Текст книги "Плейлист двух сердец"

– Пока, мистер Смиф. Надеюсь, ты начнешь снова писать хорошие песни.

Ты, я, мы оба надеемся, малышка.

– О, и еще, мистер Смиф?

– Да?

– Мне жаль вашего брафа, – сказала она, слегка шепелявя. – Он был моим любимчиком.

Не знаю почему, но эти слова из уст маленькой девочки поразили меня сильнее, чем когда-либо прежде. Я едва не разрыдался на заднем сиденье пропахшего рвотой автомобиля.

– Он был и моим любимчиком, малышка.

Она улыбнулась так широко, что на долю секунды мне показалось, будто эта улыбка способна исцелить мою боль.

– Не называйте меня малышкой, мистер Смиф.

Она поспешила к матери, а я, бездумно попытался проверить свой телефон, который по-прежнему был выключен. Интересно, решили ли все вокруг, что я валяюсь мертвым где-то в канаве? И скольких человек это порадовало бы. Хватит думать о плохом. Больно признавать, но подобные мысли часто проносились у меня в голове. Видимо, так бывает, когда теряешь близкого, который был тебе дороже целого мира.

Я не хочу быть здесь.

Черт. Родители.

Всякий раз, задумываясь о смерти, я рано или поздно вспоминал о родителях.

Они, наверное, ужасно беспокоились обо мне. Уверен, они видели статьи папарацци. Не удивлюсь, если мама уже забронировала билеты первого класса до Лос-Анджелеса, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.

– Прости за это, – сказала Эмери, усаживаясь обратно за руль. Она повернулась ко мне и едва заметно улыбнулась. Странным образом эта улыбка еще немного облегчила мою боль. – Куда едем?

Я продиктовал адрес, и мы тронулись с места.

Постукивая пальцами по колену, я вслушивался в музыку, по-прежнему звучащую в салоне. С каждым гитарным риффом Алекса, мое сердце все сильнее сжималось в груди.

– Может, обойдемся без музыки? Я не очень люблю слушать собственные песни. Да, и вообще любые наши записи с тех пор как… – Я замолчал и посмотрел в зеркало заднего вида, заметив, как смягчился ее взгляд. В карих глазах промелькнула вина.

Она быстро выключила музыку и что-то пробормотала себе под нос. Я не расслышал слов. Но если это были соболезнования, то я и не хотел их слышать. Мне приходило столько писем от сочувствующих, что любые слова казались формальными.

Мы проехали несколько кварталов в тишине, прежде чем снова зазвучал мягкий голос Эмери. Мне стало интересно, сводит ли ее с ума молчание так же, как меня. Копаются ли другие люди в своих мыслях так же, как я.

– Ты совсем другой сегодня, – сказала она, начиная разговор и не подозревая, как я в нем нуждался. – Вчера вечером ты вел себя иначе, я не таким тебя представляла. Мне всегда казалось, что ты более сдержанный.

От волнения мой желудок скрутился в узел, я изо всех сил пытался собрать воедино события прошлой ночи. Похоже, я опозорился и выставил себя полным ослом перед этой бедной девушкой.

– Я был сам не свой. – Не знаю, когда в последний раз я был самим собой. – Если я чем-то тебя обидел…

– Не извиняйся, – перебила она. – Я все понимаю. Со мной тоже такое случалось. Однажды я так напилась, что вырубилась в доме какого-то случайного знакомого и проснулась рядом с ведром для блевотины и с оберткой «Тако Белл», прилипшей к щеке. Думаю, это бывало с каждым.

Мне почему-то сразу стало легче. Я совсем не знал Эмери, но было в ней что-то такое, что побуждало меня выбраться из собственной раковины.

– Ты написала в чей-то комнатный цветок? – спросил я.

– Нет. Но, как говорится, никогда не говори никогда.

Я тихонько усмехнулся, и Эмери обернулась, словно удивившись услышанному звуку. Каждый раз, когда она оглядывалась на меня, я чувствовал жар на своей коже.

Странно.

– И сегодня ты гораздо тише, – сказала она.

– Я вообще тихий человек. Просто, когда выпиваю, становлюсь непохожим на себя.

– Тогда зачем пьешь?

– Потому что становлюсь непохожим на себя.

Похоже, ее потряс мой ответ.

– Не знаю, намеренно ты это делаешь или для тебя это в порядке вещей, но иногда ты так говоришь, словно пишешь текст для следующей моей любимой песни.

Если бы создать чью-то любимую песню было так просто. Мой звукозаписывающий лейбл пришел бы в восторг.

– О! Смотри! – воскликнула Эмери, указывая на что-то за окном. – Если тебе интересно, в чем я сильно сомневаюсь, то здесь готовят лучшую мексиканскую еду на свете. Называется Mi Amor Burritos и твоя жизнь изменится навсегда, когда ты ее попробуешь. – Девушка кивнула, соглашаясь сама с собой. Мы с ней были такими разными, по характеру она больше напоминала Алекса. Эмери с легкостью поддерживала разговор, а я с трудом мог собраться с мыслями. – Это место настоящая дыра. Я знаю о нем, только потому, что моя сестра Сэмми случайно наткнулась на него, когда приезжала погостить к нам. У нее настоящий талант находить что-то чудесное в самых неожиданных местах.

– Вы близки с сестрой?

После секундного колебания она тяжело сглотнула и уставилась на дорогу.

– Были когда-то.

Ради всего святого.

– Сочувствую.

– Не стоит. Она жива, с ней все в порядке. Просто… Я не видела ее уже несколько лет, с тех пор как она отправилась «искать себя». Мы по-прежнему иногда общаемся, но уже не так, как раньше. Она путешествует по Штатам, пытаясь найти «свое место».

– Думаешь, в этом есть смысл? В том, что существует место, которому ты принадлежишь?

– Мне кажется, чувство принадлежности может проявляться по-разному. Не только по отношению к месту, но и к человеку, вещи, роду деятельности.

– А что для тебя «свое место»?

– Моя дочь, – без колебаний ответила девушка. – Она – моя тихая гавань. А что насчет тебя?

Я молчал. Взглянув в зеркало заднего вида, я заметил, что Эмери слегка нахмурилась. Она не настаивала на ответе, и я мысленно поблагодарил ее за это.

Примерно через двадцать минут мы свернули на мою улицу и подъехали к воротам закрытого жилого комплекса. К машине подошел Стивен, охранник с планшетом в руках и рацией на бедре.

Эмери опустила окно и улыбнулась ему. Стивен не улыбнулся в ответ. Вероятно, потому что ему постоянно приходилось иметь дело с полчищами фанатов и папарацци, пытающихся прорваться через эти металлические ворота.

– Чем я могу вам помочь, мэм? Вы заблудились?

– Ладно, я точно не в Канзасе, – пробормотала Эмери, глядя на огромные дома по ту сторону ворот, а затем кивком указала на заднее сиденье машины. – Я привезла ценную посылку.

Стивен заглянул в салон, заметил меня, но так и не улыбнулся. Только кивнул.

– Здравствуйте, мистер Смит.

– Привет, Стивен.

– Ну и наделали вы шуму в наших краях.

Я ухмыльнулся, вскидывая руки в воздух.

– Всегда пожалуйста, рад был развлечь.

– Не даете мне скучать, – ответил охранник.

Стивен скрылся из виду, и вскоре ворота распахнулись. Эмери, открыв рот от изумления, поехала дальше. Держу пари, открой она его еще чуть шире, в него бы точно залетела муха.

– Неужели люди действительно так живут? – ошеломленно спросила она.

– Ага. – Кивнул я, оглядывая многомиллионные особняки. Ходили слухи, что недавно в паре кварталов от меня поселилась Деми Ловато. Алексу бы понравилась эта новость, он был ее поклонником. – Вот на что мы тратим свои состояния.

– Срань господня, – выдохнула Эмери, когда мы, поднимаясь на холм, обогнали прогуливающуюся пару. – Это была Кардашьян? Божечки, это она! – громко прошептала девушка в открытое окно.

– Дженнер, – поправил я.

– Да без разницы, – вздохнула она, явно слегка ошарашенная. Никогда бы не подумал, что Эмери фанатеет от Кардашьян, но, как известно, люди порой способны удивлять.

– Я бы отдала свою левую грудь, чтобы заполучить помаду Кайли от ее косметического бренда.

– Мне кажется человеку, раздающему свои части тела в обмен на косметику, стоит пересмотреть свои приоритеты.

– Ты просто не понимаешь, насколько хороша эта помада.

Подъехав к моему дому, Эмери остановила автомобиль на подъездной дорожке. Я уже заметил пару, расположившуюся на моем крыльце, и понял, что за вчерашний вечер придется отвечать.

– Кто это? Твои пиар-агенты? Решили оценить последствия минувшей ночи?

– Хуже. Это мои родители.

Она припарковала машину. Я выбрался с заднего сиденья, подошел к водительской двери и наклонился к открытому окну.

– Спасибо, что выручила.

– Нет проблем, правда. – Девушка заправила свои густые длинные локоны за уши и прошептала: – Как ни странно, но у меня почти сбылась мечта. – Я пристально изучал ее взглядом, пока она нервно покусывала нижнюю губу и ерзала на сиденье. – Можно тебя кое о чем спросить?

Я кивнул.

– Если это слишком личное, то не отвечай.

Я снова кивнул.

Она наклонилась, придвинулась ближе ко мне и положила руки на дверцу автомобиля рядом с моими.

– Как ты? Ну, в целом. Ты в порядке?

В ее голосе звучало столько нежности и заботы. Вот что я чувствовал с тех пор как проснулся в ее доме этим утром. Словно меня окутало теплым одеялом, не позволяющим мне рассыпаться на части. В карих глазах Эмери светилось неподдельное участие.

Почему она за меня переживает?

Я для нее никто. Но, возможно, она беспокоилась об Оливере Смите – известном исполнителе, а не о настоящем, реальном Оливере Смите. Если бы она знала всю правду обо мне, то, наверное, не волновалась бы так сильно.

Я знал, что должен ей сказать. То же, что отвечал всему остальному миру. Я собирался солгать. Хотел сказать, что я в порядке, у меня все хорошо. Но мои губы вдруг разомкнулись, а голос надломился, когда я ответил:

– Нет.

Нет.

Было так приятно произнести это слово.

Нет, я не в порядке. Нет, не будет лучше. Нет, легче не становится.

Нет.

Она улыбнулась мне так печально, словно едва сдерживала слезы. Никогда не думал, что улыбка может быть настолько грустной. Как ни странно, но ее печаль немного усмирила мое внутреннее отчаяние.

Эмери накрыла мою ладонь своей и слегка сжала. Ее кожа оказалась теплой и мягкой, как я и представлял.

– Мне так жаль, Оливер. Я буду молиться, чтобы для тебя настали лучшие времена. Ты этого заслуживаешь.

Эта девушка вообще настоящая? Или плод моего воображения, явившийся сказать мне именно те слова, в которых я нуждался? Я мог бы рассказать ей правду о молитвах, о том, что они никогда не помогают. Перед тем как констатировали смерть Алекса, я молился, просил вернуть его мне, но этого так и не произошло. Я молился о собственном исцелении, но легче мне не стало. Я просил Вселенную забрать меня, но остался жив.

Впрочем, я не жил. Я был ходячим мертвецом, безмолвно молящим, чтобы солнце померкло навсегда и мои страдания закончились.

Я не хочу быть здесь.

Как только Эмери убрала свою ладонь от моей, то тепло, которое она мне дарила, начало исчезать. Я не успел ничего ответить, поскольку мне навстречу уже спешили родители. Девушка отстранилась, лишая меня своей поддержки и кивнула, словно прощаясь. В этот момент ко мне подбежала мама и крепко обняла.

– Боже мой, Оливер! Ты в порядке?

– Да, мам. Со мной все нормально, – солгал я.

Иногда легче поделиться правдой с незнакомцем. Она не ранит их так сильно, как близких. Я не сомневался, что если родители поймут, что со мной что-то не так, то станут изводить себя. Не хватало еще, чтобы они переживали за того, по чьей вине лишились половины сердца.

Оглянувшись на Эмери, я заметил слабую улыбку на ее губах. Она слышала, как я солгал родителям. Я грустно улыбнулся в ответ.

Она смотрела на меня, словно говоря: «Я вижу тебя, Оливер, все будет хорошо». Девушка снова кивнула, включила заднюю передачу, развернулась и уехала. В отличие от того, как я ворвался в ее мир, она покидала мой медленно и элегантно.

– Зачем вы приехали? – спросил я отца, притянувшего меня в объятия краткие по сравнению с мамиными.

– Ну, мы совершенно случайно узнали о твоем выступлении и решили, что тебе не помешает поддержка семьи, – ответил папа. – Но когда прилетели, не смогли до тебя дозвониться и поэтому забеспокоились.

Мама вновь обняла меня, ее глаза заблестели от непролитых слез.

– Я так испугалась, что с тобой что-то случилось.

Тяжесть ее слов и поселившийся в ней страх, вынудили меня почувствовать себя худшим сыном в мире.

– Прости, мам. Телефон разрядился, и я не мог добраться до дома. Извини, что заставил волноваться. Я не хотел тебя расстраивать.

Она положила одну руку на кулон в форме половины сердца у меня на шее, а другую – на мою щеку и улыбнулась мне сквозь слезы. Потом чмокнула в щеку и шмыгнула носом.

– Больше так не делай, или, да поможет мне бог, я установлю маячок в твой телефон. А теперь пойдем в дом. Ты, наверное, проголодался. Я приготовлю тебе поесть. – Мама направилась к входной двери, а отец немного задержался со мной.

В отличие от мамы, отец не был столь словоохотливым. Он говорил мало и в основном только по делу. Эта черта досталась мне от него, в то время как характер Алекса больше напоминал мамин. Отец успокаивающе положил ладонь мне на плечо и сжал.

– Ты в порядке, сынок? – спросил он глубоким и как обычно спокойным голосом. На моей памяти отец ни разу не повысил голос. Пожалуй, он был самым спокойным человеком из всех, кого я знал.

– Да, все хорошо.

Он понимающе кивнул.

– А кто это тебя подвез?

– Просто случайная знакомая. Она оказалась настолько любезна, что выручила меня вчера вечером.

– Симпатичная знакомая, – сказал папа с ухмылкой на губах, толкнув меня плечом.

– Правда? Я даже не заметил. Мне просто хотелось поскорее оказаться дома.

Отец усмехнулся.

– Лжец.

Верно. Нужно быть слепым, чтобы не заметить красоту Эмери. В другое время, в другом месте, я бы непременно попросил у нее номер телефона. Но мир, в котором существовал я, слишком сильно отличался от того, в котором жила она. Ее мир казался более прочным, чем мой.

К тому же была еще и Кэм.

Интересно сколько сообщений она отправила на мой разряженный телефон.

– Хочешь поговорить о вчерашнем? – спросил отец, пока мы поднимались по ступенькам крыльца.

– Не сейчас.

– Ладно. Дай знать, если будешь готов. Мы всегда рядом.

Мои родители олицетворяли собой терпение. Они никогда не настаивали, чтобы я поделился мыслями, наводнявшими мой разум. Чаще всего они внезапно приезжали, наготавливали кучу вкусностей, мы слушали музыку и говорили обо всем на свете, кроме моей карьеры и эмоционального состояния.

Я не сомневался: когда решу поделиться своими переживаниями, они будут рядом. Приятно знать, что даже если ты заблудился, твой дом не исчез, он просто скрылся из виду. Наслаждаясь едой и беседой с родителями, я чувствовал себя не так одиноко.

Затем, мои мысли невольно вернулись к Эмери. Она стала самым приятным предметом для размышления за последнее время, и мне нравился тот факт, что она поселилась в моих мыслях.

8
Эмери

Когда-то мы с сестрой были лучшими подругами.

Мы делились секретами и утешали друг друга, если наши родители чересчур строго с нами обходились. То есть чересчур строго обходились со мной. Они никогда не были строги к Сэмми. Может, потому, что она младшая. А может, причина в том, что ее любили немного больше, чем меня. А может, просто потому, что считали ее своей идеальной малышкой, не способной сотворить ничего дурного.

Но за прошедшие пять лет, с тех пор как родилась Риз, наши отношения с сестрой изменились. Мы перестали общаться, как раньше, наши разговоры стали неискренними. Впрочем, мы по-прежнему созванивались, и порой мне даже казалось, что между нами все как прежде, когда она прикрывала мою спину, а я ее. И мы выбалтывали друг другу наши заветные тайны.

Ее сегодняшний короткий звонок вновь вернул меня в те чудесные времена. Словно мы снова стали лучшими подругами.

– Обожемооой! Расскажи мне все! Все. Каждую. Деталь! Не упускай ни единой мелочи, – пропищала Сэмми в трубку, в тот момент, когда я со стопкой резюме в руках вошла в свою квартиру. После особняков, возле одного из которых я высадила Оливера, собственное жилище казалось тесным чуланом. Как только у меня выдалась свободная минутка, я написала Сэмми и рассказала обо всем, что приключилось прошлой ночью.

Разумеется, у нее случилась настоящая истерика. Если кто-то и любил Alex & Oliver так же сильно, как я, так это моя сестра.

Она продолжала тараторить, ее голос дрожал от едва сдерживаемого волнения.

– Что он пил? Какая у него стрижка? Его взгляд такой же завораживающий, как раньше? Чем от него пахло? Ради всего святого, пожалуйста, скажи мне, чем от него пахло.

Я хихикнула.

– Ну, виски и блевотиной?

Сестра пришла в такой экстаз при мысли о рвоте и виски, словно это шикарный одеколон.

– Ты счастливица, – пропела она в трубку. – Я бы отдала все на свете, чтобы ощутить запах рвоты Оливера Смита.

– Ты ненормальная, – рассмеялась я.

– Возможно, но божечки ты мой, Эмери. Это безумие! Поверить не могу, что ты оказалась в первом ряду и в самой гуще событий на представлении имени Оливера Смита. Как будто сбылась твоя самая заветная мечта.

– Я совсем не так представляла встречу с Оливером. – В моих фантазиях наши пути случайным образом пересекутся в Венеции. Мы по ошибке сядем в одну и ту же гондолу, а потом весело посмеемся над своей оплошностью. Наши глаза встретятся, сердца встрепенутся. Он споет мне песню, и мы отправимся в плавание по волнам любви. У нас родятся пятеро детей. Первенца мы назовем Оливером. В честь отца. Спустя пару лет телеканал E! Entertainment предложит нам создать собственное реалити-шоу, но мы, конечно, откажемся. Потому что не раз видели, как из-за съемок распадались даже самые крепкие пары. ПРОЩАЙТЕ Ник и Джессика, Джон и Кейт, Кендра и Хэнк.

Годы спустя мы справим пятидесятую годовщину брака, прокатившись на той же гондоле, только на этот раз в окружении детей и внуков.

Примерно так развивался роман между мной и Оливером в моих мечтах.

В реальности? Не так много волшебных моментов. Больше тех, над которыми хотелось посмеяться.

– Итак, вы увидитесь снова? Между вами пробежала искра? – допытывалась она, как будто пропустила мимо ушей мой комментарий по поводу рвоты.

– Единственная вспыхнувшая искра – это искра моего осознания, что знаменитости обычные люди, только с деньгами, кучей проблем и папарацци на хвосте. Все было не так сказочно, как ты себе придумала.

– Ладно, я поняла. Мне жаль, что встреча обернулась сплошным разочарованием, – она прочистила горло. – Ну а до того, как его вырвало, чем от него пахло?

Я ухмыльнулась, качая головой.

– Тебе правда интересно? – спросила я, плюхаясь на диван.

– Да, да, миллион раз да!

– Как дубовая древесина, которую хорошенько обожгли.

– О, боже мой, я так и знала, – довольно выдохнула она. Пожалуй, «довольно» было преуменьшением. – Ты срезала прядь его волос на память?

Я засмеялась.

– Ты бесподобна. Но должна заметить…

Не успела я закончить свою мысль, как на заднем фоне в трубке раздался чей-то голос.

– Через пару минут можно начинать примерку, – произнес он.

Я вскинула бровь.

– Кто это?

– Что?

– Кто там у тебя?

Сэмми хихикнула.

– Я выходила из кофейни и столкнулась в дверях с какой-то женщиной. Но хватит об этом. Расскажи мне больше. Что случилось, когда вы остались наедине? Мне нужны подробности.

– Ну, он пописал на мой цветок.

– Подумать только. Это какое-то кодовое слово обозначающее секс?

– Что? Нет! Он буквально помочился в цветочный горшок.

– Ты его попросила?

– Зачем, черт возьми, мне просить его писать на комнатный цветок?

– Не знаю. Фанаты бывают странными.

Я рассмеялась.

– Ну уж нет. Я не такая. Просто он так напился, что решил, будто писает в ванной, но попал прямиком в цветочный горшок.

Я представила, как Сэмми нахмурилась на том конце провода.

– Скажу тебе честно, это весьма досадно.

– Прости, что разочаровала, – усмехнулась я в ответ на ее комментарий и покачала головой. Черт. Я по ней скучала. Мне очень ее не хватало, особенно в последнее время. Однако я знала, что попросить ее навестить нас, не лучшая идея. Стоит мне хотя бы заикнуться об этом и телефонные беседы снова станут формальными. Сэмми имела привычку отстраняться, если ситуация становилась трудной для ее принятия.

Пока мы разговаривали, на телефон пришло сообщение от Джоуи. Он просил меня как можно скорее приехать в «Семь».

– Сэмми, мне нужно идти. Поговорим позже, хорошо?

Попрощавшись с сестрой, я села за руль и поехала в бар. Я всеми силами пыталась выкинуть из головы прошедшие двадцать четыре часа. Если бы я только могла вернуться в прошлое, то никогда бы не вышла на работу в тот вечер. Тогда моя мечта о человеке, создавшем музыку, спасавшую меня в самые мрачные дни, осталась бы нетронутой. Я бы продолжала ему поклоняться, не ведая о жестокой реальности, в которой он всего лишь человек. Много лет назад, на встрече перед концертом, он показался мне суперменом. Теперь я понимала, что он обычный человек, который, как и все люди, сталкивается с трудностями на своем жизненном пути. Не стоит винить его за борьбу. Ведь он буквально лишился своей второй половины.

Мои мысли снова и снова возвращались к Оливеру, к человеку, отобравшему у меня мечту. Отчасти он сыграл важную роль в моей жизни. И стал огромной частью истории и моей сестры тоже. Его музыка помогала нам с Сэмми мириться со строгими правилами нашей семьи. Спрятавшись в нашей спальне, мы тайком слушали в наушниках его песни. Потому что, как любила повторять наша мать: «Дьявольской музыке не место в доме Божьем».

Просто, чтобы внести ясность, любая музыка, не одобренная мамой, объявлялась делом рук сатаны.

Кто сказал, что все подростки слушали One Direction? Я точно не из их числа.

Мама считала, что у этой группы одна дорога – прямиком в ад.

Тайное увлечение музыкой Alex & Oliver в юности стало нашим маленьким грязным секретом. Их творчество служило ключом к нашей крепкой сестринской связи. Поэтому, столкнувшись с Оливером, и увидев, как сильно он отличается от человека, с которым мы с Сэмми когда-то познакомились, я испытала настоящую бурю эмоций. Я не знала, как относиться к тому, что мой кумир оказался совершенно не тем человеком, который много лет назад заставил мою сестру улыбаться. Это был последний раз, когда я видела улыбку на ее губах.

Хотелось верить, что повстречавшийся мне в баре мужчина в глубине души остался все тем же Оливером. Я надеялась, что его проблемы со временем разрешатся. Надеялась, что где-то глубоко внутри по-прежнему живет человек, написавший слова не раз помогавшие мне выжить.

Я хотела верить, что он по-прежнему мой герой, а не упавшая с небес звезда, чей свет навсегда погас. В то же время я понимала, что у меня нет ни единого шанса уличить его в неискренности. Скорее всего, наши пути больше никогда не пересекутся. Худшее чувство в мире – осознание того, что твои кумиры в действительности всего лишь люди.

Я чувствовала себя совершенно сбитой с толку, поскольку всю дорогу до бара, мои мысли продолжали крутиться вокруг Оливера.

– Ты уволена, – рявкнул Джоуи, как только я переступила порог черного входа «Семь». Папарацци по-прежнему осаждали бар в надежде заполучить интервью. Они толпились рядом со зданием, как психопаты, готовые наброситься в любой момент. Джоуи так и не открыл главную дверь бара. Что казалось странным, ведь заведение должно было начать работу еще пару часов назад.

– Что? – Я застыла на месте как громом пораженная, к горлу подступил комок.

Он скрестил руки на груди и кивнул в мою сторону.

– Я сказал, что ты уволена.

– Но, почему… – Я растерянно моргнула, пытаясь справиться с нарастающей паникой. В голове начали складываться цифры, замелькали счета, которые нужно оплатить и мысли о том, чем для меня обернется потеря работы в «Семь». Я так и не смогла никуда устроиться и поэтому мы едва держались на плаву. Страшно представить, как туго нам придется теперь.

– Я… я не могу потерять работу. Не могу.

– Ты уже ее потеряла. Я сегодня весь день убирал бардак, который ты устроила, и пересчитывал кассу, пытаясь свести концы с концами, и знаешь что? Не сходятся, черт возьми, концы, потому что ты вытолкала за дверь толпу пьяных клиентов, не закрыв их счета! К тому же некоторые из них, воспользовавшись неразберихой, воровали выпивку из-за барной стойки. А еще ты вручила бутылку первоклассного виски какой-то знаменитости и не взяла с него денег.

– Я все оплачу… – начала я дрожащим голосом.

– Ох, не сомневаюсь, считай, ты уже оплатила. Я покрою убытки твоей зарплатой за прошлую неделю. Так что мы в расчете. Можешь идти на все четыре стороны.

Меня затрясло, я не могла выйти отсюда без своего чека. Не могла предстать перед Эдом, не имея при себе денег для оплаты аренды. Я знала, что если не принесу ему сегодня чек, нас в мгновение ока вышвырнут на улицу.

– Нет, нет, нет. Джоуи, ты не понимаешь. Этот чек… это моя арендная плата, и мне надо внести ее сегодня. Вообще-то я должна была оплатить еще неделю назад. Пожалуйста, ты не можешь так со мной поступить.

– Могу и поступлю. А теперь уходи! – рявкнул он, указывая на дверь.

Я хотела продолжать спорить. Упасть на колени и умолять его передумать. Но я успела хорошо изучить Джоуи и поэтому знала, что он упрям и, если принял решение, переубедить его практически невозможно. К тому же я видела, как он выгонял работников за гораздо меньшие проступки, чем тот, который совершила я.

Слезы предательски наворачивались на глаза, но я изо всех сил их сдерживала. Я не собиралась проливать их перед Джоуи. Обычно я не плачу на глазах у посторонних. Уже и не помню, когда в последний раз срывалась при свидетелях. Я прятала свою печаль и душевные раны глубоко внутри, там, куда не добраться ни одному, желающему утешить. Меня не интересовала ничья жалость, я лишь хотела быть сильной и выстоять.

Но пока у меня не получалось. Как только я села в машину, из глаз градом полились слезы. Я вцепилась пальцами в руль, чувствуя, как сердце разбивается вдребезги. На это было множество причин, не меньше миллиона, но главная – Риз.

Моя прекрасная звездочка, которая заслуживала гораздо большего, чем я могла ей дать. Она заслуживала целого мира, а получала от меня лишь жалкие крохи.

Я понятия не имела, как выкрутиться из этой ситуации. Как обеспечить ее всем необходимым. Но одно я знала наверняка: моя дочь не станет бездомной. Я никогда не допущу, чтобы из-за моих ошибок ее жизнь подвергалась опасности. Потому что для меня в этом мире не было ничего дороже моей девочки.

Если дождь начинается, то льет как из ведра.

Впервые я услышала эти слова примерно год назад. Их произнесла бездомная, просившая милостыню возле супермаркета. В Лос-Анджелесе редко бывали дожди, но в этот день шел такой сильный ливень, что улицы превратились в реки, по которым с трудом проезжали машины.

Продрогшая до костей женщина, накрыв голову курткой, стояла под дождем. Она покачивалась из стороны в сторону и сжимала в руках табличку с просьбой о помощи. Риз, не ведая о бедах несчастной, весело скакала по тротуару, задавшись целью запрыгнуть в каждую встречную лужу.

При взгляде на женщину сердце сжалось у меня в груди. Конечно, нас с Риз тоже одолевали проблемы, но все могло бы быть гораздо хуже. Я покопалась в сумочке, достала несколько мелких купюр и вместе со своим зонтом протянула их бездомной.

– О нет, оставьте зонтик себе, – сказала женщина, поблагодарив меня за деньги. – Мне он ни к чему.

– Но на улице льет как из ведра. Мы с дочкой добежим до машины и обсохнем. Вам зонт нужнее.

– Если дождь начинается, то льет как из ведра, – пропела женщина, глядя на небо. Вода стекала по ее лицу, но бездомная продолжала улыбаться. Широко и радостно. – Но рано или поздно дождь закончится и снова засияет солнце. Спасибо вам за доброту. Да благословит вас Бог.

Мне показалось, что наша беседа не нашла такого сильного отклика в душе этой женщины, как в моей. Ее слова много раз помогали мне пережить трудные времена. Особенно такие, как сейчас.

Если дождь начинается, то льет как из ведра, но рано или поздно дождь закончится и снова засияет солнце.

Забавно, как порой незнакомец сам того не подозревая, может изменить чью-то судьбу.

День выдался ужасный, я переживала очередное ненастье, примириться с которым пока была не в силах. Но я не имела права дать волю чувствам, потому что в первую очередь была мамой.

Забирая Риз из лагеря, я вознамерилась продемонстрировать перед ней свои блестящие актерские способности. На душе у меня бушевала буря, но снаружи я сияла, как солнце.

– Как прошел день, милая? – поинтересовалась я, снова устраиваясь за рулем. Риз беспечно напевала какую-то новую песенку, разученную за день.

– Отлично! Мы делаем самую, самую, самую огромную пиньяту в мире. И мисс Кейт сказала, что мы разобьем ее в последний день лагеря! Мама, ты бы ее видела, она размером с луну! – Риз сияла от восторга, заставляя меня смеяться. Даже в трудные времена я улыбалась, глядя на мою малышку.

– Ого! Похоже, она, и правда, огромная.

– Да. Это самая большая штуковина на свете. И еще! В пеньяту положат конфеты, поэтому каждый из нас выбрал свои любимые, ведь мисс Кейт и мисс Рейчел сказали, что важно учесть все пожелания. Я люблю Skittles, но моя подруга Мия сказала «фу», потому что она считает Skittles отстоем. Другой мой друг Ренди тоже сказал, что я выбрала плохие конфеты, поэтому я поменяла их на Blow Pops. – Она рассказала все это настолько будничным тоном, словно не понимала, что ее друзья ведут себя, как чертовы задиры.

От меня не ускользнуло, что Миа и Ренди – та самая парочка болтунов, из-за которых Риз спрашивала меня, не нищие ли мы.

Похоже, завтра мне придется серьезно поговорить с воспитателями, чтобы удостовериться, что за моей дочерью действительно присматривают, и она не подвергается издевательствам со стороны этих хулиганов.

– Риз, ты ведь знаешь, что не стоит менять свое мнение из-за чьих-то слов. Тебе нравится Skittles. Не надо в угоду сверстникам отказываться от того, что любишь.

Я оглянулась на дочь и заметила, что она пожала плечами.

– Просто Миа и Ренди гораздо круче меня, вот и все.

– Риз Мари, никогда больше не говори подобного, ладно? Ты самая крутая девочка в мире, не позволяй никому убедить себя в обратном.

Я слишком драматизирую, если скажу, что действительно хотела надавать двум пятилеткам по мозгам? Ну, или их родителям. Если бы я узнала, что мой ребенок ведет себя как хулиган, я бы пришла в ужас. Меня сводила с ума мысль, что Риз окружила себя подобными детьми. Меньше всего я хотела, чтобы она: А) начала сомневаться в себе в любом смысле и виде или Б) стала такой же как эти двое и задирала других.

Сейчас она находилась на том этапе своей жизни, когда окружение оказывало существенное влияние на ход ее мыслей. Поэтому я должна была решить эту проблему как можно быстрее, пока она не сказалась на ее развитии.

– Хорошо, мама, – ответила Риз, и как ни в чем не бывало, продолжила мурлыкать свою песенку.