Текст книги "После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после"

Глава 5
Как понять, что реально?

В 1978 году, вскоре после встречи с Рэймондом Моуди и начала моих исследований околосмертных переживаний совместно с Яном Стивенсоном, я понял, что мне потребуется более глубокое освоение навыков проведения медицинских исследований, чем представлялось возможным в медицинском университете с клиническим уклоном, каким в то время был университет Вирджинии. Тогда я нашел работу в Мичиганском университете, одном из крупнейших научно-исследовательских центров, где у преподавателей тоже были наставники, которые могли научить меня тому, что мне было нужно для исследования ОСП с научной строгостью. Мне посчастливилось познакомиться с ныне покойным Гарднером Куортоном, директором Научно-исследовательского института психического здоровья при университете. Он, можно сказать, взял меня под крыло и обучил составлению вопросов для практических исследований и правильной подготовке протоколов.

Все ранние работы по изучению околосмертных переживаний, включая мои, представляли собой главным образом собрания рассказов о таком опыте от первого лица и не следовали никакому общепринятому формату. Большинство моих коллег из других организаций собирали ту информацию об ОСП, которую считали наиболее важной. Исследователи, заинтересованные ясностью мышления при околосмертном опыте, обращали внимание на искажение времени, жизненный обзор и тому подобное, но даже не спрашивали об ощущении выхода из тела или о встрече с умершими родными и близкими. Те, кто занимался религиозными вопросами, интересовались видениями Бога и загробной жизни, но не задавали вопросов о переменах в мышлении или эмоциональном состоянии. Читая подобные работы, я не мог понять, имеем ли мы дело с различными примерами одного и того же явления или исследуем набор разнообразных явлений, которые могут происходить с человеком, когда он думает, что вот-вот умрет.

Один из моих коллег дал такое определение околосмертному опыту: «Это любой опыт, который получил человек, будучи при смерти». Но на мой взгляд, это слишком широкое толкование. Сталкиваясь со смертью, люди проходят через очень разный опыт, от полной потери сознания до паники или принятия. Все эти варианты очень отличаются и совершенно не являются тем, что Рэймонд Моуди назвал ОСП. Я чувствовал, что прежде всего нам нужен способ удостовериться в том, что, говоря об околосмертных переживаниях, мы имеем в виду одно и то же. Но найти такой способ было непростой задачей. Помимо личных предпочтений каждого из исследователей, нам также мешала наша относительная изолированность, отсутствие информации о том, кто еще занимается изучением ОСП и что именно они понимают под этим термином. Мне хотелось привести исследования феномена ОСП к некой логичной структуре.

Чтобы решить эту проблему и дать окончательное определение тому, что мы подразумеваем под термином «околосмертные переживания», в начале 1980-х я разработал «шкалу оценки ОСП»[34]34
  «…я разработал „шкалу оценки ОСП“» – шкала оценки ОСП и ее психометрические свойства описаны в моих статьях: Bruce Greyson, «The Near Death Experience Scale: Construction, Reliability, and Validity» («Шкала оценки околосмертных переживаний: структура, надежность и валидность»), Journal of Nervous and Mental Disease 171(6) (1083), 369–75; Bruce Greyson, «Near-Death Encounters with and without Near Death Experiences: Comparative NDE Scale Profiles» («Встреча со смертью: сравнение случаев наличия и отсутствия околосмертных переживаний по шкале оценки ОСП»), Journal of Near Death Studies 8(3) (1990), 151–61; and Bruce Greyson, «Consistency of Near-Death Experience Accounts over Two Decades: Are Reports Embellished over Time?» («Неизменный характер рассказов об околосмертных переживаниях на протяжении двадцати лет: склонны ли люди приукрашивать свои истории?»), Resuscitation 73(3) (2007), 407–11


[Закрыть]. Для начала я составил список из восьмидесяти характеристик, чаще всего упоминаемых в описаниях околосмертного опыта. Этот список я разослал большому числу людей, испытавших ОСП. С помощью многократной оценки как ими, так и другими учеными, а также статистического анализа, мне удалось сократить список до более удобного, состоящего всего лишь из шестнадцати характеристик. Пункт «изменения в мышлении» отражал такие явления, как ускорение мыслительных процессов и пересмотр сцен из прошлого. К изменениям эмоционального состояния я отнес чувства абсолютного умиротворения и безграничной любви, исходящие чаще всего от некоего светоносного образа. Также я включил в список необычные ощущения, такие как знание о том, что происходит в других местах, и чувство выхода из физического тела. Кроме того, в списке был пункт «внеземные переживания» – к ним я отнес встречи с умершими людьми или религиозными персонажами, а также ощущение достижения «границы», «точки невозврата».

Я предлагал людям, прошедшим через околосмертный опыт, оценить каждую из шестнадцати характеристик в 0, 1 или 2 балла. Таким образом, общая оценка варьировалась в пределах от 0 до 32. Например, ОСП Билла Харнланда, пострадавшего при взрыве самолета, получило оценку 28, а Том Сойер, которого придавил грузовик, оценил свой в опыт в 31 балл. Эти оценки могли быть полезны при сравнении результатов работы различных исследователей, но не помогали в изучении конкретных случаев. Многие люди поставили своим переживаниям низкую оценку, пользуясь данной шкалой, хотя их околосмертный опыт привел к духовным трансформациям, изменившим всю их последующую жизнь. Выходило, что шкала оценки ОСП не отражает степень влияния подобных переживаний на человека. Это не более чем инструмент, позволяющий ученым удостовериться, что они исследуют одно и то же явление. И он выдержал испытание временем. За тридцать восемь лет, прошедшие с момента первой публикации, шкала оценки ОСП была переведена на более чем двадцать языков и использовалась в сотнях научных работ по всему миру.

 Пункт «изменения в мышлении» отражал такие явления, как ускорение мыслительных процессов и пересмотр сцен из прошлого.

Строго следуя процедуре разработки опросника, я был несколько удивлен, что в его конечном варианте отсутствовали некоторые характеристики, часто встречающиеся при ОСП. Например, прохождение через туннель. Многие люди упоминали, что в своих околосмертных переживаниях двигались словно сквозь туннель, однако подобный опыт характерен и для множества других ситуаций. Некоторые исследователи предполагают, что прохождение через туннель является универсальным образом, который порождает наш разум[35]35
  «…туннель является универсальным образом, который порождает наш разум…» – Kevin Drab, «The Tunnel Experience: Reality or Hallucination?» («Опыт «прохода через туннель»: реальность или галлюцинация?»), Anabiosis 1(2) (1981), 126–52; C. T. K. Chari, «Parapsychological Reflections on Some Tunnel Experiences» («Парапсихологическая интерпретация некоторых рассказов о чувстве „прохождения через туннель“»), Anabiosis 2 (1982), 110–31


[Закрыть] в ответ на переход из одного состояния в другое в моменты, когда мы сами не осознаем, как именно осуществился такой переход. Можно сравнить это с «кротовой норой»[36]36
  «Можно сравнить это с „кротовой норой“» – J. Kenneth Arnette, «On the Mind/Body Problem: The Theory of Essence» («К вопросу о психофизиологической проблеме: гипотеза о единой субстанции»), Journal of Near-Death Studies 11(1) (1992), 5–18


[Закрыть] – понятием, введенным физиками-теоретиками для обозначения пространства, соединяющего вселенные. Я не уверен, что такое объяснение самое точное, однако факт остается фактом – люди упоминают движение в туннеле совместно с другими ощущениями, характерными для ОСП, но не менее часто «туннелям» не сопутствуют другие характерные для ОСП черты. Поэтому прохождение через туннель не является особенностью, по которой ученые могут отличить околосмертное переживание от какого-либо другого опыта, полученного человеком при смерти.

Через двадцать лет после публикации шкалы оценки ОСП, когда исследователи во всем мире уже давно считали ее стандартным инструментом, двое незнакомых мне ученых-скептиков подвергли ее испытанию на прочность. Рэнс Лэнг, специалист по статистике из медицинского института при Университете Южного Иллинойса, и Джеймс Хуран, психолог, работавший в то время в Австралии, в Аделаидском университете, не интересовались конкретно ОСП, но проводили сложные статистические испытания различных тестов, разработанных другими учеными, по ходу дела «разоблачая» некоторые из них. Они попросили меня предоставить им ответы на вопросы моей анкеты до обработки – описания ощущений около трехсот человек, побывавших на пороге смерти, – чтобы они сами могли провести тщательную статистическую проверку данных и оценить валидность шкалы оценки ОСП[37]37
  «…испытание было окончено и подтвердило валидность шкалы оценки ОСП…» – Rense Lange, Bruce Greyson, and James Houran, «A Rasch Scaling Validation of a „Core“ Near-Death Experience» («Доказательство валидности оценки околосмертных переживаний и их „базового“ характера с использованием модели Раша»), British Journal of Psychology 95 (2004), 161–77


[Закрыть].

Я был полон опасений и сомнений, стоит ли соглашаться на сотрудничество. Я разрабатывал эту анкету несколько лет. Теперь она широко применялась исследователями всего мира. Я не знал, что за статистические испытания будут проводиться, насколько они эффективны и сможет ли мой опросник их выдержать. А если нет, не бросит ли это тень на всю мою работу, связанную с околосмертными переживаниями? Не подорвет ли это мой авторитет в ученом сообществе, не разрушит ли мою карьеру?

С другой стороны, если шкала оценки ОСП содержала ошибки, я, безусловно, хотел об этом знать! Как я мог отказаться предоставить данные и позволить провести проверку анкеты? Разве я мог, считая себя настоящим скептиком, относиться скептически лишь к чужим идеям, а не к своим? Я встречал немало ученых, которые, называя себя скептиками, упорно отрицали любые факты, в чем-либо противоречащие их убеждениям. Неужели я не мог поступиться гордостью, пересилить страх неудачи и позволить своим разработкам пройти независимую проверку? Именно этого требовала интеллектуальная честность. Настоящий скептик поступил бы именно так. И если бы мой отец был жив, он бы хотел, чтобы я поступил так же. Поэтому я отправил Рэнсу и Джиму все свои данные, ответы сотен людей, столкнувшихся с ОСП, и стал ждать результатов. В течение нескольких последующих месяцев я провел не одну беспокойную ночь, сомневаясь в правильности решения подвергнуть свою работу столь скрупулезной экспертизе. Но по утрам, при свете дня, мне вновь становилось очевидно, что это был правильный поступок.

Наконец, к моей огромной радости, испытание было окончено и подтвердило валидность шкалы оценки ОСП. Исследователи установили, что с ее помощью действительно оценивается одно и то же явление, наблюдаемое у мужчин и женщин, людей любого возраста и любой культуры; количество баллов по шкале не зависит от того, сколько времени прошло с момента наблюдения. Я вздохнул с облегчением. Шкала оценки ОСП – а значит, и само изучение околосмертных переживаний, – были признаны объективными командой скептиков, которые не только не были в этом заинтересованы, но, наоборот, были бы рады их дискредитировать.

Занимая должность заведующего отделением неотложной психиатрической помощи в Мичиганском университете, по вечерам и по выходным, которые не проводил с семьей, я продолжал наши совместные исследования с Яном Стивенсоном. Он по-прежнему работал в Вирджинии, и мы общались по переписке и по телефону – до появления персональных компьютеров, не говоря уже об электронной почте, было еще очень далеко.

В 1979 году наше сотрудничество достигло ключевого момента. «Журнал Американской медицинской ассоциации»[38]38
  JAMA: The Journal of the American Medical Association, далее «JAMA». – Прим. пер.


[Закрыть] опубликовал нашу с Яном статью об околосмертных переживаниях[39]39
  «…опубликовал нашу с Яном статью об околосмертных переживаниях…» – Ian Stevenson and Bruce Greyson, «Near-Death Experiences: Relevance to the Question of Survival after Death» («Связь околосмертных переживаний с возвращением человека к жизни»), JAMA 242(3) (1979), 265–67


[Закрыть]. В ней мы сделали акцент на том, что, хотя за последние десятилетия количество книг и статей о смерти и предсмертных состояниях продолжает расти, их авторы неизменно обходят стороной вопрос о возможности функционирования человеческого сознания после смерти. Мы не утверждали, что ОСП являются доказательством этого, но предположили, что они могли бы пролить свет на подобную вероятность. Мы заметили, что убеждения людей, оказавшихся при смерти, могут влиять на то, как они воспринимают свой околосмертный опыт впоследствии, но в то же время нередко случается, что ОСП противоречат представлениям человека о загробной жизни[40]40
  «…нередко случается, что ОСП противоречат представлениям человека о загробной жизни…» – Henry Abramovitch, «An Israeli Account of a Near-Death Experience: A Case Study of Cultural Dissonance» («Исследование культурного несоответствия в околосмертном опыте на примере рассказа израильтянина»), Journal of Near-Death Studies 6(3) (1988), 175–184; Mark Fox, «Religion, Spirituality and the Near-Death Experience» («Религия, духовность и околосмертные переживания») (London: Routledge, 2003); Kenneth Ring, «Heading toward Omega» («На пути к Омеге»), New York: Coward, McCann & Geoghegan, 1984


[Закрыть]. Также мы описали характерные черты ОСП, проявляющиеся независимо от страны и общественного устройства. Многие из них, опять же, противоречили принятым вокруг культурным и религиозным нормам. Наконец, мы подчеркивали, что абсолютное большинство людей, получив околосмертный опыт, были убеждены в том, что некая их часть будет жить после смерти. В заключение мы напомнили, что многие аспекты ОСП до сих пор не имеют объяснения и требуют дальнейшего изучения.

До момента публикации статьи лишь немногие из коллег знали о моих исследованиях в области ОСП. На работе я главным образом занимался лечением пациентов клиники и обучением студентов медицинского факультета. Мое отношение к околосмертным переживаниям все еще было противоречивым. С одной стороны, они явно отдавали суевериями и религией, что никак не вязалось с моим «научным» воспитанием – «что видишь, то и существует». Объяснить ОСП посредством физических понятий, таких как силы и частицы, было невозможно – так как же они могли быть реальны?

Но, с другой стороны, они же существовали! И многие люди не просто сообщали о них, но находили их радостным и судьбоносным опытом. Статья, которую написали мы с Яном, выходила за рамки строго академических дисциплин, и мне льстило, что ее приняли к публикации во втором по читаемости медицинском журнале мира. Сам по себе этот факт был поразителен. И пусть теперь о моих необычных интересах узнали коллеги, но я заручился поддержкой одного из самых влиятельных журналов в медицинских кругах.

Однако мое ликование длилось недолго. Спустя несколько месяцев после публикации я получил письмо от Яна. К своему сообщению он приложил письмо в редакцию «JAMA» с жалобами на публикацию нашей статьи об ОСП. Заведующий кафедрой ортопедии из одной из Нью-Йоркских больниц заявлял, что околосмертные переживания – дело религии, а не врачей, и не имеют никакого отношения к медицинскому журналу. Редактор, который видел миссию журнала в предоставлении практической информации практикующим врачам, переслал письмо Яну с предложением опубликовать жалобу вместе с нашим ответом.

Это было уничижительное письмо. Словно я попытался прыгнуть выше головы, а взрослые ребята припугнули меня, чтобы не лез в их игры. Какая-то часть меня порывалась дать сдачи, другая же готова была попросить прощения за дерзость и тихо исчезнуть. «Вот теперь-то, – думал я, – стоит этому письму от заведующего кафедрой появиться в печати, моя репутация и карьера точно будет разрушена». Но к счастью, Ян, сам в прошлом завкафедрой, совершенно не унывал. Наоборот, он взял на себя большую часть работы по составлению ответа, в котором мы сделали акцент на том, что именно врачам особенно важно знать об ОСП и принимать их всерьез.

Во-первых, околосмертные переживания часто случаются в больницах, с людьми, госпитализированными с серьезными травмами или заболеваниями. На тот момент нам немногое было известно о физиологических изменениях в теле человека в ситуации, когда он мог испытать ОСП. Выяснить о них больше мы сможем лишь в том случае, если врачи будут знать о подобном явлении и интересоваться им. Кроме того, околосмертный опыт часто меняет представления человека о смерти, что может иметь колоссальное влияние на его последующую жизнь, в том числе на отношение к лечению. Врачи, небезразличные к судьбе своих пациентов, безусловно, хотели бы понять такое явление, как ОСП, и степень его воздействия.

Письмо с жалобой и наш ответ были опубликованы в «JAMA»[41]41
  «Письмо с жалобой и наш ответ были опубликованы в „JAMA“» – Monroe Schneider, «The Question of Survival after Death» («Вопросы о жизни после смерти»), JAMA 242(24) (1979), 2665; Ian Stevenson and Bruce Greyson, «The Question of Survival after Death – Reply» («Ответ на статью «Вопросы о жизни после смерти»»), JAMA 242(2) (1979), 2665


[Закрыть] через шесть месяцев после нашей первоначальной статьи. И на этом все закончилось. Больше никто не писал в редакцию и никто из моих коллег в Мичиганском университете не спрашивал ни о самой статье, ни о последующем диалоге. В целом история придала мне смелости, и за последующие несколько лет я опубликовал еще не одну работу, посвященную исследованиям ОСП, в крупных психиатрических журналах[42]42
  «…еще не одну работу, посвященную исследованиям ОСП, в крупных психиатрических журналах…» – например: Bruce Greyson and Ian Stevenson, «The Phenomenology of Near-Death Experiences» («Феноменология околосмертных переживаний»), American Journal of Psychiatry 137(10) (1980), 1193–96; Bruce Greyson, «Near-Death Experiences and Personal Values» («Околосмертные переживания и личные ценности»), American Journal of Psychiatry 140(5) (1983), 618–20; and Bruce Greyson, «The Psychodynamics of Near-Death Experiences» («Психодинамика околосмертных переживаний»), Journal of Nervous and Mental Disease 171(6) (1983), 376–81


[Закрыть].

Теперь я чувствовал себя настолько уверенно, что через несколько лет даже провел дискуссию по околосмертным переживаниям на ежегодном собрании Американской психиатрической ассоциации. В ночь перед выступлением по поводу ОСП мне приснился кошмар. Я чувствовал, что мое тело увеличивается. Поначалу это не сопровождалось никакими эмоциями, но я все рос и рос, и вскоре стал больше, чем Земля, и все продолжал расширяться, заполняя собой Вселенную, приближаясь к далеким звездам. Вдруг я осознал, что атомы моего тела не изменяются в размерах. Мое тело увеличивалось потому, что росло расстояние между атомами. Чувствуя, как частицы моего тела отдаляются друг от друга, я впал в панику. Сознание металось между отдельными атомами, а пространство между ними все расширялось и расширялось. Я отчаянно пытался собрать все атомы, помочь им оставаться единым целым, несмотря на увеличивающуюся дистанцию… Я проснулся весь в поту, мое тело била дрожь.

Чтобы успокоиться, я попробовал объяснить себе такой сон. Я осознавал, что это был всего лишь сон и на самом деле я все это время был в постели, и тем не менее, ощущения были ужасающими. Какое-то время я ломал голову, пытаясь понять, что именно так сильно меня напугало, пока наконец не решил, что сон был предупреждением: не торопись, не заходи слишком далеко. Мои отчаянные попытки собрать свое расширяющееся тело воедино выглядели отражением страха нарушить свои моральные принципы. Вынося ОСП на всеобщее обсуждение на профессиональной национальной конференции, не сбился ли я с курса? Я все же смог собраться с мыслями и на следующее утро выступил с докладом, однако презентация была куда более скромной и скептической, чем я планировал.

Через пять лет после начала работы психиатром в Мичиганском университете заведующий кафедрой пригласил меня к себе в кабинет. Я знал, что моя работа в клинике получала высокие оценки, а студенты хорошо отзывались обо мне как преподавателе, поэтому ожидал стандартного подведения итогов. Но едва я вошел, моя уверенность сменилась дурными предчувствиями. За столом тикового дерева, на котором был идеальный порядок, сидел пожилой лысеющий профессор и глядел на меня поверх очков. Я почувствовал себя, как в детстве, когда отец, любящий, но строгий, выговаривал мне за шалости.

Со сдержанной улыбкой профессор сообщил, что руководство медицинского факультета довольно моей работой в клинике и преподаванием, однако именно научные исследования являются главным фактором при повышении и получении постоянной должности. Он заявил, что мне стоит прекратить тратить время на такие «единичные случаи», как ОСП. Сотруднику университета необходимо проводить контролируемые лабораторные эксперименты, в которых участники случайным образом делятся на две группы – контрольную и экспериментальную – и не знают, в какую группу они попали. Очевидно, что заставить людей получить или не получить околосмертный опыт невозможно. Устроить так, чтобы они не знали об ОСП, тоже невозможно. Поэтому, когда встанет вопрос о продлении моего контракта, никакие исследования околосмертных переживаний не будут учитываться, а может, даже сыграют против меня.

Это было настоящее потрясение. На меня тут же нахлынули детские страхи разочаровать требовательного отца. Заведующий кафедрой, человек, которого я ценил как наставника и считал союзником, вдруг сказал, что я не соответствую его представлению об ученом и что изучение ОСП – пустая трата времени. Стараясь сохранять присутствие духа, я возразил:

– У меня несколько другое мнение об околосмертных переживаниях.

– Ясное дело! – рявкнул он. – Поэтому я и говорю с вами сейчас! Я знаю, что такое ОСП, через них прошел мой отец, и мне известно, как сильно они могут воздействовать. Но они не поддаются научному изучению или объяснению, и, если вы продолжите тратить время на подобные вещи, в этом университете вы не задержитесь!

Это был серьезный удар, и как с ним справиться, я не знал. Хотя большинство исследований, которые я провел до сих пор, были посвящены ОСП, я все же не считал их основой своей научной карьеры, да и никто вокруг так не думал. В первую очередь я оставался врачом-психиатром. Большую часть рабочего времени я уделял лечению пациентов, а в остальное время главным образом преподавал психиатрию ординаторам, интернам и студентам медицинского факультета. Изучением околосмертных переживаний я занимался ночами и по выходным. Никто мне за это не платил, так что это было больше похоже на очень увлекательное хобби. Стоило ли рисковать карьерой в медицинском институте ради такого «увлечения»?

Заведующий кафедрой пытался наставить меня на путь истинный и помочь мне остаться работать в университете. Я знал, что мог бы послушаться. Забыть об ОСП и сосредоточиться на научной работе по таким широко распространенным среди психиатров темам, как сильнодействующие вещества и химия мозга или научные методы изучения психических расстройств… Но я уже знал, что околосмертные переживания действительно случались с людьми и подвергали сомнению имеющуюся у нас информацию о мозге и сознании. И я не мог притворяться, что это не так.

Что бы ни было причиной ОСП, они меняли жизнь людей не меньше, чем психоактивные препараты или психотерапия, причем с более быстрым, глубоким и длительным эффектом. Но нередко околосмертный опыт менял не только того, кто его пережил, но и людей, их окружающих. Так случилось со мной.

Природы ОСП я не понимал. Но и никто не понимал ее. Никто не платил мне за изучение ОСП, и вряд ли собирался. Время, которое я посвящал этому «хобби», я отнимал у семьи, в том числе у двоих маленьких детей. Семья всегда была важной сферой жизни и для меня, и для моей жены Дженни. Я был очень благодарен Дженни за поддержку в моих исследованиях ОСП, однако это часто вызывало у меня смешанные чувства. И без этих исследований моя жизнь выглядела полноценной. У меня была семья, мне нравились как работа в больнице, так и преподавание. Какое место занимали околосмертные переживания в этой картине? Семья была, безусловно, первым среди моих приоритетов. Далее следовала работа, а уже потом – изучение ОСП. Чем же я мог оправдать то, что я трачу на них время в ущерб семье и рискую карьерой? Неужели они настолько важны для меня?

Неприятный разговор с наставником выдвинул все эти вопросы на передний план, и теперь мне пришлось встретиться с ними лицом к лицу. Если я хотел сохранить работу, нужно было перестать заниматься ОСП. Но в этом чувствовалась какая-то нечестность. Научная подготовка говорила мне, что сложность изучения и объяснения околосмертных переживаний – не повод отказываться от их исследования. Это скорее причина взяться за них с удвоенной силой.

 Что бы ни было причиной ОСП, они меняли жизнь людей не меньше, чем психотерапия, причем с более длительным эффектом.

Мой руководитель назвал ОСП «единичными случаями». Исследователь околосмертного опыта Арвин Гибсон писал: «Исходными данными для нашей работы должны быть сообщения людей[43]43
  «Исходными данными для нашей работы должны быть сообщения людей…» – Arvin S. Gibson, «Review of Melvin Morse’s Transformed by the Light» («Анализ книги Мелвина Морса «Преображенные светом»»), Journal of Near-Death Studies 13(4) (1995), 273–75, цитата со стр. 273


[Закрыть], прошедших через околосмертное переживание. Не обращать внимания на их рассказы в попытке представить некую деперсонифицированную, усредненную версию было бы с научной точки зрения нечестно… Без рассказов людей у нас вообще не было бы никаких данных для исследования». Мне удалось собрать и должным образом систематизировать коллекцию из более тысячи таких рассказов, а я был лишь одним из многих ученых, занимавшихся ОСП за последние сорок пять лет. Когда так много людей независимо друг от друга сообщают о похожем личном опыте, неужели он не стоит более пристального внимания? На самом деле на протяжении веков случайный, индивидуальный опыт служил источником большинства научных гипотез.

Большинство исследований начинается с того, что ученые собирают, проверяют и сравнивают информацию о единичных случаях, пока не будет выявлен некий паттерн. Исходя из паттернов, строятся гипотезы, которые затем проверяются и корректируются. Набор данных о единичных случаях при тщательном изучении дает неоценимую информацию в медицинских исследованиях. К примеру, такие данные послужили ключом к открытию СПИДа и болезни Лайма, а также обнаружению непредвиденных реакций на лекарства. Как сказал политолог Раймонд Вольфингер полвека тому назад, «„случай“ во множественном числе будет „данные“»[44]44
  «„случай“ во множественном числе будет „данные“» – эту часто цитируемую фразу Раймонд Вольфингер произнес в конце 1960-х годов на семинаре для выпускников Стэнфордского университета. Впоследствии критики часто перевирали цитату, придавая ей противоположный смысл: «„Случай“ во множественном числе еще не „данные“». В первоначальном правильном варианте фраза встречается в работах Нельсона Полсби: Nelson W. Polsby, «The Contributions of President Richard F. Fenno, Jr.» («Достижения президента Американской ассоциации политологии Ричарда Фенно-младшего»), PS: Political Science and Politics 17(4) (1984), 778–81, цитата со стр. 779; Nelson W. Polsby, «Where Do You Get Your Ideas?» («Откуда берутся идеи?»), PS: Political Science and Politics 26(1) (1993), 83–87, цитата со стр. 83


[Закрыть].

Что произойдет, если мы начнем игнорировать единичные случаи, потому что они не подтверждены контролируемыми лабораторными экспериментами? Если я жалуюсь врачу на боль в груди и затрудненное дыхание, я вовсе не хочу услышать в ответ: «Это лишь единичный случай, он не стоит внимания». Я бы хотел, чтобы мой врач серьезно отнесся к симптомам, так как они могут указывать на что-то важное.

Признаком действительно научной работы является следование строго определенной процедуре сбора и анализа информации. Но не всегда в таких исследованиях данные бывают получены в ходе контролируемых лабораторных экспериментов со случайным делением участников на контрольную и экспериментальную группы. На самом деле направлений, в которых научные исследования могут быть проведены с помощью контролируемых экспериментов, не так уж много. В большинстве общепризнанно научных сфер[45]45
  «Во многих общепризнанно научных сферах…» – Jared Diamond, «A New Scientific Synthesis of Human History» («Новое научное обобщение истории человечества»), The New Humanists, ed. by John Brockman (New York: Barnes & Noble Books, 2003)


[Закрыть] лабораторные эксперименты поставить сложно, если не совершенно невозможно, – например, в астрономии, эволюционной биологии, геологии и палеонтологии.

ЗА ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ ЛЕТ ШКАЛА ОЦЕНКИ ОСП БЫЛА ПЕРЕВЕДЕНА НА БОЛЕЕ ЧЕМ ДВАДЦАТЬ ЯЗЫКОВ И ИСПОЛЬЗОВАЛАСЬ В СОТНЯХ НАУЧНЫХ РАБОТ ПО ВСЕМУ МИРУ.

В таком престижном издании, как «Британский медицинский журнал»[46]46
  British Medical Journal, cовременное название, далее «The BMJ». – Прим. пер.


[Закрыть], однажды было опубликовано шуточное исследование на тему «Спасет ли парашют от смерти человека, выпрыгнувшего из самолета». Авторы намеренно не брали в рассмотрение анекдотические свидетельства и заявляли, что будут опираться исключительно на результаты рандомизированных контролируемых испытаний. Естественно, не нашлось ни одного эксперимента, в котором людей случайным образом распределяли по двум группам и заставляли прыгать из самолета с парашютом или без него. Тогда авторы статьи сформулировали вывод: «Впечатление, что парашюты являются эффективным средством, основано главным образом на анекдотических свидетельствах». Далее они предположили, что ученые, принимающие во внимание только данные, полученные в ходе рандомизированных контролируемых экспериментов, будут вынуждены счесть эффективность парашютов бездоказательной![47]47
  «…будут вынуждены счесть эффективность парашютов бездоказательной…» – две цитаты, использованные мной в этой связи, взяты со страниц 1459 и 1461 следующей работы: Gordon C. S. Smith and Jill P. Pell, «Parachute Use to Prevent Death and Major Trauma Related to Gravitational Challenge: Systematic Review of Randomised Controlled Trials» («Эффективность парашютов в профилактике тяжелых травм и возможной гибели под действием гравитационных сил: систематический обзор результатов рандомизированных контролируемых испытаний»), British Medical Journal 327(7459) (2003), 1459–61


[Закрыть] Однако авторы предложили другое решение: «В исключительных обстоятельствах ученые могут позволить себе опираться на здравый смысл».

Разумеется, принимать на веру все единичные сообщения без надлежащего исследования было бы неразумно. Но также неразумно и отрицать все единичные случаи, не разобравшись. Я бы не хотел, чтобы врач, услышав жалобу на боль в груди, решил без всякой проверки, что у меня сердечный приступ. Но я бы также не хотел, чтобы он или она отмахнулись от моего симптома как от случайного и незначительного. Мне нужно, чтобы врач, услышав про боль в груди, попытался выяснить ее причины посредством поиска фактов. И так стоит обращаться с любым единичным сообщением. Признавать их все или отрицать их все без оценки – одинаково ненаучно.

Когда я оправился от того прискорбного факта, что разочаровал своего руководителя, то решил, что исследования ОСП достаточно важны для меня. Но это означало, что я не смогу остаться в Мичиганском университете. Я не собирался дожидаться, пока меня выгонят при официальном пересмотре контракта на предмет повышения и получения постоянной должности. Мне нравилось лечить людей и нравилось преподавать. Посоветовавшись с женой, я решил искать работу на медицинском факультете какого-либо другого университета, где мои успехи в лечении и преподавании будут достаточно ценны, чтобы мне было позволено заниматься ОСП. Все это означало, что всей семье предстоит сняться с насиженных мест. Я не мог просить от жены и детей слишком многого, и решил поискать работу на северо-востоке страны, где жили обе наши овдовевшие матери и наши братья и сестры со своими детьми. Уж если карьерные сложности заставляли меня везти семью через всю страну на новое место жительства, я хотел использовать это, чтобы укрепить семейные узы.

Переезд в Коннектикут оказался благотворным не только для семьи, но и для моих исследований. Было такое чувство, что мы вернулись домой. Теперь мы жили поблизости от родных, и я работал в университете, где мой преподавательский и врачебный труд ценили настолько, чтобы позволить мне заниматься интересующими меня исследованиями, разумеется, с условием, что они будут проводиться качественно. Мне повезло и с коллегами – некоторые из тех, с кем я сотрудничал при проведении научной работы, сами имели околосмертный опыт, многим же он был незнаком. Как ученый, я придаю колоссальное значение интеллекту и критическому мышлению, но осознаю также, что пристрастие к этим качествам может делать мою картину мира несколько предвзятой. Возможность обсуждать мои идеи с людьми, побывавшими «в полевых условиях», прошедшими через ОСП в своей жизни, помогала мне видеть ситуацию под разными углами и не отклониться от курса, не зайти в тупик чисто академических рассуждений. А общение с людьми, менее осведомленными об околосмертных переживаниях, то и дело напоминало мне о том, какими невероятными могут казаться такие рассказы тем, кто впервые слышит об ОСП.

Но даже на данном этапе своей карьеры, когда шкала оценки ОСП широко использовалась исследователями всего мира для проверки того, что они действительно имеют дело с нужным явлением, я знал, что упустил важные вещи. Тщательно разрабатывая научные инструменты и методы и систематически применяя их в изучении ОСП, я видел, что этот феномен обладает куда большей широтой и глубиной, чем отражал мой короткий опросник. Письменный опрос может дать много ценной информации об околосмертных переживаниях, однако многое по-прежнему останется за кадром. В коротких ответах нет того богатства речи, которую слышишь, когда человек устно описывает свой опыт. И люди, испытавшие ОСП, постоянно говорили мне, что, хотя моя анкета и помогает в определении ОСП для научных целей, более полное понимание данного явления потребует от меня рассматривать сообщения об околосмертном опыте куда более подробно.