Текст книги "Пять откровений о жизни"

Мы все – продукты своего окружения

В то субботнее утро, когда мы познакомились с Энтони, ему еще не исполнилось сорока лет. У него были светлые кудрявые волосы, и, несмотря на болезнь, в нем сквозило какое-то озорство. Я совсем не привыкла работать с такими молодыми пациентами. Мы сразу же подружились, и, несмотря на обстоятельства, в нашем общении всегда находилось место юмору.

Энтони был старшим сыном в семье бизнесменов-миллиардеров и всю жизнь наслаждался роскошью. Стоило ему чего-то захотеть, он тут же это получал, и в молодости это работало ему на руку. Однако на Энтони также лежала огромная ответственность как на будущем наследнике семейной бизнес-империи. Это сильно давило на него, и, несмотря на несомненный ум, хорошее образование и прекрасные перспективы, Энтони страдал от низкой самооценки. Он пытался скрыть это за юмором и тягой к веселым выходкам. Энтони, у которого был младший брат и четыре младшие сестры, не мог быть тем, кем его хотела видеть семья, и это лежало на нем тяжелым грузом.

Юные годы Энтони провел, гоняя за рулем спортивных машин с полицией на хвосте, нанимая самых дорогих девушек по вызову и сравнивая с землей всех, кто становился на его пути. Между молодыми людьми из богатых пригородов шла фактически война за территорию. Некоторые из поступков Энтони никак не вызывали уважения. Из-за своей низкой самооценки Энтони часто вел себя необдуманно, даже рисковал жизнью. Одна из таких опасных выходок привела его в больницу, где он оказался с повреждением внутренних органов и конечностей, с угрозой навсегда лишиться и здоровья – и той свободы, которую несет с собой здоровье.

Врачи приложили все усилия, чтобы вернуть ему свободу, но надежды на исцеление было мало. Энтони, надо сказать, отнесся к этому мужественно. Понимая, что он, вероятно, уже нанес себе непоправимый ущерб, он попросил врачей поторопиться со следующей операцией, чтобы ситуация скорей разрешилась в любую сторону. Ему провели несколько операций, а затем целую неделю он проспал на обезболивающих препаратах, пока я сидела у его постели в больничной палате. После этого оставалось только ждать и надеяться, что он постепенно поправится.

Энтони любил, чтобы я читала ему вслух. Эта традиция родилась однажды вечером, когда он спросил меня, что я читаю. Я читала о Ближнем Востоке – после поездки туда меня постоянно тянуло обратно. Автор книги писал об истории и укладе в этом регионе умно и без предубеждения. Хотя я прекрасно знала и о подчиненном положении женщин во многих странах Ближнего Востока, и об экстремистах, совершающих ужасные поступки во имя своей религии, я также видела другую сторону ближневосточной культуры, которую, к сожалению, никогда не освещают средства массовой информации.

На Ближнем Востоке живут добросердечные, потрясающе гостеприимные люди, которые превыше всего ценят семью. Меня всюду принимали без малейшего колебания, и мне навстречу раскрывались прекрасные сердца. То же самое относится и к людям с Ближнего Востока, с которыми я познакомилась уже в Австралии. На Западе семейные связи очень сильно ослабли, особенно связи со старшим поколением. В этом я лично убедилась, глядя на количество одиноких стариков в домах престарелых, где иногда подрабатывала.

Меня всегда завораживали другие культуры и то, насколько разный образ жизни мы выбираем. Я также обожаю те кулинарные приключения, которые несет с собой знакомство с чужой культурой. Однако на глубинном уровне мы все похожи, поэтому я никогда не могла понять расизм. Большинство людей совершенно одинаковы: мы просто хотим быть счастливыми. И у каждого из нас есть сердце, способное страдать.

Энтони захотел поподробней узнать, о чем книга, так что я заварила нам чайничек ароматного травяного чая и пересказала ему прочитанные страницы. После этого я продолжила читать уже вслух. Так мы стали проводить час или два ежедневно, и нам обоим это приносило большое удовольствие. Шла неделя за неделей, и я знакомила Энтони с книгами, которые иначе никогда бы не попались ему на глаза. Я предлагала ему разные темы на выбор, но он неизменно настаивал, чтобы я читала то, что мне самой интересно.

Так я познакомила его с некоторыми классическими книгами для духовного роста. Я читала ему о жизни, философии, о нетрадиционном мышлении. Мы обсуждали прочитанное, пока я ухаживала за ним: поднимала неработающую руку, потом вторую, затянутую в гипс, меняла повязку на неработающей ноге, потом кормила его, причесывала и так далее.

Через какое-то время пришлось признать, что операции прошли не вполне успешно. Что-то врачам удалось исправить, но некоторые органы и части тела Энтони были повреждены навсегда. Он не мог вернуться домой: ему нужен был круглосуточный уход до конца жизни. Было принято решение отправить его в частный интернат – один из лучших в городе, судя по цене услуг и рекламному буклету.

Так Энтони, еще совсем молодой человек, оказался заперт в четырех стенах блеклого цвета, в окружении умирающих стариков. Мне это место казалось ужасным, я мечтала взять краску поярче и перекрасить стены. Но Энтони поначалу казался почти счастливым. Его успокаивало, что семья перестала о нем волноваться – они знали, что он под присмотром. Он также веселил и подбадривал пожилых пациентов, быстро став общим любимчиком. Однако со временем жизнерадостность Энтони померкла, а отсутствие внешних стимулов притупило когда-то острый ум. Он начал превращаться в продукт своего окружения.

Мы все очень податливые, изменчивые существа. Хотя мы вполне способны думать самостоятельно и у нас есть свобода воли, чтобы жить так, как подсказывает сердце, окружение оказывает на нас огромное воздействие – особенно пока мы не начнем осознанно принимать решения о своей жизни.

Например, бывает, что после повышения по службе вполне практичные и уже и без того счастливые люди резко меняются. Им перестает хватать того, что у них есть; в попытках угнаться за новыми друзьями с новым уровнем достатка они меняются изнутри, мимикрируя под свое окружение. Например, район, которым они раньше были довольны, теперь их не устраивает, и они переезжают в более подходящее место. Иногда это приносит им счастье, но не всегда.

Многие деревенские жители, перебравшиеся в город, адаптируются, переключаются на городскую моду и активный образ жизни. Другие люди, выросшие в городе, адаптируются к сельской жизни и замедляются, отказавшись от брендовых вещей, переодеваются в джинсы и резиновые сапоги и счастливо копаются в земле. Где бы мы ни оказались, со временем наше окружение непременно начинает на нас влиять.

Моя молодость прошла достаточно бурно, хотя и началась с задержкой: к девятнадцати годам я была обручена и вела совершенно взрослый образ жизни, у меня даже была ипотека. Наши отношения с женихом были нездоровыми, и сейчас я даже не представляю, как мне вообще удалось пережить это время. Я постоянно терпела с его стороны оскорбления и унижения, психологические игры и злость, доходящую до ярости; моя уверенность в себе таяла на глазах.

Чаша моего терпения переполнилась примерно тогда же, когда я в очередной раз сменила работу. Новые коллеги оказались потрясающими людьми, и я опять почувствовала вкус к жизни. Стабильная работа дала мне возможность спастись из ситуации: я перевелась в офис на северном побережье и начала все сначала.

Это был счастливый, беззаботный период, я получила полную свободу наслаждаться танцами и встречаться с мальчиками. Многие в нашей компании увлекались наркотиками. К тому моменту я уже знала, что не люблю алкоголь, и, хотя окончательно я бросила пить уже позже, даже тогда алкоголь занимал в моей жизни мало места. Впрочем, вокруг хватало и других соблазнов, и в течение года я экспериментировала с разными веществами. В то время еще не появились современные синтетические наркотики, названий которых я даже не знаю. Мои друзья баловались доморощенной травкой, а однажды мне предложили попробовать опиум, и я согласилась.

В тот момент я считала, что вполне могу попробовать что-то новое, и при этом мне хватит ума ограничиться одним разом – к счастью, я никогда не проверяла эту теорию на героине. От него я всегда держалась подальше. Я по одному разу экспериментировала с опиумом, грибами, ЛСД и кокаином – все в течение этих двенадцати месяцев, – после чего никогда их больше не употребляла. Думаю, что в результате тех ограничений, которые я терпела в родительском доме и со своим женихом, во мне накопилось желание совершать безрассудные поступки. Но, кроме этого, на бессознательном уровне я чувствовала себя абсолютно никчемной.

Впрочем, я очень быстро поняла, что наркотики не для меня, и, хотя мне было интересно кое-что попробовать, я говорила себе, что делаю это ради нового опыта, а не чтобы «упороться». На сознательном уровне я быстро сообразила, что мне нравится вести здоровый образ жизни. На бессознательном уровне мне предстояло еще долго освобождаться от влияния на меня чужих мнений. Мое счастье по-прежнему очень сильно зависело от окружающих.

Несколько лет спустя, уже уехав с острова, я жила в Англии и работала в деревенском пабе. Вокруг было много спидов[1]1
  От английского слова «скорость» (speed), так называют стимуляторы амфетаминового ряда (амфетамин/метамфетамин). – Примечание ред.


[Закрыть]. Местные парни, занюхав пару дорог, приходили в паб с расширенными зрачками, скрипя зубами. Их жизнь была абсолютно монотонной изо дня в день, из года в год. Поэтому, когда им удавалось раздобыть спиды, это достаточно изменяло их реальность, чтобы они могли по-новому посмотреть на привычное окружение. Они всего лишь пытались спастись от скуки, и, глядя, как на следующий день они страдают от хандры и усталости, я спрашивала себя, а стоила ли игра свеч.

Пару раз мы с Дином к ним присоединялись, но очень быстро нам это разонравилось. Отходняк от спидов был чудовищным, и я просто не могла так жестоко обращаться с собственным телом. Однако в тот же период я пережила опыт, который изменил меня навсегда – и вновь это случилось, потому что я поддалась своему окружению, вместо того чтобы сознательно принять решение повести себя правильно.

В те выходные Дин был занят на работе, поэтому я вместе с другими деревенскими парнями поехала на электричке в Лондон. Хотя мне уже было под тридцать, я раньше никогда не была на рейве, просто потому, что мне не нравилась такая музыка. Но мои деревенские друзья никак не хотели, чтобы я сидела одна дома. Они убеждали меня, что это будет лучший вечер в нашей жизни, и я согласилась поехать.

Мне уже доводилось один раз пробовать экстази, и ничего страшного не случилось. Я забавно провела вечер и пережила отходняк, хотя он мне определенно не понравился. Несколько дней у меня болел живот и совершенно не было сил. Этого опыта мне вполне хватило, и с тех пор я всегда вежливо отказывалась от экстази. Кроме прочего, каждый раз, принимая наркотики, я потом мучилась угрызениями совести, а я и без того была склонна к самобичеванию. Однако в электричке по пути в Лондон друзья убедили меня проглотить таблетку экстази.

Настоящие тусовщики принимают по несколько таблеток каждую неделю, так что почему бы мне не съесть всего одну? Впрочем, я ни в чем не виню своих друзей. Они всего лишь хотели поделиться со мной тем, что нравилось им самим. Выбор оставался за мной, и я проглотила таблетку, как раз когда поезд подходил к вокзалу Виктория. Была середина зимы, и на улице стоял дикий холод, как всегда в это время в Лондоне.

Как только мы вошли в клуб, я поняла, что ночь будет долгой. Мне сразу же не понравилась музыка: насколько я люблю акустическую музыку, настолько же не люблю электронную. Из динамиков неслось техно. Зная, что мне никуда не деться до самого утра, я решила принять ситуацию, расслабилась и присоединилась к друзьям на танцполе. Они прекрасно проводили время, а я с трудом терпела происходящее.

Затем таблетка подействовала в полную силу, и я поняла, что мне нужно выбраться из толпы. С меня градом лил пот. Любое прикосновение вызывало приступ клаустрофобии. Я с трудом пробиралась через переполненный танцпол, чтобы глотнуть свежего воздуха. Пол вибрировал от басов, которые отдавались у меня во всем теле. Улыбающиеся лица людей вокруг начали сливаться. Я стремительно теряла контроль над собой, и мне нужно было спрятаться в безопасном месте.

Шум, смеющиеся лица и свет искажались все сильнее, пока я отчаянно пробиралась к женскому туалету. Я заперлась в кабинке, но, как мне ни хотелось остаться там всю ночь, это было невозможно. В дверь начали барабанить, и я неохотно покинула свое убежище.

На улице было слишком холодно, а поезда в сторону дома начинали ходить только в шесть утра. От шума и смеха в женском туалете у меня кружилась голова. Подняв голову, я заметила подоконник. Вот оно, мое убежище, решила я. Забравшись на раковину, я сумела перебраться на подоконник, достаточно широкий, чтобы на нем можно было сидеть без риска свалиться вниз. Я незаметно устроилась в уголке над раковинами. Хаос и суета остались внизу, и я смогла немного отдышаться.

С меня продолжал градом лить пот, так что я с облегчением прижалась к ледяному окну. Теперь я чувствовала себя в безопасности и мне проще было справиться с ситуацией. Мое бедное сердце колотилось с нездоровой скоростью, и я молилась о том, чтобы пережить эту ночь. Мне почему-то не пришло в голову обратиться за медицинской помощью. Может быть, подсознательно я боялась проблем с полицией из-за наркотиков. Не знаю. Но в тот момент мне казалось, что самое лучшее – это сидеть, прислонившись головой к холодному стеклу.

– Эй, ты в порядке? – спросила незнакомая женщина, дернув меня за штанину, которая болталась у нее примерно на уровне глаз.

Я слышала ее, но продолжала сидеть с открытым ртом, откинув голову назад и глядя в потолок. У меня не было сил ей ответить. Сердце стучало как бешеное, и я не могла пошевелиться.

– Ты в порядке? – повторила она настойчиво. Я собрала все силы, опустила на нее глаза и кивнула.

– Вода у тебя есть? – спросила она. Я пожала плечами, и тогда она исчезла, но вскоре вернулась с бутылкой воды.

– Пей, – велела она. Я послушно выпила, и она вновь наполнила бутылку водой из-под крана.

– Спасибо, – выдавила я. Разговаривать было тяжело, но полезно, потому что разговор вынуждал меня сосредоточиться на реальности, а не теряться в трипе. Нам удалось немного поболтать. Эта женщина оказалась моим ангелом-хранителем.

Всю ночь я просидела на подоконнике, не в силах сдвинуться с места, с бьющимся сердцем. Она регулярно заходила меня проведать, каждый раз наполняла бутылку водой и разговаривала со мной. По сей день я не знаю ее имени, но мне страшно подумать, что бы со мной было, если бы не она. Примерно за полчаса до закрытия клуба она помогла мне спуститься с подоконника. Я все еще была не в себе, но теперь хотя бы могла разговаривать. Мы немного поболтали. Хотя мы и шутили над ситуацией, мы обе понимали, через что я прошла, и я с благодарностью обняла свою спасительницу. Она вывела меня из туалета, и вместе мы нашли моих друзей, которые всю ночь меня разыскивали и были страшно счастливы, что я нашлась живой и невредимой. «Приглядывайте за ней», – сказала им женщина, вложила мою руку в руку одного из них и ушла.

По пути домой мои друзья смеялись и повторяли, что ночь была просто супер и как жаль, что наркотики выветрились. Я прислонилась лбом к стеклу и делала вид, что сплю, хотя знала, что заснуть мне удастся еще нескоро. Сердце у меня по-прежнему так и рвалось из груди, а в голове была одна-единственная мысль: поскорей бы это все закончилось. С этого дня я больше никогда не травила свой бесценный организм ядовитыми веществами. Проспав двое суток подряд, я проснулась новым человеком, благодарная за полученный урок. Лежа в постели, глядя в потолок, все еще без сил после этого безумного приключения, я была счастлива, что жива. Как никогда раньше я чувствовала, что здоровье – это великий дар, что нужно его ценить и обращаться с собой с уважением.

Несколько лет спустя на концерте мне предложили таблетку экстази, и я отказалась от нее вежливо, но без малейших колебаний. Наркотики стали чем-то совершенно чуждым моему миру. В тот момент я поняла, что снова стала продуктом своего окружения – на этот раз, к счастью, совершенно другого. Теперь я вела здоровый образ жизни. В моей новой компании было принято проводить время за долгими прогулками, вылазками на природу, здоровой пищей и чаем у костра. Такое окружение подходило мне куда лучше прежнего, и я была совсем не против стать его продуктом.

Энтони сделался продуктом своего окружения в самом худшем смысле слова. Когда я навещала его в интернате в первый год, он с удовольствием обсуждал политику и новости, за которыми следил по радио и телевидению. Он был весьма проницателен, не лез в карман за остроумным мнением или саркастическим замечанием. Кроме того, он расспрашивал, как у меня дела, и слушал с искренним интересом. Я выкатывала его кресло на улицу, и мы гуляли, радуясь солнцу и болтая с прохожими, а иногда просто сидели в садике во дворе интерната, наблюдая за птицами и разговаривая.

Однако со временем его запал угас до такой степени, что он отказался от этих прогулок. Когда друзья или родные предлагали ему поучиться чему-нибудь новому и изменить свою жизнь к лучшему, он не хотел их слушать.

– Не вижу смысла, – говорил он мне раз за разом. – Мне и здесь нормально, я принял свою судьбу.

Энтони считал, что заслужил все, что с ним случилось, потому что в прошлом сам причинил другим немало вреда.

– Ты уже заплатил по счету, Энтони, – говорила я. – Ты усвоил урок, и это главное.

Но он отказывался себя простить. К тому же он не хотел напрягаться, чтобы менять что-то. Энтони привык к ритму жизни, принятому в интернате, и не собирался возвращаться к обычной действительности. В некотором смысле инвалидность сняла с него тяжелый груз ответственности, потому что теперь он был ничего никому не должен. Ему было неважно, что в мире полно людей с инвалидностью, которые живут полной жизнью и служат источником вдохновения для других.

На самом деле, Энтони использовал свое состояние здоровья как оправдание, чтобы ничего не делать и не рисковать потерпеть еще одну неудачу. Он признался мне, что у него просто не осталось смелости на новые попытки. Лишившись остатков мотивации, он принял решение доживать свою жизнь в полусне, пока за стенами интерната всходило и садилось солнце.

Я еще год продолжала иногда навещать его, несмотря на гнетущую обстановку в интернате. Но наши отношения на глазах становились односторонними. Энтони перестал звонить друзьям, в том числе и мне, а раньше мы часто разговаривали по телефону. Когда я приходила, наши разговоры вращались вокруг работы его кишечника и грубости персонала. Было трудно закрывать глаза и на то, что он полностью потерял интерес к своему внешнему виду.

Энтони состарился раньше своего срока, и, хотя он по-прежнему был лет на тридцать моложе остальных обитателей интерната, теперь он казался одним из них. Он превратился в продукт своего окружения. Глядя, как он угасает, я не могла не думать о мужестве, без которого невозможно следовать зову своего сердца. К несчастью, жизнь Энтони стала наглядным примером того, чего сама я всеми силами старалась избежать.

Через несколько лет мне позвонил его младший брат, чтобы сообщить, что Энтони умер. До самого конца его жизнь оставалась неизменной, и он наотрез отказывался покидать стены интерната, даже ради семейных праздников. Я невольно задумалась: о чем он думал перед смертью, окидывая мысленным взглядом прожитую жизнь?

Страх Энтони потерпеть неудачу подтолкнул меня двигаться вперед. Отказавшись от любой борьбы, он лишил себя возможности меняться и расти. Он зря боялся неудачи: рискни он предпринять хоть что-то, сама попытка уже была бы успехом. Настоящим провалом Энтони было то, что он превратился в продукт своего окружения и потерял желание прикладывать усилия, а значит, улучшать свою жизнь. Мне было безумно жаль, что этот добрый и умный человек умер, так и не воспользовавшись всеми замечательными качествами, с которыми был рожден.

Тогда я приняла решение: если мы все становимся продуктами своего окружения, то лучшее, что можно сделать, это внимательно выбирать свое окружение. Оно должно помогать, а не мешать нам идти к намеченным целям. Чтобы жить так, как я хочу, мне по-прежнему требовалась смелость. Но сознавая, как на меня влияет окружение, я могла немного облегчить себе путь. Этот урок придал мне смелости, чтобы осознанно творить свою жизнь, и напомнил о том, какую силу имеет свобода выбора.