей в Коннектикуте. Даже когда мы расширили круг поисков до Массачусетса, а после и до Род-Айленда, это ничего не дало. У всех змеи были на месте – по крайней мере, никто не признался в обратном энергичному юному репортеру, собирающему материал для книги об опасных животных и тех, кто, бог знает почему, любит их и держит у себя дома.

Холмс, все еще злая после разговора с братом, сидела и наблюдала за мной.

Я вычеркнул последнее имя из списка.

– Давай тогда начнем обзванивать зоопарки…

– Тоска смертная, – раздраженно бросила она. – С помощью Скотленд-Ярда я бы уже раскрыла это дело. Господи, в Англии одно мое имя творит чудеса. Здесь же мне приходится сидеть и слушать, как ты гадаешь по телефону, не врет ли тебе очередной идиот с ягуаром в квартире, хотя эта работа не для тебя.

Она рухнула обратно на свой диванчик, нежно прижимая к груди скрипку, словно ребенок – плюшевого мишку.

– Хорошо, – сказал я и поднялся. – Что ты вытащила из машины прошлой ночью? Ну, то, что ты не хочешь мне показывать?

Она бросила на меня равнодушный взгляд.

У меня просто руки опускались.

– Ясно. Мне уже пора сушить сухари, как думаешь?

Тут она поняла, что я просто так от нее не отстану, взяла смычок и принялась так свирепо выпиливать концерт Дворжака, что меня буквально вышибло за дверь. У нас не было ни зацепок, ни информации, и завтра детектив Шепард предъявит нам все то, что он на нас нарыл.

Ну а если меня даже и не арестуют, домашние задания никто не отменял.

Вот почему теперь я сидел в своей комнате, уставившись на пустой лист бумаги. Я попытался прогнать тяжелые мысли и вернуться к работе. Мистер Уитли задал нам к понедельнику сочинить такое стихотворение, которое будет непросто писать. Странная формулировка, ведь мне со стихами каждый раз приходилось тяжко. Для меня это все равно что смотреться в зеркало в темноте или изучать сюрреалистические картины. Я люблю ясность. Сюжет. Причину и следствие. Спустя два часа яростного черкания по бумаге я уронил голову на стол.

Раздался легкий стук в дверь.

– Джейми? – послышался голос миссис Данхэм. – Я принесла тебе чаю с печеньем.

Я впустил ее. Вид у нее был, как всегда, слегка безумный: растрепанные волосы, съехавшие набок очки. Но она принесла печенье с шоколадной крошкой, и оно еще даже не остыло.

– Ты сегодня здесь совсем один, – сказала она, протягивая мне дымящуюся кружку. – И я решила заглянуть поздороваться. Понимаю, тебе сейчас непросто.

– Спасибо, – смущенно ответил я. – Надо доделать домашнее задание. Вот, пишу стихотворение.

– И как успехи? – спросила она сочувственно.

– Никак. – Она заварила мне «English breakfast», от которого мои бутафорские очки мигом запотели. Тут я задумался, кто из нас двоих больше грешит стереотипами. – Может, что-то посоветуете?

Она задумалась, что-то тихонько бормоча.

– Мне всегда нравилось это стихотворение Голуэя Киннелла: «Постой. Не верь никому, если хочешь. Но времени верь: не оно ли всегда с тобой?»

Ее голос, глубокого тембра и распевный, прекрасно подходил для декламации.

– Время все ставит на свои места, тебе не кажется?

– Конечно, – ответил я.

Если бы все было так просто.

И тут в дверях позади нее появилась девушка.

– Ватсон, ты готов? – раздался загадочный, фантастический голос с хрипотцой, которая будто усилилась, и в комнату вошла Холмс.

Я заморгал не веря себе. Она изменила прическу. Вместо привычных прямых блестящих прядей – взъерошенные кудри. И платье оказалось совсем не таким, каким я его себе представлял. Оно напоминало ночное небо. Теперь понятно, почему Лена положила на него глаз: у него был такой вырез, что я не знал, куда девать глаза.

– Здорово выглядишь, – произнес я.

Это было правдой. Она выглядела непривычно женственно. Если Хэйли была нарочито сексуальной, а обычная Холмс вся состояла из прямых углов, то это… что бы это ни было, оно было совершенно другим. И я не уверен, что мне понравилось. Судя по тому, как Холмс переминалась с одного каблука на другой, она тоже не была в этом уверена. Что она вообще затеяла?

– Здравствуй, Шарлотта, – поздоровалась миссис Данхэм. – Джейми не сказал мне, что ты придешь.

– Забыл, как всегда, – ответила она. – Мы немного торопимся. Бал уже в полном разгаре.

– Да, и я, эм-м-м… – На мне были очки и спортивные штаны из Хайкомба.

Обреченно вздохнув, Холмс начала копаться в моих ящиках.

– Подтяжки, – пробормотала она. – Здесь их называют лямками. Я знаю, у тебя водятся всякие странные штуки. Вот, держи. – Она вручила их мне и продолжила свои поиски.

– Так мне надевать их или нет?

– Да, конечно, это ведь твоя фишка, еще кожаную куртку и – да, вот он, узкий черный галстук, хорошая рубашка, плюс брюки, которые ты надевал на четвертый день в школе и больше ни разу в них не появлялся. Те, темные. Вот они. Носки и твои оксфорды.

Миссис Данхэм отошла на безопасное расстояние, чтобы не мешать Холмс заваливать меня одеждой.

Я опустил взгляд:

– Ты делаешь из меня хипстера.

– Умоляю, тут и делать ничего не надо. – Холмс постучала пальцем по запястью, где обычно носят часы. – Время, Ватсон.

– Тебе нельзя находиться здесь, пока он переодевается, – сказала миссис Данхэм.

Холмс закрыла глаза ладонью:

– Начинаю обратный отсчет от ста.

– Спасибо за предупреждение, – ответил я, разбирая ворох вещей, которые она для меня отобрала.

– Девяносто девять. Девяносто восемь.

На счете три мы уже выходили из комнаты.

На другом конце двора в здании студенческого клуба горели огни вечеринки. Каждый раз, когда открывалась дверь, я улавливал отрывок очередной незнакомой песни. На скамейке сидела парочка, держась за руки: парень шептал что-то подружке на ухо. Невдалеке несколько девушек, дрожа от холода, восторгались платьями друг дружки.

– Может, скажешь, почему мы здесь? – спросил я, открывая дверь перед Холмс.

Она немного помедлила.

– Пока нет, – сказала она и вошла внутрь.

Школа Шеррингфорд была небольшой, так что все мы вместились в актовый зал студенческого клуба. (Кажется, выпускные здесь отмечаются с большим размахом. Том был уверен, что в этом году арендуют яхту.) Тема бала была как-то связана с Вегасом: первое, что бросилось в глаза, когда мы вошли, – столы для игры в блэкджек и настоящие крупье в бело-зеленой форме. Холмс скользнула к одному из столов и возмущенно фыркнула, увидев, что все играют на деньги из Монополии. Мне же больше приглянулся шоколадный фонтан в углу. Вокруг него собралась толпа, и у каждого в руках был зефир на палочке. Остальное было как обычно: пунш, мерцающий свет, диджей. Учителя со скучающим видом «следили за порядком» – ну, то есть просто болтали, разбившись на пары. На танцполе кружились девушки в платьях рождественской расцветки. Наша команда недавно выиграла футбольный матч, так что настроение было приподнятое. Пока я осматривался, мимо нас прошли Кэссиди и Эштон с моих занятий по французскому. Кэссиди выглядела очень мило, а Эштон был похож на персонажа из «Громокошек»[10]10
  Американо-японский мультсериал.


[Закрыть]. Никогда не видел такого термоядерного загара.

Сильнее всего мне бросилось в глаза, как мало студентов осталось в школе. На танцполе было человек сто, не больше. И все равно люди веселились: никто не думал ни об убийстве, ни о собственной безопасности, да вообще ни о чем, кроме очередной песни «АББы».

У меня возникло странное чувство, будто я оказался одной ногой в книге, а другой – в торговом центре. Я, может, и вписывался в эту картину, но Холмс – точно нет. Когда же я повернулся к ней спросить, какой у нас план, то увидел, как она беззвучно подпевает песне «Dancing Queen».

– Боже мой, – протянул я, и она вздрогнула. – Боже мой. Ты хотела пойти сюда просто для того…

– Здесь масса возможностей для наблюдения и анализа информации, – выпалила Холмс. – Только посмотри на эту подборку! Все расслаблены, каждый выпил бокал или два – у девушки рядом с тобой в сумочке фляжка с персиковым шнапсом, и дилер тоже где-то здесь, и.

– Давай потанцуем. – Я изо всех сил сдерживал смех. – Хочешь?

– Хочу, – ответила она и буквально потащила меня на танцпол.

Что ж, умение танцевать в список навыков Холмс точно не входило. Но недостаток мастерства она компенсировала бешеным драйвом. Под калейдоскопом огней ее волосы становились то синими, то красными и потом снова синими; музыка была такой громкой, что моя голова пульсировала в такт. Когда начался припев, Холмс вскинула руки вверх, запрокинула голову и стала подпевать. Она знала слова каждой следующей песни и пела с закрытыми глазами, по-стариковски шаркая ногами. Двенадцать восхитительных минут я танцевал рядом с ней, как вдруг она схватила меня за руку и приказала: «Кружи меня», и я закрутил ее, хохочущую, вокруг своей оси.

Заиграла медленная песня – слащавый трек английского бойз-бэнда, любимого моей сестрой. Тут и там люди вокруг нас прыгали друг к другу в объятия. В другом конце зала я увидел Тома: он блистал в своем нелепом костюме, обнимая смеющуюся Лену.

Мы с Холмс стояли посреди танцпола, стараясь не смотреть друг на друга.

Я изо всех сил боролся с охватившей меня паникой. Краем глаза я отметил, что щеки у Холмс еще горят после танцев.

– Э-э-э… – произнес я.

Кто-то похлопал меня по плечу. Хрупкая белокурая девушка, которая пригласила меня на бал когда-то, сейчас стояла передо мной в ярко-красном платье.

– Привет, – сказала она застенчиво. – Я думала, тебе запретили приходить.

Я видел, как Холмс быстро оценивает мою реакцию. Но тут девушка заметила ее.

– Боже, простите. Я вам помешала.

Между бровями у девушки появилась складочка, и на мгновение мне показалось, что она сейчас заплачет. Холмс тоже это заметила. Ее мозг вообще напоминал мне капкан: что туда попадает, остается там навсегда.

Нет, это какой-то страшный сон. Я сейчас посмотрю вниз, увижу, что я голый, танцпол резко превратится в класс по математике, после чего я проснусь.

Но это был не сон.

– Мы не… я не… мне надо выпить, – выдавил я и, как и подобает трусу, каковым я и являюсь, сделал ноги.

Дело в том, что я так и не понял, хочу ли я этого. Хочу ли танцевать с Холмс. Или, может, я слишком ярко представил себе, как мои руки окажутся на ее тонкой спине, а ее неуверенное дыхание будет обжигать мне шею. Ее смешок на песне «Детка, я хочу тебя поцеловать». И вот мои руки опускаются ей на талию, я притягиваю ее к себе…

Но если хорошенько зажмуриться, с той же легкостью я мог представить на ее месте ту светловолосую девушку. Это было бы просто нечестно по отношению к каждому из нас. Я хорошо себя знаю: я легко поддаюсь порыву, не задумываясь, что будет потом. Но с Холмс мне важнее всего было именно это «потом». Молчаливые поездки на рассвете, разговоры у камина, проникновение со взломом ради получения улик для нашей лаборатории – вот чего мне хотелось. Мне хотелось, чтобы наши отношения оставались такими же сложными, запутанными, головокружительными и ошеломляющими. Секс – это было бы слишком банально. А к Шарлотте Холмс банальность не подходила.

Особенно к Шарлотте Холмс в этом платье.

Нет. Об этом я думать не собираюсь. Как показала практика, мы оба слишком эксцентричны, чтобы пережить такой поворот в отношениях. Сегодня утром она выгнала меня из своей лаборатории, используя скрипку как оружие массового поражения. Завтра мы окажемся в одной тюремной камере. А что же нас ждет здесь и сейчас?

Здесь и сейчас я, пожалуй, выпью пунша.

Стойку с напитками охранял мистер Уитли, мой преподаватель по литературному мастерству, в компании миловидной женщины примерно одного с ним возраста. Казалось, он умирал со скуки, но немного оживился, когда подошла моя очередь. Долго ждать не пришлось. Лузеров, оставшихся без пары, было не так много.

– Джейми, – приветствовал меня мистер Уитли, чей голос почти тонул в громкой музыке. – Что ты будешь?

– Как вам пунш? – спросил я.

– Отвратительно. – Он склонился к женщине, стоящей рядом. – Это один из моих лучших учеников, – сказал он, указывая на меня. – Джейми, это моя подруга Пенелопа. Она согласилась составить мне компанию.

Я понятия не имел, что мистеру Уитли нравится, как я пишу. Каждую мою работу он правил зеленой ручкой от и до (особенно стихотворения). Но я очень старался превратить их во что-то стоящее, и теперь был рад услышать, что мои усилия не напрасны.

– Приятно познакомиться.

Я пожал руку Пенелопе. Она выглядела как типичный педагог по рисованию: кудрявые волосы, свободное платье. Неплохой противовес мистеру Уитли, вечно застегнутому на все пуговицы.

– Моя подруга живет в Нью-Хейвене, она тоже писатель, – продолжил он. – Поэтесса. Преподает в Йельском университете. Думаю, в скором времени ты встретишь Джейми на твоем семинаре для первокурсников.

– А, так вот о ком ты мне рассказывал! – воскликнула она, и тут мистер Уитли слегка побледнел. – Расследование убийства? Потомок доктора Ватсона? Джейми, так ты тоже пишешь детективы?

– Не совсем, – соврал я, обдумывая сказанные ею слова. Значит, она знает о том, что меня подозревают в убийстве. – Вы узнали из новостей?

Мистер Уитли поправил свой воротничок.

– СМИ уже забыли об этой истории, – ответила она. – Тед – лучший источник информации. Он знает то, до чего пресса так и не смогла докопаться!

Пока я пытался понять, о чем она говорит, объявилась Холмс с зефиром в шоколаде на палочках для фондю. Оливковая ветвь, подумал я. Похоже, она простила мне мою неловкость, так что я взял свою порцию с благодарной улыбкой.

– Здравствуйте, – поздоровалась она со взрослыми. Я представил их друг другу.

– Пенелопа как раз рассказывала нам, что мистер Уитли в курсе всех новостей, связанных с убийством Добсона, – продолжил я немного наигранно.

Жаль, что Холмс не телепат и что мы не придумали какой-то сигнал для подобных ситуаций. Конечно, она могла прочесть мои мысли по выражению лица, но я не хотел рисковать.

– А? – с невинным видом переспросила она.

– Да, э-э, – мистер Уитли откашлялся, – пожалуй, пора еще раз обойти зал. Пенелопа?

Та вежливо нам улыбнулась, явно думая о чем-то своем, и они оба удалились.

– Ну, тут ты облажался по полной программе. – Холмс уплыла обратно на танцпол.

Вот тебе и оливковая ветвь. Я снял второй кусок зефира со шпажки и со злостью впился в него зубами.

Какое-то время я бродил по залу и наконец приземлился за пустым столиком. Праздник уже подходил к концу, и диджей решил завершить его длинным сетом из медленных песен. Танцпол был забит парочками, так что к утру социальные сети будут пестрить новыми статусами их отношений. К моему удивлению (хотя чему тут удивляться), Кэссиди и Эштон танцевали в обнимку, соприкасаясь лбами. Рэндалл, сосед Добсона, весь вечер танцевал с той миниатюрной светловолосой первокурсницей. Он низко опустил руки, сминая ткань ее красного платья. В этих огромных лапищах она казалась маленькой и хрупкой, как пирожное.

От этого зрелища меня слегка подташнивало.

– Итак. – Лена плюхнулась рядом со мной. – Джейми. На тебе просто лица нет.

– Куда подевался Том?

– Играет в покер. – Она поджала губы. – Иди поговори с ней.

– Она танцует с Рэндаллом, – ответил я, нарочно притворяясь тупым.

– Господи, ну перестань. Шарлотта сидит там на улице одна. Ребята, вам же так грустно друг без друга. Когда ее нет, рядом с тобой образуется пустота. – Для Лены это было невероятно поэтично.

Она поднялась и протянула мне руку.

– Приглашаешь меня на танец? – спросил я.

Она приподняла бровь. Я протянул ей руку, и она помогла мне подняться. Затем протащила меня через весь зал к выходу, где довольно бесцеремонно выставила на свежий ночной воздух.

– Пока, – пропела она и тут же исчезла.

Холмс сидела на скамейке возле входа и задумчиво смотрела на небольшую рощицу рядом с темным двором. Именно там я подрался с Добсоном, осенило меня. Тогда мы разговаривали с ним в последний раз.

Она тряслась от холода. Я снял свою куртку и накинул ей на плечи.

– Спасибо, – сказала она, не глядя на меня.

На коленях у Шарлотты лежала раскрытая записная книжка. Страниц не было видно под ее растопыренными пальцами.

– Это то, что ты достала из седана прошлой ночью?

Холмс кивнула.

– И ты принесла ее сюда? – Я сел рядом с ней, соблюдая предельную осторожность, как будто это была не девушка, а мина, готовая взорваться.

Не хотелось, чтобы она спрятала эту записную книжку, пока я не услышу ответы на свои вопросы.

К моему удивлению, она даже не пошевелилась.

– Не думала, что до этого дойдет, – сказала она и продолжила очень странным голосом (Холмс что, нервничает?): – Я сыграла несколько партий в покер, но отвлечься не удалось. Там была только я, Том и школьная медсестра в качестве сопровождающего. Том всю игру пялился через зал на задницу Лены. Это было так очевидно. Вообще все так очевидно. К примеру, эта школьная медсестра. Она хотела бы стать доктором. Она скучает по своему бойфренду, у него светлые волосы и серьга в ухе, они вместе со школы, и он не проявляет к ней таких же чувств, как она к нему.

– Как ты…

Холмс улыбнулась с облегчением. Уж лучше и дальше заниматься дедукцией, чем отвечать на мои вопросы.

– Она не сводила глаз с танцпола. А на песне «I Luv U Girl» у нее навернулись слезы. Нет, ну серьезно. Плакать? Под такую песню? Единственное объяснение – ностальгия. Она довольно привлекательна, но красоткой ее не назовешь – другими словами, не настолько привлекательна, чтобы ностальгировать по школе из-за былой популярности. И каждый раз, когда мимо проходит высокий блондин, она глаз не может от него оторвать. На левом запястье носит уродливый теннисный браслет[11]11
  В оригинале – браслет в виде дорожки из платины, инкрустированной бриллиантами одного размера. Версии для массового рынка делают из более дешевых сплавов с кристаллами.


[Закрыть], такой мог выбрать только мужчина, которому она нравится, но не настолько, чтобы угадать с подарком. Ну а ее желание быть доктором раскрылось, когда она три раза за партию принималась гадать, почему у меня трясутся руки.

– А почему у тебя тряслись руки?

– От переутомления. Я не спала с тех пор, как ты меня тогда разбудил. Сначала она решила, что это пневмония, после чего заявила, что дело в последствиях психического расстройства, вот корова. И все это время мне приходилось притворяться милой и вежливой, вдруг нам снова придется с ней общаться. Так что я просто ее обчистила. Да, это всего лишь деньги из Монополии, но все же.

Я не выдержал и рассмеялся.

– Ты невыносима.

И это стало для нее последней каплей.

Сжавшись в комок, Шарлотта прикрыла рот руками. Рефлекторно я опустил глаза туда, где они лежали до этого, прикрывая страницы записной книжки.

И тут я все понял. Понял, почему она так взвинчена.

У нее на коленях лежал дневник какого-то психопата. Каждая страница была исписана одной и той же фразой, эти три слова повторялись снова и снова. Вот только каждый раз новый почерк, как будто группа одноклассников переписывала предложение с доски в одну тетрадь. Вот здесь суровые черные заглавные буквы, похоже на руку генерала. Здесь округлый почерк девочки-старшеклассницы. Здесь элегантные завитушки джентльмена Викторианской эпохи.

И в каждой строке повторялось одно и то же:

ШАРЛОТТА ХОЛМС – УБИЙЦА.

ШАРЛОТТА ХОЛМС – УБИЙЦА.

ШАРЛОТТА ХОЛМС – УБИЙЦА.

ШАРЛОТТА ХОЛМС – УБИЙЦА.

Я выхватил у нее записную книжку. Она не стала мне мешать. Просто смотрела, как в этой звенящей тишине я листал страницу за страницей, и каждая из них была исписана одной и той же фразой.

Пока я недоуменно таращился на все это, двери с грохотом распахнулись. Дискотека была окончена.

– Холмс, – сказал я, и мой голос утонул в шуме толпы, – что это за хрень?

– У меня дома есть такая же записная книжка, – прошептала она. – Только моя зеленая. В ней я училась подделывать почерк. Я тренировалась, пока не научилась имитировать почти любой стиль письма. Будь то реальный человек, архетип или выдуманный персонаж. Для практики тебе дают предложение с максимальным количеством разных букв. Но это… ужасный выбор. – Она протянула руку и дотронулась до надписи. – Много букв повторяются.

– Здесь написано, что ты – убийца. Убийца. А нашла ты ее у того дилера, – произнес я. – Это точно не агент твоего брата. Это кто-то другой, какой-то маньяк, пишущий в темноте вот это все. Он, наверное, и не дилер вовсе. Возможно, именно он убил Добсона… и подставил нас. Боже, и мы его упустили…

– Откуда нам знать, что это писал он? Мы не можем быть уверены. Записную книжку он мог где-то подобрать; кто-то мог отдать ему ее.

– Почему ты мне сразу ее не показала? – требовательно спросил я.

В ее глазах словно потух огонь.

– Холмс…

– Ты знаешь, что я проверила ее на отпечатки пальцев? Так вот, их нет. А знаешь ли ты, что профессор Мориарти всегда носил с собой маленький красный блокнот? Это правда: я его видела. Мой отец держит его у себя в ящике стола. А знаешь, что точно такую же записную книжку, как эта, можно купить в семидесяти двух онлайн-магазинах, не говоря уже о многочисленных книжных и сувенирных лавках? Так и есть. А еще я пробила номера того черного седана. Их нет в базе. Машину угнали с улицы Бруклина пять лет назад. Почему она объявилась только сейчас? Ватсон, здесь нет логики. Я не могу этого понять.

Я не знаю. Ты представляешь вообще, каково это – не знать?

Уж это чувство было мне знакомо. Ведь именно она постоянно держала меня в неведении.

– Ты все равно могла мне ее показать, – ответил я, поднимаясь.

На другом конце двора девушка издала пронзительный вопль вперемешку с хохотом, когда какой-то парень схватил ее за талию и закинул на плечо.

– Ну а если бы там было написано: «Джейми Ватсон – убийца»? Тогда бы ты мне показала?

Она вздернула подбородок и, не глядя мне в глаза, ответила:

– А ты бы не испугался, хоть самую малость, что я могу в это поверить?

Ее голос дрогнул. Я уставился на нее, на ее худые плечи, темные очертания ее платья под моей курткой. Сутки назад я был уверен, что знаю эту девушку как никто другой.

Что же такого на самом деле сделала Шарлотта Холмс, за что ее отправили в Америку?

– Ты не убивала Добсона, – произнес я.

– Нет, – прошептала она. – Я не убивала Добсона.

– Тогда. – Я сглотнул. – Ты. Август Мориарти еще жив?

Тут она встала и побежала во двор. Я схватил записную книжку и кинулся следом, расталкивая хихикающих девчонок, которых облепили будто мухи парни в своих черных костюмах. Кто-то из взрослых крикнул, чтобы мы возвращались в свои комнаты, что через десять минут будет проверка, но Холмс продолжала проталкиваться сквозь толпу, вот только не в Стивенсон-холл, а к научному корпусу. В свое логово.

В свое убежище.

Туда, где она сможет от меня спрятаться.

Я звал ее охрипшим голосом, пока она ломилась сквозь заросли деревьев посреди двора. Все оглядывались на нее, но она продолжала нестись вперед. На полной скорости я настиг ее, в прыжке поймал за руку и развернул к себе лицом.

Она резко высвободилась.

– Больше никогда не прикасайся ко мне без моего разрешения.

– Погоди, – сказал я, – я же не говорю, что это ты его убила. Но кто-то хочет, чтобы я в это поверил. Чтобы все поверили. Почему ты не можешь просто ответить мне, мертв он или нет? Август мертв?

– Ты так и подумал, – проговорила она. – Я видела по твоему лицу. Ты подумал, что его убила я.

– Ну почему ты не можешь просто сказать мне…

Должно быть, я непроизвольно сделал шаг вперед – она отступила. Я загонял ее все глубже в эти заросли, будто каждый шаг приближал меня к ответу. Я так хотел узнать правду, что не заметил, как изменилось ее лицо. Да и как мог я распознать на нем выражение страха – ведь она никогда ничего не боялась.

Но сейчас ей было страшно. И боялась она меня.

Точно так же на нее когда-то надвигался Добсон.

Сделав еще один шаг назад, Холмс споткнулась о тело той самой маленькой первокурсницы.