Текст книги "Мрак над Джексонвиллем"

3

В маленьком морге царила тишина и спокойствие. Сибилла Дженингс покоилась в выдвижном ящике холодильника – словно разобранный на части мотор в ожидании хорошего механика. Однако, каким бы классным специалистом ни был в своем деле доктор Льюис, все равно он никогда уже не сможет ей помочь. В данный момент он в сотый раз пытался понять, какая нелегкая занесла его вдруг в Нью-Мексико. Ему глубоко противен был и сам этот район, и здешний климат, и местные жители. Что за нелепая идея его в свое время одолела: поселиться в Джексонвилле, тогда как по-настоящему работать он мог лишь в Аламагордо. Там, по крайней мере, он располагал приборами самых высоких технологий, у него в подчинении работали четыре ассистента, в его распоряжении было новейшее компьютерное оборудование. А здесь… Льюис поднял голову, оставив на мгновение пластиковые пакеты с кровью и разного рода кусочками человеческой плоти, на которые он наклеивал этикетки для лаборатории, и оглядел довольно тесную комнатенку, под потолком которой гудел допотопный вентилятор. И надо же еще так случиться, что у Стэна – студента, работавшего на полставки его ассистентом, – как раз теперь отпуск! Ведь даже если компьютерными играми он интересовался куда больше, чем своей работой, все же он несколько облегчал Льюису жизнь, хотя бы частично избавляя его от самой рутинной части их ремесла. Тяжело вздохнув, Льюис включил маленький портативный магнитофон и принялся диктовать:

– Дополнения к протоколу вскрытия 4Б22, Сибилла Дженингс. Следы спермы на бедрах и в лишенной глаза глазнице. Сперма направляется на анализ в лабораторию Альбукерка.

Тут он вдруг умолк. Ему почудился какой-то короткий стон. Склонив голову, он прислушался. Ну разумеется, это ветер. В этой вонючей дыре всегда дует ветер. Даже песчаные бури бывают. Да, конечно, за жилье здесь приходится платить вдвое меньше, чем в больших городах, и он вправе по мере необходимости сколько угодно занимать маленькое помещение морга и в сверхурочные часы, получая за это прибавку к не такой уж маленькой зарплате, но все же это отнюдь не Бостон. Ах, Бостон… Снедаемый ностальгией, Льюис в тоске покачал головой и вновь принялся диктовать:

– По всей вероятности, смерть наступила между двумя и тремя часами ночи. В отличие от прочих органов, явно оторванных от трупа, пальцы на руке выглядят отрубленными каким-то инструментом типа топора, ножа, лопаты и т. п., кроме того…

Опять какой-то стон. Теперь уже более протяжный. Похоже на тоскливый вой привязанной собаки. Доктор подошел к окну и вгляделся во тьму. Слева, метрах в двадцати, светились зарешеченные окна полицейского участка. Должно быть, Уилкокс, эта жирная свинья, изучает его предварительный отчет. Льюис нажал на магнитофоне кнопку «стоп», перемотал пленку назад, поднес было палец к другой кнопке, включающей запись, да так и замер. Огромный черный таракан медленно и неуклюже карабкался на аппарат: лапки его то и дело соскальзывали с гладкой пластиковой поверхности.

– Только этого, черт возьми, мне тут и не хватало… – вполголоса произнес Льюис.

К насекомым он испытывал отвращение, причем настолько болезненное, что был не в состоянии даже раздавить подобную тварь. Он отступил назад, не сводя с таракана глаз, – так, словно взору его вдруг предстал свирепый тигр. Черный панцирь сверкал, жирное брюшко поблескивало в ярком свете лампы. Льюис почувствовал, как по всему телу у него заструился пот. Он прекрасно знал, что со стороны человека, годами кромсавшего трупы, – ведь на такую работу способны лишь самые храбрые люди, – подобный страх перед насекомыми просто смешон, но ничего не мог с собой поделать, Ему было страшно. С тех пор как началось это тараканье нашествие на город, он с ужасом постоянно ждал такого вот явления и попросил уборщицу применять удвоенную дозу инсектицида.

Но похоже, этого толстого мерзавца с постоянно подрагивающими усиками ничем не проймешь. Страшно подумать: ведь эти дрожащие лапки могут начать карабкаться по его голой руке, касаясь ее этим полосатым брюшком, добраться до шеи, а потом… Стоп! Таких ужасных вещей даже и воображать нельзя. Доктор оглянулся в поисках какого-нибудь метательного снаряда. Регистрационная книга. Он тихо подкрался к ней – то была довольно увесистая штука в голубом переплете. Таракану тем временем удалось вскарабкаться на магнитофон, теперь он уже полз по клавишам. Льюис занес над головой регистрационную книгу и готов был уже обрушить ее на это чудовище – размером оно было нисколько не меньше большого пальца у него на руке, – как вдруг насекомое резко развернулось в его сторону, нажав при этом своим заостренным задом на клавишу, включавшую магнитофон. Пленка пришла в движение.

И в тиши маленького кабинета раздался протяжный стон. У Льюиса аж дыхание перехватило: значит, ему вовсе не почудилось! Стон был записан на пленке. Затем послышался второй – более отчетливый. И в нем явно звучала глубокая боль, – может быть, кто-то звал на помощь? Ладно, потом посмотрим; сначала нужно уничтожить это омерзительное насекомое. Доктор вновь взмахнул было книгой, но тут же опустил ее и замер в нерешительности, опасаясь вместе с этим ужасным монстром разнести на части и магнитофон. Таракан удобно устроился на клавишах, потирая короткими лапками и покачивая головой.

Внезапно Льюис осознал, что является свидетелем факта совершенно невероятного: от таракана исходил премерзкий запах. Тяжелый, смрадный запах разлагающихся в мусорном бачке отбросов. И тут же мысленно выругал себя за это: такое невозможно, тараканы ничем не пахнут и уж тем более не способны издавать столь жуткую вонь. Но откуда же тогда так несет тухлятиной? Что-то случилось с морозильным шкафом?

Оставив на пару минут таракана в покое, доктор пошел проверить электрическое табло. Все в порядке. Но запах тем не менее преследовал его, становясь все более тошнотворным. Может быть, где-то валяется дохлая крыса? Он повернулся к магнитофону и с удовлетворением отметил, что эта бродячая мерзость была уже на столе – забралась в одну из складок пластикового мешка, содержащего в себе печень Сибиллы Дженингс. Взмахнув регистрационной книгой, Льюис изо всех сил швырнул ее. Раздался чавкающий звук, и из мешка брызнула кровь – прямо на его белый халат. Ударив книгой по тому же месту еще раз, доктор наконец решился ее приподнять. Таракан был раздавлен, равно как и пластиковый мешок, содержимое которого растекалось по столу. Черный панцирь плавал на кусочке фиолетового оттенка плоти посреди забрызганного кровью стола.

Льюис глухо выругался, бросился к шкафу, где хранились швабры, вернулся со щеткой и ведром; затем, сморщив от отвращения нос, смел в ведро остатки печени вместе с тараканом. Он пребывал в крайне взвинченном состоянии, как после настоящей драки. Взглянув на часы – водонепроницаемый сверхплоский «Ролекс», – он с яростью увидел, что уже двадцать минут первого. Дурацкое насекомое отняло у него уйму времени. Прежде чем уйти, он обильно облил всю комнату инсектицидом. По крайней мере этот гнусный запах исчез. Затем написал записку уборщице, пояснив ей, что порвался один из мешков, и, выйдя на улицу, с наслаждением втянул в легкие свежий ночной ветерок. О записанных на пленку таинственных стонах он напрочь позабыл.

Биг Т. Бюргер намеревался уже вонзить свои мощные челюсти в огромный кусок сочного бифштекса, как вдруг услышал чей-то голос:

– Энтони!

Он в полном изумлении отложил вилку. Вот уже тридцать с лишним лет никто не называет его так – «Энтони». Старый вояка подошел к окну и оглядел заросший пожелтевшей травой квадрат, который он именовал своей лужайкой. Чертов прожектор, способный якобы противостоять любой непогоде, опять вышел из строя, и возле дома царила почти непроглядная тьма. Вновь раздался все тот же голос – нежный, певучий:

– Энтони…

Биг Т. Бюргер наполовину высунулся в окно – ночь казалась совершенно спокойной. Вдруг что-то шевельнулось справа, в траве. Повинуясь выработанному за долгие годы службы рефлексу, он мгновенно отскочил от окна – и тут ему почудилось, будто там, снаружи, раздался едва слышный, полный разочарования вздох. Бесшумно попятившись назад, вглубь комнаты, Биг Т. добрался до старого сундука, доверху набитого военными реликвиями, выудил оттуда длинноствольный карабин 22-го калибра, зарядил его, стараясь орудовать при этом как можно тише, и вернулся к окну.

Лужайка уже не выглядела безлюдной. В самом дальнем ее конце, на опушке леса, смутно виднелась какая-то фигура. Женская фигура. Вспомнив о жутком убийстве Сибиллы, Биг Бюргер подумал о том, что, может быть, этой женщине грозит опасность и поэтому она попыталась позвать его на помощь. Но откуда ей знать его имя?

– Энтони…

Голос звучал нежно, но настойчиво.

– Кто там?

– Ты не узнаешь меня? – прошептал голос, в нем звучала бесконечная нежность.

Биг Т. Бюргер вздрогнул. Не мог здесь сейчас звучать этот голос, ведь он умолк навеки почти тридцать пять лет назад. Что-то тут не так. Все чувства старого десантника мгновенно обострились до предела. Если это – шутка, то довольно мерзкая. Его мама давно умерла и покоится на кладбище в доброй тысяче километров отсюда. В мозгу старого вояки словно замигала светящаяся надпись:

«Западня». Он прицелился, причем запястье его оказалось снаружи, за окном.

– Немедленно сматывайтесь отсюда, или я стреляю. Считаю до трех. Раз… два…

Совсем рядом тихо треснула сухая ветка. Биг Т. молниеносно развернулся вправо и выстрелил. Яркая вспышка выстрела на мгновение разорвала тьму: никого. Но Биг Бюргер почувствовал, как что-то холодное пробежало по коже, словно царапая ее. Он взглянул на руку. На левом запястье красовался длинный порез, из которого на кафель пола капала кровь. Женщина за окном со смехом не спеша растаяла во тьме, плавно покачивая бедрами. Что еще за цирк, черт побери? Несмотря на жару, он закрыл окно и в задумчивости медленно вернулся к столу.

Жирный черный таракан деловито ползал по бифштексу. Ни на секунду не задумываясь, Биг Т. Бюргер не спеша поднял ружье, прицелился и выстрелил. Таракан вместе с тарелкой разлетелся на мелкие кусочки – словно на стрельбище. В глубине души старый вояка испытал некоторое удовлетворение. Затем он взглянул на закрытое окно. Определенно, в городе творится что-то ненормальное. Сначала малышка Дженингс, а теперь еще и это. Спать этой ночью он решил не раздеваясь и не расставаясь с оружием. На своем веку он пережил три войны. Не хватало еще, чтобы он попался на старости лет как какой-нибудь желторотый новобранец.

Шеф Уилкокс, четвертый раз подряд перечитав доклад доктора Льюиса, наконец отложил его в сторону. Сожрана живьем… Уверен, что этот жалкий сопляк Том на такое не способен; нет, абсолютно исключено. Внезапно он вспомнил о том, что недавно вечером Мосс рассказал ему о каких-то полоумных мотоциклистах, пытавшихся устроить полный бардак в его заведении. Этакие волосатые, сплошь покрытые татуировкой «Адские Ангелы», направлявшиеся в Неваду. Почему бы не они? Уилкокс записал на клочке бумаги: «пров. Нев.». Но даже до предела накачавшиеся наркотиками какие бы то ни было «Адские Ангелы» вряд ли стали бы жрать девчонку. Убить, изнасиловать, расчленить труп – да; но сожрать? Однако, как бы там ни было, ведь кто-то же сделал это – так почему бы не те самые мотоциклисты?

Он провел рукой по своим густым, серовато-металлического оттенка волосам, пригладил усы и направился к автомату, чтобы налить себе стаканчик кофе. Санитарная команда поработала на славу: в помещении до сих пор воняло инсектицидом, хотя все окна были распахнуты настежь. Санитары обнаружили здесь больше тысячи насекомых – они сожгли их в специальной переносной печи. Хорошенькое дело. Как будто лето и без того не предвещало быть достаточно тяжелым – так нет же, надо вдобавок к этому тараканьему нашествию случиться. Эти твари в один прекрасный уик-энд просто-таки наводнили всю округу. И теперь кишмя кишели в кухнях, гаражах, погребах, карабкались по стенкам мусорных бачков, толпами лезли в коридоры и даже в спальни. Такое в здешних местах случалось не впервые – столь же внезапные нашествия город переживал два-три раза в столетие, хотя явление это для всех оставалось полной загадкой. Впрочем, Сибилле Дженингс теперь уже глубоко наплевать на всех этих тараканов. Уилкокс перелистал стопку записок, оставленных ему Бойлзом. Звонки возмущенных граждан, какие-то нелепые доносы – такое разве что в сортире сгодится. Дважды звонили родители Сибиллы, один раз – мать Тома Прыща, а Лесли Андерсон из муниципального совета даже лично нанес визит. Уилкокс смял листки, скатал из них шарик и запустил его в корзину для бумаг. Дело дрянь. Ну что он может сказать этому болвану Лесли Андерсону?

Он быстро выпил кофе и посмотрел на часы: двадцать минут первого. Пора спать. Завтрашний день может оказаться и похуже. Да, да – это одно из тех правил, которые совсем нелишне вбить себе в башку: завтра всегда может быть еще хуже, чем сегодня. Герби Уилкокс никогда не был оптимистом; должно быть, это у него от матери – будучи по своему происхождению из племени навахо, она работала проституткой; потом один славный парень – рабочий металлургического завода по имени Т. С. Уилкокс – в конце концов женился на ней; полгода спустя, подарив миру младенца Герберта, она умерла, – наверное, для нее это было нечто вроде передозировки счастья.

А тем временем во мраке, в непроглядной ночи, голова ангела в старинной часовенке тихонько покатилась сама по себе. Проржавевшая решетка дрогнула, сотрясенная глухим ударом. За ним последовал второй, сопровождавшийся каким-то металлическим смешком. Легкий ветерок поднялся и побежал меж тихих могил – насыщенный миазмами, слегка подрагивающий, похожий на чей-то насмешливый шепот. Золоченые буквы на надгробии Мартинов мигали в лунном свете, словно неоновая вывеска.

Никакой школы, никаких уроков! То была первая мысль, пришедшая Джему в голову при пробуждении. Никаких уроков, а вдобавок еще Сибиллу Дженингс сожрали живьем. Он быстро вскочил с постели, как попало умылся и устремился в кухню. Дед сидел во дворе и читал газету, устроившись на старой чугунной печи, которую никто – даже какой-нибудь истосковавшийся по своим деревенским корням житель Нью-Йорка – ни за что не захотел бы купить.

Джем быстро проглотил завтрак, выпил стакан апельсинового сока и попытался было незаметно улизнуть через заднюю дверь. Однако голос Деда словно пригвоздил его к месту:

– Джем! Ты должен зайти к Даку: нужно заказать мазута. А еще я составил список покупок, так что бери мой велосипед и – вперед.

Джем с ненавистью глянул на старый облупившийся велосипед с обтрепанным сиденьем. С такой развалиной на гонки не сунешься. Прислонившись к газовой плите образца 1958 года, он просмотрел список покупок, сунул его в карман и сел на велосипед. Ладно хоть Лори живет совсем рядом со станцией Дака, а Дед вовсе не приказывал вернуться тотчас же.

– И не шляйся где попало, теперь не самое подходящее время для этого, – не поднимая головы от газеты, добавил Дед.

– Я, может быть, только к Лори заскочу ненадолго, мы с ним собирались кое-что посмотреть.

– В «Плейбое» или «Пентхаузе»? – поинтересовался Дед, и его громкий смех раскатился по всему дому.

Дед намекал на тот случай, когда он застукал их с Лори однажды в сарае, – они втихаря просматривали журналы, которые им удалось незаметно стянуть у Тоби Робсона.

Дед тогда ничего не сказал, но оба они внезапно почувствовали себя до безобразия маленькими. Джем невольно покраснел и быстро уехал, изо всех сил нажимая на педали. В конце концов Дед был всего лишь стариком, причем плохо воспитанным – почти босяком каким-то, чудом сохранившимся обломком древних времен и ровным счетом ничего не мог понимать в душевных страданиях современной молодежи.

Июльское утро было просто прекрасным; Джема мигом охватила беспричинная радость. В воздухе витал аромат жимолости. Наконец-то каникулы: бесконечный бег по каньонам, купание в реке. Внезапно в душу Джема вкралось опасение, что в связи с убийством Сибиллы, ужасным убийством, всякие игры в окрестностях реки будут запрещены. В задумчивости он забыл подать сигнал о повороте и тут же вздрогнул оттого, что совсем рядом кто-то яростно нажал на клаксон.

– Ты что, парень, совсем голову потерял? Я же чуть не раздавил тебя!

– Простите, мистер Джонс.

Мистер Джонс строго посмотрел на него, покачав смуглой головой с черной блестящей шапкой волос – такой черной и блестящей, что весь город был уверен, будто его мать, эта старая святоша, такая же бледная и белобрысая, как и ее покойный супруг, наверняка в свое время согрешила с одним из «ранчерос» Германа Моргенштейна.

– В городе и без того хватает бед, тебе не кажется? – продолжал мистер Джонс; будучи тренером баскетбольной команды, он, похоже, возомнил, что на него возложена высокая миссия наблюдения за моральным обликом молодежи вообще – особенно если речь шла о весьма мускулистых подростках; Джем тем временем мысленно напевал: «Отец твой был рогоносцем, а мать – лицемерка ужасная», а затем очень вежливо произнес:

– Да, мистер Джонс, я постараюсь быть повнимательнее…

Мистер Джонс наконец соизволил тронуться с места, на прощание погрозив Джему пальцем. Как только его старенький проржавевший грузовичок скрылся за поворотом, Джем самым неподобающим образом показал ему вслед язык, а затем вновь принялся нажимать на педали. По пути ему частенько попадались небольшие группы взрослых – вид у них был чрезвычайно возбужденный; зажав в руках пакеты с продуктами, они тихонько что-то обсуждали, из чего было ясно, что весь город говорит об убийстве. Мужчины, выпятив грудь, размахивали руками, у женщин горели глаза. Джем подумал о том, что сорок процентов местных жителей – испанского происхождения, так что люди весьма горячих кровей в Джексонвилле не редкость; ему и самому нравилось иногда размышлять о жизни своих далеких предков: всякие там матадоры, фламенко, паэлья[3]3
  Паэлья – испанское блюдо из рыбы, мяса, риса и овощей.


[Закрыть].

И все же было бы совсем неплохо, если бы шеф Уилкокс поймал убийцу поскорее. Джем не думал, что все это сотворил Том Прыщ, – его так прозвали из-за вечных прыщей на лице. Конечно же, мозгов у Тома почти что нет, зато глоткой его Бог не обидел, но Джем ни на минуту не мог его представить пожирающим свою подружку. Пожирать он склонен был разве что молочные коктейли, отпуская при этом довольно грязные шуточки, смеяться над которыми был способен только он сам да его бездари-приятели с дурацкими гребешками из волос на голове. Но если люди не успокоятся, они ведь в конце концов способны запросто линчевать этого несчастного Тома…

Наконец станция обслуживания Дака – одиноким строением она вырисовывается на горизонте. Джем сбавил скорость и въехал на земляную площадку. Дак – с восхищением младенца, получившего вожделенную бутылку с соской, – любовался набором каких-то грязных железяк.

– Привет, Дак; мне нужно заказать тебе мазута.

Дак ничего не ответил, ибо уже старательно чистил одно из своих «сокровищ».

– Эй, ты слышишь меня?

Дак едва заметно шевельнул губами:

– Мазут.

– Вот именно, мазут. Как всегда. Ты не забудешь?

Дак передвинул жвачку за другую щеку:

– Нет.

Джем, смирившись, покачал головой и вновь сел на велосипед. Теперь – к Лори. Покупки могут и подождать. И тут же едва не столкнулся с идеально чистой, сверкающей «тойотой» цвета морской волны, – она принадлежала доктору Льюису.

– Осторожнее, мальчик, так ведь можно и поранить кого-нибудь! – крикнул ему Льюис, которому его псевдоблагожелательный тон давался с явным трудом.

Выглядел он страшно усталым: бледный, а веки все время подрагивают, словно у него нервный тик.

– Прошу прощения… – сквозь зубы процедил Джем, нажимая на педали.

Он представил себе, как Льюис всю ночь, склонившись, возился с останками Сибиллы, и по телу у него пробежала дрожь. Судебно-медицинский эксперт – это, пожалуй, даже покруче, чем агент ФБР.

Машина отца Лори стояла возле дома, именно он и открыл Джему дверь. Его необъятное тело, облаченное в ярко-желтый халат, занимало весь дверной проем. Тоби Робсон сощурил глаза, глядя прямо перед собой, прикидываясь, будто не понимает, кто же мог звонить в дверь; затем наконец, опустив взгляд, «увидел» Джема.

– А, так тут все-таки кто-то есть!

И рассмеялся, добродушно потрепав мальчика по голове.

– Заходи; Лори все еще сидит за своим дурацким компьютером. По-моему, скоро у него голова станет плоской, как дискета.

– Здравствуйте, мистер Робсон, – удалось наконец сказать Джему, – и когда же вы наконец разделаете в котлету Майка Тайсона?

Тоби Робсон громко захохотал, затем повернулся боком, чтобы Джем смог протиснуться между дверным косяком и трясущимся от смеха брюхом хозяина дома.

– Дорогу ты хорошо знаешь, так что извини, провожать не буду, а вернусь к своему завтраку. Кстати, хочешь блинчиков?

– Нет, спасибо, я уже поел.

Неспешной походкой бронтозавра Робсон удалился на кухню, а Джем, прыгая через две ступеньки сразу, бросился в комнату Лори.

Тихо гудел компьютер. Лори – в пижаме, непричесанный – не сводил глаз с экрана.

– В конце концов ты просто ослепнешь, – заявил Джем, входя в комнату.

– Знаешь, что такое квадратный корень числа 25 354?

– Понятия не имею…

– Квадратный корень числа 25 354 равен сумме цифр, составляющих дату рождения Сибиллы Дженингс, умноженный на сумму цифр даты полнолуния в этом месяце.

– Класс! И что с того?

Лори устало повернулся к Джему:

– А то, что Джимми говорит, что число 25 354 – это число семейки Мартинов.

Джем постарался сдержать охватившее его раздражение. Ну угораздило же Лори спятить именно в такой момент!

– Послушай, Лори: компьютеры не разговаривают; они только обрабатывают информацию и проделывают заданные им операции, только и всего.

– Да, пока что дело обстоит именно так. Кстати, Джимми объяснил, почему ты мне не веришь: в твоих цифровых данных присутствует число скептицизма.

– То есть?

– Тройка.

Джем склонился к Лори:

– Лори, ты хочешь сказать, что эта куча японской пластмассы способна разговаривать с тобой обо мне?

Он помахал рукой перед экраном и, внезапно изменив голос, произнес:

– Привет, о достопочтенный Кисекисету!

Затем выждал некоторое время в надежде на то, что экран вдруг мигнет ему в ответ или хотя бы ехидно выдаст какую-нибудь надпись типа: «Здравствуй, Джем». Однако ничего подобного не произошло. И Джем вздохнул – уже куда спокойнее. Лори выглядел очень расстроенным. Он встал и пошел переодеваться.

– Ты пугаешь его. Потому что вечно над ним насмехаешься.

Джем предпочел не возражать. Лори всегда был несколько склонен к мистике, это пройдет само собой – нужно только немного подождать. И он растянулся на кровати, дожидаясь, когда Лори натянет шорты и футболку и попытается расчесать свою спутанную шевелюру.

– Я готов, – сказал Лори, доставая бейсбольную биту. По субботам они всегда немножко играли в бейсбол, дабы выглядеть настоящими американскими мальчишками – как в кино. Джем поднялся, и они спустились по лестнице.

– Подожди минутку, я сбегаю за каскеткой!

Лори исчез, в прачечной. Джем остался один в коридоре возле маленькой двери, ведущей в погреб. Оттуда доносились какие-то неясные звуки. Он прислушался. Чей-то плач… Да, плач, чьи-то сдавленные рыдания… Затем – тягучий голос миссис Робсон: «Я не могу так больше, Тоби, не могу…»; и – глухой голос Тоби Робсона: «Но назад вернуться невозможно, Тельма; мы никогда не сможем вернуться назад!»

Вот черт! Похоже, родители Лори и в самом деле собираются развестись? Хорошего мало, если так и случится. Тут внезапно совсем рядом с ним возник Лори, торжествующе размахивая каскеткой с вмонтированным в козырек крошечным радиоприемником.

– Вот так, приятель! Теперь мы с тобой будем постоянно в курсе всех новостей.

Спеша как можно скорее выйти из дома, чтобы Лори ненароком не услышал того, о чем говорят его родители, Джем изобразил на лице улыбку и быстро бросился на улицу, толкая Лори перед собой. Жара стояла невыносимая. Воздух дрожал так, что казалось, будто станция обслуживания Дака пляшет на бетонной площадке. Там, прислонившись к стене возле стоянки, стоял этот здоровенный мешок дерьма – Чеви Алонсо; он лениво переговаривался со своим приятелем – Б. 2, таким же точно засранцем. Они явно старались всячески привлечь всеобщее внимание, пытаясь изобразить из себя этаких «крутых» парней: татуировки, бритые головы. Лори с Джемом изо всех сил старались ни в коем случае не встретиться с ними взглядом: эти идиоты на что угодно способны. Например, «шутки ради» гнать их вдоль шоссе пинками своих остроносых ботинок со скошенными каблуками; нет, такие номера ребятам были вовсе не по вкусу.

Большой зеленый автобус с кондиционером, следующий из Гэллопа, величественно затормозил возле старенькой проржавевшей таблички с указанием остановки. Ему еще предстояло ехать, а точнее, тащиться аж до Сиудад-Хуарес, что по ту сторону границы. При виде него невольно хотелось забраться внутрь и месяцами подряд, ничего не делая, глядеть на проносящийся за окнами пейзаж – будучи этаким типом в старой потертой джинсовой куртке, с реденькой бородкой и бутылкой виски в кармане. А еще – с коробком тех спичек, которые можно зажигать о подошву сапога или о стену какой-нибудь мексиканской таверны.

Автобус уехал. Вместо него на шоссе осталась лишь какая-то девушка; покачивая бедрами, с чемоданом в руке, она вышагивала вдоль дороги. На ней были джинсы в обтяжку, ярко-красная футболка и холщовые туфли на высоких каблуках, веревочки которых были обвязаны вокруг щиколоток. Светлые кудряшки развевались на ветру. Прервав то невнятное бурчание, что заменяло им разговор, Чеви Алонсо и Б. 2 дружно обернулись и многозначительно присвистнули. Девушка, нисколько не прибавив шагу, лишь в знак примирения спокойно подняла над головой тонкий пальчик.

– Как ты думаешь: это новое воплощение в жизни Мэрилин Монро? – шепнул Лори на ухо Джему.

Девушка не спеша дошла до станции обслуживания Дака и свернула в сторону застекленной конторки, возле которой стоял автомат с напитками. Джем и Лори будто онемели, не зная, что и сказать. Если эта девушка – всего лишь сон, то это чертовски интересный сон! Даже не взглянув на Дака, склонившегося над мотором какого-то фургончика, она опустила в автомат монетку, получила банку как следует охлажденного апельсинового напитка и принялась не спеша, но с явным наслаждением его пить.

Джем и Лори, стоявшие по другую сторону шоссе, напрочь забыли не только о бейсболе, но даже о Сибилле Дженингс. Чеви Алонсо яростно чесал у себя в промежности, а Б. 2 смеялся, словно идиот, демонстрируя при этом полный набор гнилых зубов. Девушка выбросила пустую банку в мусорный бачок и двинулась дальше. А поскольку по пути ей попался с увлечением копавшийся в моторе наполовину торчавший из-под капота машины Дак, она посмотрела на него, а затем похлопала его по плечу. Джем и Лори видели, как он – с совершенно ошеломленным видом – выпрямился. Девушка что-то у него спросила. Дак, похоже, призадумался на некоторое время, затем указал ей на въезд в город, расположенный метрах в ста от станции.

– Она ищет мотель, – высказал предположение Лори.

Девушка поблагодарила Дака и пошла в указанном ей направлении, покачивая весьма аппетитными бедрами; футболка плотно обтягивала верхнюю часть ее тела, и было заметно, что она без лифчика. А Дак – кто бы мог подумать? – завороженно смотрел ей вслед, теребя в руках какую-то старую промасленную тряпку.

– Ты только взгляни на Дака: в кои-то веки на нормального человека стал похож! – воскликнул Джем, толкнув Лори локтем в бок.

Огромный дизельный грузовик, на сверкающем боку которого был изображен Кристофер Ли, с налитыми кровью глазами преследовавший какую-то блондинку, с оглушительным шумом проехал мимо мальчиков, окутав их удушающим облаком грязно-желтой пыли. Все очарование как рукой сняло. Джексонвилль вновь стал забытой провинциальной дырой, Чеви и Б. 2 – двумя жалкими деревенскими придурками, девушка – самой обычной приезжей, а Дак – неизлечимым идиотом.

Джем слегка взмахнул зажатой в руке битой:

– Так идем или нет? Мне еще целую кучу покупок нужно сделать для старика.

И они беззаботно пустились бегом, счастливые тем, что этот свободный от занятий день, благоухавший запахом жасмина, предвещал быть просто великолепным, – нисколько не подозревая о том, что последующие дни обернутся для них совсем иначе.

Льюис поправил на лице маску и выдвинул ящик с останками Сибиллы Дженингс. Уцелевший глаз девушки был открыт и пристально смотрел на него. Льюис намеревался проверить кое-что в полости живота. Ведь вполне возможно, что внутренности оттуда были вырваны с целью скрыть начальную стадию беременности… Зазвонил телефон. Ворча, доктор задвинул ящик назад, да так резко, что создалось впечатление, будто бы Сибилла покачала головой. Просто ужасно, что Стэна нет и все приходится делать самому! Он снял трубку:

– Доктор Льюис слушает.

– Простите? – переспросил собеседник на другом конце провода.

– Доктор Льюис слушает, – повторил он погромче, внезапно осознав, что голос его звучит слишком глухо.

Ощущение было такое, словно губы у него вдруг стали картонными. Язык еле ворочается, пищеварение плохое – машинально отметил он, словно пытаясь поставить диагноз.

– Простите, доктор, вас плохо слышно, – произнес голос в трубке.

– С кем я разговариваю?

– Гарри Боунз, из лаборатории Альбукерка; я тут уже немножко посмотрел присланную вами сперму.

– А, здравствуйте, Гарри; ну и что новенького скажете по этому поводу?

– Это не сперма.

– Что?

Снова такое ощущение, будто рот набит ватой. В трубке – очень взволнованно – вновь зазвучал голос Боунза:

– Во всяком случае, таковой она уже не является.

– Объясните же толком…

Льюис начал нервничать. Он сильно вспотел. И уже размышлял о том, не подцепил ли он где-нибудь этакий «славненький» летний грипп.

– Речь, несомненно, идет о семенной жидкости, но принадлежит она субъекту уже умершему.

– Умершему? Вы хотите сказать, что она украдена из банка спермы?

– Нет, я хочу сказать, что эта сперма взята непосредственно от трупа. В ней нет ни единого живого элемента. Льюис, вы меня слышите?

– Да, просто призадумался немного. Вряд ли это упростит нам задачу.

Опять этот мерзкий запах. Определенно, где-то поблизости валяется какое-то дохлое животное. Сперма. Труп. Внезапная эякуляция у трупа? Или человек умер, едва успев сбросить семя? Что еще за фокусы?

– Вы совершенно уверены в том, что сказали?

– На все сто процентов. Должно быть, сперму извлекли из достаточно свежего трупа – такое объяснение представляется мне единственно возможным.